Седьмой арангас

Глава 1



День, когда жизнь Максима Радова дала резкий крен, начался в среду ровно в 07:40 утра.



Макс отключил сигнал будильника и сел, спустив сначала одну ногу, затем другую. Сегодня он позволил себе поспать на десять минут дольше, но всё равно чувствовал, что без кружки хорошего крепкого чая ему не жить. Перед тем как встать, Макс вызвал такси и только после этого пошёл на кухню, чтобы поставить чайник.



На кухне уже сидела Васёк. Она щурила от яркого света большие глаза, карие с прозеленью, как у матери. Дочь уныло заталкивала в рот макароны.



Вообще-то её звали Лена, но, когда однажды к ним приехал в гости друг папы дядя Витя и подошёл к Лене, чтобы познакомиться, вместо того, чтобы назвать своё имя, девочка выпалила: «Васечка!» Вот с тех пор она и стала в кругу семьи — Васечка, Вася, Васёк.



— Доброе утро, мелкая жопошница! — весело приветствовал дочь Макс и потрепал её по голове.



— Ну папа! — взмолилась Васечка, поправляя чёлку.



— Проснись и пой! — шёпотом воскликнул отец и поставил чайник. На самом деле он не чувствовал и половины той бодрости, которую разыгрывал перед дочерью, но твой ребёнок не должен видеть, что ты вымотался и устал, так? Папочка всегда должен быть самым бодрым и сильным, он всегда должен излучать уверенность, даже если таковой не испытывает, просто затем, чтобы твоя дочь знала, что у тебя всё под контролем. Чтобы она чувствовала себя защищённой.



Макс успел сходить в туалет, умыться и даже одеться, когда чайник щёлкнул и медленно перестал кипеть.



— Тебе налить? — спросил он.



Васечка помотала головой.



Макс заварил себе чай, достал из холодильника хлеб с колбасой и сделал бутерброд. Сев, он небрежно бросил нож между стеной и буханкой хлеба.



Над головой монотонно тикали часы.



— Пап, можно я сегодня в школу не пойду?



— Почему?



Она опустила голову.



— Английский. Чёрт, я совсем про него забыла.



— Ну, — Макс пожал плечами и посмотрел на дисплей телефона — такси прибыло и ожидало внизу, — получишь двояк — в следующий раз, может, не забудешь.



— Спасибо. Просто отец года.



— Не дуйся, Васёк! — Он небрежно клюнул дочь губами в макушку и пошёл к раковине, чтобы оставить там кружку с недопитым чаем. — Тебе не идёт.



Когда он повернулся назад от раковины, то увидел словно в замедленной съёмке, как нож соскальзывает со стола и падает на пол.



— Это ты его брала?



— Зачем бы мне? Макароны резать?



— Странно, — тихо вымолвил Максим. Он наклонился, чтобы поднять нож, и в недоумении уставился на него. Макс был уверен, что клал прибор к стене, да ещё и вроде между ним и краем стола лежал хлеб.



Нож не мог просто так соскользнуть.



Макс смотрел на лезвие в своей руке с таким удивлением, будто нож прибыл сюда из другой галактики.



— Пап!



— Да? — Макс вздрогнул.



— Такси!



— Точно!



Он поцеловал дочь в щёку, обулся, накинул пальто и, не застёгиваясь, скатился вниз по лестнице.



— Время бесплатного ожидания закончилось, — грудным голосом сообщил водитель.



Макс кивнул и уставился в окно. Двор, где он жил вместе с семьёй вот уже четырнадцать лет, медленно поплыл назад. Деревья, что летом заполонили дворик сочной зеленью, успели сбросить листву. Теперь они стояли нагие и мрачные, склоняясь под весом собственных ветвей. По небу ходили тучи, и Макс с досадой подумал, что в суматохе забыл захватить с собой зонтик.



За окном мелькали серые и промозглые дома, вымокшие под ночным дождём. Люди зябко переминались на остановках в ожидании автобусов.



На душе скребли кошки. Чувство было такое, какое тебя охватывает ранней осенью, когда наступает глубокая тишина и крики птиц доносятся как будто издалека, даже если на самом деле сидят на ветке прямо у тебя над головой. Обычно после такой тишины налетает ненастье вроде проливного дождя или урагана, но на сегодня ничего такого не обещали — Макс проверил.



Несколько минут Максим гадал, чем вызвано такое состояние — погодой, осенней хандрой или



упавшим ножом



кошмарами, которые снились всю ночь. Наконец, решив отвлечься, он вытащил из кармана телефон и принялся листать новостную ленту.



Мимо проплывала причудливая архитектура Томска. Здесь рядом, на расстоянии десяти метров друг от друга могли стоять кирпичные здания XVIII века, деревянные купеческие дома в стиле сибирского барокко, панельная девятиэтажка и тесовый барак шестидесятых годов с заколоченными окнами.



Машина остановилась.



— В чём дело? — спросил Макс.



— Пробка на кольце, — вздохнул водитель и закурил. — По ходу, это надолго.



Максим обречённо вздохнул и вернулся к телефону. В новостях, что иронично, не было ничего нового. Где-то нашли новую болезнь. Кого-то из звёзд принялись хоронить только затем, чтобы через неделю написать, как эта же звезда отгрохала себе целый особняк за столько-то миллионов. Новый подростковый сериал от Netflix, но на отечественных пиратских сайтах. Сороковой сезон сериала про ментов при поддержке Минкульта на НТВ. Очередные (безумные!) скидки на AliExpress. Серийный маньяк-убийца бежал из психиатрической больницы, где он лечился последние двадцать лет. Реклама онлайн-казино (ставки на спорт, большие выигрыши!).



Макс остановился и отмотал немного назад. «Кузбасский Потрошитель снова на воле!» — гласил заголовок, и следом: «Серийный маньяк-убийца бежал из психиатрической клиники, где он лечился последние двадцать лет. Напомним, что Геннадий Шестаков, известный также под кличкой Кент, убил четверых подростков с особой жестокостью…»



Макс ощутил, как между лопатками скатился холодный пот. Он трижды прочитал имя и фамилию маньяка, словно надеясь, что они всё-таки изменятся на какие-то другие.



— Пью! — потрясённо выпалил Макс, когда до него наконец дошло, что человек, которого он когда-то называл Слепой Пью, — теперь на свободе.



— Что? — повернулся к нему водитель.



— А? — Макс вздрогнул и посмотрел на таксиста. — Нет. Ничего.



Водитель хмыкнул и, пожав плечами, достал вторую сигарету. Автомобильная очередь едва двигалась.



Радов проглотил ком в горле и открыл окно. В салон ворвался промозглый холодный ветер. Максим распустил галстук и, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, принялся глубоко вдыхать морозный воздух.



— С вами всё нормально? — забеспокоился водитель.



— Да. Всё просто прекрасно.



Всё было просто прекрасно. Макс переехал в Томск и взял фамилию жены. Мать перебралась к родственникам в Хакасию. Слепому Пью будет тяжело его найти. Да и зачем? Наверняка после побега у него найдутся другие дела. Как снова не попасться, например. В таком положении искать старого приятеля и мотаться по разным городам решится только полный псих.



Каким Пью, разумеется, и был.



Макс написал Жене, чтобы позвонила сразу, как проснётся. Главное — найти нужные слова. Главное, чтобы они с Васечкой были в безопасности.



Машина наконец тронулась, и водитель всю оставшуюся дорогу подозрительно косился на Макса, который вдруг стал белее снега.



Остановившись перед зелёным трёхэтажным зданием в стиле интернационального модерна с серебристой табличкой и надписью: «Центр документации Томской области», таксист повернулся к Максиму и выжидающе уставился: «Стоит расчёт наличными». Расплатившись, Макс выкатился на улицу и несколько раз глубоко вздохнул.



Открыв массивную деревянную дверь, Радов шагнул в душный зев архива. Подчинённые приветствовали его улыбками, кто натянутыми и кислыми, а кто и вполне искренними. Как и в большинстве архивов страны, здесь работали в основном одни женщины. Возраст их брал разбег от тридцати до семидесяти. Макс иногда сам удивлялся, как оказался здесь — в женском царстве.



— Максим Петрович, доброе утро! — перед ним возникла белокурая и в целом довольно приятная Галина Ивановна. — Вы просили напомнить, что сегодня у практикантов первый день…



Макс почесал затылок. Практиканты — совсем забыл. Сегодня ему было не до них.



— Дайте им старые дела на проверку. Где не хватает описей, пускай составят новые.



Галина Ивановна мило улыбнулась ему и, коротко взглянув поверх очков, быстро пошла в сторону кухни.



Макс ворвался к себе в кабинет и запер дверь. Сегодня он жалел, что, вопреки всем стереотипам о начальстве, навязанным в основном кинематографом, в ящике стола не хранилась бутылка коньяка или виски. Глоток бы сейчас не помешал, чтоб унять адреналин и слегка притормозить воображение. Вместо этого Радов заварил себе чаю — благо хотя бы чайник всегда имел под рукой.



До обеда Максим Петрович усиленно изображал работу и отсылал всех, кто пытался добиться от него каких-то реальных дел. К обеду Макс понял, что второпях забыл не только зонтик, но и тормозок. Потуже запахнув пальто и поставив воротник, он вышел из архива и двинул в «узбечку» через дорогу, что стояли тут практически на каждом шагу.



Заведение было маленькое, но уютное. На окнах висели накрахмаленные занавесочки, а на столах лежали белоснежные скатерти. Правда, малость застиранные.



Народу в тот день собралось больше обычного. Наверное, застигнутые врасплох дождём люди прятались тут в надежде переждать непогоду за хорошей едой, а то и в приятной компании.



Макс сел за дальний столик спиной к глухой стене, чтобы видеть всех, кто находился в этот момент в заведении. Напряжённый взгляд Радова переходил с одного посетителя на другого, пристально вглядываясь в черты лица. Он не делал скидок на пол: в конце концов, Слепой Пью мог и переодеться женщиной, какой-нибудь старушкой, чтобы привлекать меньше внимания. С него станется.



Макс вздохнул и потёр глаза.



— Истеришь, брат, — сказал он сам себе едва слышно. — Вспомни этого урода. Там шкаф под метр девяносто, какая, к чёрту, старушка?



И всё равно он не спускал взгляда абсолютно со всех посетителей «узбечки».



За окном дождь остервенело ломился в стёкла, будто в надежде проникнуть внутрь, а из динамиков Антон Токарев надрывно пел, что «всё дело в том, что дождь ничем не рискует, а я боюсь, что потерял тебя».



Несколько минут Макс барабанил по столу, разглядывал каждого вошедшего и слушал эту старую песню в новом исполнении, а потом-таки не выдержал и достал телефон. Номер жены сбился куда-то в конец списка звонков. Пока искал, Радов дважды чуть не пропустил, как в заведение вошло двое новых мужчин. Один из них здорово напоминал Пью — такой же высокий, крепкий. Вроде в лице тоже было что-то общее. Чёрт, надо было внимательнее присмотреться в статье к тому, как он теперь выглядит. Всё-таки прошло двадцать лет.



Не отрывая взгляда от незнакомца, Радов поднёс к уху телефон. Послышались гудки.



— Алло, — через минуту сказала Женя.



Макс молчал.



— Алло! Радов, я слушаю!



— А? Да. Слушай, я что-то сегодня уже соскучился. Как там у тебя дела?



— Работаем. С обеда вот недавно вернулись с девчонками. О! Слушай, как хорошо, что ты позвонил! У Машки сегодня знаменательное событие — внук родился, представляешь? Вот время-то летит, да? Слушай, ну, короче, Машка сегодня к себе всех зовёт. Отмечать. Так что не теряй!



Макс вроде сидел, но пол под ногами всё равно качнулся.



— Слушай, — сказал Максим непослушными губами, — а можно я пойду с тобой?



На том конце случилось минутное замешательство.



— Ну да… Наверное. Я поговорю с Машкой, думаю, она не будет против. Не должна. Ладно, Радов, давай. Мне надо работать. Пока.



— Постой! Дождись меня сегодня, я забегу.



— Мы сразу из офиса поедем с девчонками. Я тебе адрес потом эсэмэской скину.



— Ладно, — промямлил Макс.



— Всё, Радов, мне правда уже пора. Давай, пока.



Гудки.



Макс вздохнул. Раньше он никогда вот так не напрашивался на гулянку с сослуживицами жены. Он понимал, что друг от друга тоже временами надо отдыхать. И чем дольше ты живёшь с одним человеком, тем чаще нужно давать себе такой отдых. Иначе всё — духота. Ещё Макс уважал право своей второй половины (лучшей половины, если уж на то пошло) на какую-то отдельную от него жизнь и свои интересы. А тут всё выглядело так, будто он



перестал ей доверять



изменил свою точку зрения на отдельные друг от друга интересы.



Так думал Макс, набирая номер дочери.



Мужик, похожий на Пью, доел свой гуляш, вымакал подливку хлебным мякишем и убрался вон из «узбечки». Макс проводил его хмурым взглядом.



В телефоне раздавались гудки. Трубку никто не брал. Макс нажал на кнопку сброса и перезвонил. Снова гудки. Только монотонные протяжные гудки.



«Давай, Васечка, возьми трубку!»



Тишина.



Макс выругался и сбросил звонок. Перезвонил ещё раз — с тем же результатом. Через минуту пришло сообщение: «Пап, у меня английский! Если эта мегера увидит меня с телефоном, то капец!»



Макс написал в ответ: «Не хочешь после уроков сходить к Лёше?»



«А можно?»



«Конечно сходи. Мы с мамой вечером тебя заберём».



«Пап, ты самый лучший!! =)»



Лёша — хороший парень. Они с Васечкой нравились друг другу невинной юношеской любовью, и никто из них никак не мог сделать первый шаг. Так и получалось, что не то дружат, не то встречаются, но без всех этих поцелуев и прогулок за руку. Лёша с Леной учились в одном классе, поэтому из школы они выйдут вместе, а потом Васёк окажется у него дома под присмотром Лёшиных родителей. И Макса это вполне устраивало.



На душе стало как-то легче, и, доев свою котлету, сверху залив её остывшим кофе, он вышел из «узбечки».



Дождь к тому моменту стал чуть тише, но заканчиваться даже и не думал.



Вернувшись к себе в кабинет, Радов встряхнул промокшее пальто и вдруг замер на несколько минут перед вешалкой. Если бы его спросили, о чём в тот момент думал, Радов, наверное, и сам бы не смог чётко ответить. Так бывает, когда в голове вертится миллион всяких мыслей и ни об одной из них не хочется говорить вслух.



Наконец взяв себя в руки, Макс повесил пальто и вернулся к выполнению своих должностных обязанностей. В какой-то момент он так прочно вошёл в привычную колею, что даже нашёл в себе силы заглянуть в ведомственное хранилище, чтобы посмотреть, как там справляются практиканты.



Справлялись, собственно, как и все остальные в свой первый рабочий день: сидели с огромными от страха глазами, кое-как пытались сделать необходимый минимум работы и периодически воротили глупые, а оттого смешные ошибки.



Похвалив их



вопиющую некомпетентность



искреннее рвение, начальник вернулся в свой кабинет и заглянул в ежедневник. Неделя обещала быть насыщенной.



И он зарылся в дела.



К вечеру Макс уже начисто забыл о сумасшедшем из своего далёкого прошлого. И, честно говоря, едва не убежал после работы домой вместо торжества у Марии Евгеньевны. Он уже перешёл дорогу в привычном направлении, как вдруг в голове что-то щёлкнуло и он, круто развернувшись почти на сто восемьдесят градусов, двинул в другую сторону.



Дождь, слава богу, уже закончился, но был он такой силы, что ливнёвки не справлялись и под ногами всё равно хлюпало даже на самых «сухих» участках тротуара. По небу лениво перекатывались массивные чёрные тучи.



Макс шёл, засунув руки в карманы и втянув голову в плечи. Уши мёрзли от холодного пронизывающего ветра, а в глазах из-за него же стояли слёзы. Всякий раз, когда они наворачивались, лучи от фонарных столбов вытягивались в тонкую линию. А весь мир при этом казался перечёркнутым.



Таким он и оставался всю дорогу, даже когда Макс свернул в узкий дворик, поросший клёнами и березняком.



Мария Евгеньевна жила на девятом этаже панельного дома с пристроенным сверху дополнительным этажом из красного кирпича. Из открытого настежь окна на всю улицу гремела попсовая музыка, слышались пьяные, а значит, громкие разговоры.



Макс подошёл к домофону и понял, что не имеет ни малейшего понятия, под каким номером квартира Машки с Жениной работы. Пришлось доставать мобильный и спрашивать в «Телеграме». Наконец, пробравшись в подъезд, Радов оказался неприятно удивлён тем, что лифт не работает.



— Твою ж мать, — выругался он и поплёлся на девятый этаж на своих двоих.



Дверь Машкиной квартиры была открыта. Пройдя внутрь, Радов оказался в душном царстве алкогольных испарений. Народ, что набился в зале и кухне, был уже хорошенько поддатым. Люди разбрелись по комнатам и, разбившись на группки, говорили о сложном: о политике, финансах, философии Гегеля и Декарта — словом, обо всём том, о чём не принято беседовать в трезвом уме. Несколько дам за сорок включили старый кассетный магнитофон погромче и танцевали на узком пятачке перед окном.



Виктор Салтыков пел о том, что «белая ночь опустилась, как облако».



Макс нашёл Женю среди одной из компашек на кухне. Они сидели с девчонками между плитой и рукомойником. Сослуживицы курили, стряхивая пепел в новую оцинкованную раковину. У этих был самый скучный из всех разговоров в мире — о работе. Поэтому Радов решил, что пора спасать положение, и бесцеремонно ворвался в их кружок с шуткой.



— Девчонки, всем привет! У меня как раз на эту тему есть анекдот! В общем, женщина на работе говорит коллегам: «Мучилась с насморком». Коллеги начали подсказывать средства. Одна говорит: «Надо тебе грелку на всё тело» (типа мужика). Тут другая не поняла прикола и говорит: «Зачем на всё тело? Можно просто тёплые яйца к носу приложить!»



Грянул хохот, больше, конечно, обусловленный количеством выпитого алкоголя, нежели качеством юмора, но Максу всё равно было приятно.



— Радов, не позорь меня такими анекдотами! — сказала Женя, при этом смеясь больше всех. — Лучше спаси положение и пригласи жену на медляк.



Никаким медляком и не пахло: в зале гости отбивали дроби под частушки какой-то старой группы из нулевых. «Дилижанс», кажется. Но Макс дисциплинированно буркнул:



— Позвольте, сударыня, ангажировать вас на мазурку, — и протянул руку.



Женя залилась смехом, но вложила свои пальчики в ладонь Радова и поднялась. Так — рука об руку, будто в самом деле явились на бал, — они прошли в зал.



— Машка, медляк! — скомандовала Женя, и хозяйка квартиры быстренько метнулась к магнитофону.



Остановила звук, нажала на перемотку. Раздался тихий суетливый звук работающих моторчиков. Щёлкнуло, включилось: заиграл «Ласковый май». Снова щёлкнуло, снова заработали моторчики. Таких переключений случилось три, прежде чем заиграла действительно медленная песня «Фристайла». Композиция шла с середины, но Марии Евгеньевне уже надоело мотать плёнку туда-сюда, поэтому оставили уже как есть.



«Отпустил тебя, смирясь с судьбой, я на все четыре стороны, и кружатся над моей бедой — вороны, вороны!»



Женя закинула руки на шею Максу, прижалась грудью. В комнате раздалось шумное одобрение: крики, свист, кто-то даже похлопал.



— Помнишь наш первый медляк? — спросила жена. Макс кивнул. — Ты так мило смущался…



Ещё бы он тогда не смущался: пока они с Женей танцевали, всё время на него в упор смотрели три, прямо скажем, паскудные рожи. Всё по классике: дешёвая подделка под Adidas, кроссы.



Макс бежал с той дискотеки так, как до этого бегал всего раз в жизни. Но эти парни его всё равно догнали. Наверное, спортсмены. Утро Максим встретил в городской травмбольнице.



— Да, было время, — сказал Радов на ухо жене.



Медляк закончился, откуда ни возьмись, как гром среди ясного неба, заиграла Надежда Кадышева. Это был явный знак, чтобы садиться за стол.



Женя одарила Макса лукавым взглядом, а потом начала проталкиваться через толпу захмелевших гостей на своё место — прямо рядом с виновницей торжества, новоиспечённой бабушкой, в общем, Машкой. Радов старался не отставать и держался к жене как можно ближе.



Как только расселись, тотчас случился тост за новорождённого, отвертеться от которого не было никакой возможности. И вторая рюмка на голодный желудок чуть не закончила этот вечер для Макса. Радов даже ощутил, как



второй раз за день



качнулся пол под ногами. Но гостя спасли, быстренько наложив на пустое блюдо перед ним мяса и жирных салатов.



Разговоры за столом текли шумные, но бестолковые и скучные. В какой-то момент Макс начал клевать носом. Чтобы позорно не уснуть прямо за столом, он принялся рассматривать помещение. Так обычно случается в гостях: когда нечем заняться, начинаешь разглядывать, какой ровный стык у обоев или как стоит посуда в шифоньере.



И тогда Макс наткнулся на фотографию.



Вдруг стало тихо, как в гробу. Сидевшие рядом люди открывали рты и чокались рюмками, но Макс не слышал ни единого звука. Краем глаза он видел, что мир не стоит на месте, но будто бы разом и не видел ничего.



На фотографии были они трое — Лёха Поклонский, Марк Старшенбаум и он, Максим Радов. Правда, в то время у него была совершенно другая фамилия.



Медленно, не обращая внимания на недоумённый взгляд Жени, Макс выбрался из-за стола и подошёл к шифоньеру. Даже не подумав, насколько нагло это выглядело, он открыл стеклянную дверцу и взял фотографию. Но чем ближе подносил к лицу, тем менее чётким становилось изображение. Возможно, из-за слёз.



К нему подошли и принялись хлопать по плечам, что-то говорили. Макс по-прежнему ничего не слышал. Он хотел лучше разглядеть эту фотографию и в то же время совершенно не хотел её видеть.



Потому что она лишний раз напоминала ему о том, чего он всё равно никогда не сможет забыть.



С каждой секундой Макс всё меньше хотел на неё смотреть, но он был должен. В память о них он должен был посмотреть в глаза своему кошмару.



Тогда Радов стёр рукавом слёзы и пригляделся.



Гром из динамиков обрушился на него, как ледяной душ.



Конечно же, на этом фото никогда не было ни Лёхи, ни Марка, ни тем более самого Макса. Это младший сын Марии со своими друзьями. Где-то в походе. Молодые, счастливые.



Живые.



— Не говори, — плела ему на ухо сама Машка, хотя Макс и так ничего не говорил, — как посмотрю на эту фотку, так у самой глаза на мокром месте. Какой тут молоденький ещё… А сейчас вымахал, лишний раз к матери не заглянет.



— С тобой всё нормально?



Радов почувствовал на другом плече руку жены.



До чего же ему было стыдно в тот момент. И горько. Это было другое фото, не то. Но здесь трое парней сидели друг с другом, совсем как когда-то Максим сидел со своими друзьями…



Макс покачал головой.



— Нет. Что-то я неважно себя чувствую.



— Может, тогда домой?



Он кивнул несколько раз.



— Да. Было бы славно… Но сначала надо за Васечкой заехать.



— Конечно.



Весёлые гости долго не хотели их отпускать, потом пытались всучить Максу рюмку «на посошок», но совместными усилиями Радовы отбились от этого навязчивого и глупого обычая. Помогло такси, которое уже находилось внизу, и аргумент про платное ожидание подействовал куда лучше того, что Макс устал и ему уже хватит.



У Лёши дома никто не спал. Его родителями был организован «семейный» просмотр советских комедий. Васечка такое не любила, но из уважения дисциплинированно сидела и лупила в телик глаза, пока не явились её собственные отец с мамой. Судя по виду, отцу было очень плохо.



От чая они отказались, от дальнейшего просмотра, ко всеобщему облегчению, тоже. Всех поблагодарили, оторвали Васечку от Лёши, с которым она всё никак не могла попрощаться, и двинули до дома.



Всю дорогу Макс сидел мрачнее тучи. Проклятое фото, которое на самом деле вообще никаким боком его не касалось, просто не шло из головы.



Оказавшись в квартире, Макс разделся и тотчас забрался в постель. Через несколько минут из ванной пришла Женя. Она тихо проскользнула под одеяло и осторожно обняла мужа.



— Радов, у тебя точно ничего не случилось? Ты не заболел?



Макс вздохнул.



— Да просто устал и, видимо, слишком много чая сегодня выпил, вот давление и подскочило. Не надо было мне идти на торжество, всё веселье тебе испортил.



— Слушай, мы вообще-то не чужие люди. Да и я успела уже повеселиться. Так что не думай об этом и закрывай глаза… Тебе нужно хорошенько отдохнуть.



— Да. Ты права. Спасибо.



Макс обнял жену и закрыл глаза.



Из комнаты Васечки едва слышно доносился суровый гитарный риф, и «Радио Тапок» не менее сурово пел: «А может, это сон. А может, это он — вновь повелевает мной, и я стал монстром!»