25 Май 2015
Клетка.
Клетка.


У одного мальчика умерла бабушка. Утром мама решила взять его с собой на похороны. Мальчик не хотел ехать, тянул время, ныл:
– Мам! Я не хочу на похороны… Мам! Я не хочу на похороны….
Да так въедливо, сосредоточенно ныл, что мама, жарившая блинчики на завтрак, таки спалила один. Рассердилась, сдвинула брови, взяла за руку да в угол поставила для острастки. Но ехать настояла. Родня в последнее время собиралась только на похоронах и мама хотела всех посмотреть и мальчика показать.
Раньше, говорят, родственники часто съезжались на свадьбы и дни рождения бабушки. Но свадеб давно не справляли. На свадьбу нужен хороший подарок, а слабенький дарить стыдно. Вот и не ездили. И не приглашали, потому что расходы на торжество значительные, а отдача с гулькин нос. Вот и считали – не стоит. А бабушка считала плохо и отдачи не ждала. Но скоро состарилась и нынче умерла.
Родственники раз-за-разом тискали мальчика и говорили:
– Смотри какой большой! А чей это сынишка?
Мама с гордость нараспев отвечала:
– Мо-ой!
И родственники охали и повторяли:
– Смотри как вырос, повзрослел… Помню ещё в пелёнки писался…
Мальчику было ужасно неприятно, что его помнили писающимся в пелёнки те, кого он впервые видел. Из-за похорон, все лица родни казались серыми и осунувшимися, как некрасивые маски. В доме стоял тяжёлый запах. Из-за всего этого нестерпимо хотелось удрать, но без мамы страшно. Пришлось терпеть.
Родственники толпились возле гроба бабушки кольцом. Подтолкнули и мальчика попрощаться. Он посмотрел на мёртвую бабушку и постарался скорее выскользнуть. Но вокруг стояли стеной и мальчику тоже пришлось.
В гробу лежала не бабушка. То есть, наверно, она. Но и не та старушка, что ласково гладила его по головке и угощала не сладкими, но такими вкусными лепёшками с молоком.
Когда, наконец, мальчика отпустили от гроба, он тут-же выбежал во двор подышать. Там стояли машины и автобус, переговаривались родственники. А у ворот неприметно топталась старушка с папочкой и что-то в неё писала. А возле рослый, странно одетый человек в длинном тёмно-сером плаще с островерхим капюшоном озирался. Мальчик тихонько присел к стеночке, будто монетку нашёл, а сам глядит. Тот зыркнет направо, налево и что-то говорит старушке. А та не глядит вокруг – пишет в папочку. А ручки-то и нету! Присмотрелся мальчик к старушке – а это его бабушка стоит! Хотел мальчик бабушку позвать, да серый прямо на него из-под капюшона так зыркнул, что мальчик испугался, отвёл взгляд и не стал звать бабушку. А решил маме сказать. Тут и мама подошла вся зарёванная. Мальчик ей говорит:
– Мама! Бабушка на самом деле не в гробике лежит, а у ворот стоит, - и показывает.
А мама не смотрит. Только расплакалась ещё больше, прижала мальчика к себе и навзрыд:
– Нет больше у тебя бабушки!..
– Да вот же! Посмотри!.. – Показал мальчик в сторону ворот, да и сам посмотрел. А там уже и нет никого.
Поехали они в автобусе на кладбище. Снова там поплакали родственники. И мальчика пытают:
– А ты чего не плачешь? Твоя бабушка умерла!
А мальчик не знает, что ответить. Тут другой родственник за него отвечает:
– Да он ещё маленький – вырастет, поймёт.
А что тут понимать, когда мальчик собственными глазами бабушку видит у автобуса? И серый с ней рядом, головой крутит. Тут мама на мальчика как-то странно глянула. То на него, то на автобус. Мальчик увидел, что она тоже на автобус смотрит, потянулся, на ухо шепчет:
– Ну вон же! Ты же видишь! Там у автобуса бабушка! – А возле автобуса нет никого.
Мама взяла его крепко за руку и не отпустила до самых поминок. И на поминках в столовой мальчик увидел бабушку и серого у дверей, но не стал говорить маме. Да только мама почувствовала, что-то не так:
– Что случилось? – И смотрит на двери.
А мальчик тоже пристально смотрит на бабушку и серого, чтобы те не исчезли как прежде. И говорит тихохонько:
– Там, у дверей, бабушка и какой-то дядя.
Тут серый страшно зыркнул прямо на мальчика. А мальчик, хоть жутко, взгляд не отводит – мама-то рядом! Мама внимательно посмотрела на двери и строго говорит мальчику:
– Там никого нет, – развернула его к себе и погрозила пальцем, - будешь мне ещё шутки шутить, накажу!
Хотелось окликнуть бабушку. Но мальчик вздохнул, вспомнив о наказании, отвернулся от двери и принялся есть лапшу…

В другой раз он увидел серого на похоронах незнакомой тёти. В том же капюшоне он зыркал по сторонам у подъезда и что-то говорил женщине с папочкой.
Мальчика снова тискали и трепали родственники. Будто не было прошлого раза, снова говорили, как видали прежде писающим в пелёнки… И снова мальчик нестерпимо хотел улизнуть, а как освоился, увязался за родственником во двор. Мальчик крепко держал его за руку и твёрдо знал – бояться нечего – родственник казался крупнее и шире серого. Но у подъезда, при виде серого плаща совсем рядом, всё равно что-то ёкнуло в груди. Мальчик обхватил руку родственника и вжался ему в бок. Тот повернулся к опасности грудью и не мог не видеть серого и женщину с папочкой.
– Он нас видит. - Произнёс серый свистящим шёпотом. – Он нас видит уже второй раз.
– Думаешь, кто-то поверит ребёнку? – Отозвался мелодичный грудной голос…
Между тем родственник взял мальчика за плечи и присел рядом:
– Что ты там увидел?
Мальчик оглянулся на родственника, затем на серого – но того и след простыл. И женщина с папочкой исчезла. Мальчик вздохнул и для порядка соврал:
– Собака пробежала…
Тут стали выносить гроб, и мальчик увидел в нём ту самую женщину с папочкой!
