- Вы еще тут командовать будете! – Попытался поважничать старшина, но, увидев перед носом ранее никогда не попадавшееся ему на глаза удостоверение работника ЦК Компартии, в раз остыл и заискивающе закивал головой. – Я все понял, гражданин… товарищ инструктор… Я все понял. Офицер сейчас же будет. А мы с Вами давайте обойдем вокзал и прилегающую территорию. Может, и заметите что-то подозрительное, чему ранее значение не придавали. Может, и портфель Ваш найдем. Воры, они вещдоки с собой не таскают. Они их в первом же мусорном ящике оставляют. Уж поверьте…
Прибывший по вызову, дежурный офицер линейного пункта милиции, представившись потерпевшему, поддержал затею старшины, подтвердив возможную ее полезность. И действительно, спустя полчаса портфель был обнаружен в кустах возле дороги. Только денег и пакета с бумагами в нем не оказалось.
Дальнейший разговор с потерпевшим велся начальником линейного отдела милиции в присутствии дежурного по обкому партии и присланного из УКГБ области сотрудника в гражданском костюме с ярко-красным галстуком на белоснежной рубашке под черным пиджаком. Местом для беседы выбрали кабинет командира авиаотряда, для чего тот срочно был доставлен в штаб. После того, как кабинет был открыт и участники беседы расположились по обе стороны приставного столика, командира авиаотряда, только приземлившегося в свое мягкое рабочее кресло, попросили оставить кабинет, заодно намекнув на то, что по чашке горячего кофе на душу присутствующих никак не оскорбит их служебное и деловое рвение. Выдернутый непонятно зачем из объятий теплой постели в эту наполненную холодной слякотью ночь, командир авиаотряда и сам был рад посидеть где-нибудь в теплой, непринужденной обстановке. По этой причине, просьба была исполнена с таким проворством, какое позволяло ему его служебное положение.
Спустя короткое время в кабинет вошла стройная девушка в костюме бортпроводницы и водрузила на столик перед восседавшими вокруг него мужчинами поднос с четырьмя парящими чашками кофе и вазой с печеньем.
- Приятного аппетита! - Ответила девушка благодарившим ее мужчинам и с улыбкой на лице покинула кабинет.
- Позвольте, уважаемый Юрий Владимирович, продолжить нашу беседу. – Обратился к инструктору ЦК начальник линейной милиции. – Необходимо только уточнить кое-какие подробности. Я внимательно изучил протокол Вашего устного заявления и объяснение, записанное с Ваших слов дежурным. Скажите, пожалуйста, отчего Вы остановились именно в том месте зала? Могли ли Вы видеть кого-либо, кто мог бы вызвать у Вас подозрение своим поведением?
- Знаете ли, майор, я давнишний болельщик «ЦСКА». А тут слышу по телевизору, что ваш динамовец, Саша Мальцев, нацелился забросить шайбу моей любимой команде. Реакция была естественной. Я остановился напротив экрана и стал аплодировать вратарю, не допустившему этот позорный факт. Портфель же поставил между ног, зажав его ботинками. Когда решил взять его в руки, то… Дальше Вы знаете, майор.
- Рядом с Вами в тот момент никто не стоял?
- Я же понятно пояснил Вам, майор, что мне было не до того. А в зале было достаточно много людей. Ведь, регистрация же заканчивалась и готовилась посадка сразу на два рейса. А мне никуда, кроме экрана, и смотреть не хотелось в тот момент.
- Что мы имеем? – Водрузив свое тело на первое сидение «уазика» начал диалог со мной начальник отдела. – Доставившая Юрия Владимировича, обкомовская «Волга» укатила в гараж сразу же после того, как он прошел регистрацию для посадки в самолет. И он на эту самую посадку и следовал, когда информация с экрана его остановила и отвлекла внимание от всего происходящего вокруг. Отвлекся всего максимум на минуту. И нате вам…
Плохо работаем, капитан! Плохо работаем! Ленимся лишний раз задницу от стула оторвать. Что у нас в аэропорту? Всего лишь линейный пункт. А у тебя в подчинении целое отделение бездельников, которые могли бы и здесь плотно зарядить оперативные позиции, чтобы нам не гадать каждый раз на кофейной гуще. Третья кража за неделю! Теперь на партработника нарвались. Бумаги у него, важные! Материалы отчетно-выборной партконференции!
- Чего же он без сопровождения их в портфеле таскал? – Попытался вставить я.
- С тобой не посоветовался! – Оборвал меня начальник. – Пусть они с этим сами разбираются. Только теперь нам еще и из «глубокого бурения»* парней приставят. Помощи, может, и на грош. Зато информацию регулярно подавай. Осмыслил! Ты там орлам своим скажи, чтобы аккуратней с языками да выходками своими. В раз наверх информация пойдет. Это они умеют. Потом не досчитаемся кого. Понял?!
- Так точно! – Отчеканил я, вскидывая к виску правую руки.
- К пустой голове, капитан, руку не прикладывают! – Сострил начальник и весело расхохотался собственной шутке.
*****
«Шерстомойка» являла собой самое антисанитарное производство в системе недавно достроенного на ее базе со значительным расширением территории суконно-камвольного комбината. Тесное здание, построенное еще в первые годы двадцатого столетия, было напичкано оборудованием выше всяких норм. По этой причине, работники ее вынуждены были устраивать попеременно «перекуры» с выходом наружу в любое время года, чтобы хоть как-то восполнить жажду свежего воздуха. Попеременно, как это отработалось само собой за долгие годы, люд выходил на посиделки в полузакрытую беседку с повешенной на нее рукой пожарника табличкой: «Место для курения». Курящих тут особо не замечалось. Разве, только в бригаде слесарей, где, в отличии от основного цеха, работали мужчины. Те могли себе позволить подымить горьким табачком дешевых папирос, поскольку не «наслаждались» одинаково с женщинами в цеху едкими парами производства. В цех они заглядывали только по случаю ремонта. А курить
______________________
* - так называли КГБ
могли позволить себе и в своей мастерской. Так получалось, что «курилку» выбегали только женщины. За короткие пять-десять минут посиделок они могли каждый час обменяться новостями, от бесполезного хранения которых в душу заползал какой-то зуд.
- Привет, Ритулик. Поговорим? – Мимо выходившей во двор Риты, не поворачивая в ее сторону головы, прошел стройный мужчина лет тридцати в слесарной спецодежде и растворился в тени за гранью желтой поляны, выхваченной у ночи неярким светом одинокой лампочки у «курилки».
Постояв некоторое время у стены, Рита шагнула вслед за мужчиной.
- Ишь. Снова с чужим мужиком мастерица наша прячется. У муженька ее уже рога, видать, за провода цепляются. – Заметила исчезновение Риты толстая бабенка, которая только-только завела новую сплетню о делах житейских своих соседей. Она расплылась в загадочной улыбке, от которой ее маленький носик совсем утонул в пухлых щеках.
- Завидно, Глашка? Ты, вона, к Антипычу давно салазки намазала, а он и взглядом не косит. – Вмешалась в разговор соседка толстушки по скамейке.
- Ты, Смирнова, брось! Мне свово мужика в достаточности. Не гулящая, как мастерица наша. Не погляжу, что бригадирша! Космы-то повыдергаю!
- Тише ты, Глашка! – Цыкнула на нее женщина с другого боку. – Чего раскудахталась? Больше всех надо? Иль завидуешь, что мастерица покрасившее тебя будет. Может ты им фонарь держала?
- Не держала. Тебе такое удовольствие оставила. А мастерица-то наша – баба замужняя. След, ей бы не связываться с чужими мужиками. Мы ее в профком, а она в кусты! Гнать таких надо из профкома! – Продолжала стоять на своем Глашка.
- Люди может только разговаривают о чем интересном. А тебе уже и иное мерещится. У кого что болит? Не твое то дело. Пошли, девоньки, «накурились» уже. Мастер! В цех мы пошли! – Перебила Глашку бригадирша.
- Иду! - Отозвалась Рита.
*****
- Вот, капитан, гости к нам! – Известил меня начальник отдела, как только я переступил порог его кабинета, куда прибыл по срочному вызову. – Их руководство предложило скорректировать наши действия и выработать совместный план.
- Приветствую! – Представитель «конторы глубокого бурения» протянул мне руку, привстав за столом. – Не удалось ближе познакомиться раньше. Капитан Ершов. Ким Васильевич. Можно – просто Ким.
После взаимных приветствий мы занялись анализом того, что удалось «нарыть» по краже злосчастного партийного портфеля. А «нарыть» удалось совсем не много. После установления и допроса всех лиц, которые могли находиться в зале аэропорта в момент кражи, были выявлены два свидетеля, вернее свидетельницы, которые смогли хоть как-то пролить свет на случившееся в ту ночь. Одна из них, пожилая женщина, вылетавшая часом позже по местному рейсу, запомнила представительного мужчину в коричневом пальто с воротником из крашеной ондатры и ондатровой же шапке, который проходил регистрацию в кассе напротив того места, где сидела она в ожидании своей регистрации. Этот мужчина держал в руках черный портфель с двумя замками, точно такой, какой подарили в райкоме партии на юбилей председателю их колхоза. Именно из-за этого портфеля она и наблюдала за этим пассажиром. Поняла, что не простой это человек, а из начальства какого. После регистрации человек с портфелем постоял немного возле висящего на стене, на специальной подставке телевизора. А затем засуетился как-то и побежал к стоявшему у входа в зал регистрации милиционеру. Рядом с человеком с портфелем на секунду останавливался мужчина в черном полупальто, из-под которого проглядывал белый свитер толстой вязки. Головного убора на нем не было. В руках держал паспорт, с вложенным в него авиа билетом. Явно тоже шел на посадку. После того, как мужчина в ондатре побежал к милиционеру, этого, в черном полупальто, она больше не видела. По ее словам выходило, что он ушел в самолет. Почти то же самое повторила и девушка-студентка, провожавшая свою подругу на рейс, в который должен был садиться и потерпевший.
- Вот такая у нас картина нарисовалась, товарищи капитаны. – Подвел итог начальник отдела. – Вам теперь истину устанавливать предстоит. Ну, точно, как в кино: «Два капитана».
- Будем стараться. – Заверил чекист Ершов. – Думаю, может случиться так, что наша совместная деятельность не очень долго продлится. Руководство обратилось в столицу с ходатайством о снятии грифа с бумаг Юрия Владимировича. Если получим согласие, то всю информацию, какую будет можно, сольем вам отдельной справкой. Я пошел.
После того, как за Ершовым закрылась дверь, начальник отдела развел руками:
- Вот те, нате! Рассекретят бумаги и отчалят. Ладно, хоть что-то полезное наскребут, может быть. Хоть что-то…
Агент Соловей вызвал меня на экстренную встречу.
- Мы так не договаривались, начальник. По какому случаю меня ваши мужики «пасут» целый день? Я не при делах. Как столковались. Мне новый «отсид» не к месту. – Возмущался Соловей при встрече.
- Никого мы тебе не цепляли. – Заверил я, и тут же внезапно возникшая мысль заставила самому задать неожиданный вопрос. – Ты случаем несколько дней назад к столичному рейсу пассажиров в аэропорт не подвозил?
- Было дело. Подвозил молодого мужика. Еще посоветовал ему в такую погоду на голову что-нибудь надевать. Очень спешил. Платил два счетчика, чтобы вовремя приехали. – Подтвердил Соловей. – Откуда знаешь, начальник?
- На том стоим, чтобы много знать! – Отрезал я любопытство собеседника. – А хвост точно не наш. Разберусь с этим. Только ты мне бумагу черкни, что да как было. Забыл, как объяснения пишут? Не тормози!
- Ты меня, начальник, на самом денежном времени сюда затащил. К самолетам люди спешат. Будешь компенсацию выдавать? – Попытался пошутить Соловей.
- Ты пиши быстрее. А об остальном потом. Спасибо еще скажешь, когда отстегнем «хвост». Иначе ребятки могут на тебя информацию нежелательную выдать, а потом разбирайся, кого и за какую цену возил. Мне тебя «отмазывать»? - Ограничил я его желание к веселью.
- Ладно, начальник, пишу уже. – Соловей старательно зацарапал пером авторучки по листу бумаги, примощенному для писанины на «торпеде» его машины.
- Капитана Ершова мне. Кто спрашивает? Начальник уголовного розыска. Из линейного отдела. Срочно нужен! Приветствую! Ким Васильевич, это ты к такси «хвоста» приладил? Я так и думал. Можешь сворачивать. Откуда узнал? Он у меня парень тертый. С ним в разведку ходить можно. По хулиганке отбывал. Десантник бывший. С женой что-то там у него получилось. Новостей? Пока особых нет. Обязательно сообщу. Ну, пока! – Я бросил трубку на рычаги. – Новости всем подавай! Мне они и самому надобны. Да, где взять?
- Вот, Вас требует, товарищ капитан. – Дежурный жестом руки предложил стоявшей рядом с ним женщине с заплаканным лицом пройти в мой кабинет. – С другими говорить не хочет.
- А почему именно ко мне? – Поинтересовался я, когда женщина присела на краешек стула напротив меня и попросила подать ей воды. Слезы обильно текли из ее глаз. Они оставляли на щеках извилистые дорожки, слегка подкрашенные черной краской для ресниц.
- Мне подруга присоветовала. Ковалева Ольга. Помните такую? Вы нашли того, кто пытался вытолкнуть ее из вагона… Она тогда еще за пьяного мужика, которого в тамбуре грабили, заступилась… Сказала, что только Вы и поможете. - Женщина на минутку прервала свою речь и старательно промокнула беленьким платочком глаза и щеки. – Простите… Не могу сдержаться… С того дня, как узнала, что сестренки моей, Светика, больше нет…
Рыдания женщины снова прервали ее попытку высказать все, что хотелось. Но она сумела взять себя в руки и продолжить.
- Неделю назад я сестренку потеряла. Врачи виноваты. Не лечили, как надо. Списали на воспаление легких. Вроде, продуло ее слабенькую, у окна. Сквозняки мол. А все совсем не так было. Мне про то тетка моя по отцу рассказала. Она там в санитарках. В больнице этой. Слышала, как врачи друг другу говорили, что что-то в историю болезни внести надо, чтобы под пневмонию…
- А с каким диагнозам сестренка Ваша на лечение легла? – Воспользовавшись короткой паузой, вставил я свой вопрос.
- С ушибом головы. Она на стройке работала. Что-то там откуда-то отскочило и ее по самому темечку долбануло. Не смертельно… Но в больницу без сознания отвезли. Спустя неделю уже к выписке готовили, а затем… Нет моего Светика… - Снова зарыдала женщина.
- И Вы считаете, что в смерти сестренки врачи повинны? - Вставил я вопрос.
- Они. А зачем было историю болезни переделывать?
- Вообще-то, с таким заявлением к прокурору надобно обращаться, уважаемая вы моя. Ладно. Не надо плакать! Пишите заявление. Напишите и данные своей тетки. Нет, уважаемая, мне ее данные очень надобны. Ну, хорошо. Я сам себе их запишу. Говорите.
- Тебе мало одного «резонансного» дела с кражей портфеля у цековского, так ты мне решил тоже подобное подсуропить? Чтобы никто обделенным не был? Молодец! – Заместитель транспортного прокурора, Павел Сергеевич Суханов, был на самом деле моим хорошим товарищем, хотя подобные взаимоотношения прокурорских с милицейскими не очень одобрялось руководством областной прокуратуры, и не скрывал своих отношений со мной. – Надзорную инстанцию ублаготворяешь особым вниманием к ней! Ты еще до меня не дошел с материалами, а от первого секретаря райкома приглашение поступило, чтобы мы с тобой повстречались с ней в непринужденной обстановке в Доме культуры железнодорожников. Она туда едет знакомиться с результатами подготовки зала к проведению партактива с железнодорожниками. Ты понял, о чем я? В непринужденной обстановке. Дружеские советы будет давать, как дело наладить. И никакого вмешательства в следствие. Я уже такое проходит, если тебе впервой. Пошли уж.
Паша Суханов, обозначенный для иных, как Павел Сергеевич, был человеком особого склада. Невысокого роста, щуплый на вид, этот человек обладал богатырским здоровьем, начиная каждое свое утро с обливания холодной водой и принятия на голодный желудок стакана холодной же воды.
Обязательная пробежка в тонком трико по поселку, в одной из пятиэтажек которого он проживал, вызывала удивление у любителей подольше поспать. Особенно, когда пробежки эти совершались в трескучие морозы.
- Мы – алтайские кержаки! Нас морозом не прошибить! – Отшучивался Паша на вопросы любопытствующих о причинах его «неразумных» поступков в зимнее время. – Так еще мой дед поступал в свое время. Только бегал он по тайге с ружьецом. А я вот тут, в городских условиях. А стаканчик ключевой воды на голодный желудок – это бальзам долголетия. И вам советую.
Прокурорским работником он стал не случайно. Сначала мама, потерявшая мужа еще при малолетстве своего сынка, решила сделать его музыкантом. Даже отдала на обучение в музыкальное училище. Трудилась она путейцем на алтайской станции Локоть. Хотя до эвакуации сюда с Кавказа преподавала музыку и пение в школе. Ее способности в военное время на станции никому не понадобились. Пришлось ей в ожидании мужа с фронта, надеть на себя промасленную робу. Думала, что сынок станет музыкантом. А он, после окончания училища, уехал на Урал. Спустя два года перевез мать к себе, учась на вечернем отделении юрфака и работая стажером в прокуратуре. Любимый матерью баян брал в руки только во время вечерних общений.
- Не знала, маманя, что мечта стать следователем, родилась во мне сразу же после того, как посмотрел старый фильм «Дело «пестрых». С той поры уже знал, что добьюсь ее свершения. Так, что – все по плану. – Как-то рассказал мне свою историю Паша.
Дом культуры был богато обвешан полотнами кумача с разными призывами, срочно нанесенными на них местным художником белой краской. Хотя время жить при коммунизме, обещанное когда-то Хрущевым, уже наступило, плакаты по-прежнему призывали нас к постоянной борьбе за что-то далекое, радужное и недоступное.
- Здравствуйте, товарищи! – Маленькая седая женщина в строгом деловом костюме с милым лицом преподавателя начальных классов протянула нам руку для пожатия. – Я решила с вами поговорить, как с партийными товарищами безо всяких должностных различий. Имеем мы на это право?
В знак подтверждения своего согласия, мы с Пашей, не согласовывая своих действий, в раз кивнули головами.
- Вот и хорошо! – Продолжила первый секретарь райкома. – Вот и славно! Вопрос сам по себе пустяковый. Нужно просто с особой корректностью отнестись к поступившему в ваш адрес заявлению от Настасьи Дубковой. Вы, очевидно, знаете, что Настасья является передовиком производства, секретарем партячейки. За успехи в соцсоревновании за прошедшую пятилетку она представлена к ордену и избрана делегатом на республиканский съезд Компартии. Погибшую сестренку растила одна, забрав ее из детского дома, в котором ранее обе воспитывались. А, теперь, по чьей-то халатности, как я делаю вывод, она потеряла самого дорогого ей человека. И это произошло накануне съезда. Вы понимаете, о чем я?
Мы с Пашей снова кивнули ей в ответ.
- Я так и думала, что товарищи по партии всегда поймут друг друга. Прошу об одном: дайте виновным самую объективную оценку, и на пядь не отступая от требований нашей соцзаконности, товарищи. С председателем райсуда я тоже переговорю. Думаю, у вас будет полное взаимопонимание. Теперь, товарищи, поглядим, как работники Дома культуры оформили здание к нашему партийному празднику. Пойдемте. – И увлекла нас вслед за собой на обход здания.
- Все понял? – Поинтересовался у меня Паша, когда мы возвращались к нему в контору. – Не зря ее Комиссаром прозвали. Мягко стелет. Попробуй, соскочи, тогда поймешь, как она умеет гайки заворачивать. Что будем делать? Ты понимаешь, что для дальнейшего расследования факта гибели сестренки Дубковой нам необходима эксгумация трупа? А для того необходимо согласие на ее проведение, с отчленением головы для посылки на экспертизу в Москву. Вот тебе и поручим этот вопрос. Она к тебе с доверием, а ты к ней с этим предложением. Поглядим, как вам обоим это понравится. Это тебе мой ответный подарок! Кстати, и саму кладбищенскую процедуру тебе в довесок прицеплю. Думаю, рад!
И Паша рассмеялся, довольный собственной шуткой.
- А пока, пригласи-ка к себе врача Дубасова. Вы, как мне известно, из достоверных источников, одноклассниками по школе являетесь? Вот и выясни в дружеской беседе, согласен он с показаниями медсестры, или противоречить чему пожелает, пока экспертиза не завершится.
Нельзя сказать, что мы были очень дружны в школе. Разность семейного положения, в то время очень сказывалось на отношениях школьников между собой, а учителей, к каждому из них. Я был сыном пенсионера и домохозяйки, явившийся результатом их взаимных горячих чувств не выплеснутых в долгие годы военной разлуки. Он же – сын главного врача городской больницы, перед которым почтительно раскланивалась добрая половина населения, хоть как-то соприкоснувшаяся с необходимостью обратиться в его заведение. Но встреча состоялась довольно тепло. Словно не было ранее подчеркнутого превосходства положения одного над другим.
После долгого рукопожатия и беглого расспроса о пролетевшем времени, я вынужден был оборвать процедуру встречи и усадить Алика на небольшой диванчик, стоявший в этом кабинете, очевидно, еще во времена жандармов, в наследство от которых и перепало нашему отделу старое здание, выложенное из неоштукатуренного красного кирпича.
- Чем могу быть полезен, Володя? – Поинтересовался Алик, усаживаясь удобней. – Не для встречи же со школьным товарищем приглашался?
- Честно? Не для встречи. Мне сейчас более надобен доктор Дубасов, чем школьный Алик.
- И для чего, позволь спросить тебя? Допрашивать будешь?
- Пока нет. Пока только объяснение твое устное запротоколирую. А допрашивать тебя, если доведется, в прокуратуре будут. Я только отдельное поручение заместителя прокурора выполняю. – Переключая Алика на деловой разговор, ответил я.
- Даже так? И что же я такое совершил? – С улыбкой четко подчеркнувшей его безразличие к происходящему, произнес в ответ Алик.
- Сдается нам, что гражданка Дубкова покинула этот бренный мир вовсе не при тех обстоятельствах, которые были отражены в ее истории болезни. Вовсе не при тех. Чему свидетельствует подтвержденный экспертизой факт замены части листов с текстом в этой самой истории. Вот такая вот история получается. – Скаламбурил я.
- Меня мало интересует, что Вам «сдается», товарищ капитан! – Вдруг взорвался Алик и маска хладнокровия мгновенно покинула его лицо. – Или Вы конкретно ставите мне вопросы, а я на них отвечаю, или я требую встречи с прокурором.
- Хорошо, товарищ Дубасов, перейдем на официальный разговор. Хотелось просто пообщаться более просто, как старые школьные товарищи. Вы сами на то, товарищ Дубасов, намекнули в начале нашей встречи. Будем считать, что та фраза вырвалась у Вас случайно. – По лицу Алика было видно, что он сам уже не рад допущенной выходке, но я решил теперь уже «дожимать» ситуацию по предложенному им сценарию. – Имеющиеся объяснения свидетелей и некоторые документальные подтверждения явно указывают на совершенный подлог в медицинском документе, имеющим большую важность в установлении причины, вызвавшей гибель человека. Я достаточно четко поясняю обстоятельства, вызвавшие необходимость нашей встречи? Поскольку материалы проходят еще предварительную проверку перед возбуждением уголовного дела, вы, товарищ Дубасов, который, по всем имеющимся данным, может стать в общении с органами гражданином, вызваны для дачи пояснений по некоторым фактам, имеющим к Вам самое прямое отношение. Некоторые записи на страницах, отнесенных экспертом к измененным, сотворены вашей рукой. А я должен услышать от Вас, насколько достоверную информацию они в себе несли. И это понятно? Тогда убедительно прошу дать по этому поводу объяснение.
На лбу Алика выступили маленькие капельки пота. Он промокнул их носовым платком. И тут же маска полного безразличия к происходящему возвратилась на его лицо.
- Я делал записи только один раз. Ни с кем, ни в какие сговоры не вступал. Соответствие содержания записей истинному положению дел подтверждаю.
Если у Вас, товарищ капитан, имеются иные сведения, то постарайтесь проверить их достоверность другими путями. Мне эти бредни не интересны. Давайте протокол. Я подпишусь под своими словами. – Алик извлек из внутреннего кармана пиджака шикарную авторучку. Такое изделие промышленности мне довелось увидеть впервые. Позолоченный колпачок был выполнен в форме Спасской башни Кремля и завершался рубиновой звездочкой. Золотое перо очень красиво сочеталось с водруженным на обратном конце ручки колпачком.
- Красивое изделие! – Не скрыл я своего восторга. – Редкое.
- Жена на день рождения подарила. Ей подруга из Москвы привезла. – Гордо повертев перед моими глазами это произведение искусства, произнес Алик.
*****
- Соскочил твой Ершов! – Встретил меня этим сообщением начальник отдела, когда я зашел к нему на доклад. – Сняла столица гриф с документов. Извещение из их конторы пришло. Что я говорил?! А у тебя, как и вчера, из сведений – хрен да маленько! Теперь тебе пахать в полную! В общем-то, на иное, я и не рассчитывал, Говори, зачем явился? Снова будешь мозги мне пудрить разными разностями вокруг да около? Нет времени! Говори скорее.
- Новая информация по делу проклюнулась, товарищ майор! Нам с Вами «наружку» запросить придется. Откуда я знаю, на сколько дней? По полной. Тут явно можно на нужный след выйти.
- А теперь, подробнее! – Распорядился начальник, протягивая руку за принесенными мной документами.
*****
- Виктор! Ты куда меня привез? – Делано удивилась Рита, когда такси притормозила перед мостом, ведущим на большой остров, когда-то названный городскими властями «парком культуры и отдыха», а в силу обилия богатой природной растительности и наличия зарослей цветущих диких кустарников ставший просто местом паломничества тех, кто, не желая откровенничать перед другими, проводил здесь время своих любовных утех.
Потому в народе его прозвали – «парк кустотерапии».
- Дальше не могу! – Обернулся к ней таксист. – Видите, «кирпич» висит. Мне дороги нет. Дальше уж пешочком.
- Захотелось по природе погулять. – Застенчиво заявила Рита, хотя никто и не ожидал от нее отчета.
- Понятное дело… - Таксист заулыбался. – Я сюда многих «любителей природы» подвожу. Хорошей вам прогулки!
Парочка быстрым шагом пересекла мост и углубилась в дремучие заросли «парка».
Настроение у меня было отменное, когда я влетел в кабинет своего дорогого начальника.
- Докладываю, товарищ майор! Свидетели опознали по фото оперативных съемок нашего загадочного похитителя портфеля! Все, кто его видел. Безо всяких оговорок!
- Надеюсь, ты уже готов мне сообщить и данные этого «специалиста»?
- А как же?! Это ни кто иной, как Ансимов, известный среди уголовников, как Москвич, Сима и под некоторыми другими кличками, которые приобретал в ходе своего «профессионального» роста.
- Короче, Склифосовский!
- Слушаюсь! – Поддержал я шутливый тон начальника. – Могу короче. Трижды судим за кражи личного имущества. Один раз, по малолетке, за грабеж оного. Откинулся… простите, освободился из мест заключения семь месяцев назад. Признан особо опасным рецидивистом. Под административным надзором. Сразу же трудоустроился. Снял комнатку в рабочем общежитии. По договоренности с комендантом, получил одноместную комнатушку в самом уголке коридора второго этажа. Ни с кем из блатных в контакт откровенно не вступал. Твердил при постановке на учет, что теперь в «завязке» и от «дел» отошел. Только не все так светло. Помните сумочку пожилой дамы, которая доверила на вокзале наблюдать за ее вещами «очень положительному человеку интеллигентной внешности»? Там еще ее фамильная брошь фигурировала, которую она внучке везла в подарок, по поводу окончания университета. Да-да! Бабочка с изумрудными глазками и перламутровыми крыльями! Так эта дама опознала в нашем Москвиче того самого «интеллигента».
- Дай-ка глянуть на его физиономию. – Начальник протянул руку, в которую я вложил фотографии оперативной съемки. – Точно! Не знал бы, кто этот субъект, подумал бы, что учитель школьный… или артист из театра. Гляди, как прифрантился! И галстучек модный… Чего от меня нужно?
- Помочь с санкцией на обыск, в квартире этой его подруги. – Я ткнул пальцем в фото.
- А личность установил?
- Ребятки мои уже работают.
- А что твой Суханов?
- Говорит оснований пока нет.
- Ладно. Устанавливай личность. Поговорю с прокурором. – Заверил начальник.
Передо мной сидела красивая молодая женщина. Жгуче-черные волосы красивыми волнами обрамляли ее лицо и мягко ложились на плечи. Черные брови и ресницы особо подчеркивали выразительность ее карих глаз. Тонкий прямой нос над алым очертанием чуть пухленьких губ придавали лицу такое природное благородство, которое, в моем понятии, было свойственно только придворным особам далекого прошлого, память о которых доносили до нас открытки с изображением музейных экспонатов. Я даже ощутил некоторое смущение, что, бесцеремонно, вызвал ее прямо с рабочего места и готов был, в случае надобности, ехать рыться в вещах этой необыкновенно красивой женщины. Санкцию на обыск я уже держал в запасе.
- Прошу сообщить свои данные. Фамилия, имя, отчество и прочее… - Задал я свой первый вопрос, отводя глаза от женщины и несколько ниже, чем того требовало мое зрение, склоняя голову над бумагой.
- Дубасова. Рита Ивановна. Проживаю… - Дальше проследовало полное изложение анкетных данных.
- Извините. А Дубасов Алик Вам кем-нибудь приходится? – Вставиля неожиданный вопрос.
- Это мой муж. А что? – Вскинула брови моя собеседница.
- Одноклассник он мой. До седьмого класса вместе учились.
- Отчего же я о Вас ничего не знаю? Все его одноклассники, которые еще живут в нашем, городе были на нашей с ним свадьбе. Да и сейчас навещают.
- Мы с ним, после того, как я в техникум со школы перешел, только случаем и встречались. А потом и вовсе друг друга потеряли из виду.
- Понятно. Чего же Вы от меня так срочно услышать захотели? – Давая понять, что разговоры на вольные темы ее не интересуют, сменила тему Рита.
- Скажите мне, пожалуйста, знакомы ли вы с гражданином Ансимовым? Виктором его зовут.
- А что? Личные знакомства уже стали предметом расследования милицией?
- Нет. Еще не стали. По крайней мере, не все. А вот Ваше знакомство с этим человеком меня очень интересует.
- А не кажется ли Вам, милый мой представитель власти, что сердечные дела женщин являются их безраздельной собственностью, вторгаться в границы которой, если вы не являетесь базарной сплетницей, унижает достоинство мужчины? – С некоторым высокомерием мудреца, наставляющего неразумного ученика, произнесла Рита.
- Нет, не кажется. Когда мне поручено раскрыть преступление, я вторгаюсь в разные сферы личной жизни ее участников. Такова моя профессия. Потому убедительно прошу Вас пооткровенничать со мной. Если мы сумеем понять друг друга, то расстанемся уже после беседы. Если же этого не произойдет, то, увы, я вынужден буду нанести визит в ваше с мужем уютное семейное гнездышко и навести в нем некоторый беспорядок в присутствии, приглашенных в качестве понятых, соседей. Каков будет Ваш выбор теперь?
Она на минутку задумалась.
- Говорите, что Вас интересует! И закончим наше общение здесь! Теперь мне понятно, отчего вы не в кругу друзей моего мужа. - Рассерженно произнесла Рита.
- А интересует меня, как и прежде, Ваши личные отношения с гражданином Ансимовым…
- Я не знаю такого! – Резко оборвала меня Рита.
- Взгляните. – Я разложил перед ней несколько фото. – Судя по тому, как он обнимает Вас за плечи, прогуливаясь в парке, я не могу Вам поверить.
Теперь молчание женщины затянулось на больший срок, чем до того. Она прикрыла лицо ладонями, словно пыталась спрятаться от меня, и опустила голову.
- Надеюсь, Вы не сделаете это достоянием моего мужа? – Вдруг тихо проговорила она.
- Не сомневайтесь в моей порядочности. Я не давал Вам к тому повода. А разговор, откровенный разговор, должен у нас состояться. Я потом сам выберу то, что должно лечь в текст официальной записи. Договорились?
- Пишите…
Перед самой войной семья бывшего дипломатического работника, Огаркова Семена Семеновича, сгинувшего в тридцать девятом году где-то в подвалах Лубянки, была сослана на проживание в далекую казахскую степь. Жена дипломата имела на своем попечении двух стариков. Мать своего пропавшего мужа, потомственную дворянку и своего отца, довольно старого отставного царского полковника, который только и провинился перед Советским государством, что позволил себе родиться в семействе потомственных военных, графов Огарковых и проливать кровь во имя Отечества в первой империалистической войне, откуда вернулся списанным из армии подчистую из-за тяжелого ранения. Возможно, происхождение тестя и повлекло все невзгоды обрушившиеся на эту семью. Долгая поездка в товарном вагоне эшелона для эвакуированных подорвала и без того слабое здоровье тестя. На одной из станций, под строгим приглядом конвойных эшелона, остывшее тело тестя мужчины уложили на носилки и унесли куда-то за станционное здание. Даже проводить его в последний путь, дозволено не было. В казахские степи прибыли две беспомощные женщины, избалованные ранее пребывавшие в благополучной столичной семье, а теперь предоставленные самим себе с обязательной явкой один раз в неделю к коменданту для отметки их существования на данный момент. Приютила их казахская семья, предоставив маленькую комнатушку в длинном саманном домишке, который своей плоской крышей, вместе с крышами подобных домиков, образовал сплошную длинную глинобитную площадку, местами поросшую пучками травы, на которой очень любили резвиться детишки и отдыхать на солнце старики. Под одной крышей располагались и жилые помещения, и загоны для скотины, присутствие которой, хотя бы в числе единственной бараньей головы было обязательным. У хозяев их комнатушки, кроме трех овец, была еще и корова. Семья эта, возглавляемая председателем аульного Совета, считалась очень уважаемой и более зажиточной относительно других аульных. За то, что женщины как-то хлопотали по хозяйству, хозяева давали возможность питаться продуктами с их стола. Нельзя сказать, что можно было «жировать», но для сохранения жизни хватало. Было в этой казахской семье восемь детей, один из которых, старший их сын, на момент прибытия Огарковых на постой, был призван в действующую армию. Старался отец, как это узнали женщины после, наделить его броней, но упрямый сын сам пошел в военкомат.
Не долго воевал Самат. Вернулся уже к весне с подвязанной к култышке левой ноги штаниной солдатских галифе, опираясь на два костыля. На груди позвякивали две медали «За отвагу». Положил фронтовик глаз на младшую Огаркову. Начал всякие, доступные в убогости военной жизни, знаки внимания оказывать. То кусок мяса принесет, то цветы в степи нарвет. Постепенно начали общаться на ломаном русско-казахском наречии, на котором заговорило, постепенно, все население их аула. Спустя год после возвращения старшего брата, на фронт ушли сразу трое других. А спустя еще полгода и четвертый сын хозяина был увезен на фронт старенькой полуторкой от дверей районного военкомата. Работы по хозяйству значительно прибавилось. Не выдержала старшая Огаркова этих нагрузок, да и оставила дочь в одиночестве на этой, поросшей ковылем и карагаем степной земле. Праздновали победу хозяева вместе со старшим сыном и самым младшим, которого война пожалела и оставила в живых. Да с двумя дочками, которых, вскорости, увели в свои жилища вернувшиеся с фронта земляки.
Стала Огаркова женой Самату. Поняла, что не вырваться ей из этого дальнего уголка из-за того, что никто и нигде не ждет ее. Связь с родственниками была окончательно потеряна. Так и появилась в степном ауле Рита.
Затем учеба в техникуме легкой промышленности. После окончания техникума, по настоятельному требованию матери, вышла замуж за дальнего родственника Самата, окончившего мединститут, чтобы стать городской жительницей. Так сложились их семейные отношения с Аликом.
- Вот я все Вам и выложила… - Задумчиво произнесла Рита. – Первому! А тут появился Виктор. Это – другое. Тут на меня чувства сумасбродные нахлынули. Сама не знаю как. Потеряла всякий контроль над собой… Оттого и встречи наши тайные на острове. Не могла сдержать в себе. Выплеснуть все сразу захотелось. Может, и не права. Скорее всего, не права. Только не осуждаю себя. Это Виктор мне авторучку подарил. Вместе с кожаной папкой. Сказал, что мне, как инженерному работнику, солидно выглядеть нужно. И брошь тоже он подарил. На день рождения. Куда-то ездил за ней. В нашем ювелирном магазине ничего выбрать не смог. Говорил, что с рук купил у кого-то на вещевом рынке. Мне нужно все Вам отдать? Сейчас?
- Наоборот. Вещи останутся у Вас. Вы мне расписку сохранную напишете. Еще напишете обязательство о неразглашении нашей беседы и постараетесь обеспечить это самое неразглашение. С Виктором постарайтесь вести себя так же, как и прежде. Кстати. Нет ли у Вас желания маму навестить? Это было бы лучше всего. Вот и славно. В ближайшее же время и поезжайте. – Получив от Риты нужные мне подписи на документах, я проводил ее к выходу из отдела и пожелал хорошего отдыха у родителей.
- Пришли результаты экспертизы по делу Дубковой. Наше предположение на халатность оправдалось. – Радостно сообщал мне Паша Суханов, когда я заглянул к нему после его звонка. – Теперь и эксгумация оправдана. За нее
больше всего и переживал. Теперь головку на место уложим и похороним
окончательно бедную девчонку. Теперь можно и дело завершать. Отправим в суд. Пусть там судьбу решают. А однокашника твоего я, для острастки, в КПЗ* определю. Пусть хорошо обо всем подумает. Санкцию на арест прокурор не даст. Тут ходатайство от общественности поступило о взятии на поруки. Под подписку потом уйдет. А что там с его женой? Слухи тут до меня дошли. Хотелось бы от тебя информацией интересной побаловаться.
- А что там интересного? Втюрилась бабенка в рецидивиста. Нарисовала его себе этаким интеллигентом, пострадавшим от правосудия за свой рыцарский поступок. Знаешь, что он ей налепил, наш Москвич? Вступился в Москве за какую-то студентку, которую пытались ограбить какие-то «гуси». В результате отделал их так, что пошел на отсидку за повреждения средней тяжести. Герой! Теперь вот «честным трудом» имя свое доброе отмывает. Предложил ей с ним в Москву податься. Вроде, как наследство ему там какое-то досталось. Жилье в том числе. Врет, конечно. Говорил, что перевод большой вскорости придти должен. Тогда и поедут. Понял, о чем это он?
- Слепому видно! – Сразу же отреагировал Паша. – Кого-то с хорошей денежкой отловить хочет!
- Так и есть! – Согласился я. – А мы ему в том «поможем». У меня уже по железнодорожному вокзалу и в аэропорту очень «жирные» приманки гуляют. Денег, полные карманы. Откуда он знает, что это «куклы»?**
Добродушный толстяк угощал двоих, стоявших рядом с ним за буфетным столиком, случайных знакомых.
- Все продал! Дом, дачу, машину… Теперь они мне к чему? Мария моя с каким-то франтом в неизвестном направлении скрылась. Детей у нас нет. Уеду! Меня брат двоюродный а к себе зовет. Там домишку куплю. Глядишь, и бабенку какую присмотрю… Выпьем? – Толстяк снова плеснул в опорожненные стаканы собутыльников из бутылки с грузинским коньяком. – Выпьем!
Рядом с толстяком, у его ног на полу стоял большой чемодан. В этот чемодан он совсем недавно сунул свой пухлый бумажник, извлеченный ранее с целью вынуть из него пару купюр для предстоящего расчета с буфетчиком.
- Есть денежки! Пока поезд подойдет, мы еще бутылочку коньячка опорожним! На троих-то? Совсем не доза…
Спустя несколько минут зал ожидания наблюдал очень интересную сцену. Из бара вышел молодой мужчина с чемоданом в руках и, когда он был на пол пути к лестнице, ведущей к выходу на перрон, чемодан вдруг затрещал голосом будильника, который настойчиво требовал обратить на себя внимание. Взгляды всех пассажиров были обращены на это го странного человека со звенящим чемоданом. Мужчина резким движение руки отбросил от себя чемодан и бегом бросился к лестнице. Только ступить на ступеньки
ему не удалось. Двое милиционеров вышедших навстречу, заломили ему руки за спину и повели в обратном направлении в дежурную комнату милиции. В это время вторая пара сотрудников, с участием привлеченных к тому пассажиров, подняла чемодан и, определив свидетелей, вместе с ними и чемоданом тоже проследовала в дежурную комнату.
- Как же так, Москвич? Так дешево облажался! Жадность фраера сгубила? – Издевался я над уголовником, доставленным ко мне после задержания. – На «кукле» в червонец въехать? Тебе же теперь меньше не предвидится в силу твоей особой опасности, гражданин Ансимов. – Над тобой же в СИЗО*** хохотать будут. А еще в «авторитеты» рядишься.
У входа в КПЗ стояла Рита и нервно теребила зажатый в руках капроновый платочек в красный горошек. Я попросил водителя притормозить машину с задержанным Москвичом чуть в сторонке от входа. Было ясно, зачем здесь Рита. Она ждала Алика, его в это время должен был освободить из КПЗ Паша. Вот ее муж появился. Рита бросила к нему в объятия, уклоняясь от поцелуев, для чего спрятала свое красивое личико за его спиной. Так получилось, что взгляд ее блуждал именно по тому месту, где стояла наша машина.
- Выводи! – Скомандовал я конвойным на заднее сиденье и сам спрыгнул с подножки на землю.
Как только Москвич, с наручниками на руках и в сопровождении конвоя, двинулся в ее сторону, глаза Риты округлились в удивлении. Они встретились взглядами. Москвич изобразил на лице кривую улыбку и, не повернувшись больше в ее сторону, прошагал мимо. Обильные слезы закапали на плечо Алика и он услышал рыданье жены.
- Что ты, Ритулик?! Все самое страшное позади! Меня не посадят. В крайнем случае условно… Не нужно так волноваться. Пойдем домой. Я тоже тебя очень люблю!
__________________
* камера предварительного заключения
** специально оформленная пачка с фальшивыми деньгами
*** следственная тюрьма
Феавраль-март 2011
