[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Проза » "Времена курсантские" (воспоминания о курсантской юности)
"Времена курсантские"
Анд-Рей Дата: Пятница, 02 Дек 2011, 12:52 | Сообщение # 1
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1016
Награды: 24
Репутация: 90
Было пожелание читателей продолжить публикование моих воспоминаний.
Ну...вот и продолжаю. Уже в отдельной теме

"Времена курсантские"

Какое сладкое слово - УВОЛЬНЕНИЕ»… Нет, не увольнение с работы или службы, тут больше подходят слова типа «пенсия», «демобилизация», "комиссование"…
Нет, увольнение - это выпускание, ошалевшего от учебы и прочих служебных обязанностей, курсанта за пределы «альма-матер», за забор, за крепостные стены, за колючую проволоку и за ряды училищных патрулей - в город. Пусть всего лишь до 24.00 текущих суток, но на свободу. Подышать вольным воздухом, помиловаться с Питерскими барышнями, покуролесить с сотоварищами, или, на худой конец, побродить по прекрасному городу, осмотреть всяко-разно, благо в Питере этого навалом, ну или уж совсем в тупую - сходить в кино. Главное в этом деле - свобода!
Она несколько ограничена многочисленными гарнизонными патрулями, которые рыскают по всему Питеру в поисках своих жертв. И, конечно, эта свобода не совсем полноценна от того, что военных в Питере больше чем блох на бешеной собаке. А это означает, что бдительность терять нельзя, крутить головой нужно на 360 градусов, дабы какой-нибудь неудовлетворённый службой и личной жизнью офицер не схватил тебя в самом апогее свободного плавания по второй столице Руси и не перенаправил в гарнизонную комендатуру, о которой писать нужно совершенно отдельную книжку. Рассказом, повестью и романом не обойдёшься.
Свобода! Когда тебя отрывают от мамкиной юбки в возрасте 17 лет, а то и меньше, и окунают с головой в мутную жижу военной службы, которую ты по собственному желанию сам же и выбрал - свобода ценна необычайно.
Мы с такими усилиями и нервами выбирали своё будущее, внедрялись в пучину флотского братства, во имя детской мечты терпели муштру и унижение при поступлении в военно-морское училище , что когда уже все испытания по поступлению в «систему» - это так называют все курсанты своё училище - были позади, напугать нас становилось крайне сложно.
Отцы-командиры с первой секунды появления прыщавого и лохматенького вчерашнего школяра перед воротами базового лагеря в пригороде Питера, и до благостного момента получения диплома не уставали, грозно набычившись, повторять нам, неугомонным: «Конкурс продолжается!» То есть конкурс по отбору в славную семью офицеров- подводников продолжался до момента пока ты не становился этим самым подводным офицером .
Но... свобода щекотала все наши внутренние органы, не забывая про наружные. Ноги сами проносили через КПП и мчали вглубь знаменитого города. Навстречу чему-то невиданному и приятному. А там, помимо красоты, благолепия и восхищения самим городом, водились особи противоположного пола, к которым очень трепетно и неудержимо стремилась осиротевшая в мрачных стенах и казематах училища, душа гардемаринов. От этого всякие истории с ними приключались…
Ну, по причине потери бдительностей.
Вот пример.

«А мы с дядей побегаем!"

Костя, большой и флегматичный курсант-второкурсник, покинул «систему» в положенное только ему время, и... до полуночи. Надо сказать, что увольнение было для него делом не совсем привычным, так как за имеющиеся на субботу задолженности в области освоения наук и за огрехи в сфере воинской дисциплины увольнения провинившимся были не положены вовсе. А Костя частенько имел и то, и другое. И это несмотря на флегматичность и тишайший характер. Поэтому училище он именно «покинул», а не убыл в увольнение установленным Уставами порядком. Там, в училище, имеющим построенные в 18 веке знаменитым архитектором Захаровым огромные каменные стены, ворота, и просто - здания, в форме громадного колодца, все-таки существовали всякие лазейки и норы, через которые Костя и просочился. И не только он. Весна была - зов природы!
Так вот, дефилирует как-то Костя по Невскому проспекту и прилегающим к нему окрестностям. В правой руке у него «шик» того времени - блестящий дерматиновый дипломат-кейс, а в левой - барышня, встреча с которой и послужила причиной покидания родных «пенатов». И всё прекрасно, и солнце светит, и даже какие-то воробьи чирикают вместо соловьёв, и барышня улыбается, и сердечко Костино стучит в режиме азбуки Морзе, то есть не равномерно и не однотонно…
И тут навстречу счастливой парочке «выплыл» угрюмого вида капитан первого ранга. «Капраз» - так это звучит на флотском языке. На его лице было за версту видно какое-то неудовлетворение. Вот что-то ему сегодня «недодали», а может наоборот «выдали положенное» за всякие там упущения, нарушения и низкое морально-политическое… В общем «капраз» был не в духе и искал, сам того не ведая, способ разгрузить своё сознание и нервную систему.
И тут, как яблочко на блюдечке - курсант. Ну и что, что счастливый, ну и что, что с дамой, да ещё и улыбается… А вот я сейчас!...
А Костя в порыве страсти потерял контроль над обозреванием местности и когда запеленговал офицера, тот был уже на дистанции «отдания чести», то есть в двух шагах. Сворачивать было некуда, а приложить правую руку к бескозырке - Костя не успевал. Мешал дипломат в правой руке. Осталось только уповать. И он начал «уповать». В Костином мозгу вертелось: «Хоть бы пронесло, ведь увольнительной записки у меня нет!» А «капраз» ничего не думал, он уже давно искал громоотвод, и тот как раз приближался на дистанцию «прямого выстрела». Они медленно надвигались друг на друга.
- Почему, товарищ курсант, не отдаем честь офицеру? - проскрипел «капраз», мысленно предвкушая облегчение. - Что, ручки заняты? А что для Вас важнее - дипломат или служба? Или у Вас со зрением не в порядке? Или барышня затмила для Вас все воинские Уставы? Или…
Костя молчал. Он и вообще-то был неразговорчив, неповоротлив, ленив. Он даже по физподготовке сдавал экзамены и зачеты только со справкой о «нездоровье» на ближайшие полгода. Была надежда, что молчание курсанта позволит «излиться» начальнику и успокоить ситуацию.
Ну, не было в ней ничего криминального. Руки были заняты…, а «капраз» вышел неожиданно… Да, нельзя курсантам в увольнении что-либо носить в правой руке, дабы мочь мгновенно козырнуть любому, кто старше по званию… Но ведь была дама, а с дамой под руку ходить не возбраняется. Вот только чемодан куда? Не барышне же в руку? И Костя молчал. Даже дежурное: «Виноват!» - не хотел произносить. Чёрт знает, как это всё воспримет шипящий в лицо офицер?
- Так, а документы Ваши извольте посмотреть? - ну, очень язвительно проскрипело начальство. - И увольнительную тоже!
Это были совсем лишние слова, которые подвигли курсанта на неординарные действия.
- Есть, товарищ капитан первого ранга! - Костя козырнул. И обратился к спутнице:
- Валюша, ты подержи, пожалуйста, дипломат, - и, подумав, добавил. - И бескозырочку тоже подержи! А мы…, мы с дядей сейчас немного побегаем!!!
И Костя рванул со скоростью, которую он сам мог видеть только по телевизору во время брачных игр самцов-гепардов в Африке! Это Костя-то! Увалень и флегматик!
«Капраз», ошалевший от неожиданного фортеля, рванул за Костей. И этим допустил ошибку. Догнать его он не смог бы ни за какие надбавки к жалованию. А вот взять у барышни "дипломат", и достать из него документики беглеца, да зафиксировать все личные данные, да сообщить потом куда следует… Это был бы крах Костиной карьеры. В то время всё было строго. И «конкурс продолжался», как вы помните. А он «рванул», дыша хрипло прокуренным и просоленным организмом. И даже резво так проскочил метров…десять. Потом, очевидно, сообразил, что легкая атлетика не его вид спорта и развернулся на 180 градусов. И с орлиным взором устремился к барышне. Видимо до него дошло, какие тайны хранит "дипломат", и как с его помощью можно восстановить попранное достоинство. Но…
…Но Валюша была тоже не из глупых, с Костей общалась уже давно, и, видимо, все неприятности от «передачи личных данных» в руки «догоняющего» понимала. Пока гроза морей, сипя и харкая, преодолевал те самые десять метров бега, барышня завернула в ближайшую подворотню и через знаменитые Питерские дворы-колодцы вышла на Невский проспект, где её и ждал влюблённый курсант...
...И ничего после этой истории Косте не было. Разве что, долго болели мышцы ног. Так он под это дело взял очередную справочку в санчасти и ещё полгода на физкультуру не ходил.
Готовился к новым приключениям. А они с ним часто потом случались.

Добавлено (01.12.2011, 15:32)
---------------------------------------------
Сон в лунную ночь...

Суета, суета, суета…
Все вертятся...
То, как белки...
То, как колесо...
То, как белки в колесе….
Суета…
Чёрно-синие тени в полночь стремительно втекают в узкую расщелину Адмиралтейства.
Время… Время…
Нужно постоянно куда-то успевать, к чему-то стремиться, за кем-то гнаться, чего-то постигать…
Суета… суета… И время…
Полночь бьёт по ушам гулким набатом курантов.
Чёрно-синие тени материализуются в кубриках военно-морского училища, превращаясь в счастливых и уставших мальчишек, расстроенных от окончания «свободы» и радостных от того, что успели во время…
Теперь - скорее в койку… Утро по законам вселенной наступит обязательно в 6.00. А вместе с ним наступит подъём, зарядка, уборка... Потом занятия, вахты-наряды, работы, опять учёба… И так - до субботы - целых семь дней всё в одном ритме и последовательности…
Суета…
…Мишка заскочил в кубрик одним из последних. Трамвай почему-то застрял на перекрёстке и стрелки часов так близко подошли к полуночи, что он едва успел последним нырнуть в щель КПП. Пробежка по территории училища отняла ещё несколько минут. Он, тяжело дыша, просто плюхнулся на свою койку среди сотоварищей, которые успели занять горизонтальное положение раньше и уже сопели.
Усталость накатила почти мгновенно, глаза моргнули пару раз и больше уже не открывались. Через какое-то мгновение из центра кубрика, где стояли койки второго взвода, раздалось мерное похрапыванье.
Оно сначала отдавало покоем и блаженством, потом звук стал нарастать и постепенно дошёл до уровня, непереносимого человеческим ухом.
Кубрик зашевелился, загудел шёпотом, потом громче. Над некоторыми койками поднялись сонно-возмущенные головы. Ропот курсантов превратился в толкание спящего ближними. Из дальних углов полетели в его сторону предметы обмундирования - шапки, тапки, потом ботинки, ремни…
Что-то такое счастливое снилось Мишке, что он не воспринимал ни толчков, ни метких попаданий, ни возмущённых вскриков… Он вообще был крепок и невозмутим…
Терпение кончилось, и кто-то что-то шепнул одному из возмутившихся храпом, тот - второму, третьему… Волна шёпота пошла по кругу и второй взвод начал покидать нагретые постели и исчезать из кубрика в сторону умывальника. Там и приняли стратегическое, но карающее решение.
…Взвод на цыпочках вернулся в спальное помещение. Под оглушительный рёв штурмовой авиации в исполнении Мишки все похватали подмышки свои вещички и также в тишине исчезли из кубрика. Потом кто-то, одевшись, вернулся и начал толкать Мишку.
Долго толкал, разбудил даже тех, на кого не действовала Мишкина сирена. Но своего добился, и Мишка нехотя открыл глаза.

- Ты чего? Дай поспать! - и тело оттолкнуло руку будящего и отвернулось.

- Вставай, давай! Быстрее! - громко прошептал будящий.

- Чего???
- Тебе говорят - вставай! На чистку овощей пора! Нас вчера с первым курсом поменяли. Они завтра чистят, а мы - сегодня. Уже пять утра, все на камбуз пошли. Тебя только, соня, никак не растолкать! Догоняй, давай шустрее!

И выскользнул из кубрика в темноту.
Скрипя и матюгаясь, похрапывая на ходу от полного недосыпания, Мишка натянул робу, обулся и выполз в коридор. Часы у тумбочки дневального показывали пять минут шестого. Лениво заплетающимися ногами курсант вынырнул в утреннюю прохладу «северного двора» и поплёлся в сторону камбуза.
Звёзды на небе подозрительно ярко сияли. Было до противного тихо и оттого - сонливо. Мишка плёлся, матеря вслух начальников, которые всё переиначили, первокурсников из-за которых оборвался такой сладкий сон, все овощи на свете и прожорливый училищный люд, который без картошки и морковки до завтрашнего утра прожить не мог.
На «парадном дворе» не было ни души. Даже фонари светили в режиме ночников, чуть ярче звёзд, и по ним можно было только угадывать направление в сторону камбуза, и больше ничего не было видно…
…В это время…
Непонятно откуда в кубрик тихим ползком проник второй взвод. Не шумя и не толкаясь, они шустро скинули форму, уложили её в кучки, установленные уставом внутренней службы, и расположились на койках.
Через несколько минут появились первые признаки сна - посапывание, посвистывание носом и причмокивание губами. Взвод отошёл в объятия Морфея…
А Мишка, спотыкаясь, ворча, и позёвывая пробирался в сумраке к ненавистному камбузу. Ещё не очухавшийся окончательно организм почему-то не заметил подозрительной тишины, слишком тёмного неба, и отсутствие мелькающих впереди сокурсников.
Вот ноги донесли его до рубки дежурного по училищу. И здесь, под фонарём он бросил взгляд на большущие висячие часы, которые почему-то показывали что-то не то.
Протерев глаза, Мишка ещё раз уставился на часы.

- Чёрт! Почему половина первого? Что у них с часами?

И он, лениво усмехнувшись, поднял к глазам левую руку с «Командирскими» часами.
Но они, предательски сверкнув в свете фонаря, показали … половину первого ночи.
Медленно, но верно в глазах загорелась ярость.
Потом тишину ночного Питера разорвал рёв раненного зверя и оглушительный топот «бегущего стада».
На вой и топот из рубки дежурного выскочил офицер, озираясь по сторонам и силясь понять откуда ночью в закрытом училище появились волки. Где-то в окнах загорелся свет и стали высовываться головы полусонной «вахты». В недрах дворов жалостно взвизгнула кошка и выскочила в освещённый фонарём круг, ощетинившись и выгнув спину.
…Мишка влетел в кубрик, яростно оттолкнув пытавшегося образумить его дневального…
Койки второго взвода стали медленно, но уверенно летать по кубрику, с них падали уже хорошо заснувшие люди… Кто-то хохотал, поняв, что произошло. Кто-то визжал от удовольствия, а кто-то - от страха…
Мишка «пылил» во все стороны. Шутка превращалась в трагедию, в воинское преступление с избиением спящих товарищей…
Но тут агрессор, видимо, окончательно проснулся. Как-то резко сникнув, он опустился на пол посреди кубрика и захохотал…
Сначала неуверенно, но потом все более естественно, этот смех подхватили два голоса, три, семь…
Через полчаса вся рота хохотала, валяясь на полу, на койках, стоя в согбенном положении… Слёзы не только стояли в глазах, но и плескались на полу.
Ошалевший от воя, топота и последовавшего за ними табунного ржания, дежурный влетел в кубрик и с трудом утихомирил страсти, разложив кое-как всех по своим местам.

- Дежурный по роте! А теперь доложите, что за ужасы в вашем подразделении! Только быстро, а то я вижу скорую помощь в роту надо вызывать. Либо массовое помешательство, либо - эпидемия дебилизма!

И дежурный, сам давясь от хохота, рассказал про то, что устав от борьбы с Мишкой, храпящим на немыслимых уровнях громкости , курсанты разыграли сценку под названием: «Пора на чистку овощей». Для этого перевели все ближайшие часы на пять утра, оделись и покинули кубрик. Правда, на камбуз они не пошли, спрятались в соседней роте и наблюдали Мишкино передвижение.

- Жаль училищные часы на плацу не смогли перевести. Они электрические и управляются только из Вашей рубки!.. А то поспали бы подольше.

- Да - сказал дежурный - Повеселились! Теперь точно храпеть перестанет. Ну, две минуты, и чтобы ни шороха! Понял?

Служба продолжалась…И дежурный исчез.
Потом, улыбаясь в усы, он добрёл до рубки дежурного, сел:
- Всё в порядке, отдыхай - сказал он своему помощнику.
А в голове вертелось: «Вот что нужно к тёще применить. А то храпит, как полковая лошадь, и ничего её не берёт! Надо как-нибудь среди ночи отправить её куда-нибудь за Неву, да так, чтобы в это время мосты развели! Вот высплюсь-то…»

Добавлено (02.12.2011, 12:52)
---------------------------------------------
"На флаг и гюйс..."

Ох, и тяжко учиться в военном училище! Ох, и тяжко! Особенно в первые три года. Ты постоянно где-то «находишься». Ты всем нужен. То тебя пихают в наряд, потому что на душу младшекурсников в месяц приходится нарядов чуть меньше, чем само количество этих душ. То ты в составе ограниченного номером курса контингента едешь на овощную базу, где возвышаются пирамиды из картофеля, который нужно раскидать в назначенные бункеры складских помещений. То раненько, поутру, часа в три ночи, тебя вместе с однокашниками, не замечая, что ты только в семь вечера прибыл с очередного наряда, отправляют на чистку картошки для всего училищного люда. И ты её чистишь не долго, часов до восьми утра. Потому что в девять нужно быть на занятиях. А до этого - переодеться, умыться-побриться. И вызубрить ответы на вопросы, которые тебе начнут задавать непонятливые преподаватели, которым никак не объяснишь, что вчера до девятнадцати ты был… или нёс… наряд, а потом, всю ночь чистил…. А могут ещё выгнать с вечера, в ночь - на уборку территорий внутри и вокруг училища от снега. Слой его может быть выше твоего юного роста, а количество штыков, то есть лопат, для этой цели предназначенных, весьма ограничено всё теми же номерами курсов. То есть первым и вторым.
И ничегошеньки учителя не понимают. И каждый требует своё. А ты, намаявшись, уже и не помнишь, когда ты видел эти самые конспекты или учебники, когда посещал занятия, или, что ещё реже - самоподготовку. А надо отвечать, решать, писать, сдавать, тестироваться, отрабатывать нормативы! Надо - иначе никаких увольнений, и «конкурс продолжается»!
Думаете так всегда? Да нет. Первые года три. Или два с половиной. Потом почему-то всё начинает меняться, и ты вдруг замечаешь, что времени уже хватает, что предметы хоть и стали сложнее, но пятёрок по ним почему-то появилось больше. И в город можно сходить не в ущерб учёбе, и даже в отпуск поехать без задержек из-за «хвостов». И число отличников на курсе выросло вдвое, а то и втрое. И вчерашние двоечники уже совсем не двоечники, а троечники вообще - «краса и гордость» успеваемости курса…
Но, самое прекрасное время во всей этой кутерьме - практика после третьего курса.
Она - заводская. Это значит, что целый месяц ты живёшь в Питере, в училище. А не на каком - то Северном флоте в казарме, в холоде и голоде, или, того хуже, на подводной лодке, где ты никому не нужен, но практику должен «отбыть».
А тут - в центре России, в Питере, среди всего этого рая. Да ещё и летом!
Да, при этом, практика заводская. Завод - гражданский. Значит будь любезен обзаведись гражданской одеждой, в которой ты будешь каждое утро уходить на завод и вечером возвращаться в «альма-матер» для переодевания в военное платье. Но, только до утра.
И ты - весь день в городе. И никакие патрули тебе не страшны - ты в цивильном. Ну, кто тебя отличит? Разве что по короткой стрижке? А ты - кепочку.

И всё так прекрасно! И так каждый год. Курсанты после третьего курса ждут - не дождутся практики. А с нею - неограниченного почти посещения всего, что находится за мрачными стенами училищных казематов.
Но это так обычно. А нам не повезло. Год был неудачный. Олимпийский…
И оставалась в то лето в училище всего одна рота курсантов. Остальные в это время либо были в отпусках, или, вернее сказать, на каникулах. Либо проходили практику на флотах. Ведь на заводах практиковались только вчерашние третьекурсники. И то, по графику. Каждый факультет - в разные месяцы.
Олимпиада внесла небывалые коррективы в нашу самую ожидаемую практику. Годы были советские, бдительность была на высшем уровне. В Питер приезжали толпы импортных спортсменов, тренеров, обслуги, да и болельщиков - масса. А раз иностранцы, то бдительность нужно повышать. И наше начальство её повышало.
Нас было очень мало. А всяких училищных нарядов обычного плана, да ещё и придуманных дополнительно, было многовато. Так что на практике мы почти и не бывали. Охраняли родное училище от вылазок супостатов, которые «под видом спортсменов и тренеров нахлынули в сверхсекретный город».
Вот, например, я лично, поскольку имел к тому времени несколько «лычек» на погонах, через день заступал старшим в наряд по охране училища. С утра поход на завод, после обеда - подготовка и заступление в наряд. До следующего вечера. Потом, ночь для отсыпания, с утра - на завод, вечером - в наряд. И так всю практику. И не только я.
А гулять хотелось…
…Солнце - палило. Птички - чирикали. Душа - пела. Гормоны - играли. Разрешённая официально гражданская одежда распаляла все таившиеся до того времени желания… Ну, а что бывает, когда желания с возможностями не совпадают? Правильно - срывы, выкрутасы и всякие непредсказуемости.
Вот так мы охраняли-практиковались. А в те два-три часа, что оставались иногда после смены с дежурства - всем гуртом, свободным от вахт и работ, валили в Александровский парк или «Шуркент», как зовут этот заповедный угол уже многие-многие поколения гардемаринов.
Организм, измученный непрерывным бдением на благо обороны страны и охраны училища, не выносил нагрузки. Случались срывы, залёты (это когда тебя поймают за что-то непотребное) и всякие анекдотические ситуации…
… Геша родом был из теплых стран. С Чёрного моря. Организм южного человека, изнеженного лучами палящего солнца, омытого водами теплого моря, измученный нарзаном и винами домашнего приготовления, переносил тяготы и лишения заводской практики тяжело. К этому прибавлялись врожденная южная бесшабашность и безграничная вседозволенность. Там, на юге, очевидно, были не так мёртво отрегулированы тормозные механизмы советской системы.
Геша любил всё, что связано с весельем и шумом, с песнями и плясками, с девушками и солнцем.
А было лето. В Шуркенте полным-полно было и солнца, и девушек, которые порхали там в поисках приключений, праздника жизни и перспективы на будущее.
Геша пропустить всё это великолепие не мог, да и не хотел. Мучаясь от нагрузки на хрупкие курсантские плечи, он маялся в ожидании увольнения, или хотя бы окончания дежурной смены, чтобы хоть на часок «слетать» в Шуркент.
Слаб был Гешин организм в условиях белых ночей Питера и прохладных вечеров Северной столицы.
И в этот раз он благополучно отстоял на посту всё, что положено, прошептал мне на ухо, что «я на полчасика, потом прибегу, посплю и на смену», виновато посмотрел в мои глаза и сиганул на волю…
В полночь наступало время очередного заступления на «охрану и оборону». Зная, что половина из тех, кому нужно заступать находится, скорее всего, в Шуркенте, я заблаговременно пошел собирать своё «стадо» на развод. На развод нужно было строиться перед рубкой дежурного по училищу, что делало эту процедуру обязательной и неотвратимой.
В парке, в том месте, где кипела полуночная жизнь, мелькали счастливые лица тех, кто был в увольнении, им отвечали улыбками разгорячённые барышни и угрюмо улыбались те, кому нужно было бежать за училищные стены и заступать на дежурство.
Собрав всех и предупредив, что жду их через пятнадцать минут в установленном месте, я вдруг обнаружил, что нет Геши. Мы обежали пару кругов вокруг Шуркента и увидели в одном из уголков картину неизвестного художника…
… Две подвыпившие дамочки и один «военмор» несли к месту назначения полудышащее тело Геши. Дамы - каждая - несли по одной Гешиной ноге, а за руки тело волок курсант. Очевидно Геша, перед потерей сознания от «усугублённого пития», успел сообщить - куда и во сколько нужно его доставить. Они и доставляли.
Тело перехватили на руки и на плечи бойцы - однокашники и понесли. Было ясно, что такую процессию через КПП на территорию училища не пропустят и тело понесли к воротам картонажной фабрики, находящейся с тёмной стороны училищной территории. Были там большие и высоченные ворота. Которые, конечно, были заперты на пятьдесят надежных запоров. Ключей от всего этого оборонного комплекта не было ни у кого. Оставался один путь - вскарабкаться на эти ворота, перемахнуть их, и, соблюдая все меры осторожности и таинственности, опуститься на территории училища. Дальше - уже проще.
Вы спросите - зачем нужно было тащить туда в это время Гешу? А он должен был стоять в строю, когда дежурный по училищу будет инструктировать смену перед заступлением. Да ещё и перекличку проводить. И на Гешину фамилию должен откликнуться голос: «Я!» А дежурным стоял офицер, который этого самого Гешу знал, как облупленного и подмену засёк бы сразу. А там - вплоть до отчисления. И не только Геши, но и меня грешного, за «халатное отношение…во время Олимпийских игр… сложности момента…»
Так что - стоять в строю Геша должен был обязательно. Хоть мёртвым!
И подтащили его бренные останки к воротам картонажной фабрики. И начали будить, бодрить, трясти и вытряхивать… Надо сказать, что ослабленный севером южный организм на мгновение очнулся. Понял, что от него требуют. Отодвинул вялой рукой всех сопровождающих и очень даже уверенно пополз на верхотуру высоченных ворот. Он даже пытался что-то напевать под нос, что-то вроде « А волны бушуют и плачут…». Вся остальная рать, разделённая на две кучки по принципу - одни поднимают тут, а другие ловят там - с придыханием следила за восхождением. Тут Геша достиг вершины. На самом верху он вдруг совершенно стеклянным взором окинул окрестности, выпрямился во весь рост, стоя на тоненькой кромке ворот, скомандовал: «На Флаг и Гюйс - смирно!»
После чего лихо вскинул руку к голове, пытаясь отдать честь невидимому флагу. Тело потеряло последнюю точку опоры и сначала - с шелестом, а в конце пути - с грохотом очутилось за воротами. На родной территории.
Нет, никто не закричал: «Караул!», никто не бросился за доктором. Все были в эйфории от того, что операция по пересечению границы прошла успешно. Это потом сообразили, что результат операции может быть «нулевым», потому что от тела могли остаться только осколки. Но Геша сам успокоил всех присутствующих. Он минуту не шевелился. Не дышал. Потом с шумом втянул в себя ночную прохладу Питера и начал подниматься. Инстинкты ещё работали.
Под руки, за ноги и прочие места мы довели его до места развода смены. Один из самых смекалистых куда-то убежал, отсутствовал минуту-две. Потом внезапно перед рубкой дежурного потухло освещение и точку, где поспешно выстроились двенадцать человек заступающей смены, освещали теперь только слабые блики настольной лампы из окна рубки дежурного.
- Равняйсь! Смирно! - скомандовал я.
Ряды бойцов сомкнулись так, что Геша оттуда мог выпасть только при ядерном взрыве.
- Товарищ капитан второго ранга! Первая смена…на развод…построена! - я доложил всё, что полагалось, и повернулся к строю. Глаза мои лихорадочно следили за маневром дежурного и поведением Геши…
… Была Олимпиада… Ночь… Усталость лилась из Питерского неба…
Дежурный был измотан не меньше нас. Он вяло устроил перекличку. Все также вяло ответили. Геша успел во время крикнуть: «Я!» Дежурный обошел вокруг строя, который сжался ещё сильнее. Потом встал рядом со мной, лицом к курсантам и что-то рассказал про бдительность и ответственность. Потом скомандовал: «Старшина, разводите!» И вернулся в рубку. Я выждал несколько секунд, как говорят - «до верного». Потом скомандовал: «Вольно!» Строй облегчённо выдохнул из себя всю напряжённость последних пятнадцати минут и рассыпался. И только сжатый до состояния сухофрукта Геша остался стоять на плацу.
- Ты, чего? Давай быстро в казарму! - прошипел я.
- Флаг и Гюйс - поднять! - рявкнул Геша, и рухнул лицом в асфальт.
Несколько рук молниеносно схватили почти остывающее тело бойца и исчезли в сумраке Белой Питерской ночи…
На рявканье Геши и на стук лба о брусчатку плаца выскочил из рубки помощник дежурного по училищу. Но очередная смена растворилась уже в пространстве дворов 18 века, унося на своих плечах всю тяжесть доверенной ей ответственности за «охрану и оборону», весь груз «военной тайны» заступления в дежурство, а вместе с ними - Гешино бренное тело.
А тот периодически озирался стеклянным глазом. Видимо пытался найти этот самый флаг, который должен был горделиво и независимо взвиться ввысь после его последней команды.

Анд-Рей БорисСыч Чернышев

http://poeziyasp.ucoz.ru/

http://and-rey.ucoz.ru/
 
Nikolay Дата: Пятница, 02 Дек 2011, 14:49 | Сообщение # 2
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Андрей, пригласите друзей "в гости", а то жалко, что такое прекрасное творчество остается пока без внимания. Удачи! applause applause good good
Редактор журнала "Азов литературный"
 
cvetbarchata Дата: Пятница, 02 Дек 2011, 18:55 | Сообщение # 3
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1300
Награды: 53
Репутация: 50
Андрей, прочитала, посмеялась, нет не посмеялась- хохотала!!!! Просто у меня воображение быстро включается, как представила Гешу!!!!! И всё!!!! happy happy happy А ЕЩЕ!!! applause applause book good flower flower flower
СВЕТЛАНА БАРХАТОВА
 
Анд-Рей Дата: Понедельник, 05 Дек 2011, 10:16 | Сообщение # 4
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1016
Награды: 24
Репутация: 90
Город трёх революций


Командир нашей курсантской роты, он же начальник курса - Валерий Сергеич.
Это сейчас мы за глаза называем его «Валера». Хотя и делаем это с нежностью и уважением.
А он, отдав положенное флоту, потом нам - курсантам, а после нас ещё потолкав немножко куда-то науку, так и не достиг высоких чинов и званий и многие из нас уже давно превзошли достижения наставника.
Так вот, командир наш, был очень неординарной личностью. Пришел он в училище из надводного флота СССР, где многообразие юмора, а, главное, искромётности и смекалки, говорят, просто зашкаливает. Да и традиции имеют большущий стаж, с подводным флотом не сравнить.
В те времена, не знаю как сейчас, каждую субботу на каждом курсе училища, проводились подведения итогов за неделю. Надо сказать, что мероприятие крайне гнусное.
Во-первых - разберут по косточкам все огрехи и твои в том числе. А значит - достанется «на орехи».
Во-вторых - долго и нудно будут читать «успехи и достижения за неделю» всего училища, а то и военно-морского флота в целом. А это долго.
В-третьих - само это мероприятие предшествует времени увольнения в город, а к нему ещё надо подготовиться. Да и терпения уже нет
Ну, и в - четвертых - на этом самом подведении итогов можно было очень неожиданно для себя узнать, что тебе, как раз, в город уже можно не собираться, так как «обосрамился» ты на прошлой неделе ровно на одно «неувольнение». И сиди, родимый, в училище. Грызи науку. Или драй палубу. Или снег кубометрами отгребай. Или…много ещё всяких «или» вместо заветного желания погулять «за пределами»…
Вот и плелись унылыми строями курсантские роты в аудитории и залы где эти самые подведения итогов и происходили. Но это все - кроме нашей. Нет, сначала и мы напоминали стадо коров подлежащих заготовке на говядину. Но потом…
Потом мы уже бежали на это мероприятие, как на концерт здравствующего тогда Аркадия Райкина. И причиной всему был Валерий Сергеич - Валера!
Был он маленького росточка, с очень большой головой, размера, видимо, шестьдесят пятого. Волосы кудряшками зачесывались назад, а появившийся уже животик обтягивал не всегда свежий капитан-лейтенантский китель. Курил он модный тогда «Беломор», сминая папиросину как-то по-особенному. Походка у него была стремительной, корпус при ходьбе всегда был устремлён несколько вперёд и влево. Левая рука - прижата к туловищу, а правая размахивала в такт ходьбе. Даже если это была ходьба по подиуму аудитории кафедры высшей математики.
Нет, он не был простым клоуном. Он был строг и суров. Но при этом очень комичен и не стеснялся проявления своей комичности даже при серьёзных разносах своих воспитанников. Так, видимо, должно было доходить быстрее и качественнее.
Это сейчас мы вспоминаем и понимаем. А тогда мы ни черта в педагогике не смыслили, в дисциплине не понимали, да и не осознавали главного - за все наши грехи первые порции гораздо более страшного гнева начальства получал именно Валера. Но отчитывая, громя и разнося нас, он дипломатично ни разу не показал, как много перед всем этим успел получить сам.
Так или иначе, у нас тогда складывалось впечатление, что он всё переносит легко, с юмором и бесшабашностью, как юноша. Хотя, откровенно сказать, было ему тогда лет двадцать семь. И не так уж далек он был от юношества.
Первый курс, это курс, имеющий в курсантской среде название - «без вины виноватые». Второй курс именуется - «приказано выжить»! Вот именно эти два курса нами и командовал Валера.
Муштра и простое переламывание всего «гражданского» в нас - вот в чём была основная цель первого курса. Нам запрещали всё, даже то, что суровостью застенков училища в принципе не запрещено. Для порядка. Для привыкания. Для того чтобы из школяра сделать вояку. На долгие годы.
А нам хотелось шика и лоска пятикурсников. Чтобы - гюйс с белой изнанкой, чтобы голландка - с двумя швами на рукавах и сшитыми в ателье погонами и «курсовками», чтобы бескозырка - не «аэродром заводского изготовления», а маленькая такая, аккуратная шапочка - «беска», чтобы брюки - клёш!
Ну, первые полгода мы обо всём этом, откровенно говоря, не мечтали. Привыкали и обтёсывались. После первого в жизни военного Нового Года головы наши начали, как говорят, «подниматься», характер, спрятанный отцами-командирами в дальние углы курсантского бытия, стал проявляться.
Самые отчаянные из нас стали потихоньку изгаляться над формой одежды. Это теперь называется - «подгонкой формы одежды», а раньше звучало как «изготовление неуставного обмундирования».
Сшить, к примеру, брюки-клёш в те годы стоило не дорого, но гораздо больше курсантского жалования. И тогда самые смелые прибегали к веками проверенному способу растягивания штанов.
Это выглядело так.
Из фанеры выпиливалась трапеция - «торпеда» - шириной в верхнее части с ширину брючины, а в низу - до бесконечности, то есть сантиметров на 50. И намоченные предварительно брюки медленно, со скрипом и треском надевались на это сооружение. Всё ниже и ниже, глубже и глубже. И всё это изделие оставлялось на несколько дней для полного естественного высыхания и фиксации. Потом торпеду вытаскивали, а брюки, слегка подсев, оставались растянутыми на ширину примерно 30-34 сантиметра. То есть - клёш! А что делать?
Ну и щеголяли мы в них по городу. Особенно те, кто был родом из Питера. Потому как нарядиться в такое великолепие в училище было невозможно. Никто тебя дальше кубрика во всём этом не выпустит. Вот и изгалялись, кто как мог.
Некоторые попадались на глаза кому-нибудь из начальников и тогда на подведении итогов звучало:
- Цветков! Ну, чьи это портки? Твои? И что это за портки? Ай-яй, какие они широкие у нас! Расклешённые!
При этом брюки Цветкова демонстративно вытряхивались перед всей аудиторией. Их ширина измерялась подсобными средствами - треугольниками, транспортирами, линейками и циркулями огромных размеров - которых было предостаточно в любой аудитории для черчения и измерения всяких изображений на доске.
- Что молчишь, голуба? Ничегошеньки сказать не хочем? Нет, ты не молчи! Ты вот мне скажи, радость моя, ты кого хотел удивить этими штанами? Ленинград? Город трёх революций?! Да он не такие портки видел!!!
Брюки с хлопком падали на пол. Одна нога Валеры опускалась где-то возле промежности повергнутых «порток», вторая хваталась за штанину и - рывком вверх. Треск разрываемого сукна наполнял тишину аудитории, и брюки превращались в два изделия. Иногда - в три. Но это был ещё не конец.
- Теперь, Цветков, бери эти текстильные изделия и беги в кубрик. А на следующее увольнение чтобы стоял в этих самых портках! Но приведённых в военно-морское соответствие! Швы я лично проверю! И померяю даже! Ленинград он хотел удивить… Нет, братец, форма создана, чтобы человека украшать! Помнишь классика? Нет? Так я тебе напомню. Классик сказал, что в «человеке всё должно быть прекрасным! Даже ж…а! Запомни! Любить надо классику…

Так, или примерно так, бывало часто. Потом мы подросли, и нам стало позволяться всё больше и больше. Штаны шириной с полтора ботинка уже никого так не разъяряли. Хотя и официально не поощрялись.
А иногда бывало так, что опростоволосившегося курсанта вызывали перед всеми в этой самой аудитории и начинался концерт. Вернее - СОЛО!
- Прихожай (это фамилия такая у одного из нас)! Ну, что скажешь? Из Сочи ты у нас? Ах из Сочи… А где там проживаешь? На Чапаевской? Это далеко от водички-то? Нет? Ну и как там, в Сочи, с гребным спортом? Гребут, болезные? А ты? Нет? А знаешь, Гена, почему тебя не взяли в эти... каноисты - гребунцы? Не знаешь? Так я тебе скажу! Тебя не взяли потому, что там, все гребу-у-ут! Понял? Не понял? Там гребут, а ты сейчас огребё-ё-ё-ёшь! Вот какая разница получилась. Теперь-то понял? Опять не понял…
Валера делал круг вокруг почти поверженного Гены, сверля его глазами. Глаза блестели потому как «Остапа несло». Валера поймал кураж, вошел в роль. В нём проснулись великий Щепкин, Бондарчук и Бельмондо одновременно. Он был в «полёте», уже не имела значения публика и аплодисменты. Он - творил!!!
- Ну, Гена, теперь, когда в твои воспалённые мозги попала мудрая командирская мысль, покажи-ка нам свои руки. Нет, ты не мне, ты - нам покажи! Всем! С заднего ряда видно? - руки отупевшего в конец курсанта понимались к небу, почти в мольбе.
- Так видно всем? Всем.… Ну и что видим мы на этих руках? На этих облагороженных великим трудом орудиях производства? А, Гена? Как ничего не видим? А это что? А это? Не видишь? А это, голуба, на твоих ручонках м-о-з-о-л-и! Мозоли у него, товарищи курсанты! А отчего? Кто знает? Нет, не от трудовых подвигов! Это у тебя, родное сердце, мозоли от лопаты!!! Какой лопаты? Да от той, которой ты говно на всю нашу роту бросаешь!!! Теперь понял? … Нет у него мозолей… Мозолей нет, а вся рота в говне! И всё из-за твоих, любезный мой, подвигов!
Любил Валера красное словцо. Да и оно его, как видно, любило. Взаимная у них любовь была. Обычные вещи в его устах превращались в афоризмы и поговорки. Чуть ли не в интермедии.
Была ещё у него хорошая фраза, которую я понял только спустя много лет.
Было так заведено в начале нашей учёбы, что те, кто в течение суток сильно «отличался» и попадал «на карандаш» старшине роты, после отбоя, когда все благополучно измаявшись за день, падали на койки и начинали обниматься с Морфеем, "отличившиеся" организованным строем следовали в туалет-умывальник (гальюн - по-флотски). Там они получали в руки орудия труда, а в уши - персональное задание и срок исполнения. И начинали мыть-чистить-драить.
А остальные - спали. Сон был самым нужным для нас поощрением. Даже пища не так много значила для юных гардемаринов, как сон. А тут - будь любезен. Получи - и исполняй. Сначала это очень напрягало, потом стали привыкать и даже напевать, работая в гальюне, насвистывать или отпускать шуточки, и шёпотом над ними смеяться. Такое получалось веселье.
Однажды, дежуря по факультету, Валера вошел в расположение родной роты. Заглянув в гальюн, он увидел своих воспитанников, весело драивших унитазы, которые при этом ещё что-то в полголоса друг другу вещали и смеялись. Он вошёл уверенной походкой бывалого «моремана», все вытянулись, кто в чём был. А он изрек ту самую фразу.
- Хоро-ш-ш-ш-о смеётся тот, кто смеётся после отбоя!

Так что, учитесь жить так, чтобы могли смеяться «после отбоя»! Когда всем уже невмоготу и сил хватает только на придавливание своего бренного тела к койке - улыбайтесь. Если вам это удаётся, значит у вас ещё много чего хорошего впереди. А как же?
Так завещал Валерий Сергеич! Валера…
Анд-Рей БорисСыч Чернышев

http://poeziyasp.ucoz.ru/

http://and-rey.ucoz.ru/
 
Nikolay Дата: Понедельник, 05 Дек 2011, 17:55 | Сообщение # 5
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Андрей, вспомнил юность... Мой старший брат в конце 60-х служил во флоте, по приходу нам, младшим двум братьям, что-то подобное рассказывал. Со временем, после сорока лет, все забывается, а этот рассказ сразу напомнил отрочество. Спасибо, здорово, мне очень понравилось. Удачи! applause applause applause good good good
Редактор журнала "Азов литературный"
 
cvetbarchata Дата: Понедельник, 05 Дек 2011, 22:45 | Сообщение # 6
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1300
Награды: 53
Репутация: 50
Здорово, Андрей!!! А ЕЩЕ!!!!
СВЕТЛАНА БАРХАТОВА
 
Анд-Рей Дата: Среда, 07 Дек 2011, 13:25 | Сообщение # 7
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1016
Награды: 24
Репутация: 90
Отдохнули
Чего только в курсантские годы не происходило…
В голове ещё во всю гулял ветер юности, мозги ни в какую не хотели соответствовать тому, что в них усиленно набивали отцы-командиры и учителя-воспитатели, Устав Вооруженных Сил не в силах был сдержать нашу бесшабашность и ветреность. И молодость гнала нас в неведомое, сопротивляясь добровольно принятому на себя гнёту дисциплины…
Здорово было! Мы ещё не думали о том, что нас ждёт «после…» и уже не вспоминали о том, что было «до…» Мы просто парили в океане чувств, эмоций, сиюминутных желаний…
Нет, в отличие от студентов жизнь нас периодически тыкала носом в реальность, отправляя в наряды, на работы, на практику…
Но разве это может помешать молодости брать своё не благодаря чему-то, а, скорее всего, вопреки всему.

…Было лето, экзамены ещё не начались, практика была далеко, отпуск - тоже, а природа шептала и пела, птички - чирикали, цветочки - пахли, небо - звало на подвиги…
Компания курсантов решила отпраздновать начало лета на природе. Надоела за зиму стрельба шампанским в домашних условиях, гулянье в душных кабачках и походы в гости. Хотелось на волю, в лес, в поле, на речку, к чёрту на рога - только подальше от цивилизации и Питерского смога.
Старожилы Питера наморщив лбы изучали карту городских окрестностей, отыскивая знакомые названия и обсуждая недостатки и достоинства каждого. Потом кто-то ткнул пальцем в голубую лужицу на карте - озеро километрах в тридцати от Питера - тем самым поставил точку.
- Решено, собираемся на вокзале в пятницу. Палатку, котелки, удочки, сапоги и прочее - каждый тащит на себе. Не забыть соль и спички! - скомандовал кто-то, признанный вожаком.
… В пятницу электричка увезла в пригород ватагу из тринадцати человек, с мешками и сумками, смехом и песнями.
Природа баюкала уставших от учебы и муштры мальчишек. Палатки ставили уже ночью, а с вечера рванули на озеро, залезли по пояс в воду, закинули удочки… Рыба «брала» на всё. Она чувствовала голод пацанов ко всему естественному и дикому, и отдавалась молодости и задору.
Костры полыхали, на них бронзово-алым цветом шипели котелки… Пахло ухой, дымком, свежей травой и жизнью.
Кто-то, потеряв равновесие, с головой окунулся в озеро, отфыркиваясь выполз на берег. С хохотом вся компания стянула с него мокрую одежду и закинула на сосну - «пусть сохнет!». А несчастный купальщик подпрыгивал на одной ноге вокруг костра и его нещадно грызли комары…
Утро встретило компанию птичьими голосами и запахом утреннего тумана.
- Ну, что, братцы, - спросил один. - Пора и отдыхать? Вчера подурачились, теперь нужно организовать всё по настоящему.
Тут же кто-то был назначен кашеваром, с вручением чумички и большущего ножа. Парочка была отправлена в лес за дровами. Трое отправлены в озеро с наказом: «Без рыбы на берег ни ногой!» Ещё кого-то отправили искать лодку вдоль берега, чтобы ловить рыбу «по настоящему». Ну и не забыли про магазин. Двое отправились туда ссыпав в карманы всю наличность, которая была привезена с собой. Список продуктов прилагался.
Деревня была не близко, топать туда нужно было около часа. Магазины тогда в деревнях ещё были и продукты в них водились.
Через пару часов все снова собрались в кучу. И рыба была, и продукты, и костер пылал, и груда дров чернела рядом… Лодку, правда, не нашли.
Вчерашний купальщик в трусах и кепке упрашивал самого шустрого слазить на сосну и достать пересохшие вещи. Тот плюнул на руки, ловко подпрыгнул, обхватил ствол руками, подтянулся. Раздался лёгкий треск. Головы повернулись, рассчитывая увидеть падающую сосну, но сосна стояла как вкопанная. Трещала не она - трещали обтягивающие курсантский зад штаны. Пополам. По шву. Ровно на две половинки.
«Скалолаз» не обратил на это внимание, добрался до одежды купальщика, пересохшей на лапах сосны, весело поскидывал всё вниз и спрыгнул сам. Удачно спрыгнул. Прямо на ноги. Ноги воткнулись в мягкую землю и завибрировали от удара. И тут по ним медленно сползли две половинки штанов, разорвавшие при приземлении пояс.
- Всё! ТЕПЕРЬ БЕЗ ШТАНОВ ЖИТЬ БУДУ! - угрюмо, но громко известил счастливчик.
А штанов действительно больше не было. Откуда у курсанта запасные брюки. Да ещё «гражданские».
Зашивать тоже было нечем и все решили, что «пока походит в плавках а потом что-то придумаем».
Веселье продолжилось.
Не буду лукавить - принесли из магазина и запретный плод. Разлили его по стаканам и кружкам. Выпили,… и ещё,… потом - «За тех, кто в море!». Потом начали поедать всё наваренное и наструганное, потом полезли купаться, разгоняя рыбу и ломая удочки…
Потом, как всегда, показалось мало, и двое отправились в деревню за «добавкой». Тут нужно описать путь, по которому они отправились.
Тропинка виляла между деревьями, уводя от озера и комаров, потом поднялась по пригорку к полю и запетляла «меж хлебов». Ну, хлебов там конечно, ещё не было, но поле было. Преодолев поле посыльные вышли на дорогу, которая вела к деревне и изгибалась дугой, обходя деревенское кладбище.
Чуть сторонясь крестов и могил, парочка легкой рысью добежала до деревни и наполнила в магазине сумки.
С чувством выполненного долга, поглядывая на уже вечереющее небо, они двинулись в обратный путь.
- Матросики? - раздалось вдруг из-за ближнего забора. - Отыхаем?
- Ну, отдыхаем. А что?
- Это хорошо, отдыхать нужно. Небось умаялись от службы-то? - распахнулась калитка и на дорогу вылез старичок в ватнике, кепке, резиновых сапогах и «Беломориной» в беззубом рту.
- Не без того, - расплылся в улыбке один. Он ощущал сочувствие, а градусы тянули поговорить.
Второй теребил его за рукав, показывая на часы, тропинку, исчезающую в поле и сумерки, спускающиеся на деревню.
- Эх, помню, я в сорок втором годе, на Балтике шуровал! Немцы меня боялись. Прям так и говорили - «Ахтунг! Семён в море! Их бин капут… Полный!»
Старичок явно врал, лихорадочно водя глазами по выглядывающему из сумки горлышку.
- А отдыхать, матросики, нужно… А как же. Отдохнёшь, выпьешь чутка, покуришь, бывало, самосада…И опять - в бой, на немца. А он, фюлер проклятый, ой как нашего самосада, да самогона боялся!... Эх, сейчас-то я уж не тот. Да и «пензия» маленькая. Ни тебе не пожрать толком, ни покурить. Да и выпить не на что… А хотццца!.. - и старик мечтательно закатил глаза из уголков которых предательски скатились слезинки.
Курсантская душа застонала от жалости и сочуствия. Тут ещё предательски звякнули бутылки и решение выскочило из обоих посыльных одновременно.
- А что, дед? Может по чуть-чуть? С нами? За военно-морской флот и Балтику? Только - чуть-чуть, а то нас ждут!
- Дык, это мы понимаем. Чуть-чуть - это в самый раз и будет. Не откажусь, хлопцы, а за уважение ещё и огурчиков насыплю. Свои - не казённые. - дергая судорожно кадыком и почесывая руки изрек дед и мгновенно откуда-то из ватника выудил три стакана и головку чеснока…
.. Часа через полтора парочка посыльных, весьма неуверенно державшаяся на ногах, побрела по тропинке в соответствии с заложенным в памяти маршрутом. Смеркалось.
- Слушай, мы и так потеряли время. Там мужики нас уже наверное проклинают, а тут час шлепать по тропинке. Давай срежем? - спросил один.
- Ты чё? Через кладбище что-ли? - поёжившись спросил второй.
- А что - страшно? Не боись, моряку всё по колено! Там и идти-то всего минут пятнадцать. Давай, по быстрому, пока не стемнело…

...Прошло часа три. Стемнело уже. Из деревни никто не вернулся. Встревоженные однокашники оставив охрану у палаток и наказав ей «навтыкать по полной программе, если ЭТИ появятся!», отправилась на поиски. Был обшарен ближайший лес, тропинка и дорога, поле и деревня. Кто-то в деревне сказал, что «каких-то двоих чужаков нелегкая понесла в сторону деревенского кладбища».
Подрагивая от страха и подбадривая друг друга стайка курсантов двинулась к деревенскому погосту. Там они распределились по парам и рассыпались в разные стороны. «Встреча через полчаса!» - скомандовал тот, кто негласно был старшим.
… От могилы к могиле, от памятника к памятнику, от ограды к ограде шарили искавшие - никого.
Вдруг ночную тишину нарушил тихий, леденящий душу вой. Холодея от ужаса и переживая за пропавших все рванули на звук. Когда их взору открылась картина - кладбище подпрыгнуло от хохота, нарушая покой усопших.
Опершись руками на ограду одной из могил и наклонившись буквой «Г», стоял один из пропавших. Из его рта слышался вой умирающей волчицы, которая уже устала выть, но больше ничего сделать была не в силах.
Приглядевшись можно было заметить, что штаны этого «вурдалака» спущены и в ярком свете луны белеют не ведомые ранее миру курсантские ягодицы. А рядом с эти великолепием на корточках стоит второй пропавший и, периодически припадая губами к «потаённому» месту, что-то втягивает в себя и выплёвывает на траву. Итак раз за разом. Вой, плевок, вой, плевок…
Нахохотавшись вдоволь от увиденного и успокоившись от ожидаемой пропажи беглецов все рванули к месту представления.
- Вы, что тут, с ума сошли? Или перепились до чёртиков? - спросил старший, елё перебарывая смех. - Что творите-то?
Заплетающимися то ли от выпитого, то ли от страха языками те рассказали о том, что покинув дед Семёна, они, решив сократить путь, пошли через кладбище. Походка была уже шаткой и скорость упала до нуля. Когда вошли на погост - стемнело. Только луна и светила.
Вот при свете этого источника они бросились преодолевать кладбище. Выпитое прибавляло смелости, но не на столько, чтобы скакать что есть мочи через холмики без «страха и упрека». Дрожа и оглядываясь они летели к тропинке, которая увела бы их в поле. И тут один, перемахивая через ограду ближайшей к нему могилы, в темноте не рассчитал точку приземления. Точнее - приземлился на острый штырь могильной ограды той самой «точкой», которая потом белела, освещая вместе с луной кладбищенскую территорию,.. Со всего маху.
И завыл от боли.
- У-у-у-у! А-а-а-а! Больно…. Теперь ещё и гряз в рану попадет, - бормотал он размазывая слёзы. - Что делать -то?....
- Я знаю! - икая и покачиваясь ответил второй. - Чтобы яд в рану не попал нужно его оттуда отсосать. И чем раньше - тем лучше! Снимай!
И тут они устроили борьбу с гангреной тем способом, который предстал перед очумевшими товарищами...

…Через несколько часов нужно было сворачивать лагерь и отправляться в город. К смогу, шуму, дыму и пыли, к учёбе и нарядам…
И все засобирались. Что-то побросали, что-то запихали как попало в рюкзаки. Затушили костры, разобрали сооруженные из сучьев и веток навесы и столы, окинули глазом местность и ….вспомнили, что у одного из них кроме трусов ничегошеньки нет. Рубашка только…
Порылись они все в своих вещмешках, поломали головы на тему «как из ничего получить штаны», ничего не придумали и разошлись по окрестностям в поисках «чего-нибудь» чтобы до Питера на электричке доехать».
На беду ничего им не попалось. Дед Семён, узнав вчерашних визитеров через окно калитку не открыл, видимо получил от своей бабки за «войну на Балтике» по полной программе и сидел, хворая, в доме.
В том самом поле, которое ещё не успело зашуметь хлебами одиноко стояло деревенское чучело. Неизвестный скульптор не только надел на него соломенную шляпу и рваный зипун, но зачем-то приспособил и штаны. Рваные, но лучше, чем у «скалолаза». Взяли их. Ещё у деревенских тёток выпросили иголки и нитки, но справиться с кройкой и шитьем не смогли. Проще оказалось кое-как залатать штаны, снятые с чучела.
Вот так, наотдыхавшись, наевшись рыбы, надышавшись кислородом, продырявив одну ягодицу и вдоволь навеселившись компания вернулась в город.
Только штаны с «чучела» мешали на обратной дороге рассказывать на всю электричку весёлые байки и хохотать на весь вагон. Почему?
А зашили плохо. Прямо через полчаса, как только пришла электричка, при посадке штаны издали странный звук и разъехались на две половины. Только пояс и удержал. Вот так, прячась за товарищей и скамейки до Питера и добрались.
Но это разве беда? Вот если бы с разбегу, да на железный штырь. Да ночью, на кладбище…
А штаны новые найдутся... Не в пустыне живём…
Анд-Рей БорисСыч Чернышев

http://poeziyasp.ucoz.ru/

http://and-rey.ucoz.ru/

Сообщение отредактировал Анд-Рей - Пятница, 13 Апр 2012, 13:22
 
cvetbarchata Дата: Суббота, 10 Дек 2011, 08:37 | Сообщение # 8
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1300
Награды: 53
Репутация: 50
happy happy happy happy happy happy happy Андрей ох, повеселилась!!! А ЕЩЕ!!!!!
СВЕТЛАНА БАРХАТОВА
 
ARTEGO Дата: Суббота, 10 Дек 2011, 09:25 | Сообщение # 9
Долгожитель форума
Группа: Автор
Сообщений: 1889
Награды: 148
Репутация: 139
Андрей, у меня своя газета и там 2 литературные страницы. Можно напечатать Вашу прозу..?
С уважением Вячеслав
Меня нет...
Я здесь больше не живу...

Вячеслав

Сообщение отредактировал ARTEGO - Воскресенье, 11 Дек 2011, 13:36
 
Анд-Рей Дата: Понедельник, 12 Дек 2011, 16:38 | Сообщение # 10
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1016
Награды: 24
Репутация: 90
Рысью - Марш!

Весна напрягала все мыслимые и немыслимые струны тонкого душевного естества, теплый Питерский воздух дурманил голову и звал в неведомое, унося так далеко от действительности, что возвращаться не хотелось…
А мир, как это было всегда после того, как принял присягу и погрузился в «курсантство», до противного чётко делился на две половинки:
Одна звала на волю, уносила в мир грёз, будоражила кровь и заставляла плыть по течению, а вторая - уныло напоминала о будничности, тикала в уши часами, которые постоянно напоминали о том, что есть долг службы, рамки и ограничения…
И так не хотелось возвращаться к той - второй - половинке мира, хотелось остаться навсегда в первой, плюнуть на обязательства и присягу…
Но, каждый из нас сам выбирал себе путь. И уж если выбирал тот, на котором нужно делать то, что положено, а не то, что хочется, так по нему и шагал. Скрипя зубами, вздыхая втихомолку, и завидуя тем, кто выбрал другую дорогу. Те, кто не выдерживал битвы между этими двумя половинками, бросал учёбу, на какое-то время менял эполеты гардемарина на матросскую робу и вылетал на волю вдыхать запах весны и свободы…
Таких было не очень много, ибо все «лирики» отсеялись ещё до принятия присяги, а оставшиеся с помощью отцов-командиров вытеснили из своих вольных мыслей всё «мирское» и упрямо терпели тяготы и лишения во имя исполнения своей мечты. «Сбыча мечт» - отвечали они на вопрос о том, что их удерживает в этом очень непростом ритме существования.
Вот эта самая - «сбыча мечт» и бурлила черно-синими ручьями около проходной Адмиралтейства. И состояла из организмов господ гардемаринов, облачённых в военно-морскую форму.
Эти ручьи были бурными в выходные дни, слегка слабеющими по средам, и мелководными в остальные дни недели. По их интенсивности можно было определять календарную дату, и вычислять, кем заполнится сегодня Невский проспект на участке от Адмиралтейства до канала Грибоедова. Там, на канале, ручьи либо сливались в небольшую, но бурную реку, которая устремлялась в недра метрополитена, либо, наоборот, выныривали из глубины Питерской подземки и уносились к величественному зданию, украшенному гордым символом Питера.
К полуночи эти ручьи становились более стремительными, резкими и неудержимыми. Это означало только то, что в родные пенаты возвращалась из увольнения армия курсантов, готовых забыть то, что было всего пару минут назад «на воле» и погрузиться в серые будни «освоения военного дела настоящим образом».
Реки и ручьи были особенно полноводными к первому сентября и заметно редели к лету. Их бурные воды покидали те, кто не выдерживал ритма ЭТОЙ жизни, кто понял, что совершил ошибку в выборе профессии, кто не смог освоить гранит военной науки или, банально, не успел несколько раз влиться в поток возвращающихся и затерялся в вольном городе уже навсегда…
…В очередной раз, воскресным вечером, из чрева станций метро, коих по Невскому проспекту и ближайшим окрестностям расположилось немало, вынырнули вспотевшие от гонки и преодоления препятствий в виде автомобильных пробок и опоздавших электричек, а также - испорченных часов, стайки курсантов. Они забурлили в сторону Адмиралтейства. По мере приближения стрелок часов к полуночи поток стремительно увеличивался. И когда оставалось всего пять минут - превратился в тоненькую линию и исчез за воротами училища за минуту до того, как стрелки сошлись в верхней точке циферблата…
А в это время, когда ещё стрелки только наклонились в последнем своём рывке к максимуму, где-то в самом начале главного проспекта Ленинграда, там, где железнодорожный вокзал, проспект и ветки метро с горнилами станций - смыкаются в одной точке, в растерзанной от удушливости теплого вечера «голландке» из чрева подземки вылетел ещё один винтик военно-морского организма. Он, «задрав штаны», рванул вверх по Невскому, в сторону Адмиралтейского шпиля с золотившимся на нём корабликом, еле заметным на фоне чернеющего неба. Если всего пять минут назад взгляд с высоты орлиного полета, или с иглы Адмиралтейского шпиля являл Невский проспект в оглушительном количестве чёрно-синих точек, то теперь точка была всего одна. Она сиротливо и стремительно металась в основании проспекта, пытаясь запрыгнуть на подножки троллейбусов и автобусов, уходящих на ночлег в свои парки и депо.
Ах, как в советские времена несправедливо работал общественный транспорт! Метро ещё привозило людей, отставших от общего ритма бега по жизни на свои конечные пункты, а наверху, там где воля, их ждали только трамвайные вагоны, и немногочисленные такси…
Трамваи, как известно, по Невскому проспекту уже не ходили. Оставались ещё, правда, готовые рвануть в любую точку города, особенно - до разведения мостов, желтоватые машинки с шашечками. Но откуда у курсанта с жалованием в пятнадцать рублей в месяц возьмётся рубль на такси? Правильно - неоткуда ему взяться.
Вот и метался бедный курсант между вяло пробегающими по Невскому проспекту автомобилями и троллейбусами.
Но, время неумолимо бежало вперёд, стрелки часов уже зашкаливали. Сбитая на затылок бескозырка и сорванный с шеи «гюйс», которым то и дело утирался пот,и глаза, блестящие уже не по-доброму , заставляли тормозить всех проезжающих. Но не все были готовы изменить свой маршрут и бесплатно «рвануть» в верх по Невскому со скоростью - «весь проспект за пять минут».
Наконец кто-то внял мольбам человека, готового уже расстаться с перспективой офицерства из-за какой-то глупой задержки в пути к намеченной цели, остановился, крикнул: «Давай, садись! Только у меня в кабине места нет, ты давай уж сзади…», - и машина устремилась к Адмиралтейству.
… В это время, командир 23 роты орденоносного училища, медленным, почти прогулочным, шагом направлялся в сторону родного «рабочего места», осмотреть своих воспитанников, посчитать их по головам и «принять меры, ежели чего не так». Ему не нужно было успевать к полуночи. Он мог проверить всё это и пять минут спустя. И, даже, десять…
Он шёл, вдыхая теплую ночь града Петрова, глядя на его красоты и величия, ощущая себя жителем великой столицы, предвкушая ночь вдали от семейной «общаги» где-то на окраине Питера, шумных соседей, и вечно недовольной от всего этого жены. «Минут пятнадцать ещё подышу, потом проверю своих и завалюсь в уютной каюте. Телевизор там есть, а что ещё надо» - мечтал командир роты. Он даже потягивался на ходу от набегающей сонливости и предвкушения отдыха в тишине казармы…
Вдруг рев дизеля заглушил его мечтания и разогнал дрёму. По проспекту, ещё почти невидимая в ночном мареве, неслась в его сторону машина. Её оранжевый цвет вместе с рёвом явно нарушали гармонию и величие старого города. Уже не так грациозно смотрелись купола «Спаса на крови», и «Казанский собор» будто сжался от грохота и тревоги. Машина - поливочная - притормозила на светофоре, пофыркивая своими дюзами, будто стряхнула пот от бешеной гонки. И с криком: «Держись! Осталось немного! Успеваем!!!» - рванула дальше, обдав солярными парами обалдевших прохожих.
Пока она фырчала на светофоре, командир роты успел ухватить на её корпусе, там, где кончается кабина и начинается поливочная бочка, очертания тела. Тело было явно в курсантской форме с тремя «галками на рукаве». Машина поравнялась и в очертаниях сидящего верхом на бочке курсанта офицер узнал «своего».
- Степанов! Куда! А ну слезь! - понеслось в сторону удаляющейся спецтехники. И командир сделал жест, как будто пытался остановить на скаку лошадь, понёсшую своего всадника…
А Степанов, поняв, что его узнали, а, следовательно, таиться теперь нечего, лихо обхватил ногами бока цистерны, поднялся над ней, как в стременах, взмахнул зажатым в руках ремнём, как бы подхлёстывая автомобиль, и заорал весело и бесшабашно:
- Вперёд, родимая! Не посрами перед ротным! Ямщику - на водку! Рысью - маар-р-р-ш!!!
Шофёр принял правила игры и прибавил обороты ревущему и без того дизелю, Из выхлопной трубы что-то оглушительно выстрелило, выпустило клуб чёрного цвета и «поливайка», вильнув вправо, скрылась за углом Невского, объезжая Александровский сад.
…Командир роты судорожно посмотрел на часы, стрелки вот-вот должны были сойтись на полуночи, на той черте, за которой начиналось воинское преступление, именуемое - «опоздание из увольнения». Ноги понесли его к училищу. Там, быстрее чем обычно, он влетел в рубку дежурного, на ходу получил доклад что «все прибыли без замечаний», пронёсся по этажам, залетел в кубрик, где уже горело только ночное освещение и услышал гомерический смех: «А я как на коняге.., Аллюр три креста… А он - пешочком за мной. Думал - не успею… А я вот.. А он… И даже сена не нужно было…! Лошадка не взяла из моих рук…»
Возмущение командира зашкаливало, но вдруг он понял, до чего комично выглядел «всадник в ночи» и как глупо выглядел он, пытающийся остановить этого наездника на скаку. Он представил себя, бросающегося под колёса «поливайки» и очумевших пешеходов, увидевших это «радео»…
«А, чёрт с ним, со Степановым! Успел ведь, зараза! А опоздал бы - и мне бы досталось на орехи! Да и вообще - пусть хоть ползком, хоть верхом, хоть в байдарке по Невскому - лишь бы во время и без замечаний… А я уж, как-нибудь, до пенсии дотяну» - подумалось вдруг офицеру.
Не став «чинить разборки», он вызвал дежурного по роте. Тот бодро доложил, что всё в порядке, все прибыли во время и без замечаний.
- А Степанов? Успел?
- Успел, товарищ командир! Позвать?
- Не нужно, пусть все спят. И ржание в кубрике прекратить! А то устрою ему скачки с препятствиями! То же мне - всадник без головы!
«Точно - без головы» - подумал он про себя. «Свалился бы под колёса и кранты, а не сидел бы сейчас и не ржал бы над тем, как обогнал командира верхом на бочке!»
Он позвонил в рубку дежурного по училищу, справился там о том, как без него служила 23 рота. Оказалось - хорошо служила.
Потянувшись до ломоты в костях, он расстелил койку, скинул одежду и блаженно расположил своё тело на армейском ложе. Сначала в нём боролись два чувства - тихая ярость от того, как ведут себя его воспитанники, и гордость за то, что успел воспитать в них чувство ответственности и готовность добиться цели любой ценой.
Потом сон взял своё, мысли запутались, глаза сомкнулись и командир, всхрапнув со вкусом, погрузился в тишину…
И спал он сладко. Без шума от пьющих соседей, без скрипа старой входной двери в коммуналку, без заботы о том, как утром первым нырнуть в гальюн и умывальник.
И только один раз он проснулся от хохота. Своего хохота.
Это ему приснилось, как мимо него со свистом и гиканьем проносилась его рота. Верхом на водовозках и «поливалках». И, пролетая мимо него, «железные кони» переходили на шаг, а наездники отдавали ему честь, лихо развернувшись в сёдлах, и гудели ржанием, одичавшие от бешеной скачки машины…
Анд-Рей БорисСыч Чернышев

http://poeziyasp.ucoz.ru/

http://and-rey.ucoz.ru/
 
cvetbarchata Дата: Понедельник, 12 Дек 2011, 18:06 | Сообщение # 11
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1300
Награды: 53
Репутация: 50
Андрей! Спасибо, получила огромное удовольствие!!! happy happy happy happy А ЕЩЕ!!!!!
СВЕТЛАНА БАРХАТОВА
 
Анд-Рей Дата: Вторник, 13 Дек 2011, 16:35 | Сообщение # 12
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1016
Награды: 24
Репутация: 90
Знать, как упасть...

Говорят, что в былые времена, при парусном флоте, если матрос, возвращаясь из увольнения в непотребном состоянии, падал, истратив весь запас сил, то рассуждали так:
- Если упал и лежит головой к берегу - тащить на гауптвахту со всеми вытекающими последствиями!
- Если упал головой к кораблю - нести заботливо на корабль и приводить в чувство! Ибо - спешил, болезный, на судно, как в дом родной. Разве что силы не рассчитал!
Это, конечно, фольклор. То есть, в нём всего лишь доля правды. А как было на самом деле - кто теперь знает.
Ну, триста лет назад, может быть, было и не так, не спорю и не знаю, а вот лет тридцать назад…
Что греха таить, любили мы ходить в увольнение. Единственный праздник в череде однообразных курсантских будней существовал - увольнение. И лучше всего - до утра! И, опять же, любили не просто «ходить в увольнение», но и «гулять» в этом самом увольнении по полной программе. Времени на всё не хватало, а хотелось успеть и погулять, и посмотреть, и покутить, и …. Много чего хотелось, а времени «на всё про всё» было - с 19.00 и до 24.00, реже - до утра. И всего - максимум два раза в неделю. По крайней мере, на первых курсах.
Молодость позволяла успевать многое в сжатые сроки, но силы и в те годы не каждый мог рассчитать…
Коля, как и все однокашники, любил походы в город. Он был постарше своих сокурсников, ибо, прежде чем «нырнул» за стены военно-морского училища успел окончить какой-то техникум. Оттого бродил по Питеру вдумчиво и с пользой. Почти всегда.
Был он не худ и не высок, добродушен и улыбчив. Практически никогда не ходил в «декабристах» - нарушителях дисциплины, правда, не блистал учёбой, но и в двоечниках не значился. А ещё - он был старшиной класса. А значит - был на виду. И не только у нас, курсантов, а, по большей части, у училищного начальства.
Помню, была тогда зима. Какой-то очень холодный год был. А в Питере мороз - это ещё ТОТ мороз. Бывает, что градусник показывает градусов 15 мороза, а ощущение - будто все 40. Влажность, висящая постоянно в воздухе Питерских проспектов и дворов, добавляет «Деду Морозу» свои дополнительные градусы, и кожа на лице начинает «рваться». Так, по крайней мере, кажется, когда побудешь на улице часа два. В это время резко растёт «обмораживаемость» личного состава и будущие офицеры привыкают к обязательному ношению дополнительного обмундирования. Например - ненавистных кальсон, которые чаще всего заменяются тренировочными штанами с начёсом.
Иногда, даже летом, в курсантском строю можно увидеть кого-то, кто на «всякий случай» одевает так называемую «поддёвку». А на недоумённый вопрос начальства: «Почему?», отвечает:
- Обмороженных больше, чем ошпаренных, товарищ командир!
Так вот, в тот год мороз был сильный. Ехал Коля в родное училище на автобусе, рассчитывая погулять немного в окрестностях «альма-матер» в оставшиеся час-два. Увольнение не задалось, полночь приближалась, а делать было нечего, да и в училище не хотелось. И вдруг, на середине какой-то улицы заметил своих собратьев, судорожно машущих всякому транспорту . А рядом с ними подпрыгивали две тоненькие фигурки - спутницы, околевшие на морозе.
У него было ещё два часа, и Коля на остановке выскочил и помчался навстречу собратьям. Те, подвывая от мороза, стуча зубами и притоптывая ногами, поведали ему, что ехали на вокзал на такси, а тут - лопнула шина.
- Запаска есть, а домкрата нет. И ни одна холера не останавливается! - сообщил один, - А девчонки на поезд опаздывают!
- Они из Москвы на выходной приехали! Специально, чтобы с нами встретиться! А утром - должны быть на работе! - поведал второй.
- И в училище ещё нужно успеть после вокзала!

Мороз пробирал настолько, что ни одна встречная или попутная машина не останавливалась, чувствуя, что если "пришвартуется" к пострадавшему, то нужно будет трястись на морозе, оказывая помощь. А стрелки часов неумолимо бежали в сторону родного КПП, где нужно было быть в 23.45. И не позже!
Мороз просто СТОЯЛ СТОЛБОМ, почти видимым на всем просторе северной столицы!
Коля вместе с замёрзшими «вояками» попрыгал, размахивая руками, в попытке привлечь внимание водителей. Но - тщетно.
- Остаётся одно - поднимать машину самим, вместо домкрата! Или девчонки на поезд не успеют! - как-то радостно сообщил он и «выудил» шофера из кабины.
- Давай доставай запаску и ключи! Мы сейчас машинку твою поднимем, а ты быстренько колесо одно скинешь, а второе - на его место. А прикрутишь уже после того, как поставим на землю! - скомандовал Коля.
Так и сделали. Не рассчитали только, что мороз с влажностью, да ещё и металл кузова «Волги», «осатаневший» на морозе, сделают всю работу каторжной. Водитель открутил гайки на рваном колесе, подкатил к месту битвы запасное и…
Втроём схватились за крыло такси и рванули!
«Волга», конечно не КрАЗ, но весит тонны две точно. А подъемной силы всего три курсантских души. Но машина все-таки поднялась достаточно легко. И рваное колесо соскользнуло в сторону. Но тут все поняли, что пальцев на их руках уже нет совсем. То есть, не то, чтобы НЕТ, просто они успели ТАК отморозиться, что потеряли чувствительность и управляемость. И заорал кто-то водителю:
- Шустрей, собака! А то сейчас бросим прямо на твой организм, чтобы знал, как без домкратов ездить!
Водитель судорожно пытался втиснуть запаску на место, она не поддавалась, а машина медленно, но верно опускалась …
За кузов ухватились подружки. Им ведь нужно утром на работу, как штык! А то… в Москве желающих занять их рабочие места было предостаточно.
Что такое «девичья сила»? Машина застыла на какое-то мгновение в «мертвой точке», после которой должна была просто лечь правым боком на асфальт и тихо замёрзнуть в ночном снежном пейзаже.
Водитель, скинув перчатки с задубевших уже рук и закричав матерно, рванулся под родного «мустанга» и колесо втиснулось на ступицу ... И…
Руки «атлантов» разжались. Точнее, они не разжались. Их разжать было просто не возможно. Они выпустили свою ношу, не обращая внимания на напряженные мышцы, на стиснутые до белизны челюсти своих хозяев, на вырывающиеся из горла всех троих хрипы и летящие слюни, на распластавшегося под «крылом» водителя. Они просто перестали работать и слушаться. Они - отмёрзли!
Водила скрюченными руками вставил кое-как болты в колёса, каким-то образом привинтил их, отогревая ежесекундно пальцы на мёртвенно-белых руках. Потом он втиснулся в кабину, в которой подвывали немыслимым образом уместившиеся пятеро «отмороженных».
- Ты, давай на вокзал! Как хочешь рули, но через десять минут мы там должны быть! - скомандовали ему.
И таксист непонятным образом поехал, и успел в нужное время, и околевшие девчонки успели нырнуть в купе, и поезд, мелькая теплыми и яркими огнями, растаял в ночи, увозя их подальше от Питерского холода, очумевшего таксиста и влюблённых курсантов с отмороженными руками…
Ошалевший от неожиданного счастья и избавленный от необходимости «куковать на морозе» до появления домкрата, таксист открыл багажник и выудил из него что-то большое, прозрачное и булькающее.
- Мужики! Ну, вы… Я …! Давайте для сугрева и за вас!
Голодные, уставшие, замерзшие «мужики» по очереди приложились к горлышку, потом ещё, потом ещё….
…Такси прибыло к училищу в 23.45. Как и положено. Оставалось только «прошмыгнуть» внутрь и затаиться, приходя в себя…
Троица напряжённо попрощалась с «виновником торжества», тот, обдав их на последок бензиновым облаком, исчез в морозном воздухе, будто его и не было. Всего в двухстах метрах были видны огни КПП, куда стремительно сливались ручейки чёрного цвета - курсанты спешили к назначенному времени.
Троица побежала тоже. В рассыпную.
Но прибежали не все.
Коля, не рассчитав свои силы, споткнулся один раз, поскользнулся второй, оступился в третий, и…
В училище в 24.00 доложили, что в «такой-то роте» один не вернулся из увольнения.
А через несколько минут дежурный по училищу лично обнаружил Колю. Лежащего на скользком снегу, всего в двадцати метрах от КПП, чуть в кустах. Он был в состоянии блаженного сна. И ничего, что на улице мороз, и не слабый, что в сугробах спать вообще не очень-то удобно. Отмороженные руки, которые он успел спрятать в какие-то варежки из запасов таксиста, были сложены под щекой.
Дежурный вызвал кого нужно. Колю подняли, унесли в кубрик роты. Там он спал ещё долго, вместе с ним похрапывали, окруженные недоумевающими сокурсниками, два его друга по несчастью. И хоть все они пришли в кубрик разными способами - каждый сам по себе - было в них что-то общее...
У всех были отморожены пальцы на руках.
Это уже потом мы узнали - почему.
А с Колей ещё долго разбирались. И всё это время в воздухе «носилась» угроза отчисления из училища по «пьяной» статье. Коля, да и те - двое, ходили по многу раз на всякие допросы и объяснения…
В конце - концов, начальник училища, с учетом всех выясненных подробностей приключения, вынес вердикт: «Оставить в училище, потому что курсант Г. оказывал помощь в сложных погодных условиях и лежал головой к КПП училища, а не к Невскому проспекту!»
Правда, его сняли с должности старшины класса, но это ничуть не испортило его будущую карьеру...

А был случай с ним, который до сих пор остаётся тайной, никому не ведомой…………
Уже на старшем курсе встречали какой-то праздник курсанты - надводники. В городе, в квартире у одного из своих. Квартира была на седьмом этаже обычного панельного дома. В одной комнате гуляли за праздничным столом, в другой - танцевали, а в кухню ходили курить. Чтобы никто из родителей, дипломатично убывших в гости к друзьям, неожиданно не вошел в квартиру и не застал «врасплох» - входную дверь закрыли на ключ внутреннего замка, который снаружи не открывался. Ключ - в карман хозяина.
Народу было приличное количество, да и курили многие. Дым стоял коромыслом. Кто-то, по-видимому, хозяин, открывал форточки, потом закрывал их, поскольку была зима. Да, да! Такая же ужасно морозная зима, только уже другого года.
Вечер удался, музыка гремела из всех «щелей», смех и песни оглушали все окрестности. Кто-то выходил курить, кто-то танцевал, кто-то играл на гитаре... В общем - шум-гам и дым коромыслом. Всё было весело, но пристойно. Мальчики уже подросли и пытались гулять «по-взрослому» со всеми подобающими взрослым людям ответственностями.
Дым от сигарет постепенно заполнил всю квартиру, открываемые форточки не справлялись с вентилированием, и хозяин открыл в «танцевальной» комнате балкон. Стало несколько «свежее», но менее задымлено…
А народ продолжал веселиться.
Очередная стайка курящих проскочила на кухню, кто-то завернул на «танцплощадку», кто-то оставался за столом…
Стало холодно, и хозяин крикнул танцующим, чтобы те закрыли балкон. Его закрыли и продолжили веселье.
Потом кому-то понадобился Коля, его начали искать и не нашли. Осмотрели все комнаты, кухню, открыли запертую дверь и обыскали лестничную клетку, даже в шкафы и под кровати заглянули. Вдруг кто-то воскликнул:
- Чёрт! Он же на балконе курил!
Хором рванули на балкон, там обшарили все уголки, хотя - какие на балконе уголки! Не нашли… Осмотрели с балкона ближайшие окрестности, отпечатки на снегу… Нет тела.
Унылые и ошарашенные вернулись в комнату… Вдруг в дверь резко и нудно позвонили. Хозяин, ошалевший от неожиданной пропажи товарища и озабоченный возможным визитом родителей, поплёлся отпирать…
- Вы, чё? Ошалели! Я уже пять минут тут стучу, звоню… Замёрз, как цуцик..! - заплетающимся языком произнёс возникший в коридоре Коля.
Потом он оттолкнул хозяина и побежал в танцевальную комнату, где плюхнулся на диван и сгрёб на себя всё, что попало под руку, чтобы согреться.
Веселье продолжилось, медленно раскручиваясь после пробуксовки, связанной с пропажей Коли. Радость от его появления была сильнее горечи от потери, и всё закрутилось в прежнем ритме…
Его долго потом пытались расспросить, как он сумел исчезнуть с балкона 7 этажа. Но он на всё это делал загадочное лицо и смущенно говорил: «Ей Богу, не помню!»...

Через двадцать пять лет мы встретились в Питере. Повзрослевшие, потускневшие, слегка потёртые, но, всё ещё бравые. Почти все уже закончили свою военную карьеру.
Пошумев в Александровском саду, наобнимавшись и навспоминавшись, завернули к тому самому КПП, чтобы проникнуть внутрь училища, которое целых пять лет было нам родным домом. Уж очень хотелось посмотреть, что стало с родными стенами. Так ли постарели они, как и мы?
И что вы думаете? В засекреченное всякими законами училище проникнуть можно только по «велению свыше», а просто так - не положено. Так было всегда. Но в этот раз нас пропустили без проблем. И даже жёны наши прошли туда, куда не каждого военного пропустят без предварительных проверок и согласований. А разрешил всё это нам….. Коля. Начальник факультета. Того самого, где все мы двадцать пять лет назад и учились.
А говорят, что правило Петровских времён, про то, куда головой лежит «уставший моряк» выдумка. А вот и нет! Правильно применил его тогда начальник училища. С пользой!

Потом было застолье, и мы все вспоминали золотые курсантские времена, взахлеб делились нахлынувшим…
И вдруг в тишине, перед очередным тостом, как-то громко и очень просительно прозвучало:
- Коля! Ну, хоть сейчас признайся, как ты тогда слез?!!
А седой Коля, довольный, смущенный, улыбаясь в усы, произнёс:
- Ей Богу, братцы, не помню! - и спрятал что-то такое в своих пышных усах, что мы ему так и не поверили.
Анд-Рей БорисСыч Чернышев

http://poeziyasp.ucoz.ru/

http://and-rey.ucoz.ru/
 
Nikolay Дата: Вторник, 13 Дек 2011, 16:59 | Сообщение # 13
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Здорово написано! Захватывающе, оторваться невозможно. У Вас, Андрей, прекрасно получается писать о своей юности. Удачи! applause applause good good
Редактор журнала "Азов литературный"
 
Анд-Рей Дата: Вторник, 13 Дек 2011, 17:02 | Сообщение # 14
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1016
Награды: 24
Репутация: 90
Nikolay, спасибо!
Но у меня всего лишь несколько рассказиков и скоро этот "ручеек" иссякнет...
Увы..
Я больше пишу стихи, а не прозу.
Но - спасибо, что так внимательны к моим "писулькам"!
Анд-Рей БорисСыч Чернышев

http://poeziyasp.ucoz.ru/

http://and-rey.ucoz.ru/
 
cvetbarchata Дата: Вторник, 13 Дек 2011, 22:45 | Сообщение # 15
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1300
Награды: 53
Репутация: 50
Андрей, все прочла, а есть ЕЩЕ!!!!! Здорово, задорно, легко!!!!
СВЕТЛАНА БАРХАТОВА
 
Анд-Рей Дата: Среда, 14 Дек 2011, 13:21 | Сообщение # 16
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1016
Награды: 24
Репутация: 90
Эх, Светлана....Осталось всего..........два.............

Вот первый из них:


Сержант

Эх, всего три месяца - и СВОБОДА!
Это так кажется каждому выпускнику ВУЗа, независимо - военного или гражданского, технического или педагогического…
Вот всего три месяца «обязаловки», а потом - гуляй, пользуйся «благами», решай всё сам….
Мечты и грёзы…
В юности всё выглядит в «хрустале», всё ожидается впереди…
И всегда живёт ощущение того, что стоит только заиметь право «решать всё самому» и жизнь забьёт ключом, мечты начнут сумасшедшим темпом исполнятся, а желания совпадать с возможностями…
Вот только нужно немного потерпеть… Месяца три, к примеру….

… Военно-морское училище приближалось к очередной знаменательной церемонии - выпуску в «свет» молодых «лаперузов» - лейтенантов флота!
Всего-то три месяца и они выпорхнут из стен альма-матер на флоты всего СССР, и их место займут желторотые мальчишки, которые сегодня ещё сами ожидают момента «приобретения» мнимой свободы - через те самые три месяца. И им тоже кажется, что стоит получить в руки аттестат зрелости, отгулять выпускной, и….

… Аудитория кафедры корабельной электроэнергетики пока ещё заполнена выпускниками, «грызущими» тот самый гранит и корпящими в поте «листа» над написанием дипломов…
Штука в том, что весь второй - последний - семестр пятого курса будущие «летёхи» занимаются исключительно написанием дипломных работ. Ну, ещё изредка несут вахты и наряды. А всё остальное время отдано тем самым «звёздочкам», которые, по их мнению, должны вот-вот упасть на погоны и освободить из невольнического плена альма-матер.
Дипломные работы, кстати, у всех разные. Да ещё и секретные! Нельзя взять свою тетрадочку и литературу домой «на выходные», нельзя сидеть за «размышлениями» допоздна, нельзя выносить тетради и учебники из аудитории, нельзя даже рассказывать родным и любимым о том, что ты пишешь в своей заветно-секретной тетрадке.
А ведь уже весна. Март, слегка «поморозив» пацанов, плавно перетёк в апрель, солнышко ласково пригревало усталые от «гранитной грызни» души, за окном манил своими, столь привычными за пять лет учёбы прелестями, Александровский парк…
И все знали, что свобода, приобретённая вместе с маленькими лейтенантскими звёздочками, одномоментно отберет у каждого из них и этот парк, и фонтан в центре, и знаменитый «пыльник» - место массовых гуляний и встреч, и Неву за окном, и снующие по ней трамвайчики, и друзей-товарищей…
…Но они же были молоды и верили, что впереди ВСЁ будет, а если не всё, то обязательно что-то более замечательное. То, о чём ещё никто из них не задумывался! А пока - была весна….
И сидеть в тесных и душных аудиториях никому не хотелось.
А писать дипломы было нужно…
Надо сказать, что как и среди студентов, так и среди гардемаринов встречались те, кто скурпулёзно и ответственно «горбился» над поставленными задачами, те, кто легко «порхал» от вопроса к вопросу, от задания к заданию, те, кто корпел со страшным скрипом над написанием положенного кем-то количества секретных страниц в день… Но были те, кто ничего этого не хотел делать, ни к чему пока не стремился и считал, что жизнь даётся всего раз и за пару недель до «сдачи» диплома всё ещё можно будет наверстать и благополучно завершить.
Дипломная работа каждого из них состояла из обязательной части - расчета какой-то «железяки» (привода, двигателя, системы управления, аккумуляторной батареи, и т.п.) и специальной части - «спецвопроса» - что выдавалось каждому отдельно от остальных.
… Серёга - «Сержант» - ленив был и неусидчив. Весна в его жилах гуляла так, что «пристроить» свой зад за учебную парту было сложнее, чем слетать на Луну. Разумеется - пока. Он благополучно «прогуливал» теплые весенние деньки в городе, веселился с барышнями, грелся на скамейках «Шуркента» (Александровский парк), выдыхая последние кубометры курсантского вольного воздуха, и … к диплому не приближался.
…Кстати, «Сержантом» его прозвали исключительно потому, что он первым из нас получил три лычки на погоны - по «политической статье» - был комсоргом роты А это в сухопутной транскрипции читалось, как СЕРЖАНТ ( в отличии от флотского - «старшина первой статьи»). «Сержант» было короче и приклеилось к нему …до сего дня…
Дистанция до «критической» отметки - сдачи материалов - приближалась.
Напомню - дипломы были секретные! Это означало, что каждый исписанный корявеньким гардемаринским почерком листик имел гриф «Секретно», подлежал строгому учёту и отчётности, за каждую страничку, испорченную по нерадивости или случайности, спрашивали как за «выдачу государственной тайны»!
Сосед по парте Сержанту попался добросовестный, скурпулёзный, ответственный и достаточно скорый. На написание диплома, разумеется. И на беду соседа, но на счастье Сержанта - обязательная часть диплома была у них одинаковая. То есть тема вступительной части диплома и них совпадала до мелочей. Вот Сержант и решил погулять за чужой счёт - отдыхать, пока возможно, а ближе к «ленточке» - списать у соседа всё, что подойдёт к его собственному дипломному заданию.
И ближе к той самой финишной ленточке стал Сержант помаленьку, да потихоньку канючить у соседа его тетрадочку для списания определенных листочков и срисовывания совпадающих чертежей. И что-то так много он канючил и списывал, что-то так обильно срисовывал, что соседу вся эта «беспредельщина» вдруг в один из дней страшно надоела.
Нет, увещевать Сержанта и призвать к его совести сосед не стал. Было бесполезно и заняло бы массу времени, которого у добросовестного дипломника и так было мало. После того, как сосед, кстати - тоже Серёга - понял, что отвязаться по-тихому от обнаглевшего Сержанта не удастся, придумал сосед «трюк». И в целях проведения воспитательной работы - тоже вещь в будущем офицерстве нужная и обязательная - решил пожертвовать теми самыми листочками «строгой секретности и отчётности» и проучить наглеца.
И сочинил тогда Серёга откровенно «дебильный» текст якобы дипломной работы, напичкал его явными глупостями и дуростями, включил в текст всякие очень умные, но не относящиеся к будущей профессии слова, и… исписал этой галиматьей около десятка секретных страниц. Его пытались увещевать, мол, «задолбают потом в секретной части, да и «особисты» не отстанут»… Но Серёга твердо стоял на своем и говорил только одно: «Шлангов надо учить!»
… На флоте почему-то бездельников, лентяев и умеющих отлынить под любым предлогом от работы называют «шлангами»…
Короче говоря, сочинил Серёга «псевдодиплом» и разместил его на секретных листочках. И стал ждать, когда же Сержант клюнет.
А вместе с Серёгой напряглась в томительном ожидании «концерта» вся курсантская братия.
И вот день настал.
Нагулявшись и наотдыхавшись в один из дней, Сержант посетил аудиторию с явным желанием пополнить толщину дипломного проекта новыми «свеже списанными» страницами. (А число страниц - к определённому сроку - тоже контролировалось начальством!). Как всегда, улыбаясь просительно, он закинул удочку Серёге «насчёт списать».
Серёга сыграл блестящую роль занятого «до не могу» дипломника, углублённого в книжки-схемы-тетради-чертежи-расчёты и вяло кивнул в сторону заготовленных страничек «якобы дипломной работы».
Взвод «соучастников» начал нарезать круги вокруг схватившего всё ЭТО и усердно копирующего «науку», Сержанта.
Текст с Серёгиных страниц медленно, но верно стал перетекать на «сержантовы» страницы.
Начало работы пестрело великолепием технических терминов и колонками формул, слог повествования ни на йоту не позволял усомниться в «искренности» автора…
Сержант писал, и капельки пота на носу всё время пытались упасть на свеженаписаное «открытие» в области подводной электроэнергетики. И он благополучно успевал смахнуть их краем «гюйса» (форменный флотский воротник), и, прикусив кончик языка, самозабвенно и упоенно продолжал «творить науку».
Народ за его спиной, еле сдерживаясь, подпрыгивал в ожидании развязки. Соль подвоха была в конце повествования.
«…Аккумуляторная батерея расположена в… и … отсеках. И представляет собой….» - писал Сержант, млея от мысли, что столько времени он сэкономил, не сочиняя эту часть своего диплома, а тупо копируя его раз в неделю.
Народ напоминал эскадрилию штурмовиков, собирающихся вот-вот хором зайти в пике.
«….Для удобства её обслуживания в аккумуляторной яме предусмотрены….» - продолжал «изобретать» Сержант.
… Обстановке в аудитории накалилась до предела. Казалось, что для «взрыва» достаточно кому-то просто неудачно чихнуть и «бомба грохнет»!

« …Батарея располагается в три яруса, побортно, равными группами и ОБСЛУЖИВАЕТСЯ ТАКИМИ БОЛВАНАМИ КАК ТЫ!» - вывел старательно в своём секретном листочке Сержант и…..
И грянул атомный взрыв хохота. Ржали все - и те, кто всё знал, но держал тайну в себе до момента развязки, и те, кто был не в курсе - гоготал, глядя на первых. От хохота, казалось, зашлись даже портреты великих корабелов, висящие на стенах аудитории, радостно позвякивали стакан с графином, разместившиеся на преподавательском столе, им вторили оконные стёкла, распахнутые в пространство Александровского парка. В ответ на дружную симфонию ржания откликнулись те, кто был за окном. Загавкали собаки, вырывая поводки из рук своих хозяев, гуляющих в это, свободное от курсантов время в парке. Выгнув спину, взлетела на маленький дубок мирно дремавшая до этого на спине лошади Пржевальского кошка, непонимающе огладываясь, и выпустив, на всякий случай, когти, и ощетинившись. Стая голубей, спокойно клевавшая червячков на «пыльнике», вдруг взмыла ввысь и принялась неистово гадить на головы отдыхающих…
Отдыхающие принялись очумело озираться и поглядывать в сторону Невского проспекта, где ещё со времён войны сохранилась табличка с надписью: «При обстреле эта сторона улицы наиболее опасна»…
И только тогда, когда «рявкнул» весь этот хор до Сержанта дошло, то ЧТО он написал в своей «очень умной» дипломной работе.
Потом, конечно были визг и возмущения, и желание «дать-серёге-по-башке», и растерянно-бледное выражение сержантова лица, и даже обиды….
Не было только больше носа Сержанта, по самые уши засунутого в дипломную работу Серёги.
Да написание Серёгой своего диплома завершилось как-то очень быстро, чего нельзя было сказать о трудах его соседа по парте.
А Сержант…
Сержант написал свой диплом, и защитился, и выпорхнул вместе с нами на просторы всех океанов Земли… И где-то даже ходил, проникая в глубины, и что-то даже заслужил…
Но спустя 25 лет, на встречу выпускников Сержант не приехал. Говорили, что он очень занят по службе. А служит - в Москве. И служба связна с … секретными миссиями разведки... Даже - с разведкой внешней…
А как же иначе? Списывая чужие секреты, вполне можно было научиться «изымать» их у наших вероятных противников.
Ну, а Серёга, как и большинство нас, звёзд особенных с неба не нахватал. Впрочем, и вреда флоту не принёс. Благополучно «отплавал» по Тихому океану лет пятнадцать и сделал достойнейшую для подводника-механика карьеру, завершив её «водилой» по доставке коммерческих грузов в торговые точки Питера.
Мне кажется, что надевая в День ВМФ свой офицерский китель, с заслуженными медалями и звёздами на погонах, вспоминая пройденные мили и проезженные километры, он вспоминает про науку, преподнесённую своему незадачливому соседу по парте…
Анд-Рей БорисСыч Чернышев

http://poeziyasp.ucoz.ru/

http://and-rey.ucoz.ru/

Сообщение отредактировал Анд-Рей - Пятница, 16 Дек 2011, 09:29
 
cvetbarchata Дата: Вторник, 20 Дек 2011, 11:06 | Сообщение # 17
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1300
Награды: 53
Репутация: 50
ндрей, прочитала "залпом" так здоровово!!! Наржалась до коликов в животе! Очень живо представила все это действо!!! Ох, умора!!! Молодец!!! Давай ЕЩЕ!!!!
СВЕТЛАНА БАРХАТОВА
 
Анд-Рей Дата: Вторник, 20 Дек 2011, 11:13 | Сообщение # 18
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1016
Награды: 24
Репутация: 90
cvetbarchata
А Вы хорошо подумали? smile

С величайшей грустью извещаю всех читающих мои "рассказики", что этот - который я сейчас оставлю здесь - последний. Из цикла "Времена курсантские". Нету больше рассказиков...
Есть ещё пару-тройку эссе на "злобу дня", но это в рубрике "Дорогая редакция", а вот рассказиков уже не осталось....
Самому от этого несколько грустно, но вот....не пишется. И давно...
А рассказик - поcледний - появился именно последним из написанного на данную "мемуарную" тему.
Называется он

"Маятник"

Времена курсантские…
Сколько уже написано воспоминаний, а они всё равно лезут в голову и просятся на бумагу…
… Когда мы, шестнадцати - семнадцатилетние переступили через линию, отделившую нашу школьно-гражданскую жизнь от всей остальной части существования на этом свете, выглядели мы браво и уверенно, некоторые даже чересчур самоуверенно…
…Где-то в июне-июле каждого года, в лагерь под Питером со всех сторон нашей самой большой в мире страны - СССР - прибывали разношёрстые и разномастные мальчишки. Кто-то из далекой сибирской тайги, кто-то из маленьких сел и деревень, кто-то из городов побольше , кто-то из гарнизонов, где служили их отцы… Были среди нас и те, кто благополучно «плюнул» на гражданскую жизнь ещё в 14 лет и «нырнул» в пучину Нахимовского училища (их почему-то давно-давно зовут «питонами») и теперь, гордо задрав голову, прибыли с видом «бывалых» в лагерь училища для «повышения квалификации» - обучения офицерскому делу.. Они, в большинстве своём, не отличались от нас. Разве что - мы были бритыми «под ноль», а они - аккуратно подстриженными. Ещё они знали всякие-разные морские словечки, умели чеканить шаг и выполнять всякие сложные строевые приёмы. Ну, и, конечно, уже были адаптированы к жизни в казарме и к военной дисциплине, которую из нас - сугубо гражданских пацанов - в лагере просто выбивали с неимоверной силой.
Все мы подвергались отчаянной муштре своими офицерами-воспитателями и старшинами из числа мичманов разных отделов и кафедр будущей Альма-матер. И главной задачей всей этой «команды-воспитателей» было одно - ОТСЕЯТЬ КАК МОЖНО БОЛЬШЕ новобранцев, оставив в числе «счастливчиков» тех, кто, вероятно, сможет преодолеть нелёгкую службу на флоте.
Потом, по окончании периода «муштры» - курса молодого бойца - нас отправили строем под барабанный бой в Питер, в стены «системы» - так оказывается правильно «по-курсантски» нужно было называть своё училище.
Истрепанные совершенно непривычной для себя жизнью в палаточном лагере на берегу Финского залива с его комарами, сыростью и ветрами, измученные муштрой и постоянными «намёками» на то, что «конкурс продолжается», осунувшиеся и изголодавшиеся не только по мамкиной пище, но и по нормальной жизни вне этого палаточного городка, мы ступили на священную землю Адмиралтейства.
Там к нам присоединились ещё человек 20-30. Это были ребята, чуть старше нас, но уже послужившие какие-то месяцы на срочной службе и решившие попытать счастья в офицерстве.
Были ребята из армейской - «сапоговой» среды, были и с кораблей. Был даже один мичман, которому было уже 23 года. Он среди нас выглядел дядькой по всем статьям. Ещё и жил он, как положено, в городе, с семьёй, растил двух дочерей и в училище появлялся только на занятия. На них поблажек ему никто не давал, но и не «воспитывал» так, как нас. Уважали его, но учили - как и всех.
Как я уже говорил, были среди нас парни «от станка», «от сохи», были те, кто окончил техникумы, нахимовцы.
Один из тех, кто уже успел послужить в армии, пришел к нам из авиации. Такой «дедушка русской авиации - парень от пропеллера».
Вот с ним-то и связан мой рассказ.
У него был какой-то примечательный папашка, который уже покинул этот мир к тому времени, но имя которого, почему-то знали в училище все офицеры. Была у него мама, которая работала в этом же училище. А позже появилась и жена - тоже работница нашего училища.
Но во всём этом самым примечательным был он сам. Звали его… Не важно , как его звали, я назову его прозвищем - Маятник.
Было за что так его звать. При движении все его «члены» почему-то двигались в разном направлении, имели четыре самостоятельных степени свободы, совершенно не синхронизировались со звуками марша и барабанного боя, а мысли…
Мысли его были ещё более свободными, непредсказуемыми, шарахающимися в его далеко не самой умной голове и вылетали всегда неожиданно, а от того и приводили в ступор услышавшего их.
Учился он… Да не учился он ни фига! Он умел довольно хорошо говорить на английском и в этом все его успехи в учебе заканчивали, не начавшись. Да, откровенно сказать, я не уверен, что он и английский знал хорошо. Просто благодаря существующему в его башке «маятнику» он молол быстро и бегло что-то «нерусским» языком, чем приводил в трепет нас и заставлял задумываться преподавателей.
Остальные науки в его «авиационную» голову влезать не хотели, встречали сопротивление того самого маятника, за который он и получил это прозвище.
Поразительно умел Маятник ставить в тупик любого, кто хотел бы узнать причину его опоздания на лекцию, задержки из увольнения или «мятости» брюк на строевом смотре.

Обычно между лекциями - «парами», как и в институтах - взвод стремительным строем передвигался по территории в надежде успеть на следующую пару в аудиторию на другом конце училища, да ещё и перекурить перед началом занятия. Курсанты-первокурсники исключительно организованный народ. Строй для них ВСЁ! Это потом, на старших курсах, все мы уже индивидуальными перебежками перемещались между лекциями, а пока….
Строй влетает в аудиторию кафедры электрических машин, быстро размещается за партами, шелестит доставаемыми конспектами, замирает….
Входит преподаватель. Доклад дежурного:
- Тащ… капитан... ранга. Присутствуют…, отсутствуют…»
- Здравствуйте, товарищи курсанты!
- ЗдраЖлаДрищ-ранга!!
Шум стульев, шлепанье худых курсантских ягодиц на них и тишина. Началось действо под названием «изучение военного дела настоящим образом». Всё по Ленину.
Минут двадцать урока проходит, дверь в аудиторию, вдруг скрипнув по-деревенски, открывается. В щели - морда Маятника, с его вечно качающимися «запчастями».
- Разрешите войти!
- …Не понял? Вы кто?
- Курсант…
- И где Вас носило, товарищ курсант??? Целых - взгляд на часы - двадцать минут?
Все напряглись, зная что причиной опоздания может быть только полусмертельное ранение полученное по пути следования на лекцию. Но у Маятника его же нет!
На лице парня нечто мелькнуло, глаза крутанулись в лево, нос - вправо, уши шевельнулись к затылку, губы расплылись в улыбке и рот выдал:
- Виноват. Споткнулся на трапе… - жест вытирания пота со лба - Посидел…отдохнул…!
Немая пауза, слышно в тишине, как шуршат мозги преподавателя, пытающиеся понять, где можно было отдыхать двадцать минут, сидя на трапе (лестнице в корпус). Потом глаза начинают наливаться кровью - это реакция на дошедшую до офицера наглость, потом шумный выпуск воздуха из лёгких, так и не завершившийся фразой. Ответить не чего! Всем понятно, что курсант просто держит преподавателя за «лоха» (как говорят сейчас), но контраргументов наглости нет! И курсант плетётся на свое место, гордо поглядывая по сторонам: «Как я его?!».
Потом, конечно, преподаватель напомнит о наглости Маятника очередной двойкой в журнале, которая прикроет «болезному» очередное увольнение. Но - не сейчас! Сейчас - 1:0 в пользу Маятника!
… Не лезла наука Маятнику в голову на первом курсе, не лезла и на втором, не хотела и на третьем, да и на четвёртом не собиралась, а на пятом - прекратила попытки и ушла в сторону наименьшего сопротивления - в головы тех, кто хотели и могли учить это самое «военное дело настоящим образом».
...Третий курс - курс исключительно посвященый изучению основ будущей профессии. Остались позади всякие химии-физики-математики-черчения-технологии металлов. Началась электротехника, корабельные электроприводы, электрические машины, автоматика и прочие предметы, после изучения которых (по мнению преподавателей) можно было бы и к непосредственной специальности приступать.
Была в училище одна «неудобность». Многие предметы следовало изучать по секретным книжкам, а некоторые - по книгам категории «Для служебного пользования» - ДСП. Секретные учебники - отдельная тема, тут все ясно - получай в секретной библиотеке, которая работает только в дневные учебные часы , и учи.
ДСП получают под роспись старшины взводов на длительный период и раздают под роспись свои однокашникам. Потом, по мере ненадобности, собирают их и сдают обратно в библиотеки. Неудобно. Особенно старшинам. За ДСП спрашивали почти как за секретные книжки, но при этом такая литература все время где-то перемещалась и могла не вернуться в конце-концов.
Зима… Третий курс. Мы уже «почти всё знаем и всё умеем», выросли из «карасей» - именно так называют молодежь на флоте - и уже готовимся в старшие курсы.
Сессия. Нужно сдавать электрические машины - предмет такой. Мозги пухнут от поглощения материала, знания входят в головы. Но не всем, и не в одинаковом количестве. Кое-кому - совсем не входят. Маятник - среди последних.
Завтра экзамен. Готовность у многих чуть выше нулевой отметки. Что-то нужно делать! Впереди маленькие каникулы, а двойка за экзамен перекрывает право «отъезда» на родину - в отпуск.
Маятник в голове «Маятника» начинает раскачиваться! Что он там себе думал, что прикидывал, как рассчитывал, но …
- Так! - он всегда говорил с видом командира и знатока жизни - Ночью лезем на кафедру! Метим билеты! Ключи от сейфа я достану (Где? Как?), лестницу достанешь ты!
Кто-то, такой же "успешный изучатель» наук согласно кивает и начинает поиск лестницы, которая позволила бы забраться на кафедру через окно второго этажа. Причем - окно почти над рубкой дежурного по училищу. И как в него попасть незамеченным?..
Авантюра - чистой воды. Но, почему-то, все верят, что именно авантюра пройдёт на 100% если за неё возьмётся Маятник.
И всё зашевелилось. И все всё достали. Обеспечили «шухер» и отвлечение дежурного от окон в районе его рубки Отработали моментальную установку лестницы и такое же моментальное её исчезновение. Обсудили условные сигналы и меры всякой безопасности и ночью….
...Всё получилось, как нельзя лучше.
И лестница взмыла в одну секунду, как только убедились, что дежурный не смотрит в эту сторону. И Маятник орлом метнулся по ней в открытую форточку и даже не зацепился, что на него было не похоже. И лестница тут же исчезла, чтобы появиться позже по сигналу того, кто скрылся в чернеющем зеве окна.
И всё сработало на славу! И Маятник минут через десять в полнейшей тишине точно также стремительно «упал» с высоты второго этажа на плац и все растворились в темноте.
…Экзамен прошел замечательно. Даже Маятник получил четверку, вытянув нужный ему билет и отбарабанив что-то подёргивая головой, шевеля ушами, и выделывая конечностями разные, свойственные только его организму, фортеля.

Сессия закончилась. Курсантские роты рванули в отпуск. Старшины в последние часы мгновенно посдавали всякую секретную, несекретную литературу и ДСП в библиотеки, оформили отпускные билеты и…
А у нас ничего не вышло. Старшина обнаружил, что среди книжек ДСП «ПЭЭК-71» присутствует один экземпляр не с тем номером, который выдавался. А одной книжки - с нужным номером - нет.
Это был бы скандал, и даже - угроза отчисления виновного. А точнее - старшины.
Путем несложных рассуждений выяснилось, что книжка, которая отсутствовала - была выдана Маятнику. Но её не было! А вместо неё была точно такая же, но с другим номером!
Сейчас, наверное, никто уже и не поймёт, насколько серьёзным было это «происшествие». Старшина должен был, опустив повинную голову, «сдаться» - нет одной книжки!
Но, с другой стороны, где-то ведь тоже не было нужной книжки, кто-то тоже должен быть в «смятении».
Всем взводом народ стал думать-размышлять-прикидывать… Долго думали…
Потом кто-то вспомнил, что Маятник в окошко почему-то влезал с книжкой в руке (Зачем?), и книжка эта была страшно похожа на «ПЭЭК-71».
Других версий не было. Маятник получил по башке, и операция «Проникновение на кафедру» повторилась.
Теперь в окно ночью нырнул сам старшина и вынырнул счастливо улыбаясь через минуту!
В руке у него была нужная книжка!
Маятник просто в суматохе поменял местами учебник, лежащий в сейфе, с тем, который держал в руках!
После отпуска , на одной из лекций капитан 1 ранга… начальник кафедры поведал нам, как обнаружил две недели назад в сейфе чужую книжку, и как через два дня эта книжка , к его ужасу и удивлению, оказалась опять «своей». Он долго и пытливо всматривался в наши лица и особенно в лицо Маятника. Видимо, подозревал, что тот неспроста сдал экзамен на четвёрку. Но взгляд Маятника всё время ускользал в непонятном направлении в соответствии с известным одному ему принципом движения, а голова невинно дёргалась в разные стороны, обезоруживающе шевеля ушами. Причем - каждым отдельно.
…
Потом мы подросли ещё маленько. На пятом курсе в город, в увольнение, стали ходить каждый день кроме понедельника и дежурств.
Уже большинство из нас женились, и даже детишки появились. Гулять и развлекаться в прежнем ритме стало труднее, хотя - ещё очень хотелось….
…Маятник, наметив себе «план на выходной», вечерком вместе со своим лучшим другом Серёгой «рванули» в город. По плану. Где-то носила их нелёгкая, что-то они там выпивали, с кем-то танцевали, «тусовались» (опять современное слово)… короче говоря, ночь застала Маятника на незнакомой квартире, в веселой компании и желания ехать домой к жене - не возникало. Было весело, бесшабашно, разгульно. Всё «по-гусарски», с размахом и куражом!
Когда наступило утро, Маятник прыгнул на подножку троллейбуса и направил своё изможденное не только постоянными «метаниями во всех осях», но и вчерашним кутежом тело в стены Альма-матер.
Троллейбус, медленно покачиваясь, вёз задремавшее тело из Весёлого поселка в сторону центра. Мысли в уставшей за ночь голове утихли, успокоились… Сон накатил сразу, как только закрылись двери троллейбуса…
- А… ты откуда!!! - кто-то тряс его за рукав. Всё настойчивее и настойчивее.
Он открыл глаза и с ужасом обнаружил стоящую рядом с ним …жену.
Почему-то мозг - в своем «метании» - не просчитал, что ночная гулянка происходила недалеко от дома и утром жена поедет тоже в училище, где работает, и маршруты легко могут пересечься.
- Ты, скотина, откуда?! Ты где был?! Ты же сказал, что приедешь домой! Я ж тебя всю ночь ждала! Глаз не сомкнула, дочку качала, а ты… Где был, собака!???
Мозг заметался ещё быстрее , чем обычно и логические цепочки в нём стали выстраиваться в непредсказуемом порядке, отметая банальные и очевидные вещи и сплетаясь в очередной неожиданный абсурд, который практически всегда срабатывал, повергая слушающего в ступор.
- Я … Ты не поверишь! Мы вчера, с Серёгой… Ну, короче говоря, заехали к нему, правда немного выпили…
- И что? Ты домой не мог приехать? А позвонить не мог?!!!
- Да, понимаешь, этот гад!... Короче, я в туалет пошел. А он , скотина, взял и дверь снаружи закрыл!
- Ну и что??? Где ты ночью-то был?!
- Так я и говорю! Этот гад дверь запер снаружи, а сам спать улёгся! Я стучал, гремел, звала его. А он….
- Так где ты был-то!!!
- Не поверишь!...Всю ночь на толчке просидел!!!
……
Пауза затянулась до самого училища. Жена понимала абсурдность ситуации, но ничего не могла возразить от наглости, с которой была преподнесена «версия» блудного мужа, и от невинных глаз, смотревших на неё с детской наивностью…
Осталась, правда, надежда на то, что она сумеет в училище увидеть Серёгу и узнать всю правду от него.
Вскоре Маятник "чмокнул" ошалевшую супругу, выскочил из троллейбуса и подгоняемый стрелкой часов на башне училища исчез в Александровском парке…
Бедная супруга нашла-таки Серёгу, который ничего не подозревая, уже давно был в училище и с Маятником не общался. А то, посчитав инцидент исчерпанным, даже не удосужился рассказать всё Серёге.
Глаза Серегины вылезли из орбит, когда он услышал от жены друга рассказ о своем крепком сне под крики запертого в туалете товарища. Он долго пучил глаза, соображая, что надо сделать. Потом, слегка помявшись, сказал:
- Ну, знаешь…. Выпимши был! Не сообразил, дурак… - сдерживая закипевшую злость и обиду на друга, произнес он.
- Сволочь ты Серёга, я вчера всю ночь ждала, плакала! А ты… Друг называется!
И исчезла, вытирая глаза.
Что было между Маятником и Серёгой потом - не расскажу. Очень всё громко было и грубо.
Но, почему-то так до конца нашей учебы они и дружили. Причём, Маятник периодически «подставлял» друга в различных ситуациях, безвинно тараща на него глаза и дергая всем телом в той самой, одному ему известной степени свободы движений. А Серёга почему-то орал матерно, размахивал руками, но…продолжал дружить.
…Потом судьба разметала всех нас в разные уголки страны. Кто-то «морячил» много лет, кто-то «осел» на берегу, кто-то успел и то и другое. А кто-то недолго задержался на флоте и в скором времени стал человеком гражданским…
Мы встретились спустя 25 лет. Большую часть однокашников я за эти годы ни разу не встречал. Некоторых уже не было в живых, но - мы собрались.
Встретил я и Серёгу. А вот Маятник на встречу не приехал, хотя и жил где-то в Питере, там, где мы и встречались…
Много вспоминали, смеялись и даже хохотали. Обнимались и целовались. Выпивали, конечно.
- А где у нас Маятник-то? Вы ж друзьями были - не разлей вода! - спросил я Серёгу
- Ты, лучше не спрашивай! Не хочу о нём даже вспоминать! Он меня уже тут в Питере после службы ТАК "подставил", что ну его на …! Не знаю ничего и знать не хочу!!!
И закончил разговор на эту тему.
Никто из наших почему-то ничего о судьбе Маятника не знал, и история его после училища мне неизвестна.
Но я уверен, что где-то на просторах города трех революций, бродить фигура, конечности которой двигаются в каком-то инопланетном ритме, голова качается не в такт шагам, а вопреки ему, глаза смотрят в разные стороны, а на лице улыбка невинного младенца, который знает, что всегда может повергнуть в ступор любого своей «антилогикой» и всегда найдётся «Серёга», на которого можно свалить вину за собственные просчёты и «несварение мозговых извилин».
Оказалось, что смешно было только в первые годы, а с возрастом «четыре степени свободы» оставили парня одного. В вечном движении и поиске приключений.
Не только на свою голову…
Анд-Рей БорисСыч Чернышев

http://poeziyasp.ucoz.ru/

http://and-rey.ucoz.ru/

Сообщение отредактировал Анд-Рей - Четверг, 26 Июн 2014, 09:08
 
cvetbarchata Дата: Вторник, 20 Дек 2011, 19:10 | Сообщение # 19
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1300
Награды: 53
Репутация: 50
Андрей, спасибо, получила огромное удовольствие от ваших рассказов!!!! Написаны живо с юмором, искренне хохотала как и переживала за ваших героев! Как жаль, что они закончились, а может... ЕЩЕ?!!!!
СВЕТЛАНА БАРХАТОВА
 
Поздняков_Евгений Дата: Воскресенье, 14 Дек 2014, 09:17 | Сообщение # 20
Выпускник МДЛК "Озарёнок"
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 2374
Награды: 50
Репутация: 100
Уважаемый Анд-рей, дочитали Ваши "курсантские" творения. Почему дочитали, а потому что и папа нашел много интересного. Некоторые, не совсем понятные мне вещи он объяснял. Становилось еще смешнее. Что такое гюйс и фланка я теперь знаю. Даже достался фотоальбом-чтобы понятней было.
Все мое детство меня подпоясывали кожаным ремнем с одним якорем на бляхе (без звезды). Я им тогда даже гордился. Ремень до сих пор жив. И практически не использовался для моего воспитания.
Всего Вам доброго. Творческих Вам успехов и удачи. И семь футов под килем.
С уважением.
 
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Проза » "Времена курсантские" (воспоминания о курсантской юности)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:
Издательство "Союз писателей" © 2024. Все права защищены.