Правда это али кривда, не ведаю, давно это было аль нет, не знаю, но сказывала мне еще моя прабабка, такую вот историю.
Жили были в одном селении Миколушка, да Варварушка. Жили они мирно да ладно, никогда не спорили да не ссорились, о чужих не судачили, да по напраслины не разводили. Старшой УРода была Любушка, да только надобно сказать, что была она долгожданным первенцем. Поговаривали на селе о том, что наказан Род их, за оплошность прабабки-повитухи. Упустила мол дескать из рук она младенчика-то, отчего тот спустя семь дней отроду дух испустил, а мать-то его, так горевала, что уму разуму лишилась, да в беспамятстве бабку то и прокляла! Оттого говорят долго детки Миколе с Варварой не довались, только Любовь отцовская, да Вера материнская посильнее всякого проклятия будут.
Любушка то у них как народилась, словно светом дом озарила, сама худенькая, как тростиночка, голосок тоненький, звонкий. Бывало засмеется, словно колокольчики по всей деревне звенят, а глаза как у матери, цвета голубых озер, внимательные, смотрит на тебя, а чувство, будто Душу твою насквозь видит.
Росла она девочкой послушной, да ладной, схватывала все на лету. Отец ее буквам учил, да грамоте и почти сразу она читать начала, только вот сердце ее страха не ведало, отчего тревожились за нее больше обычного. Не усмотришь, а она глядь, собаку дикую косточкой кормит или жеребца строптивого за гриву держит, да в ухо ему что-то нашептывает, а сама смеется, будто колокольчиками звенит, а один раз в лес ушла, да так далеко, что всей деревней ее три дня и три ночи с огнями искали, а она полем к соседней деревне вышла и на сеновале от дождя укрылась, да там и уснула.
II
Так они и жили, ни зла, ни страха, ни ведали, а в один из солнечных осенних дней, смастерил отец калиновую зыбку, да в светлице поставил. Мать с одной стороны, у изголовья, нарисовала солнышко лучистое, а с другой, ясный месяц со звездами, из юбки полог сшила, а когда люлька готова была, положила на подушечку куклу-мотанку, позвала Любушку и говорит:
- Смотри доченька, какая кукла в гости к нам пришла, может, скоро оживет? - на что Любушка ответила:
- Две куклы – две! Ты лучше папке скажи, пусть вторую зыбку мастерит, в одну твой живот не поместится! – на что мать только от удивления руками развела.
А в навью седмицу, как листопад пошел, народились у Варвары сразу двое: зеленоглазый Никодим, крепыш с розовыми щечками, да сероглазый Никитка. Младшенький то, совсем слабым родился и болезненным, мать долгими ночами не спала, не ела, все выхаживала его.
Соседи, опять засудачили, вспоминая былое:
- Себя бы поберегла, дом совсем забросила, животина некормленая, а ты все с этим маешься, толку-то, - тяжело вздыхала соседская бабка, - Любушка, совсем закручинилась, ей слово, материнское нужно, доброе, ласковое, а она денно над книгами сидит, все читает. Разговаривать совсем перестала.
- И вправду, - подумала Варвара, - давненько я ее колокольчиков не слышала.
III
День сменялся ночью, за луной приходила луна, Никодим давно уже ползал по светлице и тянул в рот, что ни попадя, Любушка то и дело вытаскивала из его цепких ручек, то жеваное полотенце, то сухарь, то какую-то плошку, а Никитка, все еще лежал в своей колыбельке.
В один из вечеров, взяла она его на руки и говорит матери:
- Последняя луна взошла, если не поторопишься, от сухотки избавиться не успеешь.
- Не урони, смотри, мала ты еще, его на руки брать! И с чего это ты надумала, сухотка, - немного помолчав, мать добавила, - куда торопиться, еще месяц другой и окрепнет, на ножки встанет, будет с братиком бегать.
На дворе почти стемнело, когда мать с криком ворвалась в сарай:
- Микола!
- Чего шум поднимаешь?! - отец отложил поленья, которые ровными рядами укладывал для зимовки.
- Любушка Никитку украла!
- Охолонись, женщина! Ты что несешь? – рассердился отец, - зачем Любушке брата воровать и куда?! Ночь на дворе?
- Сумка дорожная пропала и хлеб, - тревожилась Варвара.
Никодим заплакал.
- Ерунда какая-то, она же совсем еще ребенок! Как она его понесет? КУДА!
- В сумку посадит, и… - она застыла в оцепенении.
- Что? Варвара, не молчи?! Что? – закричал отец.
- Она нынче ввечеру, что-то про сухотку говорила и про последнюю луну.
- Да неужто и ее болезнь одолела!
По округе давно ходила молва, что всех кто буквицу читает, да образы один с другим складывает, болезнь Разум видениями поражает, отчего люди с ума сходят. В чем правда была, там обман, да подвох, им видится, вот многие тем летом в дремучие топи к старой ведунье и отправились, чтобы Душу, Разум и Тело в целости сохранить, да не все оттуда вернулись.
IV
Долго их искали в лесу, да в соседних деревнях, но ни Любушку ни Никитку, никто не встречал, словно их и след простыл.
- Где же искать их, всю округу вдоль и поперек исходили, - сетовала Варвара.
А тем временем Люба, так крепко держала в руках брата, да так быстро бежала, что и глазом моргнуть не успела, как сквозь глушь лесную, да топь болотную прошла и в полночь глухую вышла на поляну. Смотрит стоит избушка, двери, да окна открыты. Зашла она в дом, темно, а кругом ни души, только печь посреди стоит, да в углу муки мешок ржаной.
- Холодно как, - Любушка прижала к себе Никитку - совсем замерз, маленький, как бы не заболел.
И решила она ему одеялко из теста запечь. Схватила ведро, хотела на колодец за водой бежать, смотрит, а перед ней три ведра полны до краев стоят. Отпила она из одного - вода студеная, отпила из другого – вода сладковатая и теплая, зачерпнула ладонями из третьего, а в нем вода прохладная, будто только что из родника. Набрала она воды из трех ведер, замесила тесто, а печь уж теплая.
- Чудеса!
Стала она раскатывать его, чтобы запечь и согреть брата теплым мякишем, слышит, а к дому подошел кто-то, да тихо-тихо спрашивает в окошко:
- Любушка, а Любушку это ты?
- Я! – Удивилась Любушка.
- А ты там одна?
- Нет, не одна. – она с тревогой посмотрела на спящего Никитку. - С сухоткой!
- А ты продай мне сухотку?! – попросил голос из-за двери.
- Не могу, - ответила Любушка и заплакала, - она к моему братцу прилипла!
- А ты ее запеки, она и отлипнет!
- Если я ее запеку, тогда мне придется и Никитку запечь!
- А ты запеки, запеки, - сказал старушечий голос, - не бойся!
Схватила Любушка Никитку, обмазала всего тестом, положила на лопату и в печь засунула. В тот же самый миг, словно вихрь за стенами пронесся, а кругом темно, ни души, только окна от ветра скрипят. Другая бы девочка испугалась, что одна в лесу и в чужом доме ночью оказалась, да вот только сердце Любушки отродясь страха не ведало.
- Пекись, пекись сухотка, - тихо сказала Любушка.
В спину подул ветер, дверь заскрипела.
- Что ты там делаешь девочка? – спросил голос в открытое окно.
- Сухотку запекаю.
- Смотри Никитку не припеки.
- Никого не пожалею и Никитку, и сухотку, всех припеку!
- Ты Никитку то мне продай, - тихо сказал голос.
- Нет, Никитка мне самой нужен, - ответила Любушка.
Вытащила она его из печи, очистила от прогретого теста, взяла на руки, а тесто вместе с сухоткой в окно выбросила.
V
А поутру, как запели птицы, решила она посмотреть кто это всю ночь вокруг избушки ходил. Вышла на крыльцо, а Никитка за ней бежит. Обрадовалась она, что смогла брата от сухотки избавить, обняла его, засмеялась и зазвенели ее колокольчики над всем лесом.
Правда это али кривда, не ведаю, давно это было аль нет, не знаю, но сказывала мне еще моя прабабка, что но на том сказка не сказывается. Люди говорят, что Любушка не только своего брата, но и много других деток, за жизнь свою, от болезней разных излечила.
Комментарии:
1. Повитуха – женщина помогающая появится ребенку на свет.
2. Сухотка – болезнь, сильная худоба.
3. Урод - первородный ребенок в семье, первенец, рожденный у-рода¸ тот, кто является неотъемлемой частью рода и наделен его мощью. Позже произошла подмена понятий: красота (урода) превратилась в свой антипод.
4. Зыбка – люлька. Колыбель сделанная из калины, символизировала бессмертие рода.
5. Полог - защищал ребёнка не только от насекомых и яркого света, но и служил преградой от тёмных сил. Часто полог-оберег, делали из старой материнской юбки, которую та носила во время беременности.
6. Кукла – мотанка – кукла – оберег, сделанная руками матери из кусочков ткани.
7. Морок – нечто, помрачающее рассудок.
