Вообще-то по паспорту она была обыкновенная Наталья, и собиралась девушка стать не ресторанной певичкой, а настоящей певицей. Учась в консерватории областного центра рядом с их провинциальным городком Наташа с восторгом предвкушала, как будет выходить на сцену известного театра, и конферансье будет объявлять: выступает Наталья Лиманская, солистка, например, театра оперетты. В консерватории на вокальном факультете, на котором блестяще училась Наташа, ей прочили большое будущее. А как же: первые места городских, районных и областных конкурсов непременно были её. И второе место на всероссийском конкурсе тоже дорого стоило.
– Тебе, Наташка, прямая дорога в Москву или Питер, – с плохо скрываемой завистью говорили однокурсницы, а Наташа скромно, но с достоинством, улыбалась, но втайне мечтала о Московском театре оперетты, куда они с мамой однажды попали. После того, как Наташа поступила в консерваторию с первой попытки, мама сделала ей подарок, повезла её в столицу, и, конечно, они побывали во все театрах, куда смогли достать доступные для них по цене билеты. С тех пор Наташа бредила именно Московским государственным академическим театр оперетты, основанным великим актёром и режиссёром Григорием Яроном. Она мечтала, как выйдет на сцену в роли Золушки и Клеопатры, Джейн Эйр или Розалинды из «Летучей мыши». Но судьба перехитрила девушку.
На последнем курсе Наташа влюбилась. До умопомрачения, до чёртиков в глазах. Влюбилась так, что могла думать только об объекте обожания – тридцативосьмилетнем солисте театра города N, приехавшем в областной центр на длительные гастроли. Андрон, так звали возлюбленного, провёл у них в консерватории небольшой мастер-класс. И этого было достаточно, чтобы лучшая студентка курса стала бегать за ним как собачонка.
Он поначалу даже, казалось, ответил на её чувство. Естественно, уложил Наташку-скромницу в постель, удивившись, что она до сих пор девушка, – с такой-то внешностью и талантом. А потом, через пару недель, стал избегать восторженной пассии, тяготясь её молчаливым обожанием и скучностью, как он выражался, в постели.
Ещё через неделю Наташа застала в его гостиничном номере студенточку с первого курса, не очень способную, но хваткую девицу. Степень её раздетости не оставляла Наташе шансов обмануться. А вышедший из душа голый Андрон, ни капельки стесняясь Наташи, предложил ей присоединиться и стать третьей в ночных развлечениях. Девушка выбежала из гостиницы вся в слезах, натыкаясь на припозднившихся прохожих, понеслась по спящему городу, отказываясь поверить, что её драгоценный Андрон так с ней поступил.
А ещё через месяц, когда солист уже уехал восвояси, Наташа обнаружила, что беременна. Обычная, в общем-то история. Мама, с которой жила Наташа, поохала, поахала, но не обвинила дочку в загубленном будущем, а даже наоборот, поддержала её решение оставить ребёнка.
– Рожай дочка, раз уж завязалась новая жизнь, грех на душу брать не надо. Я вот тебя в сорок лет родила, пока не отмолола грехи юности, не могла забеременеть. В молодости всё думала – потом-потом, не до детей было. Три аборта сделала, музыка мне дороже наследников была. И мужа не удержала, и карьеры не сделала. Аккомпанировала своему учителю, а как в тираж вышла, он молоденькую на моё место взял, а меня в музыкальную школу отправил: вот тут-то я и очутилась у разбитого корыта: ни семьи, ни работы нормальной. Только и был – любовник женатый. Уж сколько я слёз выплакала, ребёночка вымаливая. Так что ты у меня, доченька – дар божий. Не повторяй моих ошибок, Наташенька, рожай сейчас. Я тебе с маленьким помогу, вдвоём справимся. Ты, главное, консерваторию окончи, а там видно будет.
Выпускные экзамены Наташа сдавала уже с большим животом, очень поправилась, ноги отекали так, что кроме тапочек никакая обувь не налезала. Пела она, конечно, неплохо, но совсем не так, как раньше, занятая мыслями о том, как побыстрее добраться домой и прилечь.
– Да, не та уж, Лиманская, не та, – качали головами экзаменаторы. – Куда только бархатный голос делся? А тембр? Эх, загубила себе девка жизнь. А какие надежды подавала.
Рожала Наташа тяжело. Малыш был крупный, лежал поперёк, да ещё УЗИ показало двойное обвитие пуповины. Так что пришлось пойти на кесарево, как ни хотелось Наташе видеть рождение своего ребёнка, но его безопасность была дороже. Родился мальчик, богатырь весом почти пять килограмм, сыночек, Максимка.
Малыша, из-за обвития пуповиной и гипоксии, принесли кормить не сразу, а лишь на третий день. Молодая мамаша, держась руками за порезанный живот, стояла под дверью, где лежали груднички, и с тревогой вглядывалась в сморщенное личико сыночка. Когда Максимку принесли, молоко у Наташи уже пришло, и сыночек припал к груди, с наслаждением и причмокиванием получая материнское молочко.
Наташа влюбилась в своего детёныша, как она его называла, сразу и бесповоротно. Он стал центром её маленькой вселенной, смыслом жизни и источником счастья. Мечтавшая о сцене девушка погрузилась в пелёнки, купания, долгие прогулки с головой. Она спрятала мысли о карьеры певицы поглубже в тайный ящичек памяти, куда и прежде складывала свои девичьи мечты. Там уже хранилась картинки счастливой взаимной любви, тёплого дома с непременным обеденным столом посредине большой кухни, и теперь туда прибавилась сияющая огнями сцена, на которой выступает певица Наталья Лиманская.
Первый год после рождения малыша Наташа не работала. Несмотря на внешнюю пухлость, Максимка часто болел, простужался от малейшего сквозняка, а от прикорма покрывался пятнышками диатеза. Наташа взялась закаливать сына, изучала гомеопатию, чтобы исключить применение лекарств. Очень помогала мама, она по-прежнему занималась частными уроками музыки, неплохо зарабатывала и давала дочке возможность посвятить себя малышу. К годику Максимка пошёл, перестал чесаться от новых продуктов, и Наташа стала задумываться о выходе на работу.
– Начать можно с нашего театра, – рассуждала она, уложив сыночка спать, когда они с мамой могли спокойно поговорить, посидеть вдвоём, как они любили, выпить травяного чая. – У нас, конечно, роли не ахти, но будет время потренироваться, вспомнить, вернуть себе форму.
– А я с Максимушкой посижу, расписание учеников можно под него подстроить. А там, глядишь, в садик пойдёт, будем думать, как тебе двигаться вперёд, дочка.
Наташу с радостью взяли в их маленький городской театр, понимая, что талант Лиманской – редкая удача для труппы. Наташа втянулась, играла ведущие музыкальные партии, параллельно вела один курс в их музыкальном училище, но всё чаще грустила, и даже втайне от мамы выслала своё резюме в несколько музыкальных театров.
В садик Максимку пытались отдать три раза. Проходив ровно неделю, мальчик заболевал, причём не банальными простудами, а бронхитом, трахеитом, а в последний раз даже пневмонией.
– Несадовский ребёнок, – констатировала педиатр. – Если есть возможность, пусть посидит лет до четырёх дома, закаляйте, на море летом возите. Перерастёт, это часто бывает у деток с гипоксией. И Наташа дала себе срок – она потерпит ещё пару лет, а потом на время отставит маму с Максимом и поедет штурмовать большие города. Устроится на работу и перевезёт их к себе. Эта мысль помогала просыпаться по утрам, с удовольствием идти на работу и вообще встречать день с радостью.
Мама умерла, когда Максиму было четыре года. Просто не проснулась утром. «Инфаркт, – пожилой врач покачал головой, – а ведь молодая ещё, уж моложе меня точно, а красивая какая», – говорил он, оформляя бумаги, а Наташа сидела у тела матери, сцепив зубы, сжав руки до боли, только чтобы не завыть, не разрыдаться, не напугать сынишку.
Похоронив маму, Наташа стояла перед выбором: что делать и как жить дальше. Отдать Максимку в садик и продолжать получать копейки в театре? Снова отправлять резюме в музыкальные театры? Но в любом другом городе нужно оплачивать съёмное жильё, покупать еду, одежду и развивать ребёнка. Мамина частная преподавательская деятельность позволяла не думать об этом, а теперь все проблемы предстояло решать самой. Наташа попробовала было продать квартиру, но, во-первых, нужно было ждать полгода до вступления в наследство, а во-вторых, стоило их жильё сущие копейки по сравнению с ценами хотя бы в областном центре, не говоря уже о других больших городах.
Помыкавшись в поисках новой, более денежной работы в городке, Наташа почти отчаялась, пока случайно не встретила в супермаркете бывшую однокурсницу, довольно посредственную певицу, хорошо одетую, с дорогой сумкой и бриллиантом на холёном пальчике.
– Сколько лет, сколь зим, Наташка. Вот уж не ожидала тебя увидеть в нашем захолустье. К маме приехала? – любопытствовала бывшая приятельница, а сама жадно оглядывала Наталью, в поисках признаков благополучия.
– Нет, Кать, я живу здесь, маму вот недавно похоронила, сынишку воспитываю.
– Ой, сочувствую, Наташ. Ты ж чуть ли не в Москву метила, и что? тут осталась? – в голосе однокурсницы засквозила жалость пополам со злорадством. – Где работаешь? Чем живёшь?
– Работаю в театре, – Наталья давно перегорела, и мысль о не сложившейся карьере уже не ранила, лишь слегка царапала где-то в глубине души. – А ты чем занимаешься после консерватории?
– Я в бизнесе теперь, – гордо ответила Катя, поглядывая на Наташу с некой снисходительностью. Как же, выскочку Лиманскую обошла. – Начала с программы в ресторанах, теперь с ребятами корпоративы ведём, денежки рекой текут. Мужа себе отхватила, он у нас финансами заведует, сама понимаешь, жену не обижает. В общем, я довольна. Чем в театре копейки считать, – пренебрежительно уточнила она, – лучше иметь постоянные доход, пусть и не от такой возвышенной работы, – фыркнула Катя.
– Может быть, ты и права, – задумалась Наташа, – а знаешь, точно права, спасибо тебе за совет, побегу я, сынишка дома один. Удачи тебе, Катюша. – Наташа убежала, а Катя ещё долго стояла посреди магазина, раздумывая, удалось ли ей уесть неудачницу Лиманскую, и если удалось, то почему та осталась такой довольной, а ей, успешной Кате, так паршиво на душе.
Наташа после разговора с однокурсницей воспряла духом. А почему, собственно, она сама об этом не подумала? Ведь многие их девчонки ещё учась в консерватории, подрабатывали в ресторанах и были довольны. Конечно, она, Лиманская, грезила совершенно о другой карьере, но так это ж было в другой, беспроблемной жизни, когда впереди бы целый мир, лежащий у ног талантливой певицы. А сейчас было не до жиру, так что идея с рестораном казалась вполне жизнеспособной. Правда, в их городке был всего один ресторанчик и несколько кафе-кофеен. Но что греха таить, гордость не позволила бы Наталье петь для своих соседей и знакомых.
Оставив Максимку на мамину приятельницу, (а мальчик так и не ходил в садик, начиная сопливить и кашлять в первый же день) Наташа поехала в областной центр искать работу. Обойдя несколько злачных мест, прочувствовала на собственной шкуре, каково это – продавать свои способности. В одном ресторане ей сразу сказали, что хозяин всегда «пропускает» молоденьких соискательниц через свой кабинет, в другом нужно было петь до последнего клиента, а значит, Максимке предстояло бы ночевать одному, в паре мест зарплата оказалась смешной. Наташа чуть не плакала, она, лучшая студентка курса, не могла найти работу даже в кабаке. Тут ей на глаза попался небольшой вьетнамский ресторанчик «Лотос». «Дай зайду, хуже не будет, – мелькнула мысль, – хоть чаю выпью, говорят, у вьетнамцев какой-то особый чай, не такой как у нас».
Атмосфера была необычной для российского восприятия: везде арки и расписные иероглифами стены, много деревянной обивки, уютные, спрятанные от посторонних взглядов диванчики с кучей цветных, расписанных непонятными символами подушек. Официантки в длинных красно-оранжевых платьях, довольно сносно говорящие по-русски, гардеробщик, с поклоном встречающий посетителей. В этот раз Наташа решила не спешить, осмотреться, выпить чаю, а уж потом заводить разговоры о работе. Несмотря на то, что заказ её был до неприличия скромен, официантка почтительно приняла его, ни словом, ни взглядом не показав, что такая посетительница только место занимает.
Столики были расположены так, что гости почти не пересекались друг с другом, исключение составлял банкетный зал, который, собственно, и интересовал Наташу. Музыкальная установка, высокая сцена, хороший микрофон, – всё это девушка успела разглядеть сразу. В будний день, конечно, живой музыки не было, негромко играл музыкальный центр, не заставляя гостей ресторана повышать голос. Подозвав официантку и расплатившись, Наташа попросила проводить её к управляющему, что и было сделано без единого вопроса.
Без лишних слов пожилой вьетнамец предложил Наташе спеть, выбрав репертуар по своему усмотрению, одобрительно покивал и позвал директора ресторана. Молодой мужчина, европейской наружности, но бегло говорящий по-вьетнамски, прослушал Наташу и тут же предложил ей контракт, методично оговорив все условия. Рабочий день, а скорее, вечер, строго оговорён, заработная плата фиксирована, вознаграждение от клиентов приветствуется и делится с напарником-аккомпаниатором. Оформление, на удивление, официальное, с испытательным сроком в три месяца. Наташа превращается в Натали, и обязуется выучить хотя бы несколько вьетнамских фраз. Тщательно всё обдумав, Наташа согласилась. В конце концов, она за этим и приехала в областной центр, за работой, а какая разница где петь – в русском, грузинском, вьетнамском ресторане – всё одно – не на сцене музыкального театра.
Вопрос со съёмной квартирой тоже решился довольно быстро. Управляющий ресторана по имени Динь подсказал адрес старенькой бабушки, у которой когда-то сам снимал квартиру. Квартирка находилась в трёх остановках автобуса от «Лотоса», в случае чего за полчаса можно и пешком дойти. Бабуля-хозяйка, баба Варя, ухоженная крошечная старушка, жила в соседней двухкомнатной квартире, а однушку сдавала, придирчиво выбирая жильцов.
– Не с руки мне, девонька, всяких проходимцев селить, хлопот потом не оберёшься. Благо, внучок у меня боевой, если что, меня-старуху, в обиду не даст. Но я стараюсь без нужды его не тревожить. Один только раз поселилась у меня женщина, с виду приличная, а потом навела кавалеров полный дом, еле выселили. А Динюшка, это я так вьетнамчика своего прозвала, давно-давно у меня жил, не шумел, потом женился, да детёнка народил, а как съехал, так иногда ко мне постояльцев присылал. Все как один приличные были. Дай Бог, и с тобой уживёмся. У меня бедненько, конечно, но если захочешь, сама что-то поменяешь под себя, да под сынка своего, – словоохотливая старушка понравилась Наташе. Да и не было сил ещё что-то искать, выбирать и привередничать.
Не откладывая в долгий ящик, да что и говорить, боясь смалодушничать и передумать, Наташа упаковала вещи, заказала машину и перевезла нехитрые пожитки на новое место жительства. На мамину квартиру тоже нашёлся жилец, инженер их местного сырзавода. Соседка обещала присматривать за квартирантом, и в случае чего сообщать о непорядках. Наташа, сходив на кладбище и попрощавшись с мамочкой, шагнула в новую жизнь, где она сама отвечала за себя и за Максимку, где не на кого было рассчитывать и неоткуда было ждать помощи.
Самым сложным было решить: куда девать сына на время работы. В ресторан с собой не потащишь, одного оставлять страшно. Пришлось идти на поклон к хозяйке квартиры.
– Баба Варя, вы не присмотрите за Максимкой по вечерам? Сидеть с ним не надо, иногда заглядывать в квартиру, если не трудно.
– Отчего же не присмотреть за мальцом. Мне не трудно, даже в радость. Но только до десяти вечера, потом, не обессудь, спать я ложусь. Сызмальства такой порядок завела, и не меняю, оттого может, и живу долго.
– Вот и славно. Спасибо вам огромное, камень с души упал, – Наташа приобняла старушку, – а Максимка тоже в десять спать будет ложиться.
Забегая вперёд, можно сказать, что Максим ни разу не уснул, пока мама не вернулась с работы. Он упорно смотрел мультики, позднее, читал себе вслух, таращил сонные глазёнки, но не засыпал.
Первое выступление Натали в «Лотосе» прошло как в тумане. Если бы кто-то спросил, что девушка пела, то, кроме неожиданной «калинки-Малинки», заказанной пьяненьким посетителем, она ничего не могла вспомнить. Кстати, основной репертуар был подобран самим директором и менялся в зависимости от времени года, наступающих праздников и больших компаний, оплачивающих развлекательную программу. Дополнительные песни по заказу гостей ресторана очень приветствовались. Петь оказалось легко и даже интересно, несмотря на то, что Пугачева, Аллегрова, Ваенга и Михайлов никогда не были Наташиными кумирами, но арии из «Кармен» и «Волшебной флейты» здесь были никому не интересны (их Наташа напевала дома, закрывшись в душе и включив воду). Сложнее оказалось накраситься и одеться так, как требовал директор ресторана. Боевой раскрас поначалу пугал Натали в зеркале, коротенькую юбочку хотелось одёрнуть, а декольте запахнуть. Но человек, как известно, ко всему привыкает, и Наташа со временем научилась воспринимать сценический образ как роль.
«Мы все играем роли,
На зрителей в надежде.
И если жизнь позволит,
Играть не станем реже»,–
на эти слова Натали наткнулась как-то в интернете, и теперь вспоминала каждый раз, когда задумывалась о том, кто она на самом деле и что делает в ресторане.
Работать оказалось не так, чтобы трудно. Вот пересилить себя и принять Наталью Лиманскую в качестве обслуживающего персонала, певички, поющей по «свистку» нетрезвых посетителей – это было, особенно на первых порах, ужасно. Отработав смену, Наташа частенько запиралась в туалете и ревела белугой, не в силах смириться, принять, забыть… Но нужно было идти домой, где ясноглазый мальчик вглядывался в темноту ночи, ожидая мамочку с работы. Натали превращалась в Наташу, складывала в рюкзачок контейнеры с упакованными заботливыми официантами вкусности (а у них честно и поровну делились нетронутые гостями традиционные вьетнамские блюда: лапша с помидорами и крабами, рисовый пирог на пару, рыба в карамели и апельсины, начинённые кунжутом) и спешила домой, к любимому сыночка, обнимала его, и боль отступала, уменьшалась, а горестный комок обид на жизнь прятался в груди до следующего приступа самобичевания.
Радовало, что Максимка всё-таки пошёл в садик, и болел теперь не чаще остальных деток. Правда, вставать по утрам было тяжело. Ложились оба поздно, засыпали не раньше часа ночи, и Наташе удалось договориться с заведующей детским садом (не бесплатно, конечно), что она будет приводить сына в группу не к восьми, а к десяти. Отправив Максимку, Наташа или досыпала, или шла в магазин, готовила еду, убирала и занималась с учениками. Вспомнив, как ценились уроки у её мамы, Наташа решила рискнуть и оставила объявление в местной газете, разнесла самодельные визитки по почтовым ящикам в те дома, где ещё не поставили кодовые замки. Потихоньку обзавелась учениками, заработала репутацию, но всегда честно предупреждала родителей, что поёт в ресторане, несмотря на диплом консерватории. Вечером забирала Максимку, гуляла с ним, кормила ужином и шла петь для жующих клиентов. И так каждый день, по одному и тому же кругу, как белка, бегущая в колесе внутри клетки, не в силах вырваться и остановиться.
Компании в ресторане собирались разные, очень часто банкетный зал снимали под свадьбы и юбилеи, дни рождения и поминки. Под новогодние корпоративы ресторан бронировался ещё с сентября: готовили здесь вкусно, обслуживали быстро и почтительно, не обсчитывали и радовали музыкальной программой. Постепенно у Натали появились свои поклонники, ходившие в «её дни» и знающие репертуар наизусть. С одной стороны, это радовало, ведь дополнительные чаевые давали возможность ещё немного приблизить мечту о собственной квартире. А с другой, ну что это за радость – петь для жующих и пьющих посетителей?
«Главное, я пою, – убеждала себя Натали, – не теряю квалификацию, ну и пусть, не оперы, а попсу, не Образцову, а Пугачёву. Будет и на моей улице праздник, обязательно будет. Надо только потерпеть немного».
Декабрь выдался суматошным. Каждый день шумные компании, работа не только по чётным и выходным – обычный график ресторанной певички, а, по просьбе директора (ну как ему отказать), каждый день. К концу месяца Наташа совсем выдохлась. Днём отоспаться не удавалось, всё-таки детские ёлки никто не отменял, хотелось порадовать сына представлениями с Дедом Морозом, Снегурочкой и другими сказочными персонажами.
В очередной декабрьский день Натали спешила на работу, чертыхаясь про себя и проклиная переменчивую погоду. С утра ничто не предвещало снегопада, который день стояла сухая погода, температура уже неделю гуляла около нуля, и вот на тебе: в одночасье крупными мокрыми хлопьями пошёл снег, дорога тут же превратилась в полосу препятствий для замшевых сапожек на шпильках, и автобуса, как назло не было, а Наташа уже явно опаздывала. «А что будет вечером, если это всё замёрзнет?» – ужаснулась девушка, но возвращаться времени не было. Управляющий не любил, когда певичка опаздывала, и грозил в следующий раз оштрафовать.
Добравшись до ресторана и наведя впопыхах боевой раскрас, Натали навесила лучезарную улыбку и появилась перед публикой. «Полный зал, вроде бы среда, а не суббота. Откуда их столько», – промелькнула мысль, не мешая, впрочем, выводить очередной куплет разухабистой песенки Ларисы Долиной:
«А в ресторане, а в ресторане, а там гитары, а там цыгане.
И что душа захочет, выбирай, и где-то здесь начинается рай»
– Кто гуляет сегодня? – продолжая пританцовывать, поинтересовалась Натали у аккомпаниатора Серёжи.
– Научная тусовка какая-то. Один вьетнамец диссертацию защитил, вот и празднует.
– Что-то многовато у него гостей.
– Так и радость большая, чего ж не гулять, – начиная новую песню, усмехнулся Сергей. – Учёные люди, интеллигенты, не чета нам, лабухам ресторанным.
«Пьём за то, чтоб жить без слез, чтобы сердцу пелося,
Пьём за то, чтобы сбылось, все чего хотелось нам», –
Почти со злостью запела Натали неизменную на таких застольях Верку Сердючку. «Конечно, они интеллигенты, а мы так, обслуга. Только отчего двое уже похрапывают на лавочках как обычные сантехники, пьяный мужик в расхристанном костюмчике и развязанном галстуке лапает хихикающую молодящуюся красотку, а две дамы с размазанной косметикой, как базарные торговки, не в такт Сердючке отплясывают на сцене?» – мысль мелькала, мешая петь. Сергей даже пару раз толкнул задумавшуюся певичку, перепутавшую слова. Хорошо, что пьяные гости ничего не замечали. «У них праздник, едят, пьют, половину продуктов переводят, хотя за них уже заплачено. А я полураздетая вытанцовываю перед ними, мой маленький сынишка вынужден сидеть один, в ожидании, когда же мама вернётся домой, с сумкой недоеденного этими вшивыми интеллигентами», – затопила сознание злость.
И вдруг Натали абсолютно чётко услышала в голове мамин голос: «Наташенька, детка, тебе тяжело, потерпи, уже недолго осталось. Ты только не становись злой. Не поможет это, не спасёт. Только твоё сердечко очерствеет. Уже скоро всё изменится», – Наташа замолчала на полуслове, крутя головой по сторонам, судорожно пытаясь понять, откуда слышался родной мамочкин голос. Спасибо Сергею, подхватил недопетую песенку, понимая, что с коллегой творится что-то неладное.
– Иди, отдохни, – одними губами сказал он Натали, – я справлюсь. Давай, на тебе лица нет.
Уставившуюся в одну точку Натали, сидящую на корточках в комнатке, где переодевался персонал, обнаружил управляющий, но ругать не стал, а, погладив по голове, отправил домой.
– Иди-ка ты, Натали, восвояси. Отдохни до субботы. Тебе в новогоднюю ночь петь до утра. Нужно выспаться и быть в форме. Сможешь?
– Смогу. Только, – замялась Наташа, ¬– мне сына не с кем оставить. Новогодняя ночь, как же он один будет? Можно, я его с собой приведу? Он в уголочке посидит тихонько, мешать не будет. Можно?
– Приводи, – скупо улыбнулся Динь, – пусть повеселится пацан.
– Кам он, Динь, – поблагодарила Натали по-вьетнамски, ¬– ты добрый.
– Я не добрый, я справедливый. А дети – это счастье. У меня три счастья, у тебя – одно. Иди домой, Натали, с наступающим тебя Новым годом, ¬ совсем по-русски сказал Динь. – Там биэт (до свиданья), Натали.
– Там биэт, Динь.
– Ты сегодня рано, мамочка, – обрадовался Максимка. – Ой, только ты работу не смыла, – провёл он ручкой по Наташиному лицу и показал цветные блёстки от косметики.
– Совсем забыла, сынок, сейчас умоюсь и будем с тобой комнату украшать к Новому Году. А завтра не пойдёшь в садик, поедем за ёлкой.
– Ура! У нас в доме поселится праздник! Я уже салфетки приготовил – снежинки вырезать, и гирлянду из колечек мы с тобой, как в прошлом году, с бабушкой сделаем! – Максим подпрыгивал от радости, а Наташа зашла в ванную, смыла косметику и уставилась на себя в зеркало.
На неё смотрела измученная женщина, выглядевшая старше своих двадцати восьми лет, с поперечной морщинкой между бровями и усталым взглядом. «Надо перестать есть себя поедом из-за этой работы. Мамочка права, я злюсь на людей. А никто не виноват, что так сейчас сложилась моя жизнь. Я сама принимаю все решения, а значит, сама отвечаю за свои поступки. Нужно собраться, доработать до весны и попробовать. Нет, – сама себя перебила Наташа. – Не пробовать, а найти работу по душе. Пусть даже придётся ещё пожить на съёмной квартире, если не получится купить свою. Ничего, тысячи людей живут и не ноют. Будет стимул идти вперёд! – Наташа улыбнулась своему отражению и ей показалось, что мамочка где-то рядом, и она одобряет эти слова. – Вперёд и вверх», – громко сказала девушка и подмигнула своему отражению.
Новогодняя ночь выдалась морозной и снежной, огоньки гирлянд перекликались между собой, из каждого окна словно пахло праздником. Наташа с Максимом проводили старый год дома, рядом со своей ёлочкой, любовно украшенной игрушками и фонариками, и отправились в ресторан. На удивление, Наташа не грустила от того, что придётся работать в новогоднюю ночь. Ведь её драгоценный сынок, её маленькая семья была рядом, а это самое главное.
Динь вручил Натали и её сыну запакованные подарки, велев не открывать до боя курантов. Наташа даже в порыве благодарности чмокнула пожилого вьетнамца в щёку, растрогавшись от такого внимания. Максимку усадили за маленький столик, приготовленный для работников ресторана, где его тут же стали учить вьетнамским словам свободные от работы официантки. Натали с лёгким сердцем взяла микрофон и запела.
– Ты сегодня другая, свободная что ли, – удивлённо подметил Сергей. – Поёшь от души, а не для галочки. Случилось что?
– Спасибо, Серёж, я просто поверила в себя. Вот и всё! – Песни сменяли одна другую, после боя курантов зал взорвался криками и поздравлениями, посетители высыпали на балконы смотреть салют, а Наташа, улучив момент, подошла к сынишке, незаметно положив под ёлочку в центре зала подарок с надписью «Хорошему мальчику Максимке».
– С новым годом, Максимушка, с новым счастьем!
– И тебя, мамочка, с новым счастьем!
– Моё счастье всегда со мной. Это ты, мой маленький сыночек. Пойдём посмотрим под ёлку, может быть, там есть сюрприз от деда Мороза.
– Конечно есть, ¬– пробасил рядом чей-то голос.
– Ой, мама, это же настоящий дед Мороз, – прошептал Максим, схватив Наташу за руку.
– Конечно, настоящий, с подарками, как положено. Давай отпустим твою маму, ей нужно петь, а мы с тобой посмотрим, какой подарок тебе достанется в этом году.
Максим доверчиво вложил руку в огромную лапищу деда Мороза в красной варежке и пошёл с ним к ёлке, а Натали вернулась к микрофону.
– Откуда он взялся? У нас в программе его не было, – спросила она Сергея. – В сценарии только Снегурочка и баба Яга.
– Не знаю, не знаю, но подарки Мороз уже раздаёт. Ну что, поехали?
«Потолок ледяной, дверь скрипучая,
За шершавой стеной тьма колючая.
Как шагнёшь за порог — всюду иней,
А из окон парок синий-синий..» –
Запела Натали, под аплодисменты публики, а сама то и дело искала взглядом повеселевшего Максима. Она так и пела всю новогоднюю ночь для него, для своего сыночка, и ни разу не возникла предательская мысль, что она, Наталья Лиманская, занимается не своим делом. К пяти утра народ стал расходиться, усталый персонал убирал со столов, Наташа и Сергей свернули аппаратуру: праздник закончился. Максимка посапывал в кресле, заботливо укрытый пледом.
– Придётся будить, я его не дотащу, – с сожалением сказала Наташа, опускаясь на корточки рядом сынишкой.
– А давайте я вас отвезу. У меня машину недалеко стоит.
– Ой, дед Мороз, ¬совсем по-детски улыбнулась Наташа. – Я думала, вы давно ушли.
– Ну какой же праздник без меня, – усмехнулся тот в бороду. – Поехали?
– Сейчас, я только умоюсь, а то Максим не любит меня такую, просит смывать работу, – улыбнулась Натали.
Вернулась она быстро, и дед Мороз с интересом поглядывал на Наташу без грима, в обычных джинсах и свитере.
– А вы так гораздо красивее, чем при полном параде.
– Вот и Максимка так говорит.
– Устами младенца, ¬ рассмеялся дед Мороз. Я, кстати, Виктор.
– А я Наташа.
– Это я уже знаю, мне ваш сын все уши прожужжал про свою замечательную мамочку.
По дороге разговорились. Вернее, говорил в основном Виктор, у Наташи после новогодней ночи язык еле шевелился.
– Я директором завода раньше работал, в соседнем районе. Мы с приятелем начинали с цеха по производству мебели, потом завод открыли. Но конкуренты активизировалась, а мы в финансовых делах чайниками оказались, вот и обанкротились. Жена от меня ушла, не захотев жить с неудачником. Я даже запил с горя, ожесточился, винил весь мир. Потом, правда, дал себе волшебного пендаля, бросил пить, стал работать простым инженером. Потом решил, что могу начать всё с нуля. Теперь вот у меня снова цех по производству мебели. А сегодня я осуществил мечту – побыл дедом Морозом, – улыбнулся он. – Кстати, я раньше пару раз заходил в «Лотос», слышал, как ты поешь. А сегодня ты вообще волшебно выступала. Тебе на сцену нужно, а не в ресторане петь. Ничего, что я на ты?
– Нормально. Нужно-то, нужно, – у Наташи не было сил спорить и что-то доказывать, – только вот никто красную дорожку пока не расстелил. Но я обязательно вырвусь отсюда, и ты ещё услышишь о певице Наталье Лиманской по телевизору, – последняя вспышка окончательно лишила Наташу сил, и она уснула на сидении рядом с Максимом. Виктор довёз девушку с сыном домой, помог занести в квартиру спящего мальчика и, как настоящий дед Мороз, исчез с окончанием новогодней ночи.
Кто знает, какое завтра ждёт Наташу Лиманскую? Новый день вступает в свои права, новый год уже начался. Что принесёт он певичке Натали? Что изменит в её судьбе? Придёт ли Дед Мороз к ней и её сыну снова, или волшебство новогодней ночи развеется как сладкий сон? Кто знает…
А пока Наташа сладко спит, и во сне она стоит на сцене музыкального театра, ей рукоплещет зал, а среди зрителей прима Наталья Лиманская видит Максима, важного от гордости за маму, и …да, она не ошибается, деда Мороза с букетом алых роз. Но, тсс, это пока только сон.
Теги:
