[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 4
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Проза » Игра в кубик (Проза)
Игра в кубик
Nekrofeet Дата: Понедельник, 03 Окт 2016, 14:55 | Сообщение # 1
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Гомеостат Апокрифки Македонского ч.1

Хорошие люди

На Майорре, как и следовало ожидать, братьев по разуму не было, только такие же обыкновенные люди, как Апокрифка - ну, точь в точь.
Эх, батенька малосольный - поругивался Апокрифка Македонский, улыбаясь в свою рыжую муравьиную бороду.
Местный воевода - лукавый мужичок, со своей сарафанной женой и дочуркой угощали Апокрифку чаем из самой небесной Чины. Тут же стояли блины с икоркой, с брусничным вареньем и коричневым гречневым мёдом.
Да, какие тута братья по разуму, удивлялась воеводина жена, погрохачивая фарфоровыми чашечками и блюдцами. Нет, тут никаких инопланетян, поддакивал жене хитренький воевода.
Эх, батенька малосольный, опять выругался Апокрифка Македонский, но вид у него был такой довольный и благодушный, что хоть икону рисуй. Ну, ладно, пора мне. Благодарствую.
Он перевернул пустую чашку и поднялся. Воеводина жена с дочуркой сразу засуетились, собирая дедушке узелочек на дорогу. Тут тебе и вареньица всяческие и оладушки и байховая заварочка. Был в узелке и штофик малиновой наливочки - малина в этом году на Майорре была неподражаемой.
Лишнее это всё, не соглашался Апокрифка.
Ничего не лишнее, настаивала сарафанная жена, протягивая дедушке пузатенький узелочек. Нечто я не понимаю, межпланетные перелёты - дело серьёзное. Всяко может приключиться: метеориты там разные, камешки небесные, гравитационные ловушки, чёрные, прости Господи, дыры.
А нет ли у вас, хозяюшка, ниточек шелковых, стыдливо поинтересовался гость, а то скафандр мой совсем прохудился, случай чего, стыдно будет перед жителями иных миров. Заштопать бы надобно.
Хорошие люди, думал Апокрифка, возвращаясь к своему летательном аппарату, жаль только не гуманоиды. По обе стороны от Македонского падали в траву кулакастые яблоки и гудели увесистые бронзовые жуки.
Так размышляя, Апокрифка вышел на поляну полную взволнованных одуванчиков. На ней, по пояс в траве, стояла деревянная ракета из хорошо высушенного, левантийского лесоматериала.

Пир трёх мудрецов

На траве одной планеты сидели три человека: Апокрифка Македонский, Афинянин платонической школы и ещё один Египтянин - древний и потресканный от долгой жизни в пустыне.
Хорошо жить в вещественном мире, состоящем из атомов, полном доступной еды и вкуснятины женщин, сказал ширококостный Афинянин.
Глупец, рассердился на него Египтянин и выругался магическим халдейским матом. Жизнь в таком мире - одно сплошное страдание.
А я ищу иные цивилизации, хочу установить контакт и превратится для них в лепшего друга. Объяснил свою жизнь Апокрифка Македонский.
В десяти шагах за спиной старцев, в нетронутой траве стояли три ракеты. Одна сделанная из дерева, другая - глиняная, вышедшая из рук изобразительных аттических гончаров, а третья была вытесана рабами в синайских каменоломнях и напоминала собой многоступенчатую пирамиду.
Апокрифка развернул узелочек и вытянул на свет божий штофик малиновой наливки. Все три старца вылакали по полной чарке.
Захмелев, они ужасно запели украинскую песню. Апокрифка налил ещё по одной, и мудрецы опрокинули наливочку себе в рот. Афинянин занюхивал атомно-молекулярной ромашкой, Египтянин грыз каменный сухарь, а Апокрифка жевал крупнокалиберную артиллерийскую грушу.
После третьей Афинянин начал иронизировать и сократничать и Египтянин не выдержав, заехал ему по лбу хохломской ложкой, на что грек ответил безошибочным плевком в египетское око.
Нет никаких инопланетян и внеземных миров, заверещал хмельной мудрец из Египта своим тоненьким длинным голосом.
А я не исключаю такой возможности, отвечал ему пьяненький эллин. Очень даже может быть, что мы не одиноки во Вселенной.
Вскочив, они кинулись друг на друга с кулаками. Древний грек был крепче, но вязкий жилявый Египтянин не собирался просто так сдавать свои философские позиции. Досталось и Апокрифке, кто-то двинул его невзначай своим остроугольным локтем, выдавив ещё один невезучий зуб.
После короткой стычки, Египтянин с подпитым глазом убрался в свою пирамидальную ракету и рванул свечою в космос.
Охламон, подытожил философский диспут Афинянин и тоже стартовал на своей глиняной краснофигурной ракете - чуде гончарной техники.

Китайчик

Однажды поломалась у дедушки Апокрифки ракета. То ли какой гвоздик расшатался, то ли какой колышек прогнил, но свалился Македонский из космоса прямо на пустырь посредине галактики. Благо упал удачно.
Стал Апокрифка осматривать свою ракету, батенька малосольный - гипердвижок накрылся. Что ты будешь делать. Там внутри какая-то штучка хрустнула, махонькая, прямо, как блоха. Для такого ремонта нужен глаз-алмаз, что левый, что правый, а где их взять - зрение Апокрифки давно уже не алмазным было. Вот влип, очкарик, так влип.
В это время шёл по пустырю паренёк славянской наружности. Идёт себе, песенку насвистывает, ухмыляется в первые нежные усики - довольный. Послушай, паренёк, останавливает его Апокрифка, помоги мне ракету исправить, детальку одну подковать. Я тебе заплачу.
Нет проблем. Взял паренёк маленькую штучку и давай её исправлять. Только видит дедушка, ничего у него не получается - глаза-то у парнишки молодые, подробные, а руки осиновые - трусятся, дрожат, сразу видно с бодуна человек. Истинный славянин, такому разве космический аппарат доверишь.
Сидит дальше дедушка. Солнце плешь поджаривает, настроение препаршивое. А тут дева идёт - юная, стильная, по-модному расфуфыренная. Давай Апокрифка просить у неё помощи, мол, помоги, дочка, движитель запустить, деталька там одна гавкнула. У тебя глазки пристальные, пальчики миниатюрные, как раз для тебя работёнка будет.
Ну, ты даёшь, дедуля, ответила ему герла-красавица. Не для того я грызла гранит науки, оканчивала разные оксфорды-кембриджи, что бы теперь белы ручки в мазуте марать.
Опять сидит печальный Апокрифка, а гипердвижок рядом валяется. Вокруг Природа вовсю старается, пташки свои голосовые данные афишируют, кузнечики скрипят жестяными бицепсами, а Апокрифке всё не весело.
Тут бежит по пустырю какой-то китаец, на зайца очень похожий - зубы передние выглядывают, глазки прищурены, а лицо, как женская ладошка.
Македонский даже слова ему не сказал, китайчик сам подошёл, гипердвижок внимательно понюхал, задумчиво в нём поковырялся, на поломанную детальку дунул, притулил к больному месту, и всё тут же волшебным образом срослось, пазики удивительно совпали, движок весело зафункционировал - можно было снова беспрепятственно бороздить просторы Вселенной. Молодец китаёза.
А деньги-то, крикнул ему вдогонку Апокрифка. Китайчик вернулся, денежку забрал и обратно убежал, наверное, размножаться.

Королева пчёл

Апокрифка Македонский приземлился на случайную планету, которой не было ни на одной звёздной карте.
Пел брачный хор птиц и сумасшедше цвели подсолнухи - целое море маленьких солнц. Из подсолнухов выплыла высокая Женщина в сарафане, с изогнутой лирой, прижатой к плоской груди.
Дедушка, Вы кого-то ищете, спросила Женщина, проводя пальцами по струнам и рождая звуки внеземной гармонии.
Да, ищу - внеземную цивилизацию. Вы случайно не видели.
Нет, но вы не отчаивайтесь, у нас редко кто бывает. Последним сюда приходил Ганнибал со своими непробиваемыми нумидийскими слонами.
Кокошник на голове Женщины состоял из роя клубящихся пчёл. Пчелиная семья суетилась, одни пчёлы прилетали, другие - улетали, так что высота кокошника и даже его форма непрерывно менялись.
В это время из травы вышел гибкий плавный лев, неся на своей спине маленького смуглого мальчика с кучерявой головой. Восседая, малец держал в руке пергаментный свиток и что-то вдохновенно записывал туда противно-скрипучим пером. Подойдя ближе, лев начал тереться о ноги Женщины и громко бархатно мурлыкать от мужской нежности.
А откуда у вас столько подсолнухов, спросил Апокрифка, улыбаясь в свою академическую бороду.
Триста слонов было у Ганнибала, ответила Женщина. Пройдя, они оставили после себя много невиданных растений. Подсолнухи у нас хорошо прижились. Женщина коснулась струн, и трансцендентная музыка вылилась из её перстов.
Моего папу в пух и прах разбили древние римляне, вдруг произнёс, сидящий на льве, малыш, оторвавшись от пергамента. Они его очень не любили и поэтому Ганнибал вынужден был нас бросить и бежать на другой конец Млечного пути.
Подлетая, пчёлы кормили мальчика маточным молочком. Мальчик же капризничал, вредничал и отмахивался от пчёл универсальным гусиным пером. Чтобы отвлечь его, Женщина взяла ребёнка на руки и дала ему свою акустическую лиру.
Когда она уносила его в подсолнухи, кучерявый малыш, бойко забряцал на лирическом инструменте. Мама, не ругай меня, но когда я вырасту - буду жить в прямолинейном Петербурге, подальше от назойливых древнеримских пчёл. И от африканских подсолнухов тоже.
Гибкий плавный лев идя следом, скрылся за шеренгой солнцеподобных растений.

Вторая голова

Прилетел как-то Апокрифка в гости к старому другу, а друг уже изменился. Не узнать старого друга. Он купил вторую говорящую голову и стал верить всему, что та говорила.
Вторую голову ему продали дремучие гиперборейские купцы, чьи бороды пахли сырой нефтью, а лица были всегда красными от медовухи. Купцы приходили сюда с караванами груженых циклопов.
Вторая голова не имела разума, она была пустой и квадратной, но зато у неё был хорошо подвешенный язык. Она всё время рассказывала новости или пела суровый гиперборейский шансон, иногда правда, переходя на новую папуагвинейскую попсу.
Очень скоро старый друг бросил пить традиционную малиновую настойку, поскольку она делала его невнимательным и мешала правильно вкушать новости второй головы.
Потом он расстался со своей женой, немолодой уже монголо-татаркой, ибо та постоянно требовала к себе женского внимания и сердилась, когда муж целыми днями слушал вторую говорящую голову и любовался на прелести папуа новогвинейок.
Дальше старый друг перестал якшаться с закадычным кахетинским товарищем, поскольку кахетинец считал вторую голову брехухой и не понимал сурового гиперборейского шансона.
Надо сказать, что вторая голова очень любила геополитику и была большой квасной патриоткой. Она ни в коем случае не отвечала на вопросы, она просто вещала правду. Правду и ничего кроме правды. Правда снизошла на неё, как божий дар, раз и навсегда. Международная обстановка была любимой правдой второй головы.
Однажды, будучи в гостях, Апокрифка неожиданно проснулся среди ночи. Над ним, готовый к убийству, стоял старый друг с занесённым для удара месопотамским ножом. Апокрифка вскочил и побежал вон из гостей в одних подштанниках, к своей деревянной ракете. Старый друг бежал за ним, размахивая холодным оружием.
Ах ты, фашист македонский, орал старый друг. Я тебе покажу, как смоктать кровь из младенцев Великой Невиноватой Эллады.
Добежав, Апокрифка Македонский герметично захлопнулся в ракете, повернул ключ на старт и дал реактивной тяги.
 
Nekrofeet Дата: Понедельник, 03 Окт 2016, 15:00 | Сообщение # 2
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Гомеостат Апокрифки Македонского ч.2

Апокрифка в Афинах

В Афинах уже давно построили идеальное государство. Кто его построил, из чего построил и зачем - об этом история кокетливо умалчивает. Но факт есть факт - идеальное государство в Афинах имело место быть: в директорском кресле сменяли друг друга благообразные академики, физическим трудом занимались никелированные роботы. Шустрые эгейские ласточки и те были механическими, и не просто так порхали воздухом, а стригли его своими парикмахерскими принадлежностями, чтоб не зарастал.
Эх, хорошо. Прохаживаясь чистенькими улочками, удивлялся Апокрифка. Это тебе не Македония. И вдруг: ба-бах - кто-то заехал Апокрифке по голове. Аж искры выскочили и рассыпались вокруг него по земле, словно от электросварки.
Ты, чё, сука, не понял - деньги гони, пока кишки не выпустил. Это обращался к Апокрифке неприбранный мужичок с маленькой лазерной пушкой в руке. Не въезжаешь, что ли, кошелёк, говорю, на бочку.
А рядом птички щебечут, ласточки шныряют туда-сюда по парикмахерской своей нужде, со всех поверхностей пылинки сдувают роботы никелированные - красота. И воздух так и благоухает, так и благоухает.
Короче: отдал Апокрифка все свои сбережения этому негодяю с бластером. Все до последнего тугрика, до последней деревянной копеечки. А копил специально, что бы томик Платона приобрести, здесь в Афинах, говорили, книги - дешевле некуда. Самые дешёвые во всей подлунной Греции.

Невский проспект

Шёл Апокрифка по Невскому проспекту, а навстречу ему нос. Нос к носу они с носом столкнулись на Невском. "Хм" - подумал Апокрифка.
Согласитесь, странное это существо - нос. Очень странное, такое странное, что страннее некуда. Вроде бы и не инопланетянин, но и не человек однако. Правда, всё же более не инопланетянин, чем не человек. Одним словом - мистика, эзотерика, спиритуализм.
Хороший нос Апокрифке попался: знатный, отставно-майорский. Такие носы на Невском только и водятся. На Арбате же, скажем, или там на Крещатике, носы совсем иной конфигурации - не та форма будет. И содержание тоже.
Вынул нос носовой платочек и давай сморкаться в него попеременно ноздрями своими, вроде, как знаки Апокрифке подаёт, объясниться пытается. Но только Апокрифка ни в зуб ногой, всё никак Апокрифка не поймёт, о чём это нос ему так красноречиво сморкается.
Странный у этих носов язык - не русский совсем. Так и не украинский тоже, тарабарщина какая-то - чёрт его знает что, а не язык. Прости Господи, простуда какая-то, а не дар речи.
Конечно, надо было бы установить с носом разумный контакт, но ведь не пришелец же он, не брат по разуму, а так, глупая часть тела и ничего больше, что с ним возиться, умный контакт устанавливать - обойдётся.
"Бар-бар-бия керр-гуду" - сказал Апокрифка носу, и в перспективу улиц петербуржских преспокойно так проциркулировал, оставив своего собеседника с самим, что ни есть настоящим носом.
Да, много белых пятен на Земле, но самое белое из них - Невский проспект. Однозначно.

Ищу человека

Ищу человека. Вопиял Диоген, сидя на старинном астероиде.
Один раз в тридцать два года, пролетая поблизости от планеты, вопиял Диоген в охрипшее своё горло.
Ну, я человек. Ответствовал ему Апокрифка, случайно путешествуя недалеко. Ну, человек и человек - что из того.
Из-под заиндевелых ресниц недоверчиво так посмотрел Диоген. Волосы его покрылись инеем и усы с бородою тоже - зима на астероиде: всё дальше от солнца он отдалялся, согласно траектории вечного полёта своего в пространстве.
Диоген выдыхал облачка пара и замысловатыми шедевральными образами эти облачка пара выдыхались изо рта его: то абрис какого-то животного, то географический контур, а то ещё что-то.
Мужик, угости сигареткой - обратился он, наконец, к Апокрифке - Холодно.
Зуб на зуб у Диогена не попадал, громко клацал он своей вставной челюстью, но когда угостился стрельнутой сигареткой, блаженно расслабился в улыбке.
А, что, никак человека не найдёшь? Поинтересовался Апокрифка.
Да, куда там, так ни одного и не встретил за всю свою жизнь. Уверенно ответил ему Диоген, стекленея на морозе и постепенно становясь прозрачным.
Ну, ищи, ищи. Потирая нос вязаной космической варежкой, посоветовал ему Апокрифка.
Диоген постепенно становился мутным от дыма наполнявшего его стеклянную ёмкость. Он теперь не пар выдыхал, вместо пара стали изо рта его выдыхаться образы из дыма сигаретного. И всё странные образы оттуда выдыхались, и всё выдыхались оттуда образы сюриреальные.
Может я, действительно, не то совсем ищу и не в те поиски совсем пустился. В тёплой деревянной ракете Апокрифка сидел, кушал липовый чай из блюдечка, размышлял, и одновременно куда-то нёсся с околосветовой скоростью - ракета полыхала хвостом огнеперым.

Хроноприаты

Апокрифка, Апокрифка идёт. Прячьтесь все немедленно - и хроноприаты попрятались все немедленно.
Подумаешь хроноприаты - размышлял Апокрифка - разве это жизнь, какое там. Нет, не жизнь, а так - не кислое-не сладкое и посредине хвостик. Вот протоофриты - вот те да, те жизнь, настоящая. Почти. У них розовые лепесточки, они жужжат приятным образом и бородёнка у них, как у китайского мандарина.
А ещё лучше фритотропы - вот те точно, настоящая жизнь. Самая, что ни на есть. Но сказать о них Апокрифка ничего не мог, ибо скрытными они были очень - эти фритотропы. С настоящей жизнью всегда так - никто не видел, никто не знает, но в том, что она настоящая - не сомневаются.
Никто не видел фритотропов, а хроноприатов - всегда пожалуйста. А, кстати, где это они, попрятались что ли, или их съел кто-нибудь по недоразумению. Жаль, а я им кочерыжек принёс и вкусных банановых шкурок притарабанил
Не успел Апокрифка подумать об этом, как хроноприаты повыскакивали со своих потайных мест, и давай назойливо прыгать вокруг Апокрифки - просить, кто капустных кочерыжек, кто обезьяних шкурок от бананов. А Апокрифка, случаем воспользовавшись, хвать одного, хвать другого, а за ним - хвать третьего: кого за хвост, кого за хобот прихватил, а кого сцапал за единственный волосок размотавшийся. Так и нахватал целую охапку хроноприатов, одной левою рукой. Плёвое дело.
С хроноприатами вечно одно и то же. Никакой тебе гордости, тщеславия, никакой сокровенной тайны - разве это жизнь. Нет, не жизнь, разумеется.

Книги в траве

Трава шумела и шелестели книги, раскрытые на самом интереснои месте, и в этой траве позабытые. Просто веял ветер, здесь всегда так - редко когда прекращался ток струй воздушных.
Кто забыл вас, книги, кто вас, книги, читал и оставил на самом интересном месте распахнутыми? На Рехисе можно встать с краснознамённой зорькой, понадёжнее одеться, и выйти в пространство, где редко когда прекращается ток струй воздушных - выйти, побродить в траве и найти книгу какую-то.
Часто в траве книги находятся и всё каких-то авторов неизвестных. Многие так и живут - выходят в траву на поиски книг, как будто выходят на поиски грибов: понадёжнее одевшись с краснознамённой зорькою под ручку. Грибники умеют слушать траву, шелестящие книги слуха их достигают из самых отдалённых уголков пространства. ШШШШ - шумит ветер, перелистывает книги, траву перечитывает.
Ничего, подумал Апокрифка, не за горами уже зима, понавеет крохмального ежистого снега, в траве раскрытые книги престанут забываться и рехисяне перестанут за ними ходить, словно по грибы. Как по грибы за ними ходить будет нечего.
 
Мила_Тихонова Дата: Понедельник, 03 Окт 2016, 15:48 | Сообщение # 3
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19655
Награды: 341
Репутация: 742
Цитата Nekrofeet ()
На ней, по пояс в траве, стояла деревянная ракета из хорошо высушенного, левантийского лесоматериала.

Деревянная ракета! Ура!
А я и не знала, что ты пишешь прозу.
Пошла читать дальше.


Играть со мной - тяжёлое искусство!
 
Мила_Тихонова Дата: Понедельник, 03 Окт 2016, 16:04 | Сообщение # 4
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19655
Награды: 341
Репутация: 742
Ничего не стану цитировать и сказать ничего не могу - от радости и удовольствия.
Просто скопирую и добавлю к тому, что у меня уже есть,
потому что это хочется перечитывать много раз.
Потом немножко забыть, вернуться и снова перечитывать.
Спасибо, Олег.


Играть со мной - тяжёлое искусство!
 
АНИРИ Дата: Вторник, 04 Окт 2016, 05:16 | Сообщение # 5
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Автор знаком по сети. Читать всегда интересно

Чуть в сторонке
 
Ла-Ра Дата: Вторник, 04 Окт 2016, 06:55 | Сообщение # 6
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Награды: 42
Репутация: 127
Nekrofeet,
Забавная у Вас проза!
Цитата Nekrofeet ()
Китайчик

Особенно понравилась глава.


От себя не убежишь...
 
Nekrofeet Дата: Среда, 05 Окт 2016, 18:57 | Сообщение # 7
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Мила_Тихонова

Цитата Мила_Тихонова ()
Деревянная ракета! Ура!
ъ
Она самая родимая, деревянная, сухая, антично-реактивная
 
Nekrofeet Дата: Среда, 05 Окт 2016, 19:02 | Сообщение # 8
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
АНИРИ
"Но, к несчастью, тоже пишу. Это беда, и вина, и счастье."

Это судьба :)


Сообщение отредактировал Nekrofeet - Среда, 05 Окт 2016, 19:03
 
Nekrofeet Дата: Среда, 05 Окт 2016, 19:07 | Сообщение # 9
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Ла-Ра

Цитата Ла-Ра ()
Особенно понравилась глава.

Так ведь китайчик - это фишка современности.
Спасибо
 
ledola Дата: Четверг, 06 Окт 2016, 01:44 | Сообщение # 10
Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Награды: 93
Репутация: 273
Трудночитаемо, когда чётко не выделяется прямая речь. Это фишка такая или автору просто лень?

Прочла внимательно. ...ммм...очевидно, у меня неправильное чувство юмора(возможно, мутация!)...на мой взгляд, автор слишком политичен. Объясню. Прочитала. Выпила кофе, покурила, попыталась вспомнить, что читала и...в голове отрывки фраз, общего чего-то нет. И самое главное - не возникло в душе отклика.
Очевидно, не моё...


А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.

Долгих Елена

авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
 
Nekrofeet Дата: Пятница, 07 Окт 2016, 11:24 | Сообщение # 11
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Цитата ledola ()
на мой взгляд, автор слишком политичен.

По сути политична здесь только одна миниатюра про вторую голову. Какая политика во всём остальном даже ума не приложу.

Цитата ledola ()
Трудночитаемо, когда чётко не выделяется прямая речь. Это фишка такая или автору просто лень?

Вы разве не замечали: чётко не выдиленная прямая речь, заставляет более внимательно относится к тексту.

Цитата ledola ()
Очевидно, не моё...

Очевидно
 
Nekrofeet Дата: Пятница, 07 Окт 2016, 11:28 | Сообщение # 12
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Гомеостат Апокрифки Македонского ч.3

Тонкий Восток

Держи, держи карапета. Он у меня шпульку свистнул. Не своим тонюсеньким голосом завопил Апокрифка Македонский.
От Апокрифки, хлопая морщинистыми ушами, убегал бледно-зелёный карапет. В руке у карапета шпулька блестела. Совсем, как звёздочка, блестела шпулька в руке у карапета.
Все карапеты были нечистыми на руку, особенно бледно-зелёные. Ох, уж эти тонкости Востока, вавилоны разные, всякие антиохии. Приехал, называется, контакт установить. Эти карапеты всегда что-нибудь свистнут, как правило - шпульку. Уж больно шпульки им нравились: блестящие, пустотелые с красивыми овальными дырочками. Очень шпулька - удобная штучка. Потому и глаз на неё ложат карапеты всех цветом радуги.
Бежал карапет, хлопая ушами, а за ним Апокрифка бежал, пытаясь ухватить карапета за что-нибудь эдакое. Ну, как бежал: двигался в общем, но двигался достаточно быстренько для своего македонского возраста. Эх, жалко не было у карапета хвоста. Нос был, лоб был, чувство юмора тоже было, а хвоста, как назло, не было. Ну и карапеты пошли на Тонком Ближнем Востоке, не за что и ухватиться.
Далеко оторвался карапет от Апокрифки, а потом вдруг остановился посреди бегства, приложил шпульку дырочками ко рту, да, как дунет в неё - оттуда аж звук вырвался.
Ну, всё - свистнул. Не успел-таки Апокрифка, только зря бежал на старости лет. Да и шпульки жалко, хорошая шпулька была: свистящая. Блин, аж уши заложило.

Кнопка Атлантиды

Нужно было просто нажать кнопку. Чтобы мир этот спасти. Температура мира была повышенной и повышенным было мира этого кровяное давление - но не критическим, спасти мир этот ещё возможно было: нужно было только нажать кнопочку.
И мир был бы снова, в который уже раз, спасён. Целехоньким был бы.
Вознесённая рука Апокрифки замерла в воздухе, рука Апокрифки задумалась: нет, никто не мешал ей, она просто сомневалась.
Апокрифка увидел: красные, словно вареные, люди носились туда-сюда, вибрировали колонны архаичных храмов, позолота фасадов лущилась от жары, восхитительно изливались везувии.
Сомневалась как-то рука, как-то нервничала она: кто там, что там - люди? Ну, люди и что: плохонькие всё существа. Ну, и что, что погибнуть - ну погибнут, а потом снова возродятся, гуще прежнего. Знаю я их - живучее племя, неистребимое.
Рука вознесённая, сомнениями была полна и сомнениями был полон дедушка Апокрифка. Что он мог сказать руке своей вознесённой, как мог оправдать своё человечество перед ней, своё человеческое.
И вдруг мир лопнул, не выдержал; разлетелись во все стороны чёрного космоса краснофигурные люди, минотавры безмолвно ревели в вакууме и превращались в стекло единственные очи циклопов.
Тяжело ворочать судьбами мира, тяжело их ворошить. Как всегда: в открытом космосе было одиноко. Ничего, успокаивал себя Апокрифка, надевая скафандр. Надевая скафандр, слёзы он вытирал. Тишина-то какая, прямо мёртвая.

Космические персидские пираты

Поймали как-то Апокрифку космические персидские пираты. Правда и сам он виноват тоже, поскольку не соблюдал технику безопасности. Пиратов было много - целый народ. Батенька малосольный, вот влип очкарик, так влип. Всё, Гитлер мне капут.
Начали пираты Апокрифку грабить. Стоит Апокрифка Македонский, руки поднял, чтобы никому не мешать, а его грабят.
Грабили его пираты грабили, грабили-грабили, пока Апокрифка не утомился. Говорит пиратам: может, я сяду, а то ноги уже подгибаются от ваших грабежей бесконечных. Грабьте меня в сидячем положении, пожалуйста.
В это время один из пиратов нашёл у Апоркифки документ удостоверяющий его личность.
Ма-ке-до-нский? Ах ты чёрт, попался таки голубчик: не по-доброму и радостно загалдели космические пираты.
Слушайте, ребята, я не тот Македонский, что вам нужен, я другой совсем Македонский, честное слово. А тот Македонский, настоящий который, между нами говоря, сейчас в Акапулько купается, под звездой Арктура загорает, ваши персидские тугрики разбазаривает.
Поняли тогда космические персидские пираты, что это липовый Македнский и плюнули на Апокрифку. А сами погрузившись в межпланетное транспортное средство, быстренько улетели к звезде Арктура, помешать настоящему Македонскому транжирить награбленные у них азиатские сокровища.
Ахемениды, дикие людишки - что с них взять. Сокрушался дедушка Апокрифка, вытирая плевок. Тоже мне, хомо сапиенс называются, только карманы зря оборвали. Да и с Шуриком, как-то того... неудобно как-то получилось.

Хрещатик

По Хрещатику ходило ухо. И что-то напевало себе под нос - чепуху какую-то. На первый взгляд обыкновенное ухо, мало ли кто по Хрещатику шастает. Правда это ухо было не простым, было это ухо - ухом чёрта, никак не иначе, может даже самого Дидька Лысого ухо было.
Надо сказать, что на белом свете всякие черти случаются, но самые бессовестные - на Хрещатике водились. Здесь их была тьма, здесь им было хорошо, Гуляй Поле здесь им было. Иной раз какое-то ухо оторвётся от личности чёрта и давай по Киеву автономно разгуливать, то на Горку Владимирскую пойдёт, то низкий Подол проведает, то завеется на Андреевский узвоз.
Ухо не петь должно, уху по рангу слушать положено: скажет внимательный читатель и будет совершенно прав. Вот и Апокрифка тоже так подумал, вояжируя по Хрещатику. Много я ушей повидал, разные были уши в моей жизни, но уши чёрта, это чёрт его знает, что такое, а не уши.
И ещё: никогда не разговаривайте с ухом, последнее это дело с ухом балакать. И не приведи вас Господь установить с этим ухом контакт. Каждый в Киеве знает, что ухо чёрта хитрее любого иудея будет - обязательно обдурит. По любэ.
Да и что с ними контакт-то устанавливать: ухо ведь не нос, хоть и часть тела, но какая-то уж совершенно несерьёзная. Нос, он посолиднее будет, посущественней, а ухо - сплошное недоразумение, а не часть тела. К тому же, кто горит желанием с нечистой силой дело иметь - никто. Нечистая сила, она и в Африке - нечистая.
Это тебе не Невский - подумал Апокрифка - По Невскому носы, словно статские советники циркулируют: семечки не щёлкают, бескультурной шелухою не плюются.
А наше знакомое ухо, тем временем, Бессарабку шерстило, к салу принюхивалось, да щипало молодиц за их полусферические прелести. Безобразничало ухо, одним словом, учиняло "шкандаль" в общественном месте, провоцировало людей на всякую раздражительную реакцию. Вот и устанавливай с таким контакт.
Да, это тебе не Невский, согласился с собой Апокрифка, да и как тут с собой не согласишься. Не Невский, действительно.

Полишизия

Полишизия опять, подумал Апокрифка, сквозь вой пронзительный сирены. Надо спешить, и Апокрифка ворвался в навигационную рубку, шлёпая глупыми босыми ногами.
Взяв важную толстощёкую Библию, он начало послушно бормотать святое писание и класть на себя перстами крест животворящий. Во имя отца, сына и духа святого. Аминь.
Но полишизия быстро росла; развивалась быстро полишизия и уже краешком своим достигала она деревянной ракеты Апокрифки и щекотала дедушке голые и чувствительные его пятки.
Тогда Апокрифка ухватился за "Начала" Эвклида и начал добросовестно штудировать труд древнегреческого геометра, в надежде, что полишизия опешит, испугается и невинную ракету его перестанет, наконец, третировать.
Щекотно было, ноги постепенно становились смешными - не отставала от Апокрифки полишизия, всё вибрировала своею кромкою, бахромою всё шебуршала. Ах ты, батенька малосольный. Ну, что ты будешь делать - заколебала.
Уцепился Апокрифка тогда за другую книгу, толще Библии эта книга была, и начал оттуда шипеть заклинания алхимические, сплёвывать то через левое плечо, то - через плечо правое, стучать костяшками пальцев по хорошо высохшему в космосе, левантийскому дереву и время от времени лобызать заповедную африканскую косточку амулета.
Ну, что там? Тишина какая-то. Кажется всё, пронесло: осела полишизия, осунулась, урезонилась восвояси - можно теперь идти спать спокойно.
 
Мила_Тихонова Дата: Пятница, 07 Окт 2016, 13:36 | Сообщение # 13
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19655
Награды: 341
Репутация: 742
Цитата Nekrofeet ()
От Апокрифки, хлопая морщинистыми ушами, убегал бледно-зелёный карапет.

ой, прелесть какая!
всё - на весь день отличное настроение от Апокрифки.
спасибо, Олег!
Цитата Nekrofeet ()
Да и с Шуриком, как-то того... неудобно как-то получилось.

пропал Шурик Македонский, достанут его пираты)))
Цитата Nekrofeet ()
Взяв важную толстощёкую Библию

ну как вот такие эпитеты у тебя получаются?
Цитата Nekrofeet ()
Кажется всё, пронесло: осела полишизия, осунулась, урезонилась восвояси -
"Затоварилась бочкотара, зацвела желтым цветком, затарилась, затюрилась и с места стронулась."(с))))))))))))))))))
Олежек, спасибо! Такая радость читать твои миниатюрки!


Играть со мной - тяжёлое искусство!
 
Nekrofeet Дата: Вторник, 25 Окт 2016, 14:50 | Сообщение # 14
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Цитата Мила_Тихонова ()
ну как вот такие эпитеты у тебя получаются?

Не знаю, получаются ли. Но как-то так.

Спасибо, что читаете. Для меня это радость большая
 
Nekrofeet Дата: Вторник, 25 Окт 2016, 14:51 | Сообщение # 15
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Житие электросварщика

Сначала он боялся высоты. Глянь, твоя мама идёт. Артурчик, смотри, пять копеек упало. Шутили над ним зубатые рабочие. Но Артур быстро овладел собой, взял над собой верх и подружился с высотой. Стал с ней на "ты".

