В одном доме жил мальчик. Дом состоял из двенадцати подъездов, каждый в десять этажей. На каждый этаж выходило по пяти дверей. И за каждой жила семья, а то две или больше. Таким образом дом, в котором жил мальчик мог бы вместить в себя жителей целого посёлка, если бы тем почему-то пришлось переехать. Надо сказать, что бывают дома и побольше, но мальчик жил именно в таком, ничем не отличавшемся от соседних.
Папа недавно получил хорошую работу по специальности и сутками пропадал в конторе. Он делал программы для компьютеров-планшетов и очень гордился важным делом. Мама тоже работала, и мальчик оставался заботам бабушки, что каждый день приезжала с другой стороны города на автобусе. Бабушка баловала внука и прощала любую дерзость. Мальчик даже, случалось, колотил её, кричал:
– Не буду кашу. Сама её ешь. Я пиццу буду!..
И печёт бабушка ему пиццу. Или напомнит про уроки:
– Ты чего, совсем? Я уже всё сделал!.. Сама читай хрестоматию!
И бабушка садилась за книгу, чтобы на завтра внучек вспомнил, о чём в чтении речь.
Да только это он с бабушкой король – с папой не забалуешь! Поглядит хмуро, скажет:
– Без образования немало людей живут, и ничего… Не хочется, чтобы ты лишь двор мести умел. Выучись, хоть на продавца, что ли…
Мальчик проникался, да и садился учить. Но папа всё на работе, а дома – бабушка, которой командовать одно удовольствие. Вот и в школе – кого за косу, кого в бок, кого так толкнёт, что двое дерутся, а он не при чём. Из-за угла пальцем тычет да хихикает. Поглядела на безобразие учительница, собрала родителей, говорит:
– Купите детям планшеты, чтобы они на переменах сидели, в игрушки играли, да не бегали.
Другим купили, и мальчику тоже папа принёс. Да не простой, а с логотипом – «круг в вытянутой полусфере, на прямоугольнике» – будто солнечное зарево над дорогой. Но папа сказал, что прямоугольник – это планшет, круг – человек, а полусфера – разные полезные программы. Это логотип его конторы! Мальчик обрадовался, что у него будет планшет! И мама, что не придётся платить за него в магазине.
Да только учительнице облегчение, а дома одно мучение. Нет бабушкиных сил усадить внука за уроки! Да и сядет – всё за пятнадцать минут в тетрадь накарябает, а читать или что посложнее: «Бабуль!». А та вздохнёт: «Не станет бабушки – попомнишь…» А куда деваться? Пусть внучек наиграется, пока детство.
Да только сколько верёвочке не виться, а конец найдётся. Как-то после Нового года бабушка застудилась на остановке и заболела. А тут каникулы кончились: встречать из школы некому, читать некому, стихи не учатся, задачи не решаются. Приходит мама домой и не знает, за что хвататься – то ли еду готовить, то ли одежду, то ли уроки с сыном? Раз просидела за уроками, второй. Да за полночь. А завтра на работу. А начальство сонных не любит – нервничает мама, кофе заваривает. Неделю, другую, пока нервный срыв не случился. Вернулась как-то с работы усталая, а мальчик ей дневник показывает:
– Вот, мама, мне стих учить и рассказ на завтра о перелётных птицах.
А мама как закричит на него:
– Ты целый день в игрульки играешь, а я на работе! Нет бы помочь, так ты вечером ещё школьными заданиями нагружаешь!.. – Схватила мальчика за плечи, как встряхнёт! – А ну, давай свой планшет! Не получишь его больше, пока все уроки не сделаешь!
Хотела мама планшет забрать, да как бы не так, не отдаёт сын. Схватил, крепко держит, огрызается:
– Не кричи на меня!.. Не отдам!.. Мой планшет!.. Не лезь ко мне!..
Только мама сильнее оказалась. Отняла планшет, да с горя в спальню ушла. Мальчик за ней, а у него перед носом дверь «хлоп», и прикрылась. Он её отворять – заперто! Завыл мальчик от досады:
– Отдай, мама! Мой планшет!.. Отдай!.. Мой!.. Я буду, буду делать уроки, только отдай!..
Да так едко выл, жалобно, что не выдержать. Отворила мама, говорит:
– Как напишешь про птиц, отдам.
Видит, мальчик, что по его дело оборачивается, а выть не прекращает:
– Отдай планшет, мама! Я всё напишу, только отдай!
А мама ему твёрдо:
– Напишешь, отдам! – И с планшетом на кухню.
Понял мальчик, что трудиться таки придётся. Побежал скорее, списал с учебника и принёс. Мама посмотрела, смягчилась, говорит:
– Вот можешь же, когда захочешь! На, планшет, иди стих учи. А я проверю.
Прижал мальчик планшет, побежал в зал. Раз прочёл на радостях стих, другой… Так скучно учить! Решил:
– Сейчас чуток сыграю и снова поучу.
Включил планшет, скорей в игру: заслал разведа в одну кормушку, во вторую, в третью… в пятидесятую... Смотрит, первый добежал, разведывает… Бинго – полна коробочка! Вдруг – не входит – влетает мама:
– Это ты так учишь? Слышу – затих, а он тут игрульки снова включил!
Подскочила, схватила планшет, да сына за шкирку к столу, где учебник. А мальчик вывернулся, да нарочно об угол ударился, взвыл погромче, пожалостливее. А мама непреклонна, усадила за стол, ткнула в затылок:
– Учи! – И планшет унесла на кухню.
А мальчик и не учит вовсе. Слёзы давит из глаз, бок трёт и плачет в голос, чтобы чайник перевыть. Мама тогда со злости хлопнула кухонной дверью, да включила там телевизор громко. Подумал мальчик, что всхлипы не слышны. Уткнулся в дверную щель и давай нудеть:
– Отдай планшет! Отдай, он мой! Отдай мой планшет!..
А мама внимание вовсе не обращает, будто не слышит.
– Ах так, – закричал мальчик в щель, – попомнишь мамочка, как ты меня мучала, да поздно будет! – И в зал ушёл месть планировать.
Сел в кресло, а руки занять нечем – подлокотники дерёт. И мыслей никаких. Ему бы учебник взять, да тот хуже колючки. Метался-метался, а перед ним карта географическая с путешественниками, и не придумал ничего лучше, как накинуть одежду и быстрее-быстрее на улицу.
– Посмотрим, кому хуже будет! – Выкрикнул мальчик из коридора и с силой пустил о косяк.
Но дверь удивительно мягко скользнула петлями, притормозила и, негромко щёлкнув захлопнулась. Мальчик недоумённо постоял, прислушиваясь. Тщетно. Никто не торопится остановить его! Может мама просто не услышала? Мальчик порылся в карманах, но ключи остались дома. Представилось, что мама вот-вот бросится за ним остановить. В ужасе, что потеряет сына, мама конечно же простит ему всё на свете и отдаст планшет… Но не случилось ни в подъезде, ни на улице, ни под кухонными окнами на остановке.

Ветер дул за поднятый воротник и мальчика уже пробрало холодом, когда к остановке подкатил автобус. Раскрылись двери. Пахнуло теплом и автомобильной вонючкой, с резиновым запахом «новой машины». Мальчик тоскливо оглянулся на окно кухни, где мама готовила что-то вкусное. Но там было тихо.
– Попомнишь, мамочка, – зло прошептал мальчик, влез в салон и уселся в угол на заднее сидение.
Автобус мягко тронулся. Мальчик знал, что маршруты всегда закольцованы, поэтому рано или поздно предстоит вернуться и попроситься назад. Но к тому времени его обязательно хватятся! И бросятся искать. Вот тут-то он явится и торжественно вернёт себе право играть в планшет, когда захочется!
На остановках входили люди, но мальчик не смотрел на них. В окне проплывали однообразные, убаюкивающие картины: мутные дома, деревья, освещённые блеклым светом фонарей, рекламные стойки, перекрёстки с красноглазыми светофорами. От набившихся в автобус стало тепло. Салон мягко покачивало, баюкая низким гулом мотора. Глаза слипались. Мальчик ткнулся лбом в стекло и уснул.
И снится ему, будто в игре отправляет он мародёров на кормушки, а те пустые: одна, вторая, третья… И так все десять пустыми оказываются, а мяса нет – армию кормить нечем. И скоро дохнуть начнут. Пишет он доминусу: «Дайте мяса!» А в альянсе нет никого…

– Кря-кра-кра-кра-кро-конечная… – заметалось эхом в голове...
Мальчик бешено раскрыл глаза – его колотило от холода. Где? Как? Почему? Медленно вернулись воспоминания о побеге. Он откинул капюшон и взглянул в окошко водителя – за рулём никого, салон пуст и двери нараспашку. Мальчик практично рассудил, зачем платить за проезд? Он медленно встал и зайцем выскочил!
Теперь можно осмотреться. Автобус стоял под фонарём на пустынной стоянке. Вокруг тесно возвышались многоэтажки с чёрными окнами. Невдалеке будка маршрутной остановки. Вокруг ни единой живой души. Нужно дождаться обратного рейса. Конечно, следовало спросить водителя, может перерыв, и он едет обратно? Но где тот водитель? Потому лучше подождать у дороги, вдруг другой автобус уже в пути?
Только мальчик подошёл к остановке, как автобус позади, будто только и ждал, фыркнул, развернулся и стремительно умчался в другую сторону. Мальчик ошалело остановился и рванул было вслед – но где там? Ничего не оставалось, как идти за автобусом по освещённой белым трассе, чтобы сдаться кому-нибудь, сказать: «Я потерялся!» – и отправиться в тёплое помещение ждать маму и папу.
Он шагал и шагал по дороге то вверх, то вниз, преодолевая подъёмы и спуски и никого не встречая. Ботинки скрипели «крип-скрип, крип-скрип», им вторили штаны «фит-фит, фит-фит». Звуки разлетались в хрустальную ночь, колоколом отражаясь от этажей с пустыми окнами и, усиленные многократно, возвращались в центр дороги. И вдруг, среди тёмных панелей мальчик увидел свет! Настоящий, жёлтый свет живой лампочки! Он даже не поверил глазам, потёр их кулаками – в одном из домов на четвёртом этаже ночником горело окно. Мальчик подумал, только дурачки ищут спасения на пустынной дороге, когда вокруг дома. Нужно просто подойти к двери и звонить во все квартиры подряд – кто-нибудь, да выйдет! Пусть даже отругает. Вызовет полицию, отправит в участок, позвонит родителям, да отчитает за него… Ну сколько можно мёрзнуть?
Добраться до первой двери оказалось нелегко. Обычно жилые дома окружены тротуарами и дорожками, а тут снежная целина, не тронутая лопатой. Лишь у самой панели утоптанные тропки змеились от подъездов к остановке. Но на дверях ни звонков, ни домофонов, лишь гладкий серый металл. А высоко, на четвёртом этаже, тёплым солнцем горит желанное окно, может единственное на весь район! Что делать?
Мальчик робко постучал. Эхо, испуганным воробьём заметалось меж домов и исчезло в сером небе. Никто не откликнулся. Тогда он постучал сильнее. Ещё сильнее. Ударил ботинком, пятками – сильнее не бывает!
– Откройте!.. Ну откройте же кто-нибудь!.. – Закричал мальчик и слёзы брызнули из глаз.
Он не любил плакать. Представилось, как кто-то смотрит из чёрного окна напротив и хихикает. От бессилия хотелось удариться о дверь так, чтобы изо всех сил, чтобы либо дверь, либо он! Мальчик уцепился за ручку бить всем весом, но вдруг ему отворилось – незапертая дверь открывалась наружу!
Внутри темно, но лестницы во всех подъездах одинаковы – шесть ступеней до первого этажа, девять до пролёта с маленьким окошечком, девять после… Скоро глаза привыкли и на четвёртом мальчик различил перила и дверные косяки. Звонков нет. Остаётся барабанить пяткой в каждую дверь. И тут из-за второй раздался противный, крякающий старушечий голос:
– Не греми… Открыто…
Мальчик ступил в освещённый коридор:
– Я потерялся!
– Проходи, проходи хороший мальчик, я тебя жду.
В узком коридоре тепло пахло хлоркой и тяжёлым запахом пожилого человека. Маленькая старуха с лицом, похожим на высохшую грушу, лежала в спальной комнате на кровати. Подле неё тумбочка с пузырьками, ведро с нечистотами и кресло-каталка.
– Я потерялся! – Выкрикнул мальчик, надеясь, что из другой, тёмной комнаты появится кто-то ещё.
– Не кричи. Подай судно, – указала больная. Он подал. – Хороший мальчик… – Крякнула она в благодарность и замолчала, на время занявшись делом.
Мальчик огляделся – сесть в каталку постеснялся и, пятясь, вышел в другую комнату с диваном. Усталость клонила лечь, но только присел, послышался жалостный голос:
– Водички… Водички…
Мальчик подхватился в другой конец коридора, где могла быть кухня. Наполнил из крана какую-то кружку и принёс.
