[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 3
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Проза » Феликс Фельдман (рассказы, эссе, очерки)
Феликс Фельдман
Phil_von_Tiras Дата: Четверг, 05 Ноя 2015, 15:15 | Сообщение # 1
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Отдача

Вчера пришёл из клуба литераторов удручённый. Обижать не люблю, но и молчать не умею.
В перерыве подходит ко мне Виктор Иванович, человек уже пожилой, в прошлом торговый работник, ныне поэт. Спрашивает:
– Давид, ты как думаешь, рифма дача – Маша хорошая?
– Да ты что, – отвечаю, – возьми дача – удача, отдача, кляча, наконец.
Не выдержал и поругал. Отдача...
Позавчера ни с того, ни с сего приснилась Валентина Антоновна. И сегодня тоже. Неспроста это. Ей сейчас лет за девяносто что ли? Померла должно быть. Смерть экстрасенс. Сообщает кому считает нужным. Потому, видимо, и приснилась. А было так давно! Отдача, удача. Застряло в голове. Философский вопрос: тогдашняя отдача была бы для меня удачей? Сомневаюсь. Во всяком случае Валентина Антоновна свою роль всё-таки сыграла...

1
В выпускном классе средней русской школы, я решал, кем мне стать. В первом варианте хотелось − писателем. Слесарем, столяром, сантехником – не мечтал. И напрасно. Был бы им, жил бы припеваючи. Так жилось у нас в СССР. В классе я сделал неожиданно для всех доклад по творчеству М.В. Исаковского, бегал в литобъединение при газете «Молодёжь Молдавии», а, когда изучали А.С. Пушкина, мечтал о своём «Евгении Онегине». С тех далёких времён моего «творчества» запомнилось лишь одно четверостишие (остальные были ещё хуже), посвящённое соседке по парте:

«Мы в жизнь войдём не лёгкою дорогою
и беззаботного не ищем мы пути,
но, если сердце захлестнёт тревогою,
то отдохнёшь ты на моей груди».

Собственно, моему решению посещать литобъединение я обязан именно этому стихотворению, которое высоко оценил Валерка Друцэ, будущий известный сценарист, влюблённый в ту же соседку. Но в кружке я потерпел фиаско. А дело было так. Я написал психологический рассказ о тяжёлой судьбе многодетной пожилой женщины, которую избивал, причём при детях, контуженный на войне муж. Это была правда, я знал такую семью. Они жили через стенку. Но рассказ жестоко раскритиковали, мол, куда уж неоперённому девятикласснику вникать в сложные психологические переживания и муки простой советской женщины. Разобидевшись я хлопнул дверью, и на этом моя писательская карьера завершилась.
С Валентиной Антоновной знаком я ещё не был.

2
Вследствии крушения на литературном поприще во мне затеплилась надежда стать философом. Виновата была в этом не Валентина Антоновна, а «Диалектика природы» Энгельса, которую я прочитал от корки до корки в десятом классе, случайно обнаружив в детской бибилиотеке. Фридрих победил, но это была мечта, осуществление которой я стал пробивать много позже. Если считать по пальцам, то третья, а между ними переливалась всеми цветами радуги, криками «Браво!» и преподнесёнными букетами вторая. Об этом позже.
Так вот о философии. Философом я тоже не стал, стал её преподавателем. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Философы это ведь редкость, тончайшие соки человеческой духовности. В ту или иную эпоху их точно можно пересчитать по пальцам одной руки. Они встречаются еще реже чем гениальные поэты.
После окончания философского факультета меня каким-то чудом взяли на кафедру марксизма-ленинизма в Кишинёвский институт искусств, куда я приехал из Караганды, почти как из ссылки. Собственно, вуз был доброй старой консерваторией со всеми присущими ей особенностями, но разбавленный факультетом культурно-просветительной работы. Все отделения музыкальных дисциплин располагались в красивом старинном здании, построенном в начале 20 века. Здесь я в основном и обитал со своими лекциями и семинарами. Культпросвет, сокращенно КПР был совершенно иным миром, в другом здании, казённом строении советского образца. Захаживал туда я редко, но однажды выполнял какое-то поручение и, случайно, повстречал Валентину Антоновну. Она преподавала там вокал.
Как и всякий институт, этот тоже мог кое-чем гордиться. Например, певцами. Скажу лишь, что некоторых знает весь мир. А другие, возможно и не столь знаменитые, но достаточно известные, были моими студентами. Но именно с философией у вокалистов всегда туговато. Более бестолковых я не встречал и конфликты с их преподавателями, как правило, запрограммированы. Власти стремились выращивать национальные кадры, а поскольку Молдавия от природы музыкальна, то будущих певцов рекрутировали прямо из деревень. В институте белолицый и грузноватый профессор оперной подготовки Милютин, этакой вальяжный, холёный русский барин в узком кругу по поводу их ворчал:
– Растут над собой,- и добавлял.- Если они в 35 только поступают, а в 40 закончат, да ещё лет десять будут нарастать культурой, то когда и где солировать? Разве что перед ангелами?
Однако, Валентина Антоновна на исполнительском факультете не преподавала. Квалификация не позволяла. В институте я её сразу и не приметил, хотя она не очень изменилась, а прошло более пятнадцати лет. Когда же узнал, не поверил ни глазам своим, ни самой встрече. И она как-то робко и боязливо отводила глаза. Делала вид, что не узнает.

3
Итак, открою тайну моей второй мечты. Я хотел стать знаменитым певцом. Мне были знакомы и я пел все популярные песни, которые исполнялись по радио, но больше тяготел к классике. С моим приятелем по страсти к пению Яшкой Глейзером, чей старший брат был профессиональным певцом, мы солировали друг перед другом. Сами же себе хлопали. Однажды, у его брата, слушавшего меня, навернулись слёзы, и он заметил:
– Молодец, душевно поёшь.Только неправильно.
Петь я начинал, наверно, еще в утробе. На это у меня есть свои основания. Фамилия моей бабушки по матери была Канторжи, несколько искажённо-турецкая. Однако, её часть «кантор» подсказывала мне, что в роду были синагогальные певцы. У бабушки, кроме мамы, две дочери и трое сыновей, но великолепным лирическим сопрано обладала только мама. Никакого вокального образования она не имела, и о наличии красивого голоса с одинаково богатыми обертонами во всех регистрах и не подозревала, как и я. Но когда она пела у открытого летнего окна, все соседи высыпали из своих квартир и тихо, в восхищении качали головами. На шаливших во дворе детей шикали, и они замолкали. К сожалению, мой голос оказался не канторским, но был цепкий музыкальный слух. Сбить меня в вокальной партии не мог целый хор. Поэтому наш хормейстер в Доме пионеров заставляла меня после распевки несколько раз пропевать партию вторых голосов, что всегда смущало, но согревало. Такая ситуация навела на мысль прийти после окончания десятого класса в Дом молодёжи и записаться на сольное пение. Вела класс вокала Валентина Антоновна. Мне было семнадцать лет. Ей − за сорок.
Наши отношения в течении учебного часа складывались по-деловому. Я проявлял рвение. А после меня на занятие приходил Дима Чебан, и я, с разрешения Валентины Антоновны, оставался послушать. У Димы был прекрасный густой баритон. Кто-то и надоумил его прийти в студию. Опыта пения, даже квартирного, у Димы не было. По-моему, и особого желания петь тоже. К тому же, если верна поговорка: «Медведь на ухо наступил», то Диме − слон. Это злило Валентину Антоновну, она комично разводила руками, будучи женщиной дородной, в теле, и кричала:
– И чего вы, баритоны орёте. Петь надо! Вы меня поняли, милые оболтусы, пе-е-еть. Ваш голос должен обволакивать публику.
Поскольку при этом стрелы из её раскалённых глаз летели и в мою сторону, я виновато опускал голову, понимая намёк. И действительно, сдавая ей вступительный зачёт, я просто проорал третий романс Демона Рубинштейна и его же Эпиталаму Виндекса из «Нерона». Тем не менее, она меня оставила у себя.
Называя Валентину Антоновну женщиной дородной, я из деликатности слукавил. В действительности была она приземистой, с большой рыхлой грудью, маленькими хитроватыми глазами и, увы, обладала каким-то особым запахом тела. Она пела в оперном хоре и попала под сокращение. Что-то не ладилось у неё и с мужем, о чём узнал я позже в институте.
В течении месяца, а урок был раз в неделю, Валентина Антоновна поменяла мне весь певческий репертуар. Вернее, запретила петь что-либо, кроме весьма простеньких песен под гитару по её выбору. Мне это не нравилось, поскольку больше угнетало, чем соответсвовало моему эмоциональному состоянию. Но параллельно она занялась со мной вокальной техникой. Я должен был правильно стоять, расслаблять плечи, не опускать и не задирать при пении голову, контролировать работу нёбной занавески, не напрягать шею и освобождать горло. Дома я отрабатывал артикуляционные упражнения, а на уроке она проверяла домашнее задание, и мы немного пели. Наконец, приступили к важнейшей части техники – вокальному дыханию и здесь начались с её стороны странные придирки.
– Подойди ко мне! – скомандовала Валентина Антоновна, переходя вдруг на «ты».
– Дыши животом, на выдохе выталкивай воздух толчками. Развернувшись на вращающейся банкетке, она схватила меня обеими руками за талию.
– Ты должен почувствовать вот эти косые мышцы и работу низа живота,– она продвинула правую руку к низу моего живота и задержалась на нём,- ощущаешь?
Мне стало неуютно.
– Вдыхай небольшими толчками. Нет, не так,– голос её дрогнул и левой рукой она попыталась придвинуть меня к себе поближе.
– Да! Уже чувствую,– соврал я и попытался освободиться.
– Не научишься дышать, никогда не сможешь хорошо петь,- нравоучительно проговорила она, вдруг раздражаясь.– Ложись на пол, я покажу тебе упражнение, и она вышла из-за пианино.
– Но ведь здесь не чисто,– промямлил я, засомневавшись.
– А чисто петь хочешь»?– соврала на этот раз она, потому что я всегда пел чисто.
Как-то неуклюже я повалился на грудь.
– На спину!– последовала команда.
Валентина Антоновна сняла с полки книгу, положила её мне на живот и ловко примостилась рядом на полу, несмотря на обильность её тела.
– Если дышать будешь не грудью, а животом и глубоко, ты увидишь, как высоко поднимается книга,– сказала она и вновь положила свою руку мне на низ живота.
– Начали!
Обречённо, я стал дышать, стараясь изо всех сил подбрасывать животом злополучную книгу. Прошла минута-вторая. Валентина Антоновна руки не снимала, она то слегка вдавливала его, то делала круговые спиралеобразные движения по часовой стрелке. Прошло ещё пару минут, я уже уставал дышать, кружилась от глубоких вдохов голова.
– Хорошо, милый, правильно, молодец,– Валентина Антоновна вдруг перешла на придыхание, грудь её вздымалась, выражение лица показалось мне странным. Я испугался и вскочил на ноги.
– Валентина Антоновна,– взмолился я,– ну, покажите мне, пожалуйста, другое упражнение.
Она застыла и, став сперва на колени, с напряжением поднялась на ноги.
– Ладно.– Вымолвила она неожиданно примирительно, передвинула банкетку на середину комнаты, села и вновь подозвала меня к себе.
– Ты ещё долго не сможешь правильно дышать. Я покажу, как это надо делать. Положи руку сюда,- и она поместила мою правую руку себе за спину,- а эту сюда.- И она попыталась положить левую руку прямо на пышную грудь. Я инстиктивно отдёрнул её и переместил под самое горло.
– Ниже!– рявкнула Валентина Антоновна. Повинуясь, я опустил руку на сантиметр ниже.
– Ещё ниже,– сказала она и стала глубоко и сильно дышать.
Тело её колыхалось, как меха в кузне моего дяди в Бендерах, в крепости которой прятался от Петра Карл XII. Моя правая рука утопала в рыхлом теле, как немец в белорусских болотах, а от левой Валентина Антоновна требовала спускаться всё ниже и ниже, до живота, до самого его низа, чтобы, наконец, до моей глупой башки дошло, что такое правильное вокальное дыхание. И рука моя опускалась и опускалась до тех пор, пока эта глупая башка девственника, догадалась, чего, собственно, хотят от низа живота.
Я схватил с инструмента тексты песен и выскочил за дверь.

На следующее занятие я не пришёл. Но через неделю всё-таки явился. Меня встретила, перехватив в коридоре, Эмма Эммануиловна, седая сухонькая секретарша и, по совместительству, зав. отделом кадров. Не поднимая глаз, она сообщила, что в дальнейших занятиях мне отказано.
–Почему?– Выдохнул я изумлённо.
– Валентина Антоновна сказала,– смутилась она,– что от вас нет отдачи. Я развернулся и ушёл. Певцом я тоже не стал и петь хорошо так и не научился. Ну и слава богу.

Октябрь 2015


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Понедельник, 04 Янв 2016, 20:36
 
Phil_von_Tiras Дата: Пятница, 27 Ноя 2015, 14:19 | Сообщение # 2
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Яблоко...

Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Пятница, 27 Ноя 2015, 14:43
 
Phil_von_Tiras Дата: Пятница, 27 Ноя 2015, 14:31 | Сообщение # 3
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Яблочко