Внизу был Вавилонск. Верней, он угадывался внизу: маленькие слипшиеся кварталы новостроек, среди которых, то там, то сям, торчали одноногие жирафы башенных кранов. Кварталы были расцарапаны ровными линиями автодорог и ещё более прямыми - железнодорожных веток. Вавилонск кипел, чёрные дыми от котелен и асфальтных заводов, трубили в поднебесье. К очередной стройке века, отовсюду, с разных сторон мира стекались пресмыкающиеся эшелоны со стройматериалами. Стройка эта впитывала в себя всё, словно наращивая мышечную массу, перед тем, как покорить в рывке новую отметку. Людей внизу было не видно - с такой высоты их как бы уже не было в Природе.

Первые недели работы на стройке века, Артур регулярно возвращался с небес. Тяжёлая расшатанная клетка грузового лифта со скрежетом опускала его и ещё дюжину молодых электросварщиков на землю. Здесь он жил, как гражданский житель, а не, как электросварщик, свою профессию оставляя на небе, на земле она была лишней. Как человек, Артур имел отношения с конторскими служащими, кондукторами и водителями общественного транспорта, собутыльниками в комнате общежития и Занусей - молоденькой продавщицей продовольственного.

Зануси, наверное, его любила, особенно в свободное от работы время. В подсобке магазина, они несколько раз оставались вдвоём, после рабочей смены. Там они распивали бутылку водки, закусывали килькой в ржавом томатном соусе с чёрным, разорванным вручную хлебом и, расстелив газету с портретами передовиков производства, занимались любовью - имели полное право.

Но скоро Артур перестал возвращаться на землю. А зачем? На небе была работа, на земле - лишь скучный лакедемонянский быт, да редкие сырые отношения с женщиной. Там в высоте он был при деле, а здесь как-то терялся, становился неуверенным и, чтобы обрести своё право, Артуру приходилось крепко пьянствовать. К тому же Зануси, как оказалось, любила не его одного, она вообще, была женщиной не жадной, особенно в послерабочее время, когда, почти всякий раз, у неё налаживалась личная жизнь.

Поначалу, перестав опускаться на землю, Артуру как будто чего-то не хватало. Он томился по более высокому атмосферному давлению, по густому воздуху индустриализации, пахнущей неистребимым историческим запахом комнате общежития, по мягкой женской доброте. Но скоро это начало проходить, Артур был слишком молод, чтобы успеть прочно привязаться к шуму и грязи земного бытия.

Правда существовали выходные, когда стройка века останавливалась, и все вынуждены были прогуливать один лишний день. Но так было только поначалу, позже стройка века стала старше и набрала хорошей скорости, выходные отменили, и в рабочих начали нуждаться непрерывно. Красные календарные воскресенья, стали обыкновенными чёрными днями.

Стройка развивалась, поднималась дальше, с каждым месяцем выполненного плана, достигая всё более высоких атмосферных слоёв. С годами Артур полюбил высоту и более не мог без неё жить. Иной раз он не без содрогания размышлял о своём возможном возвращении на землю, в круг обычных приземистых людей с их низкорослыми проблемами.

Артур чувствовал, как в нём происходили какие-то перемены. Воздух стройки, свежий и неустойчивый, действовал на него ободряюще. Иногда, в минуты краткого перекура, он садился на край металлической конструкции, свесив кирзовые ноги в бесконечность, и вспоминал о своей прошлой жизни, лишённой ветра и высоты. Скучной ему теперь представлялась эта жизнь, очень ограниченной, низкой, без воздуха и перспективы. Порой он вспоминал нежадную Занусю и что-то тёплое, на какой-то миг, вновь связывало его с землёй и тянуло обратно к влажной женщине.

Но это было редкое и мимолётное. Артур ощущал, что в нём происходили изменения, и что изменения эти носили вполне реальный, даже физический характер. Внутри Артура росло чувство чего-то необычного и большого, словно кто-то в его середине развернул свои широкие крылья. "Ничего необычного в этом нет - сказал ему доктор, во время ежегодного медицинского осмотра - просто от постоянной жизни наверху, у вас расширилась грудная клетка, конструкция рёбер раздвинулась, давая стеснённым вашим лёгким больше возможностей"

Теперь Артур не только больше вдыхал, но и дальше видел. Зрение его становилось острее, дальнобойнее, соколинее. Устремлённый с высоты взгляд, теперь различал внизу мелкие штрихи и карандашные подробности. С возрастом зрение всё более изощрялось и если бы не работа электросварщиком, которая за смену выжигала миллионы и миллионы клеток сетчатки, то Артуру со временем неминуемо грозило бы превратиться во всевидящего. Став на самую верхнюю точку строящейся башни, он мог бы с лёгкостью обогнуть землю своим сверхчеловеческим зрением и, в конце концов, увидеть самого себя со спины.

Жизнь на небе в бытовом отношении была очень скудной. Спал Артур, вместе с такими же отказавшимися от земли рабочими, в сырой провонявшей бытовке, где вся бригада переодевалась в трудовую одежду. Спали они на топчанах, заваленных робами и тухлыми фуфайками. Ели мало, только то, что приносили с собой их товарищи по смене - клевали оставшиеся крошки хлеба и подбирали нагретые осклизлые кусочки синичкиного сала. Этого им хватало вполне, они похудели, но чувствовали себя бодро, выполняли план на сто пять процентов. "Это оттого, что гравитация действует на нас с меньшей силой - думал Артур - мы не вынуждены так много сопротивляться силе притяжения и поэтому, как птички небесные, можем свободно существовать на урезанном пайке. Мы можем питаться только тем, что с носа упало, совершенно без вреда для своего здоровья и показателей производительности".

Скоро Артур напрочь отказался спускаться на землю, к зданию конторы, чтобы получить в кассе свою зарплату. Зачем мне деньги, у меня всё есть, пояснял он своим более материальным товарищам. Ем я с гулькин нос. При такой гравитации, мне вполне достаточно и божьей росы.

Вечером, когда его смена подходила к концу, Артур бывало с удовольствием озирал стройку века - тысячи разноцветных вспышек электросварочных работ озаряли вокруг наступающие сумерки. Отовсюду сыпались каскады ослепительных искр, и чем гуще становились сумерки, тем ярче полыхали фонтаны из рук электросварщиков. Вскоре сумерки уходили, а из темноты начинали колоться первые кремнистые звёзды Мироздания.

Именно в такой вечер Артур увидел Ангелину - хрупкую девушку, монтажницу железобетонных конструкций с васильковыми глазами и огромными брезентовыми рукавицами. Также как и Артур, она смотрела вокруг, любуясь ежедневным новогодним фейерверком комсомольской стройки. Они познакомились и стали, каждый вечер, вместе наблюдать за фронтом строительных работ.

После рабочего дня, они ходили по недостроенным этажам башни, держась за руки, и почти не пользуясь даром речи. Всё было понятно без слов - любовь, вот как это называлось. Встречаясь, они подолгу смотрели друг другу в загорелые высокогорные лица. Временами они спускались на нижние этажи, где уже вовсю трудились бригады отделочников. Там было много штукатуров и плиточников, они никогда не видели высоты и относились к миру с простой варварской материальной грубостью. Отделочники посмеивались над Артуром и Ангелиной, не понимая смысла их удовольствия.

Иногда радость врывалась в их жизнь неожиданно даже для них самих - так было, когда они вышли к железнодорожному мосту, который на большой высоте должен был соединять две смежные башни. Мост был недостроен и не с того, ни с сего, обрывался на открытом воздухе, прямо посредине пространства. Местный рабочий класс, занятый на этом участке, облюбовал мост и ходил сюда для активного отдыха. Здесь он, шумными коллективами, играл в карты, пил тёплый алкоголь и наблюдал, как молодежь, в коротких сатиновых трусах, прыгала в протекающую под мостом Ефратку. Окунувшись, молодёжь возвращалась по аварийной железной лестнице. Взобравшись, они загорали на каком-нибудь металлическом конструктивном элементе, облепив его стайкой голых ласточек. Приходили сюда и итээровцы, со своей слабой бледною мускулатурой и книгой зажатой под мышкой. На мосту было много визга и пахло чёрной нефтяной пропиткой для шпал.

Артуру и Ангелине здесь было особенно хорошо, среди пружинистых тел и задорного смеха пролетариата. Сварщик любил наблюдать, как Ангелина, стоя у обрыва моста, в своём простеньком купальнике, готовилась к прыжку: худенькая, коричневая, напряжённая. Иногда внизу по реке плыла толстая колбаса груженой баржи. Иные смельчаки прыгали прямо в кучи перевозимого баржей песка.

- Мне кажется, что я такая лёгкая, что даже когда упаду с вершины башни, то не разобьюсь, а спланирую на поверхность земли, словно пёрышко - говорила Ангелина Артуру в минуты особого душеного расположения.

- Глупенькая, глупенькая - только и мог сказать непонятливый Артур.
Однажды работая на высоте и закончив особенно трудный шов, Артур поднял сварочную маску, чтобы глотнуть проточного воздуха. Сила его зрения была такова, что он легко мог рассмотреть идущую далеко внизу женщину - это была Зануси. Зануси изменилась: стала шире и тяжелее. Рядом с ней шёл какой-то конторский служащий в полном расцвете сил, а между ними, держась за руки, шли две маленькие белобрысые девочки с экваториальными бабочками бантов на головах. Зануся была довольной матерью, и Артуру стало хорошо, оттого, что там внизу есть простое житейское счастье, и люди незатейливо строят пчелиные ячейки общества.

Удивился Артур: столько времени прошло, а он и не заметил. Время на высоте шло по-другому, и ход его кардинально отличался от хода времени внизу. На земле время было заметней, на земле время было стремительней, и больше была сила трения, с которой время действовало на вещи. Вещи быстрее амортизировались и морально устаревали. Люди тоже.

В этот день случилось большое горе. Прораб пришёл к Артуру на рабочее место, отключил подачу тока на сварочный аппарат и положил тяжёлую руку в рукавице на артуровое плечо. Он ничего не сказал, даже не посмотрел Артуру в глаза, но на его лице застыла тяжесть человеческого существования и Артур всё понял.

Ангелина разбилась, нарушив технику безопасности при монтаже железобетонных конструкций. Она была настолько уверенной в своей лёгкости, что даже не надела оранжевого монтажного пояса. Очевидцы говорили, что она падала медленно, некоторые утверждали, что Ангелина даже улыбалась при падении, словно понимая, что не разобьётся. Но не спланировало пёрышко Ангелины, а с жутким костным хрустом врезалось в поверхность земли. Мокрое кровавое пятно осталось от Ангелины, останки её собирали рабочие подсобного хозяйства, облагораживавшие территорию стройплощадки.

День похорон был последним днём, когда нога Артура ступила на землю. Закопав мёртвую Ангелину на два метра в почву, он вернулся на своё рабочее место, и навсегда потерял интерес к земле. В тот день он даже не взял отгул по состоянию души, хотя вся бригада уговаривала его отдохнуть от горя. Но Артур отказался, он просто поседел за один рабочий день, как будто выполнил поставленную бригадиром, задачу невероятной профсложности. С тех пор никто не слышал от Артура ни слова, несчастье отобрало у него дар речи раз и навсегда.

С этого времени Артур просил у бригадира отдельную работу и скоро стал совершенным отшельником. Иногда он неделями не возвращался, выполняя план где-то в стороне от общего фронта работы. Чем он питался и что делал в свободное время, никто не знал. Швы, сваренные Артуром, были близки к идеалу, и поэтому начальство его уважало и шло навстречу, с пониманием относясь к одинокому методу труда. Вскоре от долгого отсутствия бригада стала забывать о своём сварщике и табелировала его по инерции, как почётного члена коллектива.

На многолюдной стройке всегда существовала текучка - одни кадры увольнялись, другие - устраивались, поддерживая постоянный круговорот кадров в Природе. Скоро Артура перестали узнавать, когда он, молчаливый, приходил на планёрки. Его имя было совершенно неизвестным среди вновьприбывших рабочих рук. Да и не до Артура было в последнее время: стройка входила в свою завершающую стадию. Аврала было не избежать, и поэтому мало кто обращал внимания на печального рабочего в широкой брезентовой робе.

- А кто это - спрашивали разнорабочие друг друга.
- Да, так - электросварщик какой-то - говорили разнорабочие чуть постарше - их тут тьма.
На такой высоте было мало друзей, на такой высоте были только птицы, но лишь самые сильные из них достигали отметки сварочных работ и сопровождали сварщиков в их трудовой деятельности. Безымянный и всеми забытый Артур спокойно доживал свой трудовой стаж.

Башня достигла, наконец, нижних слоёв стратосферы, птицы перестали посещать рабочее место людей, дышать становилось всё труднее и всё хуже горели старинные сварочные электроды. Из-за разряжённой атмосферы сварочный шов становился всё менее уверенным. Все сварщики переходили на другой, улучшенный вид электродов, рассчитанный на горенье в условиях дефицита кислорода. Только Артур упорно использовал электроды морально устаревшей конструкции - они ему был дороги, как память об Ангелине. Глядя на них, электросварщик вспоминал свою краткую несчастную любовь. Слёзы тогда появлялись на глазах электросварщика, и он начинал понимать людей, которые пили на рабочем месте, и падали вниз во время весёлой хмельной неосторожности.

И вот наступил последний день стройки века. Далеко-далеко внизу, у самого подножья башни, где шумел Вавилоноград, собралась многочисленная толпа трудового коллектива. Все желали видеть, как профильное начальство из министерства, перережет красную ленточку и сдаст долгожданный объект в эксплуатацию. Только один Артур не спустился вместе со всеми. Он не хотел участвовать в столпотворении, чтобы и смотреть торжественную сдачу объекта.

Эта стройка была его жизнью, он постарел здесь и теперь не понимал, что ему делать дальше - сварочные работы закончились навсегда. Его жизнь подошла к финалу, она превращалась в сплошной отгул, на земле его ждала скучная пенсия. Он прекрасно знал, что земным пенсионером он долго не проживёт - очень скоро состарится и станет мертвым. Артур не боялся смерти, но смерть от времени и скуки казалась ему постыдной, недостойной строителя-высотника и электросварщика шестого разряда.

Артур взобрался на самую высокую точку башни, вся земля была перед ним как на ладони - маленький голубоватый шарик. Сердце сварщика стучало молотком, словно забивая гвозди в деревянную грудную клетку. Его зрение, по-прежнему острое, видело всё на планете. Люди внизу, как опарыши, копошились на прогнившем куске жизни. Здесь же, на недоступной высоте, дули мощные постоянные ветра, обветшалая брезентовая куртка Артура трепетала, словно прапор. Могучий ток воздуха сбивал с ног человека. Ни одна птица сюда не долетала, ни один ястреб не брал эту высоту - только электросварщик, седой и лёгкий, как пушинка, парящая в воздухе.
 
Nekrofeet Дата: Четверг, 17 Ноя 2016, 13:31 | Сообщение # 16
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Гомеостат Апокрифки Македонского ч.4

Александрийская библиотека

Хорошенько покумекав, сел Апокрифка в ракету свою деревянную и полетел в Александрийскую библиотеку. Если уж там нет представителей иных цивилизаций, подумывал Апокрифка на лету, то тогда уж и не знаю.
Александрийская библиотека расширялась рядом и занимала всю параллельную Вселенную. Стеллажи с книгами, уходили вдаль ровненькими прямыми линиями, теряясь в перспективе бесконечности. В этой Вселенной не было пылевых туманностей, и поэтому на книги не оседала астрономическая пыль веков.
Сражу же при входе Апокрифку встретило некое человекоподобное существо в очках.
Вы случайно не гуманоид - поинтересовался Апокрифка у существа, предчувствуя, наконец, долгожданный контакт.
Что?? Очкарик ко всему оказался глуховатым. Ничего страшного, подумал Апокрифка, можно установить контакт и на более высоком акустическом уровне.
Говорю: вы не брат по разуму, случайно - повторился дедушка Македонский.
Библиотекарь я, а не брат по разуму.
Ясненько. Огорчённо пробормотал Апокрифка и понёсся библиотекою дальше в поисках гуманоидов посообразительней. Долго скитался между стеллажами Апокрифка, очень долго, может даже целый месяц, аж до самого праздника Троицы не находил себе места, но так ни кого и не встретил - ни единой умной души. А стеллажи с книгами всё не кончались, а стеллажей с книгами стаяла впереди ещё целая вечность.
Конечно, Вселенная Александрийской библиотеки немного меньше нашей обычной житейской Вселенной, но тоже, я вам скажу, вещь немаленькая - бесконечность ещё та. Хотел было Апокрифка вернуться обратно к библиотекарю, да только, как его вновь отыщешь: далеко отошёл Македонский вглубь библиотеки, на несколько парсеков, наверное - аж ноги гудели.
Фу-у, еле выход отыскал - пожаловался Апокрифка своему коту Котофеевичу, придя домой - столько книг вл Вселенной, батенька малосольный, и никого кто бы их читал. Там только одни библиотекари и водятся.

Анамезон

Однажды Апокрифка забыл заправить свою ракету и вот посредине космоса ракета вдруг заглохла - анамезон кончился. Что делать? Ракета летит по инерции и ни туда ею не пошевелить, ни сюда - как вкопанная летит. Прямолинейно и равномерно. Батенька малосольный, вот влип, так влип.
До созвездия Козы оставалось далеко, до Альдобарана - значительно ближе, но всё равно было не долететь - ракета-то непослушная. Придумал Апокрифка руководить ракетой, выбрасывая в форточку иллюминатора всякие вещи ненужные.
Вещи носили реактивный характер и немного помогали, правда, вот беда - быстро закончились. Сперва ненужные, а потом и нужные закончились.
Делать было нечего, и Апокрифка надев тёплый шерстяной скафандр, вышел в абсолютную пустоту просить милостыню. Юрия Гагарина ради и всех святых равноапостольных космонавтов, подайте, пожалуйста, горючего, долететь до близлежащего Альдобарана.
Пролетела одна ракета - даже не притормозила. Пролетела другая - тоже ноль внимания, третья - специально облетела Апокрифку десятою дорогой, чтобы не видеть его с протянутой рукой. Хоть бери до Альдобарана пешком иди.
Было б совсем плохо, если бы не НЛО, которое тут недалеко по своим надобностям шмыгало. Из тарелки летающей вышло непостижимое существо и предложило дедушке Апокрифке ракетного топлива накапать.
Пока анамезон переливали из неопознанного объекта, Апокрифка погуторил с этим существом о том да о сём. Рассказал ему парочку заросших анекдотов, стрельнул ядрёную внеземную цигарку, поинтересовался международной обстановкой в этом секторе Мироздания. После чего они с существом тепло пожали друг другу передние конечности, и тарелка быстро юркнула дальше, бороздить необозримые просторы континуума. Только её и видели.
Апокрифка стоял меж звёзд, почёсывая себе затылок: стоп, что-то тут не того, не так что-то. Что-то я, всё-таки, упустил. А что именно - хрен его знает.

Чучамча

В джунглях Мамамунии пахло керосином и чесноком, душно было в джунглях Мамамунии и звуками всевозможными были они полны: что-то свистело, хрипело, шепталось, постанывало.
У дедушки Апокрифки была сломана нога и начинали гнить раны. Апокрифка отполз от места аварии и потерял сознание: чучамча накрыл его толстыми листьями бабуньяхи.
Целебные травы вынухивал чучамча и приносил их Апокрифке: кровотечение скоро остановилось, и заживать начали раны - чучамча хлопал себя по дремучим бокам от удовольствия.
Страшнее всего было ночью: многозубые целифаиты и киклициды выходили во тьму поесть мяса, они шли на многообещающий запах Апокрифки. Клокоча носоглоткой, чучамча бросался на незваных гостей. Небольшой, лохматый - храбрецом он оказался - этот чучамча. Доставалось и ему от острого пазура и шипа ядовитого.
С тела Апокрифки обрывал чучамча назойливых паразитов и, бросая себе в пасть, сжёвывал эту гадость. Приносил он дедушке и мучнистые плоды айфолии и кисловатую облихипу приносил и был очень доволен, когда дедушка кушал.
Когда за Апокрифкой прилетели купцы из Сиракуз, чучамча деловито прыгал по лагерю людей и всё что-то недовольно ворчал в свою носоглотку. В вихре воздушных токов он стоял, взлохмаченный и какой-то горбатый, наблюдая старт огнедышащей сиракузской ракеты. Прощаясь, дедушка Апокрифка приложил свою пятерню к стеклу иллюминатора.
Следующей ночью всё решилось: целифаиты и киклициды бурно загрызли нашего чучамчу - он не сопротивлялся совсем, говорят: разочаровался в жизни.

Планета Цхи-Цхи

Сдал как-то Апокрифка свою ракету плотникам на капитальный ремонт, а сам чартерным рейсом на планету Цхи-Цхи прилетел - развеяться и на цхи-цхиян посмотреть. Получил дедушка свой багаж в багажном отделении, открыл его, а там - инопланетянин мёртвый лежит, калачиком свернулся. Потрогал его Апокрифка за хоботок - ну, точно, сдох уже.
Вот те на: ищешь-ищешь брата по разуму, а ему хоть бы хны, он себе мёртвым в чемодане моём отдыхает.
Закрыл Апокрифка чемодан - что делать? Ведь никто не поверит, что представитель иной цивилизации в твой багаж по ошибке попал - скажут, укокошил разумного брата. Установил контакт, да и пришиб на радостях.
Два раза Апокрифка свой багаж в малозаметных местах оставлял и два раза ему чемодан обратно возвращали. Как назло, люди на Цхи-Цхи честными оказались. Вот уж не везет, так не везёт.
Апокрифка с чемоданом разные общественные места посещал, мероприятия всякие, надеясь, что кто-то из цхи-цхиян окажется нормальным человеком и стибрит этот чемодан к чёртовой матери. Не тут-то было. Быть обворованным на Цхи-Цхи - это редкость величайшая.
Гады - думал Апокрифка - неужто так порядочные люди поступают. Сволочи - честные, а ещё хомо сапиенс называются.
Придумал Апокрифка чемодан в океан выбросить, так ему на следующий день какой-то водолаз мокрый чемодан обратно принёс. Всё его содержимое отсырело до нитки, хорошо ещё, что гуманоид мертвым был, а то бы схлопотал брат по разуму воспаление лёгких, как пить дать.
Что же делать? Трое суток не спал Апокрифка, голову свою сушил. Обрыдла ему благородная планета Цхи-Цхи, пуще репы. Может плюнуть на всё и сдаться честным властям, в незапятнанные лапы правосудия.
Так и уснул усталый дедушка Македонский, а проснулся оттого, что на планете Цхи-Цхи война началась - от страшного грохота проснулся Апокрифка. Ну, слава Богу - подумал спросонок Апокрифка - теперь с трупами полегче будет.
Вскоре убрался Апокрифка с воюющей планеты, "забыв" при этом свой чемодан ненавистный, благо мертвецов теперь на Цхи-Цхи хватало. Жаль, конечно - привыкать он к нему начал, хоть и мертвец, а всё же инопланетянин - экземпляр редкий.
И ещё: никогда не летайте Македонскими космолиниями, там в багажном отделении такая абракадабра творится - ну, сущая тебе петрушка.
 
Мила_Тихонова Дата: Четверг, 17 Ноя 2016, 14:37 | Сообщение # 17
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19655
Награды: 341
Репутация: 742
Цитата Nekrofeet ()
Житие электросварщика

любишь Платонова, Олег?
очень похожа манера изложения.
замечательно!
Цитата Nekrofeet ()
Делать было нечего, и Апокрифка надев тёплый шерстяной скафандр, вышел в абсолютную пустоту просить милостыню.

))) прелесть какая - тёплый скафандр!)))
Цитата Nekrofeet ()
Чучамча

Олег, обожаю твои миниатюрки. Спасибо тебе - читаю гостям - все в вос торге!



Играть со мной - тяжёлое искусство!
 
Nekrofeet Дата: Вторник, 13 Дек 2016, 13:35 | Сообщение # 18
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Цитата Мила_Тихонова ()
любишь Платонова, Олег?
очень похожа манера изложения.

Конечно люблю. Слово у Платонова работает, не ленится. Даже не работает, а ишачит по-чёрному. Двужилое слово.

Спасибо
 
Nekrofeet Дата: Вторник, 13 Дек 2016, 13:36 | Сообщение # 19
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Драбина

Жил Степан небогато и, конечно, при его небогатстве, одиноко, ибо какая из уважающих себя молодиц согласится жить просто так и бесплатно спать с человеком? То-то и оно - абсолютно никакая, разве что чудо случится, или какая-то, не дай Бог, ворожба. Однако чуда почему-то не случилось, и Степан так и остался жить одиноким, на краю деревни, у самого смешанного леса.
Из хозяйства было у Степана только два кастрированных поросёнка, гусочка и старая лестница, доставшаяся ему по наследству от деда Игната. Добрый был хозяин дед Игнат и колдуном, говорят, был замечательным, и всё у него было доброе, надёжное, а вот лестница оказалась самой дрянной вещью в его господарстве: вся какая-то кривобокая, хромая с выгнутыми перекладинами, одним словом не лестница, а самая настоящая драбина.
И вот пришёл однажды к Степану сосед Яков. Говорит, а что кум, дашь мне драбину, чтоб я полез на столетнюю свою грушу, собрать урожай фруктов.
Нет проблем. Бери на здоровье, лезь куда тебе надо, рви грушки, может и мне чего достанется из плодов твоего знаменитого сада.
Взял Яков драбину у Степана, прислонил её к столетней груше и полез на дерево за плодами. Вылез, смотрит, а на дереве сидит его сын Гаврик: примостился на толстой ветке, чавкает смачную грушу и улыбается. И всё было бы ничего, да только умер его Гаврик почти два года назад от рака щитовидной железы.
Ну, ничего себе, думает Яков, что за ворожба такая дивная. Сынок, это ты?
Я, батьку, отвечает Гаврик, а кто же ещё. И всё жуёт грушку, и всё улыбается, довольный такой и не больной ни капельки.

Прослышали люди, что до соседа Якова сынок с того света вернулся и, что всему виной была добрая степанова драбина. Что стоит вылезти на неё, на самый верхний щабель, как сбывается самое заветное желание - чудо, та й годи.
Стали приходить к Степану по драбину самые посторонние люди. Тот яблочек принесёт, тот кусочек свеженького сала, тот весёлой горилочки. Всем Степан давал драбину, никому не жалел. Чудо, оно общее явление, для всех, а не для личного злоупотребления, как же тут пожалеешь - берите, пользуйтесь.
Очень скоро узнал об этой аномалии большой начальник, чуть ли не народный депутат или даже сам великий министр агропромышленного комплекса. И вот это большое цабэ посылает маленькую шишку, чтобы та съездила к Степану в деревню и откупила у него эту чудо-лестницу, а не будет продавать, так конфисковать её для государственных нужд по решению Печерского суда.
Приехала малая шишка к Степану, вот тебе двадцать гривен, говорит, продавай свою лестницу пока не поздно, а то конфискуем к чертям собачим. За Печерским судом дело не станет.
Испугался Степан, что ты будешь делать, целая малая шишка приехала со всеми секретаршами и прочей сексуальной челядью, как тут не испугаешься и отдал свою драбину за мятую двадцатигривенную купюру.
На прощание малая шишка пригрозила Степану кулаком, сотворила ему под нос здоровенную дулю, показала розовый государственный язык и отбыла восвояси вместе с дешёвой лестницей.
Только осечка с лестницей получилась. Как большой начальник по ней не лазил, и вверх и вниз и вдоль и поперек и вверх ногами, а всё равно никакого чуда не приключалось. Даже самое малюсенькое волшебство и то не забрезжило. Не сбывалось желание народного депутата (ух ты, драбина проклятущая), хот убей.
В тот же день малая шишка прибежала в деревню обратно. Забрызгала Степана слюной, что ты подсунул, забери, мол назад свою дыбильную драбину, она у тебя не фурычит ни хрена, сломалась, наверное. Зачем высокопоставленному государственному лицу такая не действующая волшебная вещь и верни назад двадцать гривен немедленно, пока зубы не выбили.
Что делать, вернул Степан деньги обратно в придачу и моральный ущерб возместил, итого все тридцать гривен, как с куста - спасибо, что хоть зубы не тронули.

Остался он один со своей драбиной, думает, неужели, действительно, поламалась, и весь дух магический из неё вон вышел, аничегошеньки чародейного не зацепилось. Приставил драбину к сараю, поплевал на руки, да и взобрался на самый верхний щабель, чтоб удостовериться во всём на собственном опыте.
Смотрит, а на сене, что было на чердаке свалено, сидит красная дивчина и Степану улыбается: чёрнобровая, смуглая с заплетенными в косу стричками. Степан чуть с лестницы не упал от такой красоты. Нет, думает он, не весь чародейный дар растеряла драбина, что-то ещё осталось, возможно, последняя щепотка волшебства.
Бедный я, нет у меня жирных денег и волосатой работы я никогда не найду и никогда не сделаю толстой карьеры. Из хозяйства у меня только два кастрированных поросёнка и гусочка - не будешь ты со мною счастлива, дивчина, замучаешься в нищете и сбежишь на второй день. А дивчина всё улыбается, всё горнется до Степана, тулится ему ближе к сердцу.
- А, что, куме, - спросил у Степана на следующий день сосед - я вижу, что и ты, наконец, разжился себе женой. Оно и правильно, трудно одному, а вместе и тягость сладкая бывает.

А чаривна драбина вновь пошла по народным рукам, исполнять заветные желания. Люди приходили к Степану кто с глечиком молока, кто с баночкой гречневого мёда, и никому не отказывал Степан, всем давал драбину для личного пользования, ибо все заслуживают счастья и старик и бедный и ни в коем случае нельзя его жалеть для других. Не скупитесь на чудо, потому что чудо общее, для всего трудового народа создано.
Да только вот беда, продолжалось чудо не долго. Полез как-то на драбину православный батюшка из соседнего села, а было в служителе храма веса центнера два, не меньше (и что ему в этой жизни ещё не хватало) вот и не выдержала лестница, сломалась под тяжестью батюшки на две части. Вся до последнего щабля раздвоилась.
Самые опытные плотники её потом ремонтировали, сбивали до кучи, новые перекладины вставляли, всё пытались вдохнуть в неё добрую магию, да только бесполезно. Драбина больше не занималась волшебством, она испустила свой дар навсегда.
 
Мила_Тихонова Дата: Вторник, 13 Дек 2016, 16:21 | Сообщение # 20
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19655
Награды: 341
Репутация: 742
Цитата Nekrofeet ()
Драбина

ох и словечко... была у меня мачеха из хохлушек, так вот она мне, девочке питерской, так говорила -
донечка візьми драбинку, залізь на горище і принеси мені звідти мотузку....
два слова я понимала - залезь и принеси)))
но попозже, после неоднократного обучения лозиной, быстро научилась понимать всё.

а рассказ просто прелесть!


Играть со мной - тяжёлое искусство!
 
Nekrofeet Дата: Суббота, 14 Янв 2017, 13:12 | Сообщение # 21
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Ну ничего себе мачеха.
Достаточно жёсткий курс української мови, экстерном )
Спасибо
 
Nekrofeet Дата: Пятница, 03 Фев 2017, 16:08 | Сообщение # 22
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Библиометрия

I

Сначала, как известно, была тьма. И тьма была бесформенной и не было у тьмы начала и была она всегда. И явился из тьмы Великий Геометр и сказал Геометр, да буду Я и Я стало быть, и обрёл Великий Геометр себя и свою форму. И было вокруг холодно и было вокруг пусто, и Я было одиноким. И создал тогда Великий Геометр мир, и мир появился из тьмы и стал быть. И был мир не полым и был мир полон всего.
Великий Геометр сел на ореховый стул, чтобы отдохнуть. На его плечо слетела голубка и начала ворковать. Но Я всё равно оставалось одиноким среди всех предметов, растений и форм. Да будет Он, сказал тогда Великий Геометр и Он стал быть. И был этот Он кем-то другим, не-Я. И обрёл Он свою форму и стал Он квадратным, чтобы отражать лучи света и Я могло видеть себя в нём, как в зеркале.

II

Сначала было одиночество, потом наступила дружба. Дружба тоже было квадратной и только тогда появилось время и друзья почувствовали, что время всегда течёт. Мир, созданный Великим Геометром, был раем, и рай вмещал в себя всё, других пространства и времени больше не было. Всё звери и все растения в раю были друзьями, никто не ведал вражды. В раю можно было быть без конца.
ОН стал другом для Я, и Я нарёк его Адамом. Но Адам не был Я и поэтому они отличались: Я было больше, а Адам был квадратным. И вот посредине дружбы Великий Геометр стал замечать, что у Адама на душе грусть и губы его опущены книзу.
- Что случилось? - спросил Великий Геометр у Адама - Неужели тебе одиноко? Но ведь у тебя есть я. Мы вдвоём среди трав, диких предметов и тварей многих.
- Но я не Ты - ответил Адам - ты больше меня, а я квадратный и поэтому тебе радость, а у меня одиночество.

III

И подумав, Великий Геометр создал ещё одну форму. Да будет Она, сказал Великий Геометр, и Она стала быть. И Она была такою же, как и Он, и никто из них не был больше. Только Он был квадратным, а Она - треугольной. И назвал Геометр треугольную - Лилит. И было у Лилит два бедра и вершина полная огня.
И обнял Адам Лилит и это было больше чем дружба, но Адам был квадратным, а Лилит - треугольной, много острых углов Она имела и поэтому Адам постоянно терпел боль. И завопил тогда Адам, обращаясь к Великому Геометру.
- Почему ты не создал Лилит мне под стать, чтобы никто из нас не был больше и чтобы оба мы были квадратными. Тогда мы лучше бы подходили друг другу, и не надо было терпеть боль.
- Тогда Она была бы Ты - ответил Великий Геометр - а я никогда не создаю одно и то же. Жизнь не может быть одинаковой, она всякая - всегда.
Но видя какую боль причиняет ему треугольная Лилит, Великий Геометр спросил у неё.
- Хочешь ли ты быть другой, чтобы не причинять боль и не наносить ему ран.
- Если я не буду наносить ему ран, то чем буду отличаться от других зверей, предметов и трав - ответила Лилит - Он меня быстро забудет, как забудет листок на дереве и не станет больше обнимать.
- О, злокозненная сущность - вознегодовал Великий Геометр и, лишив Лилит чистой формы, обратил её в низменного гада.

IV

И подумав, Великий Геометр начертил ещё одну форму. Да будет Она, сказал Великий Геометр и Она стала быть, и была Она такою же, как и Он и никто из них не был больше, только Она была круглой, а Он - квадратным. И назвал Геометр круглую - Евой и сказал, будешь ему женой до скончания времён, пока не прекратится рай.
И обнял Адам Еву и это было больше чем дружба и не было теперь у Адама одиночества, но Ева была круглой, а Адам - квадратным и трудно было обнять Еву, хотя больно уже не было.
И возопил Адам, обращаясь к Великому Геометру.
- Почему ты создал Еву круглой, а меня - квадратным. Мы ведь не можем быть очень близко, мне трудно её обнять.
- Но разве Она делает тебе больно? И разве Она наносит тебе раны? Нет в мире двух разных форм идеально подходящих друг другу. Бери то, что дано или останься один.
И остался Адам с Евой, и стали они ходить по раю, взявшись за руки - Она круглая, Он квадратный. И обнимались они среди зверей, среди предметов, среди разных растений и было им хорошо и не знали они одиночества, хотя им хотелось чего-то большего - хотелось быть ещё ближе.

V

И тогда из травы появился гад с треугольным сердцем полным скверны. И звали гадину ту Лилит, и была она огненной. И пылала Лилит завистью и пылала Лилит злобою. И подползла Лилит к Адаму и Еве, что отдыхали под сенью дерева, и протянула им на хвосте треугольный плод, что пылал так же, как и её сердце.
- Отведайте плод мой - сказал гадина сладостно - и познаете новую форму, не круглую и не квадратную. И то, что познаете, будет не дружба и даже не больше чем дружба. То, что познаете, будет для вас всем и не надо вам будет ничего другого кроме этого одного.
Засомневался Адам, а Ева не засомневалась, хоть и желали они одного, хоть и желали они чего-то большего, но Ева желала этого сильней. И взяла Ева в руки огненный плод и надкусила его, а надкусив, передала Адаму. Хоть и сомневался Адам, но тоже надкусил огненный плод, как велела ему жена.
И потеряли они тогда свою форму и стали совсем голыми. Адам больше не был квадратным, а Ева больше не была круглою. И превратились они в тварей нагих и стали друг другу значительно ближе. Когда увидел сие Великий Геометр, он опрокинул гадюку в преисподнюю и наложил на неё печать огня. Обернувшись на Адама и Еву, он содрал с них верхнюю кожу и сказал.
- Вы хотели быть ближе, что ж - будьте. Теперь вы достаточно близки? Будьте такими близкими, какими только можете. Я не упраздняю ваши формы, но делаю их невидимыми. Ваше круглое и ваше квадратное уйдёт глубоко в кровь, а треугольное не будет давать вам покоя.
И сказав это, изгнал Адама и Еву из геометрического рая, полного идеальных форм.

VI

Взявшись за руки, Адам и Ева ушли в изгнание. Пользовались они пространством и временем, которые осталось после рая. И подобно животным обнимались они среди растений и подобно животным обнимались они среди предметов и среди животных они также обнимались, как равные среди равных. И были они ближе друг другу, чем когда бы то ни было, но лишённые верхней кожи это приносило им только мучение. Ушедшее глубоко в кровь лучшее круглое и лучшее квадратное не давало им покоя. Вскоре у них появились дети, и кровь родителей - круглая и квадратная - передалась детям. И дети тоже не знали покоя и треугольное вечно преследовало их по пятам. Иногда гадюка выползала из травы, но Адам и Ева бросали в неё камни, прогоняя пресмыкающееся обратно в геенну огненную.


Сообщение отредактировал Nekrofeet - Пятница, 03 Фев 2017, 16:08
 
Мила_Тихонова Дата: Пятница, 03 Фев 2017, 17:04 | Сообщение # 23
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19655
Награды: 341
Репутация: 742
Сотворение Мира от Nekrofeet!
Какая интересная версия... Есть над чем подумать и ощутить в себе круглое)


Играть со мной - тяжёлое искусство!
 
Nekrofeet Дата: Четверг, 16 Фев 2017, 14:26 | Сообщение # 24
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Цитата Мила_Тихонова ()
Сотворение Мира от Nekrofeet!


Я просто попытался себе представить, как изложили бы свой вариант Библии существа сугубо геометрические, вроде каких-то правильных живых прямоугольников. Не знаю насколько убедительно, при этом, конечно, хотелось сохранить узнаваемой канву.

Спасибо
 
Nekrofeet Дата: Четверг, 16 Фев 2017, 14:29 | Сообщение # 25
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Случай в Стокгольме


Александру Беляеву

Первым кто рассказал мне об этом человеке был мой старинный приятель Лорински. С Лорински мы дружили ещё со школьной парты и поэтому случайно встретившись в прохладном Стокгольме, снова быстро сошлись и возобновили наши прежние приятельские отношения. Встречались мы, можно сказать, регулярно, почти каждую неделю, на моей или на его территории, тем самым, продолжая наши, прерванные двадцать пять лет назад, шахматные состязания. Шахматы, бутылка коричневого виски, хороший малоазиатский табак и увлекательный разговор, вот и всё, что было нам нужно для приятного времяпрепровождения. Из разговоров Лорински я понял, что его личная жизнь не сложилась и, подобно мне, он теперь влачил бесполезное, но полное маленьких интеллектуальных удовольствий, холостяцкое бытие.

Надо сказать, что шахматистом Лорински был так себе, а вот рассказчиком - преотменным. Я часто заслушивался его, на первый взгляд, неказистыми историями, в которых фигурировали какие-то полустёртые эзотерические личности. Скорее всего, большинство своих историй он придумывал, не отходя от шахматной доски, но делал это с таким тактом и вкусом, что у меня не возникало ни малейшего желания его разоблачать.

Именно в один из таких приятных приятельских вечеров, в уютной английской атмосфере, окружённый клубами турецкого дыма, он и поведал мне байку об одном странном человеке. Звали человека Эрг Фрекинсон. Но несмотря на свою северную фамилию, он мало чем походил на исконного шведа: кучерявый, отчаянный брюнет, очень подвижный с неправильными чертами лица - скорее уж итальянец или креол с далёких и приплюснутых равнин Патагонии. По всей видимости он познакомился с Лорински в его малолюдной книжной лавке (Лорински был книготорговцем, и имел в Стокгольме два небольших книжных магазинчика), куда регулярно захаживал, интересуясь, в основном, новыми книгами по океанографии. Судя по всему, океан был главной страстью в неизведанной жизни Фрекинсона. Он легко мог не знать, кто был премьер-министром Швеции, но о жизни невезучего горбатого кита или тюленей с острова Кергелен, он знал всё досконально. И это, по мнению Лорински, было очень странно.

- Что же тут странного? - спросил я, наполняя наши опустевшие стаканы из толстого стекла - обыкновенный чудак, под стать нам.
Прежде чем ответить, Лорински выдохнул ватное облако дыма.
- Видишь ли, странность не в его отрешённости от современного мира, многие этим страдают и мы до какой-то степени тоже в их числе, а в тех дьявольских подробностях которые он при этом выказывает. Например, если ты интересуешься буквой "ж", то ты можешь знать все слова, которые пишутся с помощью этой буквы, но не то в каких книгах, каких авторов, сколько раз и в каких именно падежах это слово употребляется - а он знает. И не просто в каких книгах, но и в каких газетах, в каких статьях и по какому поводу это слово употреблялось. Согласись подобное знание избыточно, а потому странно. Тем более, что дело касается не какой-то там буквы "ж", а миллиардов обитателей подводного мира. Не удивлюсь если он каждого морского жителя знает в лицо и помнит по имени-отчеству.

- Странно - согласился я - но ещё более странно то, что много лет назад о точно таком же случае я уже слышал. Помнится это было в Кадисе. А ты случайно не знаешь Эрг Фрекинсон давно обосновался в Стокгольме? Во всяком случае, я был бы признателен, если бы ты нас познакомил. Этот случай кажется мне увлекательным.
Когда Лорински ушёл, проиграв очередную партию, я, не откладывая в долгий ящик, полез в свой архив, чтобы посмотреть некоторые бумаги и освежить давнюю память. Действительно одиннадцать лет назад я находился по делам коммерции в Кадисе, где и познакомился с Педро Хореосом - предприимчивым журналистом местной газетёнки. Именно этот Педро, с которым мы сошлись на почве общей симпатии к крепким англо-саксонским напиткам, и рассказал мне очень похожую историю об одном удивительном типе, знающем о подводном мире всё абсолютно, словно дело касалось пяти его неказистых пальцев. Помнится Педро тогда хвастался своим желанием взять у данного субъекта пространное интервью и даже открыть в газете свою личную колонку под общей негласной рубрикой "из жизни местных чудаков".

Слава Богу я быстро отыскал в своих бумажных развалах кадиский адрес Педро и написал ему письмо, где просил того немедля сообщить мне всё, что ему было известно об этом диковинном юноше и его дальнейшей судьбе, и, по возможности, прислать фотографическую карточку. Отослав письмо, мне оставалось только ждать ответа с другого конца Европы и просить Бога, чтобы адрес Педро, этого живого и прыткого человека, не изменился до неузнаваемости.

Дней через девять мне позвонил Лорински, с которым мы не виделись с последней нашей встречи, и в своей обычной полутёмной манере предложил очередную партию в индийские шахматы на его, разумеется, территории, предварительно намекнув на ожидающий меня "достаточно солёный" сюрприз. Намёк был слишком прозрачным и слишком "солёным", чтобы я не догадался о чём идёт речь. Пролистав несколько книг по океанографии, которые у меня были, я как мог подготовился к предстоящей встрече с "сюрпризом".

В условленное время я входил в дом моего школьного товарища. Его жилище находилось на втором этаже, на первом - располагалась, необитаемая в это время суток, книжная лавка. Поднимаясь вверх по ступенькам лестницы, я услышал лёгкую бравурную музыку, и меня невольно охватило сомнение. Но войдя в комнату, я облегчённо вздохнул: в сидящем на краешке кресла, одиноком человеке, я сразу же узнал Эрга Фрекинсона. Вечер обещал быть интересным.

При посредничестве Лорински мы познакомились и пожали друг другу руку. Мне показалось, что Фрекинсон проделал это с некоторой долей плохо скрытого отвращения. Рука Фрекинсона была очень холодной и невероятно бледной, словно хозяин всю жизнь держал её под землёй. Исходя из слов Лорински, Фрекинсон неплохо разбирался в шахматах, и мы без лишних слов уселись с Эргом за витиеватый шахматный столик XVIII века, уставленный неуклюжими антикварными фигурками - гордостью хозяина жилища. Эрг, если можно так сказать, действительно неплохо разбирался в шахматах, но играл, при этом, откровенно слабо, даже слабее Лорински. Угадывалась скорее интуитивная чем твёрдая прагматическая манера игры и пока Лорински что-то настойчиво хлопотал на кухне, мы сошлись в первой пробной баталии.

Первую партию Фрекинсон продул в чистую, вторая же развернулась в упорное холерическое сопротивление. Разыгравшееся на шахматном поле сражение не мешало мне как следует рассмотреть моего визави. Первое что бросалось в глаза, это его неестественная бледность - бледность мертвеца или вампира: кожа была даже не бледной, а скорее прозрачной, такой оттенок можно было приобрести только долго и тщательно избегая действия солнечных лучей. Лицо у Фрекинсона было овальным нордическим, такими же скандинавскими были его узкие бескровные губы, которыми он бессознательно шевелил, задумавшись над очередным ходом. Но мне это лицо напоминало более индейский тип, чем тип европейский и норманнский. Неприятными у Эрга были его глаза: выпуклые, водянистые, холодные. Он ими редко мигал, но когда мигал, делал это как-то чересчур явственно, не по-человечески продолжительно и откровенно.

Говорить он не любил и поэтому доверительного междусобойчика у нас не получилось. Мне даже почудилось, что Фрекинсон избегает всяких длинных фраз, словно те представляют большую трудность для его малоискушённой девственной гортани. Голос его был немного глуховатым, осипшим, как бывает у людей спросонок, после целой ночи молчания. На мой вопрос о роде своей деятельности, Эрг неопределённо ответил, что живёт бесценными дарами прошлого (тогда я ещё не понимал, что он говорит буквально).

Ещё одна странность не могла ускользнуть от моего воспалённого внимания. Каждый раз когда Фрекинсону нужно было куда-то переместиться, например, в другую часть комнаты, он делал какие-то странные неуверенные манёвры, словно боясь неожиданно наткнуться на мебель, и поэтому выбирая маршруты не самые короткие и логические, но самые безопасные и проверенные. Из чего я сделал вывод, что у Фрекинсона очень плохое зрение, что позже, при нашем расставании, косвенно подтвердилось. Уже находясь на улице и вторично пожимая друг другу руку, я предложил Фрекинсону подвести его домой на своём автомобиле. На что он сначала задумался, как бы пробуя эту мысль на зуб, но потом как-то сумбурно и очень поспешно отказался, ответив, что живёт недалеко, буквально в квартале отсюда, после чего двинулся вдаль по хорошо освещённой улице, натыкаясь о прекрасно видимые в свете фонарей урны для мусора.

Вернувшись домой, я обнаружил в почтовом ящике письмо из Кадиса. Педро мне писал, что взять интервью у Ихтияра (так звали нашего кадиского чудака) у него так и не получилось, поскольку тот куда-то бесследно пропал. По адресу, который разузнал Педро, а это был старый особняк в изогнутом мавританском стиле, стоящий у самого моря, никто более не проживал. Если, конечно, там вообще кто-то проживал, ибо кроме замшевых камней асимметричной формы и полуистлевших разбитых сундуков в доме совершенно ничего не было - никаких бытовых признаков жизни. Если там и жил Ихтияр, то он скорее всего был призраком настоящего Ихтияра. Все кто знали пропавшего ничего толком не могли о нём рассказать. Только один пожилой рыбак вспомнил, как Ихтияр обмолвился ему о своей губительной заокеанской Родине и о её пыльной загубленной столице - Буэнос-Айрес. Всякие поиски этого странного человека не принесли никаких результатов - Ихтияр, словно сквозь землю провалился. От своих знакомых в Буэнос-Айресе Педро узнал, что никакой Ихтияр ди Кампо в столице Аргентины никогда не проживал, и что имя это, по всей видимости, выдумка и уловка.

"История очень интересная - сообщал в конце письма Педро - и очень запутанная. Чтобы распутать этот морской узел мистификации, а в том, что это мистификация я нисколько не сомневаюсь, нужно обладать достаточным количеством денежных знаков и терпением. Но ни того, ни другого, как ты понимаешь, у меня нет. Хочу надеяться, что тебе, мой друг, повезёт больше, и ты выведешь на чистую воду этого бессовестного сукина сына, столь подло разыгравшего твоего покорного слугу. С уважением, Педро Хореос."

Но самое главное содержалось не в письме, а в фотокарточке, которая находилась между страниц исписанной бумаги. Я внимательно взглянул на снимок. Скошенный подбородок, смоляные цыганские волосы, глаза навыкате, тонкие обескровленные губы - сомнений не было: Ихтияр ди Кампо и Эрг Фрекинсон были одним и тем же лицом. За одиннадцать лет оно почти не изменилось: только глаза округлились и ещё бледней стала подземная кожа.

Я отложил фотокарточку, набил трубку сельджукским табаком и задумался. Бедный Педро, если бы он только знал, что разгадка данного хитросплетения находится совсем рядом со мной и, что мне достаточно только протянуть руку, чтобы развязать этот плотный флибустьерский узел. Я отхлебнул немного ирландского виски, и, наконец, решился. Выехав из дому, я скоро очутился на той самой хорошо освещённой улице, где мы с Фрекинсоном расстались. Я ещё проехал несколько кварталов вниз, инстинктивно выбирая направление в сторону моря и заглушил машину - дальше начинался полутёмный вампирский переулок. Пройдя метров двести, я оказался у витой железной ограды. За оградой угадывался пустырь и хрестоматийно шумело Балтийское море. Перебравшись через ограждение, я сильно рисковал, ибо на приватной территории могли оказаться недружелюбные сторожевые псы - шведы не любят названных гостей. Небо было почти безоблачным, со всех сторон щюрились бесчисленные звёзды, в свете которых фантастически громоздился загородный особняк. Особняк был куском абсолютной тьмы, только в одном месте, из окошка полуподвального помещения пробивался тусклый электрический свет.

Я опасливо направился к входу, в глубине души почему-то уверенный, что он не заперт. Дубовые входные двери были чуть-чуть приоткрыты и я, подбадривая себя, по-шпионски вошёл внутрь. Если бы меня сейчас видел Лорински. Он бы удивился, наблюдая меня в роли жуликоватого Джеймса Бонда. Хотя, что можно было ожидать от старинных, затёртых миром чудаков, которые бессознательно или вполне осознанно сводили свою нудную жизнь к такому вот подобию чёрно-белых шпионских фильмов.

Внутри особняка меня обдало сыростью и одиночеством. Даже в темноте я почувствовал, что дом в совершенно запущенном состоянии. Меня почему-то не покидало ощущение, что сюда давно не заходил ни один человек. Нашарив на стенке выключатель, я храбро зажёг электрическую люстру. Открывшееся передо мной пространство помещения показалось мне огромным. Наверное не в последнюю очередь потому, что в комнате практически полностью отсутствовала мебель. На полу не было ни одно ковра, только голая половая доска с кое-где облущенной антикварной краской. Стены тоже были пустыми, но не кирпичными, а покрытыми блестящим зеленоватым материалом, на ощупь твёрдым холодным и очень гладким. Как ни странно в стенах не было ни одного оконного проёма, хотя когда я подходил к особняку окна снаружи отчётливо просматривались и на первом и на втором этаже. Я не сразу понял, что стены от потолка и до самого низа были отделаны обыкновенным толстым стеклом. Но более всего казалась странной, находящаяся в центре помещения большая белая эмалированная ванна. От ванны шли ещё совсем свежие мокрые следы, кто-то оставил их направляясь к ступенькам ведущим в подвал. Я направился по мокрым следам, в которых трудно было заподозрить отпечатки человеческих ног. Следы были узкими в пятках и широким в пальцах, как будто их оставляла гигантская прямоходящая лягушка.

В полуподвальном помещении царил беспорядок и качалась хилая, засиженная плесенью, лампочка. На какое-то мгновение в другом конце подвала, я заметил согнутую пополам серебристую фигуру, похожую на фигуру акробата или циркача, одетого в назойливое блистающее трико. При слабом задавленном освещении оно, словно мерцало праздничной рыбьей чешуёй. Потом фигура исчезла и я услышал шумный всплеск, как будто с большой высоты в воду обрушился тяжёлый камень. Я подбежал поближе, но, как и следовало ожидать, там никого не оказалось. Невысокий каменный парапет окружал вырытый в подвале тайный колодец. Перегнувшись, я инстинктивно заглянул внутрь колодца, и увидел, далеко внизу, до сих пор колышущееся серебро воды. На каменной бровке парапета лежал, подмокший с одного края, лист бумаги. Это была адресованная мне записка.

"Уверен, что вы, как человек неглупый, уже напали на мокрый след, который тянется за мной от самой эмалированной ванны Буэнос-Айреса. Но не страх перед вами заставляет меня бежать, нет. Меня давно уже преследует преступный международный синдикат кладоискателей и контрабандистов. К сожалению, они опять учуяли мой запах, надо признаться, у них отменный нюх. Как говорил мой покойный отец, доктор Сальватор: никогда не доверяй тому у кого вместо глаз деньги. Увы, я больше не смогу увидеть его одичавшую могилку: днём и ночью там меня поджидают любители лёгкой наживы. С какой пронзительной ностальгией я теперь вспоминаю свою земноводную юность за тремя высокими стенами. Мне нужно спешить, да и вам тоже, людям преследующим меня лучше не попадаться в руки. Записку для вашей же пользы немедля уничтожьте. Прощайте, мой несостоявшийся друг."

Я огляделся, в тусклом подвале повсюду бессистемно валялись какие-то, покрытые сухими водорослями, бесформенные предметы. В одном из них, прислонённом к стене, я с трудом угадал старинный корабельный якорь. То там, то сям стояли грубые на вид, средневековые сундуки с широко раззявленными ртами, окованных железом, крышек. На дне одного такого сундука я подобрал плоский потемневший от времени предмет. Когда я автоматически потёр его пальцами, он засветился радостным желтоватым металлом - от неожиданности я выронил монету из рук.

В это время со стороны входа, послышалось мощное шарканье многих ног, перемежающееся с грубой матросской руганью. По меньшей мере человек шесть дико хозяйничали в помещении наверху. Не дожидаясь когда они спустятся в подвал, я мелко разорвал рукописный лист бумаги и выбросил клочки записки в колодец, в глубине которого ещё колыхалось ночное серебро моря.
 
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Проза » Игра в кубик (Проза)
  • Страница 1 из 4
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Поиск: