Можешь глянуть. Я потом удалю. У нас многие читают сами или кто-то читает их стихи. Записывают и выкладывают здесь. Играть со мной - тяжёлое искусство!
так многие в детстве делали. Я там и книжки читал для младшего и старшего школьных возрастов. В общем очень полезная и нужная вещь такое вот дерево. Благодарен я ему несказанно. И Вам тоже
Потом переходишь на Простоплеер и там уже всё понятно. Загружаешь сохранённую запись. А с Простоплеера переносишь кодом в любое место своей темы. Там есть код для копирования. Ты разберёшься, если захочешь поэкспериментировать. Текст и аудио - это две абсолютно разные вещи. Попробуй - увидишь. Играть со мной - тяжёлое искусство!
Приходит май, в который раз, и снова тёплые жуки гудят, и солнце на тебя в анфас глядит, который уже год подряд.
Мне странно снова видеть этот день - вполне обычный радикальный поворот к весне. Летящий жук опять отбрасывает тень, отбрасывает крохотную тень, на душу мне.
Мой майский жёсткий жук лети, лети, гуди над миром в маленький тромбон. У нас с тобой, у нас с тобой всё впереди, дурная жизнь прошла, как сон.
Ты снова над землёй гудишь, летишь и музыкальный инструмент в твоих руках. Мой маленький саксофонист, мы снова здесь, мы оба здесь не при делах.
Над Родиной весна, опять весна, над вишнями Шевченка тает джаз. Я слышу, как волшебно дребезжит струна - вибрирует весенний контрабас.
Как далеко отсюда всякий Рим и райские развалины Европы не догнать. Мой майский жук, давай с тобою убежим. Хотя какая разница, где подыхать.
Какая разница, где быть чужим. В саду импровизирует заезжий дух. Стоит Тарас Шевченко молодым, над ним играет негритянский жук.
Лети мой жук, мой глупый хрущ, всё выше над Отчизною, в огромный синий цвет. Мы снова одиноки. Ну и пусть - разочарованность в себе ещё не смерть.
Гуди. Крылами резонируй. Исполняй полёт в какую-то неясную, святую, будущую жизнь. Быть может и тебе и мне однажды повезёт и яблоко падёт и станет очевидным смысл.
Подмастерье из деревни, что он видел, что он знает: хвойные иглы, черепаховые книги, ведьмин камень. У него по карманам воспоминания прошлого: покоцанные вены, дождик Тарковского.
А за кирпичной стенкою инфантильно-скотское средневековье, солнце, как лепёшка коровья, пальцами в небо попадают соборы, ворон сросшиеся брови, трубочист мочится с черепичной кровли на головы привычных горожан, в окно выглядывает целлюлитный зад...
Ничего совсем не понимает подмастерье, рубаха-парень, ему хочется обратно в деревню, к большим деревьям, самогонному аппарату, препарировать лягушек, себе на ужин, к пережёванной слюнявой корове к матерному слову, к отрубям, а не олову, к киселю разлитому, некошеному молоку детства, не к греческому алфавиту, а к ореху грецкому, но...
алхимик скоро его научит, но алхимик его мучает, вручит ему золотоносный ключик от каморки папы Карла, от Западной Европы заката, от Карловых Вар золотого запаса, от Буэнос-Айреса Карабаса Барабаса.
Олег, как всегда - читаю, блуждаю, наслаждаюсь... Посмотри, какую шикарную Музу я нашла у Шклярского (обожаю его рисунки), может, она и не Муза, изначально, но как подходит...
Как далеко отсюда всякий Рим и райские развалины Европы не догнать. Мой майский жук, давай с тобою убежим. Хотя какая разница, где подыхать.
Философия)))))))люблю такое.
ЦитатаNekrofeet ()
Подмастерье из деревни, что он видел, что он знает: хвойные иглы, черепаховые книги, ведьмин камень. У него по карманам воспоминания прошлого: покоцанные вены, дождик Тарковского.
Весьма необычные образы. Они пленят! Заставляют возвращаться к вам))))
Ну, вот и полыхнуло первым снегом, мокрым, к сожалению, и я бреду сквозь этот оголтелый мокрый снег и ничего не вижу. Родина пропала за взмахом оренбургского платка. Всех с наступающим, всех нас невидимых за бледной пеленою, исчезнувших и безымянных, канувших в войну, накрытых маскхалатом. С Новым годом, рваная страна, которую ленивый только не пинал - кто с братским чувством, кто с сыновним, кто просто из любви к искусству убивать и быть несчастным - с две тысячи пятнадцатым уже.
Мне бы подняться на высокий холм, подумать, но я не Шерлок Холмс. Увидеть мне бы смачный коммунизм, но я не Уэллс, и я не Улисс. Пространство мне не по карману сорокачетырёхлетнему капитану, и время мне, увы, не по плечу. Я выйду на балкон, я просто помолчу.
Я выйду на балкон, развешу уши, зарядит мне щелбан всевышний Пушкин - Христос Сергеевич, помилуйте, за что же: моя Сенатская разоружилась площадь. Порхает в облаках давно моя могила, Наталья Гончарова меня убила; грустит по мне раззявленный суглинок - любовь, пощёчина и поединок.
Ах, Гончарова, Гончаренко, Гончарук. Седой слепец стреляющий на звук - я выстрелил, но, кажется, упал; Наталья Гончарова попала в пах. Я провалился в смерть одной ногой: я жил, я был, я сдох - и хрен со мной. Плыви, плыви мой бесконечный кит в утробу матери, обратно в неолит. Меня несёт бездонный кашалот библейской топографии в открытый рот.
Прекрасные святые опускались с Арарата, встречали их армяне с транспарантом, оливковой олией натиралась Спарта и афиняне окружали солнечного Сартра,
сидели в чайхане три сморщенных сатрапа над тюрбанами их слагался дым в узоры - Прекрасные святые покидали горы.
Прекрасные святые уходили в море, их абрисы священные мерцали на радаре, они стреляли с орудийного ствола Авроры, следя за траекторией снаряда в стратосфере.
Прекрасные святые несли под мышкой книги и запускали голубей из рисовой бумаги, истошно проносились над святыми МиГи и звёздно-полосатые над ними развевались флаги.
Прекрасные святые покидали свалки и покупали в промтоварах длинные винтовки, и сняв с голов своих скорлупчатые каски, прекрасные святые одевали треуголки, и трепет наводили на кривые переулки, тем самым формируя новые порядки.
* * *
Прекрасные святые, летя в аэропланах, смотрели сквозь стекло в бухой иллюминатор, под ними грозно бушевали океаны, планировал за ними черный птеродактиль. Им жизнь предоставляла аргументы, и наблюдая всё, они сопоставляли факты.
Они всё видели, как на своей ладони: фосфоресцировал чернобыльский реактор, энергию светила отражал рефлектор, катился по стране пустой рефрижератор и ночи толщину прокалывал прожектор.
Прекрасные святые порхали над Отчизной, напоминая издали собою камикадзе, и развивались их расхристанные ризы над Родиной моей похожей на аппендикс:
багрово кровоточили империй рудименты и люди вымирали, словно динозавры.
Но не спасут прекрасные святые, но не спасут прекрасные святыни, не остановят бомбовоз над Нагасаки и из Освенцима не вытянут, схватив за руку, их действия не боле чем попытка, спасти сей мир, скорей напоминает шутку.
Нам остаётся лишь надеяться и верить, простое имя Вера, но как много оно значит. Прекрасные святые опускались с неба, прекрасные святые: девочка и мальчик.
Они сходили вниз с вершины Арарата с улыбкой виноградною с буханкою заката в амфитеатр закрученный спиральной преисподни, в людскую тесноту, на дно густых народов, в давильню рас прожорливых и наций ненасытных, заклятых недругов в земную мясорубку - и мальчику и девочке хотелось выйти, хотелось убежать, им было откровенно жутко.
* * *
Не выпрыгнуть из этой жизни с парашютом и не увидеть собственное имя в титрах написанное мелким насекомым шрифтом. Нам остаётся лишь идти своим маршрутом, поставить самовар на стираную скатерть, нам остаётся ничего не перепутать, нам остаётся только, Боже правый, плакать.
Но руки не дойдут, а ноги не увидят, мы можем только щедро улыбаться, прости, нам остаются только книги, простая клинопись гончарной Атлантиды, и на ладошке камешек аттического счастья.
Будь спок, с тобой мы больше не помиримся, увы, закончился обидою наш Вудсток. Прости мою амбивалентность лирика, прости меня, я больше так не буду.
Пока клевали кокаин, рассыпалась мозаика, но небеса по-прежнему, Люси, в алмазах, нам не видать с тобой напудренного пряника и в штопор не войти совместного оргазма.
Любовь закончилась, прошла интоксикация, вгоняет электричество себе под кожу Хендрикс; из хиппи вымываются остатки кальция - нас просто раздавили каменные деньги.
Мы все свидетели своей агонии, нам было весело катиться по наклонной, благословен наш секс под звёздными погонами, под солнечным сплетением, под лунною короной.
Увы, любовь закончилась, начАлся сифилис, на трёх ногах хромает Мефистофель. Пока дрочил стихи, мозаика рассыпалась и нечего кусать заплаканные локти.
Всё зашибись, нас не помирит Моррисон, наш детский алкоголь добила Дженис Джоплин. С тобой мы больше, ссори, не поссоримся, хоть рок-н-ролл и мёртв, но мы ещё не сдохли.
----------------------- Что делать чужаку и вечному попутчику, перед лицом его величества - заката рок-н-ролла, возьми из вен моих звезду - звезду колючую - скорей, пока ещё торчит заряд её укола.
Нам остаётся лишь идти своим маршрутом, поставить самовар на стираную скатерть, нам остаётся ничего не перепутать, нам остаётся только, Боже правый, плакать.
...............
ЦитатаNekrofeet ()
Я провалился в смерть одной ногой: я жил, я был, я сдох - и хрен со мной. Плыви, плыви мой бесконечный кит в утробу матери, обратно в неолит.
Без слов...какой-то у меня немой восторг сегодня..