– Ты кто? – Удивлённая старуха посмотрела на мальчика, будто впервые.
– Я потерялся…
– А… Я давно тебя жду… – Она посмотрела на кружку, – Водички…
Мальчик попоил её, придерживая руки.
– Хороший мальчик… Судно, подай судно… Таблетку из красной коробки… Запить. Судно… Хороший мальчик…
Старуха прикрыла глаза, будто уснула. Мальчик тихонько выскользнул на диван, но больная снова потребовала раскрыть окно, пить, судно, салфетку. И так раз за разом. Мальчик валился с ног, но не задумываясь всё подавал и подавал на голос. И вот, наконец, уже под утро силы оставили его. Он лёг на диван и более не подымался, несмотря на зов…

Утро выдалось тяжёлым и серым. Вставать не хотелось. В голове шумело и витало чувство потери, будто направил он подкреп на бастион, а бастион забрали враги, и теперь вот-вот оборонительная армия станет лёгкой добычей …
Никто не будил мальчика. Но беспокоила какая-то возня, кряхтение, бульканье. Кто-то включал и выключал кран с водой. Бабуля всегда готовила тихо, как мышь, а тут «хлюп» да «ш-ш-ш-уп»… Мальчик потянулся, просыпаясь, вдохнул запах чужого дома и мгновенно вспомнил пережитое. И проснулся. И вскочил с дивана. Смотрит: чужая комната, чужая мебель, чужие книги на полках, чужие лица в портретах! Всё чужое!
Из коридора раздался скрип – а это старуха в кресле-каталке ярко-жёлтым ореолом светится! От неожиданности мальчик зажмурился, а когда открыл глаза, оказалось, то не старуха, а человек в широком ярко-жёлтом костюме с капюшоном на голове. Жёлтый затолкал каталку в спальню и сам за ней. «Что за человек?» – испугался мальчик? А потом смекнул: «Будет ещё кому пожаловаться». Да как закричит:
– Я потерялся! Я потерялся! Я потерялся! – И кинулся вслед.
Заскочил в спальню, а там на него без внимания – жёлтый старуху на кровать перекладывает, укрывает, одеяло подтыкает. Мальчик от такого невнимания даже замолк. Потом видит, жёлтый вот-вот освободится и снова:
– Я потерялся! Я потерялся!..
– Не кричи, – поморщилась старуха, – плошки не слышат тебя…
А мальчик встал у прохода и плачет нудно, уж это он умел:
– Я потерялся… Я потерялся… Я потерялся…
Жёлтый закончил и повернулся. А лица у него нет! На месте, где у других глаза, нос и щёки мутная серая маска и с трудом угадываются тени глаз и рта. От ужасного видения мальчик сжался и влип в притолоку. Жёлтый, не замечая, прошёл на кухню.
– Плошки не видят тебя… – Усмехнулась хозяйка кровати.
Мальчик совсем растерялся и сел было плакать на пол. Но услышал с кухни шаги и быстрее-быстрее уполз за дверь глядеть в щёлку. А жёлтый принёс поилку с водой, накинул чёрную куртку и вышел из квартиры.
– Ты их не бойся. Плошки послушные. Только не разговаривают. Иди ко мне, хороший мальчик.
Мальчик выбрался из укрытия и осторожно подошёл:
– Бабушка, а кто такие «плошки»?
– Заговорил… Я уж думала, что ты кроме «япотерялся» ничего не знаешь… – Она вздохнула и продолжила, – Плошки – это плошки, они сохранили лица в компьютере и теперь следуют правилам. – У старушки выдалось настроение поговорить, и она продолжила странный рассказ. – Давным-давно внучек добыл откуда-то книгу в медном переплёте. Читать он не любил, мне досталось. Говорилось там про зомби, как старшие правят младшими, а над старшими всегда есть господин из младших, потому их не остановить. Всегда найдётся тот, кто укажет цель. Так вот плошки – это младшие, как рабочие муравьи…
Пока мальчик соображал, чтобы ещё спросить, старуха засопела и уснула.

Голод не тётка. Мальчик решил порыться в холодильнике, что урчал на кухне. Но в нём стояло только ведро объедков. Объедки кушать не следовало, потому мальчик закрыл холодильник и решил обождать, когда жёлтая плошка придёт кормить старуху снова.
«Плошка где-то живёт, готовит еду или приносит её откуда-то. Раз плошки меня не видят, то можно разузнать, как отсюда выбраться. Или, хотя бы, как найти еду». Мальчик попил водички из крана, пождал-пождал плошку, да и перебрался на диван. И уснул.
Снится ему, будто сосед из чужого клана ему осады сбивает, феоды портит. Мальчик только золото снять решил, накопилось, – а тот бах – без разведки ударил, все ресурсы разом утянул. И решил мальчик соседа наказать – выставил на феоде заслон – ждёт. И так сладко на душе в ожидании мести, что и просыпаться не хочется…

Старуха завозилась, позвала: «Водички… Водички…». Мальчик разом очнулся, прижимая руки к груди. «Плошкина работа, пусть занимается,» – морщась от досады, подумал он и крепче зажмурил глаза. И плошка не заставила ждать. Фигура оранжевого цвета скоро затопала по коридору. В одной руке она несла бутыль с водой, во второй – белые судочки на скрепке. Мальчик проследил фигуру в спальню и скоренько пробрался на кухню. Осталось ждать, когда старуха примется за еду. Пусть делится!
Ждать, будто бы и недолго, но скучно. Он решил посмотреть в окно – встал на скамейку и выглянул. И обомлел: по всем тропкам от остановки шли люди. Плотно. Гуськом. Словно ручейки они текли каждый к своему дому, пропадая в подъездах. Мальчик прильнул к стеклу, выглядывая откуда такое? Десятки автобусов один за другим катили по трассе. Которые тормозили на остановке, раскрывали двери и разом выпускали пассажиров, а которые ехали мимо, разгружаться дальше.
– Подождите меня!.. – Затрепетал мальчик и помчался за оставленной на диване курточкой, быстрее влез в рукава и не застёгивая бросился на улицу.
Но не тут-то было. По тёмной лестнице один-за-другим в одинаковых куртках с поднятыми капюшонами шли страшные плошки. Не замечая ничего вокруг. Не реагируя на движения, на просьбы, на крик, на плачь, они топали и топали по лестнице в своих чёрных тупоносых ботинках, держа перед собой тонкие чёрные дощечки и только «фит-фит, фит-фит» свистели чёрные штаны. Мальчик попытался проскользнуть между ними, но вдруг его затянуло в поток и понесло по лестнице вверх. Он пытался выскользнуть, но безуспешно, только больно стукался о стены и углы, перекатывался и получал новый пинок вверх. Внезапно поток, как волной на мелководье бросил мальчика в открытую дверь. Спасаясь, тот вжался в угол, остановился и огляделся. Квартира, точнее помещение квартиры, разделённое узкими стенами на ячейки с кроватями, постепенно заполнялось жильцами. Те, как были в одежде, ложились на свои места.
Одна плошка совсем рядом скрипнула сеткой матраца. Мальчик взглянул на дощечку в её руках. Размером с-книгу, тонкая, грубо окрашенная чёрным лаком, вероятно фанерная или пластиковая планочка с острыми кромками походила на придуманный, игрушечный, детсадовский планшет. Если бы это был планшет – мальчик бы нашёл способ добыть его, но дощечка не стоила того. Между тем большие пальцы плошки скользили по лаковой поверхности, будто управляя программой через экран. Мальчик, чтобы удостовериться, ещё раз внимательно всмотрелся в дощечку, но экрана не существовало! Просто чёрный лак!
Плошки всё проходили и проходили мимо. А мальчик всё стоял и стоял у дверей, выжидая – когда-то они закончатся? Наконец, поток иссяк. Мальчик выскочил на улицу и побежал по свободным тропкам к остановке. Ему хотя бы один автобус! Но трасса опустела. От нескончаемой реки не осталось и следа. Мальчик горестно постоял у дороги, и понуро пошёл назад.

К столу он опоздал – все судочки чистые, сохнут на мойке. Мальчик присел на скамейку дожидаться плошки, чтобы проследить. Та уложила старушку, укрепила судочки в скрепку и вышла. Мальчик за ней. Плошка в соседнюю квартиру. Мальчик следом. Плошка – в секцию, примыкающую к старухиной спальне. Мальчик не отстаёт, глядит во все глаза. А та поставила посуду у кровати и легла пальцами шевелить – ни планшета, ни дощечки – а вот же, лежит и пальцами шевелит, будто в игре правит! Страшно стало мальчику, но и голодно. Пошарил он в секции – ничего съестного, пошарил в соседней – тот же результат. Да и шарить-то особо негде, стены мебелью разрисованы: шкафами, полками, ящиками. А в секции кроме кровати и заглянуть некуда. Глянул мальчик ещё раз на плошку, а сам думает: «Днём пришла плошка жёлтого цвета. Вечером – оранжевого. Может это разные плошки?»
Вернулся он к старухе, открыл холодильник, посмотрел на объедки в ведёрке, вздохнул тяжко, и снова закрыл. Не пришло ещё время с помойки есть…
– Я кушать хочу, – заплакал мальчик старушке. А та спит и не просыпается. – Я кушать хочу… – Заныл он сильнее. А старушка и глазом не ведёт, знай сопит. Ему бы стать над ней, да в крик, как умеет. Но от голода сил уже нет. Вздохнул мальчик, попил водички, да и на диван улёгся. А сам думает: «Всё-равно я отсюда сбегу. Вот завтра рано встану, прослежу, когда за плошками автобусы приедут, да и сяду с ними…» – Помечтал так, да и заснул.
И снится ему, будто папа – доминус. Пишет ему мальчик: «Дайте мяса, грабы пустые!..» – а тот ему: «Атакуй доминион. Сливай пехоту…» Мальчик посылает, а там призовые войска! И ещё больше мяса надо!.. И пехоты уже нет – только первоклассные бойцы. И жалко их о доминион разбивать…

Привык мальчик просыпаться, чтобы его будили. Уже нет сна, а всё в голове витает, что мяса для армии нет – надо бы её в подземелье спустить, от голода спрятать, а он забыл… И никак не вернуть, а так хочется сохранить тонкое, как паутина чувство игры. Потому и лежалось долго. Где те автобусы? Поднялся, когда плошка в голубом старуху на кухню завтракать повезла. Встал мальчик – и за ними, еду клянчить. Сел на лавку:
– Я кушать хочу!.. Я кушать хочу… Я кушать хочу…
Посмотрела на него старуха удивлённо, подняла брови, будто впервые увидела:
– Ты кто такой?
– Я потерялся. И кушать хочу.
Старушка взглянула на плошку, на мальчика, отгребла половину макарон из судочка в крышечку и подвинула ему. Только мальчик собрался скушать, как голубая плошка хвать крышечку, да в ведро с объедками и высыпала. Мальчик даже моргнуть не успел, как лишился своей порции. А старуха макароны ложкой черпает и есть. Мальчик от обиды и несправедливости засопел, да и расплакался навзрыд, что не унять – текут и текут слёзы. Хотел было мальчик убежать на диван плакать, да старушка доела из судочка, разломила батон, намазала паштетом и в своих руках ему подаёт. Поглядел мальчик на плошку, а та замерла, что на уме неизвестно. Откусил мальчик от края старушкиного батона – и такой тот ему чудесный показался, сил нет! Жуёт мальчик, а сам плачет, теперь уж и не пойми от чего.
Угостила старушка мальчика, погладила по голове дрожащей рукой, говорит:
– Покорми мне, хороший мальчик, уточек. А то они уже два дня голодные.
– А где уточки, бабушка? – И вправду, нет же никаких уточек!
– Внучек, ты возьми ведёрко из холодильника, да на двор иди. Сам поймёшь.
Взял мальчик ведёрко, вышел из подъезда, слышит: «Кря-кря-кря!» – с другой стороны дома. И нет туда тропки от крайнего подъезда, только одинокие следы на снегу. Пошёл он по следам и попал на широкую асфальтированную площадку у пустого здания со стеклянными стенами. Под площадкой залегала теплотрасса и снег потаял. Потаял, да в лужи по краям собрался. А в середине кольцом у чугунного люка со звездой стая уток. Увидала мальчика сторожевая утя, закричала громко, звонко: «Ря-га-кра-кра-кра!» Обрадовались утки: всполошились, бегут, кричат, крыльями машут – вот как кушать захотели! Потешные такие, прямо в ведро лезут. Прикрылся мальчик от них рукой, дошёл в самый центр площадки и выложил им на чугунный люк. Утки окружили, принялись клевать. Но не все. Одна встала подле мальчика, кричать не перестаёт – остальных скликает, указания раздаёт. Покричала-покричала, заглянула в ведёрко, не осталось ли? Потом важно подошла к кругу поднятых гузок, клюнула одну, толкнула другую, влезла в круг, да принялась зоб набивать. И так хорошо, весело мальчику сделалось на кормёжке, будто не уткам дал, а удачно бастион захватил, да ещё и оборону вовремя выставил. И забыл он про голод, про плошек, про то, как потерялся. И хотелось просто стоять и смотреть на птиц.
Поели утки, поглядели на мальчика подозрительно, но доверились – расселись вокруг люка чиститься, пёрышки перебирать. А мальчик всё смотрит. Утки, меж тем клювы под крылья от мороза спрятали, да и затихли. И мальчик пошёл.
Как вернулся, зовёт его старушка, спрашивает:
– Покормил утей?
– Покормил, бабушка.
– Какие они?
– Смешные, толстенькие, чистенькие…
Растянула старушка губы в умилении, улыбнулась:
– Ути хорошие… Там их болотце прежде было, одна семейка жила. Согнали с места, магазин выстроили, стоянку в асфальт закатали. А утей тянет на родное. Летят они в облаках по своей небесной, радужной дороге. А путь длинный – лети, крыльями маши. Но устали уточки. Уже бы им отдохнуть. Смотрят, а в сторонку от главной дороги тропочка ступеньками, уступчиками, лесенкой спускается. И ходили по той лесенке прежде и они, и родители, и бабушки с дедушками. Вот свернули уточки с главной дороги, да и спускаются. А высота такая, что и не разобрать внизу. Не знают ути, что впереди – талое болотце или стоянку в чёрный асфальт закатали. Просто память у них родовая, верная. От того из последних сил, что уже не подняться, по старой тропке раз за разом возвращаются. Тепло им. Да так и живут, зимуют у люка. А я их подкармливаю. Кричат, вот, только, спать не дают. Не дают покоя ни мне не плошкам. Может в этом есть их тайное предназначение? Жила тут одна семейка, а нынче уж целая стая!..
И так это всё мечтательно произносила старушка, что мальчик живо себе представил: и дорожку радужную, и тропку родимую с уступчиками и лесенкой, и маму с папой. И так ему тоскливо на душе случилось, хоть плачь. Шмыгнул мальчик носом, утёр слезинку и вдруг вспомнил, что можно бы и у старушки выспросить, как домой вернуться? Говорит:
– Бабушка, а есть ли у вас телефон? Мне домой позвонить, чтобы мама и папа за мной приехали, домой забрали.
– Какой телефон? – Наморщила старая лоб.
И вправду, какой номер телефона у папы с мамой мальчик и не помнит. Звонил всегда из телефонной книги, «Мама» или «Папа» выбирал.
Между тем, старушка вспомнила, что такое телефон, просияла:
– Нет у меня телефона. Был раньше. Куда делся не помню. Наверно подарила кому-то…
– А как вы, бабушка, плошами управляете, еду они вам как приносят?
– Так их внучек мой прислал. Хороший он мальчик, добрый. Выучился в университете на компьютере работать, мечтал много денег профессией добыть. Да кто ж без опыта возьмёт? Мыкался он, мыкался без работы. Приехал как-то ко мне, говорит: «Дай мне бабушка книжку медную, я её продам, а то совсем денег нет на собеседования ездить». Дала я ему, пока блинчики пекла, полистал и говорит: «У меня идея!». Поел и уехал. А через год явился на дорогой машине, с подарками. Говорит: «Я работу нашёл у богатого человека. Делаю компьютер-планшет, раздаю бесплатно людям. А те потом сами деньги приносят много больше». И штучку мне привёз с нарисованным глазом, сказал: «Самая последняя модель!» С тех пор пошла жизнь по-новому. Появилось много с этими планшетами. И всё время они в него смотрят, не отвлекаются – и работают, и смеются, и разговаривают. Даже с друзьями, даже с мамами. Бывало, пришлёт мне соседка сообщение чего почём в магазине, а сама не заходит. Уж и не знаю, жива ли? Или то компьютер из магазина вместо соседки? Кто день и ночь в этом планшете, так денег ни на что больше не тратит, только через него. А вскорости им уж во сне мерещится, как смотрит. Смотрит нарисованным глазом, как живым. Страшно смотрит. Прямо в душу… И невмоготу отвернуться. Понимают люди, что вся жизнь через планшет теперь, а отказаться не могут – ломают, разбивают досточки свои, а всё на круг возвращается. Бывало, испортится планшет, так человек мечется-мечется беспокойно, а потом глядишь – сидит. А он будто бы в экран смотрит, играется, да похихикивает. И как-то стала с их лицами беда делаться. Остались они улыбающиеся в своих программах. А наяву – бледные, бесчувственные маски. Плошки я их зову. Тело тут, а сознание витает… И ничего таким уже не нужно, идут на работу, исполняют всё, что скажут на мусорном заводе, затем возвращаются и смирно лежат, уставившись в дощечки по старой памяти…
Старушка расчувствовалась от воспоминаний, отвернулась, слёзы рукавом трёт. А мальчик всё внимательно слушает, на ус мотает. Узнал он для себя главное – есть у старухи планшет! А через него можно связаться с мамой и папой. И его, наконец, заберут отсюда!
– Бабушка! Бабушка! А где та штучка? Можно посмотреть?
Повернулась старуха испуганная:
– Не нужно тебе смотреть! Только нашёлся, останешься без лица…
– Ну бабушка! Я только одним глазком… Совсем чуть-чуть! В них телефоны делают, я папе и маме позвоню… Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!.. – Мальчик был мастером подлизываться и таки вымазжил у старушки. Оказалось, коробка в диване, где мальчик спал!
Побежал он скорее, достал коробочку. На там знакомый логотип «круг в вытянутой полусфере, на прямоугольнике» - будто бы глаз в прищуре, смотрит на мальчика внимательно. А старушка кричит с кровати:
– Ты только позвони и всё! Не смотри в него. Не лезь больше никуда! Не включай больше ничего! Дай мне его в руки, чтобы я видела, что ты делаешь!
Да куда там! Как увидал мальчик планшет, заблестели глаза, думает: «Номер папиного телефона я не помню, зато в игре есть средство, как папе сообщить леприконской почтой!» Хотел тут-же в игру. Да старуха кричит из спальни:
– Где ты есть? Я хочу тебя видеть! Иди сюда!.. – А мальчик уже из коробки вынимает, – Немедленно иди сюда! – А мальчик уже из пакета достаёт. Загорелись щёки у мальчика, задрожали руки, закружилось от сладкого предчувствия, зашумело в голове.
– Ты что там делаешь? Слышишь, что я тебе сказала, Иди сюда!
– Замолчи!.. Надоела! – Рассердился мальчик, но старуха не унималась. Тогда он сунул ценность под мышку и выбежал на улицу. Осмотрелся по сторонам – в любом из подъездов днём можно найти кучу пустых, тёплых ячеек. Он побежал в последний, поднялся на второй этаж и, наконец, включил планшет. Первым делом глянул в телефонную книгу – а там незнакомый список, нет мамы с папой. Он и не ожидал иного! А потому с чувством выполненного долга загрузил свою игру. А там разведы давно вернулись, доклады устарели. Снова засылать нужно. Пока отправлял, пока ресурсы пособирал, пока войск нанял, пока мародёров на кормушки, пока те вернулись… Время и ушло. Пишет папе-доминусу: «Я потерялся». А тот ему тотчас отвечает, словно только и ждал: «Есть артефакт – компас. Захвати поселение с реликвиями. Только бей лучками, так больше очков заработаешь. А как отобьёшь поселение, держи за собой, жди, пока выпадет компас». А у мальчика-то лучек и нет. Принялся строить, когда ещё наберутся?
А тут, вроде, и мама с работы пришла, котлеты разогревает на кухне. Кричит голос: «Ты уже взрослый совсем. На каникулах можешь поработать, да на выручку купить себе новый планшет, а то этот, старая модель, подтормаживает. И ускорителей в игру…» Удивился мальчик, откуда мама узнала, что планшет у него старый? А про то, откуда мама появилась, не удивился. Встал мальчик с кровати – а он в своём доме. И напротив его книжки и стол, и карта на стене. Вдруг слышит, будто шум какой-то за окном, кряканье – да громко так! Выглянул, а там утки есть просят, его в окне увидали, гомонят. Вспомнил тут мальчик и про уток, и про старуху, и про плошек, и про книжки нечитанные, рисованные на стенах ячеек. Потянулся он к книжкам, чувствует под пальцами не тёплый переплёт, а холодные обои на каменной стене. Испугался мальчик, голову втянул, присел на кровать, уши заткнул, чтобы кряканья не слыхать. Слышит, будто папа пришёл – говорит его голос: «Я тебе планшет новейшей модели принёс! Такого ещё ни у кого нет! Давай включим!» Хотел мальчик папе про стенку холодную рассказать, да любопытство перевесило. Взял он планшет, включил, да и позабыл обо всём…

(12.03.2016)