Как давно мотив забытый
напевали мы друг другу.
Но пластинка чувств разбита
и не движется по кругу.

Разве это я, вот эта тётенька?
Ты меня обманываешь, зеркало!
Ну и что, что совпадает родинка?
Ты перестаралось, явно, с мерками!

Что же ты, подружка, нос повесила,
В «бабушкино» платье нарядилась,
И гостей не развлекаешь песнями, -
Говоришь, с годами изменилась?

 Я негений,
 Листья лавра шелестят,
 Нам с тобою не от скуки
 Годы вечности считать.
 

Миланский монастырь Санта Мария
делле Грацие*.
В ладонь Учителя вопрос кладет апостол
И ужасается: " Не я ли, Господи?!."
Но за спиной сам демон святотатства...

Итака убога, скучна и мала,
Но сердцу она бесконечно мила.
На ней Пенелопе тоскливо одной;
бегут день за днём, как волна за волной.

Кто-то в небе спал,
просто так - лежит себе,
даже голый весь.

Живём под люстрой длиннорукой - я и муха,
 

Я поэт ушедшего века,
Но и золото мне не претит.
Я и Пушкин, и Блок, и Сенека,
И Волошин во мне сидит.

Чуть заполночь. Морозно. До рассвета
Полвечности. Снежок. Ни ветерка.
И ни души. Собака лает где–то,
Негромко и... обиженно слегка,

Я-червяк.

У меня нет хребта,

Могучий лес! В нем дышится привольно –
Почти что воздух свеж. Здесь всем права даны:
Для дятлов демократии довольно,
Всё остальное делят Кабаны.

Сумасшедшей силы ветер, разметав по «се ля ви»,
Перепутал все на свете постулаты о любви –
Мне бросаешь среди ночи:- Будь здорова!- невзначай,
Я в ответ, промежду прочим:- Будь здоров!- тебе «на чай».

Звёздный зимний вечерок,
и большая стужа.
Заходи на огонёк,
друг мне очень нужен.
Выпьем чарочку вина,
поболтаем вволю.
Напускает сон зима,
так уютно в доме.
Улыбается луна,
глядя к нам в окошко.
Не люблю я быть одна,
я не Соня-кошка.

Желаемое, выдаваемое за действительное,
Потугами горечи, перламутровым кашлем,
Цветной бессонницой удивительной
Мерещится в зеницах даже.