| Nikolay | Дата: Четверг, 16 Июн 2011, 18:57 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус:  | 
АГЕЕВ ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ
(Родился 11 апреля 1934 года в Ленинграде)
- известный современный российский поэт и педагог, поэт-песенник, член Союза литераторов России и Союза писателей России; лауреат поэтического конкурса «За творческое мужество» Московского Государственного университета печати, «За верное служение отечественной литературе» Московского областного Союза писателей России.
Биографический очерк
Владимир Андреевич Агеев родился в городе Ленинграде 11 апреля 1934 года.
Детство и юность поэта прошли в г.Алма-Ата. Рано начал писать стихи: в восьмом классе опубликовал первое стихотворение в «Пионерской правде». В 1950 году семья переехала в Московскую область, в город Пушкино. В местной газете «Маяк» были напечатаны несколько стихотворений.
После окончания школы, в 1953 году уехал по комсомольской путёвке в Сибирь на строительство железной дороги Абакан-Тайшет. Там его стихи печатались в «Норильской правде». Затем стал профессиональным актером в Норильском Драматическом театре.
В 1958 году вернулся домой и поступил в МГПИ им. Ленина на историко-филологический факультет.
В институте играл в Студенческом театре, читал стихи, писал пьесы и ставил спектакли.
С сентября 1963 года работал учителем русского языка и литературы в средней школе № 11 г. Пушкино. Сейчас на пенсии. Женат, имеет двоих детей, четверых внуков и правнучку.
У автора шесть книг, три сборника избранных стихов: «Поэтическая плаха», «Стихи вполголоса», «На краю двойного бытия», опубликованы десятки произведений в газетах, журналах, сборниках.
Член Союза писателей России. Является членом Творческого объединения писателей Пушкинского района.
Награжден медалями: «Столетие со дня рождения В.И. Ленина», «В память 850-летия Москвы», «За долголетний добросовестный труд», «За мужество и любовь к отечеству 1941-1945». Имеет дипломы: лауреата поэтического конкурса «За творческое мужество» Московского Государственного университета печати, «За верное служение отечественной литературе» Московского областного Союза писателей России.
Победитель поэтического конкурса «Мое Подмосковье» в 2008 году.
В 2010 году в Пушкино, на центральной площади города, во время празднования Дня 9 мая была исполнена песня на стихи Владимира Агеева, посвящённая 65-летию Великой Победы.
(Источник - Современный отечественный поэт Владимир Агеев; http://vladimir-ageev.ru/index/0-4)
***
Автобиография
Я родился в 1934 году, 11 апреля в Ленинграде.
Одно из первых моих детских ощущений – запах снега: мать выводила меня на улицу, дверь отворялась и – приятная свежесть. Это осталось на всю жизнь, а мне было тогда 3 – 4 года. До сих пор помню адрес дома: Зоологический переулок, д.4, кв.4. Я был шустрый, и мать боялась потерять меня, поэтому задолбила мне этот адрес. Звали ее - Мещерякова Александра Петровна. Она - из саратовских купцов, закончила институт Красной Профессуры, по специальности - химик.
Отец мой, Агеев Андрей Никитич - кубанский казак. Воевал на Гражданской войне, артиллерист, был ранен в руку и ногу, ходил с палочкой. Никогда не пил, даже в Новый Год ему наливали чай, а не шампанское. В доме алкоголя не было никогда. После Гражданской войны отец закончил Ленинградский институт Красной Профессуры.
В1938 году мы переехали в Алма-Ату, куда отца распределили по окончании института. Сначала он стал директором юридического института, затем - заместителем министра юстиции. С нами жила бабушка, бывшая учительница, это она научила меня читать, еще до школы. В доме у отца была хорошая библиотека, полные дореволюционные собрания сочинений с иллюстрациями: Шиллер (до сих пор помню наизусть некоторые стихотворения, пьесы – «Орлеанская дева», «Турандот» и др.), Шекспир, Байрон, Лермонтов (читал и плакал от восторга), легко запоминались стихи Пушкина. Поэтому и начал писать стихи, подражая классикам. Мой младший брат Юрий (на полтора года младше) раньше меня начал сочинять, мы соревновались.
Там же, в Алма-Ате нас застала Великая Отечественная война. Для нас, маленьких детей, это было далеко.
В седьмом или восьмом классе (уже после войны) одно стихотворение я отправил в Москву, в «Пионерскую правду». Оно было опубликовано, стали появляться письма ко мне, даже из Германии. Отец узнал об этом и запретил мне кому-либо писать. Он объяснил, что в 12 лет можно оказаться в тюрьме. Это был мой первый конфликт с отцом.
Отца перевели в Москву, но кто-то вдогонку отправил донос. Все рухнуло. Устроились не в Москве, а в Пушкино. Отец начал работать преподавателем в Плехановском институте, я пошел учиться в 9-й класс. В пушкинской газете «Маяк» напечатали несколько моих стихотворений. В 1952 году закончил школу, поступил в Московский юридический институт, но быстро понял, что ошибся.
В 1953 г. умер Сталин. В этот день я приехал в Москву, еще не зная, что случилось. С трудом добрался до института: толпы людей. Какое-то сумасшествие: люди стояли вплотную, выбраться было уже нельзя, если кто-то падал в обморок, больше встать не мог – на него наступали и давили. Почему-то стояли военные машины с солдатами, и кто оказывался у машины – гибли: на них давили сзади. Толпа все увеличивалась. И слезы, и крики, и стоны. Я был у края здания, мне удалось уйти и добраться до дома.
Осенью забрал документы и завербовался в Сибирь, в Маклаково, что на берегу Енисея. Там в ужасе обнаружил, что работаю со ссыльными врагами народа. Среди них были врачи, ученые, актеры. По вечерам собирались в клубе. Я быстро понял, что такое Сталин, кто есть враги народа и что сотни людей ни за что сидят годами. Комсомольский билет я выбросил.
Ссыльные предложили мне стать режиссером, т.к. я не «зек». Мы ставили спектакли, я с головой погрузился в новую профессию.
Затем я оказался в Хакассии, а дальше – в Норильске. Поступил в Горный Металлургический техникум. Написал большую поэму о Сибири, напечатал несколько стихотворений. В техникуме была театральная студия, меня приняли в актеры. В студии поставили «Отелло» Шекспира, я сыграл главную роль. Отелло мне удался, и после этого спектакля меня пригласили в Норильский Драматический театр. Так я стал профессиональным актером. В этом театре чуть раньше моего появления служили Смоктуновский, Жженов.
Внезапно из дома мне прислали письмо, что с моим братом случилось несчастье. Я бросил все и полетел домой.
В 1958 году поступил в МГПИ им. Ленина на историко-филологический факультет. Пожалуй, это было самое интересное время в моей жизни: моими друзьями стали поэты Юрий Ким, Вахнюк, Габай. Я играл в институтском Студенческом театре, читал стихи, писал пьесы. В театре было много талантливых студентов. Режиссером был Леонид Аркадьевич Довлатов, киноактер, который ставил великолепные спектакли в институте, на Московских площадках, в Ленинграде. Куда бы мы ни поехали, вместе с нами ездили студенты, влюбленные в наш театр. Среди них – Юлечка (так ласково мы ее звали). Мы полюбили друг друга, поженились, была прекрасная студенческая свадьба. Теперь уже прожили друг с другом 50 лет, родили дочку Ирину и сына Леонида. Появились внуки – Петр, Мария, Георгий. Я – счастливый человек.
Я часто выступал со своими стихами, их накопилось немало. С десятком стихов я пошел в «Новый Мир», к Твардовскому. Меня принял не он – один из редакторов, который выбрал пять стихотворений, похвалил меня, но сказал, что нужно подработать и тогда пойдем к Твардовскому.
Как раз через несколько дней после того, как я приходил в «Новый мир», вышла повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Твардовский написал об этом авторе как о новом Достоевском. Я взахлеб прочел это великое произведение, первую правду об СССР. Для меня это уже не было открытием и неожиданностью.
Я пришел в «Новый мир» второй раз, с доработанными стихами. Но, кажется, пришел не вовремя. Твардовского уже не было, принял меня другой редактор. Я читал стихотворение за стихотворением, а он сидел за столом и был занят чем-то своим, не слушал меня, произносил не к месту какие-то реплики. Сам он мои стихи не читал, даже в руки их не брал, о литературном анализе не было и речи. После небольшой паузы я встал, попрощался и ушел. Я решил больше стихи не писать.
В это время умер отец.
Тогда же меня пригласили в аспирантуру, я начал было сдавать экзамены, но понял, что на стипендию аспиранта не проживешь. Пошел работать.
С сентября 1963 года работаю учителем русского языка и литературы в школе г. Пушкино. Создал школьный театр, стал режиссером в клубе.
И вдруг несчастья: в моем доме случился пожар, дом сгорел, сгорели все рукописи. Умерла моя мать, а я получил травму и оказался в клинике. Долго восстанавливался. Потом вернулся работать в школу, но я стал другим и двадцать лет не мог написать ни одного стихотворения.
С 1991 года снова начал писать. В Пушкино был принят в литературное общество «Русич». С 2003 года стал членом Союза литераторов России, а с 2006 года - членом Союза писателей России.
На сегодня опубликованы шесть моих поэтических сборников, три сборника избранных стихов, десятки произведений в газетах, журналах, сборниках.
(Источник - Современный отечественный поэт Владимир Агеев; http://vladimir-ageev.ru/index/0-29)
***
С.Н. Травников
«Не хватает времени для жизни, не хватает жизни для любви...»
И за мгновение до смерти –
Все впереди, все впереди...
Владимир Агеев.
Стихи Владимира Андреевича Агеева, поэта-песенника старшего поколения, пришли к читателю недавно, в начале нового столетия, открылись как заповедный родник, долго скрывавшийся в недрах русской земли и пробившийся к свету в годину тяжелых испытаний, чтобы напоить уставших от духовной жажды сограждан искренним и благодатным словом.
Автор песен Владимир Агеев относится к плеяде «тихих поэтов», не стремящихся к славе и известности, довольствующихся счастливым даром слова и живущих ощущением сопричастности к сокровенной тайне рождения стиха. Его поэзия, интимная и проникновенная, будит уснувшую мысль и врачует больное сердце, потому что обращена к вечным, непреходящим ценностям человеческого бытия – любви, счастью, искусству, природе, миру детства.
Щедро и разносторонне одаренный человек, он долго и мучительно искал свою творческую стезю, пробуя себя как актер, режиссер, драматург, педагог. Но где бы ни служил Владимир Андреевич, он всегда оставался верен главной страсти – страсти к стихотворству. Как многие талантливые русские поэты-песенники, Агеев всю жизнь писал стихи и песни, но мало публиковался, считая себя непрофессиональным стихотворцем. История отечественной словесности знает немало имен поэтов, признание к которым пришло помимо их воли и желания. Это гениальные дилетанты – профессор химии Михайло Ломоносов, екатерининский вельможа Гаврила Державин, рубака-гусар Денис Давыдов, дипломат Федор Тютчев. К школьному учителю русского языка и литературы Владимиру Агееву признание его поэтического таланта пришло на склоне лет, когда один за другим стали выходить сборники созданных им стихов, ставшие заметным явлением в современной поэзии.
Владимир Андреевич Агеев – один из последних крупных поэтов-романтиков, чуждавшийся популярных в его век и государственного социалистического реализма, и любимого окололитературной средой полуподпольного постмодернизма. Поэтизация высокого, доброго, чистого выступает в его стихах и песнях как протест против глупой пошлости, низкой мелочности, нравственного обнищания современного общества, отношения в котором часто строятся на финансовых интересах, желании добиться цели любой ценой. Романтическое противостояние мечты и действительности автор решает в пользу идеального, должного. Его привлекает красота, искренность и человечность поэтических фантазий:
Сказки – прошлое, как тени,
Или места нет мечте,
А реальность стоит денег –
Нынче ценности не те.
Хлещет пена, рвутся снасти,
Ты на палубе, как Грей,
Бьется в шторма черной пасти
Парусник души твоей!
Будет доброе и злое,
Будут тайны и молва.
Мы с тобой еще откроем
Неземные острова.
Быт с его прозаическими, меркантильными интересами не приемлем для человека, живущего в мире романтических иллюзий. Приземленное, обыденное воспринимается поэтом как явление, недостойное человека, нарушающее гармонию земного и небесного, вносящее диссонанс в высокую мечту о вечно прекрасном:
Бытовое – это запах
Из раздавленных цветов.
Бытовое – путь без знаков,
Серый цвет без облаков.
Бытовое – это накипь.
Ты услышишь трубный зов,
И в мечтах и на бумаге
Встанут мачты парусов.
Двоемирие поэта-романтика строится на противопоставлении серости суетной жизни и острого ощущения идеала, находящегося где-то вдали, в иных пределах, за гранью бытия.
На одном из виражей непростой писательской судьбы Владимир Агеев оказался в ситуации, пограничной между жизнью и небытием, пережил клиническую смерть, поэтому особенно остро воспринимает грань, отделяющую мир мертвых и живых:
... Но где я был? Та музыка? Тот цокот?
Клиническая смерть – мой преломленный код?
И та черта, предел недремлющего ока,
Что я не перешел в ту истину, в тот плод?
Зачем, зачем пишу? Хочу освободиться,
Забыть, забыть, забыть! Но этот страшный плен
Я не могу забыть... Во сне, в бреду мне снится,
Что должен рассказать, но я бездарно нем...
Романтическая идея невыразимого, невозможности словами высказать сердечные порывы, глубину мысли, страдания измученной души становится камертоном стихотворного сборника, определяет основную тональность входящих в него произведений.
Столкновение материального и духовного, сущего и должного в творчестве романтика порождает вопрос, в каком из этих миров живет поэт и в каком он желает пребывать:
Блеснул рассвет серебряной слезой,
И заметались тени, убегая.
Что соткала мне ночь, какой настой
Был влит – опять, проснувшись, я не знаю.
Но почему во сне я счастлив был?
Где был и с кем? Чьи обнимал колени?
Кто разбудил полузабытый пыл?
Где этот мир другого измеренья?
Как сух во рту неналитый глоток!
Не каждому дано увидеть Китеж.
Но сквозь меня проходит тот поток,
Который хочешь видеть, да не видишь.
Черемуховый холод как струя.
Догадки... Но вершина или корень?
Не верю я в реальность бытия:
Я там проснусь, а здесь я иллюзорен...
При кажущейся традиционности поэзия В.А.Агеева самобытна, оригинальна. У поэта своя дорога в литературе, свой узнаваемый, ни на кого не похожий голос. Его стихам свойственна философичность, высота исканий нравственно-эстетического порядка.
Задумываясь над тайной бытия, смыслом человеского существования, он создает удивительные по глубине поэтического прозрения строки:
... А жизнь будто конь без кучера,
Мчит без дорог и узды,
А сзади неясный попутчик
Правит до первой звезды.
И жалко чего-то и лестно,
Скрыт тот неведомый час,
И скачем, и скачем над бездной...
Боже, помилуй нас!..
Это стихотворение о быстротечности и иллюзорности человеческой жизни выстраивает в памяти ассоциативный ряд: апокалипсический «Конь Блед», пушкинская «Телега жизни», баллада Н.Гумилева «Пять коней подарил мне мой друг Люцифер»... Вместе с тем, стихотворение Владимира Агеева «А жизнь будто конь без кучера» нельзя назвать подражанием, это новое оригинальное прочтение устойчивого в мировой литературе образа, выстраданная и пронзительная до боли мысль о непредсказуемости судьбы человека.
Устойчив в лирике поэта интерес к темам, заявленным еще в поэзии М.В. Ломоносова и Ф.И. Тютчева: человек и вселенная, пространство и время, вечность и мгновение.
Солнечная вспышка... Звездный ливень...
Леониды врезались в края...
Неужели все ясней и дивней
На краю двойного бытия?
Сзади смерть пофыркивает в ноздри,
Взнуздан конь и рвется молодцом.
Ах, как нагло недоступны звезды
И мигают прямо мне в лицо!..
Главное – все ближе, рядом где-то,
В лунную дорожку – и плыви.
Даже смерть – и та полет к рассвету
С песнею о жизни и любви.
Поэт-песенник смотрит на мир глазами мудреца, пытается осмыслить и передать словами сложнейшие вопросы диалектики. Его элегические размышления, тонкие, умные, проникновенные, где выверено каждое слово, - замечательное явление современной философской поэзии.
Если путь придуманный и книжный,
Значит, зелен виноград, не рви.
Не хватает времени для жизни,
Не хватает жизни для любви.
Знаю, время увидать не просто –
Где оно, куда оно течет?
Всех людей несет оно к погосту,
Сколько ни считай – один расчет.
Прошлое – не модное житейство,
Прошлое ведет своих коней,
Прошлое – мелодия из детства,
Но слышна лишь к старости твоей.
Что-то рядом было и престижней –
Не казни себя и не трави:
Не хватало времени для жизни,
Не хватало жизни для любви.
Творец этих строк – хранитель традиций русской классической поэзии, отсюда его пристрастие к афористическим рефренам и кольцевой структуре стихотворения.
Как и все поэты-любомудры, он – певец ночи, тишины и уединения, когда у человека появляется возможность подняться над суетой быта, задуматься о смысле бытия. Ночь приносит ему вдохновение, открывает завесу над тайным, обостряет внутреннее зрение. И приходят стихи, где человек и природа – единый, но неслиянный мир:
... Вся эта ночь – как прочерк чей-то жизни,
Как черновик несозданных стихов,
И корчится над крышами, и виснет,
Как память неотмоленных грехов.
Взахлеб о тьме рассказывает ветер,
Бездарный дождь все учит ту же роль,
Фальшиво, как на сцене, плачут дети,
И бьется за окном ночная моль,
Но я боюсь открыть: а вдруг ворвется
Вослед за тьмой тревога пустоты
И мысли как беззвездные уродцы?
Гляжу в окно, в безлюдье темноты –
Июнь не греет, дождь все так же льется,
В ночи растут лишь серые цветы...
Выполненное в графической манере, лишенное дневных красок, черно-белое стихотворение наполнено тревожными звуками ночи и дождя. Оно создает ощущение чего-то тягостного, тоскливого, больного, рождает чувство усталости от серости и однообразия жизни. У произведения необычная для современной поэзии форма – это классический сонет, почти забытый в XX-XXI вв., но возрождающийся в творчестве поэтов-традиционалистов, к которым принадлежит В.Агеев. Непривычность созданного им сонета заключается в новизне содержания, далекого от воспевания союза двух сердец, любовного или дружеского.
Русская философская поэзия зарождалась как поэзия духовная, уходящая корнями в средневековье. Софийность искусства была искони свойственна русской православной культуре. Высокое духовное начало, взывающее к совести, требующее от писателя ответственности за нравственное здоровье общества, отличало отечественную поэзию даже в трагические моменты истории – в годы смут, гражданских войн и вражеских нашествий.
В период разнузданной атеистической пропаганды слагали духовные стихи и песни иеромонах Роман, философ Владимир Микушевич, литературовед Сергей Аверинцев, учитель Владимир Агеев. Духовная поэзия последнего подкупает искренностью чувства и удивительной гармонией стиха:
Христос в тот день сказал в печали,
Не обличая, не виня,
Как мысли вслух, как путь к причалу:
«Один из вас предаст Меня...»
Кто виноват, Господь? Не я ли?
И я, и ты, и весь народ.
А по лицу Его стекали
И слезы, и кровавый пот...
Но равнодушие повсюду:
И тот же мир в дремоте глух,
В нем грязный поцелуй Иуды,
И для Петра запел петух...
Иль жизнь – алтарь для новой жертвы?
А меньше ль стало их – Иуд?
Не знает Божьей правды смертный:
В его душе – свой Страшный Суд...
Для поэта история Христа, его праведной жизни, мученической смерти и чудесного воскресения, - повод для размышления о вере и неверии, добре и зле, праведности и греховности. Вывод, как обычно в поэзии В.А. Агеева, одновременно и прозрачно ясен, и парадоксален: Страшный Суд для человека – память сердца, недремлющая совесть, неподкупный суд души.
Русских поэтов-любомудров всегда волновали вопросы происхождения слова, художественного образа, стиха. Для Владимира Агеева поэзия – чудо, некое таинство, разгадать и объяснить которое нельзя
Откуда появился звук,
Мелодия, что стала речью?
От пенья птиц? От женских рук?
Из шума листьев или речек?
Шаг от мычания до слов –
И человек увидел диво,
И произнес, пока без строф,
Назвав кусты «плакучей ивой».
Зачем берешься за перо?
Поведать людям то, что ново,
Но через день оно старо,
И вновь ищи иное слово,
Чтоб снова в творческой борьбе
Запело созданное скерцо –
Услышать музыку в себе,
Уже озвученную сердцем.
Ну что ж, художник, ты таков.
Но в эти творческие муки
Ты слышишь музыку богов –
Стихов волнующие звуки.
В.А. Агеев, пантеист в душе, связывает рождение поэзии не столько с сакральным миром, сколько с даром человека одухотворять земное, с его умением видеть прекрасное в общении с природой, любимой женщиной, верным другом.
Поэт-интеллектуал, он возрождает традиции русской лирики, где слиты воедино глубокая мысль, яркий образ, живая народная речь. Учитель словесности, Владимир Агеев с болью в сердце слышит, как уродуется «природный» русский язык, призывает сограждан к бережному и трепетному отношению к языковому наследию предков, к языку Пушкина и Толстого, Блока и Есенина. Он прославляет родной язык, видя в нем основу государственности, истоки национальной духовности, нить, связывающую разные поколения, соединяющую людей в единое целое - народ:
Русский народ сотворил для себя это диво –
Глубокомысленный, чудный, бездонный язык:
То удивительно легкий, парящий, игривый,
То безысходно унылый, как сердца страдающий крик...
В этом его волшебство, и опасность, и тайна.
Пушкинский стих в переводе – нелепость и бред.
Только по-русски прекрасным становится Байрон, -
Тот, кто на родине лишь заурядный поэт.
Только поэту доступно сокровенное знание о слове и языке, о поэте и поэзии. Эти вопросы волновали автора «Слова о полку Игореве», пытавшегося писать по «былинам сего времени, а не по замышлению» своего легендарного предшественника Бояна; Гаврилу Державина, ставившего себе в заслугу создание «забавного русского слога»; Федора Тютчева, бившегося над решением неразрешимой задачи, «как сердцу высказать себя»... Эти вопросы поднимает в своей поэзии и Владимир Агеев, по-новому интерпретируя традиционную тему. В исповедальной манере он пишет о муках творчества, бесконечном поиске единственно верного слова, делится с читателем счастьем поэтического озарения или сетует на «невыразимость» переживаемого, когда нельзя прошептать, пропеть, прокричать то, чем переполнено сердце поэта.
Что жизнь поэта? – Медленная поступь.
Что ищет он? – Ни славы, ни гроша.
Так написать стихи как будто просто:
Отдернуть занавес – и запоет душа...
И каждый день – ненайденное слово,
А найденное – искренняя ложь,
Как белка в колесе, и все не ново,
А новое и найденное – грош...
Судьба поэта, кто часто современным ему обществом «восхищенно презираем и ненавидимо любим», – тема, к которой постоянно обращается Агеев, знаток и тонкий ценитель творчества Шекспира и Байрона, Пушкина и Баратынского, Гумилева и Пастернака. Прекрасный поэтический анализ лирики Александра Блока дан в элегии «Два стихотворения». Это интимный разговор двух поэтов, беседа людей творческого труда, близких по мироощущению. Их мир, мир романтиков, «построен на контрастах: реальность и мечта»; они отвергают жизнь-«пошлость», где «нет идеала, чувства красоты», а люди – «мертвецы, безглазы и пусты»; оба верят в возможность чуда - явления «знакомой Незнакомки». В стихотворении мастерски воспроизведен стиль поэта, который стал для Агеева духовным учителем, точно повторена блоковская игра шипящих и свистящих звуков, создающих впечатление чего-то мистического, нереального, потустороннего. Блоковские мотивы и образы пронизывают лирику Владимира Агеева, усиливая ощущение родства поэтических душ («Мистика Блока», «О Прекрасной Даме Блока», «Дай испить живой воды от твоего изголовья!»).
Искусство поэта сродни мастерству композитора: и тот, и другой находятся в поиске гармонии звуков. Поэт трудится над мелодикой стиха, работает над рифмой и стихотворным размером, создает звуковые образы. Владимир Агеев чувствует условность границ между музыкальным и словесным искусством, стремится преодолеть их, делая стих музыкальным, певучим. Не случайно в его поэзии так много образов из мира музыки. Слышны то плач скрипки, то звуки тромбона, то пение актеров, то мелодия вальса («Скрипка, скрипка, ты как крылья», «Рапсодия Листа», «Трио Чайковского», «Звуковая память», «Вечерние тромбоны и валторны»).
Человек с развитым эстетическим чувством и утонченным вкусом, он видит в музыке спасение от прозы жизни и ценит ее за то, что она дарует человеку иллюзию счастья, погружает в мир сладостных грез:
Музыка уводит нас от быта,
Музыку мы любим потому,
Что простая жизнь скучна и бита
И неинтересна никому...
Владимир Агеев – певец русской природы, неброской красоты родной земли. Созданные им словесные пейзажи богаты не красками, а образами и звуками, интересны не сами по себе, а по тому чувству, что пробуждают в душе человека. Сложная система ассоциативных связей: реальный пейзаж – художественный образ – поэтическое чувство, - сближают его пейзажную лирику с тютчевской школой натурфилософской поэзии.
Я прощаюсь с осенью,
Рад ли я – не рад,
Пробудились озими,
Сыплет листопад.
Листопад – как денежки,
Разбросал и лег,
Как в руках у девушки
Сорванный цветок.
Моросит бессолнечье,
Все раздражены,
И плывет без помочи
Серость тишины...
Я прощаюсь с птицами,
Мне бы в их края!
Пусть Россия снится им
И немножко я.
Пой, пичуга здешняя!
Скоро снег уже,
И снежинки нежные,
Как цветок в душе...
Поразительно, но любимое время года поэта – самое непоэтическое: это промозглая и серая поздняя осень, это холодная и снежная зима. Ему нравится оставаться наедине с умирающей природой, бродить в ненастье по обнаженному лесу или холодеющим приречным лугам, погрузившись в мир тишины и одиночества, воспоминаний о былом.
Чернеют небесные своды,
Нависли над грязью полей.
Ноябрь – это сумерки года,
Пора непроглядных ночей.
Наморщились старые лужи,
Вороне не встать на крыло,
И льдинки, и резкая стужа,
И ветви к морозу свело.
Ах, ветер, умерь свою ярость,
Согрей предпоследние дни:
Ноябрь – это ранняя старость,
А снег как седины Земли.
Ну что же, сумеем поладить
И с тенью бесцветных лощин,
С блаженством серебряных прядей,
С гармонией милых морщин...
Что-то тютчевское, щемяще грустное и одновременно умиротворяющее, веет от этих строк. Картина, нарисованная поэтом, напоминает полные задумчивости пейзажи И.Левитана. Уходящее время не связано здесь с мотивом старческой немощи и зависти к «племени младому». Избегая излишнего словесного узорочья, Владимир Агеев поэтизирует украшенную сединами старость как обретение житейской мудрости, гармонии мыслей и чувств.
Для современного лирика природа – великое таинство, источник любви, вдохновения, познания глубоких философских истин. Особенно хороши по своей поэтической отделке и емкости мысли его короткие, афористические стихотворения:
Ты слышишь скрип ольхи,
Не скрип, а боль отчаянья...
Глотни мои стихи,
Осеннее прощание!
Поверь мне, я польщен:
Пусть больно, тем не менее,
Но даже смерть – еще
Одно произведение...
Лирические философские миниатюры, созданные на контрасте, столкновении мира природы и мира человека, - одна из новаций поэзии В.А.Агеева. Два образа доминируют в них – образ летящей в небе птицы и образ осенней природы, символизирующие безвозвратно уходящее время:
Леса без листьев словно ребра...
Ну что ж, быть может, поделом,
Коль осень – неудачный образ,
Уже зачеркнутый крылом.
Куда меня мечты уносят?
К вчерашним тропкам наугад,
Где неприкаянная осень
И птицы стаями летят...
Мастерство поэта проявляется во внимании к звуковому оформлению стиха, в нагнетении согласных, позволяющих передать шорох упавшей листвы, хруст льдинок, свист вороньих крыльев и холодного северного ветра. Другой прекрасный образец звукописи – стихотворение о ранней весне, где «следам осенней грязи», которые обнажил дождь, бросают вызов приметы пробуждающейся природы: «влажный дым весны и ветка вербы в вазе» («Весенняя свеча»).
Красная веточка с пушистыми мышками всегда была символом весны, потому что напоминала о светлом православном празднике – Вербном воскресении и о любимой детской забаве – призывании солнышка, когда на окошко ставились пруточки ивы и их нежное желтое цветение на фоне грязноватого талого снега говорило истосковавшимся по теплу людям, что зима уходит и не за горами буйное весеннее половодье, первая зелень проталин с солнечными цветами мать-и-мачехи. Поэт сумел передать радостное чувство при виде весеннего обновления земли в звонких песенных строчках, где ощущение победной поступи весны создается путем нагнетения в стихе глагольных форм:
Взошла, пробилась, щебеча,
Бурля и набухая,
Зажгла свечу... Гори, свеча,
Зелено-голубая!
С особой теплотой Владимир Агеев пишет о театре. Профессиональный актер, покинувший сцену, чтобы стать школьным учителем, он в душе остался верен театру. Его стихи наполнены шорохом кулис, аплодисментами зала, трепетом взлетающего занавеса, запахом грима и картонных декораций, ироническими репризами, цитатами из пьес, именами актеров, режиссеров, драматургов. Служителям Мельпомены посвящено немало стихов сборника, но лучшее из них – «Возлюбленные изгои», где речь идет о судьбе странствующих артистов. Суровая до аскетизма атмосфера поэзии В.А.Агеева, как по мановению волшебной палочки, изменяется до неузнаваемости. Мы слышим хохот ярмарочной толпы и шутовские песни; картина балаганного праздника расцвечена яркими красками. Жизнь бродячих артистов бурлит и кипит; их игра забавляет всех: скупердяя богача и голодного бедняка, набожного монаха и разбитную девицу, чванливого аристократа и безродного плебея.
... Бродячие актеры
Раздвинули фургон
И приглашают хором
На театральный трон!..
Жонглеры, мимы, клоуны,
Мгновенность эпиграмм,
Восторги и поклоны...
Ах, сцена – чудный Храм!
В комедиях дель арте
Простят шуту-вралю
Помеченную карту
И правду королю...
Стихотворение написано легким, словно летящим, ямбом, способным передать восхищение автора искрометной игрой странствующих актеров, его влюбленность в театральное действо и мимолетное чувство печали по ушедшей молодости, мечтам о сценической славе.
Для поэта-романтика «весь мир – театр», а жизнь человека – высокая драма, разыгранная по сценарию судьбы. Каждый в этом мире актер, играющий свою роль в великой пьесе бытия. Памяти самых одаренных из них посвящены стихи Владимира Агеева - стихотворные портреты Иннокентия Смоктуновского, Андрея Миронова, Владимира Высоцкого. Актерское прошлое поэта помогает ему быть разным на уроках русской словесности в школе:
То он герой, то он злодей,
И надевает сотни масок
Эпох, коллизий и идей -
и каждый раз быть убедительным в новой роли, ибо дети безошибочно чувствуют фальшивые ноты в словах и поступках взрослых.
Когда В.А. Агеев касается темы детства, его стихи переполняет нежность и доброта, из «сумеречного» поэта он превращается в певца весны и солнца. Привычная черно-белая палитра красок меняется на радужное многоцветье, поэтизация осеннего увядания и мрака ночи уступает место описанию утреннего пробуждения и игры солнечного зайчика на стекле. Особенно это чувствуется в стихах, посвященных любимой внучке Маше:
Утро пахнет детством
В чем-то голубом,
Бабушкиным тестом,
И забытым сном;
Со двора влетает
В самое окно,
Ароматом мая
Льется, как вино;
Смотрит на подушку
Зайцем на стекле,
Пощебечет в ушко
О счастливом дне.
Поэт тонко чувствует адресата, поэтому всегда разнообразен: по-рыцарски галантен в посланиях к женщинам («Я думаю о Вас. Тане А.»), уважителен в стихах к друзьям («Шестьдесят. С.Г. Моисееву»), серьезен в разговоре с учениками («Бывшей ученице. Г.Н. Немировской-Кондаковой»), требователен к себе в размышлениях о собственном поэтическом творчестве («О немота моя»).
Владимир Агеев вошел в русскую литературу как поэт-философ, свято чтящий традиции отечественной стиховой культуры. Его произведения отличаются глубиной мысли, свежестью образов, неподдельностью чувства. Он создал удивительные, навсегда запоминающиеся строки, которые могут украсить любую антологию современной русской лирики:
Поэтическое поле –
Для невенчанных невест.
Ну и что? Такая доля:
Там, где слава, там и крест.
Зажигайтесь, звезды-свечки!
Даже в горе яркий свет.
Что там вечер, если вечен
На земле моей поэт.
Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой мировой литературы Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина
С.Н. Травников
(Источник - Современный отечественный поэт Владимир Агеев; http://vladimir-ageev.ru/index/0-31)
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
