Вспоминали родные, на год раздавая наказы.
Интерес был понятен. Звонкам вперемежку и я
набирал номера, поздравлял, и пускался в рассказы.
Стихло всё, наконец. Расползлись, точно петли, слова.
Впору, снова прикрыть - невзначай обнажённые души,
и наполнив стаканы, пока не болит голова,
посидеть за столами, и умные речи послушать.
А прощаясь, потом, обниматься - так, словно навек
расстаёшься с друзьями, вновь встретиться повода нету.
И шутить, напоследок, чтоб милый тебе человек
принимал все подначки за чистого сердца монету.
И на улицу выйдя, столкнуться с её тишиной,
побрести вдоль заборов, ступая ни шатко, ни валко.
Год, что сложен в архив, ощущая невольно спиной,
отломив от себя, отшвырнуть, как никчёмную палку.
Задохнусь от мороза. По ели рукой проведу.
Чуть прищурю глаза, что слезятся от солнца и снега.
Фейерверка дымок угадаю, поймав на лету;
и шагну на тропинку, которой давно так, не бегал.
Поспешу. Мне пора. Зимний час, как огарок свечи.
Не заметишь, когда - темнота вдруг, окутает плечи.
В этом праздничном дне, разминувшись, вдвоём помолчим.
Может время и доктор, да жаль, что - не слишком то, лечит.
