|
Сейлор-мент (16+)
|
|
| Мила_Тихонова | Дата: Среда, 08 Апр 2015, 21:05 | Сообщение # 26 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус:  | Добрый вечер, Владимир.
Хорошая у вас получилась повесть. 
Играть со мной - тяжёлое искусство!
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Четверг, 09 Апр 2015, 04:32 | Сообщение # 27 |
 Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Спасибо, но она еще не закончилась)
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Четверг, 16 Апр 2015, 20:55 | Сообщение # 28 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Часть 2. Глава 1
Я проснулась от странного ощущения, будто меня шлепают по лицу мягким предметом. Открыла глаза и увидела перед собой кошку Муню, которая расположилась рядом и бесцеремонно стучала хвостом по щекам. Она часто так делает, потому что ей не нравится, когда мой сон затягивается чересчур надолго. Да, у меня появилась кошка. Однажды во время прогулки я встретила ее на улице. Она была настолько худой и облезлой, что представляла собой «скелет на лапках». Несчастное создание с жалобным мяуканьем увязалось за мной. Сердце мое не выдержало и я забрала ее домой. Нам с мамой немало пришлось потрудиться, чтобы больной скелетик превратился в полосатую красавицу с блестящей шерстью. Мы ее очень любим, кошка это чувствует и, не желая обидеть, спит с нами по очереди.
Я поднялась с кровати, подошла к окну и обомлела. Если в прошлые дни температура плавала около нуля, а снег белел только на газонах, то сейчас весь город покрылся толстым слоем белого пуха. Даже дороги замело. Термометр показывал минус пятнадцать. Вчера была поздняя осень, а сегодня уже зима в самом разгаре. Нам к такому не привыкать, главное, чтобы одежда имелась подходящая.
Сегодня суббота. У нормальных людей выходной, а мне надо собираться на службу. Нашему начальству всегда наплевать на подчиненных. Раньше я работала пять дней в неделю и еще в выходные вызывали по всяким пустякам. Но в управлении этого показалось мало. Они решили в целях улучшения реагирования на жалобы от населения сделать приемными пару часов в субботу. А то, что мы и так по десять часов работаем ежедневно, никого не волнует. Мария ушла в отпуск, теперь вдобавок и участок ее будет за мной. Между прочим, в первую субботу мне повезло. Об изменении графика мало кто знал, и я просидела одна. Никто ко мне не пришел. Впрочем, забот хватает и в выходной день. Я обязана заполнить кучу всяческих отчетов, докладов, служебных записок, от которых к вечеру начинает рябить в глазах. Но самое печальное, что результат работы оценивается не по положению на участке, а по количеству написанных бумажек.
Мамы дома нет, ей тоже приходится работать по субботам, но она за много лет привыкла. Придет домой к часу дня. Я поплелась на кухню и никто не ворчал, почему я неумытая позволяю себе завтракать. Кошка терлась рядом, я поделилась с ней колбасой и тут же стала дразнить: попыталась ногой отобрать у нее кусок докторской. Она нервно заурчала, схватила колбасу в зубы и умчалась с ней в комнату.
В половине одиннадцатого я села в свой автомобиль и поехала на работу, по дороге остановившись у коммерческой палатки, чтобы купить несколько шоколадок «Марс» и «Сникерс» к чаю.
Опорный пункт полиции встретил меня негостеприимно. Входная дверь оказалась заперта. Я сняла сигнализацию и направилась к кабинету, по дороге скользя глазами по стендам, увешанным наглядной агитацией. В коридоре сегодня почему-то грязно. Неужели уборщица заболела? Вполне возможно ¬– в городе свирепствовала эпидемия гриппа. Данилова сегодня не будет – его тоже постигла участь подхватить эту заразу. Неделю я его не увижу точно. Не успела я повесить пуховик и шарф, как дверь кабинета распахнулась и ко мне бросилась девушка, бухнулась на колени и обняла мои ноги. От неожиданности я вздрогнула и уронила одежду.
– Лилечка Сергеевна, пожалуйста, не отправляйте моего Мишеньку в тюрьму! – запричитала она.
Я оправилась от испуга и строго приказала:
– Встань! Немедленно встань!
Она, придерживая свой большой живот, поднялась, и я помогла ей усесться на стул. Девушка поблагодарила и тут же ухватилась за мою ладонь. Я узнала ее – сожительница Михаила Воропаева. Это «удошник», который так и не появился в опорном отметиться в положенное время.
– Не надо так себя вести, – сказала я. – Это он должен в ногах у меня валяться, а не вы. Почему он опять не пришел?
– Он выпил вчера много и сейчас не в состоянии встать с дивана. Он хороший, не надо его в тюрьму. Миша поругался с бригадиром, его уволили, он очень расстроился и запил.
– Знаешь, мой бывший наставник с такими вообще не церемонится. Не явился вовремя – езжай досиживать назад. Меньше головной боли потом. А я вашего Мишеньку предупредила по телефону заранее, еще в понедельник.
– Он придет.
– Придет? А сейчас где он? Вдруг он в данный момент преступление совершает, а вы меня за нос водите, прикрываете его?
– Он дома, давайте сходим и посмотрим, – заплакала девушка, по-прежнему цепко держа мою кисть, а я не знала, как ее вырвать. – Если его посадят, я покончу с собой! Вы хотите, чтобы погибли сразу два человека? Мне нельзя нервничать! Я могу прямо здесь родить.
– Прекрати! Я не собираюсь бегать за ним и не надо меня шантажировать! Со мной это не проходит, ¬– сказала я очень жестко и, наконец, с усилием освободила руку и села за свой стол.
– Я вас не обманываю. Миша очень ранимый и вспыльчивый. Творческие люди все такие, – оправдывала она его.
– Творческий? – усомнилась я. С другой стороны, в тюрьму даже профессоры попадают.
– Да! Он сам сочиняет песни и музыку, – девушка полезла в сумку, вытащила сотовый, порылась в файлах, нажала на кнопку, и из телефона понеслось: «Ты пришли мне малявочку милая, милая, милая…».
– Выключи! – резко сказала я.
– Вам не нравится?
– К счастью, нет. Вот у меня на столе лежит рапорт, составленный на вашего Мишеньку. В пять часов вечера в понедельник я отвезу эту бумагу в отдел. Меня на месте не будет, пусть ищет где угодно на участке, но если творческий человек так и не появится…
Я многозначительно хлопнула ладонью по бумажному листу и добавила:
– Это в последний раз! А теперь идите домой.
– Спасибо, вы такая добрая! Он придет. Я сама его приведу, – обрадовано со счастливой улыбкой закивала она головой, поднялась и попятилась к двери.
Она ушла, а я подошла к подоконнику и включила электрочайник.
– Ты пришли мне малявочку ми… – пропела я машинально и тут же выругалась: – Тьфу ты черт, привяжется к зубам какая-нибудь гадость…
Чайник вскипел, я налила чашку кофе, достала шоколадку, уселась за стол и в тишине предалась воспоминаниям.
С того дня как я стала полноправной участковой прошло восемь месяцев. Четыре из них я прожила в Саратове, обучаясь в центре МВД. В моей группе среди стажеров оказалось трое старых друзей по институту. Так что я не скучала. Когда вернулась домой, мою старенькую «Хондочку» ППСник Гена Приходько выпросил для себя. Я снова купила в рассрочку подержанный автомобиль той же марки, но с другой непонятной аббревиатурой «Си-Эр-Вэ» и на этот раз у Юлькиного брата. Солидный внедорожник. Он больше в два раза и выше. На нем удобно в потоке машин поглядывать на всех сверху. Хотя какие тут у нас в провинции потоки. Пробки лишь изредка в гололед бывают.
Балакова осудили совсем недавно, получил двадцать лет тюрьмы. Сказались хорошие адвокаты и надежда судей, что это последнее его преступление. На суде он сидел, потупив глаза, и старался ни с кем не встречаться взглядом. Суд проходил в областном центре, чтобы не накалять страсти в нашем городке. Родителям девочки Балаков выплатит миллион. Скромная цена за жизнь ребенка. Я не стала подавать иск за полученные травмы, мне от Игоря ничего не нужно. Мама тогда со мной не согласилась, и мы даже поссорились.
Зазвонил служебный телефон, пьяный мужской голос попросил позвать какую-то Таню. Все ясно – с пятничного перепоя ошиблись номером. Надеюсь, что эта суббота пройдет тихо и без происшествий, а вечером я смогу свободно отдохнуть. Не спугнуть бы удачу раньше времени. «Вот вышла бы замуж за Виталика и жила бы спокойно», – с ехидцей сообщил внутренний голос мамиными интонациями. Я глубоко вздохнула. На столе запищал сотовый. Виталик. Легок на помине. Я ужасно удивилась: вчера у него состоялась свадьба, а он уже тут как тут. Соскучился что ли?
– Ты на меня обиделась? – спросил он виноватым тоном.
– За что?
– Я тебя на свадьбу не пригласил.
– Виталик, ты меня иногда убиваешь, а что мне там делать? Кричать «горько» и смотреть, как некогда близкий человек целует другую? – с сарказмом ответила я.
– Сколько раз я тебе делал предложение? Сто, если не больше, а ты не захотела выйти за меня замуж.
– Я вообще не хочу, зачем мне торопиться? А у тебя будет все, как у людей. Жена, дети, суп в обед, секс по расписанию…
– Женщина должна родить до тридцати, потом для нее это будет проблематичнее, – выдал Виталик, словно какую-то догму.
Не знаю почему, но меня эта фраза развеселила.
– Ха-ха, Виталик. Кому должна? Ну ты сказанул! Я вчера с мамой поделилась, что ты женишься, она ужасно расстроилась и напомнила, что мне скоро тридцать, а старые девы – это живые покойники, бесцельно влачащие свое существование. Я обязательно сегодня закажу в интернет-магазине симпатичный синенький бархат себе на гроб. Пора готовиться.
Виталик тоже засмеялся.
– Лиля, тебе я вижу весело.
– А что мне грустить? Виталик, вы же три дня собирались отмечать, ты ведь должен быть в ресторане?
– Мы и так там, я за угол вышел, захотелось тебе позвонить. Слушай, Лиль, может, я зря женился?
– Ты у меня спрашиваешь?! – расхохоталась я и осеклась. В дверь постучались и вошли заплаканная девушка с парнем.
– Все, пока, мне некогда, – я повесила трубку и обратилась к посетителям: – Что у вас?
– У нас мама умерла час назад, сказали – к вам сначала, – ответил молодой человек.
«Как всегда – кому свадьба, а кому похороны», – подумала я и прошла к вешалке одеваться.
– Далеко живете? – спросила я.
– Нет, рядом дом, – всхлипнула девушка.
– Пойдемте.
Я вернулась в штаб из квартиры умершей женщины и собиралась мирно провести время до конца рабочего дня, но по рации прозвучал вызов от Самойловой.
– Касаткина, приезжай, у нас труп. Замерз тут один инвалид возле деревни.
– Так у вас труп, а не у меня, – пошутила я.
– Не издевайся, прилетай, а то темнеет рано. Мы уже замерзли – мороз такой на улице. Опишешь да домой поедем. За час-то управишься.
– Куда?
– Со стороны Чернышевского заедешь в Борисовку. Там нас и увидишь.
Вот так отдохнула в субботу, а чего злиться, знала ведь куда устраивалась. Ни одного праздника дома не отметила, а что про выходные говорить.
Борисовка совсем рядом с городом: на машине от опорного пункта до нее десять минут. За деревней протекает речка Краснуха, впадающая в Волгу. Она не красная, вода в ней чистая-чистая. А вот песок из-за большого содержания железа кирпичного цвета. В детстве я с другими ребятишками со двора любила в ней купаться. Напрямую попасть на пляж быстрее, но мы всегда делали крюк через Борисовку, ведь из заборов торчали ветки с ягодами малины, крыжовника и смородины. Ну как не попробовать, особенно крыжовник! Ягоды чуть мохнатые, покрытые желтоватой пыльцой. Они хрустят на зубах. И сладкие какие!..
Я въехала на проселочную дорогу и издалека приметила за деревьями серебристый полицейский «уазик», а рядом белую «Газель» из криминалистического отдела. Я подъехала ближе, остановила машину, вышла и поздоровалась с коллегами. ППСники Юля Самойлова и Гена Приходько уже заметно продрогли. Гена бил нога об ногу и дышал себе на руки. Криминалист Дима Колесов стоял возле инвалидной коляски, рядом с которой лежал человек без признаков жизни.
– Что здесь? Давайте рассказывайте, – попросила я всех.
– Подснежник. Только недавно от снега почистили, – скучно ответил Гена.
– Понятно. Кто нашел?
– Дед проходил мимо, увидел засыпанную снегом коляску, подумал – кто-то выкинул, а раз так, то можно забрать. В хозяйстве пригодится. Обрадовался он, подошел ближе и заметил неподалеку какой-то мешок. Любопытно стало, что еще люди выбросили. Очистил он его, а там не мешок с мусором, а нога человеческая. Дедок не на шутку перепугался и кинулся быстрее в полицию звонить.
Мы опросили всю улицу, но никто ничего не видел и не знает. Получается, этот инвалид здесь ночью непонятно как оказался. Хрень в общем какая-то. Возможно, привезли из города и выбросили. Судя по несвежей одежде и щетине – асоциальный элемент. Сейчас Дима сделает экспресс-анализ крови, узнаем: трезвый он был или нет.
Я осмотрелась вокруг, вытащила свой фотоаппарат из машины и стала снимать: труп, окружающую обстановку, коляску со всех сторон…
– Димон давно все сфотографировал, – сказал Приходько таким тоном, будто я занималась ерундой.
– Мне для себя надо, – ответила я.
– Понял, Гена? Не лезь не в свое дело, – заткнула его Юля.
Дверь «Газели» с противным металлическим визгом распахнулась, и оттуда вылез Дима Колесов. Вид у него не из лучших: то ли похмельный синдром, то ли простыл. Диме тридцать пять лет, он симпатичный брюнет с восточными чертами лица. Со всеми в ГУВД на короткой ноге, вплоть до Корягина. Живчик и весельчак. Маша говорит про него – сангвиник в сангвинике.
– Три промилле, двух не хватает, – сообщил он.
– Где? Кому? – не поняла я.
– Чтобы копыта отбросить еще дома. Вот смотри туда, – Дима одной рукой обнял меня за плечи, а другой показал на дорогу. – Небольшой спуск, пусть градусов пять-десять, но есть. Скатился и не справился с управлением. Вот и все. Ночь выдалась теплая, он решил поспать на улице. Видишь, калачиком свернулся. В четыре утра повалил снег, потом подморозило. Куртяшка у покойничка на «рыбьем меху». Если бы не коляска, то нашли бы его весной. Никакого криминала лично я не вижу. В карманах деньги рублей двести, ключи, паспорт на имя Олега Алексеевича Вихрова, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения. Следы насилия отсутствуют. Отпечатков на задних поручнях нет или они не остались там. Слишком рельефная поверхность. Что еще хочешь знать?
– Как он здесь оказался?
– Знаешь, Лилечка, у меня оборудования нет такого, чтобы его предсмертные мысли считывать, – с усмешкой ответил Дима. – Я закончил, держи описание. Мне пора сворачиваться, что-то нездоровится. Труповозка через двадцать минут приедет.
Я достала из своей папки рапорт, заполнила и осмотрелась. В сторону города шли девушка с парнем. Я объяснила им, что здесь найден труп и пригласила в качестве понятых. Они поставили в протоколе осмотра свои подписи и отправились дальше.
– Коляску завези в отдел, – попросила я Диму, когда все формальности закончились.
– На хрена она там нужна? Ищи его родню и пусть забирают. Не люблю с женщинами работать, вечно они что-нибудь выдумывают, – запротестовал Колесов.
– Что ты там про женщин сказал? – грозно поинтересовалась подошедшая Юля.
– Молчу, молчу… грузите тогда, – сдался Дима. – Я поставлю ее на третьем этаже под лестницей, ведущей на чердак.
Он открыл заднюю дверь и уже хотел вкатить коляску внутрь, но я решила осмотреть ее еще раз и остановила его. Ничего подозрительного не увидела. Потертая ткань. Помятый дюралевый подножник со следами краски разных цветов от ударов об косяки. Синих с зелеными было мало, больше всего белых и коричневых отметин. Погнутые перекладины, недостает нескольких спиц, обычная видавшая виды домашняя инвалидная коляска. Дима с ехидной ухмылкой наклонился ко мне.
– Ты обязательно сиденье понюхай и железяку языком попробуй, если что – у меня термос имеется – отольем, – сказал он и заржал вместе с Приходько.
– Как смешно! Идиоты… – ответила я и задвинула коляску в салон.
Раньше подобные шуточки на фоне покойников воспринимались как нечто нелепое и дикое, но сейчас я привыкла. Работа у нас такая. Конечно, при посторонних никто так себя не ведет.
Я вернулась в опорный пункт и полазила в базе данных жителей города, отыскивая родственников погибшего. Выяснила, что у него есть жена и двое детей. В поле зрения участковых Вихров ни разу не попадал.
Я подъехала на Лермонтова 6 к месту прописки покойного, поднялась на площадку первого этажа и постучалась в нужную дверь. Несмотря на то, что долбила я довольно громко и долго, никто мне не ответил. Где же они могут быть? Уехали? Ключи забрал Дима, но все равно открывать квартиру без ордера я не имела права. Что ж будем опрашивать соседей. Я позвонила в квартиру слева от Вихровых. Дверь отворила симпатичная дородная женщина. Она не удивилась, услышав, что ее сосед найден погибшим.
– Сколько веревочке не виться, а алкашам один конец, – перефразировала она известную поговорку.
– А где его жена, дети?
– Да бог его знает, больше года уж не видела. Променял на дружков своих со двора таких же пропащих, как и сам.
Я попросила вспомнить кого-нибудь из них. Она назвала только двоих. Негусто… Я решила поинтересоваться в других квартирах, и там меня ожидал богатый улов. Полная соседка, с которой я только что разговаривала, оказалась любопытной и осталась на пороге наблюдать за мной.
– Я знала, что так получится, – вкрадчиво и мягко рассказывала мне моложавая женщина с обесцвеченными волосами, уложенными в пышную прическу. – Друзья-алкаши к нему перестали ходить – лишний рот им не нужен. Ведь Олег без денег сидел, ему никто из соседей в подъезде в долг не давал. Черный риелтор в последнее время начал его обхаживать.
– Но откуда вы знаете, что он риелтор и вдобавок черный? – выразила я свое сомнение.
– Мы наученные – телевизор смотрим. Что он за хмырь я сразу сообразила. Чистенький, аккуратный, в очках, под интеллигента подстраивается. Прежде чем к Олегу зайти, в нашем павильоне сосисок самых дешевых накупит. Круп, макарон наберет недорогих. Даже яйца брал второго сорта. Экономный мерзавец. Хочет побольше прибыли получить. Вчера последний раз у Вихрова был в девять вечера, я через стенку слышала, как он кричал на Олега. А ночью шум из подъезда раздался: коляска по ступенькам застучала. Вихров давно сам без посторонней помощи наловчился спускаться. Я тогда подумала – Олег копейки от барыги получил и опять за спиртом поехал, а оно вон как вышло. Теперь другим людям продадут эту квартиру. Все Вихров в своей жизни потерял, ничего не осталось.
– Любопытные вещи рассказываете. Не приедете завтра в отдел? Мы фоторобот риелтора составим. Я позвоню днем и заеду за вами, а потом отвезу назад, – предложила я.
– Боязно как-то, – испугалась женщина и тревожно покосилась за мою спину. – Подкараулят меня, а потом по голове чем-нибудь тяжелым тюкнут.
– Никто об этом не узнает, – успокоила я.
– Хорошо, – сдалась она.
За моей спиной раздался голос полненькой соседки:
– Надя, я поняла, какого риелтора ты имеешь в виду. Две или три недели назад я видела, как он разговаривал с Катькой Ивановой из третьего подъезда. Она всем этим руководит. Барыга и сволочь! Дорогие иномарки меняет каждые полгода, две трехкомнатные квартиры соединила в одну. Скоро и до нас доберутся.
– Да ты что, Марина?! – ужаснулась Надя. – А я-то думаю – откуда у них столько денег?!
Я выяснила у женщин, в какой квартире проживает Екатерина Иванова и отправилась к ней. Дверь мне открыла приятная ухоженная дама лет около сорока с тойтерьером в руках. Мне эта порода никогда не нравилась и внушала отвращение. Ушастая шавка, словно почуяв неприязнь, злобно затявкала визгливым голосом и не успокоилась, пока ее не заперли на кухне.
Мои расспросы повергли Иванову в ступор, она терла висок, вздыхала, закатывала глаза, но ничего не могла вспомнить. Мне показалось, еще минута, и она стала бы стучать лбом о косяк.
– Я рада вам помочь, – сказала Иванова вроде искренне. – Ну, хоть убейте, не знаю и не помню никакого риелтора: ни черного, ни белого, ни зеленого. В моем окружении только порядочные и серьезные люди. Они ничего не напутали, мои соседи?
– Это исключено, они вас так «любят»… – произнесла я с иронией.
– Понятно – черная зависть. Кто же это может быть? У меня много деловых партнеров – я ведь держу большой магазин меховых изделий «Медея». На ум приходит лишь Павел Синельников, я с ним недавно действительно во дворе разговаривала. Я уже и забыла. Может, он и перешел в риелторы, но я знаю его как телемастера. Мы пользовались его услугами лет десять назад. Родителям моим он очень нравился: никогда не опоздает, обязательно внутренности у телевизора пропылесосит. А сейчас мы новой техникой обзавелись. Я случайно увидела его во дворе и спросила, какую лучше спутниковую антенну купить. Больше никого не припомню.
– А где его найти?
– Без понятия, – пожала плечами Иванова.
Я поблагодарила Екатерину и поехала в отдел. Найти сведения о Павле Синельникове оказалось проще, чем распечатать лист с его фотографией. Вечер выходного дня и почти все кабинеты закрыты. В одном из принтеров закончился тонер, другой нагло требовал драйвер, и как мы ни мучились с капитаном Сергеем Филатовым, ничего у нас не получилось. Удалось распечатать фото только у дежурного, и я отправилась опять на Лермонтова. Подъехав к подъезду и выйдя из машины, я шлепнулась на скользкую дорогу. Лист выскочил из рук и его подхватил хулиганистый ветер. Я гонялась за порхающей бумажкой по всему двору на потеху поздногуляющей мамаше с ребенком. Малыш явно был уверен, что вся эта замечательная забава придумана исключительно ради него, и потому весело хохотал, наблюдая за мной. Все же я поймала злосчастный листок.
Я поднялась по ступенькам и позвонила в квартиру соседки Вихрова, которую звали Надя. Она не заставила себя долго ждать, открыла быстро и я протянула ей фотографию.
– Это он? – осипшим голосом спросила я, тяжело дыша и держась за косяк.
– Да, он! – подтвердила она, удивленно переводя взгляд то на меня, то на фотографию. – Быстро вы находите мерзавцев.
– Спасибо за помощь, до свидания, – попрощалась я и поехала к Синельникову.
Ехать пришлось мимо азербайджанского кафе, откуда вкусно пахнуло шашлыками, и я почувствовала спазмы в желудке. Я бывала там один раз случайно с Марией и опером Сабитовым. Как раз в праздничный день 23 февраля. Я тогда только из «учебки» вернулась. ГУВД заставило всех сотрудников патрулировать город вечером, это у нас называется «усиление». Мы втроем замерзли, проголодались, и Сабитов предложил зайти в кафе к своим собратьям по вере. Несмотря на то, что зал был набит битком, нам нашли место. Мы заказали каждый по шашлыку и салатику. На сцене юная красавица-азербайджанка исполняла танец живота под переливчатый голос арабской певицы. Я наблюдала за ее движениями как завороженная, а девушка танцевала и улыбалась нам. Было здорово!
Когда мы вышли из кафе, я поделилась восторгом со своими сослуживцами. Сабитов похвастался, что он прекрасно знает ее семью и все подробности их жизни. До четырнадцати лет лицо девушки портил большой нос, но родители подсуетились и нашли деньги на пластическую операцию. Сейчас у нее от женихов отбоя нет.
И зачем Сабитов это ляпнул? Он разрушил гармонию красивого образа. Если я снова окажусь в том кафе, то не смогу сконцентрироваться на танце и стану рассматривать нос девушки, переживая, правильно ли сделали операцию. Маше тоже не понравилось хвастовство Сабитова и она с сарказмом спросила:
– Рустам Шамильевич, вы у нас как желтая пресса! А вам ничего не исправляли?
Сабитов смешался, не нашелся с ответом и быстро перевел разговор на другую тему. Он начал рассказывать какой сделал евроремонт в квартире и сколько денег на него потратил. Я его почти не слушала.
Моя неутомимая полноприводная «Хонда», наконец, доставила хозяйку к цели. Я позвонила в домофон нового десятиэтажного дома и мужской голос произнес: «Кто?». Я без обиняков ответила: «Полиция». Послышался мягкий щелчок магнитного замка и дверь открылась. «Черный риелтор» оказался дома. Мне сегодня, несомненно, везло. Жаль, нет с собой наручников и пистолета. Кто его знает, что за тип Синельников? В прошлом году брали банду Кошелева: негодяи обманывали стариков с квартирами. Члены банды искали одиноких пенсионеров, социально-неблагополучных людей и устраивали «исчезновение» этих граждан, преступным путем затем оформляя их недвижимость на нужных людей. Слышала, что при задержании без стрельбы не обошлось. Я добралась на лифте до восьмого этажа и нерешительно нажала на звонок нужной квартиры.
– Здравствуйте, Павел Игнатьевич Синельников, я из полиции. Догадываетесь, по какому поводу вами интересуются? – задала я вопрос в лоб, как только он открыл дверь.
– Нет, а что-то случилось? – Синельников ни капли не смахивал на матерого уголовника, но в голосе слышался страх.
– Да, случилось.
Это был слегка полноватый мужчина выше среднего роста, лет сорока, в очках с тонкой оправой, интеллигентного вида и с мягкими манерами. Следом из гостиной выглянула жена и недоуменно воззрилась на меня. Я показала ей удостоверение и сказала:
– Я из полиции, мне надо задать вашему мужу несколько вопросов. Мы можем спокойно побеседовать?
– Пожалуйста, проходите, – растерянно согласился Павел.
Я разделась в прихожей, прошла на кухню, разложила на обеденном столе папку, достала протокол и не торопясь задала формальные вопросы. Фамилия, год рождения, место работы. Есть такой психологический прием – забрасывать простыми вопросами. Если человек в чем-то виноват, он напрягается и не знает, с какой стороны нанесут удар. А Павел уже беспокойно ерзал на табуретке.
– Павел Игнатьевич, когда вы видели Олега Вихрова в последний раз? – неожиданно спросила я и, прищурившись, посмотрела ему в глаза.
– Так вы о нем? Черт возьми, а я-то думаю, почему полиция мною заинтересовалась, вроде ничего криминального не совершал. Законопослушный вообще-то. Вчера я забегал к нему вечером. Я так понимаю – Вихрь все-таки повесился? – ответил он, вздохнув с облегчением.
Его ответ словно выбил из-под меня табуретку, настала очередь поразиться мне:
– Он что, должен был повеситься?!
– Да, он собирался это сделать. Но я тут ни при чем, сразу говорю. Я провел весь вечер и всю ночь дома, могу представить доказательства: жена, дети, соседи подтвердят. И совать голову в петлю я Олега не заставлял, это его осознанное решение.
– Мы утром нашли его мертвым на въезде в деревню Борисовка. Предположительная причина смерти – переохлаждение в нетрезвом виде.
– Около Борисовки? Тогда понятно. На фиг я ему сказал… а он потащился туда… идиот… Хотя что так, что по-другому… – расстроился Павел. – Ушел Вихрь в чисто поле.
Я заметила, что он произнес это чистосердечно. Хорошо бы поподробней объяснил, что к чему.
– Знаете, я могу вам рассказать, но это долгая история. Возможно, она к делу не относится, – неуверенно начал он.
Я достала из сумочки миниатюрный диктофон, включила и положила на стол рядом с собой.
– Павел Игнатьевич, я послушаю, а потом решу: относится она к делу или нет.
– Мы с Вихровым знакомы с детства. Друзьями были не разлей вода. Вихрь – его прозвище. После школы я пошел работать телемастером, а он на резиновую фабрику. Работал Олег в цехе модельной обуви на итальянском оборудовании. Там хорошо платили в те времена. Женился на девушке из Борисовки, двоих ребятишек она родила. Трехкомнатную квартиру в девятиэтажном доме купил, правда, на первом этаже, но я и о такой тогда не помышлял. Потом пришла беда: выпил с друзьями, решил над ними подшутить – с балкона постучаться в кухонное окно, где все гости сидели. Напугать захотелось. Постучался и упал. С пятого этажа. Результат – перелом позвоночника. Травма оказалась тяжелой. Ходить он больше не смог. Инвалидная коляска заменила ему ноги… – Павел сделал паузу и поднялся со стула. – Давайте кофе налью обоим, а то неудобно перед вами.
– С удовольствием, – согласилась я. К тому времени мне так хотелось кушать, что если б он предложил мне котлет, ни за что бы не отказалась.
Синельников заварил две чашки быстрорастворимого кофе и поставил на стол.
– Глоток сделаю, а то в горле до сих пор сухо. Напугали меня своим приходом. Жена Нина никогда не попрекала его, ухаживала за ним. У Олега золотые руки, не раскис после такой травмы, открыл дома у себя сапожную мастерскую. Для этого они переоборудовали маленькую комнату. Купили станки, инструменты… Жили не тужили, пока ему моча в голову не ударила. Я даже знаю, откуда ветер прилетел…
Павел сделал несколько глотков кофе и продолжил:
– Нина на полторы ставки в магазинчике пахала, а у Олега работы не так много было, ему дома скучно станет – он во двор к доминошникам-алкашам присаживался. Они начали ему мозги промывать, мол, твоей жене хахаль нужен, она ведь неудовлетворенная ходит, а ты инвалид ее совсем не жалеешь… свои услуги даже предлагали…
Павел замолчал и, судя по еле заметной улыбке, явно ушел в какие-то интересные воспоминания.
– Что дальше? – поторопила я.
– Он связался со мной, попросил его навестить. Я пришел к нему. Олег стал объяснять проблему, я сначала не понял, что ему от меня надо, только потом дошло. Он предложил, чтобы я спал с его женой два раза в неделю. Мол, я для него не чужой и не так сильно ревновать Нину будет. Я, разумеется, сказал, что он рехнулся. Вы уж не думайте, что все мужики одинаковые, готовые хоть с кем…
– Я так не думаю, продолжайте.
– Олег позвал Нину и сообщил ей, что мы можем стать любовниками. Он ничего против этого иметь не будет. Она его обругала, назвала дураком и ответила, чтобы он не забивал голову ерундой, а она прекрасно проживет и без секса.
– Действительно дурак, – согласилась я.
– Я ушел и не появлялся у него года три. У меня проблемы с работой возникли, не до него стало. Потом узнал, как развивались события. Олег потихонечку спивался, а на почве алкоголизма возник бред ревности. Он постоянно скандалил, бил жестоко жену. Как-то раз в ярости бросил вазу в дверь. Она разбилась и отлетела тысячей осколков прямиком Нине в спину. Весь затылок и спина у нее в ранах были, как от кассетной бомбы… два месяца вытаскивали из тела малюсенькие стеклышки…
– Ужас! – посочувствовала я Нине, а у самой мурашки по коже побежали от его рассказа. Будто это моя спина…
– Да, вот так. Она выписалась, забрала детей и умотала к матери. Не выдержала. Про нее я больше ничего не слышал. А Олег скатывался дальше и дальше. Местные алкаши все у него в квартире пропили да вынесли. За полгода до сегодняшнего дня Вихров вспомнил обо мне и начал названивать с просьбами: то телевизор найди ему старенький, то конфорку исправную – не на чем еду готовить. Я его жалел, чем мог помогал. Продукты частенько покупал. В последнее время Олег уговаривал меня вынести его на крышу и сбросить, а лучше повесить. Представляете? Я сказал, что не буду такой грех на душу брать. Пусть сам делает, раз так решил. Вчера я заходил к нему вечером. Он решил попрощаться со мной и собирался повеситься сразу после моего ухода. Я его долго отговаривал, но он уже принял решение. Ключ мне дал, попросил зайти через день – не хотел, чтобы труп вонял. Друзей, кроме меня у него не осталось, родных в этом городе тоже никого, – Павел опять замолчал.
– И вы ушли?
– Нет, не сразу. Он сидел передо мной в коляске, лил слезы, а в руке бутылка пластиковая с дешевым пойлом, которое в каждом дворе продают. Хлебал его словно газировку.
«Надо разобраться с этими продавцами», – мелькнуло у меня в голове.
– Я не выдержал и все Олегу высказал: «Ты сам виноват – тебе судьба подарила хорошую жену, а ты ее прогнал. Жизнь свою всю просрал. Ты, вместо того чтобы в петлю лезть, езжай хоть на коляске, хоть на брюхе к Нине ползи и за все обиды у нее прощения проси. Может она не простит тебя, но хоть пожалеет и вернется». Я не думал, что он воспримет всерьез мои слова и попрется к ней. Получилось почти по-щедрински.
– Почему по-щедрински? – не поняла я.
– Иудушку Головлева помните? Всю семью свою погубил, потом совесть проснулась, к маменьке на могилу пошел и замерз насмерть.
Мне стало немного стыдно. Я большая любительница книг, а о Головлеве не читала. В школе это произведение как назло не проходили. Пришлось соврать, чтобы не показаться невеждой:
– Вспомнила... да, похоже. А как найти его жену? Судя по картотеке, она не выписывалась из квартиры, а другого адреса я не знаю.
Павел почесал затылок, потом принес записную книжку, полистал, но ничего в ней не нашел.
– Раз он туда путь держал, значит где-то в Борисовке. К матери попробуйте заскочить, фамилию девичью Нинкину сейчас вспомню… сама из деревни и фамилия деревенская…
Я попыталась помочь и предложила первое, что пришло в голову.
– Василькова? Хренкова?
– Нет, что вы… Вспомнил – Стожкова!
Мне больше от Павла ничего не требовалось. Я поднялась, выключила диктофон, поблагодарила за рассказ и пошла одеваться. Дополнительно выяснила, что «черный риелтор» работает в компьютерной фирме. А наговорили…
– Я вам чем-нибудь помог? А то вы не стали протокол заполнять, – поинтересовался Павел, снимая с вешалки мой пуховик.
– Конечно, помогли. Если что – я вызову, – ответила я, еще раз поблагодарила за кофе, попрощалась и ушла.
Завтра с утра обязательно поеду искать Нину Вихрову, решила я. На улице темень, смысла сейчас нет ехать в Борисовку. Сбегая по лестнице, я почувствовала, как в кармане загудел сотовый.
– Да, мамусь, – ответила я сразу.
– Ты где?
– Еду домой.
– Наверно голодная? Тебе разогревать жаркое?
– Да, голодная. Приеду, сожру и жаркое, и тебя, и Муню.
– Давай, приезжай, – засмеялась мама.
Я добралась до своей квартиры уже поздним вечером. Быстро разделась, помыла руки и отправилась на кухню. Маманя разговаривала с кем-то по телефону. Я наложила себе полную тарелку тушеной картошки с мясом, намазала маслом кусок хлеба и достала из холодильника салат с капустой. Ужинать так ужинать. Зашла мама, села рядом и грустно вздохнула.
– Виталик, значит, не стал ждать, когда ты поумнеешь. А ведь ты мне не все сообщила. Екатерина Васильевна кое-чем поделилась.
Материна подруга Екатерина Васильевна из тех людей, про которых никто ничего не знает, но зато она умудряется знать про всех и все. Как ей это удается неизвестно, возможно у нее большая агентурная сеть, разбросанная по нашей области. Мне по идее точно такую же надо заводить. У каждого полицейского должны быть свои осведомители.
– Чем интересно поделилась? – начала я раздражаться.
– Виталик поедет с женой в Таиланд медовый месяц проводить и назад в Галатов не вернется, будет в областном центре адвокатом. Ты упустила выгодную партию.
– Мама! Я устала! Отстань и дай поесть! – вышла я из себя.
Я так проголодалась, что ела, рискуя подавиться. Вся кровь из головы ушла в желудок и спустя несколько минут я почувствовала себя словно охмелевшей. А мама все сидела возле меня и ждала реакции на новость о Виталике.
– Мам, пусть он хоть что делает. Выходят замуж за человека, а не за его профессию. Знаешь, почему я не с ним? Да потому что он патриархален до самых костей, как и его покойный отец. Недавно мама Виталика, наконец, смогла осуществить свою мечту – уйти в творческую жизнь, чего ей постоянно запрещали. Само собой в актрисы ей уже не пробиться, но она упросила взять ее хотя бы на полставки помощником режиссера в детском театре. Сейчас помогает ставить спектакли для самых маленьких зрителей. А Виталик… в нем всегда не хватало чуткости, которую я бы хотела видеть в своем будущем муже. Он прислал как-то мне на компьютер видеофайл со следственным экспериментом Балакова. Посмотри, Лиленька, в подробностях как все там происходило. Я из-за этого выродка такой стресс перенесла: два человека ужасную смерть приняли, Елизавета Петровна скончалась, я сама чуть не погибла и в больнице оказалась, а он что – бесчувственный болван и ничего не понимает?! – взорвалась я.
Мама растерялась и не нашлась, что ответить. Я поднялась из-за стола, сложила тарелки в раковину и отправилась в свою комнату. Мыть за собой посуду сил не осталось.
Уже за полночь я вытащила в гостиной из шкафа Салтыкова-Щедрина и улеглась читать «Господа Головлевы». Не знаю, что нашел Павел Синельников общего между Иудушкой и Олегом, разве что оба замерзли, и пробудившаяся совесть для них стала грозным, беспощадным возмездием за содеянное зло. С другой стороны, у каждого свои ассоциации.
Покончив с чтением, я выключила свет и подошла к окну. Город спал. Столбик термометра опустился еще ниже, чем днем и показывал минус двадцать пять. Звезды на морозе мерцали, а я выискивала взглядом Венеру и не слышала, как ко мне подошла мама.
– Что ты там смотришь, доченька?
– Звезды. Венеру ищу.
– С улицы лучше видно, а из окна нет смысла за небом наблюдать.
– Я знаю. Мама, ты хочешь, чтобы
Сообщение отредактировал Ирбис - Четверг, 23 Апр 2015, 13:55 |
| |
| |
| Ирбис | Дата: Четверг, 23 Апр 2015, 13:00 | Сообщение # 29 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 2
Утром после завтрака я решила долго не рассиживаться у компьютера, а сразу отправиться в деревню доделывать вчерашние дела. Солнце давно поднялось, снег за окном отсвечивал искристым сиянием, от которого на улице наверняка будет слепить глаза.
– Ты куда собралась? Выходной ведь, – спросила мама, увидев, как я складываю папку в сумку и распихиваю по карманам разные мелочи.