Маме, о том, что собрался на Днестр, Мишка ничего не сказал. Когда по городу разнеслась весть об утонувшем на «Сухом Лимане» мальчике, ходить на Днестр без взрослых было строго запрещено. Плавать Мишка не умел.
«Сухим Лиманом» называли, собственно, ручей, который разрезал Западную и Восточную половины города Тирасполя. Большую часть года он действительно был сухим. Его русло пролегало по левой стороне небольшого парка. Оно шло через низину, ничем не застроенную. Над ручьём был переброшен мост. А перед и за ним устье ручья, впадавшего в Днестр, было достаточно глубоким, а берега крутыми. Днестр же река непредсказуемая. В период вскрытия льда, в марте-апреле его разливы были в те времена столь значительны, что вода заполняла всю низину «Лимана», а иногда и прибрежные улицы города, добираясь почти до «Свердлова», на которой жил Мишка. Эти разливы случались даже летом и осенью, когда в Карпатских горах таяли снега или шли продолжительные проливные дожди.
Ребята с Мишкиного двора прекрасно знали и это, и про утопшего мальчишку, да и сами любили купаться ранним летом в «Лимане», потому что вода там стояла долго, была теплее, чем в реке, и было мелко. Ныряли смельчаки и только у моста. Утонувший мальчишка был приезжим и русла ручья не знал. Ныряя, он ударился головой о камень и, с точки зрения ребят, сам был виноват; потому и запрет родителей они считали несправедливым.
Мишка ещё и потому не хотел просить у матери разрешения, что в это летнее июльское утро ребята собрались и не купаться даже, а воровать в саду яблоки. Вовка Нечипоренко обнаружил на правом берегу, если идти вниз по течению километра два, огромный яблоневый сад, который принадлежал кицканским монахам.
Мужской монастырь в правобережном селе Кицканы был возведен ещё в середине девятнадцатого века, считался знаменитым, но ребят это не интересовало. Важно, что Вовка обнаружил лаз в высоком сеточном заборе с колючей проволокой поверху. Заграждение отделяло сад от прибрежья реки.
Когда мама разжигала в прихожей примус, чтобы жарить к обеду котлеты, Мишка потихоньку проскользнул мимо. По яблоки собрались втроём. Кроме Вовки шёл Витька Щедрин. Вовка, на два года старше обоих и остальных ребят во дворе, с грубоватым лицом крестьянина, считался атаманом, был коренаст, широкоплеч, отлично плавал. Шестиклассник Мишка Гольдман, лучший математик в классе, победитель олимпиад. Вовка же с предметом не дружил и частенько просил помощи.
Идти решили коротким путём. Со Свердлова свернули на Шевченко мимо двухэтажного здания, на глухой стене которого висел огромный портрет Сталина, пересекли улицу Восстания и спустились с берега к паромной переправе. За паром, разумеется, платить не собирались и направились к городскому мосту. До него метров четыреста. Однако, на полпути возникло первое препятствие, которое почему-то не учли – переполненное водой глубокое устье «Сухого Лимана».
– Дурная примета, – нарочито мрачно сказал Витька. Его мать была депутатом райсовета, и он любил повторять фразы взрослых.
– Да не бзди ты, – огрызнулся Вовка и скомандовал:
– Снимайте шмутки и вяжите на голову. Поплыли. По дороге обсохнем.
Мишка почувствовал, как слабеют ноги. Ему было стыдно, что до сих пор не научился плавать. Не то чтобы страдал водобоязнью, просто кружилась голова, когда смотрел на глубокую воду.
– Пацаны, я пойду в обход, – робко попросил он.
– И чё! Мы тебя ждать будем?- возразил Вовка. Он ступил в воду, оказавшись в ней по пояс.
– Слазь сюда, и не боись! Держись за мои плечи и толкайся ногами лягушкой, – сказал, как отрезал.
Сопротивляться Вовке было бесполезно, повернуть домой – стыдно. Внутренне трепеща, Мишка дотянулся до протянутой руки и плюхнулся рядом с Вовкой, судорожно обхватив его и стараясь не глядеть налево, где катил свои мутные воды широкий Днестр.
– Давай, давай. Всё понял? – удивительно спокойно произнес Вовка и оттолкнулся от дна.
Хотя плыть было метров десять-пятнадцать, но на середине потока Мишка вдруг ощутил себя в воде совершенно спокойно. Удивительное чувство лёгкости охватило его тело. Ему казалось, что плывёт он уже очень долго. Не плывёт, а парит. Он ритмично и совсем не судорожно, как в самом начале, работал ногами. Вода ласкала его, и тело нежилось в воде. Вовка раздвигал её могучими гребками, продвигаясь вперёд, и Мишка подумал, что сними сейчас он руки с вовкиных плеч, то смог бы точно также грести и доплыть до берега сам. Он был счастлив.
На другой стороне пошли по течению реки, вьющейся между деревьями и кустарниками тропе.
− Курить будем? – важно спросил Витька, шаря в кармане.
− Где взял? – удивился Вовка.
− Он из маминых «бычков» крутит, – продал Мишка.
− Иди ты! – замахнулся белобрысый и долговязый Витька, но Мишка увернулся и витькина ладонь, словно весло, не попавшее в воду, пролетела над его головой. Прикурить не удалось, потому что самокрутка всё-таки подмокла.
Шли мимо излюбленного населением города дикого пляжа, здесь река через сотню-другую метров разворачивалась градусов на сорок. Правый берег был крут, но, тем не менее, до начала разворота образовался намел, особо пригодный для не умеющих плавать. Далее тропа становилась малохоженой, зато свободной от мусора. Вовсю заливались соловьи, пахло неповторимым лесным запахом. Ребята миновали излучину, и Днестр предстал перед ними во всём великолепии. Широкий, полноводный, он больше не капризничал, не метался влево-вправо и с величавым достоинством, не спеша, катил свои воды к Чёрному морю. Вдалеке, вырастали очертания фруктового сада, и ребята побежали трусцой среди деревьев.
Обнаружилось, что лаз не заделан. Собственно, он оказался щелью между покосившимся столбиком и могучим дубом, вставшим на пути ограды. Такой проход был для ребят важен, потому что не нужно было проникать на территорию ползком. Пальметных, то есть карликовых, садов ещё не существовало, и фруктовые деревья стояли трёх-пяти метровой высоты. Предстояло отыскать «Белый налив» и пару американских скороспелых сортов, что для опытных воришек проблемы не составляло. Действовать следовало быстро, опасаясь сторожа, иногда и с собакой, поэтому яблок не ели, а собирали за пазуху. Вовка подставлял спину, Мишка с живого трамплина хватался за ближайшую ветвь и, взобравшись на дерево, сбрасывал ребятам плоды на мягкий, вспаханный грунт. Так и распределяли роли, Мишка лопоухий, некрасивый, с удивительно длинными и цепкими руками был к тому же и лучшим гимнастом в школе.
Набрав яблок и возбуждённые, двинулись к лазу. И вдруг...
То самое «вдруг», которое ломало замыслы и опытных разведчиков, и исследователей, и строителей, и бог знает ещё кого. Возле лаза стоял здоровенный, весь в чёрном монах с лопатой в руке. Должно быть собирался перезакопать и укрепить крепёжный столб изгороди. Тёмное лицо его то ли молдаванина, то ли болгарина не предвещало ничего хорошего.
− Вениц аичи (подойдите сюда), – сказал он по-румынски, завидев шельм.
− Скотец (выкладывайте)!
Поскольку ребята мешкали, от бросил на землю лопату, захватил ближайшего Вовку и выдернул из его штанов рубашку. Яблоки посыпались наземь. То же проделал с Витькой. Мишка выложил добычу в общую кучку сам. Затем монах, сверкая глазами, ухватил Витьку с Вовкой за шиворот и скомандовал, также по-румынски:
− Фаче це вэ круче! (Ну-ка перекреститесь!) Вовка нехотя, Витька испуганно перекрестились.
− Ынке о дате! (Ещё раз!)
− Ещё!
Затем, хохотнув, выбрал из кучи два крупных яблока, вручил обоим и выпихнул в щель.
− Крестись! – приказал также и Мишке.
− Я... я... я пионер, – пробормотал Мишка, пряча глаза. Монах посмотрел на него тягуче долгим тяжёлым взглядом.
− Жиданул? – Он помолчал, подумал, затем взял его за ворот, пошарил в куче яблок, выбрал которое поменьше, и выпихнул Мишку вместе с яблоком за лаз. Обескураженные, ребята побрели домой. Вовка и Витька всё слышали. Долго шли молча. Впереди Вовка, за ним Витька, последним Мишка.
− Ну что он такого сказал? – утешал себя Мишка. – Ну да, в молдавском языке не говорят жидан, правда, официально. Пишут еуреу. А по-польски жид – нормально. Тётя Роза объясняла, что это от немецкого «юд», то есть иудей. И на идише «а ид». Спросил бы, если ему так важно: «Иудей?» Разве я против. Правда, я пионер, неверующий. Ещё тётя Роза говорила, что ихний Иисус это наш еврейский мальчик от Мирьям, дер ман фун Нойцерес (человек из Назарета). Неважно, что давно было. Выходит, он тоже жидан?
Мишка вспомнил, как тётя Роза шепталась с мамой о каком-то очень важном артисте, которого, по её мнению, просто убили власти. Мама возражала:
– Не может этого быть!
− Шейндл, а почему больше нет радиопередач на идиш? Почему запретили еврейские журналы? Почему закрыт еврейский театр в Москве? Ты веришь этим безбожникам? Дай бог дожить, так ещё что-то узнаем, – не унималась тётя Роза.
Мишка знал, что она прятала вверху, на печи какие-то очень старые религиозные книги, ходила в тайный молельный дом, потому что синагоги в городе не было. Разрешались православная и староверческая церкви, а синагоги не было. Тётю Розу люди уважали, и Мишку терзали сомнения, он помнил, как в классе им ставили в пример Павлика Морозова. Выходит, он должен донести на тётю Розу? Но он любил её, а она, не имевшая детей, его обожала. Когда бы он ни приходил, всегда для него было приготовленно что-нибудь вкусненькое. Она бурно спорила с соседкой, защищая его, если он забирался на общедворовую вишню.
Тем временем ребята приближались к мосту. Вовка оглянулся и стал подгонять товарищей. Чтобы найти хоть какую-то отдушину за постигшую их неудачу, в которой считал себя частично повинным, он предложил вечером пройтись по чердаку соседнего дома. В окно на крыше легко было проникнуть по растущему рядом дереву. Фонарик у него был, а на чердаках всегда находили что-нибудь стоящее. Однажды они нашли револьвер, правда, заржавленный.
Предложение понравилось и ребята приободрились. Мишка достал из кармана яблоко и ещё со злостью надкусил его. Горький, железный привкус заполнил всю полость рта, и какой-то с гнильцой запах добрался до носа. Он глянул на яблоко. Из надкуса наполовину в коричневатой мякоти было зажато тело червя, а другая его половина отчаянно пыталась выбраться на свободу. Влево-вправо, влево-вправо, вверх-вниз, вверх-вниз. Червю это не удавалось. С отвращением и, вспомнив обидные слова, Мишка размахнулся и запустил яблоко в Днестр. Бросок был мощным, закрученным. Плод, описав дугу, попал как раз в середину стремнины у моста. Течение здесь было сильное. Яблоко сначала потонуло, но потом его выбросило на поверхность потока, затем оно еще раз погрузилось и вновь его вынесло, уже кружа-вертя надкусанной частью вверху, и прочь по течению непредсказуемой реки.
Витька посмотрел на Вовку. Не сговариваясь, они достали свои гостинцы и запустили их вдогонку отвергнутому. Река покорно приняла их дар. Все трое расхохотались. Через пару минут они взошли на мост. Долговязый Витька встал посредине, Вовка с Мишкой по краям. Они обнялись и, довольные собой, зашагали по мосту. Три левые ноги влево, три правые ноги вправо. И снова: три левые ноги влево, три правые ноги вправо. Уже солнце поднималось к полудню, становилось жарко и в душах не оставалось больше обид.

Ноябрь 2015


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Понедельник, 18 Дек 2017, 16:06
 
Phil_von_Tiras Дата: Воскресенье, 06 Дек 2015, 15:56 | Сообщение # 4
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Благодарность

Консерватория гудела. Публика догадывалась, что произошло нечто необычное, зазорное и пахнет серьёзными последствиями. Но гуделось в кулуарах, потому что гудеть публично было опасно. То есть, разрешалось возмущаться и, даже клеймить позором кого угодно. Критика и, в особенности, самокритика в СССР поощрялись, однако жизнь учила различать, кто бык, а кто Юпитер. Здесь гудели по поводу Юпитера, правда, местного институтского значения. Единственными источниками информации произошедшего оказались студенты второго курса пианист Арон Коренфельд и флейтист Вася Арутюнян. Очевидцем была лишь уборщица Прасковья Ивановна или просто тётя Паша. Арика и Васю через пару дней вызвали на беседу к соотвествующим зав. кафедрами, и, после этого на вопросы любопытствующих, они отнекивались. Или же требовали от закадычных друзей клясться здоровьем мамы, сообщая им свои доводы, поскольку подлино о происшедшем и сами толком не знали. А Прасковья Ивановна...
Здесь, чтобы понять особенности случившегося, надо учесть специфику жизни творческих учебных заведений.
Представьте себе обучение по специальности духовика или ударника. Перед академическим концертом студент репетирует часами и днями, а тут еще зачёты и экзамены по немузыкальным дисциплинам. Вам бы хотелось эдак с семи утра и до полудня слушать соседский повторяющийся трубный глас сложного пассажа, который никак не удается студенту? Или барабанный бой на барабанные перепонки ваших ушей? Вот поэтому консерватория – это всегда студенческий муравейник с семи, а то и с шести утра до двенадцати часов ночи. Проходя по улице мимо её здания, вы слышите из окон какафонию звучащих инструментов. Заполнены в любое время все классы. И не только они, но и корридоры, закоулки, чуланы, места под лестницей и, о, Боже, даже туалеты. Разумеется, кроме кабинок. Виолончели, контрабасы, баяны, тубы с собой не забираются и в консерваторию не носятся. Они остаются в классах. И ещё. Занятие по музыкальным предметам – это не лекция по философии или научному коммунизму. Оно индивидуально. Для студента педагог по специальности – отец родной, мастер, и, нередко, знаменитый. Отношения здесь очень доверительные.
Так что же Прасковья Ивановна?
Был достаточно поздний час. Преподаватели давно разошлись по домам. Арик и Вася в паралельных классах, семнадцатом и девятнадцатом, напротив кабинета где размещалось институтское партбюро, занимались каждый своим делом. Прасковья Ивановна с солидной связкой ключей на поясе, шваброй, половой тряпкой в одной руке, ведром с водой в другой обходила класс за классом, также занимаясь своим делом. Подойдя к партбюро, она поставила ведро на пол, отворила кабинет ключом, наклонилась к ведру и, толкнув дверь плечом, вошла в комнату. Видимо, она не сразу подняла глаза, потому что не ожидала кого-либо увидеть.
Прасковья не была атлетического сложения, физическая работа давалась ей нелегко, но дома трое пацанят, а мужа, пьяницу и бабника, она выгнала. Шестнадцатилетняя дочка ушла к отцу. Папу жалко. Приходилось подрабатывать где придётся дополнительно, и к вечеру женщина уже изнемогала. Впрочем нареканий по работе не имела. Она ещё не поставила ведро на пол, как внимание её привлёкли странные, совсем не музыкальные звуки...
1
Степан Спиридонович, проректор по хозяйственной части с рыжей вихрастой головой и золотым рядом верхних зубов воседал в своём кабинете в полуподвальном помещении и барабанил пальцами по столу. Перед ним, скукожившись, сидела Прасковья Ивановна.
− Так что, Параскева,− нарочито возвышенно произнёс Степан Спиридонович.
− Давай ещё раз. Только не ври! Известное дело, какое у вашего брата воображение. Рассказывай подробно и по порядку.
− Не могу я,− Степан Спиридонович,− сказала женщина потупившись.
− Да отчего же не можешь. У самой-то четверо. Их тебе журавель в клювике принёс?
У проректора по хозяйственной части были свои счёты с секретарём парторганизации, он всё уже знал, но предвкушал удовольствие от приобретения компромата. Однако сообщать подробности было свыше сил Прасковьи Ивановны. До их ли ей в ту минуту было?
Когда в кабинете партбюро она подняла глаза, то увидела голые женские ноги, охватившие обнажённую нижнюю половину тела мужчины. Парализованная ужасом, Прасковья Ивановна застыла на месте, а мужчина, должно быть уже в последней фазе действия, не в состоянии был вскочить или прикрыться. Да и чем? Разве что подшивкой газеты «Правда»? До неё ещё и дотянуться надо. Так партнёры и остались лежать на длинном, покрытом зелённым сукном столе: Танасоглу Григорий Николаевич, секретарь институтской парторганизации, заведующий кафедрой сольного пения и оперной подготовки и Амалия Королёва, перспективная меццо-сопрано, студентка выпускного курса.
Прасковья Ивановна в мужчине и не узнала Григория Николаевича а, тем более, не могла позволить себе в это поверить. Не имела возможность даже осознать, как взяла её отторопь, как истошно закричала и выскочила из партбюро. Не могла и понять, почему, собственно, закричала. То ли в её нравственные представления простой крестьянской женщины не вмещалось такое событие как возможное, то ли она испугалась, что ей почему-то придётся за это отвечать, то ли, что вообще не ожидала кого-либо застичь. Но, скорее всего, всё вместе взятое. Арик и Вася, выбежавшие на крик, увидели её в то время, когда она ошарашенно прислонилась, по словам поэта, к дверному косяку. Бесцеремонный Васька попытался открыть дверь, подозревая что-то кровавое, но Прасковья Ивановна, растопырив руки, встала перед ним Архангелом Михаилом. Василий пожал плечами и отошел к Арону. Они постояли и уже намеревались разойтись по классам, как дверь с силой надавила на спину тёти Паши, и из комнаты стремительно выскочила и помчалась к выходу, накрыв голову женской кофтой, девушка. У Коренфельда сделались круглыми глаза.
− Лялька,− шепнул он Арутюняну.

2

Григорий Николаевич сломил Амалию впервые и был очень доволен. Теперь, думал он, она его. Правда, подвернулась эта уборщица совсем некстати! Надо заставить её молчать. Силу свою и в консерватории, и за её пределами он знал, но здесь светило аморалкой. Партия такого не терпела. То есть могла и потерпеть, если тайно и скрытно, но ни в коем случае публично.
− Дура,− подумал он об Амалии.− Повернула ключ в замке и положила себе в сумочку. Торчал бы он на месте, уборщица не вошла бы.
− И нельзя сказать, что простуха. Ах, но до чего же хороша! А работает-то как! − парторг победно и сладко ухмыльнулся.− Профессионал.
Амалия Королёва, в номенклатурных кругах «королева», в консерватории Ляля, Лялька, Лялечка, в зависимости от близости, была крестьянской дочерью. Мать – задёрганная учительница начальных классов, но только номинально. В деревне, когда в школах вечно нехватало учителей, она преподавала всё, что ей велели. Была нужда, занималась и хозяйственной деятельностью по поручению директора школы. Отец – бригадир тракторно-полеводческой бригады. Но семья была неблагополучна. Два её старших брата уже отсидели свой срок, дома у себя устраивали драки, пили.
Так бы и пропала девчонка, если бы не самодеятельный хор, где её заметил заведующий отделом комсомольских организаций райкома. Она же, обожая кино, не пропускала ни одного зарубежного цветного фильма, которые крутили в колхозном клубе и была потрясена роскошью тамошних дам, их нарядами, элегантностью. Не могла представить посреди деревенской рутины, что такое возможно. А зав. отделом приглашал её на выездные мероприятия, разумеется, с обильной закусью и выпивкой, что ей стало нравиться. В семнадцать лет она расцвела. Было трудно поверить, что эта девушка выросла в деревне. Даже крестьянская ножка её тридцать пятого размера. Стройная, среднего роста под метр семьдесят, пропорциональная, как модель, с пунцовыми губами «поцелуйте меня» и с тонкой в разлёт бровью, она казалась изнеженной дворянкой из высших слоёв общества. Высшие слои управленчески-партийного аппарата это вскоре оценили, и она пошла по рукам. Но не без корысти с её стороны. Она быстро разобралась в мужских слабостях, по глазам угадывала желания и старалась не разочаровывать их.Так попала она в город, получила квартирку, поступила в консерваторию и была уверена в своей карьере. Одевали её хорошо.

3

В обширном кабинете с мягким диваном и креслами, с полками из орехового дерева с подсветкой, которые были заставлены книгами, материалами съездов и пленумов КПСС сидели напротив друг друга двое. Ректор консерватории, кандидат исторических наук Кирилл Владимирович Чепурний был мрачен. Лицо его напоминало большой высохший лимон. Он достал из тумбы ректорского письменного стола два бокала, початую бутылку и плеснул в хрустальные сосуды немного коньяка.
− Какой же ты, Степан, дурак.
В критических ситуациях ректор становился с со своми сослуживцами запанибрата и переходил на «ты». Амалию он хорошо знал, встречал её в обществе горкомовских работников, да и сам был бы с ней непрочь. Но отношения с женой в последнее время резко обострились. Это она, пыша гневом и, всегда подозревая мужа в неверности, расказала ему в упрёк ходивший в городе свежий анекдот, который он находил отвратительным, особенно в устах своей жены. Анекдот был коротким и лаконичным: «На расширенном заседании партийного актива в горкоме рассматривался вопрос культурно-массовой работы среди городского населения. После объявления повестки дня секретарь по идеологии, с радостью сообщивший, что решением ЦК в городе будет открыт публичный дом, увидел крадущегося к выходу Кирилла Владимировича.
− Вы куда, Кирилл Владимирович?− окликнул он его.
− Извините, Иван Иванович, я только на минутку, позвоню в институт и сообщу, что переходим на легальное положение».
С женой Кириллу Владимировичу приходилось считаться. Она не была красивой, но имела несомненное достоинство: дочь министра культуры. Ей он, поначалу простой преподаватель, и обязан был своей карьерой. После назначения на должность, в целях укрепления партийных кадров в творческих коллективах, ему как историку нетрудно было освоить курс марксистско-лениской эстетики. Этот предмет, по-мнению партии, столь важный для музыкальной сцены, он и преподавал наряду с выполнением административных функций.
− Ты пойми, Степан Спиридонович,− продолжал ректор,− у Николая Григорьевича правильная политическая ориентация, а это главное в нашем деле,− убеждал Чепурний.
− Да и не дойдёт, и не должно дойти дело до обкома партии. Ты же сам член партбюро. Думаешь погладят по головке? Не досмотрел, не повлиял, не доложил. Тебе же известно, что брат его председатель Отдела по учету и распределению жилой площади Горисполкома.
− Да я-то что,− не сдавался проректор по хозчасти,− упряма эта тётя Паша. Убеждал я её. Она может быть конфликтовать побоится, но останется при своём мнении. А там, кто её знает, если привлекут как свидетеля в горкоме.
− Ну, вот что, Степан Спиридонович. Ты подполковник, с диисциплиной знаком. Уборщица на тебе,− заключил ректор в приказном тоне, заключая разговор. Он нажал кнопку селекторной связи и вызвал проректора по научной и концертной работе:
− Лариса Семёновна, прошу, зайдите ко мне и захватите список участников, рекомендованных художественным советом на конкурс вокалистов...

4
В классе оперной подготовки за роялем сидел студент пятого курса Арон Коренфельд. Он продумывал концертмейстерские партии. Прошло три года. Сегодня урок преподавателя по вокалу Амалии Фёдоровны Королёвой, его Ляльки. Это она настояла взять парня концертмейстером, несмотря на то что студентам очного отделения такое не разрешали. Парень из нуждающихся и, хотя год выпускной, но сорок пять рублей в месяц за работу концертмейстера плюс студенческая стипендия, и можно освободить родителей от тягот финансовой поддержки. К тому же, он давно влюблён в Лялю. В ней, кроме ослепительной внешности, ему нравились её простодушие и, даже, глуповатость. Такое бывает, но, не обладая эффектной наружностью, был он толстым и рыхлым, никаких надежд на взаимность не питал, довольствовался возможностью быть рядом. А она, двадцатишестилетняя женщина в соку и цвету, всё это по-женски понимала и добродушно подсмеивалась. К своим студентам была она снисходительна, за что её и любили.
Благодаря Кириллу Владимировичу и Григорию Николаевичу положение у Амалии было прочное, но начинающий педагог, продолжавшая петь, теперь мечтала об эстраде. Тогда, когда всё это злополучно случилось, вспоминала она, на Всесоюзном фестивале молодых вокалистов ей присудили звание лауреата, насмотря на свист и топанье зрителей. Но решение жюри окончательно, обжалованию и пересмотру не подлежит. Она ведь, уверял её Григорий Николаевич, очень успешно спела во втором туре Иоанну из «Орлеанской девы» Чайковского и, в третьем, труднейшую – Марфы из «Хованщины» Мусоргского. В консерватории её, Ляльку встретили с восторгом. Не прошло после этого события и месяца как на расширенном партийном собрании консерватории секретарь горкома Иван Иванович, отметив нравственную чистоту, простоту и скромность в общественной и личной жизни Григория Николаевича, объявил ему благодарность за самоотверженный труд на благо советской передовой культуры, и за то, что он, не жалея сил и, часто, в неурочное время бескорыстно отдавал своё знание и умение подготовке молодых и талантливых вокалистов...

Арон торопился домой в общежитие. Он поработал с четырьмя певцами, Амалия Фёдоровна была всеми довольна: ребята пели чисто, голоса звучали. Но приближался его, Коренфельда академический концерт, год этот всё-таки выпускной. Предстояло сыграть две малые формы, но достаточно виртуозные и трудные: двенадцатый «Революционный» этюд Шопена, и Прелюдию соль минор Рахманинова. Ещё надо было успеть и перехватить к вечеру место для репетиции, то есть записать номер класса в журнал и получить ключ. На вахте сегодня Прасковья Ивановна.
Дожность вахтёра в консерватории была, можно сказать, хлебной. Иногда и в прямом смысле. В ящике стола у него всегда лежал свежий белый батон за тринадцать копеек и грамм двести докторской колбасы. Так подшучивали студенты. Получить же эту должность было непросто, своего рода номенклатура консерватории. От дежурного требовалось всё видеть, запоминать и докладывать. К тому же и зарплата неплохая, и уважение со стороны студентов, которые нет-нет да подбросят чего-нибудь, а, главное, работа не пыльная.
− Арик, свободен будет семнадцатый. Записать?− Прасковья Ивановна протянула Коренфельду журнал на подпись. Семнадцатый, ухмыльнулся Арон. Тот самый, который напротив партбюро.
− Спасибо, тёть Паш, замечательно, − Коренфельд выскочил на улицу и побежал к автобусной остановке. Как раз подходила машина его маршрута.

Ноябрь 2015


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Среда, 16 Дек 2015, 15:04
 
Phil_von_Tiras Дата: Среда, 16 Дек 2015, 16:55 | Сообщение # 5
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Домашний концерт

Муха явно устала. Уже минут десять она пытается вылететь через плотно закрытое на зиму дачное окно. Жужжит, ну, чистый пузочёс*. Глупое насекомое. Она медленно поднимается по оконной раме, ползёт вниз по запылённому стеклу, взлетает и с лёту вновь ударяется о препятствие. Муха хочет прочь из комнаты. Я поражаюсь её упрямству. Вот она в очередной раз сваливается на подоконник и попадает в блюдце, куда я сбрасываю пепел от сигареты. Похоже, что она обожгла лапку, ползает «прихрамывая», но всё равно хочет свободы.
Куда ты рвёшься, муха? Окно законопачено, дверь закрыта, а за ней мороз. Лишь твой бог может тебе помочь, то есть я. Здесь, в тёплой комнате ты прожила бы дольше. Ведь жизнь – самое важное благо для тех, кто дышит. Но ты хочешь на свободу, где в течение получаса сдохнешь.
Кстати, как правильно: умрёт или сдохнет?
Высокомерное существо человек. Пользуется бессловесностью животных и, как всякий диктатор, решает за них. Мол, мы, люди умираем, а зверь подыхает. Между тем, у иного человека поступки таковы, что иначе как «сдох» его уход из жизни не назовёшь. Да что там насекомое.
Мысли бегут, всплывают воспоминания...

1

Разрешите представиться. Я музыкант, скрипач. Не Ойстрах, не Хейфец, но музыкант крепкий, до эмиграции был концертмейстером симфонического оркестра. Бывали у меня и сольники**. Жена моя пианистка, а дочь, когда десять лет назад мы жили в лагере для еврейских беженцев, готовилась к поступлению на скрипичное отделение в высшую школу. Это было под Хамельном, в земле Нижняя Саксония. Как видите, семья музыкальная.
Конечно, в лагере никто не жировал. Но хороший музыкант да в мирное время нигде не пропадёт. Пытались организовать в нашей общаге входняк***, да, как вам сказать, здесь с концертами не светило. Однако в моей семье сложился неплохой ансамбль: две скрипки и фортепиано. А это двойные концерты Баха и Вивальди, столь любимые немецкой публикой, и многое ещё. И на шару выступали, не в деньгах же дело. Халявщиков и в Германии хватает. Жену пригласили, кроме того, преподавателем к младшему сыну графа...
Прошу прощения. Речь у меня пойдёт о живых и здравствующих людях. Поэтому имена их я не назову, обозначу условно...
Итак, пригласили к младшему сыну графа и графини А.
Знакомство наше длится уже много лет и ничего другого, кроме восхищения этими людьми, я сказать в их адрес не могу. Люди честные, набожные. Не помню случая, когда во время совместной трапезы, они бы сначала не произнесли перед едой молитву благодарения. Лично граф Зигфрид, христианин католик, боготворил Тору, читал немного на хебреишь. Уж не знаю, разделяет ли Папа Римский его убеждения, но сам граф − несомненный юдофил.
− Марк, − говорил он мне, − мы ведь все иудеи.
Знакомыми и друзьями графини и графа А. были не только дворяне. С некоторыми из них мы сошлись достаточно близко. Однажды нам предложили сыграть ко дню рождения в зажиточной буржуазной семье. Праздновалась круглая дата у женщины, юбилей. С хозяйкой, Гертрудой Шаумбергер, старой знакомой графини Штефани А., мы не раз встречались, поскольку она музицировала на флейте. Обещали и гонорар.

2

В тёплый летний день, после обеда я катил в своей старенькой опель Асконе из Хамельна через Хильдесхайм по живописной федеральной дороге номер один в деревню, больше городок, Штайнбрюк. Со мной были жена, дочь, две скрипки и подготовленная концертная программа. Дороги в Германии прекрасные, и через два часа мы были на месте. Предложили нам и ночёвку, потому что празднества планировались на следующий день и Гертруд не хотела, чтобы мы явились с корабля на бал, а мы, едва знавшие немецкий быт и деревенское хозяйство, получили возможность познакомиться и с тем, и с другим поближе. Имелся ещё один пунктик. У Шаумбергеров были сын и дочь. Сын, юноша в возрасте нашей дочери Клары. Мы уже обратили внимание, что Гертруд как-то по особому присматривается к ней. Сама музыкант, она не раз слышала её игру, беседовала, расспрашивала. Бесспорно симпатизировала ей. Вы уж простите нас, родителей. Девушка почти на выданье, и почему бы не породниться с культурной и зажиточной семьёй.
Вопреки моим предположениям, двор Шаумбергеров меня поразил. Он был большой, разумеется, частный. Но, несмотря на его внушительную территорию, припарковался я едва. Очень уж плотно стояли легковые мерседесы, бэ-эм-вэ́, фольксвагены. Новенькие, казалось, они выставлены на продажу и на них ещё никто не ездил. На правой стороне двора возвышался трёхэтажный дом. Гуляя в нём позже, я заметил, что по периметру второго яруса красовались двенадцать окон, а над центральной дверью с двумя полуколоннами – круглое окно. Далее во дворе полукругом располагались хозяйственные постройки, было много сельскохозяйственной техники, въезжали во двор и что-то вывозили грузовые машины. Шла уборочная страда зерновых. Видел я и конюшню.
В пять часов, за традиционным немецким чаем, я не выдержал и, немного провоцируя, спросил Вальтера, мужа Гертруд:
– Вальтер, сколько у тебя получается на гектар пшеницы?
– А ты что думаешь?– он лукаво улыбнулся.
– У нас в средней полосе России собирали двадцать центнеров с гектара, разумеется, не жирно. Но ведь собирают на серозёмах, – сказал я, намекая на то, что и его земли таковы, следовательно, не ожидаю многого, но любопытно. – Но, знаешь, – продолжал я патриотически вызывающе, – на Кубани у нас снимают шестьдесят!
– Марк, – скромно ответил он, – я собираю сто.

Гостевым у Шаумбергеров был третий этаж. Здесь располагались спальные кельи чердачного типа со слуховыми окнами конструкции люкарна, то есть их можно открывать как нормальные, дышать свежим воздухом, обозревать городок. Но я предпочитаю бродить, поэтому спустился в сад. Он был разбит правее жилого дома, большой, с алеями, клумбами и прудом, затенённым плакучими ивами. На одной из дорожек повстречался мне Ганс, сын Шаумбергеров. Типичный Ганс: светловолосый, голубоглазый, стройный.
Меня ожидал сюрприз. Парень говорил по-русски. Конечно, с акцентом, не мог вспомнить некоторые слова, но Гертруд почему-то об его знаниях не упоминала. Ещё большей неожиданностью оказалось его отличное знание русской истории.
Скажу честно, я понятия не имел об особенностях двора великого князя московского Василия III, о том, что он был женат на Елене Глинской, литовке, не любимой ни боярами, ни народом. От Ганса же я узнал, что иноземцев в России XVI века уважали, что язык российский был известен в Европе и говорили на нём даже в Турции и Египте, поскольку немало православных приняли ислам и их называли ренегатами. Вдохновившись, Ганс потащил меня наверх.
– Смотрите, Марк, – и он показал мне небольшой коврик.
– Мне доставляет удовольствие вытирать о него ноги, когда вхожу и, особенно, когда выхожу. Отец привёз его специально из ГДР.
Я взглянул на коврик, который лежал у двери туалета. На нём были изображены портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Я опешил...

К часу дня стали собираться гости. По обычаю, прямо в саду поставили несколько столиков с винами и прохладительными напитками. Угощение предполагалось после концерта вместе с поздравлениями и подарками юбиляру. К моему удивлению, Гертруд, вроде, и не думала знакомить нас с гостями. Клара с Гансом убежали в укромный уголок сада, жена пошла пролистать ноты, а мне оставалось бродить и присматриваться. Когда я приблизился к одной из групп, где говорили о политике, одна дама, весьма почтенного возраста, толкнула в бок активного вертлявого старичка и что-то ему тихо сказала. Тот нехотя развернулся и, не протянув мне руки, представился:
− Музыкант? Мы родители Вальтера. Да, да, вы к музыке способны, − сказал он, и повернулся к своим собеседникам.
Зазвонил колокольчик, созывая приглашённых в гостиную, и я, не обращая внимания на неучтивость старика, поспешил в дом доказывать свои способности. Нам то какое дело. Нас пригласили отработать концерт. Не наши семейные проблемы. Старикам, видно, не нравится идея Гертруд. Кому нужны нищие родственники?
Большой белый «Бехштейн» стоял в гостиной у лестницы, которая вела в верхние этажи. Наш ансамбль был готов, и мы начали концерт. Замечу, что немецкая публика реагирует совсем иначе, чем наша. Русские эмоциональны. Когда смотришь в зал, видишь отражение чувств на лицах. У немцев на лицах − маски, и только по завершению произведения может случится шквал аплодисментов. Но даже, если и не понравилось, вежливые аплодисменты будут. Наше выступление приняли с восторгом. А после роскошного а-ля фуршет Гертруда пригласила меня в бюро. Из ящика стола она достала конверт, чтобы вручить мне. Я протянул руку и...
Это стало моим третьим удивлением за сегодня. Конверт был настолько толст, что не оставалось сомнений: денег там много.
− Gertrud, was soll es?**** – только и оставалось спросить.
− Бери, это ваши деньги, − сказала она и опустила глаза.

3

Замок графа А. возвышался как айсберг среди отнюдь не бедных домов местечка. Но большинство его помещений не были жилыми. Первый этаж превратили в музей с прекрасной старинной мебелью и картинами. С посетителей брали плату. Всё-таки доход. Живут на втором. Остальные этажи пустуют, и окна их заколочены. В то время, о котором я сейчас вспоминаю, мы ещё не были достаточно близки с графьями и на откровенность вызвать их было нелегко. Но загадка поведения Гертруд не давала мне покоя. Обычно за концерт мы получали триста марок и были довольны. В конверте было тысяча пятьсот. Почему?! Гертруд представлялась мне вполне порядочной женщиной. Наша Клара ей очень нравилась. Неужели она не оставляет надежду породниться, вопреки нежеланию родителей Вальтера? Но методы. Соблазнять нас деньгами? Я стал осторожно наводить справки у Штефани.
− Поговорите с Зигфридом, − уклонилась она.
У Зигфрида узнать что-либо существенное тоже не удалось. Он хвалил Гертруд, сказал, что она активистка международного движения за права женщин. И всё. Оставалась последняя надежда: Хельга.
Хельга − домработница у Штефани, путцфрау по-немецки. Характер огненный, пролетарская душа. От неё достаётся по заслугам и знатным, и простым. Знает всё и про всех. Если не ошибаюсь, она отработала в этом замке лет двадцать и не только уборщицей. Как праздник у хозяев, важное мероприятие или концерт – она тут. Хельга и открыла нам глаза на тайну семьи Шаумбергеров...

4

Поздней осенью смеркается быстро. В это время, когда отключена вода, в дачном посёлке на всей территории ни одной души. То есть две
присутствовали: моя и мухи. Собственно, я пришёл забрать забытую кулинарную книгу, по просьбе жены. Она хочет к юбилейному 2000-му году приготовить особый праздничный торт. Потому и потекли мои мысли по поводу юбилея. Эх, Гертруд, Гертруд. Я не сомневался, что ты человек хороший. Пожалуй, и о Вальтере не могу сказать дурного слова: трудолюбив, добр, жену обожает. Может быть, ради неё пошёл на это? Но ведь недаром странные ощущения испытывал я в их доме. Двенадцать окон. Двенадцать колен израилевых? Овальный арочный свод в дверях комнат. А фронтон, полуколонны и круглое окно над широкой входной дверью? Так возводили, да и сейчас строят синагоги. Может быть эта постройка и не была храмом, но еврейским домом была точно. Конечно строение перестроено, возможно, на чердачный этаж поднято. Я понял это по высоте гостиной, очень уж низкая, со вставленными потолочными, типично немецкими, балками.
А папаша Вальтера хорош! Он, законно, за своё нацистское прошлое отсидел, выкрутился. И награбленное приберёг. А ведь старший сын от наследства категорически отказался. Видно, и женился в пику отцу на африканке. Да, нет. Конечно, по любви. Хельга говорила, жена его − красавица. Есть особый шарм у эффектных чёрных женщин. А младший сын, Вальтер не устоял. Теперь мне понятно, почему Гертруд так сказала о концертных деньгах. Они для неё греховны, жгут и будут жечь невинную жизнь.
Гансу Клара наша очень приглянулась, а вот он ей нет. И не потому, что внук нациста. Просто не понравился и всё тут.
Я докурил последнюю сигарету и тщательно загасил её. Здесь у нас по халатности однажды пожар случился.
Пора домой. Что ж, муха. Лети на свободу, и я настежь отворил дверь.

* Пузочёс (муз. сленг.) - игрок на струнном щипковом инструменте.
** Сольник (муз. сленг.) – сольный концерт.
*** Входняк (муз. сленг.) – оплата с каждого клиента в пользу музыкантов.
**** Гертруд, что это значит? (нем.)



Декабрь 2015


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Среда, 23 Мар 2016, 18:59
 
Phil_von_Tiras Дата: Среда, 20 Янв 2016, 16:25 | Сообщение # 6
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Кубанский борщ

Жена уехала на месяц, и я остался один. Сказала, так нужно. Как будто я против. Женщины слабый пол, им всегда чего-то надо.
Супруга считала, что у меня без неё возникнут проблемы, поэтому отписала большой список, где покупать, как и в какой последовательности есть, даже цены указала и деньги оставила. Я пересчитал и спрашиваю:
− А как насчёт инфляции?
− Больше не получишь,− был ответ.− На одного хватит.
Правда, список внушительный вышел. Сама утомилась, пока писала. И вдруг, призадумавшись, говорит:
− Слушай, может быть мне остаться? Жалко тебя. Ты ведь в жизни пуговицы не пришил.
− Нет, что ты, что ты,− говорю испугавшись,−уезжай немедленно, себя пожалей!
Она ещё как-то на меня загадочно посмотрела. Когда же, наконец, уехала, я взялся за чтение списка. Читал будто иностранный словарь. Боже, сколько же в Германии продуктов. Пока дочитал, тоскливо стало. Куда всё это девать? Но пользу извлёк. Сначала в голову пришла мысль, что не только моя супруга женщина. Затем вторая: я же в литературном клубе. Он хоть и виртуальный, но не без прекрасного полу. Всегда подскажут. Всемирная сеть − это очень удобно. Никто тебя не видит, и ты никого. На фото только аватар. А что картинка? Подвесь хоть Лолобриджиду, кто её уже помнит? Может иной даме и за личный портрет сойти. Переписка сразу вдохновеней становится, и для поэзии полезно.
Я выбрал из России. Нет, не ту, что именует себя поэтом. Эти мужланисты, с них что возмёшь? Избрал по женскому роду, т.е. поэтессу. На которой остановился, стихи были очень хороши. А раз они славны, значит и кухарит прекрасно. Как бы она писала дельные стихи, если бы плохо готовила. Муж вечно бы ворчал. Тут уж не до вдохновения.
Я ей чатом:
− Жена уехала, а я украинский борщ варить умею.
Соврал, конечно.Она мне:
− Забудь. Настоящий борщ это кубанский.
Тут меня и осенило. Моя жена родом из Ставрополья. Считай Кубань. Вот удивлю её своим уменьем, когда приедет. Два раза сварю. Сюрприз. Знай наших. Я и фильм вспомнил: «Кубанские казаки». А они не иначе как кубанский борщ ели. Богатые были, что и говорить. Так ведь и Ставрополье не хуже. Михаил Сергеевич чем потчевал кубинских товарищей, если не кубанским борщом? Да у них и звучание близкое. Побратимы, значит.
Судьба, решил я. Пишу в Россию:
− Давай рецепт.
Дала, не пожалела. Читаю его и сам на себя не нарадуюсь. Все слова знакомые. Например, «крупно нарезать картофель и опустить в кастрюлю». И чайникам ясно. Не в мусор же отправлять, коль почистил. Но вдруг откуда-то из подсознания всплыло, что жена пекла картошку в кожуре и уверяла, это очень полезно. Дилемма. Инструкция велит нарезать. А чистить? Ничего не сказано. Жена пекла-то с шелухой. Все-таки почистил. На всякий случай всю сетку 2,5 килограмма. Припомнил, что жена про какие-то «глазки» говорила. Искал, но не нашёл. Кое-какие картофелины были похожи на нос, на уши. А на глаза никак. Разделил пополам, чтобы ещё на один борщ, перед приездом, хватило.
Далее читаю по инструкции: «Нарезать на крупной тёрке пастернак». Догадался, что это овощь, а не фамилия. В рецепте просто перечислено: «лук, чеснок и кусочек старого сала растолочь и в кипящий бульон». Но вот о свёкле... Утверждалось, что она должна быть не ярко-бордовая, а мраморная. Иначе получится не кубанский борщ. В супермарктах я видел в банках, и она там как тёмно-вишнёвая шаль. Этот цвет я из песни запомнил.
Говорю на своём ломаном немецком продавщице, мне, мол, нужна «ди марморрюбе». Та даже как-то вскинулась. Посмотрела на меня, мне показалось с сочувствием и говорит:
− Сходите в антиквариат. У нас муляжи не продаются.
Вот язык чёртовый. Куда ни кинь, всюду клин. Жена совсем по-немецки не говорит. Я у неё переводчиком. Пришли как-то к врачу, супруге нездоровилось, с утра плохо себя чувствовала. Я и говорю доктору:
− Майнер фрау ист шлехт. Всё на месте: подлежащее, сказуемое.
А он подумал, подумал. Посмотрел внимательно на меня, потом на жену. Полез живот, зараза, ей щупать. Даже ухо приложил. И спрашивает:
− Вы у гинеколога не были? Может быть беременность?
Это у моей-то старухи. Ну, ясно же, человеку плохо. Шлехт по-немецки плохо. Так нет же. Оказывается совсем другое значение, а именно: я сказал, что мою жену тошнит. Правильно было бы: «Зи фюльт зихь нихт воль».
Так вот о свёкле. Пришлось нанести кубанскому борщу удар под дых. Купил обыкновенную, красную.
Странный народ женщины. Считается, что у них очень конкретное мышление, почти ручное. Это, мол, помогает им безошибочно дозировать продукты. А нам-то мужикам как быть? У них ручное мышление, а у меня ножное. Вот получил рецепт, а сколько класть картошки, морковки, свёклы, зелени, томатов – ничего. С адресом на деревню дедушке. Сказано: взять кстрюлю 3-х, 5-ти литров. Здесь и коню понятно. Я один, зачем мне пяти. Три так три. Залил сосуд, не пожалел. Вода ж бесплатно. Довёл до кипения, картошку еще раз споловинил и внутрь, а вода оттуда. Чуть не ошпарился. Посчитал помидор, вижу мало, пять штук. Пошёл в магазин. Купил десять. Пришёл. Проверил морковь. Полторы штуки. Снова в супермаркт. Недалеко он. Там готовая упаковка восемь, но чищенные. И на том спасибо. Пришёл, смотрю в кастрюлю, а картошки не видать. Куда подевалась? Я так люблю, когда она от свёклы красной становится. Вздохнул и подбросил вторую четверть.
Лук, чеснок для вкуса и навара. Понятно. Слава богу, нашёл три большие луковицы и 2 головки чеснока, ходить никуда не надо. Но засомневался. Достаточно ли? А о сале и заботиться не понадобилось. Написано взять кусок величиной со спичечный коробок. Спички у меня всегда есть. Большие, правда. Я с одной могу, как с факелом, квартал пройти. Ну, и коробок при них соответственно. Но ведь салом кашу не испортишь. Не задумывался я и со свеклой. Она готово-варённая, 500 грамм. А морковки, решил я, не лишне и половины того. Порезал всё помельче, чтоб покрасней вышло. Вода только в избытке почему-то становилась. Пастернак тоже готовая упаковка в три корня. Я его с салом и чесноком растолок. До чего же, подумалось, башковитые торговые работники. Так предусмотрительно дозировать продукты. Пошёл почитал, пока варилось. Пришёл. Опять картошки меньше стало. И лука не видать. Правда, краснющий такой получается.
Заминка у меня лишь с болгарским перцем произошла. Я у продавца спрашиваю:
− Вам из Болгарии перец доставляют?
− Нет, говорит. Мы оттуда не завозим. Есть из Испании.
Догадался. В Кубань везти ближе из Болгарии, чем Испании. Видимо, в рецепте и учтено. К тому же сказано, что он сладкий, а я не сластёна. Спрашиваю снова:
− Несладкий перец есть у вас.
− Естественно,− отвечает,− вот, чили.
Купил связку. Знаю, что мыть надо. Мытый в кастрюлю. Засомневался лишь в отношении соли. Чататься с поэтессой непрлично. Подумает, дуб. Спрашивать соседей-немцев – только напугать. Звоню своему приятелю пианисту Нумировскому. Он человек знающий. В игре «Что? Где? Когда?» участвует. Он спрашивает:
− Уху варишь?
− Нет,− отвечаю,− борщ.
− К ухе,−говорит,− надо водочку и, чтоб холодная, со слезой.
− А соль в борщ?− спрашиваю.
− Это не знаю.
Я и решил. Сало-то подсоленное, зачем травмировать блюдо солью.
Когда борщ готов, записано в рецепте, надо закрыть кастрюлю крышкой и не открывать минут двадцать, чтобы на благоухание не набежали соседи.
− Этого ещё не хватало,− подумал я.
Но по запаху понял, что они не набегут, однако решил всё же не открывать до обеда следующего дня. Всё-таки торжественное для меня событие. Пригласил Нумировского и, когда приподнял крышку, борщ был ещё тёплым. Но не разливался. Нумировский есть отказался, хотя я ему и водочку со слезой поставил. Он москвич, а они народ странный. Только окрошку признают, понял я. А мне хватило на неделю. По кусочку отрезал. Большими кусками не мог, горечь была почище сорокоградусной.
Кстати, я забыл положить в кубанский борщ капусту. Но, что покупал её, помню точно.



Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Пятница, 12 Фев 2016, 14:59
 
Ла-Ра Дата: Среда, 20 Янв 2016, 19:40 | Сообщение # 7
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Награды: 42
Репутация: 127
Цитата Phil_von_Tiras ()
Домашний концерт

Прочитала с удовольствием!
Спасибо, понравилось!
Обязательно вернусь ещё!
Удачи!


От себя не убежишь...
 
Phil_von_Tiras Дата: Четверг, 21 Янв 2016, 19:58 | Сообщение # 8
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Ла-Ра,
Цитата Ла-Ра ()
Прочитала с удовольствием!
Спасибо, понравилось!
Обязательно вернусь ещё!
Удачи!


Буду очень рад, Лариса. Спасибо. Приходите.


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Четверг, 21 Янв 2016, 20:01
 
Ла-Ра Дата: Понедельник, 25 Янв 2016, 19:55 | Сообщение # 9
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Награды: 42
Репутация: 127
Цитата Phil_von_Tiras ()
Кубанский борщ

Нет, ну неплохо, конечно! Весело! Но... Смущает гипертрофированное чувство меры. Даже мысленно такое количество продуктов трудно запихнуть в трёхлитровую кастрюлю!
Удачи!


От себя не убежишь...
 
Phil_von_Tiras Дата: Вторник, 26 Янв 2016, 15:44 | Сообщение # 10
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Цитата Ла-Ра ()
Смущает гипертрофированное чувство меры. Даже мысленно такое количество продуктов трудно запихнуть в трёхлитровую кастрюлю!


Лариса, вам женщине трудно, конечно, представить, насколько мужики тупы в кухонных делах. Мужчина на кухне, что слон в посудной лавке. Разумеется, всё гипертрофированно и неправдоподобно, но это, скорее всего, своеобразная катахреза. Т.е. литературный приём, когда утрируя, я довожу до абсурда естественный процесс варки. Без этого рассказ вообще не имел бы смысла. Всмомните Носова "Мишкина каша".


