Корзун Светлана - Страница 17 - Литературный форум

Дата: Понедельник, 20 Янв 2014, 19:43 | Сообщение # 401

Долгожитель форума

Группа: Модератор форума

Сообщений: 11224

Награды: 248

Репутация: 465

спасибо за "не чуждых литературе людей" biggrin

интересно, она-то сама что про нас думает?))

Ирина Кузнецова

авторская библиотека

Дата: Понедельник, 20 Янв 2014, 20:16 | Сообщение # 402

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Литература кивает и подтверждает: "Не чужды! Зуб даю!"
smile

ПС: спасибо за новый статус. Чувствую себя на миллион!

Пишу. А могла бы жить.

Дата: Вторник, 21 Янв 2014, 00:21 | Сообщение # 403

Долгожитель форума

Группа: Модератор форума

Сообщений: 11224

Награды: 248

Репутация: 465

Цитата Корзун_Светлана (

)

ПС: спасибо за новый статус. Чувствую себя на миллион!

так и должно быть! Зафиксируй момент (не в смысле запиши)))

Ирина Кузнецова

авторская библиотека

Дата: Вторник, 21 Янв 2014, 13:24 | Сообщение # 404

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Цитата irtya (

)

так и должно быть! Зафиксируй момент (не в смысле запиши)))

Зафиксировала. biggrin

Пишу. А могла бы жить.

Дата: Воскресенье, 26 Янв 2014, 17:41 | Сообщение # 405

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Не помню, может уже и выкладывала. Стихотворение не новое, но иногда созвучное настроению (не всегда :-))

Одиночество

Живём под люстрой длиннорукой - я и муха,
Вдвоём жить легче - я молчу, она жужжит.
У нас всё пополам - мечты... краюха...
Но муха хочет выжить - я не жить.

По вечерам устраиваем шабаш,
Кагор божественный течёт на пол с сукна.
И люстра пьяная раскачивает храм наш.
И я мечтаю выпасть из окна.

Пишу. А могла бы жить.

Дата: Среда, 29 Янв 2014, 20:21 | Сообщение # 406

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

ЛЛего для сильных мальчиков. Часть 1
Фантастика

Leg Godt — «играй хорошо». Развивающая игрушка,
представляющая собой набор деталей
для моделирования.

Симптомы у всех были одинаковые.
Лев Самойлович - психоневролог городской Сочинской поликлиники – уже второй месяц слушал истории пациентов, разнящиеся по сюжету, но одинаковые по сути. И с каждым днём седовласый профессор, прослуживший психиатрии почти сорок лет, всё больше убеждался – это не случайность и не совпадение. Это, как ни странно звучит применительно к психиатрии, эпидемия. Причём источник, вызывающий нервные расстройства, вероятнее всего один.

"Либо их много, но они однотипные", - подумал Лев Самойлович, а вслух спросил:

- Так с какого времени вы стали понимать, что утратили интерес к жизни?

- Чего утратил? – переспросил сонный мужичок в мятой рубахе и стоптанных ботинках.

Доктор поправил на переносице очки в тонкой золотой оправе и, перевернув желтоватую страницу, вписал что-то в медицинскую карту.

- Интерес к жизни, – спокойно повторил доктор и впервые внимательно посмотрел на пациента. - Пал Палыч, вы сказали, что вам стало тоскливо. Когда это произошло?

Невзрачный и бесцветный Пал Палыч даже не шевельнулся.

Лев Самойлович успел рассмотреть синюшность под глазами пациента, отметил давно немытые и нестриженые волосы и лёгкое тремоло кистей рук, грузно лежащих на засаленных штанинах. Он даже сделал пометки в карточке, когда Пал Палыч всё же ответил:

- С марта, вроде, сплохело. Или с апреля. Не помню. Оно мне не мешает. Жена сказала – с нами что-то неладное. Сказала, в поликлинику надо.

Линялый пациент замолчал, и Льву Самойловичу показалось, что на сей раз окончательно. Он уже выписал рецепт и приготовился объяснять схему приёма пилюль, когда Пал Палыч как ни в чём не бывало продолжил:

- Зачем в поликлинику? Оно мне не мешает. Только крутит всего. Вертит. И... страшно как-то.

Месяц назад Лев Самойлович пришёл в замешательство, когда в его кабинет стали массово обращаться люди с признаками абстинентного синдрома. Причём это была не только молодёжь, но и люди среднего возраста - зачастую вполне состоявшиеся и успешные - те, кто явно не относился к категории алкоголиков или наркоманов.

"Странно, - размышлял седовласый Лев Самойлович тогда, в начале весны. - Раньше ко мне всё больше взбалмошные псевдосуицидные барышни да скучающие бизнес-жёны заглядывали. А нынче… За двадцать лет в кабинете столько мужиков не было, сколько за этот апрель. Впрочем, что это я? Женщин за весну принял тоже сверх всякой нормы. Но даже не количество удивляет, хотя надо будет поговорить с заведующей о премии. "Качество" пациентов изменилось.

- Доктор...

Лев Самойлович вздрогнул.

Погрузившись в мысли о невиданном наплыве сложных пациентов, он уже успел забыть о мужичке в стоптанных башмаках.

- Сдаётся мне - просто ленюсь. Утром проснусь, а вставать не хочу. Лежу... лежу...

Пал Палыч смотрел мутноватыми глазами поверх доктора и нудел на одной ноте:

- Вы, доктор, лучше жену мою спросите. Она тоже к вам записалась. Елена Сергеевна. Дворник. В коридоре сидит.

"Вот! Явно же что-то не так! Дворники, электрики, менеджеры, профессура… Что происходит? Повальная эпидемия неврастении? Тайные наркоманы? На дворе весна: цветы цветут, солнце светит. А их чем дальше - тем больше".

Додумать Льву Самойловичу помешала заведующая.

- Вот, дорогой мой! Полюбуйтесь!

И бросив на стол тощую папку, она застучала каблучками, покидая кабинет так же стремительно, как появилась в нём.

- Ещё один суицидник! - крикнула она уже из коридора.

Седой врач нехотя встал, прикрыл дверь за умчавшейся заведующей и вернулся к столу. Он протянул руку к папке.

- Прыгнул? – равнодушно спросил Пал Палыч, на которого доктор не обращал вниманию.

- Почему прыгнул?

Стоя у стола с папкой в руках, Лев Самойлович её так и не открыл. Он вгляделся в бледно-голубые безжизненные глаза Пал Палыча и переспросил:

- Пал Палыч, почему вы решили, что прыгнул?

- Ружьё не у каждого есть. Яд – его ещё достать надо. Уксус – ненадёжно. Проще всего прыгнуть.

- Вы правы... вы правы...

Доктор сел и принялся задумчиво растирать виски.

- Но я бы предпочёл препараты. В этом плане нам - медикам - конечно, легче. Тут ведь всё дело в дозировке. Вот скажем тизер...

Лев Самойлович запнулся, поднял на Пал Палыча воспалённые глаза и прошептал:

- Боже… Что я несу?!

2.

Звонок застал Карла Клёдена на крыльце фирмы "Бернарими", когда он закрывал зонт.

- Эти русские… - закричал в трубку компаньон и давнишний друг Карла. - Они... Ты не поверишь! Они... Они... Карл! Ты слышишь меня? Карл! Ты где? Ты меня слышишь? Что ты молчишь?

- Себастьян, успокойся. Давай не по телефону. Я буду у себя буквально через три минуты. Жду в кабинете.

Апартаменты президента германской фирмы по селекции и выращиванию редких сортов роз занимали весь третий этаж. Ничего вычурного – строгий дизайн, дорогая, но минималистическая обстановка. Оживляли интерьер лишь полтора десятка коллекционных старинных фотографий, к коим Карл питал большую слабость, да обрамлённое в инкрустированную раму изображение государственного российского знака Поставщика Высочайшего Двора и Великокняжеских Дворов. Знак размещался сразу за президентским креслом, на белоснежной стене и был призван напоминать посетителям о величии "Бернарими".

Впрочем, Карл Клёден - потомок именитых немецких цветоводов - и сейчас не спешил уступать первенство в селекции кому бы то ни было: ни Израилю, ни Кении, ни Голландии. Не зря же шесть лет назад русские пришли именно к нему.

Вспомнив о первой Берлинской встрече с русскими, Карл поморщился. "Откуда у них такая уверенность, что деньги решают всё?! Впрочем, может, русские и правы. Я ведь не отказался в две тысячи восьмом от их заманчивого предложения, хотя и не был уверен, что из этой затеи что-то получится. Розы, цветущие при минусовых температурах - тогда это казалось абсурдом. Тогда. Не сейчас".

Цветы Карл любил ещё больше, чем фотографии. Впрочем, деньги тоже. И когда от русских, выигравших право на проведение зимней олимпиады, поступило столь неожиданное предложение, Карл, как любой здравомыслящий бизнесмен, не смог отказаться.

И закрутилось. Репортажи из лабораторий, фото из оранжерей, встречи с представителями СМИ. Русские требовали, чтобы представители "Бернарими" участвовали в ток-шоу, прямых эфирах, давали интервью ведущим российским и мировым каналам, проводили брифинги. Причём именно "Бернарими", а не Сочинская селекционная станция, с которой предстояло сотрудничать фирме, и к которой после олимпиады переходили все права на новый сорт уникальной кустовой розы, должна была сиять в лучах софитов. Карла удивляла такая шумиха - он не понимал русских. Но престиж фирмы уже несколько десятилетий целиком занимал ум закоренелого холостяка и фанатичного селекционера Карла Клёдена. И ради него Карл был готов на всё.

"Подумать только - шесть лет прошло! - размышлял он спустя шесть лет после судьбоносной встречи с русскими, пристраивая мокрый зонт в подставку. - В две тысячи восьмом я и предположить не мог, что всё так удачно сложится".

Карл даже не представлял, насколько он ошибался.

Дверь кабинета распахнулась, и грузный Себастьян, пыхтя и наполняя пространство едва уловимыми цветочными ароматами, смешанными с запахом большого тела, плюхнулся в кресло.

- Карл! Прочти! Сейчас же.

И газета заскользила по глянцевой поверхности стола.

3.

Тренер переминался с ноги на ногу. Пора было уходить, а он так и не решился поговорить с матерью своей воспитанницы. Бывшей воспитанницы.

- Примите наши соболезнования. Биатлонисты Норвегии потеряли настоящую звезду. Мы… То есть, я... В это невозможно поверить! Такого просто не могло произойти! Я ещё помню счастливые глаза Алвы, когда она стояла на пьедестале. Необъяснимо. Алва так ждала этой Олимпиады, так готовилась! Простите, я не знаю, что говорят в таких случаях.

- Спасибо за участие.

Мать даже не подняла глаз от портрета в рамке с углом, перечёркнутым траурной лентой.

- И за медаль… тоже спасибо. Знаете... Алва первые дни после возвращения из России с ней не расставалась. Вообще. Даже когда спала – клала под подушку. А потом… всё началось.

Женщина опять заплакала. Родственники засуетились с мензурками и каплями, и тренер, воспользовавшись замешательством, выскользнул из наполненного горем дома.

О том, что у олимпийской чемпионки последнее время якобы появились проблемы с сердцем, Норвежские газеты написали уже после её гибели.

- Но это неправда! – кипятился тренер на заседании спорткомитета спустя пару недель после похорон.

Так и не оправившийся после гибели своей любимицы, он пытаясь защитить хотя бы её память.

- Алва была совершенно здорова! Это олимпиада! Тесты, пробы, анализы. Посмотрите кардиограммы. Вы сами должны понимать абсурдность того, что пытаетесь выдать за правду!

Но решение принималось на самом высшем уровне, и чиновникам от спорта оставалось лишь озвучить его:

- И тем не менее, причина смерти - сердечный приступ.

-Ну, почему?! - не унимался тренер.

- Да потому что после триумфа на Сочинской олимпиаде нам не нужны разговоры о суициде чемпионки! - закричал председатель спорткомитета. - Вы что хотите?! Чтобы весь мир шептался: звезда биатлона и гордость Норвегии Алва впала в депрессию и покончила жизнь самоубийством?! Поверьте, и в ваших интересах тоже сохранить всё в тайне.

Но скрыть факт суицида не получилось: в мировых СМИ то тут, то там стали появляться статьи о самоубийствах спортсменов-олимпийцев, в числе которых оказалась и заметка об Алве.

А двумя неделями позже, уже в Канаде, случилось то, что заставило весь мир заговорить о "побочном эффекте Олимпиады".

***

4. Татьяна Семёновна дрожала как осиновый лист, что было и неудивительно: сегодня ей предстояло отчитываться за лабораторные опыты первые результаты не перед директором селекционной станции - давнишним другом семьи и многолетним её наставником, и даже не перед краевой комиссией. На встречу в Сочинскую мэрию её вызывали "люди оттуда".

С москвичами из "конторы" ей уже приходилось встречаться. Даже аббревиатура этой организации Татьяну Семёновну - внучку репрессированного деда - пугала до обморочного состояния. А потому с первой встречи она предпочла называть эту страшную и таинственную организацию нейтральным словом контора. В том, что "контора" всесильная и действительно "страшна", ведущий генетик Сочинской селекционной станции Татьяна Семёновна Реутова убедилась уже "на первом свидании" - так она про себя называла первую встречу, случившейся год назад. Из-за невероятного волнения обстоятельства беседы с людьми в штатском она вспоминала теперь с большим трудом.

"А ведь всего год прошёл", - с удивлением обнаружила Татьяна Семёновна.

Вспомнив жизнь до встречи с людьми из конторы, немолодая женщина блаженно улыбнулась. "Боже, всё бы отдала, чтобы этой встречи не было. Никаких подписок о неразглашении, никаких обязательств, никаких угрызений совести. Оказывается, это и было счастье. Просто жить. Жаль, что поняла это только сейчас. Ненавижу проект, ненавижу чёртову контору, ненавижу розы! Боже, неужели даже их?!"

- Мам! Ма-ма!

Вырванная из воспоминаний, Татьяна Семёновна вздрогнула и не сразу поняла, где она.

- Мам, а ты на встречу на автобусе поедешь, или за тобой Никанорыч заедет?

Наташа, вымахнувшая уже выше матери, вертелась перед зеркалом.

- Сказали, машину пришлют. Ой… ты опять за своё?! Наташ, ты почему интересуешься? Тебя в классе уже кто-то спрашивал про мою работу? Отвечай! Да перестань ты вертеться! Голова кругом. Ты хоть ничего не наболтала там – в школе?

- Мам, ну, хватит уже! Тоже мне, конспиратор. Кому-то нужно интересоваться новым сортом роз! Не дёргайся! У девятиклассников есть дела и поважнее, чем тырить тайны ГМО. Мам, а машина, на которой вас с Никанорычем "на ковёр" повезут, будет с московскими номерами? А ковёр в мэрии? Или ты вообще ничего не знаешь?

- Наташа! Прекрати немедленно!

Полноватая Татьяна Семёновна схватила дочь за руку и резко развернула к себе. Но встретившись взглядами, она прочла в зелёных глазах дочери такое искреннее недоумение, что немного успокоилась. И, отпустив Наташину руку, уже без истерики попросила:

- Дочь! Давай договоримся, что больше не будем говорить о моей работе. Вообще. По крайней мере, пока станция не закончит работу над проектом.

- Хорошо. Это получается ещё два года? Согласна. Только о чём мы будем с тобой разговаривать эти два года до олимпиады? Предупреждаю: моих одноклассников я с тобой обсуждать не собираюсь, - с издёвкой заявила Наташа.

И пока Татьяна Семёновна соображала, как урезонить дочь, Наталья с трудом втиснула босые ноги в материны новые туфли.

- Зря ты лодочки купила, - заявила она, прохаживаясь перед зеркалом взад вперёд. - Полторы тысячи выкинула на ветер. Мне узки. А "на ковёр" к этим лучше ехать в старых. Если им твои розы и не понравятся - то бедную и невзрачную тебя, может, и пожалеют. А красивую и в дорогих туфлях - точно посадят.

И Наташа громко и задиристо расхохоталась.

- Боже! - взмолилась Татьяна Семёновна. - Дочь! Что ты несёшь?!

- Да ладно, ладно, - чуть успокоившись, сказала Наташа и вытерла слёзы. - Я же шучу. Ты что, шуток не понимаешь?

Она стянула с ног прилипшие туфли и, приподнявшись на носках, снова завертелась перед зеркалом.

- А мне нравится, чтобы каблук был очень высокий. Очень-очень! Очень-очень-очень! Мам, а, правда, что после олимпиады вам премию огромную выплатят? Ну, если эти чёртовы розы действительно не дубанутся и в феврале зацветут?

- Господи! - взмолилась Татьяна Семёновна. - За что мне всё это?! Ты можешь помолчать?! Видишь, я уже на грани?!

И отвернувшись к окну, она громко заплакала.

- Мамуля, - поняв, что переборщила, Наташа подошла и обняла мать за плечи. - Ну, мамулечка! Ну, миленькая, ну, не переживай ты так. До олимпиады ещё два года, а ты со своей новой розой за год уже до ручки дошла.

- Дочь, ты не понимаешь! От этого зависит...

- Премия? Так шут с ней - с премией! Проживём.

- Дурочка.

Татьяна Семёновна посмотрела на совсем ещё детскую физиономию дочери и неожиданно для себя погладила Наташку по голове.

- Какая ты ещё дурочка. Ростом вымахнула, а в голове... Если бы премия. От этого сорта наша с тобой жизнь зависит.

Татьяна Семёновна посмотрела мимо дочери и опять помрачнела.

- И не только наша, - добавила она, с трудом выговаривая слова.

Слёзы вновь покатились по её щекам, но выпорхнувшая из комнаты Наташка их уже не увидела.

5.

В шесть утра его разбудил невыключенный с вечера будильник на мобильном телефоне. Лев Самойлович дёрнулся было встать, но вспомнил, что на работу не надо.

Психоневролог Сочинской поликлиники - человек, одержимый профессией и всегда занятой сверх меры - уже битый час лежал в кровати и глядел в потолок. В осиротевшей после смерти жены квартире было тихо, чисто и неуютно.

Этот больничный был первым в жизни Льва Самойловича, и что делать дальше доктор не знал.

"Целую неделю не пнадо выслушивать все эти "не хочу жить", "нечего ждать", "не вижу смысла", - думал он. - Какое счастье! И на черта в юности понесло меня в психиатрию?!"

Сбежавший на больничный доктор перевернулся на другой бок и зарылся головой в подушки.

- Спать! - скомандовал он себе. - И неделю о работе ни-ни! Я отдыхаю. Я спокоен. Я счастлив.

Но сколько Лев Самойлович не уговаривал себя - ощущение счастья не наступало.

Более того - он даже обрадоваться, как следует, он не смог, хоть и пытался с помощью техник и просто, руководствуясь жизненным опытом, вызвать подзабытое за последние месяцы чувство лёгкости и душевного подъёма.

"Ну, и ладно. Значит, и, правда, дошёл до ручки. Зато не симулянт, как думалось ещё вчера", - утешил себя Лев Самойлович.

Днём раньше в середине рабочего дня, пряча за спиной лист заявления, он нагрянул к заведующей.

Подменявшая неведомо куда сгинувшего психиатра, усталая женщина в белом халате спросила:

- Что это?

- Заявление, - смущаясь, ответил Лев Самойлович. - На отпуск. Надо выспаться. Да и вообще - чувствую себя не очень.

- Тогда лучше на больничный. Но лишь на неделю. А потом меня подмените: тоже больше не могу. Ракитина нашего так и не могут найти, знаете? Жена волнуется – звонит мне пять раз на дню: боится, что повесился где-нибудь. Психиатр и повесился. Смешно...

Заведующая, вымотанная невиданным количеством пациентов, пристально посмотрела на Льва Самойловича.

- Да. На больничный, батенька. И... знаете что? Идите-ка домой прямо сейчас. Мы тут как-нибудь справимся.

Лев Самойлович повернулся и уже побрёл к двери, когда заведующая неожиданно спросила:

- А вы тоже заметили, что Ракитин последнее время сам не свой ходил? Кстати, Лев Самойлович, раз уж зашли, проконсультируйте, как специалист старой школы. На меня последнее время такая апатия навалилась. Ладно: вам, как врачу, честно скажу - не навалилась... раздавила. Знаете, точно каток асфальтоукладочный проехал. Всё размозжил, ничего не оставил: ни желаний, ни надежд, ни радости...

- Да-да... Ни надежд, ни радости...

Договорить заведующей не удалось: медленно, точно сомнамбула, аккуратно, точно на льду, переставляя ноги, Лев Самойлович вышел из кабинета. Он вдруг окончательно понял, что больше не хочет – да что там - не может слушать про жизнь, лишённую всякого смысла.

Будильник зазвонил второй раз.

- Фу, ты! – ругнулся доктор и, прислушиваясь к ощущениям, неспешно встал с кровати. – Я свободен. Я счастлив, - на всякий случай напомнил он себе. - Всё будет хорошо.

Лев Самойлович всегда верил, что может помочь пациентам, и помогал. Но вчера старый доктор поймал себя на том, что вместо врачевания и увещеваний, в ответ на жалобы пациентов лишь утвердительно кивает и приговаривает: "Я вас понимаю! Да-да. Всё именно так. Я знаю, о чём вы говорите. Мне всё это знакомо".

- Я на больничном, - вслух напомнил себе Лев Самойлович, облачаясь в махровый полосатый халат и закидывая кровать покрывалом. - И сегодня я не буду думать о пациентах.

Через два часа, перепробовав кофе, чтение, пасьянс, даже подаренный благодарным пациентом виски, Лев Самойлович понял, что дома ему тоже плохо. Точнее, невыносимо.

- Гулять. Надо гулять, - сказал он унылому отражению в зеркале и поплёлся одеваться.

"Буду гулять долго, до усталости, - думал доктор, спускаясь по лестнице, а не лифтом. - Чтобы потом с аппетитом покушать, выпить чая с малиной и уснуть. А хорошо бы проспать, как в юности, блаженно и безмятежно часов так десять, а то и все двенадцать".

Но выйдя на улицу, Лев Самойлович почувствовал, что идея гулять долго и с удовольствием быстро потеряла свою прелесть.

"Странный май выдался. Мрачный какой-то. Вроде и солнце, и зелень, а улицы точно патиной подёрнулись. Весь город словно полинял. Или это постпраздничный синдром после Олимпиады?! Да нет, не может быть. Хотя как раз таким образом было бы легче объяснить небывалое количество суицидников".

Размышляя и неспешно бредя, куда ноги вынесут, Лев Самойлович оказался неподалёку от ботанического сада. Там он и увидел знакомую скамейку. Он даже удивился - настолько нестерпимо ему захотелось устроиться на ней с газеткой - как в недавнем феврале, когда развалившись, сквозь полудрёму, он наблюдал за спешащими людьми и с наслаждением вдыхал аромат цветов.

Что-то сладко и томительно шевельнулось в душе.

"Ну, вот и первое желание,- подумал доктор и, щурясь на солнце, присел на краешек приглянувшейся зимой скамьи. – Уже прогресс. Идём на поправку".

Лев Самойлович торопливо прикрыл глаза и попытался вспомнить те ощущения, что на минуту так взбудоражили память. "В феврале, сидя на этой скамейке, я переживал что-то очень приятное. Очень-очень приятное. Надо только вспомнить, что так порадовало - и всё повторится. Скамья, детский смех… Нет. Детей не было. А что же такое было?"

Как опытный иллюзионист, Лев Самойлович принялся вытягивать из памяти картинки того дня: вот он прислушивается к многоязычному и многоголосому говору прохожих. Люди почему-то не запомнились, только голоса - молодые, звонкие. А вот он любуется цветущим розовым кустом рядом со скамейкой. Цветы очень красивы. Прежде таких роз видеть не приходилось. Но это не главное. А что? Что главное?"

Лев Самойлович блуждал по лабиринтам памяти, пытаясь выудить то, что так его поразило февральским днём.

"Аромат! - вспомнил доктор и облегчённо выдохнул. - Они источали такой аромат, что хотелось сидеть здесь долго-долго! Целую вечность. И так на душе было радостно! Так хотелось жить, хотеть всего и сразу! Даже влюбиться захотелось".

Лев Самойлович вдруг застыдился перед умершей год назад женой непозволительных для его возраста мыслей и открыл глаза. Картинка вокруг не порадовала. Доктор разочарованно поморщился и, по-стариковски покряхтев, снова прикрыл глаза.

"А ещё рядом с кустом была табличка, - вспомнил Лев Самойлович. - Таких на газонах и клумбах в феврале появилось великое множество. И диковинное название сорта над мелким текстом сверху. Красиво так, росчерком - Эйри".

Лев Самойлович вспомнил, как выведенные и завезённые из Германии специально к Олимпиаде, эти розы неожиданно для всех, а особенно для сочинцев, зацвели посреди февраля. Во всём городе! Тысячами! Одновременно! Зимой!

"Боже, как было замечательно, когда они цвели! Не то, что сейчас. А ведь прежде я май любил больше других месяцев".

Лев Самойлович потряс головой, прогоняя навалившуюся вместе с воспоминаниями дрёму. Он встал и поискал глазами знакомый куст. Рядом со скамейкой его не оказалось. "Наверное, это не та скамейка", - решил доктор и медленно двинулся вдоль дорожки.

"А всё же молодцы немцы, сумевшие вывести розы, что цветут даже при критической температуре, - подумал Лев Самойлович, переходя от одной скамейки к другой. - Надо найти табличку и почитать данные. И веточку отщипнуть, как делала жена - вдруг приживётся?"

Но ни кустов, ни табличек рядом не оказалось.

Не рядом тоже.

Их не оказалось нигде.

Пишу. А могла бы жить.

Сообщение отредактировал Корзун_Светлана - Среда, 29 Янв 2014, 20:24

Дата: Среда, 29 Янв 2014, 20:23 | Сообщение # 407

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Лего для сильных мальчиков. Часть 2
Фантастика.

6.

Карл Клёден в сотый раз перепроверял записи.

Ведущие селекционеры и простые служащие фирмы "Бернарими" сменяли друг друга, оставляя в кабинете президента всё новые и новые папки с документами. И постепенно лабораторные отчёты, каталоги, графики и результаты тестов заняли весь большой письменный стол и часть дивана.

Карл Клёден поискал глазами куда сесть, но, отвлекшись на мысли, так и остался стоять у окна.

- Себастьян, что у тебя? - спросил он, отстукивая костяшками пальцев рваный ритм по подоконнику.

Друг и компаньон был мрачен, как никогда. Он уже битый час неотрывно следил за экраном монитора с динамично меняющимися столбиками цифр и сопроводительными текстами.

- Ничего. Мне вообще не понятно, что я должен увидеть. Карл, объясни, в конце концов, что мы ищем? Если ты настаиваешь - хорошо, я не возражаю: проведём ещё серию тестов. Если тебе от этого спокойнее - подтянем независимых экспертов. Но… Карл, поверь мне - это дело их рук! Это русские - точно тебе говорю! Не знаю, что они там натворили, но наши розы тут ни при чём.

Дослушав гневный монолог Себастьяна, Карл всё же оставил в покое подоконник. Не обращая внимания на нелестные реплики друга в адрес русских, он точно в замедленном кино прошёл в дальний угол просторного кабинета и сел на диван. Несколько папок съехали на пол и листы с печатными текстами веером легли на паркете. В другие времена аккуратист Карл Клёден возникшей дисгармонии не смог бы вынести и секунды. Но не сейчас. Сейчас все его мысли были заняты другим.

- В открытую они нас не обвиняют, - глядя в пространство, сказал президент "Бернарими". - Да и не смогли бы: в любом суде таможенные документы подтвердят, что розы прошли все тесты и не могли нести опасности.

- Шесть лет труда! - сокрушённо произнёс Себастьян.

Ещё несколько мгновений он смотрел на мельтешащий цифрами и текстами экран, но, видимо, припомнив, сколько сил было потрачено на проект русских, не выдержал. Себастьян выскочил из-за стола и буквально забегал по кабинету.

- Шесть лет! Карл, шесть! - бормотал несчастный толстяк то тут, то там натыкаясь на мебель. - Потрясающий новый сорт, о котором мы даже мечтать не смели! Эйри это... это прорыв! Величайшее достижение генной инженерии! Это след в молекулярной биологии, который должен был увековечить наши имена! И такой финал!

- Себастьян, не заставляй меня тратить силы на утешения, вряд ли они тебе помогут, - сказал Карл не очень уверенно и поднялся с дивана. - Поверь, я сам в шоке. И потом, ещё ничего не ясно, Одно могу утверждать - здесь что-то не так.

Карл направился к компьютеру, из-за чего Себастьяну пришлось отодвинуться к стене.

- Понимаешь, - продолжил Карл уже за столом. - Такой побочный эффект был бы выявлен уже на стадии тестирования. Но я перепроверил все результаты: на токсичность, аллергенность, мутагенность - они все отрицательные. Но, согласись, столь серьёзный побочный эффект не мог остаться незамеченным.

Карл чуть успокоился и даже попытался вернуться к изучению папок на столе. Он открыл одну, но тут же захлопнул и продолжил ещё более эмоционально:

- Да! Вся партия зацвела уже в Сочи - в грунте у русских. Но ведь у нас был не один год, чтобы отследить не только устойчивость трансгенных клеток и искусственную экспрессию, но и генетические трансформации. Где мы допустили ошибку?

- Не может аромат Эйри вызывать у людей состояние абстинентного синдрома, - пытаясь убедить то ли себя, то ли Карла сказал Себастьян. - Не может, что бы ни говорили русские! Ни при каких обстоятельствах! Даже если допустить мутацию из-за незначительной разницы температур и влажности.

- Мутацию... - повторил Карл машинально. - Что же всё-таки произошло? Русские пытаются разобраться. Они занервничали, и я их понимаю.

- Ещё бы не занервничали! - недобро усмехнулся Себастьян. - Ситуация с каждым днём всё больше выходит из-под контроля: то тут, то там проскакивают заметки о "побочном эффекте" Олимпиады.

Себастьян направился к бару.

- Позволишь? - спросил он у Карла.

И, дождавшись кивка, достал оттуда неполную бутылку коньяка.

- Карл, ты можешь сколько угодно выгораживать русских, но это они что-то прошляпили. У них произошло что-то такое, за что вину они хотят свалить на нас.

Карл не ответил. Погружённый в размышления, он, похоже, впал в ступор.

Себастьян, всё это время стоявший у стола с бутылкой в руках, наконец плеснул немного коньяка в бокал и выпил.

- Полмиллиарда евро! - сказал он, возвращая бокал на стол, а бутылку в бар, и сокрушённо покачал головой. - Нет. Ты как хочешь, Карл, а я утверждал и утверждаю: не могли наши розы вызвать приступы сумасшествия и позывы к суициду! Даже с искусственно синтезированным геном и интродуцированные в непривычную окружающую среду - не могли!

- Да-да.. В непривычную среду... В непривычную... - Карл на секунду оживился и принялся что-то искать в компьютере. - Себастьян, а если дело не в искусственном гене? Вероятность мутации в открытом плюс непривычном грунте минимальна, но полностью её исключать тоже нельзя. Что, если наша роза...

- Ты хочешь взять ответственность на себя? Ты хоть отдаёшь себе отчёт, насколько это серьёзно?! - спросил Себастьян, удивлённо глядя на друга.

Он на мгновение замешкался, пытаясь понять, что замыслил Карл, а затем, неожиданно резво для своей комплекции, выбежал из кабинета.

Через минуту он вернулся с охапкой газет в руках.

- Вот!

Он вывалил газеты на стол, потеснив папки.

- Почитай заголовки! Думаю, даже этого будет достаточно. "В Сочи в разы возросло количество суицидов", "Постолимпийский синдром", "Спортивный мир захлестнула волна самоубийств".

Себастьян отодвинул подальше от себя газеты, словно вместе с ними можно было отодвинуть свалившиеся на фирму проблемы. Он подошёл к другу и, склонившись точно взрослый к непонятливому малышу, заговорил тише, но ещё более взволнованно:

- Я вчера смотрел недельную сводку новостей: среди корреспондентов, вернувшиеся с олимпиады, уже пять случаев суицида. Пять! О двух десятках болельщиков я просто не говорю. Карл, если мы русским позволим нас подставить - это будет конец "Бернарими"! Это крах для нас! Ты об этом мечтал? Тысячи уволенных рабочих - ты подумал о них?! Пусть русские отвечают за это! Я уже понял, для чего в условиях договора был пункт, об обязательном участии представителей "Бернарими" во всех пресс-конференциях. Русские подстраховались! Сначала предъявили нас, как специалистов, без которых им не обойтись, а после, когда у них возникли проблемы, свалили всё на розы. А нас выставили генетиками-убийцами! Вуаля!

Закончив, Себастьян подошёл к бару и уже без спроса налил себе коньяка.

- Карл, это не наша проблема! Мы должны сыграть на опережение: выступить с заявлением первыми. Пока русские лишь двусмысленно намекают, что аромат Эйри способен вызывать галлюцинации и стремление к суициду, но это пока.

- Себастьян, - перебил друга Карл. - А что, если это правда?

- Нет. Да нет же! И потом: русские на промежуточном этапе отбирали образцы, чтобы проверить их в открытом грунте. Если бы "побочный эффект" существовал в действительности, они бы заметили его уже тогда.

- Но они высаживали сотню-другую кустов - не больше. Плюс, на разных высотах - то есть разрозненно, не в одном месте. И если эффект был минимальным - могли и не заметить. Или не связали причину и следствия. А в феврале - когда зацвели десятки тысяч...

- Карл! Ты чего добиваешься?

- Я хочу найти истину. Мне страшно думать, чем чревато распространение этого сорта, если, конечно, это не утка и не банальные происки конкурентов. Или диверсия.

- Чья? Кстати, - не удержался и напомнил Себастьян. - По договору все права на Эйри после подписания акта переходят русским. Мы больше к ней не имеем никакого отношения.

- Да... да... - не слушая друга, повторил Карл. - Или мы случайно вывели розу дьявола.

7.

- Лев Самойлович, простите, что беспокою вас на больничном.

Голос заведующей в телефонной трубке звучал глухо и непривычно сипло.

- Тут ко мне пришли из… Из…

"Не одна в кабинете, - догадался доктор. - И ей подсказывают, что говорить".

- Лев Самойлович, людям из организации, - она сделал ударение на последнем слове. - Срочно требуются отчёты по вашим пациентам. По всем. С марта по… По… По сейчас, - не нашла правильного слова начитанная и всегда внимательная к речи заведующая. – Приезжайте немедленно! Пожалуйста. Суицидников я уже сдала, а вот…

Из трубки раздались гудки.

Лев Самойлович даже обрадовался, что есть повод не оставаться дольше дома в одиночестве. Но слово "организация" его насторожило. И ещё ему передалось волнение, которое мешало заведующей подбирать нужные слова и внятно излагать мысли.

"А ведь произошло что-то серьёзное, - подумал старый доктор. - Должно было - и произошло".

Впрочем, не сказать, что Лев Самойлович очень удивился. Чего-то подобного он ждал уже несколько недель. Весна в этом году случилась более чем странная, если не сказать трагичная: количество самоубийств в городе превысило все мыслимые пределы.

Через полчаса городской автобус вёз доктора в городскую поликлинику.

- Организация… Ор-га-ни-за-ци-я... - нараспев повторил Лев Самойлович запавшее в память, а сейчас проявившееся слово.

- Что сказал? Организация? Это у нас - организация. А у них это, кажись, фирмами, называется, – затараторил не очень трезвый мужичок в кепке.

Он попытался встать, уступая место Льву Самойловичу.

- Нет-нет! Сидите. Это я о своём. Извините, задумался.

- А-а… - протянул мужичок. – А я думал ты тоже про канадских клергов… Нет, как их там? А! Клерков. Тьфу, ты, твою мать! Язык сломаешь. Ну, про болельщиков, которые из окон своей фирмы посигали.

- В смысле? Посигали…

- Ты чё – газет не читаешь?! - оживился мужичок. - В Канаде. Уже третий ихний белый воротничок из окна выпрыгнул. И это только за неделю! А до этого ещё один застрелился! Вот тебе и "в смысле"! А самое-то главное знаешь? Они все к нам на Олимпиаду ездили. Прикидываешь, чем пахнет? Там, правда, ещё человек шесть невыпрыгнувших осталось, которые тоже с ними ездили, но и четыре жмурика – это дох..

Лев Самойлович был настолько потрясён новостью, что на какое-то время буквально отключился.

- Да ты, мужик, так не переживай! Их-то семьи с голоду не опухнут. Не в России, чай, живут. И потом, сам посуди: были бы они бедные - разве ж на Олимпиаду из Канады припалили? А эти чуть не целой конторой: прямо на работе, видно, сговорились и к нам, болеть. Это ж, сколько деньжишь у ихних клер... у паразитов этих?!

Доктор слушал и ещё надеялся, что подвыпивший пассажир что-то путает.

- Да ты бери мою газету, - дёрнул Льва Самойловича за рукав мужичок. – А то вижу - не веришь. Вот заголовок - "Побочный эффект Олимпиады". Я-то уже всё от корки до корки прочитал. А кроссворд ещё вчера осилил. Я газету-то взял так - разговор поддержать, если что.

Лев Самойлович повертел в руках скрученную в рулон газету и глянул в окно.

- Остановите! - закричал доктор, поняв, что проехал свою остановку.

- Вот чумовой! - удивился мужчина в шляпе. - Кто ж тебе остановит, если здесь остановки нет?!

-Остановите, мил человек! – закричал Лев Самойлович ещё громче и впервые в жизни, пробираясь к выходу, энергично заработал локтями. - Я врач! Мне надо срочно выйти! Остановите! Там люди из конторы!

- Да что ж это творится-то?! Уже врачи толкаются! – возмутилась оттёртая от двери женщина с собачкой на руках. – Ждут их, видите ли. А нас не ждут! А мы должны страдать. Да, Пуся?

Но водитель всё же притормозил и, нарушая правила, выпустил странного пассажира.

- Ты с ума сошёл, - зашипела кондуктор, протиснувшись к кабине сквозь строй пассажиров. - Давно штрафы не платил?

- Надо помочь человеку. Это псих из городской поликлиники, я его узнал. Моя к нему третьего дня ходила.

- Да ладно заливать, - сипло засмеялась кондукторша. - Ходила так жена, а на рожу так ты его запомнил.

- Да я с Ленкой вместе таскался. Испугался одну отпускать. Чего-то пугает она меня последнее время. Придумывает ерунду всякую, сама же в неё верит, да ещё и ревёт потом всю дорогу.

- Вот и мне ерунда в голову лезет, - задумчиво сказала кондукторша, и от прежней улыбки на лице не осталось и следа. - Не поверишь, ничего не хочется. Утром лежу до последнего - думаю, наплевать на эту чёртову работу. Не пойду больше. Денег с гулькин нос, только на жратву и хватает. Живу, как скотина: сыта, в тепле и ладно. Это что - жизнь?! Ни тебе съездить куда, ни помечтать. Как утро - так вставать не хочется.

- Ясно дело, что не хочется, - поддел загрустившую тётку водитель. - Кому же в пять утра вставать охота?!

Но тут же посерьёзнел и попросил:

- Ты, это... не разводи тут. Из-за Ленки на душе хреново, а ещё ты.

8.

Татьяна Семёновна никак не могла собраться с мыслями.

Мужчины в костюмах что-то говорили, она кивала, но кроме монотонного шума ничего не могла различить. Это была первая встреча с людьми из Москвы. Потом будет вторая, третья, четвёртая... Но чёрная полоса в жизни ведущего генетика станции Татьяны Семёновна началась именно с этой первой, случившейся за три года до олимпиады.

- Да что с вами?! - возмутился тогда человек "из конторы". - Татьяна Семёновна, вы вообще слушаете, что от вас ждут? Это дело государственной важности! Такое доверие! Честь! И ответственность, естественно. Величайшая ответственность. Вы меня слышите? Татьяна Семёновна, вы не хотите ответить?

Человек в штатском, на которого была возложена задача, объяснить сочинским селекционерам, что он них ждёт олимпийский комитет и не только он, уже отчаялся достучаться до Реутовой.

- Олег Никанорович, ну, что это?! - обратился он к её начальнику.

- Татьяна Семёновна всё поняла. Просто, напугали вы мою сотрудницу, вот она и стушевалась, - вступился за кандидата наук директор Сочинской селекционной станции. - Если позволите, у меня есть ещё вопрос. А проект по созданиютакого... необычного растения... согласован с Центром Биоинженерии? Видите ли, вы можете и не знать, но существует Конвенции о биоразнообразии, принятая ещё в девяносто пятом году, которая призвана контролировать в России все виды работ с ГМО. Мы, знаете ли, подчиняемся Центру при РАО...

- Проект санкционирован и курируется таким центром, - сотрудник конторы поднял палец и многозначительно посмотрел на простодушного директора станции. - Что вы, дорогой Олег Никанорович, ваш центр - биоинженерный - даже в курс дела вводить не имеете права. Не и-ме-е-те пра-ва, - по слогам нараспев повторил товарищ в штатском. - Я понятно изъясняюсь? Это не ваши проблемы и не ваш уровень. Ваша задача - лишь создать то, что вас просят.

Татьяна Семёновна стояла посреди кабинета совершенно безучастно, чего нельзя было сказать о неугомонном Олеге Никаноровиче.

- Нет, вы, уважаемые товарищи не поняли, - настаивал привыкший к порядку директор станции. - Мы подчиняемся непосредственно Центру Биоинженерии, а значит, обязаны поставить их в известность и согласовать...

- Олег Никанорович, давайте сделаем так: сейчас мы отпустим вашего лучшего генетика домой, пока впечатлительная Татьяна Семёновна не упала в обморок от свалившейся на неё сверхзадачи, а потом сядем и обсудим детали проекта. Только сначала предупредим Татьяну Семёновну о конфиденциальности. Расписочку, опять же возьмём. Да, товарищ Реутова? Или мадам? Как вам больше нравится. Лично мне товарищ как-то роднее.

Сейчас, по прошествии трёх лет, Татьяна Семёновна отлично понимала, что надо было хватать Наташку в охапку и бежать в тот же день куда глаза глядят. Не важно куда - хоть цветочницей в магазин где-нибудь в Тюмени. А тогда...

Тогда всё казалось таким фантастическим и несбыточным, что она, даже отработав в проекте уже какое-то время, всё ещё не могла поверить в происходящее. Сама идея казалась ей какой-то ненастоящей, фантастической, а секретность, связанная с проектом, и вовсе виделась игрой или киношной постановкой. Да и как она - кандидат наук, генетик с двадцатилетним стажем - могла поверить в идею создания розы, запах которой должен был вызывать массовую эйфорию?! Она и не поверила. Сначала. Но потом ей объяснили, что выбора у ведущего селекционера нет.

Так, не веря в успех и не надеясь на положительный результат, кандидат наук Реутова возглавила лабораторию по созданию сверхнового сорта розы. До олимпиады, ради которой и был создан секретный проект, оставалось три года.

9.

Соблюдая строжайший протокол и меры предосторожности, весной две тысячи десятого года инсайдеры Верховной Лиги собрались в Брюсселе.

- Dear sirs and madams! - торжественно произнёс председатель.

Искусственно искажённый голос звучал глухо, отчего и без того таинственная обстановка полутёмного зала старинного английского замка казалась сколь гнетущей, столь и величественной.

- Приветствую вас на заседании Верховной Лиги - организации, представляющей современную форму деятельности тайных сил.

Аплодисменты прокатились по залу и утонули в едва различимых в полутьме старинных гобеленовых панелях.

- Архиважный вопрос заставил собраться вместе обременённых государственными и прочими заботами людей, в числе которых представители знатных родов, именитых династий, а так же главы крупнейших всемирных организаций. На великом пути создания единого мирового правительства и создания единственной законной мировой валюты, возникли некоторые затрудняющие обстоятельства.

Докладчик выдержал паузу, после чего продолжил.

- Обстоятельства, безусловно, преодолимые, но, тем не менее, требующие нашего вмешательства. Ни для кого не секрет, что уже сейчас мы шаг за шагом движемся к переходу евро под контроль Соединенных Штатов и Канады. Вопрос создания единой мировой валюты - всего лишь вопрос времени, ибо ребёнок зачат в любви, рождён от жизнеспособных родителей и развивается гармонично, - пошутил докладчик. - Но с некоторых пор нас беспокоит внебрачный, но весьма жизнеспособный его брат - я говорю о юане. По заключению наших экспертов, к две тысячи двадцатому году юань имеет все шансы стать мировой расчетной валютой. Стоит ли тратить время, напоминая возможные последствия такого вероломного вмешательства на мировую арену китайской валюты?!

По залу прокатилась гулкая волна.

Докладчик замолчал, выжидая, пока всё утихнет.

- Дамы и господа. Так как в зале присутствуют лишь посвящённые, буду говорить открыто. Наша лояльная банковская и не только политика в отношении стремительно развивающегося Китая должна претерпеть изменения. Китайцы, безусловно, удобная в плане манипулирования нация и великолепно вписывается в нашу будущую систему. Позволю напомнить: в мировую систему, исключающую средний класс, как таковой. Только повелители и исполнители. Отведённая китайцам роль, надеюсь, всем понятна. В течение многих веков китайцы подвергались строгой регламентации и привыкли беспрекословно подчиняться властям - взять хотя бы демографическую коррекцию. Это безусловный плюс. Но возникает вопрос: кто те, кто руководит массами сегодня? Насколько их чаяния совпадают с нашими? Совету Верховной Лиги всё более явно видится возрастающая угроза со стороны Китая, ибо его лидеры ставят на первое место не только быстрое экономическое развитие, но и достижение мировой гегемонии.

Зал снова заволновался, и докладчику вновь пришлось на некоторое время замолчать.

- Я прошу тишины, - сделал замечание выступавший и через некоторое время продолжил.

- Как вы уже могли догадаться, сегодня речь пойдёт о великой "реконструкции" самосознания Китая и изменении позиции страны в мировом порядке. Более конкретно, о смене курса с прогрессивного на регрессивный. И всё это совершенно иным способом, нежели ранее применяемые в подобных ситуациях: не прибегая к технологиям революций, цунами и междоусобных войн.

10.

Начальник отдела логистики "Бернарими", вызванный президентом ещё до начала рабочего дня, кивал и изредка делал записи. Лишь изредка он бросал взгляд на измождённого и понурого Карла Клёдена.

Внешне президент фирмы был спокоен. Но близкие люди и сотрудники, проработавшие с ним много лет, к числу которых относился и начальник отдела логистики, без труда могли заметить выдававшие нездоровье обвисшие складки кожи на вытянувшейся шее, мешки под глазами и мелкое непрерывное подрагивание пальцев.

Заметив взгляд подчинённого, Карл убрал со стола руки и продолжил:

- Я должен сам увидеть, когда русским была отправлена первая опытная партия роз. Мне нужны документы, подтверждающие точные даты отгрузки.

- Я правильно понял? Вы имеете ввиду кустовую розу Эйри?

- Именно. Года три-четыре назад мы отправляли в Сочи несколько сотен саженцев - в контракте было прописано промежуточное тестирование в условиях субтропической зимы.

- Хорошо. Я сейчас подниму накладные за две тысячи одиннадцатый год.

- И за двенадцатый тоже. И ещё. Попросите архивистов принести оригиналы заключения русских по той партии.

- Я понял. Что-то ещё?

- Нет. Спасибо. Вы свободны. И... пожалуйста, извините, что пришлось прийти на службу раньше.

- Ничего страшного. Я понимаю. Все понимают.

Начальник отдела вышел, а Карл грустно улыбнулся.

"Все понимают... Значит, всё ещё хуже, чем казалось вначале".

Он нажал кнопку пульта и попросил секретаря:

- Как только появится Себастьян, пригласите его ко мне в кабинет.

- Хорошо, - ответила секретарь.

Уже неделю девушка была вынужденная приходить на работу раньше. Из-за нового графика работы шефа она систематически не высыпалась, но слухи о грядущем массовом сокращении работников в связи с ухудшением дел фирмы усиливались, и девушка даже не заикалась о компенсации.

- Может, чашечку кофе? - спросила она, передавая Карлу расписание на день.

- Спасибо, но у меня много дел.

Карл действительно всю последнюю неделю был загружен невероятно. Но это была непривычная и малоприятная работа. Почти всё время президент некогда могущественной и процветающей фирмы сейчас тратил на оправдания и доказательство своей непричастности к скандалу мирового уровня.

Последние дни СМИ просто атаковали апартаменты Карла Клёдена. Телевизионные каналы в режиме реального времени, точно сводки с поля военных действий, выдавали интервью с президентов. Пытаясь перещеголять друг друга, любой факт, любая добытая подробность выдавались в эфир в виде сенсации.

Карлу скрывать было нечего: он честно и подробно отвечал на вопросы журналистов. Изначально, Карл Клёден даже радовался возможности объяснить соотечественникам и всему миру, что "Бернарими" не виновна в повальных депрессивных синдромах среди сочинцев и гостей города. Но день ото дня он всё больше отчаивался, что-то доказать. Волна прокатившихся по миру самоубийств уже вызвала такой резонанс, что будущее фирмы и его собственное виделось всё туманнее.

Карл не сразу поздоровался с Себастьяном, когда тот - почерневший и с отвратительным запахом после ночного возлияния, появился в кабинете.

- Себастьян, умоляю тебя - только не сейчас. Надо держаться. Надо взять себя в руки и отстоять честь фирмы. Я один не справлюсь. Дело всей моей жизни рушится на глазах, да ещё под пристальным вниманием телекамер, а мне даже посоветоваться не с кем.

- А я тебя предупреждал, - ответил компаньон заплетающимся языком. - Надо было действовать, пока русские не начали нас обвинять в открытую.

Себастьян подошёл к бару, налил в бокал коньяк и выпил, так и не обернувшись на друга.

- Себастьян, я много думал и... кажется, догадался: они подменили наши розы. Все! В это трудно поверить, но это единственное, что не противоречит здравому смыслу. Помнишь, русские торопили нас с первой тестовой партией? Я тогда ещё удивился, что обычно нерасторопные, тут они требовали неукоснительного соблюдения сроков. Более поздние тестовые поставки их, к слову, вообще не интересовали. Сопоставив сроки, я понял, почему им так срочно нужны были первые саженцы: на основе нашего морозостойкого сорта они создали свой - внешне идентичный, но в отличие от нашего, небезопасный сорт с новыми качествами. Что они хотели получить - для меня загадка, но что-то пошло не так. У русских было мало времени и они, наверняка, внедрили непроверенный искусственный ген, который и дал побочный эффект. Не специально же они вывели розу-убийцу?! Это их цветы - точнее, запах - сводит людей с ума!"

Карл на секунду замолчал, видимо, анализируя ещё раз вероятность выдвинутой гипотезы. Себастьян ему не мешал: он почти спал, развалившись на диване.

- Одно я не могу понять: какую цель преследовали русские. Это же... оружие. Себастьян, ты понимаешь меня? Оружие! И чтобы доказать нашу непричастность, мы должны всё выяснить.

- Карл, не хочу тебя добивать...

Себастьян с трудом встал и, пошатываясь, направился к двери.

- Игра сыграна. Весь мир ополчился против нас. Дни "Бернарими" сочтены. Отметим?

- Но у нас на руках доказательства невиновности! - не сдавался Карл Клёден.

- Пофигу. Им пофигу. И мне... тоже. Я устал, Карл. Я иду спать. Прости...

11.

Бабушки, помогавшие в Соборе Архангела Михаила, уже привыкли к полноватой неразговорчивой женщине, почти ежедневно ставившей свечи и подолгу молящейся у иконы Божьей Матери. Руководитель проекта Сочинского селекционного центра Татьяна Семёновна не находила места и лишь в церкви чувствовала некоторое облегчение.

Наташа заканчивала одиннадцатый класс, но мысли несчастной женщины занимали совсем другие проблемы.

- Наташенька, так не должно было случиться, - вечер за вечером повторяла Татьяна Семёновна за ужином, ища оправдание себе и людям из конторы.

Наташа, измученная материнскими стенаниями, заталкивала в себя ужин:

- Мамуля, всё вкусно, спасибо. Я к Ленке - готовиться к экзаменам, - пробкой вылетала она из дома.

- Это не правильно, - повторяла вновь и вновь Татьяна Семёновна, не замечая, что потеряла единственного слушателя. - Внедрённый ген не мог вызвать такую симптоматику. Аромат нашей розы вызывает лишь эйфорию - не более того.

Всё время, которое Татьяна Семёновна проводила не в храме, она искала ответы на вопросы, мучавшие её всю весну.

"Что пошло не так? Откуда этот суицидный эффект? Да, времени было мало - мы торопились. Но ведь всё получилось! Тысячи саженцев новой розы были высажены в грунт ещё осенью и зацвели в феврале. Разве плохо, что тысячи людей одновременно чувствовали небывалый эмоциональный подъём? И гости, и Сочинцы буквально вдыхают ощущение праздника! Что же случилось потом?"

Прошло уже три месяца, а Татьяна Семёновна так и не притронулась к премии. Невиданная прежде сумма лежали в кухонном шкафу, сразу за дверцей. Всегда аккуратная с деньгами, Татьяна Семёновна была уверена, что на эти деньги никто не позарится. Она не могла объяснить, но, не смотря на то, что заработаны они были трёхлетним каторжным трудом, деньги казались грязными, помеченными самим дьяволом, и прикасаться к ним не хотелось.

"Зачем они мне? - думала женщина. - Зачем вообще всё это? За три года, потраченные на проект, Наташка выросла: выросла, повзрослела и отдалилась. Я ей только мешаю. Она даже ужин вынести не может - на часы смотрит. И институт выбрала подальше от дома, чтобы реже ездить. Ладно, приспособлюсь как-нибудь".

Татьяна Семёновна по-привычке каждый день ходила на станцию. Именно ходила: туда и обратно. Но даже эти прогулки не доставляли удовольствия. Она старалась не смотреть на ровные, спешно засеянные травой газоны. Там, где зимой радовали глаз и благоухали её розы, не осталось даже табличек. Впрочем, на тех табличках красовалось имя Карла Клёдена, но женщина знала, что её заслуги в создании принципиально нового вида не меньше.

"И всё же, чья это ошибка?" - день за днём терялась в догадках женщина.

Настроение с каждым днём становилось хуже некуда. Оставаться дома в четырёх стенах было уже просто невыносимо. Работы не было: в связи с разразившимся скандалом, "контора" спешно отправила селекционеров в оплачиваемый бессрочный отпуск - подальше от вопросов журналистов и назойливых телекамер иностранных TV-каналов. Официально во всей этой истории были виноваты немцы, но "контора" не торопились открывать станцию.

"Жалко этого Карла Клёдена, - думала Татьяна Львовна, ставя свечку за упокой почти незнакомого немца. - Наверное, он и предположить не мог, что всё так обернётся. Прости, Боже, и меня грешную, если в его смерти есть моя вина. Я не хотела. Меня торопили".

12.

Полутёмный зал разразился овациями.

Намеренно искажённый голос докладчика зазвучал громче.

- Dear sirs and madams! Таким образом, вы уже поняли, что Сочинская Олимпиада - лишь полигон для испытания нового вида оружия. Оружия красивого и с чарующим запахом. Олимпиада - грандиозное мероприятие, которое как нельзя лучше подходит для проведения испытания сразу на сотне наций - разнящихся по признакам и, соответственно, восприимчивости, степени элиминации. И это важно, ибо Китай лишь первый в списке. Просто, в случае положительного теста на Олимпиаде, новое оружие масштабно и территориально будет апробировано именно на нём.

Зал зашумел, вероятно обсуждая услышанное.

- Уважаемая публика, - продолжил докладчик. - Депрессия может быть как следствием, так и причиной. Однако, не важно, в какой ипостаси - она неминуемо отбрасывает государства на десятки лет назад, порой, навсегда вычёркивая их из числа конкурентов. Ещё памятны последствия великой Американской депрессии. К слову, Американской она названа ошибочно, ибо страны Европы пережили её не менее трагично. Но это была депрессия-следствие.

А теперь мы намерены использовать депрессию, как средство! В этом месте можно аплодировать, ибо то, что я сейчас довёл до вашего сведения, есть величайшее изобретение.

По залу прокатилась волна оваций, после чего докладчик, воодушевлённый поддержкой зала, продолжил:

- Мы расправимся с Китаем, погрузив в состояние депрессивного оцепенения целую нацию! К слову, те, кто критиковали наше решение - позволить китайским семьям иметь больше одного ребёнка - теперь, вероятно, поймут, что в свете последних событий никакой реальной значимости это послабление, как и многие другие, значения не имело.

Уже в ближайшее десятилетие Китай неминуемо потеряет в численности. Эффект от подавленного состояния, когда у индивидуума отняты мечты, желание что-то менять, да просто жить - этот эффект по разрушительности превзойдёт любое ныне существующее оружие. И Сочинская Олимпиада тому подтверждение. Всего три года понадобилось нашим учёным, чтобы труды немцев и русских генетиков соединённые воедино обратить во благо Верховной Лиги - реальной мировой власти. Безусловно, нам пришлось доработать их "полуфабрикат".

Зал отозвался на шутку смехом.

- Мы всего лишь добавили синтезированный ген. Но он позволил добиться эффекта, когда после недолгой эйфории наступает продолжительный период полной апатии и отчаяния, вплоть до суицидального поведения. Мы создали новый вид... нет, не розы. Оружия.

Первые робкие хлопки послышались в зале. Докладчик не торопился заканчивать речь и только после того, как аплодисменты стали усиливаться, торжественно и многозначительно произнёс:

- Оружие - это власть! Власть - это мы! Да здравствует Верховная Лига! Да прибудет её вечная власть!

- Да здравствует Лига! - эхом прокатились по залу голоса трёхсот избранных

Пишу. А могла бы жить.

medey

Дата: Среда, 29 Янв 2014, 22:54 | Сообщение # 408

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 990

Награды: 27

Репутация: 38

"КАК КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС НЕ ТОЛЬКО МОСКВИЧЕЙ ИСПОРТИЛ"
великолепный рассказ. Хохотала до упаду.)))

Светлана.

Дата: Среда, 29 Янв 2014, 23:08 | Сообщение # 409

Долгожитель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 19655

Награды: 341

Репутация: 742

Цитата Корзун_Светлана (

)

Лего для сильных мальчиков.

Да уж... Задумаешься поневоле. Это не записки чукчи.
Страшно, Света. Очень на правду похоже.

Играть со мной - тяжёлое искусство!

olgaishim

Дата: Четверг, 30 Янв 2014, 06:53 | Сообщение # 410

Долгожитель форума

Группа: Друзья

Сообщений: 3102

Награды: 117

Репутация: 225

Я тоже "Лего" еще вчера вечером прочитала. И в обалдении спать ушла. Одни многоточия, Света! Снимаю берет biggrin

Ольга Гультяева
г.Ишим

Дата: Четверг, 30 Янв 2014, 09:44 | Сообщение # 411

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Цитата МилочкаТ (

)

Лего для сильных мальчиков. Да уж... Задумаешься поневоле. Это не записки чукчи. Страшно, Света. Очень на правду похоже.

Милочка, спасибо, что прочла. Я и не надеялась, что кто-то такое количество знаков осилит. А про страшно - мне самой нынче как-то не по себе :-). К слову, одной моей знакомой, которая прочла рассказ, как раз по почте пришли семена роз из Китая. Так она теперь думает - стоит ли высаживать. На полном серьёзе.
biggrin

Цитата olgaishim (

)

Я тоже "Лего" еще вчера вечером прочитала. И в обалдении спать ушла. Одни многоточия, Света! Снимаю берет .

Олюшка, не бойся! Это не правда... Ну, или не совсем правда... Или всё таки правда?! Вот ведь! Напишу, а потом и сама верю.
surprised

Цитата medey (

)

"КАК КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС НЕ ТОЛЬКО МОСКВИЧЕЙ ИСПОРТИЛ" великолепный рассказ. Хохотала до упаду.)))

Светлана, как я рада, что хоть кого-то удалось насмешить, а не напугать. Что-то я в "Лего..." не на свои функции замахнулась - это же прерогатива правительства нас пугать :-)

Пишу. А могла бы жить.

Дата: Четверг, 30 Янв 2014, 12:12 | Сообщение # 412

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Цитата МилочкаТ (

)

Страшно... Очень на правду похоже.

Блин, я сама уже испугалась wacko

! Пять минут назад открыла новости на мыле и обнаружила в третьей строке: 30 января 2014. Экономика. «Российская газета». Эксперты: Уже завтра может начаться повторение кризиса 2008 года. На этот раз он придет не из США, а из Поднебесной. Такой прогноз недавно появился в The Wall Street Journal".

Ребята, это чесслово не я и не мои розы! surprised

Пишу. А могла бы жить.

Дата: Среда, 05 Фев 2014, 19:13 | Сообщение # 413

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

По замыслу автора

Всё началось с выставки голландца.

- Лично мне понравился вот этот пейзаж, - лоснясь щеками, вещал с телеэкрана министр культуры. - Посмотрите сюда: это ещё не кубизм, которым закончил живописец, но уже и не реализм. Середина творчества, так сказать. А какие необычные цвета: жёлтый, коричневый...

- Хорошо, не добавил оба-два.

Мой оппонент Фёдор был настроен воинственно.

- Не придирайся.

Я поставила перед вечным «подругом» чашку с изображением Простоквашинского кота:

- Через пару месяцев снимут нынешнего, придёт новый, и будешь жалеть.

- С чего бы? - приготовился спорить Фёдор.

- Этот знает слово кубизм.

Фёдор сделал глоток из именной чашки и уставился в телевизор.

- Нет. Не права. С таким «привозным» лицом он нам родным никогда не станет. Нам - это русской интеллигенции.

Фёдор хихикнул, потому как сам был не совсем славянской внешности.

- Ни-ког-да! - повторил он для большей убедительности. - И слово кубизм не поможет. Пусть снимают.

Он встал из-за стола, подошёл к зеркалу и, состроив гримасу, привычным движением закрутил усы вверх:

- Вот возьмём меня: не урод? Не урод! - констатировал Фёдор. - Да что там - вообще красавец: высок, статен, импозантен до головокружения. А до статуса твоего ухажёра всё равно не дотягиваю. Потому и не лезу с любвями. Сижу тут вечным подругом и чаи гоняю. А товарищ с такими данными - и в министры.

Я посмотрела на экран, где разглагольствовал на тему живописи пока не снятый чиновник и...

***

Снег брёл по питерским улицам, перебежками преодолевая сквозняки нахохлившихся сугробами арок. Не смея нарушить заданный темпо-ритм, мы с Фёдором поступали так же.

- Слизали краски снег с дождём, бедна палитра...

Двустрочия были нашей давнишней забавой. В этот раз мой подруг Фёдор не думал даже секунды.

- Давай и мы лизнём по сто. Купить пол-литра?

Сумерки нахлобучили на город и без того низкое небо, и красок почти не осталось.

Единственным ярким пятном в обозримой вечерне-снежной катавасии оказалась афиша в стеклянном рекламном стакане.

- Экспозиция портретов «Время в лицах», - выразительно прочёл Фёдор. - Гордишься? - спросил он, кивнув на притулившуюся внизу полиграфического буйства мою фамилию. - Художник - это звучит гордо!

- Лучше бы «бохато», - ушла я от ответа, пристраивая под шаль выбившуюся прядь, такую же бесцветную, как и всё вокруг.

- Не капризничай. Кстати, лови строчку: она при жизни на афишах красовалась...

- Какая малость!

Фёдор подкрутил пижонский ус и, судя по прищуру карих глаз, хотел что-то сострить. Но, не встретив понимания с моей стороны, насторожился.

Мне не хотелось возвращаться из спокойного зимнего вечера в тёмную кладовую тяжёлых мыслей и страхов, но окончательно вытащить меня оттуда не смог сегодня даже балагур и любимчик девчонок Фёдор.

Придержав меня за локоть, он остановился и прикрыл ладонью лицо от снега.

- Нюрка! Ты чего киснешь? А ну, колись.

Фёдор наклонился и заглянул, как мне показалось, прямо в душу.

- Анна Нико-олавна не киснут, - занудела я, нарочито пропевая в отчестве долгое северное «о», привезённое в плацкартном вагоне из провинциального детства. - О-оне «го-орюнются».

- Так. Понятно.

И Фёдор завертел головой, явно что-то выискивая за стеной припустившего снега.

- Хватит бегать наперегонки с природой. Давай объявим метели, что она победила - шут с ним, с растоптанным самолюбием двух лучших представителей передовой молодёжи - и отправимся оплакивать проигрыш.

Фёдор опять повертелся.

- А вот в это кафе и отправимся!

И он потянул меня прицепным вагончиком на противоположную сторону улицы.

- От-кро-ве-ни-е, - прочла я вслух неоновую вывеску, едва различимую под шапкой снега. - Название подходящее. Мне как раз тебе надо кое-что рассказать. Важное.

- Ты беременна? - театрально выкрикнул Фёдор, напугав немногочисленных прохожих.

Он старательно выпучил глаза, отчего стал похож на эпатирующего Дали, и раньше, чем я успела что-то ответить, упал на одно колено.

- Нюрка, - прижал ладони к груди паяц. - Будьте моей женой!

И он распростёр длинные руки в объятьях, как делали герои-любовники в немых фильмах.

- Хотя, милостивая Нюра Николавна, - продолжил он театрально-укоризненно. - Мы оба понимаем, что к этому ребёнку я никакого отношения не имею! Тут вы меня не проведёте.

Фёдор встал и посмотрел на меня как-то грустно. Или мне это показалось?

- Нюра, вы не серчайте, но тут без вариантов! Нет секса - нет детей. Если только это не было непорочным зачатием. Но тогда я... я... я, - Фёдор пошлёпал себя по щекам и перешёл на шёпот. - Получается, я Святой Дух? Или у вас кто-то завёлся?

- Федька! Хорош дурачиться! У меня правда проблемы.

Он посмотрел мне в глаза и посерьёзнел.

- Валяй! Если проблемы - это ко мне!

Одно его джинсовое колено было гипсово-белым от налипшего снега, а в центре торчали невесть откуда взявшиеся пара берёзовых жухлых листочков. Я не удержалась и передразнила малокультурного министра:

- Какие необычные цвета: жёлтый, коричневый...

- Я помню, - остановил Фёдор мои вариации на тему интервью уже снятого чиновника. - Это после созерцания его «нехарактерного для человека «от культуры» лица ты задумала выставку. А что?! Реальная идея - изобразить человека в непривычном амплуа.

- Чересчур реальная. Ты, подруг Фёдор, даже не представляешь насколько! Я как раз по-поводу выставки хотела с тобой поговорить.

В этот момент дверь кафе распахнулась, и оттуда вышел странный человек - с холёным круглым лицом под идеально уложенными прядями и... в синем рабочем комбинезоне.

Я вздрогнула и отвернулась.

- Знакомый? - спросил Фёдор. - Да не дрейфь! Он уже ушёл. А это значит, что, как минимум, один столик в кафе свободен. Вперёд, опороченная подозрительным знакомством Нюрка!

И Фёдор, подтолкнув меня к «Откровению», распахнул дверь.

- Кстати! Если ты не беременная, значит, по-прежнему пьющая? Это радует!

***

- Так, Анна Николавна, давай ещё раз.

Цвет глаз Фёдора в тёмном зале кафе различить было невозможно, а потому мне вдруг показалось, что они чёрные, а не карие, как я всегда считала. А может, и правда чёрные?

- Федя, а у тебя глаза какого цвета?

- Здрасьте! Пять лет знакомы - не удосужилась посмотреть! Тоже мне, художница! Ладно. Карие у меня глаза. Тёмно карие. Так что там у тебя с этими дезертирами?

- Они не дезертиры. Они возвращаются. Каждый раз. Но я их всё равно боюсь. Они мне жить мешают. Шастают всё время где-то рядом. На глазах постоянно попадаются.

- Нюрка, а может тебе мерещится? Ты точно не беременная?

Я хотела пожурить Фёдора за неудачную, к тому же, дважды повторенную шутку, но, глянув на него, поняла - он действительно встревожен.

- Я стабильно-бездетная. Не переживай. Ты лучше скажи, может, мне к экстрасенсу сходить?

- Лучше к психиатру.

- Не смешно. Я больше не могу!

- Я тоже. А чего мы с тобой больше не можем? Впрочем, ладно. Я знаю что делать! Кто-то из нас двоих должен быть сильным! Я пью натуральный сок - ты коньяк. Вопрос на засыпку: чья очередь быть сильной?!

Фёдор махнул официанту и, как только тот подошёл, попросил:

- Принесите-ка даме... что вы на меня уставились? Мой шейный платок и пиджак с отливом не повод для подозрений! Кстати: а мужчина в синем рабочем комбинезоне, который ушёл перед нами - он ваш постоянный клиент? Что вы плечами пожимаете? А... ладно. Двойную порцию мороженого даме! И имейте ввиду: это я для Нюрки заказываю. Кстати, ещё пилюльки успокоительные принесите. Это тоже для неё. Можете ими креманку украсить.

И Фёдор, повернув ко мне лицо и явно играя на публику, громко произнёс:

- Дорогая, прости, если слово креманка вызвало у тебя неприятные ассоциации: это не маленький крематорий, это посудинка под мороженое. А вы, молодой человек, - сменил он тон на вальяжно-снисходительный, - поспешите. Не будет пилюлек - я за свою даму не ручаюсь. Она у меня припадошная.

Официант, явно уставший от таких посетителей, унёс каменное лицо за служебную дверь.

- Федь, ты его по-моему достал.

- А нечего презирать меня лишь за то, что я изысканно одет. Кстати... Тот мужик, которого ты испугалась, - посерьёзнел Фёдор. - Он тоже их этих?

- Именно. Из этих.

Я вспомнила волнения и напряжение последних дней и поняла, что больше не хочу быть сильной.

- Анна Николавна, ну, полноте! Я старался-старался! И потом! Не пристало художнице и организатору выставки плакать! Вы, Анна Николавна, сейчас совсем не красивая стали. Как третьеклашка сопливая, которой косички надёргали.

Напуганный Фёдор достал идеально-чистый носовой платок и, перегнувшись через стол, малярным движением взад-вперёд вытер мне слёзы. Точнее, размазал их по лицу.

- Фу ты! Никогда не умел управляться с ревущими девчонками. Нюрка! Не реви! А я говорю, не реви. Тридцать лет - а туда же!

Я даже вскочила от возмущения.

- Мне двадцать шесть!

- Вот! Помогло. Слава Богу. Ничто не приводит женщину в чувство быстрее, чем изысканное оскорбление. Нюр, а ты сама не пробовала с ними поговорить? Выведать там, что да как, расспросить...

- Шутишь? Да я этих переодеванцев боюсь, как... как... А чёрт знает, как я их бою-ю-ю-юсь...

И плюнув на приличия, я разревелась в голос.

Фёдор стоял рядом и уже десять минут елозил влажным платком по моему лицу.

- И зачем только я затеяла эту выставку?! Тоже мне «Время в лицах». Теперь эти лица меня до инфаркта доведут!

- У таких молодых девушек не бывает инфаркта... - начал, было, погрустневший Фёдор, но его перебил официант:

- Валидол. Больше в аптечке ничего успокоительного нет. Мороженое сейчас принести или позже?

- Какой валидол? - спросил мой подруг, удивлённо глядя на непроницаемое лицо официанта. - Мы не заказывали валидол!

- Давайте ваши таблеточки, - я протянула руку, не переставая всхлипывать. - Вы хороший официант. Правильный. Потому что делаете всё правильно. А я...

Мороженое в этот вечер поесть так и не удалось. Коньяк вкупе с валидолом сделали своё дело. Люди сначала оборачивались на меня, а потом и вовсе попросили официанта пересадить нас за дальний стол.

Словом, мы покинули Откровение с его правильным официантом, не дожидаясь, пока нам предложат перебраться в подсобку.

***

Мы сидели с Фёдором в засаде уже три часа: засада была вполне комфортабельной, хоть и находилась на подоконнике пятого этажа единственного подъезда дома напротив. Мой друг, будучи человеком предусмотрительным и заботливым, принёс в большом пакете плед и даже небольшую плюшевую подушечку в форме сердечка.

- Эх... Сюда бы ещё попкорм! - я слезла с подоконника и потянулась.

- Попкорн, - поправил Фёдор.

- Нет! Поп-корм. Корм для поп.

- Кстати, твоя как? Нормально?

- Не жалуется. Тебе спасибо передаёт.

Я хихикнула и повернула голову в сторону своего дома.

- Ой! Смотри!

Мы оба, как по команде, прилипли к стеклу: в подъездном окне напротив, рядом с моей дверью, явно что-то происходило.

- Бежим туда! - скомандовал Фёдор.

- Я боюсь!

- Дурочка, он же не настоящий!

Мужчина в рабочем синем комбинезоне нас не дождался.

Чего не скажешь о надписи на моей двери.

- Су-ка! - по слогам прочёл Фёдор свеженькие, ещё вонючие жёлтые буквы.

- Спасибо! Мог бы и не озвучивать - сама читать умею!

- Оригинально. А какой необычный цвет: жёлтый...

Фёдор понюхал и констатировал:

- Писано маслом. Кстати, даже без ошибок.

- Так министр, как-никак. Хоть и бывший.

- Ну, во-первых, он нарисованный.

- Написанный, - поправила я.

- Нет. Нарисованный. Он тебе не очень удался, а потому я оставлю за собой право обозвать министра нарисованным. И потом: он ведь не образованием заведовал! А министру культуры ошибки в правописании были бы простительны.

- Это не правописание, - я принялась стирать надпись поднятым с пола тканым ковриком. - Это какое-то левописание!

- А что ты хотела?! Его месть вполне пропорционально содеянному тобой! Я вот тоже не знаю, как бы себя повёл, изобрази ты меня - человека уникального, почти уникального - маляром.

- А чем плоха работа маляра?

Я тёрла дверь всё с большей силой, и Фёдор, видимо, не в силах больше на это смотреть, отобрал у меня тряпку.

- Не петайся. Скипидар нужен.

Вконец измученная последними злоключениями, я села прямо на ступеньку.

- Но теперь-то ты веришь? Видишь? Они не оставляют меня в покое.

Мы сидели на кухне, когда в очередной раз зазвонил городской телефон.

- Алло, - ответила я без энтузиазма, поскольку уже знала, кто звонит.

- Пылают ланиты, трепещут ресницы,

Мы вместе, мы рядом,

Мы - райские птицы...

Я молча положила трубку и вернулась за стол.

- Опять она?

- Как догадался?

- В наше время только пенсионеры звонят на городской телефон, да ещё утром.

- Она звонит круглые сутки. Богема!

Боже, я готова была всё отдать, чтобы идея изобразить сумасшедшую старуху Кружкину из соседнего подъезда в образе богемной поэтессы, так и сдохла тогда невоплощённой.

Телефон снова зазвонил.

- Не подходи, - посоветовал Фёдор. - Кстати, а настоящая поэтесса, которую ты поселила на холсте в коммуналку, она не досаждает?

- О, нет! Вот она-то как раз счастлива! А потому, как любой счастливый человек, неблагодарная! Хоть бы пришла - спасибо сказала!

- Нюрка, ты ничего не путаешь? Ввожу данные ещё раз. Напоминаю, так сказать, содержание картины: коммуналка, что явно определяется по количеству столов, нищенская загаженная кухня, выпивающие за столом соседи, у окна, рядом с маленькой бабулькой, курит в форточку патлатый мужик... Всё правильно?

Я не поняла, куда клонит Фёдор, но ответила:

- Правильно.

- Что имеем на выходе?

Я сообразила и подтвердила:

- Счастливую старушку навеселе, у которой больше нет проблемы со слушателями и собутыльниками. Фёдор, я прежде понять не могла: неужели богемная утончённая Апполинария так быстро... пристрастилась... в смысле, стала употреблять... нет... не так.

- Да спивается она!

- Ладно. Ты прав. Надо называть вещи своими именами. Только знаешь, что я выяснила пару дней назад?

- Тебе больше заняться нечем?

- Не перебивай! Для меня это оказалось открытием. Апполинария и раньше прикладывалась. Только об этом кроме соседей по-площадке никто не знал. Она пила тихо - за закрытой дверью. И была несчастна. Это мне соседка из квартиры напротив рассказала. Они немного дружны.

- Вывод: для счастья просто пить мало - ещё нужна компания!

И мой подруг засмеялся беззлобно, даже как-то по-детски.

- Дурачок ты, Фёдор! Но вывод правильный. Давай и мы что ли того... выпьем?

- Нюрка, а ничего, что десять утра? Я согласен.

Но в ту же минуту зазвонил городской телефон.

- Я отдаю себя на откуп,

Тому, кто дик, как зверь лесной,

Клонясь невинной головой...

***

До открытия выставки оставалось два дня, когда случилось непредвиденное и самое неприятное.

Я гладила чёрное платье, пошитое специально к торжественному открытию выставки, представляя, как буду принимать цветы и поздравления.

Телевизор как всегда работал фоном.

- Об чём с ней разговаривать?! Тоже мне, львица! - услышала я капризный голос, по-свойски выбалтывающий стране секреты из жизни знаменитости. - Да у нас в Иваново таких бы львиц... знаете, что сделали?!

И тут я узнала в капризной барышне Светку Куницыну!

А ведущая передачи тем временем продолжала возмущаться:

- Ну, я прям не знаю! Это же колхоз какой-то!

Я ещё смотрела на экран, когда мобильник буквально запрыгал на столе.

- Нюрка! Что ты натворила! - закричал Фёдор из динамика моего мобильного. - Ты НТВ смотришь? Тебя народ проклянёт, если узнает, что это ты Светку в интервьюеры выписала.

- Федя, Федечка... милый... Что же теперь делать?

Тем временем провинциальная Светка несла с экрана прямо в мозги нации невероятную ахинею про звёзд кино. После чего перешла на обсуждение рублёвских жён:

- Скажу вам по-секрету, - перешла она почти на шёпот. - Эта разрекламированная мадам с рублёвки - ну, вы догадались, о ком я - мне вообще не понравилась. И одета куцынько, всё серо-белое какое-то. И это в наше время, когда такие титанические условия созданы для хорошего одевания... Как сказать-то?! Ну, чтобы как следует выглядеть! И огород, пусть сейчас она не обижается, овощами не засеян. А везде кичится, мол, я хозяйка, я хозяйка! Если бы я жила на Рублёвке...

- Фе-е-дя-я-яяяяя....

- Нюрка! Прекрати истерику и сейчас же выключи телевизор. Я еду!

***

- Это не гуманно, поймите вы! - кричал мой друг в телефонную трубку, жестикулирую, как эквилибрист на восьмом цилиндре. - Вы же ей жизнь исковеркаете! У неё же есть родители, друзья! Нельзя так подставлять глупую девочку!

Федя был вне себя!

Он уже битый час пытался хоть как-то исправить ситуацию. Я смотрела на взрослого мужчину и не узнавала в нём балагура и разгильдяя Фёдора.

- Какие рейтинги?! Помилуйте! Всему есть предел! Каких главных ньюсмейкеров страны? Света? Интервьюировать? Опомнитесь! Это не гуманно! Вас надо судить за растление детской души!

Трубка разразилась гудками, но Фёдор всё ещё вкрикивал в неё гневные слова.

- Федь, они тебя не слышат...

Я закрыла лицо руками.

- Что я натворила! Света порхает с глупостями из одной программы в другую. Полуграмотная старуха Кружкина уже награждает недопоэтов дипломами и обещает посодействовать продвижению их стихов.

- Откуда знаешь?

- Вчера отчёт о сходняке с её участием читала. Между прочим, прошло сиё мероприятие в Доме творчества, там же где моя выставка послезавтра откроется.

- Молодец Кружкина! А чего далеко ходить?! Кстати, в этой модной шляпке и кардигане она очень даже прилично смотрится. Но мундштук ты ей зря в руку не дала. Для придания ещё большей богемности - самое то было бы!

- Фёдор! Мне не до смеха! И потом, ты её руки видел? Какой мундштук?!

- Как я мог видеть, если на картине их вообще нет! Лентяйка ты, Нюрка!

- Потому и нет, что показать нельзя!

Мы ещё пару минут беззлобно препирались, но мысли о провинциальной Светке, так жестоко мною подставленной, не давали покоя.

- А давай её домой отправим! В Иваново!

Фёдор хоть и шутил, но нездоровый огонёк время от времени лихорадочно вспыхивал в его глазах.

- Если только бандеролью... Но это расчленёнка. Федь, она ведь не понимает, что над ней потешаются. И потому, вряд ли нам удастся её уговорить...

И тут до меня дошла нехитрая, но гениальная мысль.

- Чёрт!

Фёдор от неожиданности даже подпрыгнул на стуле.

- С ума сошла - так пугать?!

- Их надо стереть! Уничтожить!

- Ге-ни-аль-но! - и Фёдор захлопал в ладоши. - Полдня и ночь до выставки!

- И полжизни позади, - сникла я.

- Ну, тридцать лет - это ещё не полжизни! - съязвил друг.

Но второй раз я на эту уловку не клюнула. Да и не до того было:

- Ну, замалюю я их в квадраты Малевича! Даже если в цветные - всё равно на смех поднимут. А что ещё я успею за день?!

- Дорогая Анна Николавна! Не хочу вас расстраивать, но как быть с посетителями выставки? Вынужден напомнить, что вы, уважаемая, не далее как вчера, в интервью каналу Культура обещали представить не просто портреты современников, а неожиданное раскрытие человека в несвойственных условиях, предложенных реалиями.

- Чёрт-чёрт-чёрт!

***

- Уважаемые посетители!

Чёрное платье, украшенное только рубиновой стрекозой, сидело на мне идеально.

- Прежде, чем выставка будет открыта, спешу сделать заявление: по окончании экспозиции все работы буду уничтожены. Таков замысел автора и... воля Божья.

После нескольких вступительных речей приглашённой мною профессуры, гости с бокалами шампанского разбрелись по залу.

Я стояла в дальнем углу, поддерживаемая Фёдором в прямом и в переносном смысле.

- Нюрка, ты, похоже всё-таки беременная. Бледная, как Апполинария наутро после кухонно-коммунальных посиделок.

- Федь, я тебе так благодарна! Ты... ты... ты - «подруга дней моих суровых...».

- Нюрка, кстати, про подругу. Ты бы это... сняла уже очки.

- Я их и так не ношу. Только линзы. Ты же знаешь!

- Вот! И я про то же. Уже слепнешь, а о замужестве никак не начнёшь думать.

- Федь! Ты чего?

И в этот момент к нам подошли первые «вкусившие» шампанского и моего творчества посетители.

- Это замечательно! Вы, Анна, талант. Так точно подметить приметы нашего времени... Браво!

- Анна, - место отошедшего старикашки занял молодящийся импозантный мужчина. - Такого решения от столь юного создания я, признаться, не ожидал! Удивили! Приятно удивили, Аннушка! Я думаю, нам предстоит тесно и трепетно дружить талантами...

- Да-да, милочка! Это талант! - путая карты ловеласу, встряла в разговор известная, правда, в очень узких кругах, искусствовед. - Активная гражданская позиция, столь несвойственная молодым дарованиям, присутствует в каждой работе. Впрочем...

Я насторожилась и, судя по тому, как Фёдор сжал мою ледяную руку, он тоже.

- Милочка, а почему все картины объединены общей идеей и выполнены в одном стиле, и лишь одна...

Дама не договорила. Она достала из очечника мощные окуляры и, водрузив их на нос, пристально всмотрелась в меня.

- Видители ли, милая, у меня есть свои соображения на этот счёт, - пояснила искусствовед. - Но мне важно, совпадают ли они с замыслом автора. Полотно с изображением старушки на коммунальной кухне - оно чем-то отличается от всех здесь представленных? Оно единственное не за решёткой. Да-да! Я про металлические решётки, которыми вы отгородили своих героев от... от... от жизни, так сказать. Я достаточно точно выразила мысль?

Я кивнула.

- Мне, кстати весьма понравился ваш замысел: все люди, будь то поэтесса, читающая стихи, или маляр-гастарбайтер - бывший министр культуры - кстати, я его узнала, потому как мы вместе открывали выставку голландцев - на всех полотнах ваши герои за решёткой. Несвобода - это страшный признак нашего времени. А бабулька у окна? Почему на этом полотне решётки нет?

- Ей не надо. Она счастлива. Им там хорошо - на этой коммунальной кухне.

- Да-да! Именно так я и поняла.

Критик сняла очки, потому как всё во мне и в жизни ей стало очевидно.

- Вы не по годам прозорливы! У вас большое будущее, милочка.

И томно глядя на портрет зарешёченной Кружкиной в элегантной шляпе, искусствовед неожиданно прочла:

- Утраченного времени слеза, не солью, мятой ты легла на губы... Кстати, а мы с вами не могли видеться на вечере поэзии здесь же - в Доме Творчества? Какая талантливая эта Кружкина!

И дама кивнула в сторону портрета сумасшедшей старухи.

- Это её строчку я сейчас прочла. Одного не пойму - почему раньше не проявился её талант? Условий не было? Или просто не знала, что она поэтесса? Знаете, так тоже бывает! Не желаете обсудить? Отойдёмте в...

- Нет! - вскричал Фёдор, и выдернул мою руку из рук искусствоведавшей дамы. - Она не может! Я... она... Ей сейчас один бывший подруг будет предложение делать.

- Бывший подруг... - удивилась моя собеседница. - Такие бывают? Или это ошибка речи?

- Это ошибка. Но не речи. Моя. Причём давняя. Нюрка, сколько можно?! Давай уже поженимся!

ПС: как и было обещано, все картины после закрытия выставки были уничтожены. Кстати, по словам искусствоведов и критиков, это был гениальный пиар-ход, вызвавший небывалый интерес к творчеству прежде никому не известной художницы.

И только счастливая Апполинария всё вдыхала и вдыхала дым от мужицкой папироски, навсегда поселившись вместе с соседями на стене нашей с Фёдором некоммунальной кухни.

Пишу. А могла бы жить.

Дата: Среда, 05 Фев 2014, 19:17 | Сообщение # 414

Долгожитель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 19655

Награды: 341

Репутация: 742

Цитата Корзун_Светлана (

)

Ребята, это чесслово не я и не мои розы!

вот и оправдывайся теперича, Нострадама ты наша....

Играть со мной - тяжёлое искусство!

Дата: Среда, 05 Фев 2014, 20:33 | Сообщение # 415

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Цитата МилочкаТ (

)

вот и оправдывайся теперича, Нострадама ты наша....

Хи-хи-хи... Я уже лёгкой читалкой "про любофф" свою страшилку про Сочи закрыла. А то и правда как-то страшновато. biggrin

Пишу. А могла бы жить.

Дата: Среда, 05 Фев 2014, 20:51 | Сообщение # 416

Долгожитель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 19655

Награды: 341

Репутация: 742

Цитата Корзун_Светлана (

)

Я уже лёгкой читалкой "про любофф" свою страшилку про Сочи закрыла

Ничё се - лёгкая читалка... Насилу одолела.
Но понравилось. Умеешь ты, Света, достучаться до читателя. Прям с первого стука.

Играть со мной - тяжёлое искусство!

Дата: Среда, 05 Фев 2014, 22:43 | Сообщение # 417

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Милочка, спасибо, что заглядываешь.

Пишу. А могла бы жить.

Дата: Четверг, 06 Фев 2014, 12:16 | Сообщение # 418

Долгожитель форума

Группа: Модератор форума

Сообщений: 11224

Награды: 248

Репутация: 465

Цитата Корзун_Светлана (

)

Ребята, это чесслово не я и не мои розы!

да уж... И кто тебе после всего теперь поверит? Ты же знаешь про силу слова и всякое такое biggrin

Ирина Кузнецова

авторская библиотека

Дата: Четверг, 06 Фев 2014, 18:56 | Сообщение # 419

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Цитата irtya (

)

Ребята, это чесслово не я и не мои розы! да уж... И кто тебе после всего теперь поверит?

Блин-блин-блин... А чего теперь делать-то?! wacko

Куда бежать-то? dry

Пишу. А могла бы жить.

olgaishim

Дата: Четверг, 06 Фев 2014, 19:26 | Сообщение # 420

Долгожитель форума

Группа: Друзья

Сообщений: 3102

Награды: 117

Репутация: 225

А бежать-то и некуда! Мы ж по всему миру разбросаны - из-под земли достанем! happy

Попалась, голубушка! Теперь - дальше пиши, не отлынивай!

Ольга Гультяева
г.Ишим

Дата: Четверг, 06 Фев 2014, 19:30 | Сообщение # 421

Долгожитель форума

Группа: Модератор форума

Сообщений: 11224

Награды: 248

Репутация: 465

Цитата Корзун_Светлана (

)

Блин-блин-блин... А чего теперь делать-то?! Куда бежать-то?

Бежать?!..
А куда ты с подводной лодки, Свет?)))
Тебе теперь остаётся только каяться biggrin

Ирина Кузнецова

авторская библиотека

Дата: Четверг, 06 Фев 2014, 19:31 | Сообщение # 422

Долгожитель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 19655

Награды: 341

Репутация: 742

Цитата olgaishim (

)

Мы ж по всему миру разбросаны - из-под земли достанем!

Обложили мы Светку! Никуда теперь не денется, будет писать, как миленькая.
А мы будем читать и радоваться... или ржать, смотря, чё напишет happy

Играть со мной - тяжёлое искусство!

Дата: Четверг, 06 Фев 2014, 20:05 | Сообщение # 423

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Деффчонки, не виноватая я! Он (рассказ) сам пришёл! (с) biggrin

Пошла - пороюсь в закромах, поищу чё-нить весёленькое (заодно и Лего для мальчиков утоплю - от греха подальше).

Пишу. А могла бы жить.

Сообщение отредактировал Корзун_Светлана - Четверг, 06 Фев 2014, 20:08

Дата: Четверг, 06 Фев 2014, 20:33 | Сообщение # 424

Житель форума

Группа: Постоянные авторы

Сообщений: 848

Награды: 32

Репутация: 118

Про то, как Маня с линейкой в руках мировой порядок пыталась восстановить.
Из Записок Чукчи. декабрь 2012.

С вашего позволения, сегодня я вам расскажу очередную историю из жизни Маруськи, коих случается порой по три на дню. Правда, иногда Маруська устаёт от школьной и сверхшкольно-английской жизни, перестаёт выдавать на-гора свои умозаключения и... становится обычной бледненькой девочкой из хорошей среднестатистической семьи, проживающей в плохой среднестатистической хрущёвке.
Сегодняшняя история будет про хоккей, ибо уже не первый год Маня добросовестно занимается английским, а страстно увлекается хоккеем - спортом, который её папаня называет не иначе, как "спорт современных гладиаторов».
Итак...

В тот вечер Маруська прибыла домой с матча с глянцевым журналом в руках и с нервным возбуждением в душе.
- Нет, это просто безобразие! - возмутилась она, проходя мимо творчески-занятой меня в направлении письменного стола.
Краем глаза я увидела румяные Маруськины щёки и... это меня скорее напугало, чем порадовало.
- И это называется приличный журнал!
Маня продефилировала от стола к двери.
Минька, к коим я пристрастилась последнее время на ЭФ, оказалась очень даже ничего, и отвлекаться от малобуквенной рассказки мне не хотелось категорически.
Пару раз с бухтением и нарочитым топотом Маруська проделала путь от двери к столу туда-обратно и наконец не выдержала:
- Мама! Разве не ты говорила мне, что бесполезно притворяться страусом?! Говорила?! А сама прячешь голову в песок!
- В интернет!
- В песок!
- В песок интернета, - согласилась я. - Ничья.
Маня выразительно посмотрела мне прямо в... туда, где от её взгляда застрял вечный компаньон ЭФа - кофе.
- Ну... и... - поторопила дочь.
Настроена она была решительно, и я, на всякий случай, отвела глаза от сокрушительного её взгляда в тайной надежде, что всё ещё обойдётся.
- Мам, я дождусь от тебя вопроса: «Маня, что случилось?!»
- Уже дождалась: Маня, что случилось?
- Ты хоть бы слова местами поменяла - просто неприлично так себя вести!
- Хорошо! Согласна - нехорошо.
И я, выключив Оперу, повернулась на стуле лицом к реалу - к Мане.
- И звук...
Мне ничего не оставалось, как лишить Cesaria Evora единственной поклонницы её завораживающего голоса в нашем доме - меня.
- Дочь, я твоя!
- Четыре сантиметра! - выпалила Маня.
И всё.
В комнате повисла пауза, окрашенная в серое недоумение с моей стороны и в пунцовое возмущение с Маруськиной.
- Что сиё значит? - я не выдержала первой.
- Четыре сантиметра! Даже у тренера Назарова, у которого ещё в прошлом году все «Витязи» поголовно дрались - и то пять сантиметров!
Маня потрясла над головой журналом и потянулась к столу за линейкой, которую пять минут назад туда положила.
- Где непробиваемый вратарь «Северстали» Вася Кошечкин, - и Маня мечтательно-благоговейно устремила взгляд в потолок. - И что такое четыре сантиметра интервью в КХЛовском журнале?! Четыре!
Маня хотела ещё что-то добавить, но, видимо не нашла весомых слов.
Она снова затрясла журналом - теперь уже перед моим носом:
- Да Вася за двадцать три матча в этом сезоне только на двадцать три секунды уходил из ворот, да и то из-за шлема сломанного! И тут такое - четыре сантиметра! Позор-то какой! Да таких журналистов надо... надо... я не знаю, что с ними надо делать! Но что-то надо!

ПС: а что?! Может, Маня права? Это же так элементарно! Распределить все печатные площади прямо-пропорционально заслугам лучших «человеков» перед человечеством?! Вы только представьте, сколько умных и нужно-полезных вещей мы узнаем из СМИ?!
ПС2: но тогда совсем не останется места на страницах для нас - непрофессионалов, писа-любителей... так сказать. А ещё для них - тех, кто другими сантиметрами меряется: политикам, отклонённым, ЗВЕЗДАнутым... И тогда они начнут жаловаться на дискриминацию... выйдут на площади... станут доказывать прилюдно, кто круче... Нет уж. Пусть им тоже отведут место, только... чур - не в тех журналах, которые читает моя Маня.

Пишу. А могла бы жить.