– Разбираться с трупом в Борисовку поеду. Родственников искать.
– А завтра разве нельзя? Хоть один денек нормально отдохни, книжки почитай, телевизор посмотри, – по доброте душевной предложила мама.
– Можно завтра, и послезавтра можно, через полгода тоже можно. Ничего страшного – в камере хранения морга пусть полежит… лет десять, – ответила я с иронией, застегивая молнию на пуховике.
– Так бы и сказала, что срочно. Но, Лиля, ты же без оружия.
– Лучшее оружие участкового – его папка, – вспомнила я шутку Данилова.
Мне не раз коллеги делали замечание, что я становлюсь самоуверенной. Это рискованно, но пока мне везет.
– Лиля, я буду звонить каждый час. Если не ответишь – сразу 02 наберу.
– Давай каждые три, я не всегда могу взять телефон.
Не хватало еще доставать дежурных звонками.
– Ладно, через три часа звякну.
– Скажи, как я выгляжу, – попросила я маму, когда уже была при полном параде.
В выходной день мне полицейская форма ни к чему. Вместо нее я облачилась в новый красный пуховик с капюшоном и меховой опушкой, теплые джинсы и ботинки, внешне напоминающие мужские. В таких ботинках удобно по снегу бегать и на льду они меньше скользят.
– Отвратительно! – недовольно сморщив нос, безапелляционно высказалась мама.
– Почему? – растерялась я и осмотрела себя в зеркале еще раз.
– Мне не нравится, что ты капюшон на голову накидываешь, а шапочку не носишь. У тебя сквозняк в волосах гуляет, так можно и менингит схватить.
– Я же на машине, сяду в салон и там его скину.
– Все равно не нравится.
Я нащупала на верней полке красную вязаную шапочку с маленьким козырьком, расправила и натянула ее до самых бровей.
– А так?
– Просто прелесть! Теперь тебе лет двадцать на вид… даже меньше… подросток-хулиганка, – умилилась мама.
– Хорошо, что не десять. Ладно, уговорила, – засмеялась я, поцеловала ее и открыла дверь.
Натужно покряхтев стартером, автомобиль кое-как завелся. Пока мотор грелся, я понаблюдала за соседкой. Она вывела своего ротвейлера на прогулку, и тот еще непривыкший к морозу прыгал, словно на горячей сковородке, поднимая каждую лапу по очереди, стараясь не касаться голыми подушечками холодного снега. Я мысленно пожалела беднягу. Наконец из печки подул чуть теплый воздух, и я тронулась в путь.
Я быстренько заскочила в свой опорный пункт и нашла адрес Стожковой. Дорога в Борисовку занимает немного времени. Это старая деревня, домов на тридцать, жители ее работают в основном в городе. Она прикреплена к моему участку. Я решила не выезжать на трассу, а проехать по тому маршруту, которым добирался Вихров. Поэтому я сначала добралась до его подъезда, а оттуда уже поехала в деревню. Судя по спидометру, расстояние составляет около полутора километров. Да… упорства Вихрову не занимать. Если бы снег выпал на день раньше, то по этой дороге он вряд ли добрался бы до цели на комнатной инвалидной коляске.
Многое предстоит выяснить. Если бы коляска стояла на дороге с трупом или лежала бы на боку, то было бы все ясно. А тут тело оказалось от нее в двух метрах. Не мог он так далеко вылететь. Может, кто-то «помог»? Ладно, чего думать, приедем – разберемся.
Возле дома Стожковой лежал снег до самого порога, окна были заколочены, а дверь на замке. Я в растерянности, похлопывая себя по бокам словно пингвин, походила взад-вперед вдоль оградки и пошла в соседний дом. Дверь мне открыла сгорбленная старушка и сразу прищурилась от яркого солнечного света.
– Здравствуйте, бабушка. Не подскажете, где Стожкову найти? – обратилась я с вежливой улыбкой.
– В городе у старшей дочери она, а где точно – не знаю. А ты кто?
– Я участковая ваша.
– Врач?! – обрадовалась бабушка и пошире распахнула дверь, надеясь заманить к себе и поговорить о болячках.
– Нет, я из полиции.
– Из полиции? Так ты же ребенок совсем, – не поверила бабуся.
– Мне двадцать пять лет, какой же я ребенок? – обиделась я. – Лучше помогите ее найти.
– А-а... ты выйдешь от меня, пойдешь по дороге в сторону города. По правой стороне будет сине-зеленый забор. Он один такой яркий, не ошибешься. Там Юрка Протасов живет. Его Нинка тебе и скажет, где мать ее.
«Наверное, это Нина Вихрова и есть», – подумала я и через полминуты на машине добралась до нужного забора.
Я засунула подмышку папку и закрыла дверь электронным брелоком. «Хонда» три раза пискнула, бодренько ответив, что все в порядке. Я открыла калитку цвета морской волны и… стоп! Вспомнила! Такая же сине-зеленая отметина имелась на коляске. Я наклонилась, внимательно осмотрела столбики, держащие петли калитки. Как раз примерно на высоте подножника коляски виднелась свежая довольно глубокая царапина. Одно из двух: либо Вихров так разогнался, что с силой врезался в столбик, но, учитывая его пьяное состояние, это маловероятно, либо кто-то посторонний толкал его сзади. На самой калитке с обратной стороны имелись такие же царапины, которые еще не успели потускнеть. Я разгребла снег и увидела четкий след, напоминающий велосипедный. Что же я вчера не догадалась пройтись вдоль деревни и посмотреть? Получается, патрульные сбили меня с толку. Еще и Дима со своими идиотскими шуточками. Доверяй, но проверяй. Выходит, Олег был здесь. А ППСникам хозяева ничего не сказали. Почему? Странно как-то. Я достала из кармана миниатюрный выкидной ножик, отыскала в бардачке полиэтиленовый пакетик и отковыряла от древесины несколько кусочков краски. Надо будет отправить эти образцы на экспертизу.
Из трубы на крыше поднимался кудрявыми завитушками светлый дым. Я не увидела ни одного свежего следа во дворе, значит, хозяева находятся дома и сегодня на улицу не выходили. Да и немудрено – выходной. Хрустя подошвами по свежему снегу, я пробралась к дверям. На заднем дворе послышалось похрюкивание свиньи, ей сразу протяжным мычанием ответила корова. О чем они переговаривались непонятно, наверно обсуждали деревенские сплетни.
– Входи! Чего стучишься?! – пробасил мужской голос из-за двери.
Я потянула за сальную ручку и перешагнула порог. В деревянной избе пахло пирогами, а за кухонным столом сидели двое: женщина лет сорока, маленького роста, худенькая, черноглазая, с темными кудрявыми волосами, а напротив нее, скрестив руки на груди, расположился светловолосый мужчина, чуть помладше Данилова, но выше и покрепче. Он бросил короткий взгляд на папку в моих руках и нахмурился.
– Я подумал – соседи стучатся. Вам чего надо? – спросил он. Судя по тону, вежливостью и гостеприимством хозяин не отличался.
– Извините за вторжение, я разыскиваю Нину Аркадьевну Вихрову.
– Это я – Вихрова! – бойко откликнулась женщина, вытянув шею. – А для чего я вам?
– Мне бы хотелось задать несколько вопросов по поводу…
– А вы вообще кто будете?! – перебил меня мужчина.
– Я участковая по вашему району – Касаткина Лилия Сергеевна, лейтенант полиции.
Тут мужчина повел себя весьма странно.
– Мы вчера все сказали вашим ментам. Никого у нас не было. Нечего нам надоедать, – он вскочил со стула и, напирая всей тушей, попытался вывести меня за порог.
Я уперлась, схватилась одной рукой за косяк, а другой надавила на его грудь и со всей силы оттолкнула неотесанного деревенского чурбана. Мужчина не ожидал от меня такого сопротивления и отлетел к стене напротив.
– Гражданин Протасов! Либо сядьте на место, либо я сейчас вызову наряд, и вам устроят в отделе отдельный допрос с пристрастием, – властно потребовала я.
– Это мой дом! Захочу – впущу, захочу – выгоню! – не унимался он.
– Юра! Прекрати! – прикрикнула Нина.
Хозяин, сверля меня недовольным взглядом, сел обратно на стул. Я сняла пуховик, повесила его на вешалку и прошла к столу. Достала из папки листы и принялась заполнять. В натопленной избе было очень жарко, пришлось и шапочку снять.
– Ищут чего-то, вынюхивают, говорили же – мы никого не видели, – гундел опять Протасов. – Лучше бы делом занимались.
– Гражданин, вы курите? Сходите, покурите или поросят покормите. А я вас чуть позже позову, – начала заводиться я. – Не заставляйте меня принимать кардинальные меры!
– Юра! Выйди, пожалуйста! Почему ты так себя ведешь? – крикнула на него Нина.
Тот, не переставая ворчать, нехотя поднялся, надел фуфайку и вышел за дверь. Что-то в сенях стукнуло, и через полминуты я услышала, как скребет лопата по дорожке, ведущей к дому.
– Итак, приступим… – произнесла я. – Вы наверно уже в курсе, что вчера на краю деревни нашли тело вашего мужа Олега Вихрова? Рядом стояла его инвалидная коляска.
– О, боже! Нет, первый раз слышу, – растерялась Нина. – Как он сюда попал? Но он бывший муж.
– Вы с ним формально не разведены, значит, официально – муж. Странно, я думала, в деревне буквально через час все узнают о случившемся.
– Я не выходила на улицу вчера, кто бы мне рассказал? А что с ним произошло?
– По предварительной версии гражданин, находясь в сильном алкогольном опьянении, выпал из коляски, заснул и потом замерз.
– Почему Олег здесь очутился и как он вообще сюда добрался? Ничего не понимаю. Он мог бы позвонить.
– Павел Синельников прислал его к вам. Я была у него вчера, он мне так и объяснил.
– Зачем?! – поразилась она.
– Прощения у вас просить и чтобы вернулись к Олегу назад.
– Прощения просить? Для чего? Ведь все закончилось… – Нина разволновалась еще больше, поднялась со стула и стала открывать ящики стола и дверцы шкафов.
– Вы сигареты ищете? – догадалась я.
– Да.
Я достала из сумки нераспечатанную пачку «LM», зажигалку и предложила:
– Курите, я держу у себя на всякий случай.
– Спасибо! – поблагодарила она меня и, жадно вдыхая дым, раскурила сигарету. – Я уж полгода назад бросила, но стоит понервничать, так опять хватаюсь. Павлик послал… Павлик добрый и наивный как ребенок, про таких говорят – ему бы девочкой родиться надо.
– Не знаю как насчет девочки, по-моему, он обычный интеллигентный мужчина, – не согласилась я. – Беседовала с ним довольно долго и кое-что о том, как вы жили с Олегом, он мне рассказал.
– Что он может знать? Он к нам почти не ходил. Подозреваю, чужих пересудов наслушался.
– Знает. От него мне известно, что вы в больницу попали с травмами.
– И все?!
– Муж вас частенько жестоко поколачивал.
– А вот и нет. Как говорят – лучше спросить у самого человека, чем доверять неизвестно кому, – раздосадовано покачала головой Нина.
– Вот я и приехала к вам во всем разобраться.
– Давайте я расскажу. Мы по молодости с Юрой дружили, но однажды Олег приехал к нам Борисовку на дискотеку с Павликом и пригласил меня на танец. Когда-то здесь клуб был небольшой. Так мы и познакомились, дальше пошли встречи под луной, посиделки у реки… Юрка не хотел уступать, даже дрался с Олегом. Только смысла уже в этом не было, душа моя принадлежала другому. Свадьбу сыграли. Двоих детей родила. Счастливая была – муж непьющий, работящий, ребятишки у нас редко болели. Беда пришла неожиданно. Олег на мальчишник к Петренко пошел, там подшутить решил над друзьями. Хотел постучаться с балкона в соседнее окно, где все сидели. Пошутил. Не удержался и сорвался с пятого этажа. Стал инвалидом…
Мы с ним надеялись до последнего, что можно что-то исправить. Я возила его по больницам, в областном центре три месяца пролежал, но, в конце концов, врачи вынесли вердикт – ничем помочь нельзя. Я переживала за него, в ванне запрусь и реву в полотенце. Поддерживала, как могла. Потом и вовсе смирилась, решила – такова наша с ним судьба. Жили, работали. Я в магазине продавцом на полторы ставки, он дома обувь чинил. На жизнь нам хватало, подумывали автомобиль купить с ручным управлением. Старший сын в школу пошел, учился хорошо. Олег не хотел быть обузой, помогал мне во всем. Заедет на кухню, нож отберет и сам картошку чистит. Даже пылесосить наловчился. Трубу удлинил, а пылесос на коленях держал и по ковру туда-сюда щеткой…
Нина замолчала и несколько раз затянулась сигаретой.
– Когда перелом в отношениях произошел у нас, даже не поняла сначала. Ни с того ни с сего возникли вспышки ревности. Выпьет с мужиками во дворе, придет домой и начинает – ты с грузчиками спишь да с шоферами. Я ему клялась и божилась: одного тебя люблю и не надо мне никого. Мне хватало того, что он мог приласкать, прижать к себе…
Нина прервала рассказ, поскольку из комнаты выбежала девочка лет восьми и принялась дергать мать за руку.
– Мама, а можно я гулять пойду? – спросила она.
– Иди, иди, только шарф и варежки пуховые надень.
Девочка убежала одеваться, а Нина некоторое время помолчала, собираясь с мыслями.
– Как-то раз Олег предложил с Павликом переспать. Мне тогда так смешно стало. Всерьез не воспринимала его ревность. Думала – перебесится, поверит, что я ему верна. Он пьяный руки попробовал один раз распустить, но не получилось. Я маленькая ростом и верткая как юла, разверну коляску или на диван запрыгну, а он бесится, катается на ней взад-вперед и ничего сделать не может. Олег нашел выход из положения: подобрал палку во дворе, привез ее домой и хотел меня отлупить. Я вырвала эту дубинку из рук, замахнулась и предупредила – еще раз так сделает, получит промеж глаз. После этого он больше никогда ко мне не лез. Так что тут Павлик не прав, постоять я за себя всегда могла.
Нина замолчала, а я не торопила ее.
– Мама, я пошла, – сообщила у дверей уже одетая дочка.
– Иди! Вот егоза! – ответила Вихрова и продолжила свой рассказ. – С какого-то времени к нему все реже и реже обращались, количество заказов уменьшилось. Люди начали жить лучше и старую обувь чаще выкидывали, чем ремонтировали. Если вдруг появлялся клиент, Олег отремонтирует ему обувь и на заработанные деньги тут же водку покупает, для семьи ничего не давал. Напьется, уставится на меня красными глазами и бубнит: «Шлюха ты да бл… подзаборная». Я все терпела, стиснув зубы. Потом предложила ему попробовать в Интернете деньги зарабатывать. Хотела отвлечь от пьянства. Вон старший сын целыми днями за компьютером сидит, за уши его не оттащишь. Но ничего у меня не вышло.
Нина потянулась за следующей сигаретой. Слава богу, изба просторная, табачный дым рассеивался в пространстве и меня не раздражал.
– …уговаривала его закодироваться, но если человек сам не желает, смысла тогда нет. С какого-то момента я поняла, что не могу видеть его рядом и перешла спать на кровать дочери. Олег меня окончательно возненавидел, и мы превратились в двух зверей, готовых в любую минуту вцепиться друг другу в глотку. Я не выдержала и в один прекрасный момент, услышав очередное «шлюха», сорвалась и стала кричать: «Я ненавижу тебя, чтоб ты сдох!». Он схватил хрустальную вазу со стола и кинул со всего размаху в меня, я успела пригнуться, но она в дверь попала и разлетелась, а все осколки отпружинили и в спину вошли… потом больница… два месяца только на животе спать могла. Вылечили, выписалась и вернулась в Борисовку, в отчий дом. Юра все эти годы не был женат, встретил меня случайно на улице, а когда разговорились, предложил к нему переехать. Он хороший человек. Дети мои хоть и не очень нравятся ему, но виду не показывает. Вот такая жизнь у нас с Олегом и была…
Обычная банальная история, подумала я. Единственное отличие от других: женщина нашла в себе силы признаться, что тащить крест на плечах ей оказалось не под силу.
– А почему вы не ушли к матери, как только он начал вас оскорблять? Возможно, это его бы отрезвило, – спросила я.
– Хотела, но мать и сестры накинулись на меня: «Ты что?! Его надо жалеть! Бабья доля такая…». Вот именно, что бабья. У нас в магазине Зина Зайцева работала. Она нечаянно упала под перрон в тот момент, когда поезд проходил мимо. Осталась без ног. Так муж ушел от нее в тот же час, как ему сообщили трагическую новость. Даже в больницу не приехал. Видите ли, мужикам неприятно на женщин без ног смотреть. Это им можно сбегать от трудностей, а нам нельзя.
– У меня последний вопрос к вам, если не захотите, можете не отвечать. Допустим, Олег пришел бы к вам, попросил прощения и уговаривал вернуться к нему, что бы вы ему сказали?
Я думала, что она ответит сразу, но Нина молчала и словно ушла глубоко в себя, разматывая в душе клубок противоречий. Наконец, она произнесла:
– Я бы предложила ему бросить пить, а там видно будет.
– Ясно. Нина Аркадьевна, прочитайте и распишитесь в протоколе, – попросила я.
Она взяла лист, посмотрела и удивленно подняла глаза на меня.
– Так тут всего две строчки: «…с мужем Вихровым О.А. отношения не поддерживала и не встречалась. 25 октября находилась в доме по адресу… откуда не выходила до 26 октября». А я столько рассказывала…
– Вашу семейную историю я записала на диктофон, а протокол это всего лишь протокол, – ответила я и стала собираться.
– А с Юрой вы не будете разговаривать?
– На улице побеседую. Как его отчество?
– Иванович.
Я попрощалась с Ниной. Она стояла рядом: маленькая, хрупкая с узенькими плечами, в серенькой кофточке, а под ней на спине прятались шрамы… от креста…
Протасов продолжал старательно скрести дорожку. Я остановилась рядом, понаблюдала за ним и с усмешкой бросила:
– Хорошо следы отскребли? А то от коляски глубокие отметины могут остаться.
Протасов остановился, метнул в меня недовольный взгляд и ответил:
– Что за следы от коляски? Тут один снег.
– Погода в ночь с пятницы на субботу сначала была теплой, значит, следы от протектора хорошенько отпечатались в грязи. Юрий Иванович, я вам сразу скажу – в полиции не дураки работают. Хоть заскребитесь, но я знаю точно: вы разговаривали с Вихровым прямо на этой дорожке.
– А вы видели? Нет? Ни с кем я не разговаривал. Я спал ночью.
– А откуда тогда вы знаете, что он приезжал именно ночью, а не под утро или поздно вечером?
Неожиданный вопрос застал Протасова врасплох.
– Ну… вечером мы ничего не слышали…
– Давайте отойдем подальше, мне не хочется, чтобы наш разговор услышала Нина, – предложила я.
Мы дошли до машины, я открыла дверь и положила папку на сиденье. Морозец все крепчал, и руки быстро замерзли. Я пошарила в карманах пуховика и надела кроличьи вязаные варежки.
– Не хотите признаться? – спросила я прямо.
– В чем?
– В том, что выбросили Олега возле дороги. Благодаря вам он замерз и скончался.
Протасов злобно сверкнул глазами, ему так хотелось, чтобы я от него отвязалась, но он не знал, как это сделать. Была бы его воля, он точно бы прихлопнул меня своей широкой деревянной лопатой, словно надоедливого комара.
– Вы что, русского языка не понимаете?! Я его вообще не видел, – в привычной для себя манере ответил он.
Мне надоело смотреть на его туповатое лицо и слушать жалкие отговорки, и я решила перейти в наступление.
– Я не знаю, Юрий Иванович, что вы собой представляете. Может, Нина и считает вас хорошим, даже прекрасным человеком, но судя по тому, как вы грубо выталкивали меня из своего дома, вы им не являетесь. Давайте так. Вы мне рассказываете все, что произошло вчера. Если честно признаетесь, то даю вам слово офицера, что подумаю, чем вам помочь и постараюсь переквалифицировать преступление в менее тяжкое. Хотя вы этого не заслуживаете. Если откажетесь, то, как бы вы там ни скребли во дворе, у меня найдутся все доказательства вашей вины. На коляске остались частицы краски с вашего забора.
– Ну и что с того? Значит, он где-то наехал на мой забор, разве я виноват в его смерти?
– Юрий Иванович, дурака не надо включать. Я даже то место нашла, откуда она содрана. Если не хватит этой улики, я еще накопаю. Поверьте, я дотошная – все найду. Наследили кругом, ни о чем не подумали. Обещаю – завтра утром вы уже будете арестованы. Лет семь потом придется махать лопатой на Крайнем Севере. Зима там долгая да и снега побольше.
Протасов сразу изменился в лице, сглотнул слюну, облизал губы и, выдержав паузу, тихо спросил:
– А какая статья менее тяжкая?
– Все понятно – уже торгуетесь. Ну что, будем признаваться?
Протасов нервно затоптался на месте. Я задрала рукав пуховика, подставила часы ему под нос и показала на секундную стрелку.
– Даю вам одну минуту и потом вызываю экспертов.
Юрий Иванович как загипнотизированный смотрел на часы, а стрелка неумолимо двигалась. Пятьдесят восемь секунд… пятьдесят девять…
– У вас часы мужские, – произнес он.
– Это что-то меняет? – удивилась я.
– Да… то есть нет… сознаюсь… в общем это я сделал… думал он очнется и заползет на свою коляску. Не знал я, что к утру мороз ударит. Дурацкая случайность. Так нелепо получилось…
– Давайте подробно и с самого начала.
Юрий Иванович отвернулся в сторону и затараторил:
– Вихров приехал на своей тележке где-то в полвторого ночи. У нас на калитке замка нет, он свободно проехал во двор и закричал: «Нина! Нина!». Я сразу поднялся с кровати. Нина крепко спала и ничего не слышала. Я открыл форточку и цыкнул: «Тихо! Не ори – всех разбудишь, я сейчас выйду». В ту ночь было тепло, я шибко не одевался – накинул фуфайку на голое тело и вышел. Жутко пьяный Вихров, еле ворочавший языком, принялся меня упрашивать, чтобы я разрешил ему поговорить с Ниной. А на меня такая злость напала, всю жизнь его ненавидел – увел ведь Нину у меня когда-то. Я ему отказал и послал подальше: «Вали отсюда на фиг и больше здесь никогда не появляйся». Он еще что-то бубнил нечленораздельное, я не стал его слушать, схватил коляску за ручки и повез в сторону выезда из Борисовки. Олег тем временем отрубился. На окраине деревни я приподнял поручни и выкинул его возле дороги. Снегопада еще не было, так маленькие редкие снежинки кружились. Утром ко мне полиция нагрянула, я увидел сколько вокруг снега намело и сразу все понял. Вот так.
– Это все?
– Все.
– Вывалили из коляски живого беспомощного человека на снег, словно помои из тачки, и спокойно отправились спать. Утром к вам пришли полицейские, а вы сказали, что ничего не знаете. Вы меня поражаете! Вас ничто не мучает, не скребут кошки в душе? В ту ночь хорошо спали? – возмутилась я и посмотрела ему прямо в глаза.
Протасов, понурив голову, молчал, а я раздумывала, что делать дальше. Можно арестовать его прямо сейчас. Диктофон, лежащий в кармане, я незаметно включила заранее, теперь признание записано, осталось сделать анализ краски и отлить слепки следов обуви Протасова возле места трагедии. Почистить землю от снега, наверняка они там обнаружатся.
– Но Вихров нехороший человек, он Нину чуть не искалечил, – произнес Протасов неестественным для него тусклым голосом, не поднимая лица.
– Пытаетесь оправдаться или считаете, что поступили правильно? Вы понимаете, что фактически являетесь убийцей? – высказалась я резким тоном.
Он ничего не ответил, а я продолжала размышлять, как действовать. Если его посадят в тюрьму, будет ли от этого какая-то польза? С другой стороны люди, совершившие преступление, все равно должны отвечать перед законом. Я решила вопрос по-своему.
– Я не стану возбуждать против вас дело, но при двух условиях.
– Каких? – встряхнулся он и в глазах появились проблески надежды.
– Первое – похороните Олега Вихрова по-человечески, как полагается, а то у него нет здесь родных. Его тело находится в первом городском морге. Это самое простое. А второе – вы расскажете Нине всю правду.
– Я не смогу, – растерялся Протасов, и искорки в глазах исчезли. – Вдруг она не так все поймет?
– Придется. Я обязательно проверю. Жаль, совести у вас совсем нет или она слишком крепко спит. Буду надеяться, что когда-нибудь проснется. Потому оставлю вас в покое… и еще мне хочется, чтобы мы с вами никогда больше не встречались.
Я забралась в свою «Хонду», завела двигатель и уехала. В зеркале заднего вида отражалась только снежная пыль, не видно – стоял ли на дороге Юрий Иванович или уже ушел. О случившемся я никому не заикнулась: ни Данилову, ни девчонкам из опорного, ни маме. До сих пор не понимаю, почему я так поступила? Если кого и пожалела, то не Юрия Ивановича. Признался он Нине во всем или нет, мне неизвестно. Через пару месяцев я проезжала мимо Лермонтова 6, свет в квартире Вихровых горел, но кто там находился – не знаю. А расследование оказалось совсем простым.
Сообщение отредактировал Ирбис - Четверг, 23 Апр 2015, 16:18 |
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Четверг, 23 Апр 2015, 13:48 | Сообщение # 30 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус: | Цитата Ирбис (  ) – Я знаю. Мама, ты хочешь, чтоб
Спасибо, Предыдущий отрывок не закончен.
Видимо, там немного?
Ещё раз поздравляю Вас с днём рождения! Удачи!
И спасибо за интересную повесть.
Играть со мной - тяжёлое искусство!
Сообщение отредактировал МилочкаТ - Четверг, 23 Апр 2015, 13:49 |
| |
| |
| Ирбис | Дата: Четверг, 23 Апр 2015, 13:56 | Сообщение # 31 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: |  Опростоволосился. Вставил....
Спасибо, за поздравление! 
Сообщение отредактировал Ирбис - Четверг, 23 Апр 2015, 13:57 |
| |
| |
| Ирбис | Дата: Среда, 29 Апр 2015, 18:30 | Сообщение # 32 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 3
Февральский снег валил крупными хлопьями. Я посматривала в окно и не знала, как буду добираться после работы домой. Видимость не дальше пяти метров. Никакие фары не пробьют эту плотную пелену. Сегодня пришлось задержаться – у меня часы приема по личным вопросам. Но то ли погода такая, то ли вопросы ко мне кончились, никто не пришел. Я составляла отчет в ГУВД, возле окна сидела Мария и мечтательно смотрела на пушинки снега. Может, они вдохновят ее на написание новой картины? Машин рабочий день закончился, но ей не хотелось добираться домой по снегопаду, и она терпеливо ожидала, когда я освобожусь и отвезу ее на машине. Младшего сына-первоклассника Илью она забрала с продленки еще три часа назад и теперь он рубился в компьютерные игры в нашем кабинете. А старший Сергей недавно поступил в кадетское училище областного центра. Уехал туда вслед за другом, с которым не захотел расставаться. Мария пыталась его отговорить, но он ничего не хотел слышать.
Мне кажется, что детская дружба не только более искренняя, но и крепче взрослой. Она сродни настоящей любви. Я до сих пор с теплотой вспоминаю свою подругу детства Таню Валееву. Разлучались с ней только на ночь, а выходные и вовсе проводили вместе. А как ревновали друг друга ко всем… Если ссорились, то мирили нас мамы, потому что ни мой ни ее характер не позволял попросить прощения первой, а страдали поодиночке ужасно. Жаль, жизнь раскидала нас после школы в разные стороны.
– А снег все валит и валит! – восторженно произнесла Мария. – Похоже, скоро нас совсем заметет, и мы будем отрезаны от всего мира. Через неделю нас откопают, и мы выйдем на белый свет. Даже интересно, правда?
– Не очень, – наморщила я нос. – У меня из припасов только полбаночки кофе и маленькая пачка вафель, а сахар вообще кончился. В такой вечер уютней сидеть дома.
– Ты сегодня не романтична, Лиля, – с шутливым недовольством ответила Маша.
– Устала что-то, – тяжело вздохнув, объяснила я бесцветным тоном.
Я отвлеклась от компьютера и бросила взгляд в окно: снегопад вроде стихал, а Юля, добрая душа, вооружившись веником, скидывала снег с моей машины. Тут в дверь постучались и зашли двое припорошенных снегом мужчин. Один очень красивый, похожий на знаменитого английского актера Бенедикта Камбербэтча, а второй неприметной внешности. Они отбывали наказание по разным статьям и в разных колониях, но после отсидки где-то сдружились и отмечаться всегда приходили вместе. Мне такая дружба не по душе, но запретить я не имела права.
– Здравствуйте, – почти хором поздоровались они с нами.
Мария бросила на них мимолетный взгляд и отвернулась. Я ответила на приветствие, достала журнал для «удошников» и записала их фамилии. Я узнала, что работают они там же, где раньше и живут по старым адресам. Мне известно, за какие дела их посадили. Красавец всю ночь убивал своего собутыльника и никак не мог добить, живучим оказался. Несчастный скончался под утро. Протрезвев и осознав, что натворил, преступник сам сдался в полицию. Свою вспышку ярости он ничем объяснить не смог. «Пьян был, не помню», – все, что он сказал тогда. Несмотря на явку с повинной, срок он получил приличный – одиннадцать лет. Отпустили его через восемь, три года будет отмечаться у нас. Несимпатичный получил срок за угон автомобиля. Надеюсь, он не повторит судьбу бывшего друга «Камбербэтча». Они расписались в журнале, натянули на головы одинаковые черные вязаные шапочки и ушли, так же вежливо попрощавшись.
– Там Юля с девушкой разговаривает, а она плачет, – сказала Мария, глядя в окно.
– Плачет, значит, помощь ей нужна, – рассудила я и попросила Машу: – Позови Юлю сюда. Чего она человека на улице под снегопадом держит?
Мария постучала по стеклу и показала знаками, чтобы они зашли. Самойлова кивнула головой, обняла девушку и повела в здание. Дверь моего кабинета приоткрылась, девушка вошла первой, но, увидев нас с Машей, испугалась и хотела повернуть назад. Но в проходе стояла Юля, и у нее ничего не получилось.
– Да не бойся ты, проходи.
Юля, по-прежнему придерживая девушку за плечи, усадила ее на стул передо мной. Она оказалась совсем молоденькой, худенькой, ниже среднего роста, черные волосы аккуратно собраны в хвост и скреплены широкой заколкой. Карие глаза и брови гармонично расположились на овальном лице с прямым аккуратным носиком. Сейчас оно у девушки было бледным и расстроенным, на глазах блестели злые слезы.
Мария встала, подвинула стул ближе к столу и села рядом с ней. Юля устроилась по другую сторону. Таким образом, девушка оказалась как бы окружена нами.
– Никого не бойся, мы втроем представляем тайное общество. Нас должно быть пятеро, но пока только трое. Если будем впятером, то мы станем… – приободрила Юля и показала свой кулак. – У нас друг от друга нет секретов, так что рассказывай.
Девушка нерешительно посматривала на меня и на Марию. Может, наши лица казались ей чересчур суровыми?
За окном загудел полицейский «Уазик», все пространство на улице осветилось от синей мигалки. Тут же дверь распахнулась, в кабинет вбежал Гена Приходько и, схватив Юлю за рукав куртки, бесцеремонно потащил к выходу.
– Юля, быстрее! Срочный вызов! – приговаривал он при этом.
– Ничего не бойся! – только и успела она произнести.
Мы остались втроем. С уходом Юли девушка сжалась, словно загнанный воробушек.
– Я – Лилия Сергеевна, а она – Мария Владимировна, а как вас зовут? – я задала вопрос первой, надо же устанавливать контакт.
– Лена… Трофимчук Елена, – вымолвила она.
– Очень приятно. Считай, мы познакомились.
– А что за тайное общество? – робко поинтересовалась Лена.
– Юля – веселый человек, это она так шутит, просто мы втроем не только сослуживцы, но и близкие подруги, – объяснила Мария: – Что у тебя произошло?
Она вздохнула и принялась рассказывать:
– Я шла мимо, была в таком отчаянии и увидела Юлю Самойлову, она как раз машину чистила. Я ее сразу узнала. Фото Юли в газете как-то печатали: случай в городе тогда был резонансный – она преступника обезвредила и товарища спасла. Я подумала, что могу попросить у нее совета, а она к вам привела. Меня изнасиловали… и я не знаю что теперь делать…
«Ну вот...», – искренне расстроилась я.
– Ты написала заявление в полицию? – спросила Мария.
– Да, но его не приняли… послали подальше и еще следователь сказал – это я сама себя… я только что оттуда, – начала всхлипывать девушка.
– Что за бред? – поразилась я. – Кто этот следователь, ты фамилию запомнила?
– Да… Елисеев…
Я с таким не встречалась, но Мария, оказывается, его хорошо знает.
– Есть такой, на втором этаже его кабинет. Лена, а почему ты тогда в прокуратуру не пошла?
– Мне никто ничего не сказал! – Лена разрыдалась, я вскочила и принесла ей стакан с водой.
– Успокойся и расскажи все по порядку, – попросила Мария и девушка кивнула головой.
Из рваного и сбивчивого рассказа я кое-как нарисовала для себя картину произошедшего. Преподаватель техникума Муравский Дмитрий Валерьевич систематически незаслуженно занижал, по мнению Елены, оценки по своим предметам. Мало того, он высмеивал ее перед однокурсниками, когда она отвечала у доски. В тот день после занятий он попросил ее помочь отнести плакаты в методический кабинет, пообещал дать хороший учебник. Девушка, не ожидая подвоха, согласилась, там все и произошло. Лена не смогла объяснить, почему не стала звать на помощь. Она находилась в шоковом состоянии, сыграли роль неожиданность и растерянность от подобного поступка взрослого человека.
– Он сказал – теперь я могу рассчитывать на пятерки... что-то еще говорил… Я не стала его слушать, выскочила из кабинета и убежала домой.
Мария придвинулась к девушке поближе.
– У тебя мама, отец есть? Ты им сказала, что произошло?
– А как же – сразу… я кинулась к маме и пожаловалась, что случилось ужасное. А она заявила: это страшный позор для нашей семьи, никто не должен о нем узнать. Всем известно, что хороших девочек не насилуют. Мама уговаривала меня: доучись как-нибудь четыре месяца и больше его никогда не увидишь. Она даже к нему не пошла… А отец наш очень давно ушел… Она заставила меня все смыть…
Я встретилась взглядом с Марией и прочла в ее глазах ту же мысль: «Мама предала дочь».
– На следующий день я не пошла в техникум и вообще боюсь туда идти. Я как представлю, у меня ноги становятся ватными… вы понимаете?
– Ну как тут не понять, – посочувствовали мы с Марией.
– Я поделилась об этом с подружкой, мы с ней учились раньше в одном классе. Она посоветовала мне все же обратиться в полицию. Я подумала, что мне только стоит написать заявление, как того преподавателя уберут из техникума. Я пришла в отдел и меня направили на экспертизу. Я принесла акт следователю, он прочитал, что прошло уже пять дней, накричал на меня, будто я все выдумала. Потому что все приходят сразу, а не через неделю. А то, что я была девственницей ничего не значит, для этого в магазине огурцы продаются… а у меня еще ни с кем ни разу…
«Ну и хамло этот Елисеев», – подумала я.
– Точнее скажи – когда это произошло? – спросила Мария.
– Четырнадцатого февраля.
– М-да… Действительно большой период, – произнесла я. – Три дня максимум… а сколько тебе лет?
– В декабре восемнадцать исполнилось.
Мария кивнула мне головой, и мы вышли в коридор.
– День влюбленных… словно насмешка какая-то над девушкой, – сказала я.
¬– Что будем делать?
– Мне хочется помочь ей, – ответила я.
– Да это понятно, а как?
– Маш, я надеялась, ты подскажешь. Ты же опытней меня.
– Опыт-то есть, но не в таких делах. Ладно, подумаем. У меня был в практике случай, когда пятеро несовершеннолетних подонков надругались над девушкой, но там сразу всех задержали. Буквально через два часа.
Мария поправила свой узенький галстук, подтянула пиджак, и мы вернулись кабинет.
– Лена, ты хочешь, чтобы его наказали? Я так понимаю? – обратилась Мария к девушке.
– Да, – твердо сказала она.
– Давай расставим акценты. Все мужчины прекрасно осведомлены, что если на них не заявили сразу, нет побоев и других следов насилия, отсутствуют свидетели, то доказать их причастность к преступлению очень трудно. Порой и невозможно. Сегодня пятый день с того момента, как все произошло, улики теперь смыты и исчезли.
– Но у меня же есть акт экспертизы!
– Там мало данных. Если запустить дело, не один месяц придется ждать суда. Тебе придется пройти очень серьезное испытание. Помногу раз будут задавать одни и те же вопросы. Каждый раз твое сознание будет возвращаться к этому неприятному эпизоду снова и снова. Многие не выдерживают, не хотят больше бороться и дело разваливается. Некоторые соглашаются на отступные от преступника. Есть те, кто не хочет огласки, а она всегда будет. Об этом узнают твои преподаватели, сокурсники, знакомые. Много было случаев, когда преступников оправдывали. Да, можно попытаться тебе помочь, но ты должна решить для себя – идти до конца или сдаться. Насильники об этом знают, потому позволяют себе подобное.
– Мне надо подумать, – всхлипнула Лена.
– Думай, но недолго. Время уходит. И чем дальше, тем сложнее будет доказать. Сегодня вечером или крайний срок завтра рано утром ты позвонишь мне и скажешь о своем решении, – сказала Мария девушке и повернулась ко мне: – Лиля, ты что скажешь?
– Если бы это произошло со мной, то пусть хоть весь мир рухнет, но я не успокоилась бы, пока насильник не понесет наказания. Решать Елене, а я окажу всяческую помощь в привлечении негодяя к ответственности.
Лена занесла наши телефоны в память своего мобильника, попрощалась и ушла.
– Не придет и не позвонит, – твердо сказала Мария.
– Ты почему так уверена? – удивилась я.
– Я многих повидала, она не боец по натуре. А мерзавец обнаглеет и будет насиловать ее все чаще и чаще, а она будет терпеть и думать, что ей просто не повезло. Мы ему ничего предъявить не сможем. Нет заявления – нет дела… – Мария поднялась со стула и положила ладонь на мое плечо. – Подруга, ты скоро закончишь население обслуживать?
Я глянула на любимые часы, подарок Данилова, и сказала:
– Пять минут. Одевайтесь пока, я машину очищу от снега, потом вас с Илюшей отвезу.
Я выключила свет в кабинете, проверила входную дверь, убедилась в том, что сигнализация включена, но тут за моей спиной в помещении нарисовалась старушка. Как всегда к окончанию рабочего дня кого-нибудь черт принесет… закон Мерфи…
– Что вы хотели, бабушка? – я старалась выглядеть вежливой и не показывать своего неудовольствия.
– Сынок у меня картошку в погребе крадет, воспитала ирода, совсем совесть потерял! Я его растила, во всем себе отказывала, а он у нищей матери последнее забирает! – начала она бурно жаловаться.
У старушки на лице явные признаки старческого маразма и сенильного психоза. Я достала блокнот, записала адрес и номер телефона сына, пообещала завтра разобраться. Бабулька заупрямилась и потребовала расправы незамедлительно. Аккуратно легким толчком в спину я выпроводила ее в коридор и проследила, чтобы она покинула здание. Как только она скрылась за углом, я облегченно вздохнула и побежала к автомобилю. На заднем сидении уже ждали Мария с Ильей. Снегопад хоть и стих немного, но видимость на дороге все равно плохая. В пути на трассе встретили две аварии, я решила сбавить скорость еще больше. Оказалось не зря – пешеходы, сгорбившись и закрывшись капюшонами от летящих снежинок, не смотрели по сторонам и лезли под колеса на каждом перекрестке. На дорогу до дома Марии ушло в три раза больше времени, чем обычно. Маша посмотрела в темные окна своей квартиры и печально вздохнула.
– Не могу привыкнуть, что Сережи нет. Постоянно беспокоюсь за него, – грустно произнесла она.
– Маш, а он всерьез решил стать офицером?
– Ну прям...
– Но у него есть мечта? С профессией определился?
– Да ничего он не определился. Я помню, он во втором классе учился, увидел, как пожарные машины на вызов мчатся, захотел стать пожарником. В живой уголок сходили – зоологом себя возомнил. Сейчас ему всего двенадцать. Может не сегодня-завтра все это кадетство ему надоест, и он пойдет в обычную школу. Пусть учится. Меня одно успокаивает: отец его там же в Саратове живет, присматривает за ним. Гошенька наш…
– Георгием его зовут?
– Почти… Эдик он, – как-то странно ответила Мария.
– Объяснить можно? – не поняла я.
– Да что тут объяснять? Ты фильм «Москва слезам не верит» смотрела?
– Я видела только несколько отрывков, но наслышана о нем от других.
– Вся страна смотрела, а ты отрывками, – удивилась Маша.
– Маме моей этот Георгий Иванович нравится. А мне нет. Меня от фразы «а заодно запомни, что все и всегда я буду решать сам, на том простом основании, что я мужчина» начинает бить эпилептический припадок. Еще и показали, как героиня носик опустила и ротик прикрыла. Ну неужели нельзя строить в семье отношения на равных? А ведь почти вся страна от Гоши без ума.
– Мне раньше Гоша тоже нравился. А когда в полиции зарплату подняли, я стала приносить домой денег в два раза больше Эдика и все прелести этого фильма сразу ощутила на себе. Слышала бы ты, как мой муж кричал: «Да я сам себя не буду уважать, если моя жена будет зарабатывать больше меня! Ты понимаешь, какое это унижение мужчины?!». Я его ни разу не попрекнула, сказала – ничего страшного, у нас двое пацанов растет, посвяти лучше свободное время их воспитанию. Я ведь постоянно на работе задерживаюсь. Брыкался, дергался, потом ушел.
– Да, Маш, грустно… – посочувствовала я.
Она еще хотела что-то сказать, но в это время призывно зазвонил мой мобильный. Мария помахала мне на прощанье, взяла сына за руку и ушла.
– Привет, Лиля, – услышала до боли знакомый голос Виталика.
– Привет, никак молодожены из путешествия вернулись? – постаралась спросить я без язвительности, обычным тоном, но получилось наоборот.
– Давно уже. Есть предложение – давай в кафе посидим немного?
– Я не хожу по кафе и ресторанам с женатыми мужчинами, – ответила я, сразу решив поставить какие-то рамки.
Услышав такой ответ, Виталик засмеялся.
– Я знаю твои принципы, посидим полчасика и разойдемся. Я уезжаю, последняя встреча – не могу взять просто так и исчезнуть не повидавшись.
– Куда подъехать? – сдалась я.
– В «Изумрудный город».
– Это рядом, сейчас приеду.
Через пятнадцать минут я уютно расположилась за столиком, накрытым скатертью малахитового цвета, на удобном стуле с высокой зеленой спинкой; кругом светили белые и зеленые светильники, играла тихая фоновая музыка. За весь день кроме чая с печеньем у меня во рту ничего не было, я ужасно проголодалась и сейчас уписывала за обе щеки салат «ассорти» из морепродуктов. Виталик с улыбкой наблюдал за мной. Сам он ничего себе не заказал кроме чашки кофе и бутерброда с красной икрой. Мы обменялись короткими дежурными сообщениями «как мама, как работа» и замолчали. Про путешествие он не обмолвился, а меня донимали посторонние мысли. Не знали, что еще друг другу сказать. Ужин закончится, мы оба выйдем из кафе и разойдемся в разные стороны, и спустя несколько лет станем совсем чужими людьми. Он, возможно, будет известным адвокатом, а я останусь в провинциальном Галатове зарабатывать звездочки и выслугу лет.
– Ты вроде чем-то озабочена? – спросил Виталик.
– Да, есть одна проблема, вот и думаю… – когда-то я считала его самым близким человеком, поэтому поделилась с ним сегодняшней историей Елены Трофимчук. Виталик внимательно меня выслушал и утвердительно сказал:
– Надо было сразу ей в прокуратуру тогда.
– Это мы понимаем. Но какова вероятность выиграть дело?
– Сложно. С каждым пропущенным днем вероятность стремится к нулю. Нужен хороший адвокат и грамотно проведенное расследование. Если обвинитель собирается доказывать его вину на основании одних косвенных улик, то их должно быть столько, чтобы никто не сомневался. А, значит, придется собирать море информации. Кто это будет делать? Может, твоя Трофимчук и не придет завтра, а ты уже голову себе забиваешь. Ты уверена, что она не разводит вас? А то были в прокурорской практике и такие дела.
– Не похоже на развод, нас там трое было, и никто подвоха не почувствовал. Да и зачем бы мошеннице с такими вопросами к сержанту ППС обращаться?
– М-да… логика в твоих словах, конечно, есть… – призадумался Виталий.
– А ты сможешь быть адвокатом у нее? – поинтересовалась я.
Виталик нахмурился и чуть опустил голову, не ожидал такого вопроса.
– Лиля, сразу говорю – не возьмусь за такое. Этим ты только окажешь мне медвежью услугу. Начинать с провалов для дебютанта-защитника слишком рискованно. У меня потом клиентов не будет. Кому интересен профессионал, который проигрывает? Мой совет: обратись в Саратов, в общественный Центр помощи женщинам, пострадавшим от насилия. Там даже фонд имеется для оплаты юристов, представляющих в суде интересы потерпевших.
– Я поняла, извини. Но консультироваться по некоторым вопросам можно у тебя?
– Ради бога. А ты что, всем будешь помогать? Зачем тебе это надо, Лиля? Всем не поможешь. Честное слово, ты мне часто напоминаешь воина, который вынимает из ножен шашку и кидается с ней на армаду танков.
Я уже поела, допила сок, вытерла губы салфеткой и раздраженно бросила ее в стакан. Может, говорить подобное на прощальном ужине некрасиво с моей стороны, но я не удержалась:
– Нет, не всем. Но она именно к нам пришла за помощью, мы не можем отказать. Мне жалко женщин. Общество прикрывается уродливой идеей под названием «традиционные семейные ценности», где женщина определена как человек второго сорта. Мужчины занимают доминирующее положение и могут делать все, что захотят, а женщина должна его обслуживать, проводить время на кухне и воспитывать детей. И он ее за это будет защищать. А человека второго сорта можно оскорбить, унизить, изнасиловать как тот преподаватель, или вообще не считаться с желаниями женщины как, например, твой покойный папаша. Девушке не повезло – мать с отцом развелись давно и помощи ждать неоткуда. Ладно, Виталик, удачи на новом месте. Прости, если испортила ужин.
Я оплатила счет, поднялась и пошла в гардероб. Одеваясь, глянула в сторону зала. Виталик по-прежнему сидел на месте и обиженно смотрел на меня исподлобья.
Сообщение отредактировал Ирбис - Среда, 29 Апр 2015, 20:13 |
| |
| |
| Ирбис | Дата: Суббота, 09 Май 2015, 21:29 | Сообщение # 33 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 4
Прошли сутки. Мы прождали с Меркушевой в штабе полдня, но Елена Трофимчук так и не появилась и не позвонила.
– Я же тебе говорила – не придет она. Такие дела сразу делаются, пока первый шок не прошел. Потом уже заявление вряд ли напишут. А Лена пять дней металась, – рассуждала Мария.
– Жаль, а я настроилась ей помочь, – ответила я грустно.
– Да знаешь, Лиль, сколько еще таких будет? На твой век хватит.
– Ладно, Маш, я пойду по адресам. Что-то детки у старичков расшалились – один картошку тырит в погребе, второй у старика пенсию упер. Звонил дежурный сейчас, просил разобраться. Брякни, если объявится наша Лена.
– Ты не забудь – сегодня у Юли день рождения, она просила не опаздывать, – напомнила мне Мария.
– Как же забудешь – два раза звонила, все переживала – придем мы или нет.
Я покинула кабинет и поехала сначала на Каштановый переулок к дедушке. Надо спасать пенсию старика, а картошка подождет.
Из бессвязного рассказа восьмидесятипятилетнего деда выяснилось следующее. Внучек, «родная кровинушка», пришел утром и вызвался сбегать за продуктами. Старик несказанно расчувствовался, дал ему денег на товары для себя и на «леденцы». Но обратно помощника так и не дождался. Собрался идти в магазин сам, но не обнаружил пенсию, обычно хранившуюся в ящике комода. Он разнервничался, позвонил в полицию, а оттуда перезвонили мне. Не первый раз уже внук поступает подобным образом.
– К кому ваш Денис мог податься? – спросила я.
– Да он все с Витькой Гребневым и Лисевцевым Петькой дружил, может у них? Он с ними на прошлой неделе ко мне приходил, денег в долг просил.
Эти два гаврика – Лисевцев и Гребнев по прозвищу «Гребень» – не раз попадали в мое поле зрения. Вечно у них пьянки да гулянки дома. Сперва я наведалась к Лисевцеву, но его дома не оказалось. Потом поехала проверить Гребнева. Я добралась до его квартиры и прижала ухо к двери, прислушиваясь. Так и есть – шумно и весело. Одна зайти не рискнула, запросила по рации свободный наряд ППС. Приехали два сержанта с автоматами АКМ: один высокий, второй пониже, очень плотный, с лицом широким и круглым, как арбуз. Маленькая не по размеру ушанка, казалось, еле держится на его голове. Я вкратце изложила суть дела.
– Поняли, товарищ лейтенант, стучитесь, – улыбнулись они дружно.
Я громко стукнула кулаком в дверь пару раз и замерла.
– Кто там пришел? – прокричал изнутри беспечный пьяный мужской голос.
– Это я – Лиля ваша пришла, открывайте быстрее! – крикнула я на весь подъезд.
– Ах, Лиля! – раздался радостный возглас и дверь отворилась. На пороге возник шатающийся Гребень. При виде троих полицейских беззаботная улыбка у прожигателя жизни сразу потухла. Он расстроился и помотал головой: – Не-е… нам такой Лили не надо.
– А я не к тебе, Гребнев. Рудин здесь? – бесцеремонно спросила я.
– У меня, а что? – сказал он, обдав меня водочными парами.
Я отодвинула мужчину плечом и вошла, сержанты зашли следом, затолкав Гребнева еще дальше на кухню, и встали за моей спиной. В гостиной, плотно окружив большой стол, сидела дружная компания немолодых алкоголиков обоего пола. Гости, завидев нас, загорланили и предложили присесть с ними.
Я обвела глазами компанию в поисках внучка, кивнула крепкому сержанту, указав на белобрысого мужчину, и он довольно неаккуратно вытащил того за шкирку из-за стола.
– Денис, где твоя куртка? – первым делом спросила я у дяденьки лет сорока, выведя его в коридор.
– Вот она, – указал он на изрядно потертую одежонку буро-красного цвета, висящую на вешалке.
Я проверила карманы: деньги, слава богу, не все пропил – из восьми тысяч осталось три, но может этого хватит старику на пару недель.
– Одевайся, поедем, – приказала я Денису.
«Надо соцработникам позвонить, пусть дедушкой займутся», – подумала я.
Пока Рудин с трудом, без конца падая на задницу, надевал ботинки, я переписала в блокнот имена присутствующих. Пригодится потом, если появится необходимость кого-то разыскивать. Деньги дедушке мы завезли по пути, а Рудина отправили отсыпаться в «обезьянник» ГУВД. Там, как только он проснется, ему обязательно организуют трудотерапию, и поелозит Денис с тряпочкой не только по своей камере, но и по всему первому этажу, включая фойе. Дед вряд ли напишет на внука заявление, пройдет пара месяцев и история повторится. В моей практике был случай, когда мать написала заявление на своего сына-наркомана за то, что он украл у нее норковую шубу. Как часто водится, подобные дела закрывали, но эта женщина на попятную не пошла. Сыну теперь три года придется лечиться в местах не столь отдаленных.
Осталось теперь разобраться с картофелекрадом. Сомнения в бабулькиных утверждениях укрепились, едва ее сын открыл мне дверь. Из коридора просматривался шикарный интерьер квартиры. Сам мужчина выглядел солидно, скорее всего, бизнесмен или начальник. Я коротко объяснила ему, зачем пожаловала.
– Вот тебе раз… – растерянно прокомментировал он и уселся на телефонную тумбочку.
Подошла его жена, выслушала меня и разразилась саркастическим смехом.
– Ха-ха-ха! Леша, я же говорила тебе – не надо этого делать! Благими намерениями вымощена дорога в ад! Попался воришка. Так тебе и надо!
Они наперебой стали мне объяснять, что все это недоразумение. Старушка-мать непомерно гордая и ни в какую не хочет принимать помощь из рук сына. Такая вот очень неправильная.
– Я и телевизор ей новый предлагал, и шубу теплую. Диван старый поменять. Все, что захочет. Уперлась, словно ненормальная – я у детей своих ничего брать не буду. Деньги в карман подкладывал, назад принесла. Ну не знаю, как с ней бороться.
Жалостливый Леша, когда приходил в кооперативный погреб, каждый раз подбрасывал матери из своих запасов несколько клубней. Старушка заметила, что мешки после его посещения как-то по-другому закрыты и, естественно, заподозрила сыночка в краже.
– Что теперь делать? – искренне расстроился мужчина. – Я старался помочь, а оказался негодяем. Представляю, как она сейчас ненавидит меня…
Я подумала и пообещала попробовать помирить их.
– Позвоню и скажу ей, что жулика нашли, но это не ее сын.
Я прямо при них набрала номер и наплела бабуле целую историю про бомжа в желтом пальто, укравшего у нее картошку.
– Сегодня на месте преступления мы его застукали, он не только у вас воровал, но и у соседей банки с огурцами таскал. Целую связку ключей у него отобрали, – красочно расписывала я, ведь чем больше врешь, тем легче тебе поверят.
– Ой, ужасы какие рассказываете! А я-то, дура старая, на Лешку грешила, а тут вон оно что. Бомжа с голоду на воровство потянуло. Вы уж его строго-то не судите, – отвечала старенькая мама Алексея. Неприятный инцидент исчерпан.
– Все, теперь спокойно звоните маме, и отношения ваши наладятся, – сказала я, положив трубку.
Растроганный мужчина наговорил мне кучу комплиментов и предложил выпить настоящий кофе, но я отказалась.
– Можно я вашу фамилию и имя запишу на всякий случай? – спросил он и достал из телефонной тумбочки блокнот с ручкой.
– Касаткина Лилия Сергеевна, – ответила я, смущенно прикрыв лицо папкой.
К восьми вечера гости собрались у Юли отмечать ее двадцатисемилетие. Мария за две недели до события прозрачно намекала на ресторан, но Юля ответила, что любит готовить и позовет нас к себе. Помимо меня и Меркушевой приглашение получили Таня Сорокина и ее муж Вадик. С Таней и Вадиком я познакомилась здесь же у Юли в прошлом году. Они дружат с Самойловыми, как оказалось, давно. Таня работает у криминалистов лаборанткой, а Вадим где-то инженером на предприятии.
Андрей Самойлов, муж Юли, помог дамам раздеться. Именинница цвела от наших комплиментов. С утра она побывала в парикмахерской, где мастера лака и фена сотворили на ее голове какую-то башню. Конструкция здорово прибавляла лет, можно было подумать, что Юля отмечает сорокалетний юбилей. Дабы не обидеть и не испортить настроение имениннице, я держала свои мысли при себе.
Мы уселись за праздничный стол. Мне досталось место рядом с Андреем, напротив меня расположились Сорокины, а слева Мария. Поскольку такие посиделки мало чем отличаются от других, то главное в них не еда и не выпивка. Хорошо, когда в компании имеется достойный собеседник.
Вадим Сорокин из тех людей, кто никому не даст заснуть за столом. Если возникает в разговорах пауза и гости затрудняются с темой беседы, он тут как тут. Напившись, никогда не теряет человеческого облика, а напротив – становится еще веселее и раскованней. Я знаю, что он Маше очень нравится, и она даже Тане немножко завидует.
– Пройдет буквально десять лет и мир изменится до неузнаваемости. Новые технологии позволят избавиться почти от всех гаишников и полицейских, – сказал Вадик после очередного тоста за здоровье именинницы.
– Фантазер, – сказала Таня.
– Хм… неужели? – хмыкнула я недоверчиво.
– Сейчас гаишников гораздо меньше стало, камеры автоматически фиксируют нарушения и потом квитанции со штрафами рассылают водителям. Представьте себе такое – в машины прямо на заводе встроят специальные компьютеры. Только подъедешь к знаку «40 километров в час», сразу ограничитель блокирует педаль газа и как бы вы ни давили на нее, с большей скоростью автомобиль не поедет.
– А что, неплохо придумано, – согласилась я.
– Население зачипуют: вживят всем без исключения маленькие микросхемы, изготовленные по нанотехнологиям. Исчезнут всякие банковские карточки и бумажные деньги. Пойдешь в магазин, наберешь товаров, подойдешь к кассе. Кассовый аппарат просканирует данные с твоего чипа, ты пальцем дотронешься до кнопочки, и сигнал сразу передастся в единую банковскую систему, в которой определят, соответствует ли чип отпечатку пальца. Если да, то с твоего счета снимут деньги. Карманников тогда не станет, воровать-то как? У полиции работы поубавится, сокращения пойдут.
– А откуда мы узнаем, сколько у нас денег осталось? – спросил Самойлов.
– Чек дадут или к терминалу подойдешь, они ведь и сейчас на каждом углу стоят, палец приложишь, там фамилия твоя высветится и сколько на счете, – пояснил Вадик.
– Непривычно.
– Что непривычно? Так же как по банковской карте. Только она внутри где-нибудь у тебя.
– А вообще-то здорово! – согласились все.
– Люди пропадать перестанут. Сканеров вместе с камерами видеонаблюдения везде понаставят. В любой момент можно определить, где человек в последний раз находился. Ключи к домофонам и квартирам не понадобятся.
– Размечтался ты, Вадик, – засомневалась я. – Простые домофоны и то не в каждом подъезде установлены.
– Рано или поздно везде поставят! Рожать скоро станут по-другому! По-новому! Это самое интересное, – продолжал удивлять Вадик.
– И как же?! – я засмеялась.
– Ну, кто не захочет, сможет традиционно размножаться. Допустим, мы с Таней придем в Центр семьи. Там она сдаст свою яйцеклетку, а я свой материал. Перемешают, произойдет оплодотворение. Сразу посмотрят – нет ли отклонений. О даунах человечество забудет как о страшном сне. Если наследственные болезни есть, то заменят больные гены на здоровые. А еще если родители, допустим, оба рыжие и не хотят рыжего ребенка, тогда они заменят рыжий ген на блондина или брюнета. После нас спросят: что выберете дальше – обычный способ или современный? При обычном способе эмбрион поместят матери в матку, и через девять месяцев она родит здорового ребенка. Супер?!
– Да не то слово! – поддержал Самойлов.
– Но мы с Таней пойдем по самому современному пути, – важно заявил Вадик.
– Сам решил, а меня не спросил, – рассмеялась его жена.
– И каков он – современный путь? – заинтересовалась Мария.
Вадик замолчал и напустил на себя загадочный вид. Чувствовалось, что он сейчас выдаст…
– Какой? Так вот, наш эмбрион поместят в Центр младенца. Там везде установят камеры, похожие на аквариум. Ребенок девять месяцев будет развиваться в ней. Единое правильное питание для всех детей. Кальций, магний, витамины А, В, С, микроэлементы… Зубы, значит, у женщин останутся целыми. Улавливаете? Для каждой ячейки своя веб-камера. Нам с Таней дадут пароль допуска, и мы сможем через Интернет рассматривать, как развивается ребенок. Температура, вес и прочее. Даже звук сердца услышим. Если что-то смущает, в любой момент позвоним в Центр и разузнаем подробности. Там проверят и перезвонят. В три месяца уже писька появится, мы с Таней имя сразу подберем. Будем по очереди каждые два часа к монитору подбегать и наблюдать, как он улыбается… ну что вы так на меня смотрите? Как ножками дрыгать начнет тоже увидим. В назначенный день наша семья придет в Центр младенца. Танины родители и мои, естественно. Персонал торжественно подведет нас к ячейке с нашей фамилией. Таня нажмет красную кнопку, вода отойдет и окно откроется. Я перережу пуповину ножницами и подам младенца маме или теще, а она его по попке шлепнет. Он сразу: «У-а-а! У-а!». Мы захлопаем в ладоши, уложим малыша в конверт, завернем и пойдем домой по улице счастливые! И заметьте – никакой послеродовой травмы.
– А кормить-то чем малыша? Молоко-то у матери откуда возьмется? – хихикнула Мария.
– С бутылочки, я так понимаю, – ответила Таня.
Выслушав рассказ Вадика, мы все развеселились, кроме Юли.
– Представляю… дети-роботы из инкубатора… – озадачено произнесла именинница. – Всегда же говорили – ребенка нужно зачинать в любви и страсти… ерунда какая-то… и ножки дрыгаться должны не в аквариуме, а вот здесь… – она пошлепала Вадика по животу. – Его под сердцем надо выносить!
– Юля, я же сказал тебе – по желанию! – захохотал Вадик. – Вы с Самойловым можете по старинке. Никто вас не заставит туда идти.
Мужчины захотели курить и, накинув куртки, вышли на прохладную лоджию. Таня достала из сумки свои тонюсенькие сигареты и присоединилась к ним. Мы остались втроем. Юля вспомнила про Лену.
– Передумала девушка, значит… – со вздохом сказала Юля. – Может, вы ее сильно напугали? Я ведь не знаю, как вы разговаривали с ней. Мы на драку ездили, а вернулись – вас и след простыл.
– Я честно объяснила ситуацию. А остальное зависит от нее. Я предполагаю, она морально раздавлена, а поддержки нет никакой, мать и то предала, – ответила Мария. – По-хорошему, ей к психологу надо сходить.
– Чтобы услышать от них стандартный набор советов, вычитанных из учебников: сходи погуляй, подыши свежим воздухом, убедись, что мир прекрасен и все забудется? Знаю я таких помощников. Не спорю, есть настоящие профессионалы, но где их найти? – не согласилась я. – Однозначно психолог должна быть женщиной.
– Вся проблема в том, что она не пришла, – сказала Юля. – Я пошла бы вместе с ней в техникум и мордой эту свинью об пол… об пол!.. Он бы не заявил на меня, точно вам говорю.
– Теперь меня совесть мучает. Что с девушкой? Опять в техникум вернулась? Мне не по себе от таких мыслей, жалко ее… ростиком небольшая и глазки такие наивные… – произнесла я.
Скрипнула балконная дверь, Сорокины и Самойлов вернулись за стол, и нам пришлось прервать беседу. Вадик опять начал рассказывать что-то смешное. А что я уже и не помню, от выпитого вина сильно кружилась голова. Посидев еще часик, я поблагодарила Юлю и остальных гостей за мило проведенное время и уехала на такси.
Приехав домой, долго не могла улечься спать, села рядом с мамой в кресло, подперла рукой подбородок и рассказала, как прошел вечер у Юли. Рассуждения Вадика о детях в аквариуме ей показались комичными и она долго смеялась. За беседой я не заметила, что часы уже показывают первый час ночи.
– Ладно, мам, пойду спать. Завтра на работу, – сказала я.
– Спокойной ночи, – пожелала мама.
Я подхватила проходящую мимо кошку на руки и унесла к себе в кровать. Только Муня не захотела лежать со мной, она мяукала до тех пор, пока я ее не отпустила. Кошка выскочила из-под одеяла и удрала в другую комнату.
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Суббота, 16 Май 2015, 13:23 | Сообщение # 34 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 5
За ночь я ни черта не выспалась и утром кое-как подняла свое вялое тело с кровати. Сунула ноги в тапки, посидела немного и потянулась за халатом, висевшим на спинке стула. Тут же испытала тянущую боль в животе. Случилось то, что происходит со всеми женщинами каждый месяц. От неловкого движения одеяло упало на пол, я перешагнула через него и отправилась на кухню. Вытащила из шкафчика коробку с лекарствами, отыскала нужные таблетки. Одно недомогание смешалось с другим, и потому состояние было прескверным. Завтрак в меня не полез. Обошлась охлажденным чаем с медом и лимоном да двумя стаканами минералки. Я слышала, что где-то за границей женщины в таких случаях имеют право на два дня отдыха, но в нашей полиции нет женщин – там все полицейские.
Кошка зашла на кухню, потерлась об ноги и бросила на меня взгляд, полный сострадания. Она всегда реагировала на мое настроение, чувствовала, когда мне плохо, и считала своим долгом лечить в меру кошачьих возможностей. Лечение заключалось в передаче положительно заряженных ионов от ее шерсти к моему телу. Мама сегодня, глядя на меня, не могла скрыть ехидной улыбки. Наверное, вспоминала, как я вчера несла всякую чепуху.
На работу добиралась околицами. Я не боялась, что меня остановят гаишники, всего лишь решила подстраховаться от неприятностей и предпочла маршрут, где движение послабее. А все из-за Юлиного скользящего графика, который не позволяет нормально отметить день рождения и выбрать такой день, чтобы следующий оказался выходным.
Почти все алкоголики, которых я должна проверить, вчера тоже накачались. Половина из них дверь мне не открыли. Совпадение? Но это и к лучшему. Вести воспитательные беседы, когда организм требует лечебного покоя, совершенно невозможно. Машу я с утра видела, она приветственно помахала мне рукой, закрылась в кабинете, а потом и вовсе куда-то испарилась.
В обед я съездила в кафе. Мясной салат и холодненький литовский борщ привели меня в чувство. Вспомнила баламута Вадика с его детьми из инкубатора, немного поднялось настроение. Мария в опорном не появилась, подозреваю – попросту слиняла.
Лена Трофимчук так и не дала о себе знать. Жаль, конечно, что мы не догадались спросить у нее номер телефона. Юля права – мы ее запугали и неправильно себя повели.
Я честно доработала до конца дня, закрыла «контору», заехала отчитаться перед начальником Колпиным и отправилась домой. Мамы в квартире не обнаружила, скорей всего она ушла по магазинам. Мне самой нетрудно сходить, но раньше восьми вечера я редко могу попасть домой. Все ложится на плечи мамы, но она не вредничает и даже утверждает, что для нее это удовольствие. Обычно она заходит в супермаркет и не торопясь просматривает все коробочки и пакетики, так как спешить ей некуда. Красивая упаковка и качество продуктов порой сильно разнятся. Что оказалось невкусным и несъедобным летит в помойное ведро. Маме, воспитанной в старых правилах, жалко продукты и она пытается скормить их кошке. Муня или плохо помнит свое бездомное существование, или уже привыкла к вкусной и здоровой пище. Потому есть всякую «гадость» не собирается и брезгливо зарывает лапой, вынося очередной приговор каким-нибудь вонючим сосискам.
Поскольку самочувствие оставляло желать лучшего, я решила просмотреть электронную почту и завалиться спать до следующего утра. В «ящике» обнаружилось всего одно письмо от старой знакомой по институту. Я прочитала его и уже хотела выключить компьютер, но опять вспомнила о девушке, приходившей к нам за помощью. Постоянно всплывающие мысли о ней не давали мне покоя. Подумав немного, я залезла в популярную социальную сеть и в строке поиска ввела: Елена Трофимчук, Галатов. Сразу нашлась. Вчера она заходила на страничку, возможно, с кем-то общалась. Я передумала писать ей сообщение и быстро посмотрела фотографии. Парня как будто нет, только подружка, с которой она по-детски дурачится, строя за ее спиной рожки. Я представила себе Лену на занятиях: девушка сидит в пустой аудитории, рядом никого кроме педагога нет. Как выглядел преподаватель я не знала, но вообразила его с лицемерной и лживой улыбочкой… Балакова. Внезапно вернувшийся отголосок прежних воспоминаний заставил сердце екнуть. По спине пробежал холодок и неприятно заныли зубы. Щемящая жалость к почти неизвестной мне девушке, стала такой сильной и растворяющей все внутри, что я не выдержала. Я поняла, что больше не смогу сидеть за компьютером просто так, когда где-то происходит очень страшное. Мне необходимо срочно вмешаться.
Если не я, то кто?
Я открыла ящик стола, нашла под ворохом бумаг переносной дисковод со служебной информацией и подцепила к компьютеру. Всегда держала его дома на всякий случай. Иной раз приходила со службы, а какое-нибудь происшествие еще крутилось в голове, тогда я обдумывала его и проверяла информацию. Иногда решение приходило во сне: я засыпала, а мозг, словно процессор, продолжал трудиться.
Винчестер тихонечко по-мышиному пискнул и автоматически подключился. Я щелкнула по всплывшему окошку и запустила базу данных. Лена Трофимчук проживала с матерью в Тихом переулке неподалеку от нашего опорного пункта. Вероятно, она тогда шла мимо нас и решила зайти. Что же предпринять? Я быстро натянула на себя джинсы, красную вязаную шапочку, накинула пуховик и поехала на Тихий переулок. Девушка жила в серой пятиэтажной коробочке. Такими стандартными и скучными домами был застроен весь этот микрорайон. Домофона на входе в подъезд не имелось, вместо него стоял старый кодовый замок. Затертые кнопки подсказали мне нужную комбинацию. Я спокойно пробралась внутрь и нажала на звонок.
Дверь отворилась, на пороге появилась женщина лет сорока, лицо обычное, неприметное. Встретишь такую в городе и не запомнишь. Скорее всего, мама девушки.
– Здравствуйте, а мне бы Лену, – попросила я.
– У себя, – коротко бросила она и ушла в гостиную.
Я тихо прикрыла за собой дверь, постучалась в комнату и вошла. Лена лежала на кровати и смотрела телевизор, стоящий напротив. Небольшая комнатка оклеена бежевыми обоями, за дверью у стены стояла чертежная доска на подставке. В углу у окна компьютерный стол и над ним постер с какой-то девушкой.
Лена повернула голову и недоуменно посмотрела на меня. Лицо спокойное, совсем не такое, когда она приходила к нам.
– Добрый вечер, Лена, я хотела бы с тобой поговорить. Можно разденусь? – спросила я и расстегнула молнию.
– А ты кто? – удивилась она, видно не признала.
– Ты позавчера приходила к нам в опорный пункт, – пояснила я.
– Ой, вы же Лилия Сергеевна… извините, не узнала вас, – растерялась она и приподнялась с кровати. – Вы там в форме были. А тут… я подумала какая-то незнакомая девчонка с улицы зашла непонятно зачем.
– Ну раз приняла меня за девчонку, то давай на «ты». Форма она порой мешает. Я не намного тебя старше и называй меня – Лиля, просто Лиля.
– Хорошо, Лиля, – согласилась она.
Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась невеселая и виноватая. Лена перехватила у меня пуховик и повесила в коридоре. Мы сели друг напротив друга. Она на кровать, я в кресло. Я еще не знала, как начать разговор и потому делала вид, будто рассматриваю комнату. Я заметила, что Лена немного пришла в себя и первый шок от случившегося у нее уже прошел.
– Вы меня ждали? – нарушила она молчание и застыла в напряженной позе.
– А ты подумала – нет? До сих пор ждем и переживаем, – ¬ повернулась я к ней.
– Почему?
– Как почему? Ты нас взбудоражила, мы настроились тебе помочь, а ты не явилась и не позвонила.
– Неужели вам там не все равно? – изумленно спросила она.
– Лен, я не знаю, какие люди тебя окружают, но мне точно не безразлична твоя история, – ответила я, прямо глядя ей в глаза.
Лена вздохнула, подтянула подушку себе на колени, навалилась на нее и задумалась.
– Я пришла домой от вас… а он мне позвонил, – сообщила Лена после паузы.
– Кто он? – не поняла я.
– Муравский, кто же еще? Первый раз он звонил на следующий день, после того как все случилось, но я его слушать не стала и трубку бросила. Потом он опять названивал, прощения просил, про какую-то страсть говорил… чувства у него… такого больше не повторится… отметки мне все исправит… умолял, чтобы я вернулась на занятия.
«Вот гад!» – подумала я.
– Я крикнула «не звоните мне» и отключила телефон. Номер мой наверно в личном деле узнал.
– Ты ему поверила?
– Ты думаешь, он врет? – подняла она на меня глаза.
– Конечно! – ответила я убежденно и тут же догадалась, почему он так поступает. – Завтра он опять скажет то же самое.
– Не знаю, как насчет завтра, но сегодня днем я с ним разговаривала. Мол, возвращайся, Лена, все будет хорошо. Предложил встретиться, подарок дорогой обещал подарить.
«Хитер, однако…» – размышляла я про себя.
– Он испугался – вдруг ты с собой покончить решила. Наглотаешься таблеток и оставишь предсмертную записку со всеми подробностями. А его потом по судам затаскают. Теперь он убедился, что ты жива и здорова, разговариваешь спокойно, и готовит сети.
– Откуда ты знаешь? – засомневалась Лена.
– Знаю. Лучше скажи, что ты собираешься делать дальше?
– Мама требует, чтобы я окончила техникум любой ценой. Мне хоть восемнадцать, но я от нее пока полностью завишу. Вот пойду в понедельник на занятия… у меня есть еще немного времени попробовать успокоиться окончательно.
– Не успокоишься, будешь учиться в вечном страхе. Каждый раз, когда ты увидишь Муравского, в твоей душе начнет кипеть жуткая гадость. Поверь мне. Я не понимаю твою маму. Как вообще можно послать свою дочь на урок к человеку, который ее изнасиловал?
– Да… я тоже не знаю, как так можно… потому и дома сижу, – печально ответила Лена.
– Ты совершеннолетняя и вправе поступать по-своему. Давай найдем другой путь. Я желаю тебе добра, а он должен ответить за свой поступок. Я понимаю – тебе страшно, что кто-то узнает про это в нашем небольшом городе и станут показывать пальцем. Но людям быстро надоест. И парень у тебя появится, не переживай.
– Достаточно ему узнать про случившееся, и он тут же исчезнет.
– Если он дерьмо, то да. Если нет – останется и никогда не напомнит. Будет легче отсеять, поверь мне, – ободряюще улыбнулась я.
Лена задумалась, опустила голову, словно рассматривала мои ботинки, а я уже размышляла и разрабатывала план. Надо забрать ее отсюда. От давления матери и звонков Муравского. Главное – написать заявление. Я сделаю все, чтобы мерзавец больше не работал педагогом.
– А можно сделать так, чтоб Муравский больше в техникуме не появлялся? – вышла она, наконец, из задумчивости.
– Запросто. Лен! Ты доверишься мне? Приходилось ли тебе слышать когда-нибудь о государственной программе защиты потерпевших и свидетелей?
– Слышала.
– Предлагаю воспользоваться ею и довести дело до суда. Мне хочется посадить этого негодяя не меньше, чем тебе. Я заберу тебя и обещаю, что поддержу и постараюсь защитить от всех неприятностей. Если в какой-то момент не смогу быть рядом, то мои подруги никогда не дадут тебя в обиду.
– Это что – опасно? – испугалась она.
– Просто мера предосторожности. Мне нужно исключить возможность постоянного общения с твоей мамой. Она задолбит тебя и все закончится провалом. На занятия не пойдешь, пока там Муравский. Я помогу тебе с учебой, получишь свой диплом. Просто собирайся и поедем.
– Мне трудно решиться… а долго мне прятаться?
– Зависит от разных обстоятельств. Но тебе же не взаперти там сидеть. Свободно сможешь выходить на улицу. Всего лишь придется находиться под моим присмотром и все!
– А куда и где находится это место?
– У меня дома.
– Ехать к тебе?! – она подняла голову, удивленно уставилась на меня и выпустила подушку из рук.
– Да, ко мне. Нас там три женщины: мама, кошка и я. Будешь четвертой.
– Даже не знаю… К тому же, тебя я вижу второй раз в жизни.
– Ты меня боишься или чего-то другого? Скажи честно.
– Нет, тебя я не боюсь. Неожиданно… сидела дома и тут на тебе… Лиля, зачем ты так стараешься для меня? – по-прежнему не понимала она.
– Тут ты ошибаешься, я стараюсь не только для тебя, но и для других девушек, которые окажутся на твоем месте. Я предполагаю, что ты у него не первая.
Лена все колебалась, и я решила не тянуть быка за рога. Предложила помочь ей сложить необходимые вещи и прямо сейчас переехать ко мне. Как отнесется к этому моя мама, я в тот момент не думала.
– А своей матери как я объясню? – спросила Лена.
– Придумай что-нибудь. Ты же лучше знаешь ее. Только ничего не говори про заявление, которое ты напишешь на Муравского.
– Может не надо всего этого?
Все же я уломала ее. Сказала так: если ей что-то не понравится в моем доме, то я отвезу ее назад в ту же секунду. Лена собрала сумку с вещами, а я взяла ее документы в целлофановой обертке. Приоткрыв дверь в гостиную, она громко, чтобы ее услышали, произнесла в глубину комнаты:
– Мам, я у подруги пару дней поживу.
Не знаю почему, но от слова «подруга» у меня кольнуло в душе. Не в том смысле, что мне стало неприятно, совсем наоборот – Лена доверилась мне, а раз так, то придется брать на себя ответственность за все свои поступки.
– Больше ничего умного в голову не пришло?! – услышали мы сердитый голос матери. – Вместо того чтобы учиться, начнешь по рукам ходить. Потом только мне не жалуйся! В понедельник обязательно пойдешь в техникум! Поняла?!
– Поняла…
Я потянула Лену за рукав, мы вышли и закрыли дверь. Спустились к машине и через полчаса уже находились в моей квартире.
Моя мама сначала не обратила особого внимания на девушку с сумкой. Подумала, что какая-то знакомая пришла в гости. Мы даже поужинали все втроем, и когда Лена удалилась в мою комнату, я огорошила:
– Мама, девушка поживет у нас некоторое время. Не ругайся только.
– Почему? У нее никого нет или негде жить? – растерялась она. После окончания школы фокусы я выкидывала редко, потому новость для нее оказалась полной неожиданностью.
Мне пришлось ей объяснить все, что я задумала и рассказать про насилие, которое учинил преподаватель. Попросила пока никому ни о чем не распространяться.
– Мама, что бы ты сделала, если бы меня изнасиловали, и я прибежала к тебе жаловаться?
Мама разнервничалась, такие вещи она принимает близко к сердцу.
– Лиля! Да я бы… не знаю... нож схватила…или кислоту в рожу ему сразу кинула. Ты же мой ребенок! Не говори больше так, я не хочу об этом думать. Мне одного Балакова на всю жизнь хватило.
– У нее другая мама, потому она здесь.
– Лиля, ты единственная участковая в России, которая приводит потерпевших к себе домой? – поинтересовалась мама, заглянув мне в глаза.
– Глубоко ошибаешься, мам. В Интернете на полицейском форуме я каких только историй не читала. Я и с сотрудниками там переписываюсь.
– Она… порядочная?
– Боишься, что обворует? Так у нас красть особо нечего. Кроме древних бабушкиных серебряных ложек, но, надеюсь, до этого не дойдет, – ответила я с улыбкой.
– Ладно, пусть остается, – сдалась мама.
Я вернулась в свою комнату. Лена притихшая, прижав ладошки друг к другу, сидела на стуле возле выключенного компьютера.
– Ну что, страшно в моем доме? – спросила я.
– Мне неудобно перед твоей мамой, – тихо ответила она.
– Освоишься… делай, что хочешь. Хоть за компьютером сиди, хоть книги читай. В ванную или туалет ходи не стесняйся. Днем мы на работе, если проголодаешься – продукты в холодильнике. Кошку заодно покормишь. Только не перекармливай, а то она меры не знает. Раздевайся пока, я тебе халат дам. А маму я предупредила, она не против.
Лена оглядела комнату и увидела висящую на плечиках форму. Она встала, провела пальцем по рукаву и произнесла:
– Ты завтра наденешь ее и опять станешь другой…
– Да, ты права. Форма волшебная – надену и превращусь в воина. Сокрушу всех врагов, а когда скину ее опять стану обычной девушкой, – засмеялась я. Вероятно, я вела себя с ней слишком раскованно, но ведь нужно как-то вывести ее из «зажатости».
– А где я буду спать? – задала Лена вполне резонный вопрос.
Я показала на кресло.
– Здесь. Оно раздвигается, думаю, тебе вполне будет удобно. Я раньше спала на нем, когда бабушка к нам в гости приезжала.
Ближе к ночи мы разделись и остались в одних сорочках. Лена легла в кресло-кровать, а я стала укладываться на свой диван.
– Да, и вправду ты совсем обыкновенная, – сказала она, разглядывая меня. – В том смысле, что даже и не поймешь, сколько тебе лет.
– Много, через пять лет в гроб ложиться, – пошутила я.
– Почему? – удивилась она.
– Есть люди, и моя мама в том числе, которые считают, что после тридцати все женщины старухи.
– Значит двадцать пять… – произнесла Лена, и мне показалось – она обрадовалась.
Она все ворочалась, а я довольная тем, что первая часть задуманного мною плана осуществилась, заснула быстро и не просыпалась до самого утра.
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Суббота, 23 Май 2015, 20:28 | Сообщение # 35 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 6
Ночь прошла спокойно, а наутро, как ни странно, я проснулась сама. Лена еще спала, уткнувшись носом в кулак. Я повернулась и посмотрела на настенные часы. Семь утра. Странно, а почему меня не будят? Не успела подумать, как щелкнул замок двери и раздался певучий мамин голос.
– Девочки! Вставайте, умывайтесь и завтракать!
Лена чуть приподнялась и, протирая глаза со сна, удивленно спросила:
– Тебя что, мама до сих пор будит как маленькую?
– Да, вот так… сплю крепко, из пистолета над ухом выстрелишь – не проснусь, – оправдывалась я, поднимаясь с кровати.
– Ну, ты даешь! А как ее зовут? Ты вчера нас не познакомила.
– Валентина Семеновна. Преподает математику в промышленном колледже.
– Учительница? Ничего себе… Строгая наверно? – удивилась Лена.
– Нормальная. Тебя не съест в любом случае.
С сонными глазами и неумытым лицом я по привычке пошла на кухню, но в проходе словно надзиратель стояла мама. Ловким толчком, как футболист соперника, она направила меня по другой траектории – в открытую дверь ванной.
– Не позорься перед чужими людьми! – сердито прошипела она.
Я не стала спорить, почистила зубы, быстренько подставила тело под освежающий душ, вышла и позвала Лену:
– Лен, иди – ванная свободна!
Завтрак ждал нас на столе: омлет с зеленым горошком и тарелка с порезанной на дольки вареной колбасой. Когда мы с Леной сели на табуретки и взяли по бутерброду, на кухню зашла мама и произнесла небольшую речь:
– Лена, я так поняла, что вы поживете у нас некоторое время. Я не против, но хотелось бы предупредить вас…
Мы обе замерли и непонимающе уставились на нее.
– …у нашей Лили есть некоторые странности, пусть они вас не смущают, – закончила она и с довольным лицом посмотрела на меня. У мамы дурацкая манера постоянно пытаться уколоть меня в присутствии знакомых.
– Мума! – сердито пробормотала я с набитым ртом.
Она, дернув плечом, повернулась и ушла в комнату собираться на работу.
– А какие у тебя странности? – поинтересовалась Лена с улыбкой.
– Не слушай ее, она наговорит тебе… воспитывает все… – пробурчала я.
– Родители всегда будут воспитывать.
– Я знаю. Ты не передумала ехать со мной? – спросила я.
– Мне немного страшновато – я как вспомню того Елисеева… обещай, что во время допроса ни на секунду не покинешь меня.
– Никуда я от тебя не денусь.
К девяти часам мы прибыли в опорный пункт. Юпитера-Юлю я нигде не нашла, скорее всего, сегодня она в другую смену. Я забежала к Меркушевой, распахнула дверь и выпалила:
– Маш, собирайся, поехали в ГУВД. Елена Трофимчук согласилась написать заявление.
– А где она? – несказанно удивилась Меркушева.
– В машине сидит, она теперь у меня дома живет. Давай быстрее, время дорого.
– Ты можешь мне подробно объяснить, как так получилось? – ничего не понимала она.
– Потом расскажу.
До ГУВД добрались быстро, а по пути я успела кратко изложить Маше историю появления у меня Трофимчук. Я припарковалась и велела Лене ждать нас в машине. Чтобы девушка не замерзла, я оставила двигатель и печку включенными.
Мы с Марией решительно постучались в самый главный кабинет управления и вошли. Полковник в этот момент изучал документы, но поднял голову на стук и, недовольно поморщившись, осведомился:
– Вы по срочному делу?
– Да, Алексанпалыч, – ответила Мария.
– Садитесь и рассказывайте, – полковник указал ладонью на стоящие вдоль стола стулья. – И если можно покороче. Работы невпроворот…
– Мы по поводу Елисеева. Он не захотел открывать дело. Просто взял и выгнал потерпевшую из кабинета.
– Поподробней. Я не в курсе.
Я начала описывать ситуацию, а Мария дополняла, если я что-то пропускала. Полковник, не дослушав и половины, взял трубку и соединился со следователем:
– Андрей Вадимович, неделю назад к вам приходила молодая особа, и вы отказали ей в возбуждении уголовного дела по факту изнасилования… Фамилия Трофимчук… Что там? Поясни.
Елисеев что-то ему говорил, а полковник согласно кивал головой.
– Понял, понял… – Корягин и его полностью не выслушал, положил трубку. – Он прав. Как открывать дело, если Трофимчук сознательно уничтожила все улики, а жаловаться пришла спустя несколько дней. Ни одного синяка нет. Подобные дела расследовать очень тяжело, порой сам факт насилия усмотреть невозможно. Извините, ничем помочь не могу. Пусть лучше успокоится и не бегает по инстанциям.
Такой ответ возмутил меня до глубины души, я внутренне напряглась и приготовилась биться до конца.
– Вы можете помочь, Алексанпалыч. Мы пришли к вам всего лишь за тем, чтобы вы заставили принять заявление и открыть дело, а остальное мы сделаем сами. Доказательства соберем и постараемся довести до суда, – напирала я. – Если не дадите согласия, мы сейчас же пойдем в прокуратуру. А это…
– Касаткина! – не на шутку рассердился Корягин. – Вы работаете в нашей системе, а не где-то на рынке! Чтобы я больше не слышал подобного! Прокурорам только и нужно какую-нибудь зацепку лишь бы к нам придраться и выдрать по полной программе. Думаешь, они все расследуют? Там половина следователей обычные распи… как и у нас в полиции. Дело возьмут и нам тут же подсунут его обратно. Ищите, а мы проверим… Одно название – прокуратура! Я не пойму, с чего вы впряглись за эту Трофимчук? Родственница что ли?
Спорить с ним, что насильник должен сидеть в тюрьме независимо от того, когда, над кем и как было совершено преступление, я не стала. Он и сам это знает. Я понимала – мы оторвали его от работы, и ему хотелось, чтобы мы побыстрее покинули его кабинет.
– Да, она моя двоюродная сестра, – соврала я.
– С этого и нужно начинать… подошли бы к моему заместителю и объяснили. Ладно, идите к следователю, – распорядился он.
– А можно к Филатову? – попросила я.
С другими я не была знакома, но точно знала, что Филатову не придет в голову намекать на огурцы.
– Ладно, идите к Сергею Николаевичу Филатову, а я сейчас ему позвоню, – без разговоров согласился Корягин.
Мы уже хотели выйти из кабинета, но тут Корягин кое-что вспомнил и остановил нас.
– Касаткина! Подождите! Вы, я вижу, в лейтенантах ходите?
– Да… а что? – не поняла я вопрос.
– А сколько времени у нас служите?
– Скоро два года.
– Бумага на вас сегодня сверху пришла официальная, мне надо ответ подготовить, – Корягин вытащил из стопки какой-то особый конверт и показал его мне.
«Какая еще бумага, кто-то нажаловался на меня?» – внутри появился неприятный холодок, и стало очень зябко. Я знала, что такие письма обычно доставляли спецпочтой.
– А что там? – спросила я, кое-как сглотнув слюну.
– Депутат городской думы Алексей Иванович Трубников официально потребовал поощрить вас за чуткое и внимательное отношение к проблемам граждан.
– Не знаю никакого Трубникова, тем более депутата, – растерялась я.
– Значит, он вас знает. Выписать премию как-то мелко. Сообщу ему о решении присвоить вам внеочередное звание старшего лейтенанта. Так что, готовьте дырочку в погонах, – улыбнулся Корягин. – Заслужили.
Я даже поперхнулась от неожиданности. Весь день думала и не могла понять, что за депутат. Под вечер только сообразила – «воришка маминой картошки». Можно годами служить и ничего не добиться, а тут какой-то дяденька решает одним росчерком пера.
– Ну ты даешь, подруга, скоро меня обскачешь, – уважительно похлопала меня Мария по плечу, когда мы вышли от начальника в коридор.
– Ничего не понимаю, Маш, честное слово, – тогда ответила ей я, пока мы поднимались на третий этаж к следователю.
У Филатова, как назло, сидел гражданский мужчина, вероятно вызванный по повестке. Пришлось нам немного обождать.
– Ты одну большую ошибку совершила, Лиля, – поучительным тоном сказала Мария.
– Какую?
– Зря ты представила Трофимчук сестрой. А если у тебя еще кто-нибудь помощи попросит? Что ты скажешь? Опять сестра или племянница? Не поверят.
– Я не подумала.
– Вот видишь, а надо думать. Горячая ты слишком, подруга. Юлька все время говорит про тебя: «Как бы Лильке стоп-кран к спине прикрепить?».
– Извини, Маш, но меня всегда переполняют эмоции, когда я вижу равнодушие. Полковник твердил одно: «Пусть успокоится!». Главное наверх цифры красивые подать, а что человек чувствует ему «до фонаря». И никто палец о палец не ударил, чтобы ей помочь. Если бы я сказала «знакомая», вполне Корягин мог отослать подальше.
– Тут я согласна, – кивнула головой Мария.
С Сергеем Николаевичем я познакомилась при расследовании дела о разбое. Не сказать, что Филатов произвел на меня впечатление, но, по крайней мере, он не такой заносчивый, как майор Ельников, и из его уст я ни разу не слышала ни одного матерного слова. Вот и сейчас Филатов внимательно нас выслушал, а на его лице появилась ироническая улыбка.
– Странная у тебя сестренка, Лиля. По идее она должна сразу к тебе прискакать жаловаться, и преступник давно бы парился на нарах – ты же в полиции служишь. Она глупенькая? Сейчас таких практически не осталось: либо сразу бегут в полицию, либо молчат и скрывают.
– Нет, не глупенькая, находилась в шоке и психологически деморализованная. Ты ведь должен знать, что женщины на факт насилия реагируют по-разному, – ответила я.
– Я понимаю так – вы хотите его упрятать? Дело провальное, сразу говорю. Еще бы через год пришли. Неужели нельзя сделать проще, как принято у нас в системе? Наймем гопника, он подбросит пакетик с белым порошком ему в карман и дело в шляпе. С работы сразу вылетит, срок получит и не нужно по всему городу бегать свидетелей искать, которых и не найдешь. Можно и по-другому: те же отморозки за тот же пакетик отколошматят так, что преподаватель месяца три в больнице пролежит. Для нее же лучше – никто не узнает, что ее изнасиловали, никто пальцем на твою сестру не покажет.
Я задумчиво кусала губы. Мария вопросительно смотрела на меня, словно я одна должна принять решение, а не мы вдвоем.
– Ну, твое слово, Касаткина? – нетерпеливо поторопил Филатов.
– Лиль, может он верно говорит? – наконец озвучила свое мнение Мария. – Лично я согласна.
– А я нет! Мне надо, чтобы он сел именно за это преступление. Для меня принципиально и для девушки тоже. Вы не понимаете, посадить его по 131 статье Трофимчук важно психологически, потому что возмездие свершится. Еще это необходимо для того, чтобы общество поняло, что женщины у нас находятся под реальной защитой! Именно доказывать действиями, а не кричать один раз в год на 8 марта – мы вас любим, вы у нас самое драгоценное!
Филатов обреченно вздохнул.
– Идеалистка ты, Касаткина, упрямая и вредная… общество захотела перевоспитать. Тебе бы в общественные деятели идти, а не в полицию. Ладно, приводи сестренку, приму заявление и зарегистрирую, проведу первичный допрос. Его тоже вызову. Возбудим дело. Но только копаем вместе, один я не справлюсь. Я еще ни разу не занимался подобными преступлениями.
– Я же сразу предупредила – мы сами будем работать, это в наших интересах, – успокоила я его. – Сейчас приведу сестру.
Выйдя из управления, я поскользнулась на накатанной от сотни ног дороге и непроизвольно выругалась. Хорошо никто не слышал. Открыла дверь машины и сказала Лене:
– Я договорилась, идем.
– Следователь опять мужчина? – спросила она и посмотрела на меня глазами испуганного котенка.
– Мужчина. Филатов Сергей Николаевич. Но ты не бойся, он нормальный и я прослежу, чтобы не позволял ничего грубого. Я работала как-то с ним, он достаточно культурен и хамства от него не слышала.
Филатов и вправду встретил Лену очень вежливо, предложил сесть, зачем-то даже пододвинул пепельницу с сигаретами. Я села рядом с девушкой, Мария расположилась у окна. Покончив с формальностями, он приступил к допросу. Сначала все шло гладко, но как дошли до того места в показаниях, где она осталась наедине с преподавателем, произошла заминка.
Лена, сжав голову в плечи, повернулась ко мне с жалобным взглядом ребенка.
– Обязательно подробно?
Да, самый трудный момент в деле женщин, переживших насилие. По нескольку раз приходится повторять одну и ту же историю, а для некоторых следователей этого оказывается мало, и они требуют еще больше деталей. Порой непонятно зачем. Фактически это второе изнасилование – первый раз физически на месте преступления, второй раз морально на снятии показаний в полиции.
– Подробно пока не надо, в общих чертах. Я тебе помогу, – ответила я.
– Мы зашли в кабинет… я прошла первой… он сказал: «Положи пособия на тот стеллаж». Сам находился за моей спиной… я забросила листы на полку, а Муравский попросил еще и парту подвинуть на середину. Там стояла парта… я не предчувствовала ничего плохого… а он… – Лена обращалась ко мне и старалась не смотреть на Филатова. – Муравский неожиданно обхватил меня сзади и зажал рот рукой … он весь дрожал… я попыталась вырваться, но он крепко меня держал… его рука … не могу больше рассказывать... я так испугалась…
– Мы поняли, а что происходило потом? Он сразу тебя отпустил? – спросила Мария.
– Нет, он возле дверей раскинул руки и что-то говорил, будто у него любовь ко мне. Я стала плакать, мне было одновременно страшно, противно и больно… Я оттолкнула его и выскочила. Там за дверью какой-то студент стоял, я налетела прямо на него и выбила из рук зачетку. Я тут же развернулась и побежала в сторону другого выхода.
– Ты его запомнила?! – сразу оживился Филатов, бросив на меня короткий довольный взгляд.
– Нет. Он выше меня, крупный такой парень… а я боялась поднять голову, мне казалось, если я увижу чей-то ехидный взгляд на себе, то это будет просто кошмар! Я ни разу не обернулась.
– Он не выругался? «Куда летишь, коза драная» или еще что-то в этом роде?
– Сергей! Давай без этих формулировок! – попросила я недовольно.
– Я всего лишь к тому, что может у него какое-нибудь ругательство любимое есть, – объяснил Филатов смущенно. – Для дела ведь…
– Нет, точно нет, – уверенно вспомнила Лена.
– Ну хоть одежду, обувь запомнила? – продолжал допытываться Филатов.
– Ботинки хорошо отпечатались в памяти – коричневые, на толстой подошве, сильно похожие на те, что Лиля носит, только размер больше. Свитер вроде серый, но сейчас уже не уверена.
Филатов поднялся и перегнулся через стол.
– Что там у тебя за ботинки, Лиля? Покажи.
– Я сегодня в других. Сейчас для женщин продаются ботинки, почти как мужские, там протектор мощный такой. Зимой в них тепло и очень удобно. Не скользят совсем.
– Ясно, а то я грешным делом уже подумал – Касаткина на мужскую обувь перешла.
«Обязательно надо мужикам меня чем-нибудь задеть», – раздраженно мысленно огрызнулась я.
Филатов задавал много вопросов: почему сразу в полицию не пришла, на какие полки пособия положила, во что был в тот день одет Муравский. Три с лишним часа мы потратили на это.
– Подождите за дверью, пожалуйста, – обратился следователь к Лене, когда она расписалась в протоколах.
– Мария, побудь с ней, – попросила я, испугавшись, что Трофимчук надумает сбежать.
Они вышли, и мы с Филатовым остались наедине. Сергей укладывал листы в папку и недовольно качал головой.
– Я, конечно, немедленно поеду и заберу этого Муравского на допрос прямо с уроков. Ты пока бери экспертов и езжай в техникум. Сейчас выпишу постановление на обыск, а завтра копию прокурору отправлю. Ждать просто-напросто некогда – больше недели прошло. Обследуйте кабинет вдоль и поперек. Если Муравский ничего не скажет, а криминалисты ничего не найдут, тогда с чем я пойду к прокурору за санкцией на арест?
– Сергей, уговори как-нибудь, – упрашивала я.
– Легко сказать. Ну подержу я его здесь трое суток. Максимум что можно сделать – отстранить от ведения занятий до окончания следствия. Я шесть листов исписал, а ничего ценного нет. Отметки он ей занижал… Это вообще вещь не объективная, а субъективная. Каждый преподаватель как хочет, так и ставит. Что я школу и институт не помню? Вот связался-то с вами… Ищите чувака в коричневых ботинках, если он что-то видел, то другое дело. Может, он в замочную скважину подглядывал. Если он трепач, то быстро на него выйдете. А так смысла не вижу продолжать этим заниматься, лишнего «глухаря» мне в отчет подсунули, – ворчал Филатов.
– Она забыла рассказать – Муравский названивал ей три раза после случившегося, – вспомнила я.
– Разговор записан? Нет? Ну какой тогда прок? Потом еще раз вызову ее и внесу это в протокол.
Я завезла Лену к себе домой и велела никуда не выходить, а ждать моего возвращения. Просила ее не стесняться и брать из холодильника все, чего душа пожелает, если вдруг проголодается.
– Хорошо, но я так нервничаю, что не до еды.
– Не беспокойся, все будет нормально. До вечера, – сказала я и взялась за ручку двери.
– Лиля, подожди, – остановила меня Лена. – Я еще кое-что вспомнила: от того парня, что у дверей стоял, сильно пахло потом. Я прямо носом в плечо ему ударилась… но запах такой непонятный…
– Воняло как от козла? – предположила я.
– Не знаю, как козлы пахнут, но чем-то неприятно кислым. И штаны у него черные, точно помню.
– Поняла. В Интернете не шарься, на звонки не отвечай. Да и вообще отдай мне свой телефон пока. Если что – позвоню на домашний.
Когда мы с экспертами появились в техникуме, Муравского уже увезли – полицейские забрали его прямо с занятий. Растерянные педагоги ничего не понимали, а мы ничего не объясняли. Исследование методического кабинета закончилось полным крахом: парта исчезла, пол помыла уборщица. Дима Колесов заглядывал даже под стеллажи, но без толку. Я расстроено осматривала полки и жалела, что стены умеют только молчать…
Филатов позвонил в обед и проинформировал о возмущении Муравского. Тот утверждал, что все показания Лены бессовестный оговор. Правда, преподаватель три дня посидит в камере, как и обещал Сергей.
В шесть часов вечера мы встретились в моем кабинете. Мы – это я и девчонки с опорного. Главной без всяких споров выбрали меня, поскольку я все затеяла и Трофимчук находится в моей квартире.
– Итак, что мы имеем? Показания Елены Трофимчук и Дмитрия Муравского. Теперь обсудим план дальнейших действий, – начала я заседание.
– Конечно, мы ведь для этого и собрались, – согласилась Юля.
– Я думаю, опросим учеников из группы Трофимчук. Важно, что происходило не только на тех занятиях, которые вел Муравский, но и на других. Составим картину отношения к ней учеников и педагогов в целом. Запросим характеристики обоих.
– А на нее зачем? – не поняла Юля. – А если плохую напишут?
–Зато мы выясним, как к ней относятся. Давайте ближе к делу…
– Все равно не понимаю, – не отставала Юля.
– Она ведь говорила про некоего парня, на которого наткнулась, выбегая из кабинета, – Мария решила сразу переключиться на основное.
– Вот его и будем искать, – подхватила я. – Это самый важный свидетель, Сергей сказал – без него никак. Я заезжала домой и провела эксперимент: взяла рулетку и измерила расстояние от пола до носа Трофимчук. Приплюсовала к нему голову свидетеля – Лена ведь лицом задела плечо – получилось в районе от метра семидесяти пяти до метра восьмидесяти сантиметров. У Трофимчук рост метр пятьдесят восемь.
– Примерно на голову выше ее, получается, – прикинула Юля. – Он почти как я или Мария.
Я утвердительно кивнула и продолжила:
– Да, вот что еще – в руке у него была зачетка, не исключено, что он приходил к преподавателям на пересдачу. Завтра мы просмотрим журналы и составим список слабых учеников. Проверим у этих парней зачетные книжки. Дату зачетов по сопромату, черчению и инженерной графике смотреть обязательно. Также непременно обратить внимание на коричневые зимние ботинки. Они похожи на мои, вы их не раз видели, потому нет нужды показывать.
– Он мог и не поставить ему зачет, – выразила сомнение Мария.
– Мог и не поставить, но неважно – проверим, – согласилась я.
– Конечно, проверим.
– Лена еще кое-что вспомнила. От того парня воняло потом, как от козла, – сообщила я, немного приврав, про козлиный запах она не говорила.
– Предлагаешь нюхать всех? – хихикнула Юля.
– Нет, я к тому, что он, возможно, полный и при этом носит теплый свитер, может быть прыщавым, так как у него повышенная секреция сальных желез… – размышляла я.
– Еще он, возможно, курит трубку и играет на скрипке, – сыронизировала Мария.
Юля рассмеялась, а я страшно разозлилась.
– Маша, мы здесь не для того, чтобы устраивать балаган! Будь серьезнее! Если мое предположение неверное или сомнительное, надо объяснить почему. Даже если оно тебе показалось глупым, не стоит скатываться до неуместного юмора!
– С чего ты на меня разоралась?! – обиделась Мария. – Не дай бог тебя поставят начальником какого-нибудь отдела – люди вешаться начнут.
– Девчонки, девчонки! Прекратите, – занервничала Юля. – Не ссорьтесь!
Я выдохнула, досчитала до десяти и спокойно заговорила:
– Я слушаю вас.
– Я скажу, – Юля словно школьница на уроке подняла руку. – Я борьбой много лет занималась. Наличие запаха больше зависит от чистоплотности самого человека. Если он сильно потеет, но регулярно стирает форму и пользуется дезодорантом, то от него не воняет как от динозавра. Некоторые ребята в нашей группе никогда не уносили кимоно стирать. Из-за них во время борьбы дышать нечем было. Твое предположение слишком сомнительное. Но… не исключено.
– Неужели нельзя так ответить? – повернулась я к Марии.
– Можно, – процедила она, поджав губы.
– Я стараюсь максимально сконцентрироваться на проблеме, потому и вас попросила быть посерьезней, – сказала я примирительно.
– Говорила же Андрею – зря ты это сделал… – буркнула Мария как бы про себя.
– Ну-ка, ну-ка… Какому Андрею? Данилову? И что он сделал? – удивленно спросила я.
– Проехали.
– Заикнулась – говори! – потребовала я, нервно сжав кулаки.
– Когда ЧП с похищенным ребенком произошло, он, прежде чем тебя старшей назначить, подмигнул мне исподтишка. Хотел тебя в настоящем деле проверить.
«Ах ты, Маша, зараза! Я же подозревала, что вы у меня за спиной шушукаетесь. Больше года молчала!», – внутри меня вскипала волна возмущения.
– Проверили? – спросила я, еле сдерживаясь.
– Да, ты справилась, я ничего не говорю. Молодец. А ему тогда высказала: «Рано Лиле власть давать. Возгордится и командирский дух у нее раздуется до гипертрофированных размеров». Так оно и вышло.
– Значит, кости мои тайком моете? – с обидой произнесла я.
– Нужны они мне, твои кости…
– Ну, девчонки, пожалуйста, прекратите! Я прошу вас! Давайте делом займемся! – восклицала скорбным тоном Юля.
Ее возгласы немного остудили меня. Еще минуту, раздув ноздри, я неотрывно вглядывалась в профиль Марии, а та внимательно рассматривала на стене план эвакуации. Потом я повернулась к Самойловой и проговорила:
– Да, Юль, продолжим. Сейчас не время для личных разборок. А тебе, Маша, я это потом припомню!
Мы распределили обязанности между собой. Поскольку переписывать из журналов фамилии неуспевающих студентов долго и утомительно, то я решила снять их страницы на фотоаппарат, а уже дома разбираться. Для проведения допросов попросим у директора какой-нибудь свободный кабинет.
– Еще вот что: я планирую заниматься этим делом каждый свободный час и уговорила Данилова помочь. Часть моих обязанностей по участку он возьмет на себя. Основную работу у вас никто не отменял и если кто-то не сможет в какой-то день прийти ко мне, сообщите заранее. Договорились?
– Договорились, – ответили подруги.
– Тогда до завтра?
– До послезавтра, – поправила Юля. – Праздник ведь. 23 февраля! Студенты не учатся.
– О черт, я забыла. Еще один день пропал, – расстроилась я.
Я встала из-за стола, подошла к подоконнику и включила чайник. За чашкой кофе мы еще раз обсудили все детали. Попутно я с Машей окончательно помирилась. Не могу на своих подруг долго злиться, люблю их. Покончив с прениями, мы разошлись. Юля заступила на смену, а мы с Марией разъехались по домам.
Дома меня ожидал сюрприз. Вечно относящаяся негативно к моим поступкам мама сидела рядом с Леной за кухонным столом.
– А мы уже подружились, – сообщила она с улыбкой и ласково погладила Лену по голове.
Девушка смутилась и покраснела. Хотя, что тут такого?
– Вот и прекрасно. Сейчас разденусь и присоединюсь к вам. Сегодня, я вижу, у нас курица? Мне, мам, грудку положи. Вон ту половинку с корочкой. Макарон побольше и соус грибной.
– Хорошо, доченька.
Я быстренько помыла руки и уселась за стол. Лена недоуменно посмотрела на меня и покачала головой.
– Лиля, ты такая наглая, прям вообще… разбуди… наложи… подай… – прошептала она тихо, когда мама ушла в свою комнату.
– В каждом монастыре свои порядки, – ответила я. – Послала бы она меня подальше, я бы не обломилась и сделала все сама.
– Чем сегодня закончилось? Муравского арестовали? – поинтересовалась Лена.
– Не совсем. Три дня на деревянной кровати поспит, потом не знаю. Одно могу сказать точно – в техникуме до окончания суда и следствия он больше не появится. Через десять дней можешь выходить на занятия.
– Почему через десять?
– Так надо.
Мне эти дни нужны для того, чтобы преподаватель не смог отловить Лену и предложить ей отступные, потому я и телефон у нее отобрала днем. А после фарш назад никто не провернет. Честно это или нет – меня не интересовало.
На следующий день мама поздравила меня с праздником, ведь я теперь военнообязанная. По первому приказу лейтенант Касаткина запросто может отправиться в горячую точку. Мама ничего не знает, а я молчу. По телевизору показывали скучный концерт, который то и дело прерывался рекламой. Я предложила Лене посмотреть на компьютере интересный английский сериал. Девушка вела себя скованно и ужасно стеснялась. В восемь вечера я ушла на патрулирование улиц. В праздники пьет вся страна, а охранять покой граждан нам, то есть полиции. Я вернулась домой в третьем часу ночи, все давно спали. Включила ночник и тихонько разделась. Лена лежала на спине, я поглядела на ее спокойное лицо, и захотелось погладить ее по руке, но побоялась разбудить. У меня неожиданно возник эффект дежавю. Будто все это происходило раньше. Посидела минуту с закрытыми глазами, но ничего вспомнить не смогла. Значит, примерещилось. Ночью проснулась и неожиданно вспомнила. Только тогда вместо Лены на кресле спала моя подруга детства Таня…
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Суббота, 23 Май 2015, 21:02 | Сообщение # 36 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус: | Добрый вечер!
Спасибо за новую порцию интересного чтения.
Хорошая у вас проза - легко читается.
Играть со мной - тяжёлое искусство!
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Воскресенье, 24 Май 2015, 10:34 | Сообщение # 37 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Спасибо, Милочка!
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Пятница, 05 Июн 2015, 18:18 | Сообщение # 38 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 7
Политехнический техникум на улице Гагарина, где училась Лена, представляет собой величественное четырехэтажное здание в форме буквы «П» с широкой перекладиной и короткими ножками. Оно ничем не примечательно, разве что самое крупное среди всех учебных заведений того же ранга. Не знаю, почему Лена захотела получить именно строительную специальность. Впрочем, это личное дело каждого.
Меня угораздило когда-то поступить в промышленный колледж на ту профессию, к какой душа совсем не лежала. А все мама с ее стремлением любой ценой вылепить из дочери «краснодипломницу». Но только из этого ничего не вышло. Ее совковая фраза «родители должны воспитывать так, чтобы потом гордиться своими детьми» всегда вызывала у меня приступ бешенства, как будто они растят не личность, а яблоню и соревнуются между другими родителями, у кого яблоки выйдут вкуснее и сочнее. Самое отвратительное, если тебя начинают с кем-то сравнивать: «А вот Галя Ведерникова отличница и в музыкальной школе на пианино научилась играть, а ты чем порадуешь?». Так и хочется наорать: «Заберите тогда Галю к себе, а меня оставьте в покое!». Кончилось тем, что эту Галю встретили несколько девочек в подворотне. Видно не только мне ее ставили в пример. Гале тогда досталось на орехи, а девочек поставили на учет к инспектору по делам несовершеннолетних. Остальные подростки Галю презирали, а серость и жестокость возвели в ранг добродетели. И кто тут виноват?
Для участковых первый день недели ничем не легче пятницы, но в этот понедельник у меня был самый боевой настрой. В десять утра я забрала от опорного пункта Машу и Юлю и мы ринулись в бой. Наша маленькая команда доехала до техникума и решительными шагами проследовала в кабинет директора Генриха Эдуардовича Кульчицкого. Мы объяснили, с какой целью явились и попросили для начала немного: свободную комнату, разрешение пользоваться архивом, характеристики на студентку четвертого курса Трофимчук и преподавателя Муравского.
– В чем вы его обвиняете? Он прекрасный педагог и характеристику я ему напишу отличную! – весьма недовольно высказался директор.
– Обвиняет суд, а мы проводим проверку на основании поступившего заявления, – объяснила Мария.
Директор бросил взгляд на погоны Меркушевой и разумно счел противостояние неуместным, наши суровые лица только подтверждали, что кипятиться почем зря не нужно.
– Что связывало его с Трофимчук? Я мало кого знаю из студентов по фамилиям. Даже не представляю. Характеристику пусть напишет ее куратор Попова Елена Витальевна. Место для работы вам предоставят.
Кульчицкий вызвал секретаршу, и она проводила нас в маленький кабинет. Там царил бардак и, похоже, собрались делать ремонт. По меньшей мере половина парт и стульев сломаны и небрежно сдвинуты в угол стены у окна. И повсюду пыль.
– Конюшня натуральная елки-палки, – недовольно фыркнула Юля.
– Не выеживайся! Мебель есть, протрем и начнем работать, – ответила я.
Мы разделись и отправились в учительскую. В просторном помещении, заставленном полированными столами, сидели четыре женщины и один седовласый мужчина. Нашему появлению никто не обрадовался, учителя выглядели растерянными и недружелюбно переглядывались.
– Что плохого натворил Дмитрий Валерьевич? Почему его забрали? – возмущались они.
– Вопросы здесь задаем мы! – строго заявила Мария. – Нам нужны журналы успеваемости тех групп, в которых вел Муравский.
Началась кропотливая работа. Сопромат – предмет трудный, инженерная графика тоже не легкий. Немудрено, что слабых учеников оказалось много, не меньше двух третей. Любой из них мог бы прийти к Муравскому за зачетом. Студентов опрашивали на переменах. Коричневые ботинки носил чуть ли не каждый пятый. Попадались также желто-коричневые, красно-коричневые и другие тона. Правда, рост владельцев коричневой обуви не соответствовал моим предположениям. Потом пахло от многих, если принюхаться. И от полных и от худых. Серых свитеров вообще множество: однотонные, с рисунками, с ромбиками, с полосками. Решили уделить основное внимание студентам в коричневых ботинках и черных брюках, ведь один и тот же свитер вряд ли носят неделями, но мы не исключали и такую возможность.
Мария покинула техникум по служебным делам в час, а меня срочно вызвали по рации спустя двадцать минут после ее ухода. Ездила к двум покойникам, по пути выписала протокол на продавщицу из павильона. Случайно заметила, как та продала сигареты подростку. Одна Юля оставалась на месте до трех, пока студенты не разошлись по домам. Я вернулась в учительскую вечером и пересняла фотоаппаратом страницы журналов успеваемости. Итог сегодняшнего дня неутешительный – никто ничего не видел и не слышал. Происшествие с Леной случилось по окончании последней пары, и никто не знал, что происходило в тот момент в классе Муравского. Студенты после звонка не задерживались и, обгоняя друг друга, летели в раздевалку – никому ведь не хочется стоять в очереди.
– Ну как? Нашли свидетеля? – принялась расспрашивать Лена, когда я вернулась домой.
– Ноль. Абсолютный ноль. Завтра еще проверять поедем. Мы не можем там весь день находиться. Основную работу с нас никто не снимал. Сделай доброе дело – подключи фотоаппарат к компьютеру и создай таблицу в «Экселе». Курс, группа, фамилия. Занеси троечников и двоечников туда. Сумеешь? Справишься без моей помощи?
Ее глаза широко раскрылись, выражая крайнюю досаду и изумление. Казалось, они говорили: «Думаешь, я тупая идиотка?»
– Не беспокойся, вполне справлюсь, – ответила Лена.
– Мне надо немного отдохнуть, посплю ровно полчасика, а потом обязательно разбуди меня.
Я принесла кошку, положила под бочок и сразу выключилась. Через полтора часа Лена меня подняла. Проснулась я вся разбитая. Минут пять сидела на кровати, качаясь из стороны в сторону, потом головокружение прекратилось, и я с трудом встала.
– Извини, я не хотела тебя будить, ты так сладко спала, – виновато сказала Лена.
– Я попросила через полчаса, значит, полчаса и не больше. Как сомнамбула буду теперь ходить и ночью не усну, – беззлобно отчитала я. – Ты выполнила мою просьбу?
– Конечно, сейчас покажу.
Я села за компьютер и критически осмотрела Ленину работу. Никаких замечаний у меня не возникло. В комнату зашла мама и позвала нас ужинать. Я ела вяло, разговаривать не хотелось. Зато мама не нашла лучшей темы, чем мое детство, и теперь с энтузиазмом рассказывала Лене, каким ужасным ребенком я была. Та слушала с нескрываемым интересом и без конца поглядывала в мою сторону.
– Лиле в школу с утра, а я добудиться ее не могу, – жаловалась мама. – Потом выяснила – она, вместо того чтобы спать, по ночам с фонариком книжки читает.
– И я маленькая по ночам читала, – улыбнулась Лена.
– Все дети так поступают, которые любят читать, что тут удивительного? – проворчала я.
От времен моего далекого детства мама плавно перешла к тому периоду, когда я подружилась с Таней Валеевой. Мне это не понравилось, и я сделала замечание:
– Мам, зачем ты рассказываешь Лене про человека, о котором она совсем ничего не знает? Не надо, пожалуйста.
– А что тут плохого? – ответила она, обиженно поджав губы, но спорить со мной не стала. Помолчав немного, спросила: – Танечка пишет тебе?
– Когда ей писать? У нее ребенок маленький.
– Да, вот Таня – молодец, всегда жила по правилам. После школы уехала в Томск, окончила там медицинский институт, вышла замуж, родила ребеночка…
Что последует дальше, я знала как дважды два. Издав скулящий возглас, похожий на визг раненой волчицы, я отпихнула от себя тарелку и ушла в комнату.
– Вот видишь, Лена, как она с матерью разговаривает? – успела я услышать жалобу за спиной.
По поводу Тани я маме соврала. Общение в виртуальных сетях с подругой стихло вовсе не из-за занятости с ребенком. Просто когда он появился, я почувствовала, что мы начали отдаляться друг от друга. Все ее личное пространство заполнил только он, ни о чем другом она больше не говорила. Личная страничка в «Одноклассниках» пестрела бесконечными фотографиями малыша с идиотскими подписями: «мы пописали», «мы покакали», «мы кашей испачкались». Для меня подобное словно из другого мира, который моя мама называет «счастье материнства», произнося эти слова с придыханием.
Ночью я долго не могла заснуть. Без конца ворочалась и укладывала кошку рядом, но она мурлыкала довольно громко, пришлось прогнать. Лена тоже не спала. Весь день ходила из угла в угол, не зная чем себя занять. Вдобавок выспалась после обеда.
– Лиль, расскажи мне о тайном обществе, в котором ты состоишь. Чем вы занимаетесь? – спросила она.
– Нет никакого общества, сказали же – Юля пошутила.
– Ладно, не хочешь говорить – твое дело, – пробурчала она, как мне показалось, обиженно. – По вам же видно – вы связаны какой-то тайной.
– Что ты выдумываешь? Где видно? Дружбой, только и всего.
– Вруша, – тихо-тихо прошептала она по-детски, но я услышала и улыбнулась в темноте.
На следующий день в техникум я поехала одна, Мария обещала туда подойти попозже. Завтра истекает трехдневный срок задержания для Муравского. Прокуратура не дала согласие на его содержание в камере, но Филатову удалось уговорить прокурора на домашний арест подозреваемого. Не хватало еще преподавателю оказывать на кого-нибудь давление. Характеристику Лены я получила, но ничего интересного в ней увидела. Характер ровный, спокойный, учится чуть выше среднего, необщительная, в общественной жизни не участвует, замечаний не имеет. Зато Дмитрий Валерьевич блистал во всей красе: пунктуальность, деликатность в общении со студентами, уважение коллектива. Узнала, что ему сорок четыре года, и он отличается требовательностью к себе. Прилагался также список известных выпускников, учившихся у него. Как будто он лично растил их с самого рождения. Кульчицкий расстарался изо всех сил, осталось только нимб прицепить над головой Муравского.
На большой перемене студенты высыпали в коридор и сновали из одних кабинетов в другие. Здание сразу наполнилось разноголосым шумом. Я фланировала по учебному заведению и рассматривала ботинки у всех, кто попадался на глаза. Прогуливающийся по техникуму полицейский – явление аномальное и чужеродное. Ученики оборачивались на меня, поглядывали с интересом и перешептывались. Я ощущала себя хищной птицей-буревестником, прилетевшей в колонию королевских пингвинов, чтобы сцапать зазевавшегося птенца. Стоп – вот она, добыча! Очередной «коричневоботиночник» склонился над подоконником и переписывал что-то из одного конспекта в другой. Я подошла и спросила у парня фамилию и имя. Он отвлекся от своего занятия и представился:
– Коля Максимов.
Я откашлялась и в сотый раз заученно повторила одну и ту же просьбу:
– Николай, попытайтесь вспомнить – четырнадцатого февраля вы не проходили мимо методического кабинета на третьем этаже в то время, когда занятия уже закончились?
– Это в день святого Валентина?
– Да.
Он задумался на секунду, почесал лоб авторучкой, потом спросил:
– А что там должно было быть?
– Нас интересует парень, который там стоял. Может, это вы и есть?
– Нет, – уверенно заявил он. – Мы в тот день с Танькой Филюшиной немного задержались в аудитории после уроков, а выйдя из нее, спустились по лестнице в левом крыле здания. Методический кабинет находится гораздо дальше. Честно говоря, я не посмотрел в ту сторону. А что случилось?
– Пока неважно. А где я могу найти Таню Филюшину?
Коля повернулся и крикнул студенткам, стоявшим неподалеку:
– Тань! Иди сюда!
От группы отошла симпатичная ярко накрашенная светловолосая девушка и, подойдя ближе, вопросительно уставилась на меня.
– Тут полиция интересуется – стоял ли кто-нибудь после уроков на третьем этаже четырнадцатого февраля? – опередив меня, задал вопрос Коля.
Девушка подняла глаза к потолку, потом опустила и виновато ответила:
– Я не помню. Больше недели прошло.
Она «окала» с таким характерным ярким волжским говором, что я непроизвольно улыбнулась. Наверное, из деревни приехала.
– Попытайтесь, пожалуйста, напрягите память. Это очень важно, – настаивала я.
Таня отрицательно помотала головой.
– Нет, не могу припомнить. Мы шли с Колей по коридору, и я никого не замечала вокруг. Он мне в тот день открытку и заколку красивую подарил, я как раз держала их в руках и разглядывала.
– То есть ничего подозрительного вы не заметили? Нет? Ладно, извините за беспокойство, – я повернулась и хотела идти дальше.
– Постойте! – неожиданно выпалила Татьяна. – Мы когда по лестнице спускались, мимо нас девчонка пронеслась как угорелая.
– Да, точно! – обрадовался Максимов. – Она меня плечом так толканула, что я чуть не скатился по ступенькам.
– Она вам не знакома?
– Да эта мелкая «шушера» летела так быстро, я даже лица не успел разглядеть.
– Одежду успели заметить? Как выглядела? – я раскрыла папку, достала чистый протокол и ручку, в душе не сомневаясь, что речь идет о Лене.
– …кофта вроде синяя… волосы прямые каштановые, длиной ниже плеч… – описывали Таня с Колей, а я старательно записывала показания.
«Небольшой улов уже есть. Люди запоминают в основном яркие события, а спроси меня с кем вчера в лифте ехала, вряд ли отвечу», – подумала я.
Юля сегодня мне не помогала, она на дежурстве до ночи, а Мария появилась ближе к обеду и сперва поинтересовалась, как у меня идут дела.
– Всего лишь нашла двух свидетелей, видевших пробегавшую мимо них Лену. Продолжим работать, как договаривались, – ответила я.
– Продолжим, но не изменить ли нам тактику? Время уходит, никто потом не вспомнит, что происходило четырнадцатого числа. Вдобавок в тот день молодежь находилась в праздничной эйфории: сердечки, валентинки, поцелуйчики. Если они и видели что-то на третьем этаже, то скоро в памяти все сотрется окончательно.
– Да, я убедилась: все как один твердят – не помню, не помню… Предлагай, мне ничего в голову не приходит.
– Я пока тоже не знаю. Построить учащихся на линейку и объявить? Нам же придется опрашивать не только третий и четвертый курс. А если студент хотел зачет не по сопромату, а по черчению? Тогда и первый и второй.
– Не надо линейки, – не согласилась я. – Я надеюсь, свидетель сам подойдет, ведь одногруппник скажет другу, зачем мы его вызывали, и он, возможно, проявит гражданскую сознательность.
– Лиленька, ты меня убиваешь! Ты вроде серьезная и умная, но иногда… ждешь, блин, сознательного! Они все уже почти знают, о чем мы спрашиваем! – рассердилась Мария.
– А я верю в это. Помнишь, сколько людей откликнулось и в первый же час кинулись искать Любочку Стрельникову?
– Давно бы кто-нибудь объявился. Ладно, проверяем дальше.
– Ну, может, он стесняется, а как найдем его, сразу расскажет.
В ответ Мария наградила меня своим фирменным убийственным взглядом. Меркушева – образец самообладания и никогда не орет, как я, а смотрит так выразительно, что по спине начинают мурашки бегать.
– Я пойду на третий этаж, а ты не концентрируйся только на парнях, девочек тоже опрашивай, – предупредила она меня.
– Угу… – ответила я.
«Что ж ты, свинья вислобрюхая, наделал?» – мысленно спросила я Муравского. – «Каждый год теперь все эти сердечки и открытки станут очередным напоминанием о том кошмаре, который ты устроил!».
Вдоль широкого коридора шла небольшая группа студентов. В тот миг, когда они поравнялись со мной, от нее отделился накачанный высокий блондин в коричневых ботинках и подошел ко мне. Мое сердце гулко застучало, а внутренний голос произнес со злорадством: «Ну, наконец-то! Зря ты, Маша, так плохо о людях думаешь».
– Здравствуйте, – обратился он. – Можно вопрос?
– Здравствуйте, можно, – ответила я хрипло, а в горле мигом пересохло. Наверное, в тот момент я вся светилась от радости, словно мне выпал невиданный по размерам выигрыш.
– Вчера с вами была девушка-полицейский Юля Самойлова. Я разговаривал с ней, и мне хотелось узнать – сегодня она появится здесь?
– Нет, но если вы хотите рассказать правду, я могу вас выслушать.
– Какую правду? – недоуменно наморщился парень.
– Вы ведь четырнадцатого февраля после занятий стояли у дверей методического кабинета на третьем этаже?
– Нет, я там не стоял. Меня Самойлова вчера спрашивала. Скажите, а когда она придет?
– Зачем она вам?
– Я в секции дзюдо занимаюсь, много наслышан о нашей бывшей чемпионке области. Специально фотографию ее распечатал, хотел автограф попросить. Было бы здорово.
– Завтра появится, – вздохнула я.
– Спасибо, – поблагодарил он и бросился догонять своих товарищей.
«Счастливая ты, Юлька, автографы у тебя иногда просят», – подумала я и направилась к лестнице на второй этаж.
Вскоре позвонил Филатов. Ему явно не терпелось узнать о предварительных результатах.
– Чем похвастаешься, Лиля? Много накопали? – спросил он.
– Немного, но главного свидетеля еще не нашли, – ответила я не очень бодро.
– Блин, для меня самое важное – именно он. Черт тебя побери, Касаткина, я как чувствовал – побегаешь еще немного, и придется подавать ходатайство о приостановке дела. Мало того, Муравский грозится накатать «заяву» в суд за клевету и еще компенсацию потребует за моральный ущерб. Он на допросах ведет себя настолько уверенно, словно ему нечего опасаться. Не прислушалась к советам умных людей и влетела ты со своей «правильностью» по самое не хочу. Дождешься, что придется Трофимчук принародно перед ним извиниться.
– Мы только начали, Сергей. Почему у тебя такой упаднический настрой?
– Я не верю, что у вас получится. Воспитывай сестренку как положено, чтоб в следующий раз сразу к тебе мчалась со всех ног.
– Спасибо за теплые слова и пошел ты куда-нибудь подальше! – рассердилась я и нажала кнопку отбоя.
«Долбанный Филатов! Вместо того чтобы поддержать, всякую чушь несет по телефону!» – раздраженно подумала я.
Студенты, в основном первокурсники, вели себя так, словно еще находились в школе. Вовсю горланили и носились по коридору. Старенькая уборщица без конца жаловалась преподавателям на то, что ученики бросают алюминиевые банки из-под напитков в туалет, и ей приходится выковыривать их из забитого толчка. Мало того, еще и стеклянные бутылки там же разбивают, из-за них она порезалась. Сплошной дурдом, а ведь это – ТЕХНИКУМ! Один раз я не выдержала, схватила за руку малолетку лет пятнадцати, который пинал высокую полноватую девочку и орал: «Груня – страшная дура! Груша – толстая дылда!». Привела его в кабинет, где мы работали между переменами. Мария с ним побеседовала очень жестко и велела прийти в наш опорный пункт с родителями. Она умеет доходчиво объяснить и если надо приструнить подростка. Напустит на свое красивое лицо маску строгости, сдвинет зловеще черные брови, и начнет описывать, что ожидает хулигана при постановке на учет. Паренек струхнул и старательно давил крокодиловы слезы, чтобы его пожалели.
– За что ты ее пинал? – попыталась выяснить я, хотя знала – ни за что.
– Она страшная и толстая, ее все пинают, – насупившись, ответил он.
– А если бы у тебя глаз косил, и тебя бы дразнили «косым» да били ногами, понравилось бы?
Он ничего не ответил и сидел, опустив голову.
«Из тебя вырастет настоящий мудак», – хотела я сказать, но поскольку это непедагогично, то просто пригрозила: – Еще раз увижу подобное – тебе несдобровать. Можешь идти!
Он с облегчением вскочил, а когда закрывал дверь, я успела заметить у него счастливую улыбку. Поздно уже воспитывать в нем чувство сострадания.
«Нужно было ту девушку привести сюда в кабинет и заставить его извиниться перед ней», – подумала я.
Теперь я смотрю на творящийся в учебном заведении бардак глазами повзрослевшего человека и со стороны, а если разобраться – в годы моей учебы в колледже происходило то же самое.
Я не сообщила Маше о звонке Филатова, не хватало и ей заразиться хандрой. Мы продолжали терпеливо опрашивать учеников. Просмотрели множество зачеток. Никто четырнадцатого февраля к Муравскому не обращался…
Трое суток истекли. Муравского выпустили из камеры и отправили под домашний арест. Несмотря на запрет свободного передвижения, возможно, он надумает разыскивать Трофимчук. Телефон ее находился в бардачке автомобиля, и я постоянно проверяла его. Но ничего не было, кроме нескольких звонков от какой-то Жени. Своей матери она звонила с другого мобильника, любезно предоставленного мной. А Муравский, после того как в дело вмешалась полиция, вряд ли попытается наладить контакт с Трофимчук.
После технаря я поехала проверять психических больных, числящихся в паспорте моего участка, а вечером вернулась в опорный пункт подготовить отчеты командиру службы участковых. Зазвонил сотовый. Не подозревая ничего плохого, я взяла трубку и прижала ее к уху плечом, продолжая при этом набирать текст.
– Да, мам, – произнесла я будничным тоном.
– Срочно домой! – с надрывом крикнула она и отключилась.
Я поняла: произошло что-то очень нехорошее, если даже не сказать – трагическое. Схватила одежду в руки, попросила Данилова выключить мой компьютер и вылетела из кабинета. Мчалась на машине по скользкой снежной дороге как сумасшедшая. Мерещилось, что Лену убил Муравский, а мама зашла в квартиру, увидела… и сразу мне позвонила. Я бросила машину у тротуара, на бегу заскочила в подъезд. Лифт в нашем доме работал медленно, и я, перепрыгивая через две ступеньки, побежала по лестнице на шестой этаж. Дверь моей квартиры оказалась незапертой, и я буквально влетела внутрь.
Мама сидела с Леной на диване и обнимала ее двумя руками, крепко прижимая к себе. Лена, закрыв лицо ладонями, навзрыд ревела, с ней явно приключилась истерика.
– Что случилось? – еле выговорила я, задыхаясь от быстрого бега. В душе немного полегчало, ведь девушка жива и никто ее не убил.
– Они всё узнали! – выкрикнула Лена.
– Кто они?!
– Все!
По словам мамы, Лена пользовалась компьютером и зашла в Интернете куда-то там, непонятно куда (мама плохо в этом разбирается). А там местные городские сплетники обсуждали, как некую студентку прямо в техникуме изнасиловал преподаватель. Комментарии разные – от сочувствующих до откровенно ехидных и издевательских. Ругать сейчас Лену за то, что зашла в социальные сети, пожалуй, бессмысленно. Шила в мешке не утаишь.
– Леночка, милая, все будет хорошо… вся эта мерзость скоро закончится… люди почешут языки и заткнутся! Ни в чем себя не вини – виноват один Муравский! Пойми одно – он должен быть наказан! – успокаивала я, как могла. – Интернет-болтунам наплевать на то, что с тобой произошло. Они забудут о тебе, как только закроют страничку. Для них не имеет значения, кто еще что написал. Главное успеть выплеснуть свою гадость и радоваться. Спросить их через неделю, что за отзыв они оставляли, так и не вспомнят.
Я провела самый ужасный вечер за последний год. Меня терзала злость: на себя, на весь мир и на людей, пишущих омерзительные комментарии. Я давно взяла за привычку никогда не читать их под подобными постами. Один раз открыла, пробежалась глазами и почувствовала, будто меня выкупали в едком дерьме. Я прекрасно понимала, что девушка испытала, когда увидела всю эту грязь, связанную со своим именем. Хорошо в тот момент дома находилась мама, неизвестно чем бы история закончилась, окажись Лена в эти минуты одна.
Она лежала на моей кровати, поджав колени и отвернувшись к стенке. Периодически начинала всхлипывать, а мы с мамой не знали, как ее успокоить. Я сидела рядом и поглаживала ее по плечу. Мама иногда вздыхала и качала головой. Потом она тихо исчезла и так же беззвучно появилась. В аптеку, оказывается, ходила. Купила там успокаивающие капли. Накапала лекарство в рюмочку с водой и поила Лену каждые полчаса. Комнату наводнил запах полыни, пустырника и других лечебных трав. От ужина Лена отказалась, но ближе к ночи немного пришла в себя.
– Леночка, ну хочешь я приму тебя в наше тайное общество полноправным членом? – в отчаянии сказала я, надеясь вернуть ей душевное равновесие.
Она повернулась, вытерла нос платком, глубоко выдохнула и произнесла:
–Я же говорила – оно существует, а ты – нет, не выдумывай… а что за общество?
– Иди, умой лицо пока холодной водой, а потом я тебе все покажу и расскажу.
Лена ушла в ванную, а я устроилась поудобнее на полу, вытянула ноги и принялась рыться в нижнем ящике стола.
– Я пришла, а чего ты ищешь? – послышалось за моей спиной.
Наконец я отыскала среди бумаг несколько глянцевых открыток с пятью девочками в матросках и протянула Лене.
– Вот это и есть наше тайное общество, – на полном серьезе сказала я.
– Ты издеваешься надо мной, Лиля?! – ее карие глаза вспыхнули негодованием, затем сузились. Явно не на шутку обиделась.
– Отнюдь, ты видела этот мультик? – ответила я тем же серьезным тоном.
– «Сейлор-Мун» не мультик, а аниме!
– Когда я была маленькой, то не различала разницу. Смотри, Лен – это Юля. Правда, чем-то похожа? Такая крепенькая… А вот Меркурий – Меркушева Мария. Смотри, какие у нее сапожки классные. А волосики, волосики… ну вылитая Маша. А здесь я посередине – за главную. Не знаю, может мне осветлить волосы для большего сходства? Я, между прочим, даже кошку свою Муней назвала. Ты, Лен, можешь быть Марсом или по-другому Рэй Хино. Венерой нельзя – имя занято, – рассказывала я с воодушевлением, показывая пальцем на героинь японского мультфильма.
– Лиля, ты дитё? – удивленно спросила она, наклонившись ко мне. – Валентина Семеновна говорила, что у тебя странности есть.
– У всех они есть и все мы родом из детства… – вздохнула я и хотела убрать дорогие моему сердцу картинки обратно.
– Дай-ка сюда открытки, я еще раз посмотрю. А Юля и Мария Владимировна знают про этих Сейлоров?
– Конечно, знают. Ты же помнишь, Юля упоминала о трех девушках и говорила, что их должно быть пять. Иногда, если никого рядом нет, мы в шутку называем друг друга японскими именами. Идея создать тайное общество принадлежала мне, я хотела, чтобы существовала группа воинственных и отчаянных девушек, которые бы помогали попавшим в беду женщинам. Когда мы возвращаемся после работы домой и снимаем форму, то превращаемся в самих себя. А утром мы облачаемся в волшебные доспехи и опять становимся воинами.
Лена уже улыбалась и переводила взгляд то на меня, то на картинки. Глаза еще, правда, красные, а улыбка очень грустная, но меня радовало, что к Лене возвращается нормальное расположение духа.
– Я помню, ты один раз говорила про волшебную форму. А почему Венера занята?
– Есть одна девочка… она маленькая совсем, семь лет. С нее все это началось, потому имя Венера принадлежит ей.
– А что за девочка? Кто она и откуда?
– Она сейчас в детском интернате.
– В интернате? А как она там оказалась? – расстроилась Лена.
Мне пришлось рассказать подробную историю про самый первый рабочий день на участке. Как я познакомилась с замечательной маленькой девочкой, и как она с восторгом расписывала свои впечатления от просмотренных мультфильмов.
– … Лен, ты не представляешь, как Венерочка похожа на меня в ее возрасте! До сих пор не могу о ней забыть. Если у меня когда-нибудь родится дочка, пусть она растет такой же умницей, как эта девчушка…
Дослушав до конца, Лена задумалась на минуту, потом поинтересовалась:
– Если она так глубоко запала тебе в душу, то почему тогда ты ни разу не съездила к ней в гости?
– Мне будет больно. С того дня как ее забрали от матери, меня не покидает ощущение, что я виновата перед ней, – грустно ответила я.
– Мне тоже так показалось, – согласилась Лена и села на пол рядом со мной.– Разыщи ее адрес. Я съезжу туда, спрошу, о чем она больше всего мечтает и обязательно куплю ей подарок.
– Давай так и сделаем, – кивнула я.
Лена взяла мою руку, подержала, посмотрела мне в глаза и неожиданно крепко обняла меня за шею.
– Ты очень хорошая… – произнесла она шепотом.
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Пятница, 05 Июн 2015, 20:15 | Сообщение # 39 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус: | Здравствуйте! И спасибо за новый интересный отрывок.
Играть со мной - тяжёлое искусство!
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Воскресенье, 14 Июн 2015, 22:55 | Сообщение # 40 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 8
Заболтались мы с Леной о тайном обществе, о любимых мультфильмах детства и не заметили, как на часах стрелки добрались до второго часу ночи. Мама давно смотрела десятый сон, а мы все никак не могли угомониться и вдобавок проголодались. Я предложила организовать ночной ужин, и мы тихонечко отправились на кухню. Налили себе чаю с лимоном и порезали на тоненькие пятачки твердокопченую колбасу. Говорят, она вредная, но я ее обожаю, особенно если обсыпана специями.
– Лиль, а если свидетель не найдется, что тогда? – спросила Лена.
– Не знаю пока. Почти ничего кроме твоих слов на Муравского нет, а тройки вперемежку с двойками по инженерной графике и сопромату судей не убедят.
– Но он действительно нагло занижал мне оценки, – в ее голосе послышались плаксивые нотки несправедливо обиженного ребенка.
– А как мы докажем?
– Можно доказать, но тогда придется предать одного человека.
Я закашлялась, подавившись колбасой. Лена тут же треснула меня кулаком по спине.
– Какого человека?! Что ты скрываешь? Нам любая зацепка нужна, а она… – прокашлявшись, возмутилась я, но, вспомнив недавнее состояние подруги, перешла на спокойный тон. – Леночка, мне можно и нужно говорить все, вплоть до интимных подробностей, пойми – я очень хочу помочь тебе.
– Это Женя Тищенко.
«Вот дадут родители ребенку имя, потом не поймешь, про кого говорят», – подумала я.
– Парень?
– Да. Он еще на втором курсе пристал ко мне, чтобы я ему помогла с чертежами. Другие ребята за свой труд деньги требуют, а Женя из бедной семьи и ему нечем платить. Он парень здоровый, крутой, его побаиваются, обещал за доброе дело защищать от всех, но меня и так никто не трогал. Я мало с кем в технаре общаюсь, потому делить мне с другими нечего. Я согласилась, потому что жалко его стало. Женя хочет после учебы устроиться на стройку бригадиром и командовать там над гастарбайтерами. Так вот – Тищенко стал получать четверки и пятерки, а я выше тройки не видела. Это подойдет нам?
– Конечно. Считай, еще один маленький камушек у нас есть. Если мы собираемся строить обвинение, закидывая защиту мелкими камушками, то их надо собрать много. Допустим, «человек в коричневых ботинках» так и не найдется, тогда опираться придется на мелочи. Ты и только ты можешь мне помочь. Поэтому советую – не сиди в соцсетях, а вспоминай. Любые детали. Кстати, «вайфай» я утром отключу и уберу, почитай лучше книжки, – ответила я.
Про камушки не я, а Мария придумала, она у нас натура творческая и любит подбирать для всего происходящего необычные сравнения.
– Хорошо, напрягу память. Вспомню – сразу позвоню. А без Интернета скучно, – недовольно выпятила губы Лена.
– Вечером подключу. Не хватало, чтоб ты опять залезла на местную интернет-помойку и читала испражнения быдло-дебилов. Телевизор смотри, альбомы с фотографиями наши глянь.
Утром мама зашла в комнату и застала нас спящими в домашних халатах лицом к лицу на неразобранной кровати. Не выказав по этому поводу никакого удивления, она разбудила нас и ушла готовить завтрак на кухню. Когда я отправилась в ванную умываться, мама поймала меня у дверей и тихонько спросила:
– Лена отошла хоть немного?
– Да вроде успокоилась.
– Вроде… я директору своему звякнула с утра, один день кое-как выпросила. Побуду с Леной. Ее нельзя сегодня оставлять одну. Ты очень безрассудна: то кошку полудохлую домой притащила, а я выхаживала, сейчас человека привела. Я работать не смогу, когда все мысли об этой девочке. Ох, Лиля, когда же я поживу спокойно?..
Лена, узнав, что мама останется дома, несказанно обрадовалась.
– Это класс! Между прочим, мы с ней капитально сфрендились, – шепнула Лена мне за завтраком.
– Молодцы. Я от нее этого не ожидала, честно.
– Она жалеет, что ты не родилась такой же, как я. Ты для нее как дикий ежик с иголками в разные стороны.
– Дикий ежик? – переспросила я и засмеялась. Лена, зажав рот рукой, прыснула вслед за мной. Меня радовало, что невзгоды вчерашнего дня улетучились, и хорошо бы, если сегодня нам повезет. Но как говорят – мечтать не вредно…
В техникуме на перемене я отыскала Евгения Тищенко. Им оказался действительно здоровяк с простоватым и добрым лицом. Этакий светленький деревенский бычок. Я машинально глянула на его обувь: коричневые ботинки с толстой рифленой подошвой.
«Случаем, не Евгений ли стоял у дверей в тот день? Скорее нет. Судя по хорошим отметкам, вряд ли ему пришлось зачет клянчить», – огонек подозрения потух так же быстро, как и зажегся.
– Меня вчера допрашивала женщина с погонами капитана, я ничего не видел, – сказал он, едва я к нему подошла.
– Ну и что. У меня свои вопросы есть. Ответь честно – кто за тебя чертежи рисовал и контрольные задания выполнял?
Тищенко внезапно испугался, резко развернулся и попытался быстренько слинять, но я проворно успела схватить его за джемпер.
– Ты не бойся, никто у тебя эти отметки не отнимет, даже суд. Просто скажи правду и все. Трофимчук?
– Да… Лена мне помогала.
– Помогала или?..
– Полностью мне все работы делала. Признаюсь.
– Евгений, ты подтвердишь это на суде? Она тебя выручала, а сейчас попала в беду, и ты должен поступить как порядочный человек.
Он, немного помявшись, согласно кивнул головой. Не такой он и смельчак, как его Лена описывала.
– Все, можешь идти, – произнесла я.
– А Лена вернется в техникум?
– Не знаю, а что? Работы некому чертить?
– Ну да… – смутился он. – А, правда, что ее… Муравский…ну... это… тра… изнасиловал?
– Разбираемся, – уклонилась я от прямого ответа и спросила: – А кто тебе сказал?
– Да все треплются, еще позавчера узнали.
Из каких щелей информация просачивается? Неужели такие болтуны в полиции работают? Не успели Муравского в отдел забрать, а уже народ в курсе всего.
– Я рад бы ее поддержать, со всеми знакомыми пацанами потрещал насчет того дня, когда это случилось. С нашего курса и с третьего никто ничего не засек. Если б хоть один клоун ляпнул что-то, я бы первым вам сообщил. Не верите? Зуб даю! Трофимчук у нас мышуня-тихушка, никто и не помнит, где она находилась, когда все из аудитории вышли. А я вообще всех дятлов растолкал и самый первый из дверей выскочил, – говорил Тищенко и при этом жестикулировал словно рэпер в музыкальном клипе. Такая развязная манера у юношей считается показателем крутости, а меня страшно раздражает.
– Ну, спасибо хоть за то, что рад нам помочь.
– Может, мне пойти в свидетели? Вы накатаете, какая там пурга требуется, а я в память себе загружу, – неожиданно расхрабрился Тищенко.
– А потом ты запутаешься, тебя раскроют и отправят туда, куда мне передачи носить некогда. Но все равно, еще раз спасибо, – улыбнулась я и в знак благодарности протянула руку.
Тищенко со смущенным видом осторожно двумя большими ладонями, словно медвежьими лапами, пожал ее. Незаметно к нам подошла Мария.
– О чем беседуете? – поинтересовалась она.
– Маш, вот Женя Тищенко в одной группе с Леной учится, помочь нам хочет чем-нибудь, – сказала я.
– О, прекрасно! Скажи, пожалуйста, снимают ли у вас ребята во время урока на сотовый телефон? – обратилась Мария.
– Конечно, – ответил здоровяк. – Да там одна лабуда, я сколько смотрел – ни одной кульной не попадалось.
– Мы сами решим – ерунда или нет. Вот тебе флешка и бумажка с адресом моей электронной почты. Все видео с уроков Муравского, что найдешь у ребят – скинешь. Любые, не обязательно с Леной.
– Непременно сделаю, – уверил он нас и добавил: – А зря Трофимчук к вам обратилась, я ведь обещал ее защищать. Спалил бы я этому мурлу тачку ночью по-тихому, никто бы ничего не узнал, а сейчас каждый второй о Ленке болтает.
– Ужасная глупость, – покачала головой Маша. – Машина-то его в чем провинилась?
«Крутой» Тищенко явно считал по-другому и неопределенно пожал плечами.
– Первачей тут в технаре потрясите, может, они чо знают. Сам-то я с ними не контачу, – дал совет Евгений и, сунув флешку в задний карман джинсов, быстро пошел в сторону лестницы. Я проводила взглядом его широкую спину и сказала Маше:
– Даже голова заболела от его речи. Бывает же такое – приятный на вид человек, а рот откроет, так хоть уши затыкай…
– Ну Тищенко еще более-менее понятно изъясняется, мне приходилось слышать от современных подростков такое, что без переводчика не обойдешься.
– А ролики тебе зачем? Хочешь увидеть поведение Муравского на уроках?
– Да, потому что я тут несколько интересных показаний взяла у Лениных одногруппников.
– И какие же?
– С Трофимчук за одной партой сидела Алла Цвилликова. Она рассказала, как преподаватель Лену у доски спрашивал. Вызовет, она старается, решает задачу по сопромату, все правильно, а он подойдет и с ехидной ухмылочкой брякнет: «Вы уверены?». Она моментально теряется, нервничает, начинает стирать решение, запутается вконец и тогда двойка в журнал ей обеспечена. Трое подтвердили показания Аллы. Правда, я не знаю, будет ли это доказательством психологического давления на жертву.
– Я тоже не знаю. Сейчас главное собрать все камни и камушки, а потом решим.
Я была очень благодарна Марии, ее опыт работы инспектором по делам несовершеннолетних здорово помогал в сборе информации. У меня бы в жизни не получилось так разговаривать с ребятами, как она.
Я похвалила ее и пошла в учительскую. Юля где-то на этаже опрашивала второкурсников, а я решила взяться за первый курс. Вытащила журналы из стеллажа, в этом же кабинете села за стол и принялась выписывать неуспевающих по черчению. Неподалеку от меня сидели две учительницы и тихо разговаривали между собой. Одна на вид чуть моложе Марии, вторая постарше лет на пятнадцать с пышными рыжими крашеными волосами.
– Чего им надо в наших журналах? – недовольно прокомментировала мои действия та, что постарше.
– Ты совсем не в курсе? Ну да, сидишь вечно в своем кабинете, – удивилась вторая и полушепотом доложила: – Все только об этом и судачат. Под Муравского копают. Поговаривают, он девушку с четвертого курса изнасиловал.
– Неужели?! А кого именно?
– Трофимчук.
Я прервала свое занятие и, приподняв голову, внимательно прислушалась.
– Ого! Ту самую размалеванную вульгарную девицу в короткой юбке и с проколотым носом и губой? Знаю ее – сидит вечно на уроках нога на ногу. Жвачку изо рта никогда не вынимает. На той неделе видала, как она с парнями и себе подобными вертихвостками курила на заднем дворе. Неудивительно! – покачала головой старшая преподавательница.
– Нет, Ольга Николаевна, та которую ты сейчас имеешь в виду – Настя Трофимова с третьего курса. Моя студентка. А это другая, фамилии просто похожи.
– А Трофимчук разве не такая? – расстроено, как мне показалось, ответила Ольга Николаевна.
– Я не вела занятия в ее группе, не знаю, какая она на самом деле, но слышала – тихая и скромная.
– Да?.. Странно… – задумалась Ольга Николаевна.
– Ты считаешь, он не мог такого сделать?
Во мне уже бурлил вулкан, готовый извергнуться ручьями лавы и сжечь все вокруг. Я стиснула зубы, сжала кулаки и попыталась взять себя в руки.
– Да не мог наш уважаемый Дмитрий Валерьевич вот взять и просто так изнасиловать… нет… скорее эта тихая скромница оговорила его. В тихом омуте сама знаешь… не верю! – сомневалась старшая учительница с интонациями чеховского «хамелеона».
Услышав ее последние слова, я не сдержалась и взорвалась. Вскочила, резко пододвинула стул поближе к ним спинкой вперед и, оседлав его словно коня, села напротив.
– Ольга Николаевна? – обратилась я к крашеной.
– Да, – она удивленно посмотрела на меня.
– По-вашему получается, что Трофимову может насиловать любой желающий? Она же курит, красится, юбку короткую носит. Давайте-ка, ребятки, несите ее ко мне на стол, насилуйте прямо здесь, я порадуюсь. Так вы рассуждаете? Если студентка курила в туалете или еще где-то, у нее надо отобрать сигареты и выписать штраф. Это все! Ни количество косметики на лице, ни курение не дает никому права никого насиловать! Вам понятно?!
– Я такого не говорила! – растерялась Ольга Николаевна.
– Именно так вы и говорили! Я наблюдала за вами – вы даже расстроились, что Трофимчук оказалась не того формата. Юбка была бы у нее на пять сантиметров короче, значит, сама спровоцировала несчастного.
– Почему вы позволяете себе так со мной разговаривать?! Я намного старше вас, между прочим! – стала защищаться она, и лицо ее пошло красными пятнами.
– Потому что вы, взрослый человек, являетесь носителем и пропагандистом отвратительной общественной морали, которая обвиняет жертву, а не насильника, – выплеснула я в нее последний поток лавы и сернистого газа, и перевела взгляд на ту, что помоложе. – Надеюсь, вы помните случай в городе, когда от насильника пострадал трехлетний ребенок?
– А как же, помним, – ответила молодая чуть испуганно.
– Так вот находились люди, которые в произошедшем преступлении хотели возложить вину на маленькую девочку. Только возраст ребенка был помехой. Три годика, ну какую там юбку можно приплести? Это им не помешало обвинить родителей, видите ли, они посещали не ту церковь. Почему вы хоть на секунду не можете представить – то же самое могло произойти и с вами в любом месте, в любое время? Извините, дамы, но вы меня ужасаете.
Я шумно отпихнула ногой стул в сторону, схватила журналы и ушла в другой кабинет. Не могла смотреть на них.
– Я нашла свидетеля! – влетела Юля с сияющим лицом, с силой распахнув дверь, да так, что посыпалась штукатурка с косяков.
– Кто это?! – мое сердце учащенно забилось.
– Гардеробщица. Я ей фотографию Трофимчук показала. Она хорошо запомнила ее – в тот день Лена сильно плакала, когда одевалась. Подумала, девушка ревет из-за того, что ей валентинку никто из ребят не подарил. Я оформила как положено, вот смотри… с моих слов записано верно, мною прочитано … и роспись.
– Слушай, Юль, надо выяснить у гардеробщицы, кто спускался в раздевалку после Трофимчук, – озарило меня.
– Ты одна такая умная? Спросила я. У нее каждый день похож на другой. Ничего она больше не помнит.
Радость моя чуть померкла.
– Молодец, Юля, еще один камушек у нас есть. Главного в коричневых ботинках надо искать… – размышляла я вслух.
– Вы с Машей вчера вечерников проверили? – спросила Юля.
– Он и вечерами занятия вел? – удивилась я.
– Только сопромат два раза в неделю. Временно. Там учитель болел. Одна преподавательница сообщила.
– Черт бы всех побрал, а мне никто ничего не сказал, – у меня опустились руки, – А что если это человек с вечернего отделения, случайно оказавшийся здесь днем? Допустим, пришел выпросить зачет. Вдруг мы неправильно выбрали фронт работы и дневное отделение вовсе не нужно проверять? Черт, столько времени потеряли!
– Приедем в техникум вечером после восьми. Меркушева не сможет, я помогу.
– Сколько в этом долбанном технаре вообще дневников с вечерниками?
– Примерно тысяча, из них половина парней.
– Нет, больше половины, больше… надо было сразу этим заняться… Юля, ты мне сейчас напомнила мою маму, – продолжала я психовать.
– Чем?
– В колледже она была моей учительницей по математике. Как-то раз вызвала к доске. Написала сложное уравнение, дала мел в руки. Решай, Лиля. Я четыре раза пробовала – не получается. Потом подумала: буду преобразовывать до упора, пока, в конце концов, не сойдется. Мама в тот момент журнал заполняла и не поворачивалась. А я стою, решаю, все свободное пространство исписала, аж доски не хватило. Тут однокурсники хихикать начали. Она повернулась, очки на лоб задрала. Смотрит то на меня, то на доску. Потом спокойненько так встала, стерла тряпочкой мою писанину и в условии исправила минус на плюс. Вернула мне мел и говорит – решай заново. Я, стиснув зубы, решила за две минуты, и потом весь вечер дома с ней не разговаривала. Она ходила за мной по пятам и просила прощения за свою невнимательность.
Юля ободряюще слегка хлопнула меня по плечу и сказала:
– Тут у тебя прощения никто не попросит, а где в нашем уравнении плюсики и минусы – хрен его знает.
– И еще, Юль, у меня возникли большие сомнения в словах Лены насчет ботинок.
– Ну-ка объясни.
Я взяла ее под локоть и подвела к двери.
– Попробуем смоделировать еще раз ту ситуацию. Встань спиной к выходу и раскинь руки как Муравский.
Юля послушно выполнила, что я просила, и застыла как статуя Христа-Искупителя в Бразилии.
– Так, – довольно произнесла я. – Лена его отталкивает...
Я попыхтела, но Юлю с места сдвинуть не удалось. Она, хихикнув, сама отошла в сторону.
– Видишь, первое несоответствие, – сказала я. – Вот второе – теперь держи меня за кисть и не отпускай, пока я другой рукой подергаю на себя дверь… вот, открыла… и как бы вижу фигуру человека, стоящего за порогом. Муравский тоже его увидел, потому от неожиданности Лену выпустил. Она, потеряв опору, по инерции влетает в того парня и задевает носом его плечо. Полсекунды, максимум секунда ей требуется, чтобы принять равновесие. Затем Трофимчук разворачивается и мчится по коридору. Как бы она успела рассмотреть ботинки? Она видела их не больше одной секунды, самое большое – две, а утверждает, что обувь похожа на мою!
Юля улыбнулась и сказала тоном всезнающего эрудита:
– Никакого противоречия я не вижу вообще, Лиля.
– Почему?
– Потому что она находилась в шоке, а когда человек в таком состоянии, то время для него сильно растягивается. Словно в кошмарном сне. То есть ей кажется, что она бежит неимоверно медленно и ноги где-то вязнут, а на самом деле не так – она летит куда-то на бешеной скорости. Лена, увидев у входа парня в зимних коричневых сапогах, испугалась еще больше. Все ее сознание заволок полный ужас – а вдруг он догадался, что здесь произошло? Невозможно даже глаза поднять от стыда. Одна секунда могла ей показаться минутой. Тут как раз обувь и отпечаталась в памяти. Лично для меня все сходится. А столкнуть ты меня с места не смогла, так и мой Самойлов вряд ли сдвинет.
Я задумалась, а может действительно Юля права?
– Точно, Юль! Те парень с девушкой, которые ее видели на лестнице, сказали – вихрем пронеслась, даже лица не успели разглядеть.
– Ну вот, а ты сомневаешься… ладно, Лиль, сейчас звонок прозвенит, Сейлорам пора выходить на охоту за главным свидетелем…
Вечером мы с Юлей еще раз приехали в техникум, и выяснилось – не знаю к лучшему или к худшему – вечерников не имело смысла проверять. Муравский провел у них всего восемь пар занятий. И зачеты никто у него не получал.
В пятницу у нас не осталось ни одного учащегося, которого бы мы не опросили, в том числе девочек. Проверка закончилась, и Мария сдала следователю все имеющиеся у нас протоколы допросов. Недовольный Филатов позвонил и высказал все, что он обо мне думает.
В субботний день я как всегда принимала население по личным вопросам, но выбрала время и позвонила Виталику попросить совета. Сначала он поинтересовался, чем мы можем похвастаться. Выслушав мой отчет со скромными итогами, Виталик ехидно засмеялся:
– Ошеломительные результаты! Мартышкин смех. И ты хотела, чтобы я с таким материалом шел ее адвокатом в суд?
– Но мы не можем найти того парня, который стоял возле двери.
– А не найдете – сразу говорю. Муравский не дурак. Он понимает, чем ему это грозит. Просто купил паренька с потрохами. Вы его уже всяко опрашивали, а он ничего не сказал. Если парень окажется наглым и начнет шантажировать Муравского, может возникнуть конфликт, тут все и всплывет. А когда? Через год? А может и не всплывет вовсе.
– Так посоветуй что-нибудь.
– Помнишь детектива, который снял отпечатки у всех жителей города и нашел преступника?
– Помню.
– Вот и совет – проверь весь техникум на полиграфе. Может и найдешь. Если парень упрется, придется искать еще одного свидетеля, чтобы тот подтвердил: да я видел – это он стоял у дверей.
– Не издевайся, Виталик, у меня настроения нет выслушивать подобное, – обиделась я.
– Ты прекрасно знаешь – не все преступления можно раскрыть и доказать. Я понимаю твое искреннее желание помочь этой девушке наказать негодяя, но учись достойно принимать поражения. Даже если преступник потом будет смеяться тебе в лицо. У меня было слишком много неудач, когда я точно знал, что передо мной преступник, а сделать ничего нельзя. Никаких доказательств, а на нет и суда нет. Я не очень хороший следователь. Это если честно – почти талант. Потому ушел в адвокаты.
Я чувствовала, что моя затея посадить Муравского проваливается. Даже приснился сон, как он прислал мне в «Скайп» сообщение, состоящее из одних валяющихся от смеха смайликов. Может, действительно стоило послушаться Филатова и подбросить преподавателю наркотики? Хотя бы так его наказали. Но тогда я сама стану преступницей не лучше его. Поделилась грешными мыслями с Даниловым. Он отреагировал довольно резко:
– А как ты хотела? Все на блюдечке? Не ищи легких путей. Ты когда-то говорила, что по глазам можешь запросто определить – кто врет, а кто нет. Неужели никто не вызвал подозрения?
– У меня возникало ощущение, что они все врут. Мы предполагаем, Муравскому удалось подкупить свидетеля.
– Это у тебя, Лиля, происходит профессиональная деформация. В какой-то момент перестаешь верить всем.
– У нас не нашлось ни одной зацепки. Проверяли зачетные книжки – никто четырнадцатого февраля зачет не получал. Не исключено, что преподаватель мог поставить его задним числом.
– М-да… Агата Кристи тебе в своих книжках совета не дала, да тут бы и следователь Коля Дубовицкий вряд ли помог… – задумался Данилов.
– Вы о ком?
– Не так давно работал у нас сотрудник – человек-легенда – сейчас в Москву на Петровку 38 перебрался. Память у него на лица просто феноменальная, один раз взглянул на ориентировку – на всю жизнь запомнил. У него имелась своя гипотеза: допустим, опер ищет преступника, тогда в силу неведомых обстоятельств ему приходится с ним случайно сталкиваться не меньше двух-трех раз.
– Серьезно? – недоверчиво усмехнулась я.
– Зря улыбаешься. Называл он свою гипотезу словом таким мудреным, что и не вспомнишь. Его любимая фраза: «Реальность существует независимо от вас, пока вы в это верите». Вот, к примеру, история: один незадачливый карманник попал в камеру видеонаблюдения, Дубовицкий запомнил его морду и через два дня задержал. Ехал в автобусе и сразу узнал воришку среди пассажиров.
– Так ему проще – он по памяти находил. В моем случае это не подходит. Я-то не видела лица свидетеля.
– Видела ты его уже, но не догадываешься, кто из всех студентов именно он.
– Там парней больше пятисот человек, попробуй догадайся. Трофимчук небольшого роста и любой человек выше ее покажется ей крупным. Примерно восемьдесят пять учащихся на данный момент носят коричневые ботинки, но может они у главного свидетеля порвались, и он сейчас в других щеголяет. На подростков обуви ведь не напасешься. Как ваш Коля смог бы определить?
– Даже если Дубовицкий не знал преступника в лицо, то мог вычислить подозреваемого среди массы людей, встречающихся на пути. Как ему это удавалось, никто не знает. Говорили – везунчик, а я думаю, умел анализировать. Раз поехал он с семьей на речку Краснуху отдыхать. Неподалеку от них расположились другие отдыхающие. Обычные парни с девушками жарили шашлыки и пили пиво. Коля обратил внимание на то, что все сидели на стандартных складных туристических стульчиках, какие в каждом супермаркете продают. У Дубовицкого тоже такие. А у него дело в разработке имелось, все никак раскрыть не могли: одно время банда в городе промышляла – гаражи по ночам взламывала, а отпечатков нигде не оставляли. У кого-то из потерпевших подобные стульчики числились в списке украденных вещей. Дубовицкий, недолго думая, на всякий случай записал номера машин, на которых ребята приехали. Пришел на работу в понедельник и доложил о своих подозрениях, а дальше последовали оперативно-следственные мероприятия. И надо же – попал в точку: всю банду задержали, десять преступников оказалось. И краденые вещи отыскались – в одном из гаражей хранили. Коля себе премию приличную за это дело отхватил. Так что, как ни странно, его гипотеза всякий раз подтверждалась.
– Вот это да! Мне бы и в голову не пришло, ну мало ли кто там на стульчиках рядом сидит, – удивилась я и восхищенно покачала головой.
– Надо было мне с вами в техникум поехать, может, я бы чем-то помог.
– Не надо. Вам и так приходится бегать по заданиям, которые мне дали. Подростки побаиваются мужчин-полицейских и нам, женщинам, проще с ними налаживать контакт.
– Ну что за сексистское утверждение? Тем более от тебя, Лиля, этого я не ожидал, – возмутился Данилов.
– Не обижайтесь, ну это действительно так. Лучше скажите, а если не найдем, что нам делать? Идти в суд с тем, что собрали? А если проиграем?
– Лиль, работай себе дальше спокойно. Если Муравского оправдают и он вернется на работу, то может быть от безнаказанности попробует еще раз сделать подобное. Тогда и получит свое.
– А Трофимчук? Как ей тогда жить дальше?
Данилов вздохнул и ничего не ответил. Посмотрел на меня сочувствующим взглядом и занялся своей работой.
Допустить, чтобы Муравский еще с кем-то поступил так, как Леной? В полиции подобная практика считается нормальной – дожидаться пока преступник проколется на следующем преступлении. Меня такой исход событий не устраивал. Вернувшись домой, я ходила по комнатам раздраженная и не могла найти для себя хоть какое-то занятие. Попыталась почитать книгу, но не видела там ни одной строчки. Тогда я села за компьютер и бесцельно щелкала мышкой, прыгая с сайта на сайт, не останавливаясь ни на одной странице.
– Лиль, можно компьютером воспользуюсь? Ты все равно просто так сидишь, – попросила Лена, встав за спиной и положив ладони мне на плечи.
– Отстань, потом! – ответила я раздраженно.
Лена обиделась, нервно бухнулась в кресло и попросила:
– Лиля, отвези меня с вещами домой. Ты злишься оттого, что у тебя ничего не получается. И глядя на тебя, я уже жалею – на фиг мне было связываться с этим. Я пропустила много занятий и не знаю, как догонять. Хуже того, я теперь не смогу вернуться туда, где теперь все будут показывать на меня пальцем. Я лучше возвращусь домой и устроюсь на рынок продавщицей. Отвези, пожалуйста, и все забудем.
Я понимала, что веду себя неправильно, но меня понесло:
– Да, я во всем виновата! Видишь, я не в духе, могла бы промолчать!
Лена вскочила и, схватив спортивную сумку, стала скидывать в нее свои вещи. Я осеклась и почувствовала, что из меня сейчас брызнут слезы.
– Не уходи… если ты уйдешь, мне будет очень плохо… пожалуйста, – тихо попросила я.
Она отбросила сумку на пол, села на кровать, надулась и ничего не говорила. В это время в комнату зашла мама, обвела нас глазами и покачала головой.
– Какая прекрасная картина. Называется: «Две кошки готовы выцарапать глаза друг другу».
Я зажмурилась, глубоко вздохнула, потерла лоб и виски. Все, вроде я стала спокойной.
– Мам, можно сделать так, чтобы Лена доучилась у вас? Узнай у директора.
– Я не пойду в колледж! И в свою группу не вернусь, – сердито заявила Лена.
– Правильно, Леночка! Тебе ни туда, ни туда не надо. Как-то не удосужилась поделиться с тобой – знаешь, как Лиля меня называет?
– Как? – повернулась Лена к ней.
Обязательно маме надо на меня кому-нибудь нажаловаться.
– Клуша! А с клушами нельзя ни посоветоваться, ни поговорить. Зачем идти в мой колледж, если разная специфика? Учиться с третьего курса и потерять два года? Лучше напиши заявление о переводе на вечернее отделение. Там в основном другие преподаватели, студенты в большинстве взрослые и учатся с шести вечера. Получишь диплом месяцем позже. Сделай как я говорю и ничего мудрить не надо. Думаю, директор пойдет тебе навстречу.
– Если так можно, то я попробую, – в глазах Лены появился интерес. – Спасибо за совет, Валентина Семеновна.
– Не за что, Леночка. Я хоть и клушастенькая, но не дура! – закончила мама, стрельнув в мою сторону уничижительным взглядом, чтобы окончательно добить за старую обиду. – Пойдемте, девочки, чай пить, на кухне все подробно и обсудим.
Вечером за два часа до сна мы с Леной остались наедине. В комнате было душновато, я скинула халат и надела легкую сорочку. Подумав, сняла с полки томик любимой писательницы Энн Перри и решила почитать детектив времен викторианской эпохи Англии, а Лена, взяв мой смартфон, запустила одну из встроенных игрушек. Вскоре ей это наскучило, она отложила мобильник в сторону и слегка толкнула меня в плечо:
– Лиль, почему люди говорят, что ребенок всегда любит свою мать, а мать всегда любит своего ребенка? Даже утверждают – ребенок обязан любить своих родителей.
– Ты считаешь иначе? – я закрыла книгу и положила ее на прикроватную тумбочку.
– Да, это неправда. Вот смотрю, как ты с мамой живешь, и завидую тебе. Если ты задерживаешься, она свой телефон из кармана по сто раз вытаскивает, чтобы набрать твой номер, но сразу сбрасывает вызов и кладет обратно. Боится, что ты ругаться начнешь. В школе я с одноклассницей Олей Черниковой дружила и ей сильно завидовала. У нее и папа замечательный, и мама. Они втроем такие дружные, как одно целое. Я частенько любила представлять себя на месте Оли.
– А у тебя по-другому?
– Да, и я знаю почему. Мне было одиннадцать, когда я разыскала своего отца. Рылась в каких-то бумагах и случайно увидела его адрес на одном из бланков. А так я даже не знала, как он выглядит. Дома у нас не осталось его фотографий. Приехала, постучалась к нему в квартиру. Открыла мне женщина, и еще там мальчик из комнаты в коридор выбежал. Я догадалась, что это мой единокровный брат. Внешность выдала. А отец только увидел меня, сразу понял – перед ним его дочь. В эти секунды, когда мы смотрели друг на друга, я не могла даже дышать. Он мне показался таким… необыкновенно красивым. Я думала, он сейчас воскликнет: «Леночка, как ты выросла!», а он даже не пригласил зайти. Мы вышли во двор, сели на лавочку и он начал выговаривать мне: зачем пришла, я алименты на тебя плачу, так что отстаньте от меня, а твоя мать – дура, родила тебя, чтобы меня удержать, я не хотел с ней жить. Я вернулась домой, но матери ничего не сказала о походе к отцу. Я знала – она его люто ненавидит, и мне бы здорово попало за это. Мне было очень обидно, и по ночам я плакала. С тех пор я начала понимать, почему она меня постоянно шпыняла. Чем больше я взрослела, тем сильнее мои черты лица походили на отцовские. Я матери своим видом постоянно напоминала о нем, и как бы она ни пыталась его забыть, у нее не получалось. Однажды я улыбнулась, она посмотрела на меня с неприязнью и произнесла тихо, но я услышала: «Даже губы те же…». Как я ни старалась, но лучше для нее не становилась. Будто я во всем виновата. А я росла обычным ребенком, послушной, нормально училась. Даже когда она запретила мне на дискотеки ходить, я не спорила. Лишь бы не ругалась. Только повзрослев, я поняла – большинство людей страшные лицемеры. Если ее кто-то спросит, она всем скажет, что любит меня. А детей не обманешь, они это остро чувствуют.
Обдумав немного, я ответила:
– Тяжелая история. Честно говоря, никогда не понимала тех женщин, которые рожают детей, надеясь удержать мужчину возле себя. Мало кто из отцов остается в семье, руководствуясь чувством долга. Когда женщина понимает, что совершила ошибку, уже поздно. Общество начинает стыдить – ребенок не виноват, а ты же мать. Конечно, она все прекрасно понимает, но любить-то никого не заставишь. Расплачиваться приходится детям. Хорошо ты такая спокойная и терпеливая, а сколько детей по всей России сбегают из семей, потому что они там не нужны…
Разговор с Леной начисто отбил охоту к чтению, и я вернула книгу на полку.
– Лиль, я бы тоже почитала книжку, как ты, а потом обсудили бы ее, но пока не могу. Там надо переживать за героев, а я не готова к этому. Мне нужно время, чтобы из меня черная пена вылезла. Ты понимаешь, про что я говорю? Скажи, когда она исчезнет?
Конечно, я поняла – «черная пена» это обида за страх, унижение и надругательство над ее чувствами.
– Никогда не исчезнет. Боль притупится рано или поздно, но до конца не уйдет.
– Я так и предполагала. Стараюсь не думать и отгоняю от себя неприятные воспоминания. Иной раз удается, особенно когда ты или Валентина Семеновна со мной рядом. Но, бывает, кошмарные картинки накатывают на меня с такой силой, что я просто перестаю соображать. Если в этот момент нахожусь на кухне, то могу в чашку насыпать десять ложек соли и сахара одновременно. Руки не слушаются, начинаю бесцельно бродить из комнаты в комнату пока не успокоюсь. Твоя кошка в эти тяжелые минуты меня здорово выручает, возьму ее на руки, глажу, она мурлычет и я прихожу в себя.
– Леночка, когда тебе станет так плохо, звони мне обязательно! Даже если буду занята, я найду время поговорить с тобой, – искренне предложила я.
– Хорошо.
Она подсела рядом, чуть помявшись, спросила:
– Лиль, а у тебя друг есть?
– Был.
– Вы поссорились?
– Не совсем так, он женился на другой, но мне было уже все равно.
Мне показалось, ей очень любопытно, но она стесняется расспрашивать. Другого человека я бы сразу послала подальше, чтобы не лез в мою личную жизнь, но ей решила рассказать:
– С Виталиком я на первом курсе института познакомилась, он на четвертом учился. Влюбилась по уши. Мы с ним очень долго дружили, шесть лет почти. Я доучивалась в институте, а он в Галатов вернулся и мы только на каникулах с ним встречались. Чем больше проходило времени, тем меньше тянуло выходить за него замуж. Видишь ли, человек в первые минуты влюбленности не видит недостатки другого. Он мечтал, чтобы у него было как у всех. Муж глава семьи, а остальные пусть на задних лапках перед ним прыгают. А мне хотелось, прежде всего, чтобы он видел во мне личность. Только Виталий этого так и не понял. Честно говоря, меня не тянет пока в ЗАГС вообще. Успею. И за кого попало тоже не хочу.
– Ты не подумай, Лиль, что я нос в твою жизнь сую. Может, я тебе мешаю?
– Ерунду не говори. Ты тут никому не мешаешь, – улыбнулась я. – Маме ты очень нравишься.
– Подвинься, – попросила Лена.
Я послушно переместилась к стене, она прилегла на освободившееся место.
– Лиль, а расскажи какую-нибудь историю из своей жизни. Ты когда про девочку вспомнила, у тебя так хорошо получилось передать все моменты, я слушала и представляла словно она рядом. Да и вообще, давай по вечерам больше общаться. Я своими историями поделюсь. Только не о работе, я их за ужином слышу.
– Давай, – согласилась я и пошутила: – И получится у нас «тысяча и одна ночь».
– Тысяча вряд ли, сколько вспомним, столько и поведаем пока я здесь.
– Дай только сначала подумать…
В воскресенье после обеда мне домой позвонила Мария. Тищенко сдержал свое обещание и прислал ей примерно тридцать видеороликов. Я отлучилась из дома на пару часов и поехала к ней. Посмотрели все. Из них только один, где Лена что-то пишет на доске. То, что я увидела, меня сильно расстроило. Камеры ни на одном объекте долго не фиксируются, вдобавок смешки за кадром, посторонний шум и очень плохое качество. Ничего не понятно и никуда не годится. Евгений оказался прав – одна лабуда…
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Суббота, 27 Июн 2015, 15:24 | Сообщение # 41 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 9
Я шла по коридору техникума, занятия только начались, и вокруг стояла тишина. В папке у меня лежало заявление Лены. Поднявшись на второй этаж, я без стука вошла в приемную.
– К директору можно? – с ходу спросила я секретаршу.
Она боязливо взглянула на меня и часто закивала головой. Я решительно открыла обитую черной кожей дверь и прошла в кабинет.
– Здравствуйте, Генрих Эдуардович, я к вам по делу, – сказала я, села напротив него и положила на стол листочек.
Директор пробежал его глазами, снял очки и задумчиво произнес:
– По семейным обстоятельствам значит… с дневного на вечерний…
– Вас что-то не устраивает? Или обстоятельства более подробно переписать?! – отреагировала я резко.
– Ну почему вы сразу в атаку кидаетесь? Обычно с первого семестра переходят. Только и всего. На моей памяти в конце учебного года никто не обращался с такой просьбой, – ответил он недовольно, вернув очки на переносицу. – У меня и так теперь столько проблем, надо вместо Муравского срочно кого-нибудь временно найти. С института никто не хочет, зарплата видите ли маленькая.
– Нас это не интересует. В любой системе за подчиненных отвечает начальник, значит, вы тоже виноваты в произошедшем. Будьте добры задействовать все административные рычаги, Трофимчук уже сегодня вечером собирается прийти на занятия.
Директор удивленно посмотрел на меня, словно пытаясь понять, угроза это или наглость с моей стороны. Он не знал главного – если я надеваю форму, то становлюсь воином. Генрих Эдуардович что-то написал в заявлении, потом кому-то позвонил. Как видно, все складывалось лучшим образом. Положив трубку, он еще раз окинул меня странным взглядом, подал лист и сказал:
– Идите к завучу, она определит группу.
К шести часам Лена отправилась в первый раз на учебу, и я не находила себе места, ожидая ее звонка. Чего мне только не мерещилось за это время. Позвонила она в десять, сказала, что ничего страшного на занятиях не произошло, и я могу ее забрать. Я как раз только вернулась со службы, переоделась в гражданское, но на всех парах помчалась к техникуму. Лена бодренько сбежала со ступенек, запрыгнула на сиденье, и мы поехали домой по проспекту.
– Ну и как прошел первый день? – поинтересовалась я.
– Супер! – ответила она, счастливо улыбаясь.
– А поконкретней?
– Там все взросляки, молодых – человек пять всего. Из знакомых преподов только одна – Елена Витальевна Попова, моя бывшая кураторша. Хорошая женщина, мне больше всех нравится, – эмоционально затараторила она. – Атмосфера там совершенно другая. На переменах тихо, никто не орет и не носится. Не знаю, как они там учатся, тупят почти все. Некоторые, похоже, с работы пришли уставшие – кемарили тайком на задних партах. Отстают от нашей программы почти на два месяца. Я схитрила и вызвалась – мол, хочу ответить по теме. И тру-ля-ля, хип-хоп, все складненько как «рэп» зачитала. Препод мне: «Садись, Лен Пална, пять вам!».
– Так и обратилась по отчеству? – удивилась я.
– Да! – радовалась она. – Правда, наши закончат в июне, а мы в июле.
– Мелочь.
– Ага, давай ко мне заедем. Учебники заберем и чертежную доску бы взять… ты не против?
– Нет, конечно.
Я свернула на другую дорогу и через десять минут мы въехали во двор на Тихом переулке. Громко разговаривая, поднялись по лестнице, и Лена сама открыла дверь своей квартиры. Ее мама, заслышав шум поворачивающегося ключа, вышла нам навстречу и моментально напустилась на дочь. Со мной не поздоровалась и вдобавок одарила весьма неприязненным взглядом.
– Лена, я что-то не поняла – ты где находишься? Которую неделю не показываешься, и меня не устраивают твои непонятные ответы по телефону! Ты у этой великовозрастной подружки ночуешь?
«Великовозрастная?» – изумилась я про себя. Всего-то семь лет разницы…
– Да, у нее, – ответила Лена и виновато взглянула на меня, как бы извиняясь за мать.
– Чем вы там занимаетесь?! Мужиков водите?! Я уже собралась идти в полицию подавать заявление на розыск, –¬ возмущение женщины нарастало, вынуждая меня вмешаться.
Я вытащила из кармана служебное удостоверение и предъявила ей.
– Во-первых, добрый вечер, Надежда Викторовна. Я и есть полиция. Лейтенант Касаткина Лилия Сергеевна. Успокойтесь, пожалуйста, ваша дочь находится у нас в рамках программы защиты потерпевших. Прошу извинить, но некоторое время она не сможет появляться дома. Местонахождение ее засекречено. Не волнуйтесь – так требуется в интересах дела. С руководством ГУВД все согласовано, – напустив на себя важный вид, врала я не моргнув глазом.
– О, боже, неужели она обратилась к вам по поводу… происшествия?! – ошеломленно воскликнула она и метнула растерянный взгляд на дочь.
– Не совсем. Я уговорила ее написать заявление. Это недопустимо просто так оставлять. Преступник должен быть наказан. После суда Елена Трофимчук вернется домой.
– Лена! Ты… ты с ума сошла! Я же говорила – нельзя этого делать! О, господи… – разнервничалась Надежда Викторовна. – Позор-то такой! Разве ты не понимаешь – теперь все будут обзывать тебя шлюхой?!
Я смотрела на мать Лены с такой бурей эмоций в душе, что хотелось закричать и даже с размаху ударить ее по щеке. Но я сдержалась и продолжала разговаривать с ней сухо и официально:
– Надежда Викторовна, прекратите. Елене восемнадцать лет, вы не имеете права сейчас оказывать на нее давление, а ваши выпады вполне можно так расценивать. Мы заберем некоторые вещи, так как девушке нужно продолжать учебу. А потом я поднимусь назад и мы с вами все обсудим.
Мы с Леной сделали две ходки на третий этаж, последней вытаскивали чертежную доску. В салон она ни так ни сяк не влезала. Пришлось мне рыться в темном багажнике в поисках отвертки, чтобы открутить основание. Когда, наконец, все упаковали, я оставила Лену в машине, а сама вернулась к Надежде Викторовне.
– Значит, вы ее уговорили? А кто вам дал право вмешиваться в дела нашей семьи?! – накинулась она на меня, как только я появилась на пороге.
Я молчала и внимательно рассматривала ее. На вид обычная женщина, не больше сорока лет, не сказать что интеллигентная, но и не производит обратного впечатления. Во внешности почти ничего общего с Леной нет, только глаза похожи.
– Надежда Викторовна, я вмешалась, поскольку вы не захотели сделать это сами. Хуже того, вы фактически предали свою дочь. Негодяй сломал душу вашей Лены, а вы еще решили добавить, посылая ее к нему на занятия. Он должен сидеть в тюрьме, неужели это так трудно понять? – крепко держала оборону я.
– Девушка, а сколько вам лет?
– Двадцать пять, двадцать шесть уже скоро.
– Тогда все понятно, – она презрительно усмехнулась и скрестила руки на груди.– Помяните мое слово – Лена наслушается вас и еще много соплей на кулак намотает. Полагаю, вы не настолько наивны и сами прекрасно знаете, как все относятся к подобному. У нас захудалый провинциальный городишко, в котором царят нравы большого села, и вся эта огласка искалечит ее душу так, что и жить не захочется. Большинство вам скажет – сама виновата. Так ведь?
– Главное, чтобы вы так не считали, Надежда Викторовна. Прежде всего, она ваша дочь.
– А это как посмотреть – виновата или нет. Мне тридцать восемь лет, а меня никто ни разу не насиловал. Я ее постоянно предупреждала: в любом мужике рано или поздно просыпается зверь. Какого черта она потащилась в тот кабинет?! Отдала бы ему все эти плакаты в руки на входе, сказала «извините» и пошла своей дорогой, так нет же, дура безмозглая пыталась выслужиться: «Туда положить или туда?». Еще и парту по его просьбе вытащила… идиотка! Ну слов других нет… если уж случилось такое по ее тупости, уж лучше сидела бы и молчала... и не позорилась!
Я поняла, что продолжать беседу нет смысла. Она словно воспроизводит речи кого-то другого. Когда человек живет не своим умом, за него говорят все окружающие.
– Не послушалась мать, пускай теперь сама расхлебывает. Я ничем не помогу, – продолжала вещать Надежда Викторовна. – Скажите ей, чтобы хоть технарь не бросала, а потом пусть живет своими куриными мозгами как хочет. Что потопает, то и полопает. Я ее вырастила, никогда зла не желала, а она взяла и опозорила меня перед всеми!
– Не надо помогать, расхлебаем… до свидания! – недослушав, я круто развернулась и вышла за порог.
Я вернулась в машину злее черта и с окончательно испорченным настроением. Хлопнула дверью со всей силы, кинула мельком расстроенный взгляд на Лену и завела двигатель.
– Все ясно… разговора не получилось… – сокрушенно сказала Лена.
– Так и есть, – ответила я и резко рванула вперед. Зад автомобиля тут же швырнуло в сторону, и я едва справилась с управлением.
– Я поняла это, как только ты вышла из подъезда с мрачным видом. Нет смысла с ней общаться. Даже не хочу спрашивать, о чем вы говорили – и так знаю.
Мы вырулили на улицу Вокзальную, и я прибавила скорость до восьмидесяти километров в час. Говорят, быстрая езда успокаивает нервы, а они у меня взвинчены до предела. Я вдавила педаль газа еще глубже. Раздалось громкое гудение шипованных шин, потом двигатель заревел так сильно, что в салоне больше ничего не было слышно.
– Не гони, мне страшно! – крикнула Лена, а сама напряглась и вжалась в сиденье.
– Будь по-твоему, – согласилась я и сбросила скорость.
Я давилась от злости, беседовать ни о чем не хотелось. Ну почему нельзя пробиться через мощные стены ужасных общественных стереотипов, воздвигнутых обычной человеческой трусостью и подлостью? Проще обвинить пострадавшего во всех грехах, чем кинуться грудью на его защиту. Буквально недавно мне по долгу службы пришлось разбираться с двумя похожими происшествиями. Избили двух подростков: на первого в парке напали три хулигана, а другого в школе сильно поколотил старшеклассник. В первом случае папаша по фамилии Деревянкин орал на сына: «Какого хрена ты поперся через парк, что других дорог нет?!». Разве нельзя ходить в парк? Там все гуляют. Но почему-то Деревянкин предпочел повесить всех собак на жертву, а не поступить как гражданка Григорашвили, сын которой получил тумаков от старшеклассника. Та, придя с работы и увидев свое чадо с разбитым лицом, выяснила фамилию обидчика и, недолго думая, помчалась в школу. Ввалилась в его класс и прямо на уроке, ухватив за волосы, несколько раз треснула десятиклассника лицом об парту, сломав ему нос. Я не считаю Григорашвили правой. Трудно даже представить, что бы произошло, если бы у Григорашвили изнасиловали дочь. И дело тут вовсе не в кавказском темпераменте…
– Лиль… – прервала мои мысли Лена.
– Что?
– Когда-нибудь я уеду от матери далеко-далеко и не стану писать ей никаких писем. А тебе каждый день на «ящик» буду присылать.
Я бросила удивленный взгляд на Лену.
– Куда уедешь?
– Да хоть куда, страна большая…
Я обратила внимание, что Лена наблюдает за электричкой, едущей в попутном направлении параллельно автомобильной дороге. Горящий желтый свет в голубых вагонах как-то подействовал на ее душу и вызвал соответствующие чувства. Я-то в свое время уезжала из города в Саратов надолго, но так и не привыкла к сутолоке большого города. Вернулась. В Галатове мне гораздо комфортнее. Здесь прошло мое детство и юность, я знаю каждое деревцо, каждый дом и каждую тропинку.
Чертежную доску хотели занести в мою комнату, но мама велела установить ее в гостиной. Там просторнее и никому не помешает. Я даже удивилась, когда она учительским тоном скомандовала: «Куда потащили! Поставьте кульман у меня!».
– Ты убедилась, как она меня любит? – завела разговор Лена за ужином про свою мать. – Или этого недостаточно?
Я промолчала, тяжело вздохнула и продолжила с кислым видом наматывать спагетти на вилку. Лена, пригнув голову, все смотрела на меня, а в глазах постепенно разгорались смешинки.
– Бука сердитая, – произнесла она сквозь смех и легонько толкнула меня плечом.
– Чего смешного?
– Ты приняла слишком близко к сердцу встречу с моей мамой. А я уже привыкла, – сказала она, став серьезной. – Ты рот разинешь и Валентину Семеновну быстро затыкаешь, а с моей захотела поспорить. Ей все твои аргументы до фонаря, как и мои.
– Ошибаешься, Лен, я вообще не спорила… так… всего лишь выслушала ее. Ладно, забудем это, – ответила я.
Я закрыла глаза на секунду, пытаясь отрешиться от всех неприятностей сегодняшнего дня, и улыбнулась в ответ. Я ведь должна заражать ее оптимизмом, а не хандрой.
Вечером мы опять продолжили рассказывать друг другу истории и болтали о разном, стараясь не задевать болезненных тем.
На следующий день на участке Данилова произошло вооруженное ограбление. Двое преступников очистили кассу магазина и скрылись во дворах. Хоть они и попали в объектив камеры видеонаблюдения, их лица были спрятаны под вязаными шапочками с прорезями. Продавщица испугалась больше не грабителей, а того, что ей придется выплачивать ущерб из своего кармана. Потому, вооружившись шваброй, она храбро кинулась защищать чужое добро. За что ей налетчики всадили пулю, хорошо только руку прострелили. На ноги подняли почти всю галатовскую полицию. Задержать по горячим следам преступников не получилось.
– Вот очередное настоящее серьезное дело, о котором ты мечтаешь. Ищи теперь, – с ехидцей сказал мне Данилов.
– Неправда, давно уже не мечтаю, – ответила я. – Рутина нашей работы начисто отбила желание заниматься подобными делами.
Я запустила служебный компьютер и просмотрела свою базу данных. Тех, кто, по моему мнению, мог бы это сделать набралось почти тридцать человек. Из ГУВД в опорный прислали еще списки возможных подозреваемых.
Район, где произошло происшествие, частично оцепили. Начался обход всех наркоманских притонов, неблагополучных квартир, проверяли каждого подозрительного из списков и не только. Ничего пока не удавалось обнаружить. Нам с Марией приказали переодеться в гражданскую одежду и выдали по «бронику». Когда мы под пуховики нацепили бронежилеты, то выглядели со стороны необычайно толстыми и смешными. С замиранием сердца мы стучались в двери, и каждую из нас сзади прикрывала группа поддержки из четырех полицейских. В кармане я наготове сжимала рукоятку пистолета со снятым предохранителем. На вопрос: «кто там?» днем отвечала банально – «из ЖЭУ», а вечером перешла на «соседку». День истек без результатов, прошла ночь, а в четыре утра нас с Марией сменили. Юлю я не видела, она где-то в другом квартале выполняла свои обязанности. Лену по моей просьбе после занятий встретила мама. Они периодически звонили мне. Я перебрасывалась с ними несколькими фразами, обещала перезвонить позже и с головой уходила в работу.
Мы с Машей, закончив, съездили в ГУВД, сдали оружие и рапорта проверок. Только после этого я вернулась домой. Тихонечко зашла в прихожую и включила свет. Ко мне сразу же из комнат вышли мама и Лена. По их глазам было видно – переживали за меня. Даже кошка выскользнула из гостиной в коридор, уселась рядом и жмурилась от яркого цвета. Про то, как я весь день таскала на себе бронежилет, я не обмолвилась – у мамы начался бы нервный тик.
Задержали преступников на следующий день ближе к обеду сотрудники из транспортной полиции. В электричке при досмотре у одного из подозрительных нашли газовый пистолет, переделанный в боевой. Налетчики оказались заезжими дагестанцами. Продавщица опознала одного из них по глазам и голосу. Начальство нас всех поблагодарило, и мы возвратились на свои рабочие места.
– Ну что, мисс Марпл, в очередной раз убеждаешься – не все так просто в расследовании оказывается? Не похоже на книжные детективы? – решил поддеть меня Данилов, когда мы оказались в кабинете вдвоем.
– А вы, Андрей Леонидович, все время будете теперь напоминать об этом?! – откликнулась я рассерженно.
– Извини… – осекся Данилов, заметив мой воинственный настрой.
«Хорошо хоть не припомнил, как я с системой бороться собралась», – подумала я.
– Не обижайся, Лиля. Настроение у меня не очень. Система у нас дурацкая, «гастролеры» напортачили на моем участке и премии теперь не видать. Ломать ее надо… несправедливая она… ты ведь так же думаешь?
Я закатила глаза к потолку, шумно вздохнула и оставила его вопрос без ответа.
Дело Муравского встало на якорь и затихло как лодка в полный штиль. В техникуме больше не имело смысла появляться, всех ведь проверили и опросили. У меня возникло смутное подозрение, что Лене просто почудился тот парень, стоящий за дверями. Бывает ведь такое – смотришь прямо, не оборачиваешься, но ощущаешь, что рядом с тобой кто-то есть, а повернешься – никого. Поделилась с Леной своими соображениями, но она возмутилась – ничего, мол, не померещилось и все тут! Не на стенку же она налетела. И зачетку парень держал в руках.
Данилов советовал успокоиться и работать дальше, но не нервничать не получалось. Грызло чувство вины перед девушкой, которая в меня поверила. Пришло понимание, насколько излишняя самоуверенность выходит боком. Лена считает меня смелой, а на самом деле это не так. Я не боюсь того, чего обычно боятся многие: темноты, выстрелов, собак. Не боюсь отстаивать свое мнение. Равнодушна к разгонам начальства. Страшнее всего мне вслух попросить прощения у Лены за собственное бессилие и признать теперь общее для всех нас поражение. К большому удивлению, Лена перестала расспрашивать о ходе расследования. Словно оно для нее отошло на второй план. Она с нетерпением ожидала, когда закончится ужин, и мы сможем уединиться и поговорить пару часов перед сном.
В воскресенье утром сквозь сон я услышала телефонный звонок в передней, потом приглушенный голос мамы. «Только бы не с работы», – екнуло сердце, и я окончательно проснулась. В последнее время я сильно уставала и начала побаиваться звонков в выходные.
Но вот скрипнула дверь, и мама заглянула в комнату.
– Лилечка, тебя какой-то Круглов спрашивает.
Я вздохнула с облегчением. Вова Круглов – мой бывший одногруппник по институту. Мы жили с ним в общаге в соседних комнатах. Считались друзьями, помогали друг другу в учебе и иногда коротали вечера за разговорами. Праздники проводили в одной компании, даже в спортивные секции ходили вместе. Он один из немногих, с кем я чувствовала себя легко и раскованно. Видимо из-за того, что он всегда был искренен.
Я поднесла трубку к уху и не успела сказать «да», как он тут же меня огорошил:
– С добрым утром, Лиль. Как себя чувствуешь, не болеешь?
На некоторое время я впала в задумчивость и пыталась понять – что бы это значило?
– Странно: ты два года не давал о себе знать и вдруг проявил интерес к моему здоровью. Лучше скажи сразу – с какой стати позвонил?
– Лыжи еще не забросила?
– Забросила давно, после института и без них забот хватает. Отдала соседской девчонке.
– Жаль, а то я в последний раз хотел сегодня сходить и прокатиться по лесу, пока снег не растаял. Одному скучно, а друг, с которым мы вместе катались, приболел, вот я и вспомнил институтские времена: мы же с тобой все окрестности Саратова объездили на лыжах. Решил рискнуть и узнать, как ты живешь. Раз так, извини за беспокойство, – расстроился Вова.
«А почему бы и в самом деле не сходить? Ленку взять с собой, проветримся на свежем воздухе», – прикинула я.
– Подожди, Вов.
– Что?
– Уговорил. Твое приглашение неожиданное, потому дай время, чтоб нам нормально собраться. Через часок я перезвоню, и мы приедем на лыжную базу «Спартак».
– Прекрасно, а «мы» это кто? Муж? – в его голосе послышались плохо скрытые разочарованные нотки.
Ну что за мужики? Ну какая Вове разница, если бы я с мужем приехала? Не замуж же он зовет, а на лыжах кататься.
– Нет у меня мужа, – засмеялась я.
Возможно, я ошибалась и Вовино недовольство вызвано другим. Помню, во времена далекого детства мою душу не раз царапали ревнивые коготки, если я вдруг видела подругу Таню с другими девочками.
– А кто тогда? – заинтригованно выпытывал Вова.
«Как сказать про Лену? Знакомая, подружка или…» – напрягла я извилины.
– Сестра двоюродная, – ответила я.
– О, здорово! Жду с нетерпением! – воскликнул он.
Лену не пришлось уговаривать, она обрадовалась и предложила заодно прихватить с собой фотоаппарат. Подобрать одежду для нее оказалось проблемой, но мама отыскала в шкафу куртку, которую она купила мне в восьмом классе, а я отказалась ее носить из-за ненавистного ярко-розового цвета ткани. Сиреневый мех воротника вызвал тогда у меня состояние, близкое к истерике, и я с отвращением отшвырнула «гламурное дерьмо» ей обратно. Лена этого не знала, но без лишних вопросов надела курточку. Мама с умиленным выражением лица разглядывала ее. «Такой куклёнок!» – воодушевленно произнесла она, а я отвернулась, чтобы не расхохотаться.
Через час мы в полной экипировке подъехали к лыжной базе за городом. Погода стояла прекрасная, вовсю пахло весной, еще неделя и потечет вода с крыш сплошным потоком. Кругом сновали лыжники, приехавшие сюда провести выходной целыми семьями. Круглова я заметила неподалеку от въезда на территорию «Спартака». За два года после института он совсем не изменился. Разве что чуточку пошире стал.
– Привет, девчонки! – завидев нас, радостно поприветствовал подбежавший Вова.
– Привет. Давно ждешь? – мы крепко обнялись как старые друзья и чмокнулись в щечки.
– Давно. Боялся проворонить вас.
– Это Лена, это Володя, – представила я их друг другу.
– Вова! – поправил он с улыбкой и, переведя взгляд на Лену, сказал: – А сестренка у тебя симпатичная и вы чем-то похожи.
Лена бросила на меня удивленный взгляд, но ничего не сказала.
– Неужели? И чем? – поинтересовалась я с кокетливой усмешкой, что совсем для меня не свойственно.
– Линия подбородка у вас одинаковая.
Мы с Леной засмеялись и отправились в пункт проката. Ей, как назло, достались ботинки, которые никак не хотели входить в крепления лыж. Она, промучившись с ними, попросила помощи у меня. Я отставила свои лыжи в сторону, нагнулась и принялась регулировать пятку ее башмака то влево, то вправо, но замок упорно не защелкивался. Неожиданно вспомнилось, как я ходила на переменах в техникуме: опустив голову и внимательно разглядывая ботинки на всех проходящих мимо парнях. Следом возникло видение: я снова стою у доски и решаю уравнение. Строки, написанные мелом, спускаются все ниже и ниже. Кажется, вот-вот все сойдется. Свободное место на доске закончилось, и я злюсь. Но не на стене же продолжать. Тут крепление клацнуло и все стало на место. Видение и ботинки исчезли.
– Уф, – облегченно выдохнула я и поднялась.
– Спасибо, Лиль, – поблагодарила Лена и перешла на шепот: – Ты что сказала Вове, будто я твоя сестра?
– А не надо было? – растерялась я.
– Наоборот, мне очень приятно.
– Вы скоро там?! – крикнул Вова.
Он с нетерпением ожидал нас, стоя на лыжне, и слегка подпрыгивал, словно конь перед скачками.
– Все, едем! – ответили мы.
Мы с Вовкой опытные лыжники, а Лена если и ходила по лыжне, то только в рамках школьных уроков физкультуры, потому не поспевала и без конца отставала от нас. А мы с Кругловым после очередного скоростного броска, опершись на палки, ждали ее и вспоминали веселые студенческие будни, без конца спрашивая друг друга: «А Карцева где сейчас? А Родыгин?». О себе Вова так рассказал: работу после института искать не пришлось, папа большой начальник пристроил на одно из предприятий инспектором по охране труда. Работа спокойная, жизнь тоже, потому седые волосы вряд ли скоро появятся.
– Не страшно тебе в полиции? – перевел Вова разговор на другую тему.
– Бывает и страшновато, даже очень.
– Новиков Виталька как там? Вы же дружили, я думал, давно поженились.
– Нет, расстались. Он адвокатом стал. Женился на терапевте из городской поликлиники. А я не тороплюсь замуж. Мама наоборот заставляет, вечно ссорюсь с ней из-за этого. Боится, что всех женихов разберут, а мне никого не достанется.
– Достанется, – засмеялся Вова. – Я тоже не спешу. Успеем! Меня, правда, никто не подталкивает. Отец вообще считает, что в моей голове шальной ветер гуляет и к такому ответственному шагу, как обзаведение семьей, я не готов.
Неуклюже отталкиваясь лыжными палками, подъехала Лена. Я достала фотоаппарат из своего рюкзачка, и мы сделали несколько снимков: по двое, по одному, с лыжами и без, а также запечатлели окружающий лес. Предусмотрительный Вова угостил нас бергамотовым чаем из своего термоса, и мы тронулись дальше. На берегу замерзшей речки Краснухи нам удалось повстречать настоящего живого зайца. Я даже успела его несколько раз сфотографировать. Он никуда не торопился и передвигался по сугробам мелкими прыжками. Один раз поднялся столбиком, скосил глаз в нашу сторону и, не увидев ничего интересного для себя, неспешно поскакал дальше.
– Это зайчиха, а не заяц, – неожиданно уверенно произнес Круглов.
– А как ты определил? – Лена озадаченно уставилась на Вовку. Я тоже не поняла, как он издалека разглядел половые признаки. Глаза как у коршуна?
– Они в конце марта начинают зайчат приносить, тяжело ей, потому и двигается еле-еле.
– Бедненькая… – посочувствовала Лена.
– Теперь буду знать, может когда-нибудь в жизни пригодится, – сказала я.
Мы переправились через реку и взобрались на крутой берег. Решили для полного удовлетворения еще несколько раз скатиться с горы. Лена каждый раз падала и хохотала, лежа на снегу. Круглов как истинный джентльмен сразу мчался на помощь, хватал ее за подмышки и ставил на ноги.
Через четыре часа, порядком проголодавшись, мы вернулись на лыжную базу и, сдав инвентарь, зашли в кафе на открытом воздухе. Взяли каждый себе по шашлычку. Вкусное мясо и маринованный лук разожгли аппетит еще больше, и мы, недолго думая, заказали по дополнительному шампуру. Теперь можно и по домам.
– Спасибо, что составили мне компанию, – попрощался с нами Вова, когда мы садились в машину. – Пока, сестрички!
– Пока! – помахали мы на прощанье.
– Не жалеешь, что поехала со мной? – поинтересовалась я у Лены.
– Нет, ни капельки! Ноги, правда, завтра болеть сильно будут, но это ерунда.
С проселочной дороги, ведущей на лыжную базу, мы выехали на трассу. Вскоре нас обогнал Вова на своем «Фольксвагене». Несколько раз посигналил на прощанье и помигал «аварийкой».
– Интересно, а он мог бы… женщину изнасиловать? – спросила Лена, проводив его взглядом.
Такой неожиданный вопрос поставил меня в тупик. Я ковырялась в памяти, пытаясь найти в нем черты насильника, но не получилось.
– Не знаю, Лен. Ничего подозрительного за ним не замечала. Надо жить с человеком, чтобы узнать его полностью. Некоторые так прячут свое второе дно, что и родные никогда ни о чем не догадываются. Если Круглов и насильник, то не такой ярко выраженный тип как Муравский.
– А Муравский, значит, ярко выраженный?
– Конечно! Он в открытую, не стесняясь никого, оценки тебе занижал. Ему изначально нравилось унижать человека и наблюдать за его реакцией. Ты молчала, а он наглел все больше и больше.
– Я не молчала! Пожаловалась матери, как только все началось, но она отмахнулась от меня. Мол, не бабье это дело из-за троек переживать, главное диплом на руки получить. Знаешь как обидно, когда Тищенко пятерки ставили за мою работу.
– Мать не отреагировала, другим вообще наплевать, поддержки никакой, вот и закончилось плачевно.
– А Круглов, получается, прячет свое истинное лицо?
– Лен, давай не будем пока Вову трогать. Сейчас я его знаю как хорошего, доброго и отзывчивого друга. И всего лишь сказала, но не могу утверждать на все сто процентов, что ему никогда не придет такое в голову. Порой человеку достаточно напиться и все низменные желания выползают наружу. Может, закончим? Я уже чувствую, что за такими беседами ты скоро потеряешь веру во все человечество.
– Хорошо, – сдалась Лена. – Но когда я падала на горке, он так быстро подъезжал ко мне на помощь, что внутри все непроизвольно сжималось… бред, конечно, говорю какой-то, но я ничего с собой поделать не могла.
– У тебя посттравматический синдром. Теперь задаешься такими вопросами о мужчинах и исправить это непросто. Смотаемся с тобой как-нибудь в Саратов, поищем хорошего психолога. А когда я к тебе прикасаюсь не возникает подобного?
– Нет, ты и взаправду мне как старшая сестренка, – улыбнулась она и погладила мою руку.
Вечером мы перекинули с фотоаппарата снимки на компьютер, позвали маму и несколько раз просмотрели наше незабываемое путешествие по снежному лесу. Зайчиха слилась со снегом и вышла совсем плохо. Лена попыталась «отфотошопить» снимок, изображение стало чуть резче, но все равно далеко от идеального. Мама выбрала несколько кадров, где мы с Леной стоим в обнимку, и попросила распечатать их для своего альбома.
Ночью я долго не могла заснуть, перед глазами опять летала школьная доска с дробями, иксами и игреками, а зимние ботинки то исчезали, то появлялись снова. К этой карусели образов вдобавок еще подключилась и беременная зайчиха. Одним словом, целый винегрет застрял в голове и продолжал гвоздить мой мозг. А вдруг это шестое чувство пытается подать мне подсказку? Пришла на ум каверзная мысль: а не закралась ли в заданное условие ошибка… возможно, но где? Странное какое-то сочетание – черные брюки и коричневые ботинки. Не столь часто люди так одеваются. Стоп! Черт! А вдруг Лена – дальтоник? Тогда ботинки, брюки и свитер свидетеля должны быть другого цвета!
– Лен, тебе цвет куртки понравился, в которой ты на лыжах ходила? – обратилась я к ней, резко подняв голову с подушки, надеясь, что она еще не спит.
Повезло, сразу откликнулась:
– Розовый? Не очень. Мне нравятся в основном желтый или красный. А почему ты спрашиваешь?
– Так просто, – вздохнула я. – Она ни разу не ношеная и мне мала, подарить хотела.
– Подарить? Ладно, спасибо большое, заберу позже на память о тебе. Лиль, хотела спросить – а что будет с нами через год?
Странный вопрос, так ей и ответила. Как участковым работала, так и продолжу работать. Я закрыла глаза и через какое-то время заснула. Процессор в моей голове всю ночь трудился, но никакого решения наутро так и не выдал.
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Четверг, 23 Июл 2015, 20:27 | Сообщение # 42 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 10
Собираясь на службу, я открыла платяной шкаф и ненадолго задумалась, во что бы одеться. Вспомнила, что сегодня нужно в деревню по служебным делам. Достала зимнюю полицейскую куртку, утепленные брюки и цигейковую шапку-ушанку.
– Лиль, первый раз вижу у тебя такую форму. Какой-то особенный день? – поинтересовалась Лена.
– Мне в Борисовку надо съездить. Соседи чего-то поделить не могут. Там снегу полно. Эту куртку я специально в Интернет-магазине выписывала. Мне она нравится: движений не стесняет, ноги сами на бег переходят. Специально укороченного образца подбирала. Все как-то не удосуживалась в ней пофорсить, – улыбнулась я. – Если опоздаю или не смогу вырваться, на учебу сама доберешься?
– Доберусь, только встреть вечером обязательно. Я очень боюсь в темноте домой возвращаться.
– Какой разговор? Встречу, если только опять какое-нибудь ЧП не произойдет. Да ты не переживай, мама у меня золотая – всегда поможет.
Надев куртку и водрузив на голову шапку, я поинтересовалась у Лены:
– Нормально выгляжу?
– Здорово! Классный полицейский прикид! Все время так одевайся, – восхищенно оценила она. – У тебя ноги стройные и брюки больше идут, чем юбка.
– Не получится – в помещении жарко. Задница сильно потеет.
– А тебе и надо ее беречь! – подала из гостиной голос мама. – Для женщины это очень важная часть тела, как ты потом рожать будешь, если застудишь?
– Мама, что ты уши как локаторы развесила?! Я не с тобой разговариваю! – не на шутку вспылила я. В далеком детстве я так мечтала быстрее стать совершеннолетней, чтобы от меня навсегда отстали с занудливыми окриками: «не ходи босиком», «надень шарф». Но, похоже, они никогда не закончатся.
– Тише, не шуми так, – попросила Лена, затем подошла и поправила на куртке воротник. – Удачи, воин Банни Цукино! Ни пуха ни пера, – ласково улыбнувшись, пожелала она.
– Спасибо, пока, – ответила я, забыв произнести положенное «К черту!».
«Макарова» в ГУВД я получать не стала. Зачем лишний раз таскать эту тяжелую болванку? По пути в Борисовку выяснилось, что вчера я оставила в своем кабинете папку. Пришлось свернуть на другую улицу и ехать прямиком в штаб. В связи с этим подумалось: «А ведь главное оружие участкового все же не папка и не пистолет, а слово».
Я перебирала в памяти вчерашний вечер. Не знаю, правильно ли я поступала, изо дня в день пересказывая Лене в основном веселые случаи из своей жизни? Один ее так рассмешил, что она хохотала, сжимая мое запястье и уткнувшись лицом в подушку. Я ей рассказала, как однажды в институте побывала на любительском концерте, в котором принимал участие гипнотизер. Он ввел в транс десять человек и заявил, что разбудить их можно только в том случае, если зрители отгадают любимый напиток спящего. Для девяти участников эксперимент закончился быстро, но последняя загипнотизированная – молодая пухленькая девушка – ни на что не реагировала и не просыпалась. Я была с ней немного знакома – она работала поварихой в нашей студенческой столовой. Время шло, зрители начали нервничать, всем казалось, что если никто не скажет нужного слова, то она навсегда превратится в спящую красавицу. Припомнили множество известных напитков, но ни один не подходил. Чего только не называли: всевозможные соки, молочные и кисломолочные продукты, спиртное всех видов. А она как спала, так и продолжала спать дальше, закинув назад голову и открыв рот. Все хорошенько призадумались снова, в зале повисла тишина, и тут раздался неуверенный голос: «А компот?». Девушка моментально очнулась, и народ развеселился. Кто бы мог подумать, что насмерть опостылевший всем студентам компот для поварихи окажется любимым напитком?
Может смех, который я вызывала у Лены, поможет быстрее вычистить черную пену из ее души?
В штабе я поговорила с Даниловым, пока он знакомился с выписками из больниц и травмпунктов о случаях насильственных травм, произошедших за сутки. Заодно полюбопытствовал, в какой стадии у нас дело Муравского. Поскольку ответить было нечего, я всего лишь трагично вздохнула. Он понял и уточнять ничего не стал. Подал мне лист с рапортом и сказал:
– Вот тебе задание на сегодня: заедь к гражданину Потапову и выясни, кто его вчера отколошматил. Он во 2-й городской больнице сейчас лежит со сломанными ребрами и сотрясением мозга.
– Потапов? Фамилия кажется знакомой.
– Плюгавенький такой мужичок, отсидевший убийца. Вспомнила?
– Ага, есть такой на моем участке. Расплата за грехи прошлого?
– Съезди да узнаешь.
– Хорошо, выясню, но сначала по жалобе в Борисовку смотаюсь.
– Дерзай, если понадобишься, я звякну тебе.
Это наша обычная полицейская работа. Если Потапов сам не упал где-то на скользкой дороге и его действительно избили, то нужно попытаться выяснить, кто это сделал и передать материал в ГУВД для возбуждения уголовного дела.
Я не стала задерживаться, быстренько полила любимое лимонное дерево, про которое сослуживцы иногда шутят, что это наш с Даниловым общий ребенок, забрала свою папку и ушла в кабинет к Меркушевой.
– Подруга, ты никак на войну собралась? Автомата за спиной не хватает,– засмеялась Мария, увидев на мне новую форму.
– Почти, – ответила я.
– Я так понимаю – Сейлор Мун нацепила волшебные доспехи и полетит воевать с Темной силой, спасать Серебряное тысячелетие.
– Во-первых: я ее надела, чтобы не пропадала зря, и мне сегодня придется бродить по снегу. Во-вторых: мы по уставу нашего общества должны спасать женщин, а не Серебряное тысячелетие, – ответила я хмуро, не оценив ее иронической шутки.
– Лиля, меня иногда твоя неуместная серьезность убивает на месте и наповал! – воскликнула Мария и откинулась на спинку стула. – Черт с тобой… есть что-нибудь по главному свидетелю?
– Тупик. Без просвета. Вы от меня ждете свежих идей, но в голове гулкая пустота, потому и не очень-то весело, – расстроено сказала я.
Мария хитро улыбнулась, явно идеи у нее есть. Это обнадеживает.
– Имеется одна мыслишка. Пробила я кое-что по своим каналам – оказывается, у Муравского уже возникал конфликт с родителями девочки, которая училась у него. Приставал как будто. Давно, правда, лет шесть или семь назад. Дело по-тихому замяли и не стали раздувать. Вдруг у той девушки или ее родителей на него до сих пор зуб?
– Да вряд ли. Столько времени прошло.
– Съезди в техникум и разузнай, кто она такая. Хотя бы поговорим с ней. Нам любая информация нужна. Пойми самое главное – если суд будет с присяжными, то чем больше мелочей мы представим, тем выше шанс убедить всех. Надо надеяться на удачу, а не ходить с кислым лицом.
– Хорошо. После Борисовки заскочу, – пообещала я и хотела выйти.
– Лиля, подожди, сядь, я еще не все сказала, – остановила меня Мария.
Я вернулась и села на стул.
– Как наша подшефная? Отошла? – поинтересовалась Мария.
– Не совсем. Внешне не видно, а душа по-прежнему болит.
– Мама твоя как к ней относится?
– Моя мама добрый человек, ее бедой прониклась как своей. Сильно переживает за Лену. Давай ближе к теме – что ты хотела сказать?
Мария вздохнула, посмотрела в окно, потом на меня. Ответила не сразу.
– Сережа Филатов вчера звонил. Предлагает очную ставку Муравского с Трофимчук организовать. Все происходящее зафиксировать на камеру. Даже на три одновременно. Лица и общий план. Их поведение станет очень важным козырем для нас. Я знаю, очень неприятное испытание. Больше мы ничего придумать не можем. Срок домашнего ареста скоро подойдет к концу, а там… сама понимаешь.
– Предложение заманчивое, но как к нему отнесется Лена? Она, конечно, не совсем слабенькая меланхоличная девушка, но, боюсь, очная ставка все равно закончится нервным срывом. Я поговорю с ней вечером, если нет… то нет. Ладно, Маш, я полетела, – прощально махнув рукой, я резво вскочила.
Мария сердито со всего маху грохнула кулаком по столу.
– Лиля! У тебя там крылья сзади? Я не договорила! – в раздраженном выплеске уже слышалось, что я вывела ее из себя.
– Извини, – кротко вымолвила я и присела на краешек стула.
– Сергей тоже старается. Вызывал Муравского на допрос. Преподаватель так и не смог толком объяснить, зачем он звонил три раза Трофимчук. Распечатка звонков у Филатова давно есть. Муравский на ходу сочинил красивую сказку о пропавшем учебнике. Сергей спросил – что за учебник? Записал название и нашел его в методическом кабинете техникума. Он стоит на полке весь покрытый пылью. Прокололся тут Муравский, не подумал, что проверить могут. Да и вообще у него нет никакого алиби. Из его показаний следует: после занятий он сначала сидел в аудитории – заполнял учебные планы и журналы, потом ушел домой. Сергей просмотрел журнал на вахте, где преподаватели расписываются за ключи от кабинетов. От времени совершенного преступления до сдачи ключа прошло сорок минут. В этот отрезок времени Муравского никто не видел. Преподавателям тоже взбрело в голову отмечать День Святого Валентина. Они в библиотеке поставили столы, торт принесли. А Муравский, между прочим, когда все скидывались, деньги тоже сдавал, а на чаепитие не явился. Все подумали – он занят, и особо не обратили внимания на его отсутствие. Получается, еще несколько небольших камушков у нас есть. А теперь, мой дорогой товарищ лейтенант, можешь лететь туда, куда тебе надо. Стой! Когда тебе звезду, наконец, дадут? Я уже устала ждать.
– Тебе-то что от нее? – пробурчала я и вышла. Всю душу она с Даниловым вынула из меня этой звездой. Мне сказали – жди месяц, а то и два, приказ подписывает министерство, и все тут.
«С чего Маша так уверена, что мы выиграем суд? По-моему полная безнадега. Отсутствие алиби ровным счетом ничего не значит. Как только судья объявит – снять все обвинения с Муравского за недоказанностью, вот тогда и начнется настоящее веселье, но не у нас», – размышляла я, садясь в автомобиль.
Трасса в Борисовку узкая, к тому же давно не чищеная, и двум автомобилям на ней разъехаться сложно. Я увидела встречную «Ладу» и решила проявить благородство. Прижалась ближе к краю дороги, освобождая место, поскольку моя машина больше размером. «Лада» шестой модели проехала свободно, а моя полноприводная «Хонда» застряла на обочине. Стояла вторая половина марта, а весна в этом году торопилась быстрее прогнать зиму. Автомобиль беспомощно греб колесами рыхлый снег, зарываясь все глубже, а под конец увяз, словно бегемот в болоте.
Я поняла, что дело швах. Придется просить наших ППСников пригнать на выручку «Уазик». Делать нечего, я взяла папку и пошла пешком, проваливаясь по щиколотку в снег, благо до деревни оставалось всего метров сто. Найдя нужный дом, я громко постучала ногой в обитую истлевшим дерматином дверь, и оттуда вышел хозяин в желтой фуфайке.
– Здравствуйте, вы Пермикин? – спросила я у круглолицего мужчины лет сорока, с рыжими волосами и маленькими поросячьими глазками.
– Да, я.
– Что у вас случилось? Вы звонили в опорный.
– А вы не видите? Вон посмотрите! – Пермикин показал рукой на завалившийся забор. – Демин, собака, трактором своим наехал, а восстанавливать не хочет.
– Демин – ваш сосед? – предположила я.
– Да. Вон его трактор «Беларусь» стоит. Сукин сын! – выругался Пермикин.
«Трактор - это прекрасно», – подумала я о застрявшей машине.
Виновник происшествия Демин, мужик лет пятидесяти, щербатый и с обветренными щеками без труда сообразил, зачем мы пришли.
– Хе-х… Ну Пермикин, ну кляузник! – произнес он с презрительной ухмылкой.
Демин не стал отрицать своей вины, но восстанавливать забор категорически отказался.
– С какой стати? У него забор сплошняком гнилой до самого основания. Кошка спиной потрется, махом весь развалится. Не буду я ничего ему восстанавливать. Я задел-то чуть-чуть.
Они начали между собой препираться, и ругань грозила перерасти в драку.
– Ты пьяный на тракторе катаешься, – кричал Пермикин.
– Я пьяный?! Да я сейчас в морду тебе дам, – поднял кулак Демин и шагнул к соседу. Пермикин нисколько не испугался и выпятил по-петушиному грудь. Дело принимало нешуточной оборот, а разнимать двух дерущихся здоровых мужиков мне одной не под силу.
– Граждане, прекратите! – прикрикнула я и обратилась к Демину. – Вы сломали – вы и делайте. Какой тут может быть разговор? Неужели соседи из-за такого пустяка сами не могут договориться, обязательно надо вмешиваться участковым?
– Правильно! – поддакнул Пермикин. – Тебе об этом представитель власти говорит.
Покрутив раздраженно головой по сторонам, Демин скривил лицо, сплюнул и сдался:
– Хрен с тобой… оттает немного, починю.
Довольный таким исходом дела, Пермикин повернулся и не торопясь пошел прочь. Демин тоже не стал задерживаться и направился в сторону своего дома. Я осталась стоять на месте. Надо ведь машину вызволять, а как теперь просить?
– Подождите секундочку! – побежала я как собачка за соседом-трактористом.
– Что еще? – мужчина остановился.
– Мой автомобиль застрял возле деревни, не могли бы вы помочь вытащить? – пожаловалась я.
Демин удивленно посмотрел мне в глаза, даже лицо поближе придвинул.
– Девушка, вы встали на его сторону, а теперь у меня помощи просите. Вам не стыдно?
Я сделала вид, что это так, склонила повинно голову и переминалась с ноги на ногу.
– Стыдно, но я по справедливости рассудила… – тихо произнесла я.
– По справедливости!.. – передразнил Демин громким басом. Помолчав немного, спросил: – Веревка есть в машине?
– Есть! – обрадовалась я и подняла голову.
– Не волнуйтесь – вытащу вас. У меня в отличие от других совесть есть. Сейчас заведу свой драндулет и поедем, – сказал он, и я заметила, что глаза у него очень добрые.
Мне всегда нравились простые добрые люди, побудешь с ними немного и чувствуешь себя хорошо.
Мы подцепили мою машину к трактору, но не тут-то было. Тряпичный буксир рвался, а «Хонда» сидела в снегу крепко, словно ей там нравилось. После пятой попытки тракторист, невзирая на мое присутствие, смачно выматерился в адрес завязшей в снегу «японки» и отмотал от трактора толстый железный трос.
– Этот точно выдержит, – уверил он меня.
Попробовали. Мой автомобиль остался на месте, но зато с треском выдрали проушину и бампер. Я охнула и схватилась за голову, ремонт обойдется теперь «в копеечку».
– Глубоко засосало. Откопать надо сначала под колесами и днищем, – подсказал тракторист и подал мне штыковую лопату.
Я, поплевав на ладони, ухватилась за черенок и стала неловко откидывать комья мокрого снега из-под машины. Снег сваливался назад и получалось ужасно непроизводительно. Демин чертыхнулся и отобрал у меня лопату.
– Красавица, в деревне ни разу не жила? Вот как надо… вот так… вот так… – отбрасывал он снег быстрыми и короткими движениями.
Сменяя друг друга, мы постепенно высвободили мою «Хонду» от снежного плена. Через два часа все закончилось. Я ехала в машине без куртки вся покрытая потом, штаны намокли до колен. Чтобы они немного высохли, пришлось включить печку на всю катушку. В багажнике громыхали остатки бампера, а в зеркале заднего вида отражалась измученная девушка с красным лицом и мокрыми волосенками в форме сосулек.
Придется теперь машину в ремонт сдавать. Я трактористу деньги предлагала за помощь, а он отказался их брать и посоветовал: «Пермикину лучше отдайте, пусть себе хоть грамм совести на них купит. А забор я ему починю, найду такие же гнилые столбики и доски, пусть радуется».
«А вообще зачем я сегодня туда поперлась? Могла бы и через неделю приехать, ну не убили бы они друг друга из-за забора. Да и не участковые должны этот вопрос решать, а мировые судьи», – размышляла я.
Если день начался с неудач, они как бусины на нитке будут следовать одна за другой. Я приехала в техникум, но директора на месте не оказалось.
– Ожидайте. Правда, когда появится, я не знаю, – неопределенно ответила секретарша.
Я решила уйти совсем и перенести встречу на завтра. Выходя из дверей приемной, я столкнулась с высоким молодым человеком крепкого телосложения с папкой подмышкой, лет тридцати пяти, в темно-синих брюках и коричневых ботинках. Под красивой кожаной курткой виднелся серый свитер, а на голове норковое кепи. Приятное лицо южного типа, правильный прямой нос, на щеках и подбородке стильная небритость. Пахло от него хорошо – какими-то вкусными душистыми и терпкими орехами. У меня уже выработался рефлекс, и я готова кидаться как овчарка на каждого прохожего, только завидев обувь коричневого цвета.
– Не знаете, а директор у себя? – обратился он ко мне.
– Нет, вышел куда-то, – ответила я и спросила его строго и официально: – Гражданин, вы с какого факультета?
В ответ он высокомерно вздернул подбородок, окинул свысока взглядом меня, потом звездочки на погонах и небрежно бросил:
– Я вообще-то в институте давно отучился или по мне не заметно?
Мне не нравится, когда со мной разговаривают таким барским тоном, особенно если я в форме.
– Объясните, пожалуйста, цель вашего визита в техникум.
– Это так важно? Мне документы надо подписать у директора, – ответил он и отвернулся от меня.
– Какие документы? – прицепилась я и лихорадочно соображала, к чему бы придраться по полной программе.
– Вот… здесь… – нехотя приоткрыл он папку и тут же захлопнул.
– Дайте посмотреть, – властно потребовала я.
Молодой человек недовольно поморщился и подал папку мне в руки. Пролистав несколько листов с бухгалтерскими сметами и различными накладными, я нашла заявку на установку видеокамер в этом учебном учреждении.
– Та-ак! – обрадовано воскликнула я и ликующе уставилась на него. – Ну что, гражданин, будем разбираться? Фамилия Карпухин в документах – ваша?
– Да, я – Карпухин, а в чем дело?! – не понял он.
Вся напыщенность махом слетела с него, лицо растерянно вытянулось. Он снял шапку и начал нервно вытирать пот со лба ладонью.
– Вам заявку на оборудование техникума системой видеонаблюдения еще два года назад направили, а вы до сих пор не выполнили. Между прочим, здесь недавно преступление произошло. Ваша безалаберность и головотяпство сильно осложнили работу полиции! Придется за свою нерасторопность отвечать перед прокуратурой.
Услышав слово «прокуратура», Карпухин непроизвольно кашлянул.
– Поймите правильно – наша фирма не виновата. Деньги на счет только в прошлую среду поступили. Мы бесплатно не работаем, – оправдывался он, прижимая кепку к груди.
– Ладно, свободны, – с удовлетворенным вздохом помиловала я и вернула ему папку.
Уходить почему-то расхотелось, и я так и осталась стоять у дверей приемной. Секретарша говорила, что Генрих Эдуардович где-то на территории, значит, рано или поздно придет назад, не бегать же к нему по десять раз. Занятия у дневного отделения недавно закончились, в коридоре стояла тишина. В шапке-ушанке было жарко, и я сняла ее. Карпухин, нисколько на меня не обидевшись, приткнулся рядом, навалившись спиной на стену, как и я. Через какой-то момент он придвинулся еще ближе и стал расспрашивать, не слишком ли тяжело женщинам служить в полиции.
– Нормально, так же как и мужикам. Поблажек нет, – ответила я.
– Не боитесь там работать?
– Люди ко всему привыкают, – выдала я затасканную фразу.
– А мы с вами очень похожи.
– Да? – несказанно удивилась я.
– У вас папка и у меня папка, – пошутил он, выставив ее вперед.
Я догадалась: этим жестом Карпухин продемонстрировал отсутствие обручального кольца на правой руке. Знаю я подобные хитрые подкаты. Постепенно он перешел к комплиментам в адрес моего внешнего вида и как бы случайно поинтересовался номером сотового.
– Я не раздаю первым встречным номера телефонов, – откликнулась я довольно прохладно.
– Жаль, а вы почему не представились, когда ко мне обратились? – спросил он с хитрецой в глазах. – Я могу на вас жалобу подать – это же должностное нарушение.
– Извините, так получилось. Участковая Касаткина Лилия Сергеевна. Вопросы еще будут?
– Будут, – походу он не собирался отставать. – Меня, кстати, Артуром зовут. А у вас какой номер участка?
– Зачем вам? – ответила я и подумала с досадой: «Теперь не отвяжется…».
– Ну… зайду, посмотрю как вам там работается, познакомимся поближе…
Закончить фразу он не успел – появился долгожданный Кульчицкий. Я поздоровалась и первой прошмыгнула за ним в кабинет. Закрывая за собой дверь, заметила, как Карпухин улыбнулся и подмигнул мне. Ответную улыбку посылать не стала, как и номер телефона я просто так ее никому не дарю. Генрих Эдуардович предложил сесть и осведомился:
– Мы выполнили все, о чем вы просили. Возникли проблемы?
– Нет, с Трофимчук все в порядке, но я еще долго буду ходить к вам, не расслабляйтесь. Лучше сейчас мне честно расскажите одну историю, и я тут же уйду.
– Что за история? – непонимающе наморщил лоб Кульчицкий.
– Шесть или семь лет назад у Муравского возник конфликт с родителями студентки по поводу сексуальных домогательств. Мне нужны подробности: когда, кто, где и так далее… – расспрашивала я. Про домогательства у меня случайно вырвалось.
– Сексуальные домогательства? Первый раз об этом слышу, – растерялся Генрих Эдуардович. – Я на должности директора всего пять лет нахожусь, до этого в лицее работал.
– Ясно, а как найти бывшего директора? Адрес у вас есть?
– Так он умер.
– Когда?
– Пять лет назад и умер.
И что я сразу не додумалась? Опять провал и неудача. Я удрученно вздохнула.
– А кто-нибудь с Муравским работал в то время?
– Многие. Лучше расспросите у преподавателя Киселевой Ольги Николаевны, она у нас такая… как сказать… – улыбнувшись, сказал Генрих Эдуардович и показал жест в виде плавающей рыбки.
– Все про всех знает?
– Вроде того, – кивнул он.
Я поблагодарила Кульчицкого за помощь и отправилась искать Ольгу Николаевну. Выйдя из приемной, я быстренько проскочила мимо приставучего молодого человека с папкой. Как назло Киселевой оказалась та самая дама, с которой я поругалась почти месяц назад. В учительском кабинете кроме нее никого не было. Я подумала, что она откажется отвечать мне, но Ольга Николаевна внимательно выслушала мою просьбу, пожала плечами и сообщила:
– А что в той истории интересного? Муравский пригласил пообедать студентку в кафе, а та похвасталась родителям. Девушка несовершеннолетняя, потому родители восприняли его поступок весьма превратно. Пожаловались директору. Муравского вызвали, сделали строгое внушение и все. Я не знаю, откуда у вас такие сведения, но до скандала не дошло.
– Как фамилия студентки?
– Я что, всех обязана помнить?
– Понятно, она не носила короткую юбку, иначе бы запомнили, – не удержалась я от сарказма.
– Девушка, простите меня за резкость, но вы просто язва какая-то! – рассердилась Ольга Николаевна и, поправив вязаный платок на плечах, обиженно отвернулась к окну.
Я надела шапку-ушанку, произнесла «спасибо, до свиданья» и вышла из учительской. Это даже в качестве малюсенького камушка не сгодится.
– Госпожа полицейская! – кто-то окликнул меня сзади.
«Что-то новенькое: и госпожа, и полицейская…» – усмехнулась я про себя.
Я остановилась, и ко мне подошел стройный мужчина лет шестидесяти, благообразной наружности с аккуратной прической. Представился Андреем Вячеславовичем.
– Можно с вами обсудить один вопрос? – обратился он.
– Как вам угодно, – ответила я и растянула рот в профессионально-вежливой улыбке.
– Я не понимаю, а почему вы исключили версию, что Трофимчук могла оклеветать Дмитрия Валерьевича? Я выяснил – она у него училась еле-еле, с двойки на тройку. Можно подумать, подобных случаев ни разу не было, когда нахальные девицы шантажировали преподавателей.
– Неправда, мы не исключаем ни одной версии. Если это подтвердится, она ответит по всей строгости закона. Давайте выкладывайте конкретные факты, я внесу их в протокол.
– Это ваша обязанность собирать факты! Вы хотя бы в журнал успеваемости для начала загляните и все поймете! Я ставлю вас в известность, что мы готовим коллективное письмо в защиту Дмитрия Валерьевича от полицейского произвола! – разошелся преподаватель, а тон стал таким, словно я его неуспевающая ученица. – Мы подпишем его всем техникумом, даже студенты не останутся в стороне!
– Я разве вам запрещаю? А почему вы, собственно, так озабочены его защитой? Он вам друг? – невозмутимо поинтересовалась я.
– Да, друг и коллега! – произнес он с вызовом и достоинством.
– Ах, друг! Вот что, Андрей Вячеславович, куда вы дели парту?! – небрежно швырнув служебную папку на подоконник и свирепо сдвинув брови, я тараном пошла на него.
– Какую парту? – смешался он и попятился задом к стене.
– Парту из методического кабинета, которую вы помогали вынести Муравскому! Парту куда дели?! Вы же друг! Где парта, парта где? Я спрашиваю, где парта?! Из методического кабинета парта!.. – я прижала его к стенке левой рукой и применила известный полицейский прием, рассчитанный на то, чтобы оглушенный потоком слов подозреваемый не смог придумать ложный ответ. Медленно скользя по бедру правой ладонью, я задрала сзади куртку и потянулась к пустой кобуре.
В его глазах засветился ужас и задергалась жилка на виске. Послышался звук кнопки открывающегося чехла, и преподаватель вскричал надрывно и испуганно:
– Не видел никакой парты! Никто не просил перенести парту!
Я отпустила его и пригрозила:
– Узнаю, что вы пособник – будете отвечать сполна. Может получиться так, что Муравский сядет на два года, а вы на все пять.
– П-почему н-на пять? – он окончательно побледнел и начал заикаться.
– Снисхождение разное, вот почему, – уже абсолютно спокойно пояснила я.
– Это черт знает что такое! – Андрей Вячеславович взвизгнул тонким фальцетом, одернул пуловер и быстро юркнул в учительскую.
Две студентки, в тот момент случайно проходившие мимо, бросили на нас встревоженные взгляды. Я подождала, когда они зайдут за угол коридора, и на цыпочках подошла к двери. Оттуда доносилось звяканье, похожее на стук стеклянной пробки о горлышко графина. Потом звяканье повторилось. Здорово я его напугала.
– Что произошло, Андрей? На тебе лица нет, – послышался голос Ольги Николаевны.
– Нарвался на эту… на гюрзу в погонах… и в каких только серпентариях таких змеюк выращивают? – нервно пожаловался преподаватель.
Я улыбнулась, такой комплимент еще ни разу ни от кого слышать не доводилось.
– Искренне сочувствую, эта змея и у меня побывала. Все настроение испортила. А ты знаешь, кто она такая? – опять голос Ольги Николаевны.
– Да откуда мне знать?
– Дочка Вали Касаткиной из промышленного.
– Господи, это у милой и доброй женщины дома такая кобра водится?! Слов нет…
Я отошла от двери также на цыпочках и направилась к лестнице. У меня, в отличие от Ольги Николаевны, настроение наоборот поднялось до небес и захотелось с кем-нибудь поделиться. Я вытащила мобильник и набрала быстрый вызов Лены.
– Что делаешь? – спросила я.
– С продуктами из супермаркета к тебе домой иду. Маме твоей помочь захотелось.
– Молодец. А мне комплимент шикарнейший подарили, оказывается я – «гюрза в погонах». Звучит прямо как оперативный псевдоним! Я таю от удовольствия! – захлебываясь от восторга, принялась я расписывать подслушанный разговор.
– Чему тут радоваться? – удивилась она.
– Ты не понимаешь! Я терпеть не могу банальные – девушка-красавица и тому подобные...
– Лиль, ты приедешь на обед? Мне бы так хотелось пообедать вместе, а ты вся в работу ушла, – перебила меня Лена.
– Скорей всего – да, мне переодеться надо, но сначала в автосервис нужно заскочить, машинку чуть повредила. Без бампера осталась.
– Как так? В аварию попала?
– Если бы. По дурости своей в снегу застряла.
– Тогда ничего страшного. Я жду, если что.
– Пока, – закончила я разговор и от счастья подбросила телефон к потолку. «Гюрза в погонах» – это так здорово!
Скоро преподаватели политехнического техникума нажалуются моей маме. Они ведь иногда пересекаются по линии работы, особенно если ведут одинаковые предметы. И дома опять заиграет заезженная пластинка: «Никакого уважения к старшим…». Я терпеливо объясню, что полицейская служба очень непростая, и не всегда после встречи с нами у людей остаются положительные впечатления.
Что теперь делать дальше? Данилов не звонит, значит, на участке все спокойно. По рации меня тоже не запрашивают. Сначала выполню сегодняшнее задание: заскочу к побитому Потапову в больницу. Если он не вспомнит или не скажет, кто его так отделал, придется написать рапорт со стандартной формулировкой: «Лица, совершившие правонарушение, не установлены». Пострадавшие от дружков по пьянке обычно стараются не распространяться. От Потапова заеду к Юлькиному брату и договорюсь на воскресенье отремонтировать бампер. Новый покупать дорого, а я не раз слышала, что деталь можно аккуратно склеить и заново покрасить. А на сегодня хватит заниматься делом Муравского. «Непруха», как говорят в народе. Если Лена откажется от очной ставки, то завтра соберемся с девчонками в штабе, устроим мозговой штурм и решим какие еще шаги можно предпринять. Вся надежда на Марию, ведь она почти десять лет в полиции. Не сказать что много, но все-таки…
Спустившись на первый этаж, я заметила, как к выходу направляется тот молодой человек, с которым я вместе подпирала стену у дверей директора. Решила повременить несколько секунд – не желала лишний раз с ним встречаться. Тут меня осенило! Еще не успела мысль оформиться и принять законченные очертания, как я уже звонила нашему криминалисту Диме Колесову.
– Дима! Привет! Срочное дело!
– Говори, я весь внимание.
– Помнишь, мы ездили в политехнический техникум?
– Помню.
– Я тут подумала: свидетель, которого мы ищем, возможно, ожидал преподавателя, прислонившись к стене. Могли же где-то какие-нибудь следы остаться?
– Могли. Если хорошо обтер свитером стену, то существует вероятность доказать, что он посещает этот техникум. Только сколько студентов протирают стенки на переменах? Не считала? Но ты молодец, в правильном направлении рассуждаешь, а еще лучше, если то место на стене, к которому он прикоснулся, оказалось помечено радиоактивными изотопами. В таком случае найти его – раз плюнуть.
– Ты насмехаешься, Дима? – рассердилась я.
– Да брось… не обижайся, мозгуй и распутывай дальше. Будут вопросы – звони, всегда рад помочь.
Из дверей центрального входа вышла группа учащихся, а я спустилась по ступенькам вслед за ними. Студенты вели себя шумно, толкались и весело кричали что-то друг другу. Я быстро обогнала эту ватагу парней и девчонок и направилась к своему автомобилю. Попутно размышляла, как еще можно отыскать свидетеля. Что есть в условии? Серый свитер, черные брюки и коричневые ботинки. Ни черта не нашли. Остается запах. Лена ведь говорила – очень странный. Только слово «странный» ничего не объясняет. От дешевого одеколона до миазмов из канализации. А вдруг у него какое-нибудь заболевание? Если так, то нужно завтра с утра съездить в медицинский кабинет и попросить составить список всех учеников, страдающих хроническими болезнями, связанными с обменом веществ. А что потом? Как узнать правду от них? А если наоборот – парень абсолютно здоров, но проживает в частном доме, а там скотину держат и потому так пахнет? Блин, одни догадки. Придется с Марией и Юлей обсудить эти вопросы.
Я открыла дверь, кинула служебную папку на заднее сиденье и услышала за спиной: «Груня - дура! Груня - толстая груша!». Я разозлилась, но еще больше разъярилась, когда увидела, как три парня начали бросать снежки в спину полноватой высокой девушке в синем пуховике. Та шла по тропинке и не поворачивалась, а мальчишки использовали ее как мишень и безжалостно лупили снежными снарядами по спине, по голове. Судя по далеко разлетавшимся брызгам снега от попаданий, кидали они со всей силы. Девушка шла и словно ничего не чувствовала, а может просто стойко терпела. Двигалась она не быстро, переваливаясь, словно гусыня. Я не смогла спокойно смотреть, как мальчишки издеваются над ней, захлопнула дверь и помчалась выручать ее.
В какой-то момент несчастная не выдержала и повернулась, снежок тут же с размаху влетел ей в лицо. Сумка выпала из рук, она схватилась за глаз и от резкого движения головы с нее слетела шапочка. Парни, завидев несущуюся на них полицейскую, тараканами рассыпались в разные стороны. Поймать никого не удалось. Я подбежала к студентке, взяла ее за руку и отодвинула от лица, чтобы посмотреть все ли в порядке.
– Глаз цел? Дай взгляну.
Ей повезло. Снежок попал ниже – в скулу, но синяк, скорее всего, чуть позже проявится.
– Козлы поганые! – плаксиво ругалась она, растирая ушибленное место. – Хорошо, что очки сняла, как чувствовала. Уроды конченые!
Я достала свой носовой платок и предложила им воспользоваться.
– Конечно, уроды! Вот платочек приложи к больному месту и слегка массируй, но не растирай. Фамилии этих козлов знаешь?
– Кузовлев, Семенов и Игнатьев. Все из моей группы.
– Разберусь с ними, обещаю, – я быстро вписала фамилии в свой блокнот.
Девушка вращательными движениями принялась массировать кожу под глазом, а я наклонилась и подняла упавшую вязаную шапочку из кроличьей шерсти. «Это зайчиха, а не заяц», – не к месту припомнился Круглов. Второй рукой я взяла сумку, и взгляд тут же зацепился за коричневые зимние ботинки девушки. «Очень похожие на те, что Лиля носит…» – прозвучал в голове голос Лены, и следом раздался какой-то щелчок. Модель обуви в точности как моя: такая же многослойная подошва, строчка по краям для прочности, но размер больше. И мешковатые брюки из черного драпа… Меня словно током тряхнуло от внезапной догадки. Стоп! А, может, парня и вовсе не было? Я быстрым движением схватила ее за пуховик, молниеносно расстегнула замок и, приблизившись вплотную, потянула носом. Так и есть – легкий сладковатый душок, напоминающий запах какого-то растворителя.
– Что вы делаете?! Зачем вы меня обнюхиваете?! – ошеломленно отпрянула назад девушка.
Я ничего не ответила, дернула «молнию» на сумке и стала в ней рыться. Помада, сотовый, тетради, жевательная резинка… да где же зачетка? Книжечка лежала между конспектов аккуратно завернутая в полиэтиленовый пакетик. Я раскрыла ее и дрожащими от возбуждения пальцами пролистала страницы. Груневская Ирина, третий курс. Вот! Зачет по инженерной графике и дата – 14 февраля! Размашистая подпись Муравского занимала аж две строчки.
Я сунула синюю книжицу к себе в карман и потребовала:
– Идем за мной.
– Куда? – непонимающе склонив голову, спросила она.
– Идем, я приказываю, а то зачетку тебе не отдам! – повторила я еще требовательнее.
Груневская повиновалась, и мы двинулись в техникум. Она шла чуть позади и с явной неохотой, а я, стараясь поторопить ее, без конца прибавляла скорость. Мы стали подниматься по лестнице, и уже на первом пролете девушка остановилась, тяжело дыша. Она не была слишком полной, как тучные американки, которых нам любят показывать по телевизору. Возможно, ее одышка связана либо сердцем, либо с чем-то другим.
– Ты догадалась, куда я тебя веду? – задала я наводящий вопрос.
– Нет, я не знаю, куда вы меня ведете, – ответила она спокойно, как ни в чем не бывало.
– Мы с тобой поговорим прямо на том месте, где ты стояла после уроков четырнадцатого февраля. Мне очень хочется послушать, как ты зачет у Муравского получила. А потом сравним твои показания и его.
Муравский еще на самом первом допросе категорически отверг слова Трофимчук о том, что кто-то из студентов приходил к нему получать зачет. Интересно, а что скажет она? На некрасивом круглом лице Груневской появилось выражение беспокойства. Это не укрылось от моих глаз. Если два человека заранее договариваются, как им одинаково врать, то они словно складывают карточный домик и достаточно поймать лгунов на неточностях, как вся искусно созданная ложь сразу рушится. Я уже на девяносто девять целых девять десятых процентов была уверена, что именно Ирина в тот день стояла у дверей методического кабинета. Лена находилась в шоке, когда выбегала из кабинета и не разглядывала лицо внимательно. А ботинки, похожие на мужские, сбили ее с толку. Оставалась лишь одна ма
Сообщение отредактировал Ирбис - Четверг, 23 Июл 2015, 20:28 |
| |
| |
| Ирбис | Дата: Среда, 29 Июл 2015, 21:15 | Сообщение # 43 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Глава 11
– Вот это и есть тот самый главный и неуловимый неизвестный свидетель, – сказала я Филатову, когда мы с Груневской вошли к нему в кабинет.
Сергей стоял у стеллажа с книгами и что-то искал. Он повернулся на мой голос, оглядел Ирину с ног до головы, удивленно вскинул брови и спросил:
– Точно? Так это же девушка.
Потом его взгляд еще раз скользнул по ботинкам свидетельницы. Он усмехнулся и довольно хмыкнул:
– Хм… мда…
Я разделась, повесила куртку на крючок и предложила Груневской снять пуховик.
– Ирина, ты здесь долго пробудешь, не меньше трех часов, – сразу предупредили мы ее.
Филатов выключил настенное радио, закрыл дверь на замок, чтобы нам никто не мешал, и принялся заполнять протокол. Груневская Ирина Петровна. Тысяча девятьсот девяносто седьмого года рождения. Записав ее личные данные, он приступил к допросу.
– Расскажите, как все происходило, – попросил Филатов спокойно и почти ласково. На допросах он всегда играет роль доброго следователя. – И давайте, Ирина, начнем с самого начала. С утра вы пришли в техникум, так?
– Так…
Выслушав объяснения о том, как прошел ее обычный учебный день, мы, наконец, добрались до самого важного. Филатов писал медленно, и Груневская делала паузу после каждой фразы.
– Я хотела попросить Дмитрия Валерьевича поставить мне зачет по инженерной графике. Он в прошлом году соглашался, вот и решила еще разок попробовать. Занятия уже закончились, и я пошла в его учебный класс. Дверь была открыта, но Муравского там не оказалось. Мне тяжело ходить по этажам, потому я упорно ждала его у кабинета. Случайно услышала шум. Он шел из комнаты с методическими пособиями. Я подошла и тихонечко приоткрыла дверь… и там это... – Ирина замолчала и, плотно сжав губы, многозначительно посмотрела на Сергея.
– Что это? – не понял он.
– Неужели вам нужно объяснять, что такое «ЭТО»? – поразилась Груневская и поправила очки, пытаясь внимательно рассмотреть человека, не знающего значения данного слова.
– Не надо объяснять, но мы не заполняем протокол такими словами. Подробнее давайте, – вздохнул Филатов и, глядя на меня, покачал головой.
– Муравский стоял спиной к дверям и кто-то еще там был… ну он это делал… ЭТО! – раздраженная его непонятливостью, трясла ладошкой Груневская.
– Сергей, напиши своими словами, – попросила я.
– Вы точно именно ЭТО видели? – спросил Сергей, налегая на значимое слово.
– Да, без сомнения.
– Ладно, напишу – совершал… а потом?
– Я прикрыла дверь и стала ждать, когда они закончат, – продолжила Груневская.
– Почему ты не вмешалась?! Почему не закричала и не позвала никого на помощь?! – недоуменно воскликнула я.
– Я думала, так и надо. Я в техникуме насмотрелась на это, меня нисколько не удивило.
Филатов ошарашено уставился на Ирину, часто захлопал ресницами, потом медленно перевел глаза на меня.
– Где именно и когда вы на ЭТО насмотрелись?! – я была не меньше шокирована, чем Сергей. Что за жуткие дела творятся в этом учебном заведении?
– У нас есть актовый зал, он давно не работает. Ремонт все сделать не могут. Я много раз замечала, как иногда девчонки с парнями туда за сцену бегают вместо уроков. Разбрасывают там пустые пакетики...
– Хм… ну и молодежь пошла… – облегченно хмыкнул Филатов. – Мы в ваши годы себя скромнее вели… А дальше?
– Потом послышался плач, спустя несколько секунд дверь распахнулась и из кабинета выскочила девушка. Тогда я еще не знала ее фамилию, только то, что она с четвертого курса. Налетела на меня и выбила из рук зачетку, развернулась и помчалась в другую сторону. Через мгновение выбежал Муравский и столкнулся со мной. Чуть не упал, так как я в тот момент наклонилась, чтобы книжку поднять. У него было красное лицо, и он сердито выпалил: «Что тебе надо?». Я попросила: «Дмитрий Валерьевич, пожалуйста, поставьте мне зачет последний раз». Муравский выхватил книжку, ручку и расписался. Ничего при этом не спросил у меня. Что-то пробормотал непонятное и пошел в кабинет химии. Я хотела уйти, но глянула на страничку – росписи почти не видно. Ручка плохо писала. Достала из сумки другую и поплелась за ним. Заглянула в «химичку», а там никого. Тут услышала, как вода журчит в лаборантской комнате. Я открыла дверь, а он там над железной раковиной споласкивает… это… свое хозяйство…ну… мужское достоинство…
– Тоже мне… достоинство… – усмехнулась я.
– А мне как писать? – покосился Филатов на меня.
– Как положено, так и пиши. Продолжай, Ирина.
– Да погодите, я не успеваю! – оборвал Сергей.
Груневская подождала, когда Филатов закончит, потом продолжила:
– Муравский меня увидел, вздрогнул и заорал: «Пошла вон отсюда»! Я закрыла дверь, но осталась ждать в коридоре. Хотела, чтобы он нормально расписался, а то скажет потом, что зачета нет. Дмитрий Валерьевич через некоторое время вышел, а я стояла напротив дверей, и он еще больше разозлился: «Чего тебе надо?! Зачем ты меня преследуешь?!». Я настояла поставить четкую роспись. Он так черканул на листочке, что чуть страницу стержнем не порвал. И ушел куда-то, а вот куда именно я не видела.
– А где ваша зачетка? – махнул подбородком Филатов.
Я вытащила книжицу из своей куртки и подала ему.
– Ага… вижу… вот вторая проглядывает… нервничал значит… – внимательно рассматривал Филатов подпись. – Это все?
– Нет, не все. Я из техникума ушла, а на углу меня Дмитрий Валерьевич догнал. Он уже улыбался и извинился за свое хамство. Поинтересовался, не хотела бы я без всяких проблем у него зачеты получать и экзамены не сдавать. Я не поняла сначала, с чего такая щедрость, наверное, он испугался, что я сплетни начну распускать. А я никогда не сплетничаю - не с кем мне делиться. Я продолжала спокойно идти и молчала, обдумывая ответ. Муравский, видя, что я никак не реагирую, сразу заволновался. И давай мне предлагать – и красный диплом, и на хорошую работу поможет устроиться. Только для этого нужно всего лишь одно – если меня кто-то спросит про этот день, я ничего и никого не видела.
– И ты прельстилась на сладкие посулы, – догадалась я. – Неужели у тебя не возникло ни малейшего подозрения? Ведь не за красивые глаза такие большие подарки полагаются.
– Возникло, конечно, но я согласилась.
– Почему? – удивился Филатов. – Фактически он предложил вам вступить с ним в сговор. Это очень серьезное преступление. Срок – до пяти лет. Вы это понимаете?
По лицу Груневской пробежала серая тень, она опустила глаза и тут же подняла, смотря с вызовом.
– Мне плевать на всех, я ненавижу людей. Кроме матери я никого не люблю. И на Трофимчук наплевать, она мне никто, – Груневская повернулась ко мне: – Вы же своими глазами видели, как они все ко мне относятся. А я не виновата, что родилась с сахарным диабетом. У меня плохая наследственность. Я если и доживу до тридцати, то это уже будет хорошо. Муравский пообещал мне решить проблемы с работой. Одно дело получить специальность, другое дело устроиться. Кто захочет взять к себе больную девушку с третьей группой инвалидности? Это для меня был подарок, ради которого можно пойти на все, лишь бы оставшуюся жизнь прожить по-человечески! Вы спросите у этой Трофимчук: «Знаешь ли ты Груневскую?». Она сразу скажет: «Это Груня-груша, Груня-дылда». Сомневаетесь? Попробуйте. Вам сразу станет ясно, почему мне она по барабану.
«Спрошу», – мысленно пообещала я.
Груневская выплеснув все, что накопилось на душе, покраснела, и у нее затряслись губы. Сергей спохватился и кинулся со стаканом к раковине. Пока она пила мелкими глотками воду, я задумчиво повернулась лицом к окну. Я не испытывала никаких неприязненных чувств к Ирине и нисколько не осуждала за такой поступок. Трудно требовать от человека участия, если он сам ни от кого его не видит. На память пришла наша классная руководительница Антонина Ивановна с ее речью: «Дети! Если вас кто-то оскорбил, не обращайте внимания и будьте всегда выше своего обидчика. Простите его сразу, и тогда он поймет, что поступил неправильно. Ему станет стыдно, он сам искренне попросит у вас прощения». Боже, какой бред она несла. Подростковая жестокость интернациональна, бытует везде, в любой стране, и единого рецепта борьбы с ней до сих пор не существует. Но локально успешно бороться можно. Я помогу Груневской. Любой негодяй прекрасно осознает – те над кем он издевается, имеют право на защиту. Вот с тех парней, что кидали снежки, и начнем...
– Ирина, он звонил вам после того, как его отстранили от занятий? – донесся словно издалека до меня голос Филатова, и я сразу встрепенулась.
– Пару раз с разных телефонов. Узнавал, как идут дела в техникуме, где вы ходите, у кого спрашиваете.
– Вот гад! – не сдержалась я. – Насмехается. Сереж, надо разобраться. По идее он не должен пользоваться средствами связи.
– Разберемся, – пообещал Филатов.
Груневская отрицательно покрутила головой.
– Он не насмехался, совсем наоборот. Я ему сообщила, что вы парня какого-то ищете. Он не на шутку испугался: «Следователь и меня расспрашивал о каком-то парне. Вот не пойму, а почему они тобой не заинтересовались, неужели кто-нибудь еще в тот день на этаже находился?». Я ответила: «Да, действительно кто-то неподалеку проходил». Он минут пять молчал и вздыхал в трубку. Второй раз позвонил, я ему сказала, что парня вы, похоже, так и не нашли. Он, кажется, успокоился.
– Твоя сестренка всех напрочь запутала, – укоризненно произнес Сергей, а Груневская при слове «сестренка» бросила на меня удивленный взгляд.
Я виновато пожала плечами и развела руками.
Филатов на всякий случай отобрал у Груневской сотовый и еще долго записывал всякие подробности, чтобы не пропустить важные мелочи, даже бегал в соседний кабинет за методикой расследования. Только в седьмом часу вечера я отвезла главную свидетельницу домой.
– Плакал мой красный диплом, – грустно сказала она, вылезая из машины.
– Ты бы его в любом случае не получила, Ирина. Я бы на все пошла, лишь бы он там не работал, – уверила я в ответ.
– Полная жо… – всхлипнула она. С силой захлопнула дверь и, медленно переваливаясь, направилась в свой подъезд.
– Ира, подожди! – крикнула я и выскочила из машины.
Я подошла к ней и подала маленькую визитку с номером своего сотового телефона.
– Закончишь технарь, придешь ко мне в пятый опорный или позвонишь. Я попробую помочь тебе. Пойми только одно – на несчастьях других себе счастье не построишь.
– Хорошо, спасибо, – ответила она и положила бумажку в карман.
Уезжая, я заметила в зеркале заднего вида, что она печально смотрит мне вслед. Интересно, о чем она думала в тот момент? О том, что мы отняли у нее мечту?
Я вернулась назад в ГУВД. Прежде чем подняться к Филатову, отчиталась перед начальником отдела участковых Колпиным. Хотела сделать это побыстрее, но он меня остановил.
– Касаткина, не торопитесь.
– Что-то не так?
– Вы сегодня за целый день только в Борисовку съездили? Ни хрена не работаете. А в этом месяце у вас недобор по мелким хулиганам. Так что, прежде чем отправиться домой на отдых, давайте-ка с Даниловым пробегитесь по району и принесите мне четыре протокола.
– А можно завтра?
– Нет! Сегодня! До часу ночи я буду ждать вас с результатами. Иначе за март премии никому не видать! – рассердился он.
– Я сегодня главную свидетельницу, наконец, отыскала по факту изнасилования студентки. Она уже дала все интересующие нас показания. Так что материалы скоро отправятся в суд.
Колпин заметно смягчился.
– Ну так это замечательная новость! Показатели раскрываемости по тяжким преступлениям нам тоже нужны. А рапорт где?
– Хотела завтра составить, но если срочно, то могу сейчас.
– Не кормите меня завтраками. Сейчас!
Я тут же при нем настрочила краткий отчет о проделанных мероприятиях в техникуме. Колпин, получив лист, пробежался глазами и недоуменно спросил:
– А старший сержант Самойлова что тут делает? Я не слышал, чтобы ее к нам переводили.
– Она в свободное время нам с Меркушевой помогала.
– Знаешь, ни к чему упоминать тут частных детективов. Убирайте ее к чертям и переделывайте рапорт заново.
– Я ничего не буду переписывать! Полицейский он всегда полицейский. В отпуске, после работы, да хоть на больничной койке – он всегда на службе, – мгновенно встала на дыбы я.
Колпин удивленно несколько секунд смотрел мне прямо в глаза. Я знала, он терпеть не может, когда с ним спорят. Но я всего лишь озвучила известную истину. Он улыбнулся и сказал:
– Вот чем вы мне нравитесь – за словом никогда в карман не полезете. Далеко пойдете.
Колпин аккуратно положил мой рапорт в свою папку и приказал:
– Завтра тогда постараетесь и будьте любезны шесть протоколов мне вечером на стол.
Для красноречивости Колпин даже хлопнул ладошкой по столешнице.
– Говорили же четыре! – возмутилась я.
– Вы наверно не расслышали. Вас там сколько участковых в опорном? Трое? Вот с каждого по два. Касаткина, не зарывайтесь, как положено отвечать командиру?!
– Есть явиться завтра с шестью протоколами!
– Вот так! Можете быть свободной.
«Зануда и солдафон», – обругала я его про себя беззлобно. Я давно привыкла к служебным порядкам, и находиться в подчиненном положении мне уже не так в тягость, как в начале службы. Если вас будут уверять, что никакого плана в полиции не существует – не верьте. Он всегда был и будет. Как еще отчитываться перед общественностью за наш труд? В принципе шесть протоколов это немного, если хулиганов не найдем, вполне подойдут курильщики, дымящие на остановках и возле подъездов. Неожиданно вспомнила, что забыла выполнить задание – выяснить, кто избил Потапова. Вот черт, придется завтра ранним утром ехать к нему.
Я поднялась на два этажа выше – опять к Филатову. Материалы дела проверит Следственный комитет, потому сейчас нужно все привести в порядок и подшить, как положено. Сергей наметил назавтра провести очную ставку Груневской и Муравского. Будет ли преподаватель отпираться до конца или сознается? Хотелось бы знать… Раздался стук в дверь, и в кабинет заглянул майор Ельников.
– Ха-х… женскому батальону «палочек» не хватает? Сидите допоздна – хотите раскрытие заработать? – издал он смешок, завидев меня вместе с Филатовым.
«Палок», то есть отметок о моем участии в раскрытии преступлений, мне действительно не хватало, за что я регулярно получала «по шее» от начальства, но вот почему я здесь объяснять каждому пошляку не хотелось.
– Да, боремся с душегубами, ворами и мошенниками, – ответил за меня в шутку Сергей.
Ельников весело хихикнул, подмигнул мне как заправский бабник и ушел. Хоть он и Караваев как два сапога пара, но к Ельникову я питаю самые неприязненные чувства. В каждом коллективе существуют свои интриганы, которые ради забавы любят сталкивать всех лбами. После инцидента с Балаковым мне донесли его нелестные слова: «Касаткина в больнице? Знаю такую. Еще сопля зеленая, а уже ведет себя так, будто ей больше других надо. За что боролась, на то и напоролась».
В начале одиннадцатого вечера позвонила Лена.
– Ты почему не едешь? Обещала всегда быть рядом, – сказала она обиженно. – Я же говорила тебе – мне страшно одной добираться поздним вечером.
– Жди и никуда не уходи, собираюсь и мчусь, я еще в отделе.
Я накинула куртку, посмотрела на Сергея и у меня непроизвольно скатилась слеза.
– Ты чего, Лиль? – удивленно вскинул бровь Филатов.
– Многодневное напряжение спало, и я чувствую себя куклой из кукольного театра, которой руку вынули, – пожаловалась я.
– Вымоталась, значит. Может коньячку в стаканчик плеснуть тебе? – посочувствовал он и потянулся к сейфу.– Отмякнешь.
– Не хочу. Мне еще ехать надо.
– А как ты свидетеля вычислила? Кто-то навел? – поинтересовался он.
– Нет, я сама нашла. Знаешь, бывает такое: решаешь уравнение, но ничего не получается. Думаешь, пишешь… хорошо, если тебе на все действия только школьной доски не хватило. А могло бы и всей жизни. И все из-за того, что изначально задано неверное условие, у которого нет правильного решения.
– Лиль, давай проще, я в математике дуб дубом.
– Проще? Кончились мальчики, остались кто?
– Девочки?
– Да, девочки. Покамест, Сергей, я поехала, а то меня ждут.
– Стой, а если бы снег растаял, и на Груневской оказалась бы другая обувь? Что тогда?
Я не нашлась, что ответить. Пожала плечами, прощально махнула рукой и со всех ног побежала к лестнице. Перед Леной уже жутко неудобно.
Все-таки зерно истины в гипотезе Николая Дубовицкого есть. Сколько раз я встречала Груневскую в технаре на переменах? Да раз десять точно, и ни разу не задумалась, что она именно та, кого мы ищем. И подсказку вчера получила – слова Вовы: «Это не заяц, а зайчиха...». А вот как научиться понимать это? Может, случайное совпадение? Да кто знает…
Моя подопечная стояла на крыльце техникума и прыгала от холода словно синица, пытаясь согреться. Днем оттепель, а к ночи все равно холодает.
– Б-р-р-р, я почти сорок минут жду. То внутрь зайду, то обратно вылезу, все тебя выглядываю. Нас сегодня на двадцать минут раньше отпустили, – бормотала она, стуча зубами, и, усевшись в машину, сразу протянула ладошки к печке.
– Прошу прощения, задержалась, – устало произнесла я.
– Раз приехала, значит неактуально. Я не злюсь. Вижу, ты какая-то сегодня не такая… а поняла – ты же в форме.
– Может быть. Честно говоря, я натурально как выжатый лимон. Скажу тебе новость – не было никакого парня у дверей четырнадцатого февраля. Это – сверхточно и сомнению не подлежит, – произнесла я, ожидая, какой эффект произведут мои слова.
Лена повернулась ко мне с широко раскрытыми от потрясения глазами и стала хватать воздух ртом.
– Как так? Ты что думаешь, я обманула всех? – вымолвила она с трудом. – Или он мне вправду примерещился?
– Не мальчик это, а девочка. Ирина Груневская. Ты ведь ее знаешь?
– Груневская?! О, мамочки! Конечно, знаю, это…
«Груня-дылда, Груня-дура» – но этого не прозвучало.
– …несчастная девушка с механического факультета, над ней постоянно мальчишки издевались, особенно с первого курса. А я как-то и не подумала, что это она могла там стоять.
Я мысленно произнесла в адрес несчастной и ненавидящей всех Груневской: «Ты не права, Ирина. В мире есть еще много людей, способных на сочувствие». На меня что-то нахлынуло, и я притянула Лену в объятья и крепко прижала к себе.
– Это, можно сказать, почти победа! Главная свидетельница у нас в руках! – радовалась я.
– Интересно, а как ты нашла? – продолжала удивляться Лена.
– По ботинкам… что-то в голове сработало… Я так счастлива. Наверное, скоро все закончится. Груневская дала показания. Материалы дела проверят и оформят в суд. Пару-тройку месяцев на всякие досудебные разбирательства и ты полностью свободна. Сможешь спокойно вернуться домой.
– А что она вам сообщила? – с напряжением в голосе сказала Лена.
– Сейчас не важно. Смотаемся на полчасика в какое-нибудь кафе? У меня сегодня особый праздничный настрой, – предложила я.
– Нет, туда я не хочу, – ответила она и резко отодвинулась от меня. – Валентина Семеновна очень просила, чтобы мы нигде не задерживались. Поехали!
– Как скажешь, – вздохнула я и включила коробку передач. – Она тебе часто докучает?
– В большую перемену. Тебе ведь все время некогда, минутки для матери не найдешь, а ей хочется тогда со мной поговорить. Когда я дома, она и с работы звонит.
– Я бы с ума сошла. Иной раз такая кутерьма стоит вокруг, а она спрашивает в неподходящий момент – что варить: щи или харчо? Не достала еще? – улыбнулась я.
– Нет, спросит – все ли у меня нормально, хорошо ли себя чувствую, пожелает удачи и кладет трубку. У тебя хорошая мама.
Задним ходом я вывела машину со двора и, выкрутив руль, тронулась вперед к выезду на шоссе. Вынырнула на проспект и помчалась по прямой дороге. Удачно попала в режим «зеленой улицы» светофоров и летела, не останавливаясь на перекрестках. Лена, не поворачиваясь ко мне, поинтересовалась:
– Лиль, можно кое-что узнать? Я в техникум собиралась, а Валентина Семеновна как-то необычно посмотрела на меня и сказала: «Когда-то и у моей Лилечки был такой же звонкий голосочек». Я ей: «А что произошло? Почему сейчас другой?». Она так горестно махнула рукой и ушла на кухню. О чем это она?
– Так я в полицию пошла, а не брали туда с высоким голосом, там нужен мощный, командный. Я обратилась в клинику и мне сделали операцию. Видела у меня под подбородком тонкие белые полосы? – попыталась я отшутиться с серьезным видом.
Как ни странно, но Лена поверила мне.
– Ради работы? Я бы не пошла на такие жертвы… с другой стороны, многие сейчас делают себе всякие операции: губы, задницы… Хотя, зачем я обсуждаю, разве это мое дело? Не мне судить.
– Как учеба сегодня? – спросила я, стараясь быстрее сменить неприятную тему.
– Нормально, что там может быть интересного? – ответила она немного раздраженно и отвернулась к окну.
– Лен, у меня есть подозрение, что тебя что-то мучает. Ты дерганая и холодная какая-то.
– Да, но мы поговорим об этом позже, когда ты форму снимешь. Я не смогу тебе сейчас всего объяснить. Скажу одно. Ты утром старый блокнот оставила на тумбочке. Извини за любопытство, я пошарилась в нем и на предпоследней странице нашла запись: «Лена Мишина, 3-й детский дом. Улица Ярославская». Я сразу поняла, кто это. Та самая маленькая девочка, про которую ты мне рассказывала. Моя тезка оказывается.
– Да закрутилась и забыла сказать тебе, что нашла адрес Венерочки. Голова другим забита. Почти все время твоим делом занималась. Теперь можно будет съездить к ней.
– Я решила не тянуть резину, взяла деньги, что ты мне оставляла, и поехала проведать ее. Не стала заморачиваться с подарком. Набрала большой пакет конфет и шоколадок, нашла ее группу и отдала воспитательнице. Пусть все ребятишки радуются. Саму девочку я не видела и у воспитательницы ничего не спрашивала.
– Почему?! – страшно расстроилась я. – Думала, ты расскажешь, как ей там живется. Ну почему ты не подошла к Венерочке?!
– Хочешь знать, почему? – голос Лены стал непривычно злым, при этом она нервно крутила головой, глядя то в мою сторону, то в боковое стекло.
Линия ее маленького рта изогнулась в незнакомой мне гримасе. Я никак не могла сообразить, что сейчас происходит, только чуть кивнула головой в ответ.
– Да потому что ты дите! Глупое-преглупое дите в погонах! Даже не представляешь, что ты натворила! – неожиданно в сердцах выпалила она и посмотрела на меня тем взглядом, каким смотрят на людей, совершивших преступление в отношении близкого человека.
Я окончательно растерялась и резко затормозила. Автомобиль сразу занесло. Шлепнувшись боковинами колес о бордюр, он остановился.
– Что я натворила?! – перепугалась я.
– Завтра же с утра отвези меня с вещами домой! Не надо было мне уезжать из дома. Ты сделала еще хуже!
– Леночка, объясни, я ничего не понимаю! – чуть не взмолилась я.
Меня начала бить нервная дрожь, словно произошло что-то непоправимо ужасное. Почему она так смотрела на меня? Навалилась паника: во что же это я вляпалась?
– Зачем спасать из полыньи тонущую бездомную собаку, если ты не знаешь, куда ее потом девать? – спросила Лена.
– Возможно, и вправду я неимоверно глупа, но до меня не доходит, – произнесла я жалобно.
– Я поверила тебе, когда ты у меня дома плела про какую-то программу защиты потерпевших. А ты просто забрала меня и ввела в свою семью. Нельзя так делать. Нельзя! Ты и Валентина Семеновна меня жалели. Вы относились ко мне по-доброму. Словно я тебе родная младшая сестра, а она мне мать. У меня такого в семье никогда не было, и я прожила все эти дни у вас в условиях нормальных человеческих отношений. Да, именно нормальных. А то, что вы там с мамой иногда ругаетесь, это пустяк, в ваших ссорах нет ненависти. Я к вам стала привязываться, но рано или поздно придется расставаться. Ты помчишься ловить очередного Муравского, а на мое место приведешь другую несчастную девушку. А я вернусь домой с такой болью, что… – тут Лена не смогла договорить, вытащила платок и стала вытирать катившиеся из глаз слезы.
Вот тебе на… В моей груди появился жесткий комок, и я не смогла ничего ответить. Вытерев слезы, Лена продолжила:
– А по поводу Венерочки… Тебе жаль маленькую девочку, но боишься с ней увидеться. Потому что, после того как уйдешь от нее, она может побежать за тобой, и тогда ты никогда больше не сможешь спать спокойно. Поэтому и я не стала с ней встречаться. Надеюсь, ты меня поняла? Отвези меня лучше прямо сейчас домой, пока не зашло слишком далеко. И все закончим…
В салоне повисла тишина, только еле слышный звук моторчика печки нарушал наше молчание. Меня до глубины души потрясло то, что я сейчас услышала. Я и в самом деле не думала, что такое возможно. Мне казалось, если бы я случайно попала в другую семью, то всегда стремилась бы назад… в родной дом... к маме… Когда я предложила Лене переехать к себе, мне и в голову не приходило, что у нее к нам может возникнуть чувство привязанности. В этот миг я вспомнила, как она смотрела на меня счастливым взглядом, когда я назвала ее сестренкой. Ей всю жизнь действительно не хватало родной души рядом, и она поверила, что такой могу быть я…
Мимо нас слишком близко пронесся лихач и в окно громко хлопнулись комья снежной каши. Я вышла из оцепенения, открыла дверь и подошла к машине с другой стороны. Вытащила поникшую Лену из салона, распахнула свою куртку и крепко обняла ее.
– Я тебя поняла, прости, Лен. Ты сказала правду – я действительно глупое дите. Когда я к тебе ехала в первый день, у меня было только одно искреннее желание – помочь. Я даже не представляла, что такое может случиться. Я к тебе тоже привыкла, и ты останешься с нами, будем продолжать программу до бесконечности. Мы взрослые люди и сами все решим. А про Венерочку и собаку ты хорошо сказала… прости…
Ленины ладошки скользнули за мою спину, и мы прижались друг к другу еще крепче. Теплая волна необъяснимого чувства заполнила меня до макушки, и стало жарко. Лена, я не сомневалась, ощущала то же самое. Не знаю, сколько бы мы времени так стояли, но нам помешали.
– Смотрите, смотрите – бабы обжимаются… ага, одна-то мент… прикольная картинка… – услышала я за спиной и повернулась.
На тротуаре в свете фонаря стояли трое подростков лет пятнадцати-шестнадцати и, бесстыже ухмыляясь, пялились нас.
– Не бабы, а женщины. И что тут такого? – сказала я.
– А зачем вы обнимаетесь? Нам просто интересно. Вы случайно не розовенькие? – захихикали они.
– Это женская дружба, болваны! – высунулась из-за меня Лена.
– Тогда все понятно! – захохотали они на всю улицу и пошли дальше.
Из моего кармана раздалась мелодия. Это моя мама начала беспокоиться. Высказала нам сразу обоим насчет эгоизма и бессердечности. К тому же ей надоело по двадцать раз разогревать ужин. Мы уселись в машину и уехали домой.
Окончание следует
Сообщение отредактировал Ирбис - Четверг, 30 Июл 2015, 08:21 |
| |
| |
| cdtnf | Дата: Суббота, 01 Авг 2015, 10:42 | Сообщение # 44 |
 Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 288
Награды: 8
Репутация: 16
Статус: | Владимир, начала читать вашу криминальную драму, пока нравится! успехов вам!
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Воскресенье, 02 Авг 2015, 05:28 | Сообщение # 45 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | cdtnf, мне очень приятно и спасибо за репутацию.
|
| |
| |
| cdtnf | Дата: Понедельник, 03 Авг 2015, 22:16 | Сообщение # 46 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 288
Награды: 8
Репутация: 16
Статус: | Прочитала четыре главы, написано грамотно. Вполне читабельно!
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Вторник, 04 Авг 2015, 08:26 | Сообщение # 47 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Четыре это мало, все в шестой начинается)
|
| |
| |
| cdtnf | Дата: Суббота, 08 Авг 2015, 16:55 | Сообщение # 48 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 288
Награды: 8
Репутация: 16
Статус: | Да, после шестой главы пошло напряжение, и хочется знать что же дальше!
|
| |
| |
| cdtnf | Дата: Вторник, 11 Авг 2015, 21:36 | Сообщение # 49 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 288
Награды: 8
Репутация: 16
Статус: | Когда же будет окончание?
|
| |
| |
| Ирбис | Дата: Среда, 12 Авг 2015, 20:43 | Сообщение # 50 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 101
Награды: 4
Репутация: 4
Статус: | Возможно завтра, редакторка задержала немного. 
|
| |
| |