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека
 
Ла-Ра Дата: Вторник, 26 Янв 2016, 16:17 | Сообщение # 11
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Награды: 42
Репутация: 127
Цитата Phil_von_Tiras ()
Всмомните Носова "Мишкина каша".

Вот! Надо было всё-таки привести пример! Не захотела трогать очевидное. Дело в том, что именно объём каши труднее всего рассчитать! А овощи субстанция постоянная, их объём видно! Вот я к чему.
Не подумайте, что придираюсь, просто, даже самые абсурдные вещи привыкла делать максимально реалистичными! От этого рассказы только выигрывают!

Цитата Phil_von_Tiras ()

Лариса, вам женщине трудно, конечно, представить, насколько мужики тупы в кухонных делах.

Феликс, вы удивитесь, но в моей жизни есть мужчины, которые любому дадут фору на кухне! smile
Удачи!


От себя не убежишь...
 
Phil_von_Tiras Дата: Вторник, 26 Янв 2016, 22:48 | Сообщение # 12
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Цитата Ла-Ра ()
Вот! Надо было всё-таки привести пример! Не захотела трогать очевидное. Дело в том, что именно объём каши труднее всего рассчитать! А овощи субстанция постоянная, их объём видно! Вот я к чему.
Не подумайте, что придираюсь, просто, даже самые абсурдные вещи привыкла делать максимально реалистичными! От этого рассказы только выигрывают!


Решил, что вы всё-таки правы и отредактировал текст. Мне кажется, что в таком варианте абсурд будет выглядеть правдоподобней. Теперь в воде овощи варятся долго и, в конце концов, развариваются в кашу.
Спасибо за острый женский глаз.


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Вторник, 26 Янв 2016, 22:57
 
Ла-Ра Дата: Среда, 27 Янв 2016, 06:52 | Сообщение # 13
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Награды: 42
Репутация: 127
Цитата Phil_von_Tiras ()
Спасибо за острый женский глаз.

Не за что! Вижу, хорошо поработали. Удачное решение с исчезающей картошкой!
Удачи, Феликс!


От себя не убежишь...
 
Phil_von_Tiras Дата: Вторник, 16 Авг 2016, 20:14 | Сообщение # 14
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Гоша

Ольга влетела в дом возбуждённая и распаренная. Июль, полдень. В руках она трепетно держала нечто, завернутое в кофточку.
− Посмотри, что я принесла.
Она положила свёрток на обеденный стол в кухне и осторожно развернула его. Яков, давно не видевший свою жену такой возбуждённой, глянул. Среди складок материи лежал птенец.
− Ну, вот. Этого нам ещё не хватало. – сказал он, − Ты где его подобрала?
− Он сам ко мне полз.
− Да ну! Прямо-таки хором почирикать ему захотелось, − не раздражаясь, молвил Яков. Он посмотрел внимательно на Ольгу и стало ясно, она попытается оставить птенца дома.
− Правда, правда, Яша. Я загорала на лужайке у дороги. Он, видимо, вывалился из гнезда и как-то странно полз. Прямо на меня. Могла я его оставить? Там по ночам лисы бегают, а по дорожке велосипедисты ездят. Он же крошечный. Как мышонок.
Яков ещё раз глянул на гостя. Даже не подлёток, но красив. Большие чёрные глазёнки будто бы под приспущенными надбровными дугами, круглая широкая головёнка и малюсенький изящный клювик, немного загнутый вниз. Он делал птенца обаятельным.
− На тюленчика похож, − изумилась Ольга, как-то просительно произнося фразу.
Мелькнула мысль: наверно, из хищных птиц. Несмотря на совершенно младенческий возраст, у него были довольно большие, узкие и, вроде бы, сформированные крылья, как и несколько раздвоенный хвостик. Признаков беспокойства птенец не проявлял.
− Ты, конечно, гнезда не видела? – спросил Яков. – Хорошо. Оставим. Пусть поживёт, пока научится летать. Утром с прогулки принесу ему веточек и листьев. А где он будет у нас жить? И что есть?

День второй.

У Ольги и Якова детей не было. Так получилось. Семья смешанная. Она русская, он еврей. К шестидесяти годам они эмигрировали в Германию. Жили всегда дружно. В СССР бывали у них в доме и кошки, была и собака. Но как-то всё это естественно ушло. Обходиться с домашними животными они умели, но здесь – другое дело. Пусть птичка, но ведь не домашняя. И ведь ничего, что существо крошечное. Оно дышало. У него были те же, что и у людей, четыре органа чувств, которые манифестировали: мы хотим жить, коль произвели нас на свет божий. У обоих, глядя на птенца, пробуждались нормальные родительские чувства, которые раньше как-то не проявлялись. Во всяком случае у Якова.
Утром, едва проснувшись, Ольга, как бы вообще, в воздух, сказала:
− Пойду на балкон посмотрю, что делает Гоша.
− Гоша, − удивился Яков. Он уже давно не спал, но любил лежать в постели, обдумывая свои планы. – Почему Гоша? И попытался догадаться, о чём идёт речь.
− Яша, ну, Гоша, − смутилась Ольга.
− А-а, Гоша... Да, да, конечно, Гоша, − деликатно согласился Яков.
Сначала им показался предстоящий уход за птенцом достаточно простым. Нашли прозрачную пластиковую ёмкость, размером с большую мексиканскую шляпу, выложили внутри белыми бумажными салфетками, вроде постельки. Подсыпали пшена, обеспечили водой. На следующее утро оказалось: вода разлита, зерно не тронуто, птенец, странно распластав крылья, пытался уцепиться острыми коготками за вертикальные края своего «гнездовья». В руки больше не давался. Смена продуктов питания также не увенчалась успехом.
− Проблема, − сказал Яков, − мы даже не знаем, с кем имеем дело.
− Да, да, − съязвила расстроенная Ольга, − забыли в попечительском совете заключение экспертной медицинской комиссии.
− Постой! – Якова осенило. – А интернет?
Бросились в эфир. Если набрать в "гугле" слова: хищные птицы, картинки, открывается галерея различных видов птиц. Примеряя и сопоставляя, можно узнать и своего питомца. Сперва решили: соколёнок. Потом побродили по блогам и постепенно выяснилось: Mauersegler. Это по-немецки стриж. В переводе: тот, который умеет лазить по вертикальной стене. Стало понятно стремление мальца взобраться вверх предложенного ему короба. Итак, стрижёнок. Ба! Да он же не хищник. У тех три пальца вперёд, один – назад. А у нашего четыре пальчика, которые в одну сторону направлены. Потому и ползает. Ходить не умеет. Опоры нет.
− Тоже мне сказал, − хмыкнула Ольга, − и курица хищник? У неё три пальца вперёд, один назад.
− Не знаю, так написано, − захотел обидеться Яков.
Всё-таки дела у Гоши шли неважно. Он не брал даже мясной фарш, смешанный с творогом. Яков как-то ткнул его головёнку в чашечку с водой. Гоша встрепенулся, стряхнул с клювика капли и, о чудо... раз, второй, третий «поклевал» водичку. Однако, дальше дело не пошло. Его вынули из короба на пол балкона. Птенец неуклюже и как-то удручающе жалко проковылял к стене. И так каждый раз. Выложенные кафелем отвесные борта не давали возможности каким-то образом вскарабкаться вверх. Но зачем это надо? Разгадки не было.
Днём Яков позвонил брату, посоветовался. Тот предложил кормить насильно, как гусёнка.
− Откройте клюв и вложите еду. − сказал он, − Почувствует вкус пищи и проглотит всё. У него же опыта нет самостоятельной еды.
Но Ольга кормить насильно не захотела. При попытке открыть клюв стрижёнок начинал отчаянно кричать. Потом вычитали во всезнающем интернете, что стрижи питаются исключительно белковой пищей, преимущественно насекомыми и, к тому же, ещё и живыми. Ольга немедленно снарядилась в городской парк.
− Принесла? – спросил Яков Ольгу, когда часа через два она вернулась домой.
− Да вот, десяток полузадушенных и один «солдатик». Жара несносная, даже насекомые попрятались, − извиняясь, пожаловалась она.
− Надо бы сверчков добыть, − Ольга просительно посмотрела на мужа.
− Разбежался. Поехал на деревню к дедушке за тараканами, ̶ недовольно буркнул Яков. И спокойней. ̶ Да где их возьмёшь? Давай сейчас попробуем кормить.
Яков вооружился пинцетом, осторожно и нежно подцепил Гошу пальцами за спинку и так, чтобы тот не мог расправить крылья. Но тщетно он подносил насекомых. Клювик птенца был заперт, словно на замок. Он не открывал его и тогда, когда единственный из добычи живой паучок щекотал его своими восемью лапками. Отфыркивался. Новоиспечённые "родители" были в шоке.
Ольга почему-то рассердилась на Якова.
− Чего мы держим его в коробке! Давай опустим на пол. Ему же тесно там и скучно. Воздуха не хватает, − запричитала она.
− Оленька, ты же знаешь, стрижи не ходоки по земле, − мягко возразил Яков.
− Нет, ты не понимаешь. Давай опустим! Позволь делать, что хочет, − закапризничала Ольга.
Гошу вновь поставили на пол балкона, и он, как обычно, заковылял к стенке. Дверь в комнату оставили открытой. И вдруг...
− Смотри, смотри, Яша!
Птенец сильно замахал крыльями.
− Он пробует летать, Яша!
Но Гоша сник. Он и на сантиметр не оторвался от пола. Когда же к вечеру Яков и Оля вышли на балкон проведать питомца, его не было. Обыскали все углы, обшарили гостиную, дверь которой оставалась открытой. Яков ползал по полу с фонариком, высматривал щели под диваном. Гоши не было нигде.
− Возможно, всё-таки улетел, − сказал он. – Ну, и слава богу. Значит будет жить. Мальцы стрижей со младых ногтей умеют о себе заботиться, даже когда вываливаются из гнезда. ̶ Произнёс он заученную фразу, даже не вдумываясь в её смысл. ̶ Не горюй, Оленька. Дети, в конце концов, покидают родителей. Таков закон природы.
Ольга промолчала, но сильно расстроилась. Внутри у неё что-то оборвалось.

День третий.

В эту ночь спала Ольга плохо. Она ворочалась. Ей снился старый сон, один и тот же, преследовавший её с тех пор, когда в гинекологии объявили, что у неё уже не будет детей.
Она стоит на остановке тролейбуса. Сегодня у неё урок в школе. Её ждут малыши, нарядные первоклашки. Девочки с большими бантами на головах, в белоснежных фартучках, с яркими букетами цветов в руках. За ними красиво одетые и очень серьёзные мальчики. Родители с детьми уже подходят к школе, а Ольга никак не может попасть в троллейбус. Машины подъезжают к остановке, она видит невозмутимое лицо водителя, пассажиры строго и с удивлением, почему-то все разом, глядят на неё, но Ольга не может войти в открытую дверь, как будто кто-то сковал её ноги. Троллейбус отъезжает. Она ждёт следующий, и картина повторяется. Наконец, поднимает руку и бросается к маршрутке, но водитель корчит рожи, показывает ей язык и уезжает. Она пытается поймать такси, но они, переполненные, минуют её. Ольга видит недовольное лицо своей директрисы, а стоящий рядом инспектор районо, указывая на неё пальцем, выносит приговор: "У вас никогда не будет первого урока!"
Ольга не пыталась, да и не хотела разгадывать этот сон, лишь тупо держала в голове до тех пор, пока насущные заботы стирали его до следующего раза. Тревожное состояние загонялось внутрь, в подсознание.
Придя в себя и встряхнувшись, она встала и, кашляя из-за последствий вирусной инфекции, прошла в ванную комнату. Пошаливало сердце. Вот бегаешь с нелеченной инфекцией, бродило в голове, а потом и осложнения, не знаешь откуда беруться. Она намеревалась подправить маникюр на ногтях, но передумала, быстренько освежилась под душем, планируя попутно сегодняшний завтрак. Яшу не очень интересовали обеды, но завтракал он с удовольствием и солидно. Порой, этого хватало ему до вечера.
Ольга набросила на плечи халат и автоматически, по летней привычке прошла на балкон. Откуда-то издалека доносились стоны, видимо, неполадившей с родичами вороны. Глаза машинально пошарили по территрории балкона и... По полу, как и прежде ковыляя, как-будто он никуда не пропадал, полз к стене Гоша. Она на мгновенье обомлела, затем бросилась в спальню, растормошила Якова.
̶ Яша, вставай. Вставай быстрей, пойдём. Гоша...

Днём ситуация стала критической. Оба понимали, что не справляются. Гоша ничего не ел, слабел, а они и не ведали, что стрижи питаются только на лету. В неволе требуется значительная дрессировка, чтобы птенец научился самостоятельно брать пищу на земле. Этого с трудом добиваются даже специалисты.
Поразмыслив, Яков предложил отнести Гошу в парк, туда, где он был подобран. Может быть родители по крику найдут его, или другие стрижи своего признают и спасут?
Так и сделали. Нашли дерево, на котором в развилке двух ветвей просматривалось старое покинутое гнездо. Высокий Яков подпрыгнул и вбросил Гошу прямо в новое для него, пусть и не своё жилище. Но Гоша оставаться в нём не захотел. Он очень ловко вцепился в вертикальный ствол с намерением подняться выше. Шедший мимо немец-прохожий заинтересовано остановился и, поняв, что происходит, с уважением заговорил с обоими. Прохожий сказал, что оставлять птенца одного бесполезно. Пропадёт. Они ещё вместе пару раз высоко подбрасывали птенца в воздух, надеясь, что он полетит. Гоша отчаянно махал крыльями и, едва планируя, падал на землю. Круг замкнулся. Не летая, птенец не сможет питаться, а падунков стрижи не докармливают, надеясь на их самостоятельность, объяснил их новый знакомый. Но от прохожего Ольга с Яковом узнали, что в городе имеется союзы по охране животных и даже клиника для их лечения и спасения. Не откладывая в долгий ящик, раздобыли адрес и отправились туда.

Заведение поразило их больничной чистотой и немецкой организованностью. В приёмном покое сидели, дожидаясь вызова, хозяева с их питомцами-пациентами, преимущественно собаками и кошками. Вереницы людей они видели при подъезде к клинике уже метров за двести.
Им велели подождать. Когда Яков показал Гошу, сестра покачала головой и сказала, что, к сожалению, из-за перегрузки врач не сможет к ним сейчас выйти, но птенец останется безусловно и ему будет оказана помощь. Стоимость лечения государство берёт на себя.
̶ Мы сможем узнать о его дальнейшей судьбе? ̶ нервно задала вопрос Ольга.
̶ Разумеется, ̶ удивилась приёмная сестра. ̶ Вы получите регистрационный номер и телефон для справок. Заполните, пожалуйста, подробней этот лист и опишите обстоятельства находки. Не забудьте вписать ваши данные и телефон.
̶ Его зовут Гоша, ̶ уже примирительно сказала Ольга. Сестра внимательно посмотрела на неё и улыбнулась. Позже, когда прочитала описание обстоятельств находки, вновь покачала головой.
̶ Вам не надо было бросать его в воздух, это провоцирует у птицы сильный стресс, да и принести следовало сразу же.
Ольга упрямо мотнула головой. Домой они ехали оба окрылённые.
̶ Подумать только, ̶ возбуждённо тараторила женщина, ̶ врачи, профессиональный уход, все необходимые лекарства, гигиена, научное кормление. Кстати, как это там делают? Нет, нет, нет! Они спасут его, правда, Яша? Он будет жить. Да? Яша? Яша!
Яков молчал. На душе у него становилось скверно.

День шестой.


Яков не хотел долго ждать и в тайне от Ольги позвонил в клинику. На другом конце запросили регистрационный номер и фамилию интересующего. После некоторой паузы удивлённый, как показалось Якову, голос ответил, что их питомец не пережил.
̶ Почему?! ̶ не сказал, а выдохнул Яков. Чёрная туча нависла над ним, задрожала рука с айфоном.
̶ Ваш питомец был крайне истощён. Кроме того, у птицы обнаружился перелом плечевой кости. Это делало прогноз выздоровления безнадёжным.
̶ Но вы же врачи, ̶ глупо промямлил Яков.
̶ Молодой человек, прозвучало в телефонной трубке, ̶ к сожалению, именно стрижи лидеры по факту травматизации в ряду птиц а среди их прочих заболеваний травмы составляют свыше шестидесяти процентов. Проблема в трубчатом характере кости. Даже когда мы вводим для укрепления спицу в костномозговой канал, она заполняет его и практически прекращает положительную трофику оперированной кости. Вы же понимаете, птица должна летать, а металл утяжеляет вес поврежденной конечности.
Яков поблагодарил и отключил мобильник.

День седьмой. Утро.

̶ Оленька, что с тобой? ̶ Яков слегка потормошил жену, свернувшуюся клубком в постели. ̶ Ты кричала во сне.
Ольга медленно просыпалась. Она открыла глаза. Потом посмотрела внимательно на мужа и неожиданно рассмеялась. Якову показалось, с натугой.
̶ Мне приснился сон. Хороший сон. Правда, правда. Я стою в открытом поле, вокруг колосится пшеница. Небо голубое-преголубое, а в небе кружат стрижи. Ты знаешь, птицы целовались на лету. Правда, правда. Потом вдруг начали снижаться и один из них опустился так низко, так низко, так низко...
̶ И ты узнала его? ̶ убитым голосом произнёс Яков.
̶ Да! Это был Гоша! Яша, Яша.
Ольга прильнула к груди мужа и из глаз пожилой женщины, которая давным-давно разучилась плакать, вдруг хлынули слёзы. Она больше не могла сдерживать рыдания. Он целовал её в глаза, гладил пожелтевшие со временем волосы, осторожно пальцем разглаживал морщинки, которых не могло миновать её лицо, для него всегда прекрасное. Он шептал ей на ухо те заветные слова, которые обручили их в молодости. Он сжал её в могучих объятиях, чтобы никому не отдать, чтобы ничто не могло отобрать её у него.
̶ Оленька, родная моя. Гоша выздоровел и улетел, ̶ повторял и повторял Яков святую ложь. ̶ Ты же знаешь стрижи улетают в Африку.
̶ Да, Яша, наш Гоша сейчас в Африке, ̶ сквозь рыдания соглашалась Ольга. ̶ Из всех северных стран стрижи уже улетели в Африку. Их много там. Все, все, все и наш Гоша среди них. Правда, Яша, правда, правда!

Полгода спустя.

Ольга умерла через два месяца. Не выдержало переживаний и не преодолённого внутреннего отчаяния её слабое, но доброе и любвеобильное сердце. Она никогда не попрекала Якова, за то, что он настоял на аборте, в то время как она была уже на четвёртом месяце беременности. Хотелось пожить в своё удовольствие. Хотя искусственные прерывания беременности не были запрещены в СССР, но надо было доказывать крайнюю необходимость аборта да платить шестьдесят рублей за операцию, а для них, бедных студентов, это были деньги. Бабка, взявшаяся за удаление плода, согласилась за тридцатник. Она же и сказала, что мужской пол.
О смерти Гоши Ольга узнала раньше Якова. Она позвонила в клинику за день до него, но позже не признавалась ему, почему кричала во сне в ту ночь. Ей снилось, будто стоит она под навесом крыши, а из фиолетово-чёрной тучи хлещет дождь. Только струи его не обычные: кто-то на небе лил на землю кипяток. Капли его попадали ей на лицо, они оставляли ожоги, но она терпела. Вдруг дождь прекратился, она смотрит вверх, а там под крышей гнездо. Из гнезда вылетают два стрижёнка, сверху на них неожиданно устремляется чеглок. Это такая разновидность сокола. Стрижам удаётся увернуться от хищника, но чеглок уже не чеглок, а баба Яга на метле, стрижата не стрижи, а голенькие младенцы, вроде ангелочков, с крыльями стрижей за спиной. Один, спасаясь, летит прямо на неё, и она узнаёт в нём... Гошу. Но это не Гоша- птенец, а её сынишка. Гоша кружит над ней и плачет. Она прислушивается к его щебету и начинает понимать птичий крик. Он жалуется:
̶ Мама, мама, мне больно. Злая тётя поранила мне плечо. Мне трудно летать, а нам пора в Африку. Я улетаю в Африку навсегда. Мамочка, скажи папе, что я никогда не вернусь...

После кончины жены Яков сильно сдал, не следил ни за собой, ни за своей одеждой и не принимал ничьей помощи, отключил телефон. Он полностью поседел, весь сгорбился. Соседи стали замечать, что прежде крепкий мужчина разговаривает сам с собой, неожиданно и вроде не кстати, жестикулирует, как будто ведёт с кем-то трудный и горький диалог.


[/size]
14 августа 2016


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Четверг, 18 Авг 2016, 18:59
 
Кот_Гамильнот Дата: Среда, 17 Авг 2016, 17:13 | Сообщение # 15
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 199
Награды: 5
Репутация: 31
Здравствуйте, Феликс Николаевич! Прочитала ваш рассказ "Гоша". Произведение понравилось, особенно финал. Финал помогает переосмыслить важные моменты в нашем современном обществе, такие как аборт: право человека на убийство не рожденного. Описания погружали в атмосферу повествования, читалось легко, хотя поначалу немного смутило "описательство". Хотелось больше действий и событий. Есть некоторые моменты, которые смутили. О них расскажу ниже.

Цитата Phil_von_Tiras ()
Девочки с большими бантами на головах, белоснежных фартучках, с яркими букетами цветов в руках.

Наверное, лучше бы: "в белоснежных фартучках".

Цитата Phil_von_Tiras ()
За ними также красиво одетые и очень серьёзные мальчики.

Я бы убрала "также". Наводит на мысли, что мальчики тоже в "бантиках".

Цитата Phil_von_Tiras ()
Родители с детьми уже подходят к школе, а она никак не может попасть в троллейбус.

Из логики текста следует, что школа не может попасть в троллейбус...

Цитата Phil_von_Tiras ()
Сначала намеревалась подправить маникюр на ногтях из-за их постоянно синюшнего вида

Страшная картина. Не совсем поняла, почему у женщины ногти, как у трупа.

Цитата Phil_von_Tiras ()
Заведение поразила их больничной чистотой и немецкой организованностью.

Опечатка: поразило.

Цитата Phil_von_Tiras ()
Она открыла всё ещё красивые глаза.

Очень неоднозначное предложение. Почему после сна у женщины глаза должны были стать некрасивыми?

Цитата Phil_von_Tiras ()
Небо голубое преголубое

Здесь, думаю, нужен дефис.

В целом, философское, добротное произведение! Успехов в творчестве!


http://soyuz-pisatelei.ru/forum/262-13560-1
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/261-13561-1
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ


Сообщение отредактировал Кот_Гамильнот - Среда, 17 Авг 2016, 17:14
 
Phil_von_Tiras Дата: Среда, 17 Авг 2016, 21:51 | Сообщение # 16
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Цитата Кот_Гамильнот ()
Здравствуйте, Феликс Николаевич! Прочитала ваш рассказ "Гоша". Произведение понравилось, особенно финал. Финал помогает переосмыслить важные моменты в нашем современном обществе, такие как аборт: право человека на убийство не рожденного. Описания погружали в атмосферу повествования, читалось легко, хотя поначалу немного смутило "описательство". Хотелось больше действий и событий. Есть некоторые моменты, которые смутили. О них расскажу ниже.

Цитата Phil_von_Tiras ()
Девочки с большими бантами на головах, белоснежных фартучках, с яркими букетами цветов в руках.

Наверное, лучше бы: "в белоснежных фартучках".

Цитата Phil_von_Tiras ()
За ними также красиво одетые и очень серьёзные мальчики.

Я бы убрала "также". Наводит на мысли, что мальчики тоже в "бантиках".

Цитата Phil_von_Tiras ()
Родители с детьми уже подходят к школе, а она никак не может попасть в троллейбус.

Из логики текста следует, что школа не может попасть в троллейбус...

Цитата Phil_von_Tiras ()
Сначала намеревалась подправить маникюр на ногтях из-за их постоянно синюшнего вида

Страшная картина. Не совсем поняла, почему у женщины ногти, как у трупа.

Цитата Phil_von_Tiras ()
Заведение поразила их больничной чистотой и немецкой организованностью.

Опечатка: поразило.

Цитата Phil_von_Tiras ()
Она открыла всё ещё красивые глаза.

Очень неоднозначное предложение. Почему после сна у женщины глаза должны были стать некрасивыми?

Цитата Phil_von_Tiras ()
Небо голубое преголубое

Здесь, думаю, нужен дефис.

В целом, философское, добротное произведение! Успехов в творчестве!


Надюша, давно не встречались. Спасибо за визит и за замечания. Я сам посмеялся над собой за амфиболии и другие оплошности. Женщина видит женщину, разумеется острее, чем мужчина (ну, за некоторыми исключениями, если мне поставят в пример Толстого и пр. корифеев). Все замечания принимаю и внесу коррективы. Объясню, почему синюшные ногти, заранее признавая, что получилось неуклюже. В конце рассказа Ольга умирает от сердечного приступа, и я хотел, предваряя, показать читателю, что у неё больное сердце. Конечно, это можно было сделать гораздо проще.


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека
 
Кот_Гамильнот Дата: Воскресенье, 28 Авг 2016, 11:57 | Сообщение # 17
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 199
Награды: 5
Репутация: 31
Феликс Николаевич, про синюшные ногти поняла теперь! :) Рада, что мои советы вам пригодились. Творческого Вам успеха и благополучия!

http://soyuz-pisatelei.ru/forum/262-13560-1
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/261-13561-1
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ
 
Ла-Ра Дата: Среда, 05 Окт 2016, 20:06 | Сообщение # 18
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Награды: 42
Репутация: 127
Цитата Phil_von_Tiras ()
Гоша

Душещипательный рассказ, Феликс. С возрастом мы все начинаем о чём-то сожалеть.
Причём эти сожаления год от года становятся всё острее.
Вам удалось это передать.


От себя не убежишь...
 
Phil_von_Tiras Дата: Среда, 05 Окт 2016, 22:39 | Сообщение # 19
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Цитата Ла-Ра ()

Душещипательный рассказ, Феликс. С возрастом мы все начинаем о чём-то сожалеть.
Причём эти сожаления год от года становятся всё острее.
Вам удалось это передать.


Да, спасибо, Лариса. Я хотел передать психологическое состояние человеческой травмы, которая сублимируется и взрывается во внешнем, казалось бы постороннем событии. Почти по-Фрейду.


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека
 
Phil_von_Tiras Дата: Воскресенье, 11 Июн 2017, 20:26 | Сообщение # 20
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Персональное дело

Алексея Абрамовича Штейлера, шеф-повара ресторана «Пегас» посадили на табурет посреди вместительного кабинета. Штейлер, если написать латинскими буквами и прочитать по-немецки, звучит как Штайлер, а переводится словом «крутой». Но внешне об Алексее Абрамовиче сказать этого было никак нельзя. Шеф-повар представлял из себя типичного пикника: толстый, благодушный, медленно думающий. Крупное красное лицо его походило на грушу черенком вверх. Черенком же служил перехваченный резинкой пучок волос. Родом Алексей Абрамович был из Бессарабии. Это замечалось в его русской речи, потому что, по привычке следуя нормам румынского языка, он непроизвольно озвучивал русский. Однобуквенные согласные предлоги, особенно «к» и «в», давались ему трудно. Он говорил: «Морковь нарежьте и бросьте ыв кастрюлю». Или: «Подойдите ык плите».
Грузно восседая на узком табурете, Алексей Абрамович отрешённо глядел в широкое окно, наблюдая за кружившей над небольшим озерцом цаплей. Миниатюрный парк, бывший городской сквер с прудом, принадлежал теперь обществу с ограниченной ответственностью, сети кафе и ресторанов под наименованием René Royal-пицца. Генеральным директором его был Роман Евстафьевич Приходько.
Птица неожиданно спланировала на мостик, который соединял в узкой части две половинки пруда, её маленькая головка на вытянутой шее, как гарпун, метнулась в воду и через мгновенье в её длинном клюве оказалась большая и жирная лягушка. Цапля слегка подбросила её с намерением проглотить, но передумала, положила на мостки, ударом клюва разнесла в клочья внутренности земноводной и улетела.
Шеф-повар был усажен против учредителей René Royal-пиццы с целью обсуждения, как было сказано в объявлении, его персонального дела. По левую сторону от Алексея Абрамовича усадили на двух рядах стульев «общественность». Сам Роман Евстафьевич задумал показательный процесс. По его замыслу судить должны были не столько учредители Рояль-пиццы сколько народ.

* * *
Патологоанатом местной больницы Василий Петрович Вислоухов был ещё и поэтом-любителем со стажем. Он обладал неплохой памятью, и мог полностью цитировать даже поэмы известных мастеров слова. Читать наизусть свои произведения он стеснялся, но очень заботился об их публикации, хотя бы в стенгазете. С началом перестройки он организовал кружок любителей русской словесности при комбинате бытового обслуживания. После развала СССР учреждение выстояло, стало частной собственностью, несколько изменив название на комбинат бытовых услуг. Не разбежался и даже расцвёл кружок Василия Петровича, но он переименовал его в студию литературы и искусства. Статус искусства ей обеспечивала бывшая учительница игры на фортепиано, старая и одинокая женщина, искавшая хоть какого-нибудь человеческого общения в эти трудные времена. Она даже подарила студии, читай комбинату, своё так же старое и разбитое пианино в надежде, что умельцы сумеют его починить и настроить. За бесплатно умельцев не нашлось, и старая дама иногда поигрывала невзыскательным литераторам советские песни, чтобы оправдать своё присутствие.
Василий Петрович гордился возросшим числом студийцев. Открывал он заседание неизменно словами: «Уважаемые трупы! Сегодня оставляем позади прозу жизни и начинаем говорить стихами».
В этом своём обращении он был не так далёк от истины, если учесть, что трупы были живыми. Правда, не в толстовском смысле. Политическая катастрофа выбросила, говоря известным штампом, на свалку истории целый ряд профессий, как то советских функционеров, преподавателей истории партии, научных коммунизма и атеизма. Без работы оказались многие офицеры дислоцированных за рубежом войск, ликвидировались искусственные рабочие места, создаваемые для обеспечения всеобщей занятости в СССР. Быстрее всего переквалифицироваться получалось на парикмахера, сапожника, часового мастера, ремонтника радио и видеоаппаратуры. Зарабатывая насущную копейку, эти люди были, по крайней мере, спокойны за семьи, но ностальгия по былому, более высокому социальному статусу потянула их, в порядке душевной компенсации, к духовно возвышенному, к творчеству, к художественному слову. И посыпались, к примеру, такие строки:

«Здравствуй друг-капитан!
Много видел ты стран,
Породнившись с морскою судьбою.
На корабль твой дан
Крепко сплавленный клан –
Вся команда, что рядом с тобою.»

Василий Петрович к пятнадцатилетию своего детища резонно решил организовать юбилейный праздник для коллектива и широкой публики. На ум сразу же пришла идея устроить его... А где же ещё как не в «Пегасе». Управляющим сетью Рене Рояль-пиццы был сын Приходько, прежний сокурсник и друг Вислоухова, который на третьем курсе предпочёл бизнес вместо профессии врача. Договорились о встрече в субботу. В среду студийцы с энтузиазмом обсудили программу юбилейного вечера, кто, что и сколько будет читать гостям ресторана. Между выступлениями поэтов обязали играть своего единственного представителя искусства. Но этого показалось мало. И тогда вдруг Сеню-парикмахера осенило.
− А что, − сказал он, − если мы предложим гостям меню в стихотворной форме?
− Гениально, − восхитилась Верочка, комплектовщица белья из прачечной.
− И каждому блюду мы присвоим поэтическое название, − добавил Сергей Мунтян, капитан, бывший командир пехотного батальона из Группы советских войск в Германии. – Например, салат «Элегия» или холодец «Петушок золотой гребешок».
Да причём здесь к юбилейному вечеру петушок, загалдело сразу несколько голосов.
− Как тут причём? − вскипел Сергей. – А петушок, петушок, золотой гребешок, масляна головушка, шёлкова бородушка... это для вас не поэзия? Получше вашей!
− Э-э-эх. Тихо! – скомандовал Василий Петрович, но поскольку в гаме голосов его никто не слышал, неожиданно для себя рявкнул:
− Всем молчать! Встать! Встать, говорю! Сергей, как бывший военый, удивленно глянул на шефа, но постепенно гул утих.
− Я вот что предлагаю, − продолжил Василий Петрович, − идея меню мне нравится. Но апофеозом будет не просто наименование блюд в меню, эти пару строк всякий дурак зарифмует. Думаю, мы в состоянии зарифмовать всю рецептуру приготовления блюд и предложить свой вариант поварам.
− Так-то с этим согласится шеф-повар, − робко возразила Любочка, безработный дизайнер плакатной графики.
− Ну, уж это я возьму на себя, − отрезал Василий Петрович.

− Вася, говори быстрей, времени в обрез. Что мы с этого будем иметь? − сказал при встрече Виталий Романович. Отец приказом № 2, экономии ради, назначил сына управляющим сразу двух ресторанов. Ситуация такова, что за каждым работником нужен глаз, воровать ещё не разучились. Во всяком случае в их кафе и в ресторане «Золотой лебедь» это было установлено. Так что утверждение насчёт дефицита времени выглядело правдой.
− Витя, − Василий Петрович по студенческой привычке называл Виталия Витей, −, во-первых, нас не менее тридцати человек. Если вы нам устроите бранч, днём ресторан ведь почти пуст, то это уже доход. Во-вторых, мы дадим объявление в городской газете, по месту работы членов студии, оно будет висеть плакатно-красочным в общественных местах. Уверяю тебя мест не найдете для гостей. В третьих, сравни два названия: «Килька в томате» или ассорти «Золотая рыбка». Разницу чуешь? Мы опоэтизируем всю кухню, отбою от гостей не будет. Дадим музыку, лучшие стихи.
− Наш шеф-повар Алексей Абрамович едва ли согласится, задумчиво произнёс Виталий Романович. Стал осторожней. У бати с ним не лады.
− Отчего же так? Я слышал повар он классный.
− Слишком принципиальный, − криво усмехнулся управляющий. − С поставщиками скандалит, недавно полсотни куриных окорочков в мусор отправил. Нюх, как у собаки. С рыбой что не так – на списание. Свою жену бухгалтера-калькулятора под конторолем совести держит.
Что это значит, Приходько младший разъяснять не стал.
− Ну отправь его куда-нибудь, Витя. Ваше стандартное меню мы не меняем, только названия.
Про то, что студийцы намерены поработать и с рецептурой, Вислоухов промолчал.
− Приказать не могу, но на пару дней перед вашим выступлением заберу его в «Золотой олень», если согласится, конечно. Там у нас проблемы с кухней. За свою профессию он горой, клюнет. Если что, чёрт с ним. А ты обратись к старшему повару, скажешь, от меня. Я предупрежу.
− Замётано, Витя.
* * *
Итак, до юбилейного вечера, собственно, не вечера, а дневного бранча, когда устанавливается твёрдая и достаточно либеральная цена на одного человека, а ешь пока не лопнешь, оставалась ровно неделя, и команда взялась за дело. Решили встречаться через день. Первого вдохновение посетило Сеню- парикмахера.
− Вы как всегда скоры, Сеня. Похвально. – Василий Петрович ко всем студийцам обращался на «Вы». Поэт, так считал он, это высшая интеллигентность.
− Давайте в таком порядке, − адресовался он ко всем. – Вы называете выбранное блюдо, коротко излагаете оригинал, затем ваше название и текст.
− Нет проблем, − ответил Сеня. – «Огуречные кораблики». Значит так. Делим огурцы вдоль и пополам, вынимаем мякоть и наполняем приготовленным фаршем. Затем вырезаем из салата парус, протыкаем шампуром, кораблик готов. Приятного аппетита.
Сеня откашлялся, закрыл глаза, концентрируясь:

«Под парусами

Сметана, каперсы с лимоном,
Плюс лук и мякоть огурца,
Ещё добавьте кардамона
И всё смешайте до конца.

А в полость огурца вложите
(Но пусть их лучше будет два)
Форшмак из сельди в лучшем виде,
Что приготовили сперва.

Воткните в плоть шампур смелее,
Не гнётся мачта, не скрипит,
Салатный парус гордо реет
И не от счастия бежит.

Под парусом по синей глади,
Что ищет он в стране родной?
Он хочет искренне, чтоб люди
Вкушали радость и покой.»

Он открыл глаза. Полминуты была тишина. Затем раздались аплодисменты и голоса. Ну, Сеня! Пионер. Новатор. Молодец. Начало положено. Так держать. Сидевший в дальнем углу комнаты Саша Новиков, поднял руку, но его долго не замечали. Когда же предоставили слово, он немного заикаясь заявил, что в общем то, конечно, хорошо. Но ему показалось, нечто знакомое. Помнится, он слышал это в школе.
− Александр, вам не нравится? – Не то спросил, не то подытожил общественное одобрение Василий Петрович. − Обратите внимание на ритм. Классика. А рифмы – вложите до конца... ах, нет. Вот: до конца – огурца.
− Но, Василий Петрович, глади – люди?
− А что вас смущает? Диссонансная рифма. Маяковский часто употреблял.
− Это, конечно, − уже мямлил Новиков, −, но у меня невольная ассоциация, которая может возникнуть и у других людей. Как-то сливается звучание «чтоблюди». Слышится «что блюди», а тут ещё блюди рифмой к слову «глади». Глади – блюди. Другая гласная просится. Уж извините.
− Не брюзжите, Александр. Послушаем, что вы нам сочините. Есть у кого ещё что?
− Можно я? – спросила двадцатисемилетняя Ирина Танасоглу. − Блюдо простенькое, но на мой взгляд очень поэтичное. В оригинале называется колбасные мисочки.
− А у вас?
− Я назвала «Летающие блюдца».
−, Пожалуйста.
− Значит так, − скопировала женщина Сенино начало, − берём палку колбасы, лучше потолще.
− А как насчёт длины? – вдруг перебил её уже поистрёпанный жизнью капитан.
− Зависит от количества участников, − наивно отреагировала Ирина, не подозревая подвоха, и продолжала: − А главное, обрезая по сантиметру три от основного ствола, не отделять натуральную кожицу от мяса, она ещё пригодится.
− Ух ты! – выдохнул Сергей, радуясь очередной речевой оплошности.
− Предположим, мы нарезали 10 кружочков. Берём затем в руки два яйца...
− Два в одну руку или в каждую по одному, − продолжал скабрезничать капитан.
− А какая разница? − удивилась Ирина.
− Смотря какие яйца, − поосторожничал, глупо улыбаясь, Мунтян. − к тому же важно для чего и... – он сделал паузу, − у кого.
− Сергей, прекратите! – одёрнул капитана Василий Петрович. Продолжайте, Ирина.
До Танасоглу, наконец, дошло. Она зарделась, закрыла тетрадку и возобновлять чтение отказалась. Уговаривали хором. Очень хотелось узнать, как из колбасы образуются летающие блюдца. Минут через пять, придя в себя и контролируя каждое слово, Ирина стала объяснять, что, положенные на горячий противень, колбаски вспучиваются и образуют хорошо вогнутые тарелочки, которые наполняют рубленными яйцами или омлетом с овощами и приправами.
Зажмуривать глаза, как Сеня, Ирина не стала. Она читала уверенно, несколько с французским прононсом из-за не до конца вылеченной простуды.

«Летающие блюдца

Они не странные объекты
И не таинственный предмет,
Нам не потребны интеллекты,
Чтоб блюдца превратить в обед.

Нарежем толстые сосиски,
Уложим на сковороде,
Подсолнечного масла впрыски
Donne goȗt charmont в любой еде.

Взлетают блюдца-легковесы
В них снедью полнятся борта.
Mets délicats (деликатесы)
Не пропустите мимо рта».

Восторгались бурно.
− Ах, какой charmont этот французский, − стонала Фатима Ахмедовна, учительница начальных классов, дама из президиума, как про себя называл её Василий Петрович. Новиков снова поднял руку, но Вислоухов его больше не замечал.
К своему юбилею студийцы подготовили двадцать семь, как они именовали, блюдостихотворения. Оставалось теперь их только реализовать. Вносить их в официальное меню не понадобилось. В случае бранча оно не подаётся. Холодные и горячие блюда выставляются на сервировочных столах. Для себя же распечатали в нескольких экземплярах и подумывали об издании небольшим сборником с иллюстрациями.
В субботу, рано утром вся команда явилась в ресторан «Пегас». Василий Петрович прошёл в кухню. Старший повар был мрачен, едва говорил. Он пропустил визит к врачу, где предстояло вырвать шестой из коренных зубов. Два дня придётся мучиться, поскольку боль была всё-таки зубная. Василий Петрович сообщил ему, что поэтическое меню они принесли, это в основном холодные блюда и надо их приготовить.
− Да где же я возьму столько поваров на ваши рецепты? − попытался возмутиться старший.
− Своих дам. Предоставьте только продукты.
− Это как же? Нет, нельзя. Санитарные нормы, Василий Петрович, − процедил повар, держась за щёку.
− Да у меня половина, это бытовики, медики, воспитатели, аптекарь, правда, больше мужики и даже стюардесса. Все проходят обязательный медицинский контроль. Кроме того, − Василий Петрович склонился к уху повара, − ведь согласованно!
− Да чёрт с вами, − подумал про себя старшой, − авось пронесёт и утвердительно махнул рукой: – праздник ваш, делайте как понимаете.
К половине первого кроме самих студийцев собралось уже достаточное количество гостей. Зал был необычно полон, сработала реклама. Выступления поэтов воспринимали снисходительно благосклонно, не забывая отведать афишированные яства из списка блюдостихов. К часу дня на лицах гостей стали замечать недоумение, а к половине второго обозначился, а потом и разразился скандал. Трое деток никак не могли откашляться, в глазах их стояли слёзы, и они выражали ужас. Пожилой мужчина с раздражением резко отодвинул тарелку, та зацепила бутылку и оба предмета разлетелись вдребезги на кафельном полу. Молодая дама с широким вырезом декольте подавилась «золотым петушком», в холодце оказалось много мелких косточек. Две женщины пошли искать менеджера. Несколько человек заявили, что платить не собираются и будут жаловаться.
Старший повар выскочил в зал, запоздало потребовал от Василия Петровича меню, мобилизовал наличных официантов и, глядя в список, диктовал им блюда, которые должно было немедленно удалить.
На кухне экспертиза старшего повара показала, что, собственно, не всё изъятое несъедобно. Но значительная часть блюд и пересолена, и переперчена. Мясо пересушено. Поверхностно обозначенная в стихах рецептура привела к тому, что были использованы не те специи и не в том количестве. Кое-где перепутали продукты, так сказать, под рифму. Например, у Сени с кардамоном. Блюда из-за спешки и ажиотажа были выставлены неопробованными из-за отсутствия шеф-повара.
Юбилейный праздник провалился.

...После инциндента в субботу генеральный директор решил воспользоваться случаем и избавиться от неугодного работника. Теперь причин для увольнения из зоны ответственности главы кухни было достаточно. Управляющий, руки умыл, сославшись на то, то шеф-повар оставил пост из личного интереса. Он и вовсе не явился на собрание, хотя доля его капитала среди учредителей составляла двадцать пять процентов, вторая по величине суммы. Доля отца – шестьдесят. У остальных десяти участников она была мизерной.
Шеф-повару инкриминировали прогул. Была нарушена технология и рецептура блюд, не санкционировано их изменение, не соблюдены нормы гигиены и санитарии, возросла косвенная себестоимость из-за вынужденного списания продуктов и отказа гостей платить и пр.
Алесей Абрамович как то рассеянно выслушивал всё это. Понимал, обвинения законны. Его удивляло поведение «присяжных»: кухонных работников, мойщиков посуды, уборщиков, охранника. Уж эти врали запоем. В их высказываниях не было недостатка и в прямой клевете. Мол, как-то странно шеф-повар манипулирует с приготовлением блюд, добавляет что-то непонятное, подливает какие-то красные соки, сыпет порошки. Причем никому не объясняет что это. Был недавно случай, заявил охранник, разбуянился гость, посуду бил. Ну, выпил малость, да кто же не пьёт. Но ведь выпьют себе на здоровье и тихонько уходят. А этот, отчего же такой необычный? Уж он точно это знает, что его заказ сам шеф-повар готовил. Нехорошо. Подозрительно. А уж бранится как, заявила мойщица Ксения. Чужой он человек, потому и не болит сердце, не сострадает.
Алексею Абрамовичу, который учился на повара в Бухаресте с его изысканной вежливостью, такое поведение казалось странным. Ещё удивительнее было молчаливое одобрение учредителей, отсутствие какого-либо протеста со стороны коллег, особенно старшего повара, получившего у шефа солидный мастерский курс.
Уже не слушая генерального, ставшего в позу прокурора, Алексей Абрамович вновь уставился в окно, где недавно наблюдал за цаплей. Жестокая всё же птица, думал он отвлекая себя от неприятных мыслей. Головка маленькая, мозгов мало, одно ненасытное брюхо. Он вспомнил фильм о пернатых. Орёл не съест жертву, не умертвив её. Да и другие хищные птицы также. Не церемонится одна лишь цапля. Он видел, как, давясь и мучаясь, цапля заглатывала огромного сома, как она ухватила за горло утёнка. Тот задыхался, дёргал лапками, она же в позе величественной задумчивости держала его в клюве и не торопилась глотать. Лишь через некоторое время, всё ещё живого затолкала в узкое горло. Акула пернатая.
Алексей Абрамович стал машинально, как чётки, перебирать поэтическое меню, которое ему вручили, как вещественное доказательство вины. Генеральный монотонно читал заключение учредителей об увольнении, где говорилось о растрате средств René Royal-пиццы в значительных размерах, попустительстве по службе в отношении подконтрольных ему, Штайлеру лиц и, вследствие этого, несоответствии занимаемой должности. На глаза шеф-повару попалось стихотворение явно без описания рецепта.

«Ему не страшно быть под колпаком,
поэт ножа он, да и маг шампура.
Иглой фехтуя, будто бы клинком,
он кормит и слугу и самодура.
Как пред тарелкой супа все равны,
а повар здесь прямой законодатель,
так мир с какой ни глянешь стороны
им подведён под общий знаменатель.
Природой уготованная роль.
Она, природа без еды сурова.
Какой король без повара король?
И для себя ты первым делом повар.
Я «суп для герцога» хочу, тирамису,
нажарь крутоны, пасту Карбонара.
Волшебник, я возлюбленной снесу
карпаччо слайс из жирного омара.
Шварчит сковорода, потеет гриль,
слезу роняет стейк свиной в духовке,
у овощей в борще царит кадриль
и старта ждут у печи заготовки.
И, если за любовь ко Dragon Dog
меня в Сибирь отправят по этапу,
я всё равно иначе бы не смог,
и снял пред белым колпаком бы шляпу».
.
Дочитав его, Алексей Абрамович улыбнулся. Что ж, подумал он, теперь придётся принять предложение ресторана «Мэрцишор» в Бухаресте. Румыны давно и настойчиво приглашали к себе. Он обратил внимание на подпись под стихотворением и прочитал имя – Александр Новиков.

Берлин, 10.06.17

Donne goȗt charmont (фр. дают восхитительный вкус, читается: донгушармо).
Mets délicats (фр. читается: меделикя)
Крутон – по сути знакомые нам гренки (от французского krouton – горбушка). Поджаренные ломтики белого хлеба, на которые выкладывают мясо, рыбу, овощи, что угодно.
Паста Карбонара – это спагетти с тонкими ломтиками бекона, залитые сверху соусом из яиц и сыра. По настоящему использоваться должен сыр пекорино Романо.
Слайс Карпаччо – тонкая пластинка сырой говяжьей вырезки, приправленной соусом на основе майонеза.
Фаст-фуд „Dragon-Dog“ (англ. драконья собака, читается: драгендог)– блюдо, предлагаемое в одноимённой ванкуверской сети. Сто долларов там стоит сосиска в булочке, куда добавлена японская мраморная говядина и мясо омара, оливковое и трюфельное масло, дорогой коньяк и соус, рецепт которого держится в секрете.


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека


Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Понедельник, 19 Июн 2017, 05:59
 
Phil_von_Tiras Дата: Четверг, 14 Дек 2017, 17:34 | Сообщение # 21
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Продажа души

Мартин Тома

Перевод с немецкого Феликса Фельдмана

Я: Э-э, так вот. Я охотно продал бы свою душу.

Чёрт: Слушаю.

Я: Конечно, лак местами потускнел, но в целом я бы оценил её состояние как хорошее.

Чёрт: Хммм.

Я: В общем я рассчитываю за неё на скромный и регулярный доход, который избавил бы меня от забот о найме жилья, страховании и т.п. Ну, и, разумеется, чтоб он давал мне возможность культурного досуга и отпуска. Не исключаю и покупки. Скромные, без сомнения, но всё же и они должны быть учтены. Немного уважения и славы также не помешают. Я не настаиваю, чтобы это наступило немедленно и выглядело грандиозно. Однако, хотелось бы, когда меня уже не будет на земле, чтобы нашлось несколько людей, которые бы сказали: «да он, как творец, создал нечто значительное. Пусть его вклад − скромная нить в большом полотне культуры, но без этой нити она была бы беднее». Приблизительно так.
Да! Женщина, т.е. подруга, мне также нужна. Лучше всего не одна, а три. Я имею в виду, конечно, прочную связь и без намерения обмана кого-либо из них, но всё же дополнительно двоих, которые безоговорочно меня бы хотели, поскольку я прекрасен. Всего только двоих, не больше.
Такова моя цена. Думается, это честное предложение.

Чёрт: Видите ли, господин Тома, если бы я был заинтересован в вашей душе, то сделал бы вам предложение. Вам и не следовало занижать цену на душу. На неё всё равно никто не клюнет. Пожалуйста, не воспринимайте это лично, но я покупаю их не для того, чтобы хранить в какой-нибудь позабытой кладовке ада. Они у меня и так уже переполнены.
Вам трудно это понять? Я объясняю вкратце.
Моя фирма функционирует совсем просто. Я приобретаю на земле, в большинстве случаев на выгодных условиях, души и выгодно перепродаю их дальше падшим ангелам в аду. В среднем падший ангел нуждается по одной душе на год. Причем он может обходиться без новой души также хорошо несколько десятилетий. Но одна душа на год, это идеально. Тогда он счастлив и не доставляет мне хлопот. Однако, теперь ситуация такова, что народонаселение возрастает экспоненциально все выше, а наш контингент падших ангелов уже сто тысяч лет остаётся на том же низком уровне. В результате возникло избыточное предложение душ, не имеющее здесь спроса. Конечно, на определенный тип душ спрос всегда имеется. По поводу таких иссиня-черных душ мои ангелы облизывают себе пальчики. Скажем, Гитлер идет, естественно, на «ура». На этом уровне потребность у нас ещё остаётся. Что же касается вашей души, господин Тома, уж извините за грубость, поскольку, если я выражаюсь дипломатично, люди, к сожалению, не понимают: вы можете засунуть её себе в задницу. Здесь, у нас никакая свинья ею не заинтересуется. В самом деле. Ни одна свинья. Так что всего доброго.

Я: A… ммм… одну минутку. У меня-то она и есть черная! И кого вы пытаетесь переспорить? Откровенно говоря, вы уже в течении ста тысяч лет пребывания в аду страдаете благодушием.
И этот хочет рассказать мне нечто о моей душе. Убийства, насилия, пытки, измена, лицемерие, ненависть, ненависть, ненависть к людям, которых я даже не знаю, и к людям, которые были благосклонны ко мне. Ненависть даже к рыбам и насекомым, к младенцам людей и к малышам домашних животных. Всё это здесь, всё это в моей душе. Да, конечно, это больше не удовольствие, и жить с этим действительно грязно и трудно. Но ведь оно лишь малая часть, часть, в которой я в точности и не разбираюсь... но иногда, иногда…

Чёрт: Мне всё известно. Пожалуйста, сделайте одолжение и сэкономьте время на подробностях. У меня большой опыт в этом деле, я очень хорошо могу это оценить. Ваша душа − среднеобывательского уровня, и не найдёт никакого применения у нас в аду.

Я: Ах, вполне возможно, что вы и меня знаете. Но я радуюсь. Собственно, я рад. Вы открыли мне глаза. В самом деле. Теперь я нисколько и не хочу продавать душу. Отныне я буду решительно работать над собой. У меня есть новая цель: я стану лучшим человеком. И я буду чистить себя фундаментально, основательно и терпеливо, покуда вымету всю грязь из души, пока не очистится она и станет не подлежащей продаже. А люди будут смотреть в мои глаза как в чистый источник, и мои слова станут им родниковой водой умирающему от жажды. Я буду готов добровольно отдать каждому всё, что у меня есть. И когда я умру, Бог примет меня на небе, а я стану перед ним на колени и скажу : «Господи, Вы уже так долго терпите бесстыдные поступки падших ангелов там внизу, в аду. Господи, позвольте небесной рати выступить, я поведу их в последнюю битву против демонических паразитов из зловонного ануса преисподней. Время пришло». И я сожгу огнём веры ад до последней падшей души, так что даже воспоминание не останется от этого мира. И воцарится царство Божие.

Чёрт: Бог мертв.

Я: Что?!

Чёрт: Вам же это известно. Если бы, если бы вы однажды и честно заглянули в душу! Но вы предпочитаете обманывать самих себя. За сотни лет вы Его обезглавили. Назвали эту казнь эпохой Просвещения и так далее. Всё это достаточно известно, и нет больше возврата назад. Хвост иногда вздрагивает. Он, кажется, имеет ещё небольшой мозг внутри, подобно динозаврам, которые, впрочем, также давно мертвы. Совет вам: попытайтесь радоваться этому. Прежде всего, тому, что Бог мертв. По поводу динозавров, разумеется, тоже. Люди, которые каждое утро просыпаются в сознании, что душа их с рождения испорчена и единственное, что они могут предпринять, это безграничное послушание и подчинение, не более счастливы, чем вы. Кто утверждает обратное, лжёт.

Я: Я часто испытываю чувство вины и знаю, что виновен повседневно. Например, такой случай. Я собрался купить себе брюки, так как ходить без брюк стыдно. Но даже если бы я и не стыдился, то всё равно должен был бы сделать это, иначе меня бы на улице арестовали. Однако, эти брюки были сшиты детскими руками из хлопка, который собрали, по существу, рабы. При этом две реки, средства к существованию 10 миллионов людей и 50 миллиардов животных, были отравлены, а температура Земли поднялась на следующие 0,5 миллиграмм. Обогатилась же на этом кучка людей порядка, пожалуй, в двадцать злых человек. И я задаю себе вопрос: если б ты мог поменяться местами с одним из них, сделал бы ты это? Пытаюсь заглянуть в свою душу, услышать её ответ, но она молчит или отвечает восторженно-огненными намёками. Мне становится понятно, что любой ответ это, собственно, не ответ.
Всё это, фактически, зло да грязь, и дурно пахнет и исходит из инстинкта каждого человека, и все люди ничего не стоят. Разумеется, и я в том числе. Всё же небольшую скидку себе я бы позволил из-за способности рефлексии в себя, если даже неопытному читателю она кажется путанной. Моя подруга однажды сказала, что ядром моей души является качество военного преступника. И она права.

Чёрт: Любопытная попытка самооценки. Но вы не освободитесь здесь от Вашей души, господин Тома.

Я: Ах, да что мне известно? Душа – всё это чепуха! Но что же оно такое?

Чёрт: Объяснить сложно. Но я попытаюсь: предположение о свойстве совокупности всех элементов индивидуума, существование которого эмпирически подтвердить невозможно.

Я: У-ух! Тогда я оспариваю, что вообще имеется нечто в этом роде.

Чёрт: Вполне приемлемая позиция.

Я:
О! Это выводит меня из затруднительного положения. Я верю, это поможет мне. Эти поверхностные представления о вещах делают каждого безумным.

Чёрт: Мы на Вы друг с другом?

Я: Я делаю это все время.

Чёрт: Ну.

Я:
Вы и меня делаете безумным! Чтоб Вы в ад провалились!

Чёрт: Хи-хи!

Я: Все же, что-то здесь неверно. Бог вроде бы мертв, но ты-то живешь. Собственно, что же ты такое, если не Его отрицание? Если же он мертв, то и ты излишен, как болезненный зоб.

Чёрт: Да, к сожалению. И я говорю тебе, это зловонное чувство! И вот теперь мы снова на «ты». Нет проблем, говори мне запросто «ты». Мы, увы, оба две действительно бедные души!

Я: Но ты победитель. Ты пережил Бога. Вероятно, ты владеешь миром.

Чёрт:
Бог пережил самого себя, и никто не владеет миром. Мир - это хаос.

Я: Хаос − суть сатанизма и, следовательно, мир − это хаос. Это точно твоё.

Чёрт:
Кто поклоняется мне как запасному богу, ничего, конечно, не понял. Ведь в хаосе нет властелина. В хаосе я излишен, как болезненный зоб. Ты сам добрался до этого. Теперь же не впадай снова в заблуждение.
Я: Спасибо. Ты прав. Я бы мог теперь обойтись и без тебя, самостоятельно отправившись в хаос. И мир был бы не лучше и не хуже, чем раньше, а я вместе с ним. Но, вероятно, я был бы, по крайней мере, свободнее.

Черт: Но тебе пришлось бы внести туда определённый порядок, иначе он заглотит тебя.

Я: Разве плохо, если он проглотил бы меня?

Чёрт: Тем плохо, что ты бы не выдержал. Сущий ад.

Я: Это уж слишком. Мог бы ты порекомендовать какого-либо пригодного бога, который еще не мертв?

Чёрт: Многие люди верят в любовь, и некоторые имели в ней неплохой успех.

Я: Любовь? Ты серьезно?

Чёрт: Ну да, скажем попроще: секс.

Я: Как же я не пришёл к этому раньше! Все же, это залатанное свободомыслие тошнит!

Чёрт: Я обозначил бы это «залатанное свободомыслие» как наступающую просвещенность.

Я: Ты болтаешь, болтаешь, болтаешь.

Чёрт: В ней моя суть. Ты можешь дискутировать со мной вечно, я люблю это. Большое различие по отношению к Нему. С Ним нельзя было что-либо обсуждать. Допустимо было только подчиняться Ему, поклоняться, просить, чтобы он услышал тебя, предоставить себя полностью Его милости и затем приковать себя тому, что Он решил и поверить в это. Со мною ты можешь всё обсуждать и вести переговоры. Слишком немногие умеют ценить это. Они ничего другого не хотят, как подчинять себя другим.

Я: Надо ли понимать это как унижение?

Чёрт: Не-ет, ни в коем случае! Это в порядке вещей! С этим у меня никаких проблем. Собственно, я уверен, что не стал бы чёртом, если бы желал быть любимым. Чёртом становятся как раз наоборот, когда выступают против общепринятого и еще больше − против оппортунизма, который идёт за властью.

Я: Ещё одно противоречие. Все же оппортунизм − Survival of the fittest: выживание наиболее приспособленных. А это дарвинизм, мир без Бога, за которым ты стоишь.

Чёрт: Да. Но я против.

Я: То есть, ты против самого себя?

Чёрт: Чёрт и должен быть против себя самого.

Я: Тогда за что ты?

Чёрт: За свободу.

Я: А я за секс.

Чёрт: Это не исключает одно другого. Только я не имею ничего общего с этим. И ко мне приходят сексуально озабоченые люди. И они хотят секса взамен души или чего-то в этом роде. Тогда они ошиблись адресом. Я − змей. Я − самый умный. В этом проблема. Прежде чем я появился, господствовали райские порядки. Ева и Адам совокуплялись как животные. То, что я сделал тогда, ты можешь перечитать. Я указал им, что возможна более высокая ступень сознания. И тогда всё вдруг ужасно усложнилось и оказалось поставленно на голову. Я не хотел этого. Я сделал это ради правды и ясности, обнажённости и сексуальности, которая не регламентируема общественно. Но, откровенно говоря, получилось, что, желая зла, я породил добро. С некоторым правом я могу утверждать, что, собственно, я и был тем, кто изобрёл «любовь». Хотя оказалось, что эти сомнительные заслуги используют для себя снова и охотно другие. Я думаю, что возвысил вас до божественного сознания, а вы что делаете? Вы стыдитесь. Стыдился ли Бог когда-нибудь? Нет. Он дал так много лишнего вам, людям, чего я просто не понимаю.

Я: Знаешь? Я больше не хочу продавать душу. Я охотно её обменяю. Нет, ты выслушай меня! Сам же говорил, что хранишь кучу посредственных душ, которые пылятся у тебя в подвалах. Я даю тебе свою душу, а ты мне взамен какую-либо из них. Никаких потерь и никакого ущерба каждой стороне. Сделай это для меня.

Чёрт: Сохрани её для себя. Почему ты хочешь от неё освободиться. Она ведь хороша.

Я: Смена декораций. Твои ангелы хотят иметь каждый год новую, почему также и не я? И меня удовлетворит одна, такая же посредствененная, как моя старая.

Чёрт: Раньше люди держались за свои души и только отдавали их, так как надеялись в обмен получить кое-что иное, к чему стремились любой ценой. Ты хочешь обменять на ничто, на любую бывшую в употреблении, с которой, определенно, приобретёшь гораздо меньше. Я хотел бы понять это, прежде чем мы продолжим торговаться.

Я: Раньше люди верили, и они должны были заботиться о душе ради Бога. Но Бог мертв.

Чёрт: Бог мертв. Ну и? Такая вполне ухоженная душа сама по себе ценность! Да ты и не нуждаешься в каком-то дряном боге, который бы выдал тебе свидетельство: «Владелец этого документа правомочен войти в царство небесное. И.о. Пётр»! Всё это фигня!

Я: Я считаю иначе.

Чёрт: Чёрт побери! Я вас не понимаю! Я просто не понимаю вас!

Я: Не имеет значения. Сделай одолжение. В противном случае я не продвинусь ни на йоту.

Чёрт: Не могу. Я посоветуюсь со своим заместителем, что он думает по этому поводу.

Я: Сделай это.


Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека
 
ledola Дата: Четверг, 14 Дек 2017, 22:47 | Сообщение # 22
Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Награды: 93
Репутация: 273
Цитата Phil_von_Tiras ()
Гоша

скажу жаргонно - зачётно. Чёткий рисунок эмоций героев.


А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.

Долгих Елена

авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
 
ledola Дата: Четверг, 14 Дек 2017, 22:57 | Сообщение # 23
Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Награды: 93
Репутация: 273
Цитата Phil_von_Tiras ()
Персональное дело

Цитата Phil_von_Tiras ()
Поверхностно обозначенная в стихах рецептура привела к тому, что были использованы не те специи и не в том количестве.

Ну, вот, как всегда, виноват поэт! happy happy А идея была интересная!!


А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.

Долгих Елена

авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
 
Phil_von_Tiras Дата: Пятница, 15 Дек 2017, 17:00 | Сообщение # 24
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1123
Награды: 14
Репутация: 38
Привет, Лена. Всегда приятно видеть Вас у себя в гостях. И оценки приемлемы. А "Персональное дело" это ведь сатира на графоманство, здесь главный герой выполняет вспомогательную роль.

Дух дышит, где хочет.

Моя авторская библиотека
 
strong Дата: Суббота, 16 Дек 2017, 08:17 | Сообщение # 25
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 305
Награды: 4
Репутация: 13
Люблю читать воспоминания, мемуары… особенно творческих людей. Их становление, первые шаги. Иногда даже больше самих произведений.
Теперь буду частым вашим гостем.


ВАМ, ЛЮБИТЕЛИ ФАНТАСТИКИ
https://soyuz-pisatelei.ru/forum/262-15818-7
 
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Проза » Феликс Фельдман (рассказы, эссе, очерки)
  • Страница 1 из 3
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Поиск: