Во дворе дома № 17 по улице имени летчицы Гризодубовой, раздался громкий смех. Само событие не было бы уж столь неординарным, если бы не два обстоятельства. Смех был чересчур громкий для этого утреннего часа, а во вторых смеялся, да что там: просто ржал изо всей силы своих прокуренных легких, дворник Митрич.
Половина жильцов дома уже встала с постели, правда нужно признаться, не совсем успела ещё проснуться, а остальные обнимали подушки, досматривая остаток утренних снов.
Такого безобразия за дворником еще не водилось. Нет, порой несколько дней мог он, отложив метлу, обмывать получку, что он не человек что ли? Но что бы вот так, разбудить жильцов дома в раннее летнее утро, это – нет!
Дворником, Дмитрием Денисовичем, а попросту – Митричем, все были довольны. Ровно в пять, каждый день, раздавалась его легкое покашливание, а затем, равномерное шарканье метлы по тротуару.
Шух, шу-у-х, туда секунда, оттуда полторы. Это равномерное действо благотворно влияло на мужчин, проживающих в доме. Правда, однажды этот ритм был бессовестным образом нарушен: Митрич, кружился по двору, шуршал метлой в каком-то бурном испанском ритме, притопывая и припевая при этом. Через полчаса, Колька Панин, из квартиры № 24, что в первом подъезде, выскочил на балкон, полуодетый - в очках и одном носке, и заорал: «Митрич, маши метлой как прежде, весь дом с ритма сбиваешь!»
Вот и все нарушения общественного порядка, что смог бы отыскать самый придирчивый жилец нашего дома, который за глаза все жильцы называли простенько – «угол».
Название прилипло, оттого что дом был, развернут по центру, образуя как бы угол, наподобие читаемой книжки.
Архипов, Генрих Валерианович, самый светлый ум нашего дома, как-то подсчитал, что угол разворота «книжки» дома, составляет ровно 127 градусов. А что? С Генриха Валериановича, сбудется, вон он и в физике и математике, да что там, и в астрономии понимает! Не то, что Витек, боксер из шестого подъезда, ему что астрономия, что астролябия, один калач.
А тем временем, в смехе нашего мастера метлы произошли некоторые изменения. Даже не обольщайтесь – тише он не стал, наоборот, величина децибелов возросла, да и к тому же появились возгласы, в которых можно было разобрать пару тройку слов типа: «блин» и «мать»… Подобный поворот события вызвал неподдельный интерес у мужской части дома и некоторое возмущение у женской. Количество зрителей, и само собой слушателей, на балконах увеличилось, и достигло критической массы. Это привело к действию. Решено было собрать комиссию в составе нескольких человек и отправить её к песочнице, где Митрич в клочья рвал утреннюю тишину своим громким ржанием.
Балконный совет, чуть не написал – майдан, выдвинул в качестве делегантов, троих. Естественно Генриха Валериановича, так как он умеет играть в шахматы, Витька, с его кулаками и головой, которой он не раз стучался в доски ринга и Захарыча, тот ничего не умел делать, зато любил участвовать в разных комиссиях и заседаниях.
На сборы и выработку единой стратегии комиссии ушло минуты три. За это время Митрич успел обогатить русский язык семью новыми вульгаризмами, добавить к старым, хорошо всем известным, пятнадцать малоизвестных - трехэтажных, да просклонять слово «мля», девятью способами.
Наконец, отягощенная высокими полномочиями троица, вышла из своих подъездов, и построившись в форме излюбленного боевого клина тевтонских рыцарей, а именно «свиньи», двинулась в сторону дворника Митрича. Впереди, как самый пробивной, шел Витек, а по бокам и чуть сзади более хилые парламентеры.
Приблизившись к песочнице, на скамейке вблизи которой восседал нарушитель тишины и утренних снов, делегация обратилась к нему с суровым вопросом: «Доколе?!» – мол…
Митрич, вытер рукавом своей робы глаза и похлопал ладонью по странице газеты, вот, сами смотрите.
Генрих Валерианович, как самый способный к чтению, продекламировал вслух газетные строчки и впал в состояние шамана только что завершившего свой обряд. К смеху Митрича, к тому времени больше напоминавшего ржание влюбленного жеребца, перемежаемого всхлипываниями, добавился буйный хохот Витька и тоненькие повизгивания Захарыча.
Так как количество балконных посетителей превысило все допустимые нормы, то резонный возглас: «Ну?!», привел членов комиссии в отчетное состояние.
Витек, ткнув пальцем в слегка измятую газету, зычно изрек: «Вот тут написано, что одна баба, вчера в роддоме № 3, родила ажно двадцать одного ребенка!!!»
Все балконы дома № 17, а по простому – «угол», дружно громыхнули смехом.
Звук, заметался в крыльях «угла», сорвал с крыши мирно дремавших голубей, и отразившись, умчался вдаль, туда где по аллее парка совершал свою ежедневную утреннюю пробежку зам главы городской администрации Пухов Сергей Спиридонович.
Сергей Спиридонович, свою затею с бегом не одобрял, более того, считал, что это утреннее рыскание в парке вовсе не добавляет ему ни капельки солидности. Но, как известно, против начальства, не попрешь!
«Тут, оно как – я начальник, ты дурак, ты начальник, я -…» - не успел додумать свою мысль зам главы, как громкий шум, отдаленно напоминающий звук прогреваемого реактивного самолета, и рев трибун футбольных фанатов, по поводу забитого гола, прервал его бег и даже слегка пригнул к дорожке парка. Сергей Спиридонович подумал было, что это метеорит прошумел над его головой. С тех пор как над Челябинском взорвался это небесный камешек, и осколки бултыхнулись в озеро Чебаркуль, сильно забоялся зам главы администрации этой метеоритной напасти.
«Вон сколько стекла побило, это ж хлопот то, хлопот, тамошнему начальству!»
Вот тут и померещилось ему, что над его родным городишком Полесск – Клюевым, тоже «чебаркулькнуло». Когда страх немного отпустил, Сергей Спиридонович, соорентировался с направлением шума и поспешил трусцой к источнику оного.
Он как раз успел к той фазе, когда утренний смех жильцов дома, стал прерываться возгласами, которыми водители характеризуют качество отечественных дорог, а заодно и тех, кто их строил.
- Граждане, спокойно, спокойно, граждане! Предлагаю немедленно прекратить этот несанкционированный митинг! Иначе организаторы его понесут административное взыскание!
Сергей Спиридонович, сделав самое суровое начальственное лицо из всех возможных при одетых на нем кроссовках и трениках, развернулся к Витьку. Тот, взяв газету из рук Генриха Валериановича, протянув бумажный листок, зам главе и ткнул в нужный абзац кулаком.
Начальственное лицо, пробежало взглядом по газетным строчкам.
«Твою»…., «Мать!» - закончил фразу Витек и смахнул навернувшуюся от смеха слезу.
Двумя часами позднее, в редакции местной газеты «Полесск – Клюевский вестник», произведено было заключение.
Заключалось пари.
Журналист Филькин Геннадий Куприянович, и фотокор Мячиков Альберт Степанович, встревоженные более чем часовым опозданием редактора, заключили пари о причине опоздания шефа.
Журналист Филькин, ничуть не сомневался, что причина опоздания банальна до простоты выеденного яйца: вчера редактор получил приглашение на открытие сауны.
Само событие было не столь уж и выдающимся, сауна была седьмая по счету и хотя уровень помыва граждан Полесск – Клюевска несколько возрос, перегрев шеф - редактора в новой сауне, да ещё в сочетании с обильной дегустацией пива, вполне мог стать причиной его задержки.
Фотокор Мячиков, наоборот, утверждал, что эта причина слишком мала для закаленного в пивных баталиях газетного начальства, а вот домашние дела очень даже могли подействовать на начальство и явится причиной опоздания. Резон в этом был прямой – неделю назад, к ним в редакцию, прислали стажера. Во-первых, стажер оказался стажеркой, во-вторых – её звали Людочка.
Ревнивость жены главного редактора городского вестника, зашкалила бы все приборы, если бы таковые существовали для определения этой самой ревности. И тут такой повод – стажерка – Людочка!
Вот «журналюги» и устроили этакий маленький Лас-Вегас, да и выигрыш в пари был немалый – ящик пива!
Когда часы показывали без одной минуты девять, а стажерка Людочка в десятый раз открыла и закрыла блокнотик, с которым она, наверное не разлучалась и во время сна, появился сам шеф-редактор «Полесск – Клюевского вестника» - Капитанов Кирил Мефодиевич.
Фотокор Мячиков было приуныл, так как перспектива проигрыша пари явно замаячила на горизонте. И было от чего. Лицо шефа цветом напоминало вареных раков, что подавали вчера в сауне к пиву. В руке он держал свежий выпуск газетного листка.
- Что это? Я спрашиваю, как могло это попасть в печать?! – гроза загрохотала в тесной комнатенке редакции. Людочка, испуганно открыла блокнот, схватилась за шариковую ручку, словно собираясь законспектировать гнев шефа.
- Вы что? Совсем ….. и далее последовали такие слова, что Даль нервно бы засуетился в поисках ручки или карандаша дабы быстрее записать новые словообороты, а грузчики в Одесском порту с раскрытыми ртами благоговейно внимали бы столь пламенной речи.
Минут через пятнадцать, шеф немного поутих и более изящным языком потребовал объяснений по поводу небольшой заметки на третьей странице вестника, то фотокор и журналист, переглянувшись друг с другом, и начали выкладывать подробности появления взрывной заметки.
Вот что удалось выяснить: вчера, как раз накануне сдачи материала в печать, они убивали свободное время игрой в карты. Мячикову чрезвычайно везло. И вот когда журналист Филькин, взяв свои три карты, состроил на своем лице выражения кота, который в упор не видит сметаны, столь беспечно оставленной хозяйкой на столе, перед фотокором встала сложная дилемма: брать ли прикуп при семнадцати очках?
И тут раздался телефонный звонок. Мячиков, вздрогнул от неожиданности и машинально подтянул к себе карту.
Звонила Людочка. Взволнованным от нечаянно свалившейся на неё высокой ответственности голосом, стажерка сообщила, что не хватает материала в колонку новостей. И не хватало то пустяк – двадцать строчек!
- Так, пиши, - журналист Филькин, торжествуя, разложил свои карты на столе: десятка, восьмерка и валет. «Блин, двадцать!» подсчитал очки Мячиков.
- Ну и что, что у нас всего один роддом? Пусть он будет № 3, у читателя сложится мнение, что с роддомами у нас в городе полный порядок! – поучал стажерку более опытный мэтр журналистики.
- Да, да благополучно родила, - бубнил он в трубку, сколько родила? Сколько?- поторопил он фотокора кивая на неоткрытую карту.
Мячиков, с замиранием сердца перевернул глянцевую картонку. Дама!
- Очко! Двадцать одно! Блин фартит тебе сегодня, - позавидовал он везению фотокора.
- Да, да, так и пишите! – снова забубнил он в трубку, - ну и что? Пусть знают, что у нас в Клюевске тоже рожать могут, не только эт самое, одним процессом заниматься! Все, все, не тяните, давайте в набор! – и бросил трубку раздраженный очередным проигрышем сторублевки.
- Давайте, разгребайте сами свой очередной ляп!- шеф оторвался от начальственного кресла и отправился ликвидировать последствия открытия сауны.
- Пишите, Людочка, - развернулся Филькин к стажерке.
- Что писать, Геннадий Куприянович? – с готовностью распахнула блокнот Людочка.
- Опровержение, опровержение будем писать Людмила! – посуровел Филькин.
- Во вчерашнем номере газеты, была допущена ошибка….
- Досадная ошибка! – поддакнул фотокор Мячиков.
- Да, да! Досадная ошибка! Ну и так далее, что вас там не учили, как писать опровержения?
- Учили, только я не знаю, сколько родила, писать… потупилась Людочка.
- Пишите, как все нормальные люди рожают – один, два…
«Один, два» - строчила в блокноте стажерка, забыв поставить запятую между цифрами.
Во дворе дома № 17 по улице имени летчицы Гризодубовой, рано утром, дворник Митрич, привычно развернул свежий номер городской газеты «Полесск – Клюевский вестник».