Мальчик даже подошёл поближе удостовериться. Он никогда прежде не видел своей тёти. Может только на похоронах у бабушки? Но там все родственники с траурными лицами казались одинаковыми. И мальчик сказал у гроба:
– У неё красивый голос…
– Ах, как она пела! Как она пела! Какой у неё был голос!.. Не споёт теперь уже... – Загалдели все вокруг и снова начали плакать.
– А ты откуда знаешь, что тётя пела? – Спросила его мама. – Кто-то рассказывал?
– Да, – торопливо ответил мальчик. Он боялся, что за правду мама его накажет.
И снова увидел серого и тётю из гроба у ворот двора. Серый всё также зыркал, а тётя писала невидимой ручкой в папочку.

В следующий раз серый показался мальчику на похоронах у соседей. Он стоял с дедушкой-соседом из гроба и по-прежнему озирался. Но мальчик уже не боялся. Дедушка был добрым старичком и весной обещал мальчику подарить звезду с солдатом с военного кителя. Так и сказал бабушке-соседке:
– Помру, отдай орден мальчишке!..
По такому случаю мальчик решил выспросить ещё и медаль с танком. Он уже решил подойти, да мама крепко взяла его за руку:
– Мы не поедем на кладбище. Идём, – и увела мальчика по делам.
Так и не получилось заиметь ни звезды с солдатом, ни медали с танком. С тех пор то ли никто не умирал, то ли мама старательно обходила похороны стороной. Но серого мальчик не встречал до одного случая.

Произошло несчастье. Маму сбила машина. Она долго лежала в больнице, а после её выписали домой. Мальчик ещё не мог ухаживать за мамой и потому у них поселилась тётя. Она варила кашу, меняла маме повязки и следила за порядком.
Мальчика часто спроваживали к родне жить. Те кормили его. Про уроки кто спрашивал, кто забывал, но все что-нибудь дарили. Кто конфетку, кто машинку, кто в кино сводит или в игровой зал. А нынче вона – живого кенаря от скуки. Говорят:
– И маму порадуешь и сам о живом заботиться учись, – школы им мало.
Подарили подарки, да к другим родственникам сумку собрали. Собрали, к маме привезли на свидание. Мама совсем плохо выглядела, серая, как не своя. Погладила мальчика по голове, слабенько прижала к себе:
– Будь счастлив…
Мальчик погладил маму и понял, что всё. Родственница тихо всхлипнула за спиной и вышла на кухню. И тут мальчик увидел серого. Точнее не увидел, а почувствовал его присутствие – серый почти слился с коридорной тенью. Но его выдало движение. Вместе с другой фигурой очень знакомых очертаний, он бесшумно появился в комнатном проёме прямо на глазах у мальчика. Вторая фигура – вылитая мама! Только в зеркальных очках. Но мальчик держал маму за слабеющую руку, а в коридоре с серым совсем не мама! Лицо мамы, рост мамы, одежда мамы – но не мама!
– Он нас видит, – просвистел серый.
– Подведи меня ближе, – ответил мамин голос из коридора, – пора уводить.
Они сделали два шага и, не обращая внимания на остолбеневшего мальчика, двинулись к кровати.
Мальчик уже много раз видел серого и привык, что тот не является один. С главным. Серый всё время прислуживал какому-то безликому, что принимал вид умершего. И сейчас выглядел мамой. Но тёплая мамина рука ещё лежала в руке!
– Отодвинь ребёнка. Он мешает, – сказал мамин голос из безликого, и он потянулся снять очки.
Серый костлявой распахнул плащ, приподнял капюшон и скорчил страшную резиновую рожу, что во сне привидится, так до ночного горшка не успеешь. Но мальчик не испугался, а нырнул под полу – и к безликому! Выскочил и крикнул:
– Нет!..
– Заберём обоих, - просвистел серый.
– Безликий пожал плечами и поднял очки, - на мальчика взглянули будто мамины глаза. Как до аварии. Они тянули к себе, манили, охлаждали пыл, подкашивали ноги… Мамины, но не мамины!..
– Нет, – с трудом произнёс мальчик, - я не хочу, чтобы вы забирали маму… Оставьте её!
– Он видит меня, – задумчиво произнёс безликий.
– Да, вижу, – отозвался мальчик.
– Он слышит меня, – продолжил голос безликого.
– Да, слышу, – отозвался мальчик.
– И, что самое странное, я слышу его голос… – Прошипел безликий, превращаясь в ледяную, матово-прозрачную статую серого.
Статуя одела зеркальные очки на бесцветный нос, присела на корточки и, глядя на мальчика, спросила:
– Если я оставлю её, что взамен?
– А что надо? – Холодея от груза ответственности прошептал мальчик.
– Жертву…
Мальчик посмотрел на мишку, с которым спал прежде на диване…
– Живую… – Просвистел безликий голосом серого.
Мальчик ещё не успел привязаться к кенарю и без сожаления сдёрнул завесу на клетке.
– Подойдёт?
– Вполне, - пискнуло птицей.
Послышалось «тр-р-р» крыльев в форточку и всё утихло…

Но на этом история вовсе не закончилась. Кто знает, как ухаживать за тяжело больными лежачими, быстро поймёт, как сложилось. Сначала все родственники помогали, потом кто-то решил, что мальчик и сам неплохо справляется. И вот уже редкий гость принесёт апельсинов и котлету – кому понравится смотреть на вечно плачущую от безысходности больную, нюхать нечистоты и злиться на собственное бессилие. Никто не любит злиться.
А больной тоже радости нет: раны не заживают, повязки мокнут, в туалет по-людски не сходишь, побаниться – что на курорт… И время тянется как капля масла по стакану: вроде течёт, а до дна никак. От того и зло накатывает, что болит, что не по-людски, что не дно и никак места себе не сыщешь. А на ком зло сорвать, кроме тех, кто рядом? Вот и плакала мама, всё время попрекая мальчика тем, что не приходил вовремя, что кормил одним и тем-же, что не ездил помогать родне, что он недостаточно времени уделяет ей, что он никуда не ходит и что у них никто не бывает, что не умрёт она никак, не освободит его от мучений... Мальчику было стыдно.
Устроили его как-то тереть полы в больнице, что напротив дома. Не положено детям работать. Положено в школу ходить, на каруселях кататься. Положено в футбол играть. И морожено со взбитыми сливками и шоколадной стружкой кое-кому в розетку положено. А работать не положено. Но исхитрились родственники. И теперь он сам смог платить за дом и каждый день носил с кухни еду домой. И стал увереннее. И перестал стыдиться.
Пришёл мальчик как-то на работу, а ему говорят:
– В палате умер пациент. Нужно его в морг выкатить на каталке.
Мальчик взялся катить из палаты. Довёз до лифта, чтобы везти в подвал, где устроили морг. Приехал белый лифт. Закатил мальчик каталку в лифт и кнопку «0» нажал. Ехал лифт ехал, да остановился. Двери открылись, и мальчик увидел стены подвала из беленого красного кирпича и коридор с крашеными белым железными дверями вправо и влево. Выкатил мальчик каталку и решил спросить, где морг? А спросить не у кого. Но раз уж решил спросить, то произнёс вслух:
– В какой же стороне больничный морг?
– Направо по коридору, – раздался свистящий голос.
– Спасибо, – сказал мальчик и покатил каталку вправо.
Катил, катил вправо, а тут развилка – направо и налево.
– В какой же стороне больничный морг? – Снова спросил мальчик.
– Направо по коридору, – ответил тот-же голос.
Мальчик покрутил головой – никого. Но всё же поблагодарил кого-то:
– Спасибо, – и покатил направо.
И в снова показалась развилка. И в третий раз спросил мальчик:
– В какой же стороне больничный морг?
– Третья дверь налево будет больничный морг.
Нашёл мальчик третью дверь налево и увидел табличку «Морг». Открыл дверь, а оттуда холодом веет, лампочка тусклая и пол из белого кафеля. Служащий говорит:
– А ты не из пугливых. Это я тебе дорогу по радио подсказывал.
– А я не боюсь, – пожал плечами мальчик и закатил внутрь, – что тут бояться?
– Не скажи… - Просвистел служащий и щёлкнул выключателем.
И стали по одной загораться белые лампы люминесцентные. Вправо, влево и вперёд волною побежал огонёк ртутного света. И под каждой лампой внизу железные полки в три ряда. И на каждой полке мертвец с биркой на ноге. И всё новые и новые лампы мерцали. И всё новые и новые полки с мертвецами открывались. И не было конца этому зрелищу, будто не было конца больничному моргу. Вдруг «щёлк» – и всё потухло. Мальчик подумал, что это у него в глазах потемнело и схватился покрепче за каталку, чтобы не упасть. А то служащий свет выключил. Говорит:
– Хватит тут разглядывать. Оставляй каталку, я сам всё сделаю, - и подтолкнул мальчика наружу.
Вышел мальчик в коридор и не помнит откуда пришёл, табличек-то на дверях не читал, да если бы и читал... Помнит только, что было направо-направо-налево. Значит теперь наоборот: направо-налево-налево. И пошёл направо. Идёт по коридору, по сторонам смотрит, да таблички читает. А на каждой табличке «Морг» написано… Шёл-шёл, две развилки прошёл – а лифта нет. Решил он тогда спросить:
– А в какой стороне лифт?
Нет ответа. Спросил он тогда ещё раз. И снова нет ответа. Громко крикнул тогда мальчик:
– В какой стороне лифт? - Вдруг кто-нибудь живой из-за дверей услышит? Но никто не ответил мальчику. Даже эхо.
Открыл тогда мальчик ближайшую дверь, а там холодно, лампочка тусклая и пол из белого кафеля. И ничего не видно. Пошарил мальчик выключатель на стенке «щёлк» – побежали люминесцентные огоньки волною вправо-влево и вперёд. И под каждой лампой железные полки в три ряда. И на каждой полке мертвец с биркой на ноге. И нет им конца и края. И зажигаются, и зажигаются лампы вдали. И нет живых.
Вышел мальчик из двери, но свет не погасил. Открывает по той же стороне следующую – а там лампочка тусклая, пол кафельный, и ничего не видно. Глянул назад – горит свет и полок видна – тьма. По всему должен быть и тут свет – а нет! Включил мальчик свет за другой дверью. Побежали огоньки… И за третьей дверью лампочка тусклая. И за четвёртой. И за пятой. И за шестой одни полки с мертвецами во все стороны без края…
Решил тогда мальчик вернуться назад к служащему. Пошёл по коридору назад направо-направо-налево… Идёт, да все подряд двери открывает. Там куда он каталку возил, наверняка должен свет гореть. Шёл мальчик шёл. Двери открывал-открывал. А за каждой лампочка тусклая и холод могильный.
Заволновался мальчик. Задрожал. А потом думает – это я не от страха дрожу, а потому что двери моргов пооткрывал, холод выпустил. Развернулся он назад и стал закрывать. А где свет – лампы тушить. Вдруг слышит свистящий голос:
– Эй! Ты зачем свет выключил?
Обрадовался мальчик, что служащего нашёл. Открыл дверь, а оказывается он за дверью тусклую лампу погасил. Включил её и говорит в темноту:
– Я лифт никак не могу найти.
А ему из темноты свистящий голос отвечает:
– Пойдёшь направо до развилки и никуда не сворачивая иди вперёд. Дойдёшь ещё до одной развилки – никуда не сворачивай и не трогай ничего. Если дойдёшь, там будет тёмный коридор, а в конце лифт. Если выкатишь любого мертвеца в тот лифт, он оживёт и будет здоров.
– Спасибо, – сказал мальчик. А про «любого мертвеца» решил – шутка.
Идёт и удивляется, потому что «направо» – это откуда пришёл, а он не встречал в подвале развилок с прямым путём. Видит, впереди развилка и коридор по прямой. Пошёл он по этому коридору. А коридор не как прочие коридоры – не из красного кирпича, а как залы моргов – из белого кафеля. И лампы под потолком как в моргах: длинные, люминесцентные, гудят. И холод как от них за шиворот лезет и спину морозит. И более ни звука, аж тапочки мальчика по кафелю заскрипели «цвык-цвык, цвык-цвык». А вдоль стен ни дверей, ни окон… Чтобы не скрипели тапочки, мальчик стал ноги повыше подымать да прямее ставить – перестали тапочки скрипеть. Видит деревянная дверь с правой стенки. Но мальчик не стал в неё заходить. Даже надпись на двери не прочёл. А надпись гласила «Дирекция». Идёт мальчик дальше, руки трёт от холода. Видит, дверь с левой стенки двустворчатая со стеклом, завешанным белой шторкою, и свет за ней. А над дверью надпись зелёным горит «Входите». Хотел он поинтересоваться, что там, но вспомнил слова и прошёл мимо: «Коридор один, прямой – не заблудишься. Если что, назад пойду и дверь отворю.» Только прошёл он мимо двустворчатой двери – зелёный свет погас. Оглянулся мальчик – а двери как не бывало – ровная стена из белого кафеля… Повернулся дальше идти – а перед ним развилка. Влево коридор из белого кафеля продолжается, вправо коридор из красного кирпича, а вперёд стены синей краской выкрашены и фонари жёлтые редко-редко. Пошёл он по этому коридору, а справа и слева проёмы тёмные с решетчатыми ржавыми калитками на замок заперты. А между дверьми на стенке гвоздик и ключ висит. Проходит он мимо первой двери. И почудилось мальчику, что кто-то на него из темноты смотрит. Но не глянул он в темноту, а прошёл мимо. Проходит он мимо другой двери. И чудится мальчику, будто кто-то на него из темноты смотрит. Втянул мальчик голову поглубже в плечи и пошёл мимо. Проходит мальчик мимо третьей двери, а ноги словно ватные, и спина тяжестью налилась. Давит, как мешок с солью. Оглянулся мальчик на ржавую решётку, а там кенарь в открытой клетке сидит и на мальчика смотрит. Потянуло мальчика к кенарю – прямо сил нет уйти. Сделал мальчик шаг к проёму, протянул озябшую руку к птичке и говорит:
– Пойдём со мной, – широка решётка, а кенарь не вылетает, а только внимательно на мальчика смотрит.
Подошёл мальчик вплотную, потянулся, но до птички не достал. А кенарь не улетает, но и в руки не идёт. Взял тогда мальчик ключик с гвоздика и открыл дверь. Протянул руку и взял кенаря из клетки. Вышел, запер решётку, повесил ключик на место и пошёл дальше. А кенарь и не шелохнётся в руке. А холодно так, что пар от дыхания на стенах в иней превращается. Подышал мальчик на птичку, но та – будто не заметила – как кукла.
Вот и новая развилка объявилась: вправо коридор из красного кирпича, влево крашенный зелёной краской. А вперёд – сырой коридор с земляным полом и стенами из серых фундаментных блоков. И трубы под потолком. И с труб вода капает. И под некоторыми трубами вода дырочки в земле выкапала «цик… циль… цик… циль…». И ни одной лампы под потолком. Вздохнул мальчик, выставил руку в сторону, зажмурился и пошёл в темноту. Идёт, то впереди пустоту рукой пощупает, то стену сырую, то впереди пустоту, то стену, то впереди пустоту, то в стороне пустоту… Испугался мальчик – где стенка? Нет её. Открыл глаза, видит, в темноте точка зелёная. Пригляделся – а то кнопка лифта. Нажал он на кнопку, загудела где-то вверху тяжёлая кабина. Спустилась вниз, открылись створки… Лифт как лифт: белый, с лампочкой под пластиком и кнопкой вызова лифтёра. Нажал мальчик на кнопку первого этажа. Поехал лифт и вывез на первый этаж больницы. Люди кругом: врачи, больные, посетители, торговцы снадобьями крутятся – всё, как всегда. А кенарь вдруг затрепыхался в руке – лапками царапает, крылышками бьёт да клювом тук-тук-тук в палец. Мальчик от неожиданности птичку выпустил, а тот только «фр-р-р-р» под потолок, да в уголок за аптеку. Только его и видели.
И мальчик обрадовался, что из подвала выбрался наконец. Побежал в отделение полы тереть.
Приходит мальчик после работы домой. А мама на кровати сидит румяная и улыбается.
– Смотри, - говорит, - кто к нам в форточку прилетел!
А со шкафа «фр-р-р-р» кенарь на мамину руку спланировал булку клевать.
С тех пор мама на поправку пошла. Кенарь – хоть и птица, а польза – важная.

Через некоторое время в больницу назначили нового заведующего. Он важно прошёлся по отделениям, чтобы увидела каждая медсестра. А затем принялся наводить свои порядки.
Всякий не любит изменений, потому что приходится соблюдать новые правила толком не понимая суть. Для санитаров прибавилось работы, да так, что не разогнуться! То в одну смену мальчик работает, то в другую его запишут. То в одном отделении, то в другое переведут. А что ему? Знай: три полы, меняй бельё, выноси нечистоты – охраняй санитарию.
Приходит мальчик в столовую, где ему всегда наливали суп для мамы, а на раздаче говорят строго:
– Не велено теперь на вынос! – А потом потише, не для чужих ушей, - Про добавку распоряжений не было.
Набрал мальчик «добавки» в судочек, хлеба, компота с печенькой, спрятал в пакет и пошёл на перерыв, маму кормить. А его на выходе останавливают и говорят:
– Иди к заведующему, срочно!
Испугался мальчик, что его с судочком поймают, побежал скорее в отделение и спрятал в сушилке за тряпками. А сам к заведующему. Увидел заведующий, кто явился, и говорит вкрадчивым голосом:
– Я в своей больнице знаю всё. Но есть загадка, которую тебе предстоит разрешить. Я выяснил одну особенность. В твою смену в реанимации не умирают. Я специально изменял штатное расписание, чтобы посмотреть. В травме, куда перевёл, тоже не умирали. А в реанимации без тебя во всех сменах отмечены смерти. Я снова перевёл тебя в реанимацию. И в твою смену люди не умирали ни разу! Я хочу знать секрет.
Мальчик подумал, что всё равно ему не поверят и сказал простодушно:
– Я не люблю, когда люди умирают и приходится возить их в морг. Когда больным приходит срок, я прошу, чтобы его перенесли на другую смену.
Но заведующий оказался не так прост и продолжил допытываться:
– Очень хорошо! Это просто замечательно! Это просто превосходно! И достойно поощрения. Ты же не откажешься от премии, мальчик?
Премию санитарам давали редко. Только на праздники. Поэтому мальчику идея с премией понравилась, и он закивал.
– А как ты думаешь, если бы никто не умирал в моей больнице, и ты бы носил премию домой каждый месяц. Это возможно?
Мальчик не знал, как отнесётся к такой идее серый, поэтому пожал плечами:
– Нужно спросить.
– Спроси, спроси мальчик. Ты понимаешь, как это важно, когда люди не умирают в моей больнице? Это сразу покажет, как мы хорошо относимся к пациентам, как мы прекрасно лечим их от болезней и как мы достойны поощрения! Ведь мы не откажемся получать заслуженную премию каждый месяц?
У мальчика загорелись глаза, когда представил, что можно купить на премию. И он согласно завертел головой.
– Но сможешь ли ты, мальчик договориться, чтобы пациенты не умирали?
Мальчик снова неуверенно пожал плечами и произнёс:
– Не знаю…
– А кто знает? – И, не дав ответить, заведующий продолжил, – Ты мал и тебя могут не послушать. Хочешь, я поговорю с теми, от кого зависит твоя премия? – Мальчик не знал, что на это ответить и снова пожал плечами. – Ну так веди!..
И мальчик повёл. Он крепко взял заведующего за руку и потянул в морг. В больничном морге не было коридоров, не было залов с полками – вместо них стальной стенной шкаф-холодильник и каталка. Поэтому, когда заведующий вдруг обнаружил длинный каменный коридор, беленый известью, то немного испугался. Но виду не подал и вопросов задавать не стал. Он ездил на мощной спортивной модели, создавал репутацию рискового, но везучего человека, готового ко всему.
– Я привёл заведующего больницей. Он хочет поговорить, чтобы в больнице не умирали, –сказал мальчик вслух.
– Он хочет принести жертву? – Отозвался хрипловатый голос из радио.
– Он хочет сначала поговорить.
– Незваный должен принести жертву, чтобы выйти. Важен ли разговор?
Заведующий задрожал от внезапно охватившего спину могильного холода и произнёс, заикаясь:
– Я хочу поговорить…
– Знает ли заведующий, разговор с чем просит?
– Он не знает. Но я думаю, что разговор полезен, - спокойно сказал мальчик.
– Хорошо, веди в правый коридор, я открою, - прошипело радио.
Сделав несколько шагов, заведующий наклонился и шёпотом спросил прямо в ухо:
– Кто это?
– Это служащий морга. Я зову его «серым».
– О какой жертве он говорил?
– Жизнь…
После этих слов заведующий долго шёл молча. Лишь звук шагов изменился. Самоуверенная, расслабленная шаркость сменилась наряжённой пружинистостью. Не слишком ли высока плата за улучшение показателей и продвижение по службе? Но мальчик не внушал страх, а неизвестность лишь раззадоривала. Уже перед приоткрытой дверью с табличкой «Морг» он вдруг остановился и, желая прояснить, дёрнул мальчика:
– Что ты задумал? Как я вернусь отсюда, если отдам жизнь?
– Если увидите ещё кого-нибудь, кроме серого, не заговаривайте с ним, даже не смотрите в его сторону, – ответил мальчик, и шагнул в тёмный проём, освещённый тусклой лампой.
В глубине зала, развалившись в кресле-каталке нога-на-ногу, сидела плохо различимая фигура с островерхим капюшоном на голове. Она подняла правую руку и щёлкнула костяшками. И тотчас включился свет. В бесконечность побежали белые ртутные огоньки. Каждый огонёк освещал железную полку в три ряда мертвецов. И у каждого мертвеца жёлто-коричневая бирка на ногу привязана. И всё новые и новые огоньки зажигались, мерцая и гудя электрическим роем. И, казалось, будто это не лампы, а сами покойники гудят, наполняются мертвенным светом и вот-вот восстанут, чтобы растерзать беспокойных пришельцев … Серый снова щёлкнул костяшками и свет мгновенно погас. Заведующий, от волнения теряя равновесие, вцепился в руку мальчика, но удержался.
Подобное представление мальчик уже видел, поэтому сразу зажмурился, спокойно дождался окончания и в наступившей тишине дёрнул спутника за руку:
– Говорите…
Дрожащий от волнения голос заведующего начал:
– Я не люблю, когда мои пациенты умирают и приходится возить их в морг. Когда наступает срок, я прошу, чтобы его перенесли на время после выписки… – Почти слово-в-слово как сказал мальчик! Затем заведующий посмотрел по сторонам и продолжил более спокойным тоном уверенного в своих силах человека, – Я могу быть полезен – моя профессия врач – я могу лечить людей. Вам будет меньше работы. Вы ведь хотите меньше работать и больше отдыхать? Я предлагаю сотрудничество, от которого одни плюсы: я буду хорошо лечить, в моей больнице никто не умрёт и вам меньше хлопот…
– Довольно вечности… – Прошипел голос из глубины зала. – Но пусть будет так, как ты просишь. Готов ли принести в жертву жизнь? – Повисла пауза.
Мальчик дёрнул руку и громко прошептал:
– Соглашайтесь…
Заведующий растерянно взглянул на мальчика, потом на фигуру в капюшоне и произнёс упавшим голосом:
– Да… Но… – И замолк.
Из темной глубины зала, со стороны серого появилась новая фигура. Приблизившись, она оказалась копией заведующего! С папочкой. Копия важно подошла к ним и, указав на дверь, вкрадчивым голосом произнесла:
– Идём…
Мальчик дёрнул спутника за руку и подтолкнул к выходу. Безликий вышел следом и сделал шаги вдоль коридора. Мальчик потянул заведующего, и тот заворожённо побрёл за безликим, с каждым шагом теряя цвет. Они как-то быстро очутились возле двери с зелёной надписью: «Входите». Безликий отворил и, не оглянувшись, шагнул внутрь. Заведующий повернулся туда-же, но мальчик сильно толкнул его вдоль коридора:
– Нам дальше!.. Сделка заключена. Жизнь, предначертанная вам, более не существует. Новая связана с больницей. Вы обещали хорошо лечить, чтобы никто больше не умер. Пока будет так, сделка в силе…
Заведующий ошалело перевёл взгляд на мальчика, медленно понимая, как рушится успешная карьера, прекращается движение по служебной лестнице, как деньги, женщины и безумная череда мощных спортивных авто теряют былую значимость. Прежнее распадалось в пыль, уступая бесконечной череде дежурств, бессонному поиску средств на больницу, новым методам лечения, лекарствам и беззаветной преданности делу спасения людей, чьи образы уже примерили на себя безликие, но имена покуда не вписаны в роковую папочку…
Мальчик тихо притворил дверь кабинета заведующего и побежал в сушилку за судочком, кормить маму. Осталось совсем мало перерыва, и она, голодная, уже сердится.

Работал мальчик в больнице не покладая рук. Тяжело, но привычно.
Однажды днём привезли девочку, без сознания. И ни имени, ни адреса в истории болезни. Только то, что упала с качелей, да колечко на пальчике чёрное. Осмотрели её врачи – ничего не повреждено: руки, ноги – целы, даже синяков и шишек нет. Но и сознания тоже нет. Её в реанимацию. А в реанимацию не принимают, говорят: «Снимите украшение, не положено». Попробовала медсестра из приёмного отделения снять колечко. Крутила его, крутила, и мылом мазала палец, и маслом – никак не получается снять. Оно и сидит неплотно, и ходит по пальчику лёгонько, а начинаешь тянуть – не снимается! Говорит старшей: «Не смогла». Взялась старшая тянуть – и так крутила, и этак… Никак не снимается колечко. Идёт хирург с операции с пилой, кости резать. Позвали. А тот отвечает:
– Что вы глупостями занимаетесь? Раз не снимается, то и смотрите за рукой, чтобы не опухла. Не моё дело украшения пилить.
А в реанимации говорят: «Снимите украшение, у нас порядок такой, с колечком нельзя»! И не приняли: «Зовите слесаря, пусть пилит». А слесарь уже домой ушёл, потому что пока суть да дело – рабочий день кончился, а слесаря в больнице круглосуточно не дежурят.
Вот так бывает, что если похлопотать некому, то стоит каталка с девочкой в приёмном коридоре и никак её определить не могут – возили-возили из конца в конец, да так на ночь и бросили.
Поздно закончил работу мальчик, идёт домой, торопится. Все входы-выходы в больнице заперли, только через приёмный покой остался. Смотрит, лежит девочка на каталке. Как возили её – рука свалилась и висит. Подошёл мальчик поближе, взялся за руку с чёрным колечком на каталку положить, а рука его за курточку хвать! И не отпускает. Он девочке:
– Отпусти меня пожалуйста, мне маму дома кормить, – а рука вцепилась в курточку, не вытащить.
Вылез тогда мальчик из курточки, вынул ключи и домой пошёл.
Приходит он домой, а мама ему говорит:
– Утихомирь, пожалуйста кенаря, а то как подменили – летает дерзко, кричит противно, в стекло клювом стучит! – Посмотрел мальчик на кенаря, а тот залетел в клетку, закрыл за собой дверцу и сидит смирно.
Пожал мальчик плечами и принялся вечерние дела делать: накормил маму, перестелил постель, перевязал ранки, дал таблетки, уложил спать. А у самого девочка из головы не идёт. И курточку жалко, если потеряется. Оделся мальчик, да и обратно в приёмный покой собрался. А кенарь вдруг выскочил из клетки и давай по коридору летать! Мальчик ему: «Тс-с! Маму разбудишь!» – а тот залетел в клетку и дверцу за собой прикрыл. Только мальчик за ручку двери взялся, а кенарь снова выскочил из клетки и «фр-р-р» – по коридору. Мальчик ему: «Тс-с!» – кенарь в клетку и на мальчика смотрит. Вздохнул мальчик и взял клетку с собой.
Пришёл он в больницу. В приёмном всё по-прежнему: пьяненького из травм пункта с полицией оформляют. Подошёл мальчик к каталке с девочкой, поставил клетку рядом на стол, а рука с колечком его курточку по-прежнему крепко держит, не выпускает. Вздохнул мальчик, говорит девочке:
– Ну что ты так переживаешь, всё будет хорошо, - и руку погладил.
А кенарь за ним: «Цыцвите-сцу-кри» – скрипнул и замолчал.
А рука, словно того и ждала, расслабилась и курточку выпустила. Мальчик руку гладит, а сам курточку вытащил и на себя решил одеть. Он гладить руку перестал, та сразу сжалась. А кенарь: «Цыцвите-сцу-кри-цыцвите-сцу-кри». Разжалась рука – а в ладони колечко чёрное лежит.
А тут мимо медсестра бежала. Видит, знакомый санитар из реанимации у каталки стоит, говорит на удачу:
– Сними колечко и отвези в реанимацию, они там её давно дожидаются.
Взял мальчик колечко из ладони, положил в курточку и повёз девочку в реанимацию. А там говорят: «Ну наконец-то, помогай с каталки на кровать переложить». Мальчик помог переложить. Говорят: «Принеси из приёмного карточку». Он сходил, принёс. Говорят: «Ну теперь всё, отдыхай, до завтра».
Пошёл мальчик домой. Несёт кенаря через больничный парк, а тот выбрался из клетки и «фр-р-р» вдоль аллеи. А уже темно. Мальчик остановился, клетку на скамейку поставил, решил подождать, пока птичка сама вернётся. Сунул руки в карманы – а там колечко. Повертел мальчик его, да и надел на палец.
Смотрит, а перед ним та самая девочка, что он на каталке в реанимацию отвёз. Говорит ему:
– Я потерялась. В одном городе раскачалась, в другом не спрыгнуть, осталась между…
Тут «фр-р-р» – кенарь с ветки на плечо. А девочка продолжает:
– Найди меня во тьме за ржавой решёткой с замком, что в синем коридоре с жёлтыми лампами. Только не открывай решётки ключами, что на гвоздиках – не сыщешь меня. А открой решётку ключиком от всех дверей, что хранит птица в клетке.
Удивился мальчик, растерялся, спрашивает:
– Ты та девочка, что я в реанимацию отвёз?
А девочка ему отвечает:
– Я потерялась. В одном городе раскачалась, в другом не спрыгнуть, осталась между. Найди меня во тьме за ржавой решёткой с замком, что в синем коридоре с жёлтыми лампами. Только не открывай решётки ключами, что на гвоздиках – не сыщешь меня. А открой решётку ключиком, что хранит птица в клетке.
И понял мальчик, что это не живая девочка с ним говорит, а послание из колечка. Снял мальчик чёрное колечко и в карман положил. А кенарь – «фр-р-р» – в клетку и клювом в пол принялся стучать. Взял мальчик клетку в руки, а пол в ней самый обыкновенный – фанерная досточка. Расстроился мальчик, говорит:
– Где-же я теперь «ту» клетку с птицей искать стану? И где вообще «тот» синий коридор с жёлтыми лампами?
А кенарь выбрался из клетки, перелетел на лавочку и пискнул, как зовёт. Пошёл мальчик за птицей. А та перелетит на другую лавочку, снова пискнет и ждёт. Да так и довела его назад. Вспомнил тут мальчик, что синий коридор с жёлтыми лампами. А самому страшновато подземь спускаться – ходил в подвалы только по необходимости. Ну, да делать нечего, посадил кенаря в клетку, пошёл к белому лифту и нажал кнопку «0».
Открылись двери в подземелье, вышел мальчик в каменный коридор беленый известью и думает: «Серый хранит мертвецов – ни за что не вернёт. Но девочка не умерла, значит ему всё равно. Спрошу, как мне быть». А сам говорит вслух:
– Мне нужен совет.
А радио ему свистящим голосом отвечает:
– Зря ты безликого вернул. Ему дорога через синий коридор с жёлтыми лампами заказана.
Поднял мальчик клетку, выпустил кенаря на руку и говорит:
– Так ты не просто птица?.. – Кенарь ему утвердительно пискнул. – Слышал, что про тебя было сказано? – И тоже получил утвердительный ответ. – Что теперь делать будем? – Кенарь поднял крылья и полетел вдоль коридора.
Пришёл мальчик в «Морг» серого. Отворил железную дверь, а там темно. Даже тусклая лампочка не горит. Хотел мальчик включить её, из темноты отвечают:
– Не самовольничай, заходи и спрашивай.
Запустил мальчик кенаря в клетку, вошёл, зажмурился от страха, да дверь за собой притворил. Стало так темно, что показалось, будто мир перестал существовать. Мальчик даже пощупал впереди ногой – есть там пол или нет его? Оказалось, есть.
– Долго ты в дверях топтаться намерен? – Просвистел голос из темноты.
– Я не вижу ничего.
– Глаза-то открой…
Открыл мальчик глаза, а от кенаря зелёный свет разливается. Вроде бы и не яркий, а всё вокруг видно. Сидит перед ним серый в кресле-каталке нога-на-ногу. А вокруг вовсе не бескрайние ряды полок, а небольшой зал со стенами из специальных зеркал, поставленных так, чтобы отражать друг друга в бесконечной проекции. И в зеленоватом свете их хорошо видно.
– Спрашивай.
– Привезли к нам в отделение девочку с чёрным колечком. Лежит без сознания. С качелей упала. Взял я её колечко, да случайно на палец надел. А там послание…
– Остановись, – прервал мальчика серый, – не мне послание адресовано, не мне его знать. Какой совет ты просишь?
Мальчик подумал, как без послания спросить, что ему делать и попросил:
– Расскажи мне о синем коридоре и кенаре.
– Синий коридор с жёлтыми лампами запирает меня и безликих в этой части морга. Никто, из служителей не в состоянии преодолеть запертых там стражей и освободиться. Твой безликий, – он указал на кенаря, – был навечно заключён в клетку, потому что позволил нарушить процедуру и поставил вселенную перед выбором замещения. Ради образа птицы он не взял твою маму. Этот кирпичик вселенной он заместил собой. Но ты освободил его. Порядок снова был нарушен, и кто-то ещё поплатился. Но теперь безликий снова тут и равновесие может быть восстановлено.
– Но я привязался к кенарю, я пронесу его через коридор снова.
– Это было возможно только один раз. Ты не сможешь освободить его. Но ты можешь принести в жертву жизни, которыми владеешь: свою или своей мамы...
– Я понял тебя, – упавшим голосом перебил мальчик.
– …Или ещё одну жизнь, которую порядок принудил поплатиться, – окончил фразу серый.
– Спасибо, я могу идти?
– Ты волен выбирать...
Мальчик попятился и вышел. «Вселенная» поставила ловушку – пожертвовать кенарем, собой или мамой. Или девочкой в реанимации. Мальчик не хотел жертв. Но решение никак не приходило в голову. От того он не мог сдвинуться с места. Сел на пол и расплакался.
Между тем кенарь вылетел из клетки и полетел в сторону синего коридора.
– Постой! – Крикнул мальчик вдогонку. И кенарь сел у развилки, дожидаясь.
– Цу-кри-вить! - Свистнула птица. И мальчик направился делать то, ради чего явился.

У синего коридора с жёлтыми лампами кенарь присмирел, забрался в клетку и решил сидеть тихо. Мальчик оставил его у развилки и пошёл вдоль тёмных проёмов с решетчатыми калитками. Теперь он знал, кто наблюдает из темноты. Стражи.
Мальчик прошёл первую калитку. Вторую. За третьей прежде он клетку видел – оказалась на месте. Мальчик взял ключик со стены и отворил решётку, пошарил в клетке, но никакого ключика там не оказалось. Он заглянул под дно – пол обычный, не двойной, внутри всё как во всех клетках – никаких ключиков!
Задумался мальчик. Повертел ещё раз клетку, но никаких мыслей в голову не пришло. Тогда он запер решётку и вернулся к кенарю. Тот посмотрел вопросительно и решительно отворил дверцу.
– Подожди, - остановил птичку мальчик.
Он вынул из куртки чёрное колечко и одел на палец. Появилась девочка из реанимации:
– Я потерялась. В одном городе раскачалась, в другом не спрыгнуть, осталась между. Найди меня во тьме за ржавой решёткой с замком, что в синем коридоре с жёлтыми лампами. Только не открывай решётки ключами, что на гвоздиках – не сыщешь меня. А открой решётку ключиком от всех дверей, что хранит птица в клетке.
Мальчик посмотрел на кенаря и задумчиво спросил:
– Ключик от всех дверей был в твоей клетке, когда я тебя забрал? – Птица утвердительно пискнула. – Но сейчас ключа нет. Может быть кто-нибудь взял ключ, пока нас с тобой не было? – кенарь молчал. Но внезапно зашелестело радио:
– Никто более не касался клетки…
– Спасибо, – ответил мальчик серому, – это значит, что ключ до сих пор там. Не хватает только сторожа. Пойдём, – мальчик усадил кенаря на плечо и пошёл по коридору. Тот поджал ножки, сел и обречённо закрыл глаза.
У первого проёма послышалась неясная возня, затем кто-то решительно ударил в решётку, отчего та задребезжала, но не отворилась. Мальчик испуганно отпрянул, а кенарь упал с плеча как подкошенный:
– Пропустите меня. Я собираюсь вернуть птицу, - взволнованно сказал мальчик, глядя в темноту. И возня прекратилась. Он подобрал кенаря и пошёл дальше.
У второго проёма мальчика сильно потянуло к решётке, прямо сил нет – ноги сами несут. Прижался он к железным прутьям и говорит в темноту:
– Пропустите. Я собираюсь вернуть птицу… - И в тот же миг его оттолкнуло от проёма.
Мальчик взял ключик со стенки и опасливо открыл третью решётку. Но никто на него не напал. Мальчик поместил кенаря в клетку и, когда убрал руку, увидел, что качелька в клетке и есть ключик! Не теряя времени, он схватил клетку за кольцо, отступил из темноты и скорее запер ржавую решётку!
Теперь ключ у него. Но, за какой из трёх дверей девочка из реанимации? Мальчик решил, что ключик должен подойти к определённому замочку, а потому сравнил все ключи на стене с ключиком в клетке – ни единого сходства! Ключи разные. Тогда мальчик попробовал открывать по очереди. Третья дверь поддалась сразу. Он обещал невидимым стражам, что поместит кенаря в клетку и исполнил. Поэтому они не должны сердится, если птица немного посветит.
Мальчик решительно потопал от синего коридора в темь. Но кенарь не помог, он потух и не испустил вокруг ни единого лучика. Мальчик всё шёл и шёл по темноте и ему снова показалось, что вокруг уже ничего нет, мир перестал существовать и его путь никому не нужен – ни кенарю, свободу которого отдал стражам, ни незнакомой девочке в реанимации, чьё колечко лежало в кармане курточки. И уж тем более всё это не нужно маме, что не сможет жить без него. Ради чего он пустился топать в темь? Ради чего приносит жертву безжалостному подземелью?
Мальчик оглянулся, надеясь увидеть проём, через который вошёл, но тщетно. Холодный кенарь не светил. Оглянувшись, мальчик окончательно потерял ориентир, откуда шёл. Он отработал тяжёлую смену – он устал, он хочет спать. Он не в силах больше идти неизвестно куда в кромешной тьме, рискуя свалиться в невидимую пропасть или удариться о невидимую стену! Мальчик сел на пол, обхватил клетку руками и заплакал. Одна слеза попала на кенаря и тот вдруг загорелся ровным зелёным огнём. И всё вокруг преобразилось! Оказалось, что мальчик стоит на автомобильной трассе недалеко от своего двора. Но по трассе не едут машины, по тротуарам не ходят люди, деревья без листьев, газоны без травы, а в воздухе ни ветерка!
Пошёл мальчик в свой двор, видит – на качелях девочка сидит. Та самая, что в реанимации! Подошёл он к ней, а она холодная, словно кукла. И нет вокруг никого, спросить, как девочку вызволить? Да только чувствует, по его куртке тепло побежало, да так, что прямо печёт! Сунул мальчик руку в карман, а то колечко чёрное уже не чёрное, а белое! И тепло от него. Решил мальчик, что не просто так разогрелось кольцо, знак подаёт! Взял он руку девочки и одел колечко на палец. И в тот де миг ожила девочка. Посмотрела на мальчика, улыбнулась, спрыгнула с качель и говорит:
– Спасибо тебе, мальчик, что спас меня. Я тебя не забуду! – Поцеловала его, повертела колечко, да и исчезла! Мальчик даже слова сказать не успел! А ведь надеялся, что раз он не может кенаря спасти, то спасёт девочку, а девочка спасёт кенаря! И всем будет счастье! А теперь всё прахом! Захотелось мальчику снова заплакать, но вздохнул он, сжал зубы и сказал себе:
– Я хотел спасти эту девочку. И я исполнил задуманное. Не всё пошло по моему, и я числю себя проигравшим. Но мне ещё предстоит выбраться из этого места! Так что не стоит падать духом.
Мальчик встал и огляделся. Он не знал, куда идти, чтобы вернуться в синий коридор с жёлтыми лампами. К тому же он так устал, что был готов уснуть прямо на лавочке у «своего» подъезда.
Ключи к «своей» квартире подошли. Мальчик вошёл, разулся, поставил клетку на стол и лёг на «свой» диван. И только голова коснулась подушки, как мальчик крепко уснул.
Вдруг кто-то ласково погладил его по спине и строгий мамин голос произнёс:
– Вставай, подымайся… Мы сейчас едем на похороны, бабушка умерла…
Мальчик чувствовал себя выспавшимся, отдохнувшим, но подумал, что на похоронах так жутко неприятно! Все родственники будут трепать за щеку и говорить, что видели писающимся в пелёнки:
– Мам! Я не хочу на похороны… Мам!.. – Заныл мальчик.
– Цу-кри-вить! – Вдруг зазвенел птичий голос, – Фит-т-т-тр! – Маленькая, но дерзкая птица вдруг села ему на руку и крепко вцепилась коготками. Сон как рукой сняло! Кенарь внимательно посмотрел на проснувшегося мальчика и стремительно порхнул в клетку на столе. Мальчик тотчас подскочил с постели, стараясь понять, где он и что вокруг происходит?
Тёплые солнечные лучи вливались в открытое настежь окошко, за которым птицы и детский смех перебивали скрип плохо смазанных качелей. Мальчик сидел на своём диване, в своей квартире. А мама, здоровая мама, хлопотала на кухне блинчики:
– Слышишь? Немедленно поднимайся! Мы в любом случае едем на похороны бабушки, ты меня понял?
– Конечно, мам!.. Я сейчас, мам!.. Я только приберу постель, мам!.. Я только почищу зубы, мам!.. Я только умоюсь, мам!..
Удивлённая мама даже выглянула с кухни, чтобы убедиться, что сына не подменили.

(22.05.2015)
Сказки / 1256 / Механик / Рейтинг: 0 / 0
Всего комментариев: 0
avatar
Издательская группа "Союз писателей" © 2024. Художественная литература современных авторов