[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Литературный форум » Клубы по интересам » Дискуссионный клуб » Мистические истории
Мистические истории
Купили бы вы сборник мистических историй
1.Да[ 15 ][38.46%]
2.Купил бы электронную версию[ 1 ][2.56%]
3.Просто почитал бы на сайте[ 3 ][7.69%]
4.Не интересуюсь этим жанром[ 20 ][51.28%]
Всего ответов: 39
webmanya Дата: Среда, 27 Июн 2012, 07:29 | Сообщение # 1
Руководитель издательского отдела
Группа: Администраторы
Сообщений: 5614
Награды: 109
Репутация: 181


Есть ли среди нас авторы такого жанра? Хотели бы вы видеть такой сборник?

Прием рукописей в сборник идет здесь!


Готова ответить на вопросы, касающиеся издания и публикаций.
mail@izdat-kniga.ru
С уважением, Мария
 
Каса Дата: Вторник, 29 Янв 2013, 00:43 | Сообщение # 26
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 22
Награды: 6
Репутация: 10
Предлагаю в сборник свой рассказ.

"Ырка"
«Как же я голоден!
И давно уже!
Впрочем, был ли я когда-то вообще сыт? Я не помню. Может, когда-то, раньше? Год назад, или два, или пять? А может – сто? Кто его знает… сто лет голода! Смеюсь. За сто лет к этому можно даже привыкнуть, да...
Солнце давно уже спряталось за стеной ближнего леса, и звездочка, что первой загорается в вечернем небе, сияет вовсю. От реки ползет туман, клубится серой куделью над заливным лугом, и алой зарницей вспыхивает сквозь прядки тумана дальний костер. Ясно, мальчишки коней в ночное выгнали… эх, рвануться бы туда, к ним, но – нельзя. Там огонь…
Деревня чуть дальше, в низине, разлеглась себе у реки, будто сытая буренка. Смотрю, и чудится: на кострище похоже! Дома - груды черного уголья, и огоньки в окнах гаснут, как сполохи на головнях. Сельчане – они свечи зазря жечь не станут, пожалеют-то. Попасть бы туда, да наесться до отвала, но… в деревню мне тоже хода нет. Проверял, знаю.
Лес остается? Вон он, темнеет вдали неприветливой стеной. Там огня нет, но и места мне тоже нет. Только сунусь – разорвут лесовики в клочья. Не любят они нашего брата, ох, не любят. Опять же, пробовал, знаю…
Остается одно: ждать.
Я вытянулся над дорогой, вглядываясь в сумерки, укутавшие тракт. Может, какой ни есть путник покажется? Или кибитка почтовая? Или купчишка расторговавшийся домой поспешать будет? Или хотя бы калики перехожие?
Ни одного путника! Как назло!
И этот еще, шепелявый, чтоб ему провалиться! Тоже нейдет, как будто пропал совсем. А ведь бормотал, угодливый, когда уходил в деревню:
- Та рашшлабся, не перешивай. Я шкоро обернушь! Укрут мешкать не штанет! Раж – и готово! Жди, штарина, приташшу мяшка, живенького, шладенького!»

Морок привстал, настороженно огляделся по сторонам. Пусто, тихо, даже живность степная притихла. Чуют, видимо, что он, Ырка, на охоту вышел. Боятся! И правильно делают, что боятся. Он, когда голоден, не шибко разбирает, кто и где. Выпьет кровь из любого, кто под руку подвернется, в поле зазевается, на ночь не укроется к огню поближе. Ну, или в лесу дремучем не успеет схорониться. Потому что над лесом Ырка не властен; там свои душегубы живут-поживают, заблудшую душу поджидают. Да и потом… чего уж там… в общем, боится он леса. С тех самых пор и боится, как порешил сам себя в лесу этом распрекрасном. Повесился на суку, дурак, от несчастной любви! Эх, Люба-Любава, глаза зеленые, русалочьи! Любил ведь ее, замуж звал, даже колечко подарил – зеленое, под цвет глаз. Разве ж знал тогда, что с ним будет? Поп говорил – кто себя жизни лишит, век в аду гореть будет.
Враки!
Не знал он, душа неприкаянная, когда петельку на суку прилаживал, что станет Ыркой, сгустком тьмы, ночным духом, ужасом перехожих и пугалом малых детей. Не знал, что суждено ему вечно скитаться вдоль дорог в чистом поле, не смея ступить ни в лес, ни в деревню. Не знал, не ведал. Искал покоя и избавления от страданий, нашел вечное одиночество и вечный неутолимый голод…

- Баю, баюшки, баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок…
Мамка тоненько, заунывно, тянула нудной припевкой колыбельную Федюшке. Трещала лучина, похрапывал уставший за день отец, сверчок за печкой принялся пилить свою песенку. Было скучно. Спать не хотелось ни капельки! Улька повертелась, почесала коленку, помечтала о прянике, что обещал купить отец на престольный праздник. Нюрке тоже, поди, купит. Вот бы выманить у нее пряник-то! Может, сменять будущее угощение на колечко?
- Нюрка… - шепнула Уля, но младшая сестра уже сопела ровно и сонно. Тогда Улька осторожно протянула руку под овчинным кожухом и щипнула младшую сестренку, спавшую рядом, за бок. Та ойкнула, да слишком громко; дернулась спросонья в сторону, толкнула спавшую тут же, на печи, бабку, старуха заохала, раскашлялась, младенец, только было замолчавший, вновь разразился писклявым воплем.
Сердито заворчал отец:
- Угомонитесь, наконец, бесовы девки, не то в сенцах спать будете!
- Это Улька! – заныла Нюрка. - Это она щиплется!
- Уа-уа-уа! – надрывался грудничок.
И поверх всего, хрипло, булькало бабкино: «Кха-кха-кха-кха-кха!»
Мать, с красными от недосыпу глазами, раздраженно оттолкнула люльку, вскочила и, ухватив Ульку за рубашонку, стащила с печи. Распахнула дверь в сенцы, сердито пихнула туда дочку, сказала усталым голосом:
- Тут спи, коль тебе неймется! Ничего, не зима, не смерзнешь!
- Не буду я тута спать! – волчонком вызверилась Улька.
- Да куда ты денешься?
- К тетке Марфе сбегу!
- Давай, топай! – мать сердито подбоченилась. - Храбрая нашлась! Забыла, кто ночью по дворам шастает, всех неслухов в мешок сажает? Иди-иди, прямиком к Укруту и попадешь!
Бухнула дверью, ушла в избу. Ульянка всхлипнула и сказала сердито:
- А вот и уйду. Завтра глянешь в сенцы, а меня и нет! Вот! Будешь потом плакать! А Укрутом своим Нюрку пугай!
Выскочила на крыльцо - и замерла нерешительно. Ночь темная, звездочек нет, туман от реки наползает, да куст калины у ворот ветки тянет, будто схватить ее хочет, листьями шуршит-шепчет:
- Шмелая девошшка, шладкая…
Улька поежилась опасливо, вглядываясь в темноту.
- Митька, дяди Петра который, вчерась в ночное ездил, и никакой Укрут его не забрал, - дрожащим голоском пробормотала девочка. Помялась с ноги на ногу. - Нету его. А тетки Марфы изба – вон, через дорогу.
И припустила, мелькая босыми пятками, к воротам, и дальше – мимо куста калины, да к соседскому дому…

- Вот, принеш! Как обешшал! Девшонка шама в руки кинулашь!
Довольный Укрут вывернул мешок, и в траву у моих ног шлепнулось что-то мелкое, писклявое, в белой рубашонке, да с парой торчащих косиц.
- Ма-а-а! – заорала было добыча и кинулась убегать, но Укрут, гогоча, вытянул ногу, и девочка растянулась в траве.
- Вишь, живая! Бегает! – осклабился мой подельник. - И придушить не пришлошь! Прям как ты любишь – штобы тепленькую ишшо. Укрут хороший?
Я даже не ответил ничего - не до того было. Голод кипел во мне мутной пеной, расплывался тьмой, слепо ища свою жертву. Сознание плыло. Я не успел опомниться, а мое жадное нутро, падкое на любую пищу, а уж тем более - на кровь человечью, уже обволакивает девчонку. Исчезли в клубах хищной тьмы кончики пальцев, погрузились в черный студень колени и локти, и жертва как-то сразу перестала дергаться – только всхлипывала и звала маму. А тьма ползла дальше, поглощая тельце, добралась до пояса, утопила в себе плечи. Девочка дернулась еще раз и обмякла. Сонно зевнула, погружаясь в темный мрак…
Да, вот так, моя маленькая. Я знаю, тебе сейчас хорошо. Тепло, и спать хочется… вот и спи, малышка. Расслабься, приоткрой ротик, откинь головку русую, подставь мне шейку. Нежная-нежная шейка, мягонькая, жилка на ней чуть бьется, вокруг шейки – бечевка дешевая, на ней колечко.
С камушком зелененьким – под цвет глаз.
Екнуло сердце, ухнуло, зачастило. Или что там у меня сейчас вместо него?
Нет, нет, нет, не может быть…

- Любушка? – тревожно выдохнула тьма, и девчонка заворочалась, приоткрыла глаза. Глаза! Знакомые, зеленые, русалочьи…

- Я Ульянка, - пробормотала она вяло, - Любка – то мамка моя, - и вскинулась, приходя в себя, забилась в страхе, захлебнулась ужасом. Прошептала:
- Дяденька, отпусти…
Нет, не отпустит. Тьма со всех сторон. Куда подевалось поле, тропка, тракт проезжий? Тьма вокруг, тьма поглотила Ульянку, скрутила руки, спеленала ноги, и тянется к шее темное лицо с яркими глазами, тянется, вот-вот достанет.
- Мама!!! – из последних сил заорала Улька. Откуда-то издалека, будто сквозь вату, послышался смех, донесся торопливый, дрожащий от возбуждения говорок Укрута: «Ай, умница! Плачет, маму зовет, сладенькая! Ай, хорошо, ай, люблю!», а тьма… вдруг шепнула ей в ухо:
- Молись… если умеешь…
- Отче наш, - забормотала Улька, стуча зубами от страха, - иже еси на небесех, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя…
Тут она обычно запиналась, запнулась и сейчас, мгновенно покрылась холодным потом от страха, но тут же вспомнила, как дальше:
- Яко на небеси и на земли! – и затарахтела, торопясь, и проглатывая слова:
- Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, и не введи нас во искушение и избави от лукавого… мама, мама, мамочка, спасибо, что научила!
Творилось странное.
Тьма таяла. Отступала, сворачивалась, как перекисшее молоко, освобождала руки Ульки, потом – ноги, вот и отхлынула совсем, стала темным человеком с глазами яркими, как звезды ночные.
- Бежать можешь? – глухо спросил человек-тьма. Улька вскочила на ноги, попятилась, кивнула.
- Беги…
И она побежала. Пулей помчалась, ветром в чистом поле полетела, Пошли за ней сейчас коня резвого – не догонит. Так бежала, как никогда раньше не бегала. Только на миг мелькнули во тьме босые пятки да белый подол рубашонки, зашуршала трава, и – нет ее, как и не было, растаяла, пропала совсем…

- Ты чаво? – осторожно спросил Укрут.
- Ничего, - ответил темный, - деревня рядом, добежит, не заблудится.
- Ты шавшем дурак, да? – обидчиво заныл Укрут - Чево учудил? Чево шладкую упуштил? Маленькая, мягонькая, на двоих бы хватило! Жачем я топал, мешок ташкал? Чево жрать теперь будешь?
- Что под руку попадется, - угрюмо сказал Ырка и сгреб Укрута за шею рукой. – Кажется, что-то уже попалось!
- Меня нель… - успел пискнуть Укрут - и задергался в клубах тьмы. Дергался долго, но потом все же обмяк, обвис, истаял и, наконец, совсем растворился во тьме…

«Ну, вот и все.
Кажется, теперь – уже насовсем.
Без Укрута мне не прожить; да и с ним тошно было.
Голод отступил. Ненадолго. Скоро я опять потеряю разум и буду думать только о еде. И чем дальше, тем больше. И у следующей жертвы может не оказаться колечка с зеленым камушком и русалочьих глаз…
А ведь эта пигалица могла бы быть моей дочкой, если бы… Эх, да что там! Прости-прощай, поле чистое, дорога торная, тракт-кормилец. Здравствуй, бор дремучий, и вы, лесовики-бояре. Знаю, что не обрадуетесь мне. И никто не обрадуется. Нигде. Я ведь кто теперь? Злодей. Был Ырка-упырь, честный душегубец, а стал… на брата своего, на нечисть руку поднял, и нет мне теперь ни слова доброго, ни прощения. Только ненависть да кол осиновый в сердце. Ничего. Лешаки-то не промахнутся, и осины у них хватает».

Темный человек развернулся и не спеша пошел к дальнему лесу…

Добавлено (29.01.2013, 00:43)
---------------------------------------------
И еще один мистический рассказ от меня.

Трамонтана

Он дул уже почти вторую неделю, ровно и мощно, сметая крыши с хлипких крестьянских домишек, и выдавливая разноцветные витражи в окнах монастырей. Он нес с собой безумие и непонятный страх. Брат Винченцо, молодой монах бенедектинского монастыря, молился о здравии отца Франциска, их настоятеля. Каждый раз, с приходом трамонтаны, отец Франциск тяжко болел, и не допускал к себе никого, кроме обычного служки, приносящего ему питье.
- Pater noster, qui ts in caelis, sanctrticetur nomen Tuum, adveniat regnum Tuum, fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra… - негромкий голос брата Винченцо был едва слышен – его заглушал дьявольский трамонтана, воющий над черепичной крышей монастыря. Внезапно в эту какофонию вмешался еще один звук.
- Брат Винченцо, - тихий голос, опущенная голова, шепот за спиной. Послушник. – Там приехал важный господин. Он хочет исповедоваться.
- Я молюсь о здравии отца Франциска, - строго сказал молодой монах, - пусть он исповедается кому-то другому из братьев!
Очередной порыв трамонтаны взвыл диким зверем, загремела падающая со звоном красная черепица.
- Он говорит, что хочет исповедаться либо отцу Франциску, либо самому младшему из братьев. А самый младший – это Вы.
- Хорошо, - брат Винченцо устало закрыл глаза, борясь с неодолимой силой трамонтаны, - проводи его в исповедальню.

В крохотной и тесной половине исповедальни, где находился брат Винченцо, горела лампада. Пламя дрожало от страха – трамонтана добирался и сюда, своим жестким дыханием заставляя трепетать все живое, в том числе и живой огонь. По стенкам исповедальни прыгали и кривлялись тени. Там, за сетчатым окошком, дышал неизвестный.
- Слава Иисусу Христу, - голос густой, тяжелый.
- Во веки веков. Аминь, - брат Винченцо вздохнул, и перекрестился.
- Последний раз был на исповеди месяц назад, положенную епитимью исполнил, - монотонно начал исповедуемый. И вдруг сорвался на всхлип:
- Каюсь в том, что стал причиной смерти жены своей, донны Лауры Трегезе, дочери миланского купца Сильвио Трегезе!
Хохот ли это дьявольский над крышей, или то трамонтана пляшет там свою вечную тарантеллу? Пальцы сжимаются в кулаки так, что белеют костяшки пальцев.
- Тяжек твой грех, сын мой. Но Господь милостив. Рассказывай!
- Это все трамонтана, отче…
- Говори, сын мой!
- Два года назад я женился на дочери почтенного семейства, девице Лауре Трегезе, надеясь наконец-то обрести семейный покой и счастье. Видите ли, отец мой, я далеко не молод, и был женат уже шесть раз. Но, по несчастной случайности, все мои жены оказались слабы здоровьем, и рано покинули сей мир. Желая наконец-то обрести супругу на долгие годы, я обратился за помощью к знакомым, и мне подсказали дом Трегезе. Что ж – семья была почтенной, и приданое, которое давали за девушкой – хорошим. Я возрадовался, надеясь, наконец-то, обрести надежную спутницу, и, если будет на то милость Господа – мать моих детей! Свадьбу сладили весьма быстро, и тогда это не показалось мне подозрительным. Кто же знал, что в жены мне подсунут истинную ведьму!
С грохотом хлопнул где-то, совсем рядом, неплотно прикрытый ставень, брат Винченцо вздрогнул, и перекрестился.
- Сын мой, назвать женщину ведьмой – это тяжкое обвинение. Почему ты так говоришь о своей законной супруге?
- Да потому, что это правда! – тонкая частая решетка меж половинами исповедальни прогнулась, и едва не сломалась – с такой силой, с той стороны, мужчина припал к ней. – Она ведьма, ведьмой была, и ведьмой осталось! Кто же знал, что она была внебрачной дочерью господина Трегезе от Бог весть какой женщины! От цыганки, может быть, или вообще от хвостатой морской девки, как таких тварей на свете Господь терпит!
- Не богохульствуй, сын мой, и продолжай. Почему же все-таки Лаура Трегезе была ведьмой?
- Простите, отче. Продолжаю, - он выдохнул, отпустил решетку и отстранился. – Она знала травы, и слова тайные, которыми лечила многих – и животных, и простой люд, и даже знатных людей.
- Но ведь она могла это делать именем Господа, сын мой.
- Не-е-ет! Как бы не так! Ни разу она не призвала Всевышнего на помощь, и не читала молитв, лишь рисовала знаки бесовские, и камни разукрашенные вокруг больного раскладывала, а еще травы варила, да не с молитвою, а с приговором дьявольским. Ведьма, ведьма, сущая ведьма!!
«Ведьма!» - захохотал, надрываясь, трамонтана, и хохот его заставил застонать отца Франциска, лежащего в своей келье. Почтенный настоятель бенедектинского монастыря почему-то, будто вживую, увидел перед собой голую девку верхом на метле, тянущую тонкие хищные пальцы к его страждущему от болезни мозгу…
- Продолжай, сын мой, - говорил меж тем брат Винченцо, потирая виски, ибо трамонтана был всемогущ и вездесущ – он проникал везде, сеял ужас, ввергал в уныние, и заставлял совершать необдуманные поступки. – Продолжай!
- Отче, видит Бог, я был добр к ней. Вначале просил по-хорошему оставить эти прегрешения, раскаяться, и сделаться примерной супругой. Возил ее по монастырям.
- И? – теперь уже брат Винченцо склонился к тонкой решетке со своей стороны, - она могла войти внутрь?
- Да, - поерзал в темноте исповедальни кающийся, - и даже молилась там о здравии всех страждущих. Я был удивлен. Но, возвратившись, она вновь принималась за свое! Она виновна!
- Сын мой, - вздохнул брат Винченцо, - ты впал в грех гордыни, посчитав себя равным Отцу Небесному. Он один может карать кого-либо, или прощать. Ты должен был отступиться, и позволить Богу судить ее.
- Ну уж нет! – приезжий так схватился за решетку, что едва не сломал ее. Брат Винченцо вздрогнул, и перекрестился, а мужчина с яростью продолжал:
– Чтобы в моем доме, на глазах у всех, творила свои бесовские дела ведьма? Да меня все знают! Да я с самим герцогом Миланским близок! А если слухи об этом дойдут до Рима? Чтобы меня, почтенного горожанина, заподозрили в пособничестве ведьме? И отлучили от церкви? Нет! Никогда!
- Но…
- Я дал ей шанс!!! – сорвался на визгливый шепот говоривший, - я, конечно, перед этим может и был неправ. Но сказано же – «жена да убоится мужа своего». А она не боялась. Вот и пришлось поучить ее уму-разуму. Как положено мужу!
- Как же положено мужу, сын мой? – тихо спросил брат Винченцо.
- Я знаю, как. Но в тот раз я всего лишь немного потаскал ее за волосы. За ее чудные бесовские рыжие косы. Ну, может и ударил… один раз. Ей же на пользу!
- А она?
- Плакала и обещала все бросить. Плакала так искренне! Она врала мне, отче!
- Продолжай.
- Это было в конце октября. Потом я уехал по торговым делам, почти на месяц, а когда возвращался домой - был декабрь, дул трамонтана, и я мечтал лишь о том, чтобы поскорее добраться до постели. Хотя головная боль и приступы беспричинной ярости не оставили бы меня и там. Я знаю. Это трамонтана, отче, это он!
- Что случилось, когда ты вернулся домой?
- Ее не было дома. Конечно же. Она опять побежала лечить этих свинопасов, чтоб они все передохли!!! – кулак врезается с той стороны решеточки в окошко исповедальни, брат Винченцо вновь вздрагивает, шепча про себя «Pater noster, qui ts in caelis…» и строго говорит:
- Исповедь предполагает смирение, сын мой. Продолжай.
- Простите, святой отец, - слышится сдавленный голос, - я был в ярости. Как она могла обманывать и не повиноваться? Какая-то ведьма – и перечить мне! Я всего лишь толкнул ее. А она упала. Один удар головой о мраморные перила – и все было кончено. Я не виноват, отче. Я не виноват. Не виноват! Я просил ее так не делать. Она сама виновата!

Тихо в исповедальне, тихо в пустом помещении монастыря, лишь потрескивает свеча, и где-то там, вверху, над смертными с их грехами, смеется трамонтана.

- Перед Богом исповедуются лишь в своих грехах, сын мой, – наконец смог вымолвить мягко, как и полагается, брат Винченцо, - а о грехах других - не говорят. Тяжек твой грех, сын мой. Скажи, искренне ли твое раскаяние?
- Да, отче! Я раскаиваюсь!
- Молись о прощении, которое может ниспослать тебе лишь Господь. Я же накладываю на тебя следующую епитимью: должен ты совершить паломничество к Святому Престолу…
- Отче, я был там!!! – голос взрывается, перебивая даже полночные всхлипы трамонтаны. – Я был в Риме, был в Палестине, я был везде, и исполнял все епитимьи, но она все равно преследует меня! Отче, спасите меня, ваш монастырь славится своей святостью, особенно отец Франциск. Я знаю, что он болен, Но, тогда, наверное, самый младший брат вашего монастыря еще искренен в своей вере, и его молитва поможет и защитит меня!
- От кого же, сын мой? – едва смог вымолвить брат Винченцо.
- От ведьмы! Она приходит ко мне каждую ночь, я не могу спать, я просыпаюсь каждые полчаса в холодном поту – это она мучит меня, и насылает на меня кошмары! Каждую ночь в моей спальне кто-то должен читать молитвы – но ведь я еще не умер! Я забросил свое дело, я потерял друзей, я скитаюсь по Италии от монастыря к монастырю, и повсюду, повсюду она преследует меня! Отче, помогите мне! – и белые пальцы, скребущие с той стороны решетки. Его пальцы. Пальцы убийцы.
- Господь милостив, сын мой, - произносит стандартные фразы брат Винченцо, - и он слышит тебя. Если твое раскаяние искренно, ты будешь прощен. Ступай сейчас в отведенную тебе келью. Здесь, под крышей монастыря, никакая ведьма не посмеет тебя тревожить. Здесь ты сможешь отдохнуть, сын мой. А завтра я расскажу тебе о том, что тебе надлежит исполнить.
Чужак судорожно выдохнул, прошептал последние слова, завершающие исповедь, и ушел.

Келья брата Винченцо была высоко – почти под самой крышей. Здесь трамонтана был слышен сильнее всего. Ветер тянул свою песню, вынимающую душу, выл и стонал, но брат Винченцо устал. Он очень устал сегодня! Потому смог лишь прочесть вечернюю молитву, и опустил тяжелую голову на тонкий валик, заменяющий подушку.
И сразу услышал стук.
Тихий, скребущий звук вначале. Потом негромкий стук в окно. Будто птица бьется.
- Кто там? – прошептал брат Винченцо, приподнимая голову.
Стук повторился еще отчетливее. Брат Винченцо встал, и распахнул ставни, а потом и створки окна. И то, что он увидел во тьме, заставило его похолодеть.
Там, во тьме, висела в воздухе неясная тень, очертаниями напоминающая женскую фигуру. Висела себе в воздухе, а внизу, под ней, где-то глубоко у монастырских стен шумела горная река, бегущая к Адриатическому морю…
- Впусти меня… - прошептала женщина, и протянула из тьмы руки к брату Винченцо.
- Ступай прочь, прислужница дьявола! – сурово сказал он, и перекрестился. Но фигура не растаяла – лишь подплыла ближе. В лунном свете он увидел блеснувшие рыжие кудри, и белое лицо с ярким зеленым глазом. Слева. Справа же лица не было – вместо него была корка запекшейся крови, трещины на черепе, и вытекший глаз.
- Изыди! – в страхе воскликнул брат Винченцо, и услышал:
- Ты боишься? Не бойся. Ты мне не нужен. Ты ведь не бил меня сапогами, не ломал ребер, не таскал за волосы, и не размозжил мне пол-лица о ступеньки парадной лестницы. Тебе нечего меня бояться, монах. Лишь позволь мне войти! Я Лаура Трегезе, и я знаю - мой муж, убийца, он здесь.
- Он под защитой Святой Церкви, ведьма. Тебе нечего здесь делать. Отправляйся в ад! Там тебе место за все твои злодеяния!
- За какие же такие злодеяния, брат мой? – тихо и зло засмеялась призрачная женщина, и подплыла по воздуху еще ближе. Теперь брат Винченцо мог видеть ее ясно, и он… ужаснулся.
Ее лицо было прекрасно – когда-то; теперь же половина его была страшно обезображена ударами. Волосы растрепались, и сбились на левую, уцелевшую часть головы. Шея синела кровоподтеками – было ясно, что эту женщину душили долго, пока она не перестала дышать. Платье с низким декольте было залито кровью, из глубокой раны на боку светились осколки ребер. Правая рука висела безжизненно, как плеть, и была повернута к телу под неестественным углом.
- Смотри, смотри на меня, монах, - сказала женщина настойчиво, - а когда все рассмотришь – впусти. Потому что он должен, наконец, поплатиться за содеянное!
- Он под защитой, - покачал головой брат Винченцо, - я не могу! Я не могу быть пособником ведьмы! Той, что пользовалась бесовской силой, пусть и для благих дел!
- Тогда помоги им, - ведьма подняла руку, и из тьмы родились еще шесть женских фигур. Каждая из них была страшно избита и изуродована, так, что у брата Винченцо волосы на голове зашевелились.
- Кто вы? – прохрипел он.
- Это его жены, - усмехнулась Лаура, - его предыдущие жены. Он ведь сказал тебе, что был уже шесть раз женат? Хорошо иметь много денег, и быть с герцогом Миланским на короткой ноге. Очень, знаешь ли, удобно. Он думал, что сможет всегда зверствовать безнаказанно. Кто же знал, что ему попадется ведьма, которая сможет прийти за ним с того света! Эти девушки молчат, потому что не имеют моей силы. Но посмотри на них. Посмотри внимательно. И впусти же меня!
- Нет, - пробормотал брат Винченцо, - нет, я не могу. Он под защитой. То, что ты просишь – это справедливо, да…но я не могу! Нет. Никогда ведьма не переступит порог монастыря! Нет! Прости!
Взвыл и захохотал трамонтана, взбивая волосы семи призраков, висевших за окном кельи брата Винченцо. Холодной пощечиной прошелся он с размаху по каменной стене монастыря, словно желая стереть ее в желтый песок, и желтым же, острым вихрем закрутилась боль в мозгу монаха, заставив его страдальчески сжать виски.
- Нет, - простонал он, - нет, нет, и нет. Ты пришла сюда напрасно! Я не впущу дочь дьявола в монастырь. Уходи, и постарайся обрести покой, страдалица.
- Тогда впусти меня! – раздался тонкий голосок. Ведьма вдруг странно изменилась. Уцелевшая часть лица ее засветилась, руки прижались к животу, а когда распрямились, и протянулись к монаху, сложенные лодочкой – в них сидел крохотный ангел, с нежными золотистыми крылышками, вздрагивающими под порывами трамонтаны.
- Я сын того несчастного, который трясется сейчас от страха там, в гостевой келье, - серьезно сказал ангелочек, подплывая прямо к лицу брата Винченцо, - да, я его нерожденный сын. Если бы он не убил мою мать, сейчас бы мне исполнился год. Подвинься, брат, и дай мне войти, потому что я – безгрешен, и погиб невинно. Меня ты не сможешь удержать.
Странная тишина повисла над монастырем, и даже трамонтана, казалось, лишь шептал.
- Входи, - глухо сказал брат Винченцо, и отстранился. Ангелочек вплыл внутрь, а вслед ему раздался торжествующий, исполненный ярости, женский голос:
- Убей его!! – кричала ведьма, там, за окном, - убей его, сынок, так, как он убивал меня! Разорви его на клочки! Выпей его кровь! Выверни ему руки, и проколи внутренности! Мучай его до рассвета, мучай, мучай, а я буду наслаждаться его криками там, под окном кельи!
- Нет, мама, - спокойно сказал несбывшийся малыш, оглядываясь, и кротко глядя на призрак за окном, - этого не будет. Он всего лишь умрет, и судить его будет Тот, Кто Единственный может судить нас всех в этом мире. Прости меня. Я попрошу, чтобы его смерть принесла, наконец-то, вам всем покой…

К утру трамонтана стих. Взошло зимнее солнце, засияло в чистом небе, освещая горы, присыпанные сухим снежком. Ожил монастырь, прятавшийся до того от злого ветра, встал с постели отец Франциск. Лишь в гостевой келье, недвижим и бездыханен, лежал вчерашний приезжий, да брат Винченцо читал над ним ровным голосом:
- Requiem aetemam dona eis, Domine…

 
webmanya Дата: Вторник, 29 Янв 2013, 16:31 | Сообщение # 27
Руководитель издательского отдела
Группа: Администраторы
Сообщений: 5614
Награды: 109
Репутация: 181
Каса, Ket-777, verwolf,
я напоминаю
Прием рукописей в сборник идет здесь!

В этой теме рассказы к публикации не рассматриваются.


Готова ответить на вопросы, касающиеся издания и публикаций.
mail@izdat-kniga.ru
С уважением, Мария
 
Ket-777 Дата: Среда, 30 Янв 2013, 20:47 | Сообщение # 28
Житель форума
Группа: Читатель
Сообщений: 675
Награды: 43
Репутация: 55
webmanya, извините, это моя вина, недоглядела и Касу притащила в эту тему. Если можно, перенесите, пожалуйста, рассказы Касы в нужное место. Они заслуживают того, чтобы быть опубликованными. Чесслово )) а мои можно спокойно удалить, чтобы не загромождали тему.
Спасибо.
С уважением


всегда имхо

Галина Демиденко


Сообщение отредактировал Ket-777 - Среда, 30 Янв 2013, 20:49
 
webmanya Дата: Четверг, 31 Янв 2013, 06:05 | Сообщение # 29
Руководитель издательского отдела
Группа: Администраторы
Сообщений: 5614
Награды: 109
Репутация: 181
Ket-777, нет, их не переносить нужно, а отправить через форму заявки...

Готова ответить на вопросы, касающиеся издания и публикаций.
mail@izdat-kniga.ru
С уважением, Мария
 
Ket-777 Дата: Четверг, 31 Янв 2013, 15:31 | Сообщение # 30
Житель форума
Группа: Читатель
Сообщений: 675
Награды: 43
Репутация: 55
Упс... пардон )))

всегда имхо

Галина Демиденко
 
Jacky Дата: Среда, 05 Июн 2013, 09:32 | Сообщение # 31
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 665
Награды: 15
Репутация: 24
А вот такое - сойдёт?

Мэй

Меж сливовых ветвей
промелькнул лисий хвост…
Или это почудилось мне?
(По легенде у кицунэ, прожившей 1000 лет, девять хвостов)

Он казался мне таким безрассудным и таким смешным… Таким смешным, что я даже была с ним откровенна.
- Наверное, девушкам нравится быть недоступными, - серьёзно, но с мальчишеской улыбкой рассуждал он. – А ты – особенная девушка, и поэтому стараешься казаться какой-то сказочной, да?
- Я ведь всё тебе сказала, - я легко запрыгнула на подоконник и подставила свои длинные волосы солнечным лучам, - Если ты мне не веришь – это уже не имеет никакого значения. Люди сами могут решить свою судьбу, я всего лишь напомнила тебе об этом.
Солнечные лучи отразились в его невозможно зелёных глазах. Он тронул пальцами мой подбородок – нежно, как только мог, и прошептал:
- Я, кажется, влюбился… Как же тебя зовут, сказка? Может быть, Мэй? Та самая Мэй, что едва не погубила императора Коноэ?.. Та самая Мэй, перед властью и красотой которой трепетала вся Япония?..
- Глупенький, - шёпотом ответила я, касаясь пальцами его щеки. – Мэй никогда не существовало. Это просто сказка, которую наивные японцы, к тому же, украли – у китайцев. Кстати, есть мнение, что они тоже не сами придумали эту историю… Имя Мэй на языке разных народов означает разное. По-китайски – красота, по-корейски – алый мак…
Я замолчала, глядя в его невозможно-зелёные глаза. Как-будто летний луг – бесконечный, бескрайний, заросший травами… Напоенный летними сочными звёздами. Я потянула носом воздух – он и пах летом, летом этого мира… Летом, которое я так любила.
- Ты придёшь ко мне? – тихо спросил он, проводя рукой по моим волосам – до самого пояса. – Придёшь – сегодня?
- Если я приду к тебе, - шептала я этим летне-травяным глазам, - Ты знаешь… Мне придётся украсть твоё время здесь. Иначе я не смогу остаться.
- Укради. Я дарю тебе своё время, - отвечал он, и я сдалась.

Я ушла ещё до утра. Сколько, он сказал, ему было лет?.. Кажется, девятнадцать – эти прекрасные девятнадцать, эти нелепые, глупые девятнадцать… Но я же ничего не скрывала от него.
Полная луна серебрила летние травы, в нос рвались дурманящие запахи этого мира. Я любила этот мир. Полюбила когда-то, как и своё проклятие. Мне нравилось здесь жить. Не девятнадцать лет – нет, гораздо больше… Стоило кому-то влюбиться в мой взгляд – взгляд другого мира, в мой запах – так пахнет лето в другом мире, в мои волосы… таких роскошных волос нет у здешних красавиц – и я получала их время – а, значит, возможность, прожить в этом мире ещё пятьдесят, восемьдесят… быть может, тысячу – лет?.. А людей с невозможно-зелёными, с пронзительно-синими, со жгуче-карими глазами на самом деле не так уж и мало.
Удивится ли он, проснувшись утром? А если и удивится – то чему? Тому, что меня нет, или тому, что сказка, которой он не поверил вчера, сегодня стала былью?.. Удивится ли морщинам на лице и руках, дряблости кожи, седине, полностью покрывшей ещё вчера каштановые волосы, больному взгляду ещё вчера таких невозможных глаз?.. Украденные девятнадцать… Как назовёшь меня, странник? Быть может, Алым Маком?..
Луна стояла высоко в небесах. Я легко бежала вперёд навстречу лету этого мира, а рядом со мной серебристо стелилась моя девятихвостая тень…
 
Kevin_Korey Дата: Вторник, 01 Окт 2013, 22:55 | Сообщение # 32
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 56
Награды: 3
Репутация: 0
Стивена Кинга даже я не осилю прочесть на ночь, а вот доброе эпическое фэнтези, знакомое нам по книгам Желязны, Мегги Фьюри и Толкина, это моё.
smile


Если твои крылья опалены человеческой подлостью и злобой, и ты не можешь больше быть белым журавлём, стань фениксом, восстающим из пепла.
 
perevyazko53 Дата: Среда, 08 Янв 2014, 21:38 | Сообщение # 33
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 2685
Награды: 75
Репутация: 86
Ворон,
Цитата Ворон ()
Очень интересная затея! Я тоже обожаю фэнтези и мистику!


Поддерживаю обеими руками..У меня был такой случай на Колыме. Гл.инженеру прииска нужен был нач. пылевентиляционной службы, он побеседовал с тремя кандидатами, а мне потом признался, что выбрал меня потому, что люблю сказки, фэнтази, научную фантастику...а они предполагают неординарное мышление...))))))))))


И пусть всегда, палитрой яркой,
Жизнь как звезда сияет жарко.

Сергей Перевязко

Моя копилка
 
Kimary Дата: Воскресенье, 17 Май 2020, 16:44 | Сообщение # 34
Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4
Награды: 0
Репутация: 0
Здравствуйте.
Обожаю мистику. А как приобрести такой сборник в бумажном варианте и где?
 
redaktor Дата: Вторник, 21 Июл 2020, 09:05 | Сообщение # 35
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264
Сборник был опубликован https://knigi-market.ru/3139/

Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
Литературный форум » Клубы по интересам » Дискуссионный клуб » Мистические истории
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Поиск: