МИФ. Главы 1- 5

МИФ. Главы 1- 5

МИФ. Главы 1 - 5

Глава 1
Параллель первая

Я смотрел на его золотое пенсне и поражался. В наше-то время! Конечно, выпендривается…
— А пенсне-то не треснутое! — не преминул я съязвить.
— Да оно и не золотое! — рассмеялся он. — Впрочем…
— Не всё то золото…
— Точно!
— И всё-таки, почему пенсне?
— Думаете, хочу добавить себе загадочности? Мне это ни к чему… — Он поправил пенсне и опять улыбнулся. Загадочно. — Вам… восемнадцать, верно? Прекрасный возраст! Нет ни прошлого, ни настоящего, одно только будущее…
Его седые волосы колыхнул налетевший ветерок, немолодое уже лицо засветилось воспоминаниями.
— А у вас… разве нет будущего?
— У меня? Да-да…
Внезапно пошёл дождь, и мы укрылись под навесом у газетных стендов. Порывистый, заметно посвежевший вечерний ветер прогнал отдыхающих с пляжа и с увлечением гонял барашков по осиротевшему морю. Одинокий корабль застрял на горизонте. Мой случайный знакомый смахнул капельку дождя с пенсне и этой же рукой указал в сторону корабля.
— Кстати, хорошая иллюстрация к нашему разговору! Посмотрите, не таким ли видится будущее в восемнадцать лет? Где-то далеко белоснежный океанский лайнер, пассажиром которого (а быть может, и капитаном!) вы обязательно станете. А будущее старика — этот пустынный пляж, ещё совсем недавно шумный и многолюдный. Но вот что удивительно: ваше прекрасное «далёко» и моё, казалось бы, гораздо более близкое и предсказуемое «завтра» имеют кое-что общее — это море. И лайнер однажды может пристать к этому опустевшему берегу…
— А капитан — сойти, да?
— Ну что вы, я совсем не об этом! Хотя в жизни может быть всякое. Но не с вами…
— То есть?
— Дело в том, что вы… Впрочем, всему своё время.
— В смысле? Ну, говорите, раз начали! Ладно, как хотите…
Я обиженно замолчал и подчёркнуто отстранённо повернулся к газетному стенду. Мой собеседник тоже молчал, что было менее естественно. Ведь он-то в свои годы должен был понять эмоции восемнадцатилетнего мальчишки! И как-то попытаться смягчить ситуацию…
«Он, конечно, имел в виду, что никакой я не капитан, — начал фантазировать я в образовавшейся паузе, — а так, пассажир третьего класса… А сам-то, тоже мне Воланд!»
— Вы знаете, это пенсне — особенное! — как ни в чём не бывало вдруг сказал он и миролюбиво улыбнулся.
— Неужели? — язвительно ответил я, продолжая рассеянно рассматривать стенд. — Оно, наверное, волшебное!
— Нет, не волшебное. Но с его помощью я могу заглянуть в будущее, о котором мы с вами только что…
— Что вы со мной разговариваете как с недоумком? — резко повернулся я к нему. И замер, заметив в облике своего «обидчика» разительную перемену. Его седые волосы оказались вовсе не седыми, а просто очень светлыми, лицо было не таким уж и старым, и глаза светились доброжелательностью и вниманием.
— Да вы сами посмотрите, если не верите! — протянул он мне своё пенсне и спокойно улыбнулся.
Я хмыкнул. Но пенсне не взял.
— И вы можете сказать, что с нами будет, скажем… через неделю? — уже мягче спросил я.
— Через неделю? Вряд ли. Видите ли, на самом деле у времени несколько другой счёт, другое течение, чем принято думать. Так что через неделю наверняка произойдёт то, что должно произойти через неделю. Тут и предсказывать нечего.
— Но ведь…
— Понятие «Настоящее» включает в себя не только то, что будет через неделю, но и то, что было неделю назад. Для «Прошлого» или «Будущего» это слишком малый срок.
— Хорошо, и когда же оно, по-вашему, начинается, это будущее?
— Да некоторые всю жизнь проживают в «настоящем»…
«Сейчас опять начнёт, — подумал я, вспомнив свою мысль о «капитане», — пора, наверное…»
—…А вот ваше будущее наступит ровно через десять лет, — закончил он фразу и снова меня заинтересовал.
— Но об этом не время, да? — приготовившись в очередной раз надуться, быстро сказал я.
— Нет-нет, вот об этом как раз самое время! — Он поправил пенсне и стал очень серьёзным. — Слушайте внимательно: ровно через десять лет, день в день, я приду к вам…
—…Я должен сказать свой адрес?
—…во сне. Для этого никакой адрес не нужен. И тогда вы узнаете всё, обещаю вам!
— Ха, — недоверчиво рассмеялся я, — через десять лет? Во сне? Да мы с вами забудем нашу случайную встречу через ту самую «неделю из настоящего»! А уж через десять лет я точно не вспомню ни вас, ни ваше обещание мне присниться! Да и сон можно легко забыть!
— Этот сон вы не забудете. Потому что у него будет продолжение.
— Что же, интересно, такого мне может присниться? — заинтригованно воскликнул я.
— А вот теперь — только не обижайтесь! — я вынужден снова сказать: всему своё время! Пожалуйста, не торопите его. Вы ещё слишком молоды и не готовы к… такому сну. Тем более к его «продолжению».
Мы вдруг замолчали. И постояли в тишине. Дождь прекратился, и набережная вновь стала заполняться отдыхающими. Кораблик давно исчез с горизонта.
— Кажется, мне пора, — повернулся ко мне таинственный обладатель волшебного пенсне. — Рад был познакомиться!
— Погодите, но… Мы же не представились друг другу! Как я вас узнаю в своём сне?
— Для этого имя не потребуется. А я о вас и так знаю достаточно. Скажу больше — придёт время, и не я вам буду рассказывать о будущем, прошлом и настоящем, а вы — мне. Но не раньше, чем через десять лет!..
Так я впервые встретился с Серафимом – старцем из мира снов.

Параллель вторая

«Раздражающая постижимость бытия… Нелепая способность лепить свой образ из ничего, постоянный уход в никуда. Где-то копится причина самоупрощений. Она неуязвима для анализа, неуловима. Время так быстротечно, что его просто нет. Вишу в пустом пространстве. Подвешен в нём. Повешен... Пространство безжалостно и не даёт опоры, потому что всегда само висит во времени, а вне времени нет ничего, и имя этому “ничему” — Ничто. Нет даже состояния покоя, поскольку вообще нет никакого состояния. Именно здесь скрывается полная ясность. Но не смей даже думать об этом!..
Нет рядом никого, но я не один. Отчего пронизывает душу одиночество? Потому что есть кто-то ещё. Невозможно схватить за конец ниточки».

* * *
— Его переклинило!
— Он вернётся.
— Думаешь?
— А может, нет…
Двое внимательно и пристрастно рассматривают третьего, сидящего на стуле в неестественной позе посреди большой пустой комнаты.
— Раньше он всегда возвращался… — неуверенно бормочет один из двух, молодой, с взъерошенными волосами и по-мальчишески расстроенным лицом.
— Раньше он нас предупреждал! — отвечает ему второй, постарше и поопрятней, тоном знающего больше, чем первый.
Тишина.
— Придётся снова звать её…
— Что ты всё время суетишься?
— Но ведь в прошлый раз…
— Каждый раз по-разному!
Снова молчание.
— В прошлый раз…
— Ещё хоть раз заикнись!..
— Ладно, ладно… Но тогда, помнишь, он рассказывал удивительные вещи!
— Ещё бы!
— Он обещал… чтоб и мы…
— Это нелегко.
— Понятно!
— Подождём…

Глава 2
Параллель первая

Я сдержал своё «обещание» и весьма скоро напрочь забыл и об этом странном разговоре, и о волшебном пенсне, и о его хозяине. Мне было всего восемнадцать лет. Восемнадцать! Много ли надо человеку в этом чудесном возрасте? Конечно, ему нужен весь мир! Который и без всякого волшебства кажется таинственным и полным самых захватывающих перспектив.
Однако идти твёрдым шагом по ступеням этой общепризнанной «лестницы в небеса» (учёба, карьера, семья, признание и прочее) мне довольно быстро наскучило. Я всегда остро чувствовал несовершенство мира, во всём, даже в мелочах, и рано понял, что «возможности» проходят мимо, события вокруг не так уж и интересны, и жизнь всё более скатывается на дно заурядности. Да, в реальности всё оказывалось вовсе не таким, как обещали розовые юношеские мечты, и с годами ощущение этого великого обмана обострялось. С этим ощущением я и стал взрослым. Магия юности исчезла, и вместо тройки лошадей, которая должна была нести меня на всех парах в будущую счастливую жизнь, я сам оказался запряжённым в повозку обыденного блеклого существования и вынужден был теперь в одиночку тащить её до конца.
Нет, в моей жизни не было никаких особых трудностей, роковых обстоятельств или непоправимых бед. Но как раз эта заурядность и убивала меня больше всего. Всё как у всех, изо дня в день, без всяких отклонений. И каждый шаг известен наперёд. И цели похожи на цепи.
Но, удивительное дело, чем более обыкновенную и даже временами беспечную жизнь я вёл — работая, отдыхая, веселясь с друзьями или грустя в одиночестве, — тем сильнее мне казалось, что где-то, возможно, совсем рядом, есть, должна быть другая жизнь, более интересная и насыщенная, более моя, вполне доступная, просто я пока не сумел её увидеть, распознать. И стоит мне только чуть напрячься, внимательнее всмотреться в окружающую меня обрыдшую действительность…
Шли годы, и чего я только не предпринимал, чтобы раскрасить свои будни, «увидеть», «распознать», но всё мне казалось не то. Менял занятия, профессии, друзей, подруг, наконец сам стал переезжать с места на место, без сожаления расставаясь с нажитым в поисках новой жизни, новых ощущений. Всего лишь за шесть лет, прошедших с момента окончания университета, я успел сделаться изгоем в обществе, этаким человеком-шатуном, потерявшим связь с родными и близкими, даже внешне изменившимся настолько, что сам едва узнавал себя в зеркале. Дошло до того, что ни на одной работе, ни в одном городе я не задерживался дольше трёх месяцев, и вскоре мне всё труднее было устроиться на новом месте, чтобы хоть как-то заработать себе на жизнь.
Впрочем, я не замечал бытовых трудностей, меня влекла, звала в дорогу иная, пусть пока ещё смутно различимая, цель. И если бы хоть один лучик надежды осветил эту дорогу… Однако все мои усилия, все поиски были тщетны, суть оставалась всё та же, неудовлетворённость сковывала душу и не давала расправить плечи… или крылья. Я устал, отчаялся, начал терять веру в возможность что-либо изменить. Мне было всего 28 лет, но я словно бы прожил уже несколько жизней. Ничто не радовало меня больше, не удивляло новизной, не приносило покоя. Пытаясь подняться над всеобщей суетой, я превратил свою собственную жизнь в вечную погоню неизвестно за чем, истрепал нервы, подорвал здоровье, сделал эту ненавистную суету сутью своего существования, обернув лишь её ради самообмана ярким фантиком благородной, но до конца неясной мне самому цели. Долго так продолжаться не могло, необходимо было либо остановиться, либо…

Параллель вторая

«Странное существо в зеркале. Немного похоже на меня, но другое. Другой. Смотрит на меня со снисхождением, цинично. Я желаю ему зла. Я хотел бы быть сильнее его. Но он знает больше. Там, где он, есть все ответы, но невозможно задать вопрос. Однако я знаю: стоит ему отразиться в зеркале, и он исчезнет. А я нет. Мы стоим друг против друга и молчим. Пусть он скажет первый… Я лихорадочно начинаю соображать, что отвечу. От первого слова, даже от первого произнесённого звука зависит многое. Зависит всё. Только один неверный шаг… И каждый ждёт его от другого. Надо быть начеку».

* * *
— Опять ты прозевал!
— Всё так быстро случилось…
— Тебя для чего с ним оставили?
— Ты же знаешь: когда ждёшь, внимание притупляется…
— А теперь ноешь: «Переклинило… Звать её…»! Рассказать, что она с нами сделает?
Младший, вихрастый, отвёл глаза и виновато посмотрел на портрет молодой красивой брюнетки на стене.
— У тебя я всегда виноват…
Старший глянул на него удивлённо, но промолчал.
— Ладно, чёрт с тобой, — сказал он через минуту, — чего уж теперь… Что будем делать?
Молодой пожал плечами, и оба снова уставились на раскинувшегося без всяких признаков жизни на стуле посреди комнаты… того, третьего.

Глава 3
Параллель первая

И вот однажды я собрался с духом и решил, пока меня совсем не извела моя тяга к «неизведанному», снова стать таким, как все, вернуться в прежний — скучный и предсказуемый — мир, раз уж новый не подпустил к себе. Значит, не судьба. Остаётся только занять свою нишу в общем склепе мечтаний и надежд, обосноваться где-нибудь в относительно тёплом местечке, обзавестись домом и семьёй и как-нибудь уж дотянуть до неминуемой встречи хоть с чем-то новым, обнадёживающим — с благословенной смертью, которая разрешит, наконец, все сомнения и даст то, что заслужил.
С таким настроем я собрал в один из выходных дней все свои скудные сбережения и пошёл в самый дорогой ресторан города, в котором в тот момент находился, отметить своё поражение и возврат к так называемой обычной жизни. Конечно, более неподходящего для этих целей и диссонирующего с моим тогдашним душевным состоянием места трудно было и найти: вокруг рекой лилось вино, шумные компании праздновали юбилеи, отмечали какие-то другие события или просто отдыхали после трудовой недели, весёлые беззаботные люди танцевали и пели, а я сидел один за дальним столиком у тёмного мрачного окна и размышлял о своей непутёвой жизни. Промежуточные итоги выглядели неутешительными. Ни по одному пункту я не достиг успеха, не собрал никакого багажа, ни духовного, ни материального. Со мной рядом никого не было, даже выпить и то было не с кем. Кажется, только и оставалось что набраться смелости и покончить со всем этим недоразумением одним движением указательного пальца…
И тут мои мысли как-то сами собой, проигнорировав намеченный сценарий, потекли в противоположном направлении. Вместо того чтобы думать, как жить дальше (или как не жить), мне неожиданно пришло в голову, что если я всё-таки решился Искать, значит, во мне что-то заложено, есть какая-то сила, какой-то стержень, что-то внутри, что отличает меня от прочих, отчаявшихся и Поиск прекративших. И раз я без страха и упрёка стал на этот путь, значит, хотя бы смутно, глубоко в подсознании, едва-едва, но всё же видел Цель, её неясные контуры, или даже просто знал, пока не видя, что она есть, существует, должна быть, а это уже немало. Значит, во мне есть способность Видеть, и я когда-нибудь обязательно смогу Увидеть!
Как бы желая продлить расставание со своей хоть и тревожной в последнее время, но всё же обещавшей много интересного впереди жизнью, я пошёл в своих рассуждениях ещё дальше, призывая своего двойника в чёрном окне поддержать меня. Слушай, сказал я ему после нескольких рюмок водки, уж не являюсь ли я Избранным? (Кем и для чего, давай оставим пока в стороне...) И возможно ли понять нам, простым смертным, кому дано заглянуть в Источник Истины, а кому — нет? Ведь, знаешь, если подумать, на самом-то деле никаких сложностей нет, просто должно быть внутреннее чувство, что именно ты — Избранный, и всё! Если оно есть, значит, ты — Избранный; если ты сам считаешь (а такое не придёт в голову кому попало, не так ли?), что ты Избранный, значит, ты — Избранный; если ты предчувствуешь, что не можешь быть не Избранным, значит, ты — Избранный!
(Надо только помнить, наставительно предупреждал меня двойник, кивая головой, что Избранный — не выше других, не претендующий на исключительность и привилегии от судьбы; Избранный — это помеченный особым знаком, носящий метку избранности, как клеймо, почти всегда обречённый на непонимание и отверженность, но твёрдо знающий, во имя чего эти жертвы. Даже если пока сам ещё не очень ясно видит Цель. Это Видение, эта зрелость (здесь есть двойной смысл — не только «созреть», стать старше и мудрее, но и «узреть», оказаться достойным Цели) придёт позже. И принесёт с собой ответы. Или понимание, что они больше не нужны.)
Вот в эту минуту, когда ум мой пытался постичь непостижимое, со мной и приключилась та несколько странная и вроде бы незначительная на первый взгляд история, которая, как станет ясно позже, обозначила собой начало нового этапа в моей жизни и между прочим подтвердила мои предчувствия насчёт того, что кто-то… Да, теперь я точно знаю: кто-то действительно внимательно наблюдал за мной все эти годы и ждал, пока я пройду все круги ада, окончательно разочаруюсь в своих поисках, упаду духом, затем воспряну, додумаюсь до многого сам и буду наконец готов услышать звон хрустального колокольчика и увидеть начало Пути.
Он, этот кто-то, выбрал весьма удачный момент для своего появления: тогда в ресторане я так увлёкся новыми идеями и ощущениями, что напрочь забыл, где нахожусь и по какому поводу. Тревожное ожидание какой-то перемены полностью завладело мной. И едва я очнулся, внезапно вернувшись из своих грёз в реальность и всё ещё пытаясь разглядеть за пеленой ресторанной кутерьмы какой-нибудь знак или что-то другое, как сразу же наткнулся на чей-то острый, пристрастно, как мне показалось, изучающий меня взгляд. Понимал ли обладатель этого взгляда, как мне трудно было опуститься на землю из своего мечтательного путешествия, или просто смутился, обнаружив себя, только он вдруг как-то не к месту тепло улыбнулся и довольно фамильярно мне подмигнул. Настала очередь смутиться мне. Однако что-то помешало мне сразу отвести глаза в сторону, что-то удержало моё внимание во внешности этого человека. Какое-то неуловимо знакомое движение, да-да, вот этот жест, словно он поправляет невидимые очки у себя на носу!.. Я попытался в ответ украдкой рассмотреть нахала и только тогда заметил, что был он, вероятно, вокалистом ресторанного оркестра, так как стоял на сцене перед микрофоном и… пел! Как я далеко улетел, что не сразу понял это! Песня была знакомая, хорошо известная в то время, с весьма надоедливым сладким мотивчиком, пел он её неплохо, хоть и несколько небрежно, и в конце своего выступления снова сумел меня зацепить. Уже покончив с легкомысленным, под стать мелодии, текстом и раскланявшись в ответ на аплодисменты публики, певец вдруг опять пристально посмотрел на меня и на затихающих последних аккордах песни, когда внимание остальных слушателей притупилось, кажется, только для меня одного пропел слова: «Мы спим и видим сны, но спим ли ночью мы?» Затем ещё раз подмигнул мне, объявил небольшой перерыв в работе оркестра и ушёл со сцены, будто растворился в воздухе.
Я немного растерялся, смутившись от неловкости и от какой-то несуразности этого маленького происшествия (смысл которого, повторюсь, понял чуть позже), затем попытался сосредоточиться и продолжить свои рассуждения, как-то вернуть удивительное настроение последних минут, но мне это не удалось. Атмосфера вечера куда-то улетучилась, мне незачем было больше оставаться в ресторане, и я, расплатившись с официантом, поспешил выйти на свежий воздух.
Был конец августа, вечера заметно посвежели, а небесные электрики включали к ночи всю имеющуюся у них иллюминацию на полную мощность. Бесцельно прогуливаясь по городу, я забрёл в находящийся недалеко от ресторана притихший в полумраке ночной парк и остановился, запрокинув голову, чтобы полюбоваться небом в алмазах. Небо было такой глубины, что я сразу же «утонул» в нём, почувствовал себя его частичкой, затерявшись между звёздами и вместе с ними обретя безмятежность и равновесие. Посмотрев с их высоты на Землю, на себя, стоящего посреди парка с устремлённым ввысь лицом, на засыпающий город, на весь мир, я проникся вдруг удивительным чувством сопричастности ко всему вокруг. Пронзительная ясность окружала меня, завладела моим сердцем, вошла в каждую клеточку. Господи, да ведь ничего больше не надо! Только бы остаться в этом мгновении навсегда, остановить время, замереть в нём, умереть… Да — умереть в эту прекрасную минуту! Никакой «прежней» жизни, никакой «другой» жизни, ничего, только эта прозрачная сияющая вечность, зияющая бездна вечности, зовущая, смеющаяся, беспечная, бесконечная вечность. Я иду к тебе, я твой!..

Параллель вторая

«Мои друзья и мои враги имеют странную манеру меняться местами. Они — как мерцающее наваждение, как объекты параллельных миров. Я не поспеваю за их изменчивостью. Общаешься с тем, кто тебе ближе, и вдруг чувствуешь его необъяснимую враждебность; уходишь в себя, сторонишься, пытаешься преодолеть неловкость и… неожиданно получаешь поддержку с противоположного берега, незлую, без обременения. И испытываешь чувство благодарности и тепла. Но ведь именно с той стороны ты ощущал недавно холодный пронизывающий ветер! Едва собрался осознать перемену, как-то приспособиться, первый снова безоблачно улыбнулся, второй — локтем в ребро. И так со всем остальным…
Истинные движения души скрыты глубоко. Потому не вижу смысла жить поверхностно. Надоело упрощать себя, насиловать своё естество, подстраиваясь под этот мир. Больше — никогда!
Но вырыть в себе нору и спрятаться в ней недостаточно. Мозг требует заполнения пустых мест. И вот тут на помощь приходят они, эти невидимые непривычному глазу, но находящиеся всегда рядом… существа (пока не знаю, как их называть). Они сильнее воздействуют на нас, чем мы — друг на друга. Они очень важны для нас, а мы о них даже не хотим знать. Они таинственны, странны, завлекательны, они призывно машут мне, и я пытаюсь искать пути к ним. Мне всё меньше интересны остальные, я всё реже возвращаюсь к прежним, я устал от них, здесь (точнее, “там”) мне лучше. Надоело барахтаться в общем котле так называемой “правильной” жизни. Социум мне противен. Но и он не остаётся в долгу. Я раздражаю почти всех, меня многие сторонятся, некоторые просто шарахаются. Возможно, боятся, как что-то непонятное, не из их мира, и спешат нанести упреждающий удар, чтобы защититься… От чего? Разве я представляю для них угрозу? Или хотя бы ставлю их в неловкое положение, крича посреди толпы: “Смотрите, вот они, они просто плывут, как брёвна, по реке бытия, куда и все, вот эти, и эти; да вы посмотрите друг на друга, вы же все… брёвна, покрытые тиной!”? Нет, я молчу, я сдерживаю себя. Они чувствуют потенциальную угрозу? Да, я давно их распознал. Но, скажите, перед кем вас выставлять на лобное место? От кого требовать порицания ваших мелких душонок? Оставьте мне мой бисер! Нет, я не сноб, не циник, не корчусь от высокомерия (разве в норе есть для этого место?). Но как тяжело плыть в этом море пустых, безразличных глаз, где руки не поддерживают, а бьют наотмашь, где выражения лиц пугают, где голоса не ласкают слух нежными песнями, а вопят, пробивая пену у рта… И что же мне делать? Как доказать тем, другим… существам (я по-прежнему не знаю их имён), что разумное в нас не исчезло, что душа, хоть и скованная льдом “благоразумия” и безразличия, всё ещё есть в нас, живёт?
Мне необходимо расколоть этот лёд, преодолеть притяжение действительности, расправить крылья и подняться, взлететь! Я хочу стать другим, я — Другой! Мне ведомо что-то иное. Пока очень неясно, в полутонах. Я даже совсем не понимаю, что “это”, хотя всё время ощущаю его близость и достижимость. Я чувствую внутри себя силу распознать его, мне явно кто-то указывает путь, зовёт, но почему-то пока не даёт фонаря, чтобы осветить дорогу. Я бреду впотьмах. Но знаю, что иду правильно, подхожу всё ближе и ближе. И цена возрастает. Я уже достаточно заплатил и придётся заплатить ещё больше. Я готов, хоть и страшновато. И могу даже кое-что из оплаченного показать, чтоб не быть голословным, — может быть, в безлунную ночь, когда объекты теряют свои истинные очертания, но всё же их неясные, размытые контуры можно при желании рассмотреть во всепоглощающей тьме. Кто захочет — увидит. Больше ни одного слова. Ищите. И слушайте. И не ждите солнечного света…»

* * *
— Слышал? Он снова там!
— Наверняка! Солнечный свет, что-то про солнечный свет… «Идите к солнечному свету»!
— «Не ждите…» Впрочем, каждый слышит по-своему.
— Это что же — без солнца, без тепла, в темноте и холоде?
— Возможно, там оно и не нужно.
— Как?.. Солнце?
— Да, солнце… Оно избаловало нас, с ним всё слишком просто, слишком ясно видно. Мы совсем разучились напрягать глаза, мозги…
—…Ты бы рискнул?
— Без него?.. К нему?
— Да!
— А что я теряю-то? Что мне может быть жаль здесь? Да стоит ему только… А ты?
Молодой, с взъерошенной шевелюрой, задумался.
— Она идёт! — вдруг воскликнул он и побежал к входной двери.

Глава 4
Параллель первая

Итак, что же меня могло так взволновать в этой, казалось бы, довольно заурядной истории, когда повидавший всякого кабацкий музыкант решил слегка подшутить над подвыпившим замечтавшимся посетителем? Ответ на этот вопрос пришёл неожиданно быстро.
Закружив себе голову мечтами о «сияющей вечности», я в каком-то беспамятстве добрался до взятой внаём квартиры, не раздеваясь завалился спать и… в тот же миг вновь оказался на ночных городских улицах! Только теперь во сне. Впрочем, в последнем я не уверен — настолько яркими и реальными казались все явления и события сновидений, посетивших меня этой ночью!
Как и пару часов назад наяву, я опять брёл по тем же местам, по безлюдному парку, по прилегающим к нему плохо освещённым переулкам и, что удивительно, с тем же самым «космическим» настроением. Душа моя парила от ощущения единения с миром, со всей Вселенной, мне было и хорошо, и тревожно, я и смеялся, и плакал одновременно, я наслаждался этим необычным состоянием и боялся его. И как-то незаметно, в такт парящей душе, стал ускорять свой шаг, доведя его до лёгкого бега. Как только я понял, что бегу, я тут же широко расставил руки и… взмыл в воздух! Я отчётливо помню, что для этого надо было всего лишь крепко сжать кулаки и изо всех сил напрячь мышцы рук и живота. Мерой напряжения мышц регулировались высота и скорость полёта. Сначала я летел невысоко, метра полтора над землёй, приноравливаясь к своим новым способностям, но затем, когда немного освоился, мне захотелось подняться выше, к звёздам. Я полетел на уровне четвёртого-пятого этажа, оставив где-то внизу ночные городские фонари, и звёзды теперь и вправду показались не такими уж недоступными.
Так я летал между заснувшими домами, без цели и направления, пока не почувствовал, что какая-то сила влечёт меня за город, в сторону чернеющего на фоне звёздного неба леса. Я не стал противиться этому зову и полетел по окраинным улочкам прямо к нему, упиваясь открывающимся простором и свободой. Тело моё было лёгким, как пёрышко, а мысли — вольными, как ветер. Никогда ещё я не испытывал такого острого ощущения полноты жизни, можно даже сказать, не ощущал себя настолько живым, как в эти минуты. И жизнь никогда не казалась более реальной. Мне было подвластно всё, даже силы природы не чинили никаких препятствий, не пугали ни громом, ни дождём. В моей голове звучала величественная симфония, сочинённая мной самим и ничуть не уступающая самым возвышенным образцам человеческого музыкального гения, я в полный голос декламировал притихшим звёздам свои собственные стихи, рождающиеся прямо на лету:

«Я видел бледный свет ночных мелодий,
Я слышал серебро звенящих звёзд,
Я чувствовал, как ветер Землю нёс
Среди своих космических угодий.

И я упал в объятия Земли
И вместе с ней лечу, покорный ветру,
И знаю — нет преград таких на свете,
Которых бы мы с ветром не смели!..»

А между тем лес, к которому меня так влекло, становился всё ближе, и вскоре я оказался в самом сердце его — над небольшой прогалиной, окружённой дремучими, широко раскинувшими свои зелёные лапы елями. Опустившись на неё, я наконец увидел то, к чему, вероятно, стремился в своём полёте. В самой глубине леса, под охраной могучих елей, фасадом к поляне стояло весьма необычное здание, даже издали поражавшее своим эклектичным и экзотическим видом. Никогда не видал я ничего подобного, а подлетев поближе и рассмотрев здание внимательнее, ещё больше подивился прямо-таки безрассудной смелости и размаху создавших этот не то храм, не то замок неведомых архитекторов, на фоне которых Антонио Гауди кажется робким подмастерьем. Они смогли соединить несоединимое, смешав стили и направления, идеи и зодческие находки всех времён и народов.
К сожалению, за недостатком знаний я не смогу точно описать всё это великолепие, скажу лишь о том, что бросилось в глаза. Прежде всего, хотя бы по масштабу, выделялись гигантские башни по краям этой воплощённой в камне архитектурной фантазии, выполненные в стиле поздней готики, когда соборы научились крепче стоять на земле и не так уже стремились ввысь. Своей мощью они словно бы сдерживали более лёгкую центральную часть здания с тонкими высокими шпилями и маленькими круглыми башенками-маковками, чтобы она не улетела в космос. Многоцветные витражи, прорезающие стены, были закованы в отлитую из бетона лепнину с причудливым орнаментом, а между ними в нишах стояли статуи, изображающие каких-то мифических существ. И вместе с тем всё сооружение было достаточно компактное, почти квадратной формы, так что казалось, будто готический собор свалился с неба прямо на православную церковь, перемешав свои шпили с её «луковичками», но ничего не разрушил, а так и застыл. Это странное ощущение усиливалось тем, что во всём виде здания явно угадывалось его сакральное предназначение.
Пока я пытался осмыслить увиденное, буквально замерев в воздухе от восхищения, высокие ворота замка (я решил называть его так) распахнулись и из них навстречу мне вышел… недавний певец из ресторана, только постаревший лет на тридцать и потерявший в битве со временем почти всю свою шикарную шевелюру. На носу его сидело позолоченное пенсне, однозначно показывая, с кем именно я имею дело. Да-да, с тем самым курортным знакомым из моей юности! Думаю, моё лицо в этот момент выражало целую гамму эмоций, потому что он сразу улыбнулся, явно довольный произведённым эффектом (мол, я же говорил!), и почти театральным жестом поправил пенсне. Затем повернул обратно и пригласил меня следовать за собой. Я согласно кивнул, что, возможно, означало заодно и признание поражения в том давнем споре, и влетел в замок, приземлившись на ноги уже внутри. Эта сцена, как и все дальнейшие события сновидения, проходила в полном безмолвии и с моей, и с его стороны. Вероятно, нам обоим всё было понятно без слов (что именно было понятно мне, я после пробуждения так и не вспомнил).
Надо сказать, изнутри замок поражал воображение не меньше, чем снаружи. Конечно, я в своей жизни не много-то замков и видел, но, думаю, не в каждом из них есть прозрачные полы, сквозь которые любой желающий может рассмотреть все недра Земли вплоть до её пылающего ядра, а вместо потолка зияет пропасть ночного неба. Точнее, само небо со звёздами-светильниками и являлось потолком замка! Прямо от входа куда-то ввысь вела широкая мраморная лестница. На её балюстрадах справа и слева через определённые промежутки стояли античные статуи с горящими факелами в руках, освещая нам путь (света звёзд было явно недостаточно), а чуть выше на одной из площадок в горделивых позах сидели два огромных каменных пса, которые вдруг поднялись нам навстречу, когда мы приблизились, и завиляли хвостами, оказавшись вовсе не каменными, а вполне настоящими. Они поприветствовали своего хозяина и меня и побежали немного впереди нас. «Следуй за ними!» — показал мне жестом старик и… исчез.
Оглядевшись по сторонам, словно желая убедиться, что моего провожатого действительно больше нет рядом, я послушно двинулся вслед за собаками. Мы шли по лестнице ещё какое-то время, пока не приблизились к необычному ярко светящемуся объекту овальной формы, горизонтально висящему в пространстве над широкой лестничной площадкой. Понять предназначение этого объекта (и вообще что это такое) было затруднительно, но на фоне ночного неба он смотрелся вполне органично, возможно, восполняя собой отсутствие луны. И правда, если естественный спутник Земли сильно приплюснуть с полюсов, пожалуй, будет похоже.
Сопровождающие меня псы тотчас улеглись под этой светящейся капсулой-луной, давая понять, что мы пришли к пункту назначения. Я остановился, совершенно не понимая, что следует делать дальше, но, кажется, от меня ничего и не требовалось, потому что капсула вдруг снялась с места и медленно и как-то торжественно (не знаю, как сказать точнее) полетела в мою сторону. Постепенно вокруг меня всё засверкало, засияло, и я чудесным образом незаметно оказался… внутри этого светящегося «дирижабля»!
Удивительно, но меня этот факт нисколько не испугал; напротив, мне показалось, что именно сюда я и стремился всю свою жизнь! Я чувствовал себя внутри капсулы абсолютно естественно и спокойно её рассматривал. Впрочем, рассматривать, в общем-то, было нечего, поскольку вся она изнутри состояла из сплошного зеркала, вернее, вся была выложена зеркалами — и её верхняя часть, и нижняя (на которой я стоял), и то, что можно было бы назвать стенами. И везде отражался я, в изогнутых местах зеркал меняясь до неузнаваемости — в каждом по-разному.
К сожалению, возможности человеческого языка не позволяют достаточно точно описать все мои ощущения в эту минуту, ведь понятия и представления об одном и том же у каждого свои. Тем не менее, слова: «Восторг», «Блаженство», «Исполнение желаний», «Обретение смысла», «Прикосновение к совершенству» — хоть и бледно, но всё же передают общую тональность моих переживаний. Под воздействием этих грандиозных, сочных, полнозвучных аккордов я опустился на сверкающий зеркальный пол, закрыл глаза и растворился в них весь, без остатка. Тело моё оставалось на месте, а вот душа дождалась своей очереди взлететь. Не скованная теперь никаким земным грузом, она упорхнула, словно бабочка, и летала по лабиринтам следовавших одно за другим фантастических сновидений, как бабочка летает от цветка к цветку. Сколько чувств я испытал за время этого вдохновенного полёта, сколько нектара впитал в себя мой разум, сколько новых знаний подарил мне каждый цветок о мире, о жизни, о тайном! Не всё я отчётливо запомнил, но всё осталось в тайниках моей памяти, я знаю это наверняка.
Так я находился в волшебной зеркальной капсуле всё оставшееся время этого прекрасного волнительного сна, а когда проснулся, у меня было ощущение, что я вернулся из далёкого, полного неожиданных открытий и приключений путешествия, и теперь, сидя у домашнего камина, рассказываю своим самым близким друзьям обо всём, что видел и узнал. И даже больше.

Параллель вторая

«В этом… там, где эти… существа (всё ещё трудно подобрать слова), происходит что-то интересное. Я замер. Замрите и вы! Что?.. Вы ничего не слышите? Никакого сострадания! Я не сочувствую вам, вас просто нет для меня! Не идите дальше — будет только хуже…
А вот вы, вы видите этот розовато-белёсый свет? Нет? Слышите очень хорошо, но ничего не видите? Что ж, вероятно, нам тоже не по пути, хотя мне немного и жаль вас. Остаётся всё меньше тех, с кем можно…
Ну, вы-то хоть чувствуете? Да? И видите?! И слышите!!! Наконец-то! Я знал, что я не один!..
…Кажется, уже о многом поговорили, но не всё сразу! Успеем, что вы! Времени?.. Да-да, теперь поняли? Времени просто нет! Вот я, вот вы, вот то, что нам нужно, — вокруг. Всё в наших руках, в наших мозгах, в наших душах. Мы видим звёзды на небе, но не все на него смотрят. Для многих нет звёзд, нет неба, нет нас. Вот звёздный ужас — это когда совсем нет звёзд, ни в душе, ни на небе! Но довольно об этих… Мы только что с ними распрощались навсегда. Что?.. Не сомневайтесь! Всё зависит только от нас. От них — ничего. Если мы захотим, их и вовсе не будет. Один пушистый снег за окном, любимый образ на стене и потёртый томик в руках. Есть другое измерение, и другое понимание, и другие ценности, и другая вера, и другие… существа. Я — другой! Вы — тоже другой! И если мы не захотим, никто не убедит нас в том, что их чёртова реальность — наша. Я не хочу! А вы?..
И нужно-то совсем немного. Только решиться. Ведь изменения происходят вокруг постоянно, достаточно быть внимательнее. Вспомните: бывало, встанешь утром — и всё какое-то не такое, как вчера. Вроде всё то же, но что-то не так. Немного не того цвета дом напротив, небо как-то выше и светлее, другие слова говорятся вокруг. Чуть-чуть, почти незаметно, но по-иному. Мир сместился, стал другим, перешёл в иную параллель мироздания. И призывает тебя к ответным действиям, потому что и ты в нём теперь — другой. И опять, как и всегда, всё зависит только от тебя…
…Да, так вот, в том удивительном месте, где эти… существа, — я, пожалуй, для простоты назову его “Городом”, хоть это будет и неточно, — не всё так, как я хочу. Но я знаю, что он — мой, и что устроен он понятно и правильно. И врагам здесь воздают должное, а друзья сидят с тобой за одним столом; и первый снег хлопьями за окном, и её портрет…
Появился я в нём уже давно, но у меня всегда было странное ощущение, что жил я не в самом “Городе”, а где-то рядом с ним. Не очень понимал его устройство, планировку, меня порой пугали особенности архитектуры, названия улиц. Казалось, их немного, но очень легко было заблудиться.
Самым интересным “Город” был в сумерки. Страшно, но притягательно. Кажется, бежишь от ужаса, но хочется остаться. И я оставался, почти всегда. И бродил в сумерки, точнее — прокрадывался, стараясь особо не светиться (в полутьме это опасно!), когда таинственные тени открывали больше, чем можно было увидеть ясным днём, а события шифровались подобно теням. Я ничего не понимал, но ещё больше хотел во всём разобраться.
Кстати, и звали меня в сумерки как-то по-другому. Другой… И меня это нисколько не смущало. Поэтому и ей, самому важному существу в моей жизни, я однажды здесь дал имя сам…
Конечно, я и раньше знал, что в “Городе” я не один. Кто-то ведь должен наполнять его пространство, зажигать вечером огни в домах, садиться ужинать в узком семейном кругу, а утром собирать детей в школу и спешить на работу. Но был над всем этим кто-то ещё, тот, кто звал меня за собой, управлял, руководил мной, мягко, ненавязчиво, тепло, отечески. И первый раз так же было. Осмотришься, говорит, прикинешь, что к чему. Может и понравится. И мне понравилось! Почувствовал силу, стал как-то шире, объёмнее. И мир стал значимее. Теперь я был везде, а иногда был даже всемогущ. Но всё-таки никак не мог ухватить сути. Это меня злило и отнимало ту самую силу, суть которой я не мог распознать. Злился я и на Него. Ну что же это, недоумевал я, где же ответы? А ты сумел задать вопросы? — укоризненно возражал Он. Я впадал в ступор и не мог понять, что же дальше. И снова Он помогал, утешая: сделай один только шаг! И я делал, и опять был не в силах поднять ногу…»

* * *
Тот самый портрет на стене в простенькой золочёной рамочке, на который несколько минут назад с уважением и трепетом смотрел младший, был единственным предметом в большой пустой комнате (если не считать стула, находящегося под… тем, третьим). Никаких шкафов, никаких комодов, никаких светильников или бра; даже цветов, обычных почти для каждого дома, и тех не было на подоконнике единственного окна, через которое с улицы падал в комнату неверный вечерний свет. От игры световых бликов нарисованный тонким карандашом портрет словно ожил и стал ещё точнее передавать правильные строгие черты лица стоящей сейчас перед ним красивой молодой брюнетки, немного иронично рассматривающей своё собственное изображение. Так иногда глядятся в зеркало, когда одновременно и нравятся, и не нравятся себе.
Кажется, и в этот раз не сумев разгадать скрытой в нарисованной самой себе загадки, брюнетка слегка качнула головой, и в дремавшей в чёрных как смоль волосах тьме на мгновение ожили разноцветные ленточки и бусинки, искусно вплетённые в причёску, выдав в своей хозяйке сторонницу идеи разить не пулей, но цветком. Однако жёсткий взгляд пронзительных чёрных глаз, переведённый с рисунка на того… третьего, непонятно как до сих пор державшегося на стуле, вряд ли сейчас говорил о миролюбии.
— Могли бы и сами догадаться переложить его на тахту! — вдруг всколыхнул тишину её не менее властный, чем взгляд, голос, и двое — старший и младший — виновато затоптались у двери.
— Но, Джу, он запретил выносить его из этой комнаты! — попытался возразить тот, что посмелее.
— Сюда!.. — Джу махнула безнадёжно рукой и вздохнула. — Сюда надо было перенести тахту из той комнаты!
— Но он запретил и вносить что-либо в эту комнату! — вступился за смельчака второй.
— Но уж ты-то должен понимать!.. — Она вновь устало махнула рукой.
Двое оба смотрели на неё одинаковым взглядом, в котором смешались преданность и обожание.
— Джу, мы сейчас всё сделаем!
— Да, и зеркало из прихожей надо повесить здесь, — Джу указала рукой на свой портрет, — вместо него.
— Оно же там прикручено намертво… — вновь начал было возражать кто-то из провинившихся, но тут же осёкся под её выразительным взглядом. Второй после минутной паузы тихо и почтительно спросил:
— Откуда ты каждый раз знаешь, что нужно делать, Джу?..

Глава 5
Параллель первая

В этот раз я проспал дольше своей обычной нормы — ровно в два раза. Открыв глаза уже ближе к вечеру, я долго не мог вернуться в действительность, всё вспоминал свой удивительный сон, смаковал его детали, снова как бы «пересказывал» его себе и всё больше увлекался. «Послевкусие» сна было настолько сильным, что хотелось скорее вновь окунуться в него, остаться там, испытать всё ещё и ещё раз: и свободный полёт над ночным городом, и встречу с седовласым хозяином фантастического дома, и ощущение внеземного блаженства внутри зеркальной капсулы. Я нисколько не сомневался, что всё это приснилось мне неспроста (приснилось ли?), и этой же ночью непременно произойдёт… продолжение! Я кстати вспомнил: мой курортный знакомый (а он-то мне тогда точно не приснился, если мне вообще не приснилась моя юность и вся моя жизнь!) десять лет назад обещал, что после необычного сна будет какое-то судьбоносное для меня продолжение. А ведь всё именно так, как он предсказывал, и случилось: ровно через десять лет, день в день, точнее, ночь в ночь, мне приснился сон, который я уж наверняка никогда не забуду, и теперь, разумеется, у него должно быть обещанное продолжение!..
Тут со мной (должно быть, от перевозбуждения) внезапно случилось что-то вроде припадка. Я вскочил с постели и забегал по комнате, хаотично рассовывая вещи по углам и пытаясь привести себя хоть в какой-то порядок, как будто это «продолжение» уже стояло на пороге в облике юной красавицы. Затем решил сменить рубашку, а заодно и брюки, и если нормальные люди, встав поутру с постели, одеваются, то я, наоборот, разделся и принялся подбирать в шкафу новое одеяние, соответствующее, по моему мнению, торжественности момента. Не знаю, чем бы всё это кончилось, если бы зеркальная дверца шкафа вдруг самовольно с противным скрипом не закрылась, и я не увидел в зеркале собственное отражение. Надеюсь, сам я был не настолько смешон, как мой двойник, который стоял напротив в одних трусах и носках с торчащими во все стороны волосами и хохотал надо мной так, что слышно было, верно, по всему кварталу. Наконец, переведя дух и утерев слёзы смеха, я сумел взять себя в руки, вновь натянул старые брюки и рубашку, пригладил волосы и сел за стол. Психика с трудом справлялась с наплывом эмоций, мысли роились в черепной коробке, как пчёлы в улье, и я понял, что пока их все не передумаю, не успокоюсь. Итак, сбылось! Я знал, я верил — обязательно должно быть что-то, что всех нас — каждого по-разному — держит здесь, несмотря на весь этот ужас и абсурд жизни! И есть двери, предназначенные только для меня одного, моя персональная награда за долготерпение, за мытарства, за прежнюю бессмысленность, за годы потерь и разочарований! Конечно, теперь от меня потребуется много больше, но я готов и приложу все силы, чтобы…
Я почувствовал острую необходимость поделиться с кем-нибудь своими открытиями и вспомнил о белокуром певце из ресторана. И не придумал ничего лучше, как подхватиться и побежать его разыскивать. Вот уж кто, решил я, в первую очередь должен меня выслушать, узнать обо всём, что со мной приключилось, подтвердить мои предположения и догадки и дать дальнейшие рекомендации… Как наивен я был! Как глупо и самонадеянно верил, что двери открываются так просто! Естественно, никакого «певца» в том ресторане не было и в помине: к классическому стриптиз-шоу прилагалась женская вокальная группа, поющая под минусовые фонограммы. Я долго испытывал терпение администратора, допытываясь у него, работали ли здесь раньше светловолосые музыканты или вообще какие-нибудь певцы-мужики, не верил его отрицательным ответам, переспрашивал тысячу раз, пропуская мимо ушей грязные намёки на то, что гей-клуб находится на другом конце города, даже, кажется, кричал, что выведу всю их «шарашкину контору» на чистую воду, пока меня самого не вывели из ресторана два дюжих охранника.
Уже на улице, когда наконец спала волна нездорового возбуждения и ко мне понемногу стала возвращаться способность мыслить, я понял, что потянул не за тот конец верёвочки. Если меня подпустили так близко к Источнику, я должен воспользоваться возможностью заглянуть в него, а не портить всё идиотскими выходками и отсебятиной. До сих пор Некто («певец» это, старик из сна или кто-то ещё, сейчас неважно) вёл меня осторожно и ненавязчиво в определённом направлении, не торопя события и не раскрывая сразу всех карт. Каждый его шаг был выверен и последователен: «случайная» встреча на берегу моря; минимум информации, только чтобы меня заинтересовать; незаметное постоянное присутствие рядом все эти годы, которое я, тем не менее, всегда ощущал; лёгкое, но эффектное напоминание о себе через десять лет, как и было предсказано, вероятно, для того, чтобы я не пропустил сон-посвящение. И вот теперь… Теперь, видимо, настал черёд мне самому поднапрячься, активно включиться в процесс, прочитать тайные знаки и понять, что делать дальше. Но как же их прочитать, если они написаны пока недоступным мне языком? Неужели тот самый Некто не позаботился упростить до моего сегодняшнего уровня восприятия хотя бы надпись над дверью в неизведанное, чтобы я сам мог найти её и войти? Наверняка что-то есть. Но что? Дверь… Дверь, а за ней уже… Ну конечно! Дверь (или одна из дверей) — это сон! Вот почему и первая информация пришла ко мне именно так. Ведь сны доступны любому человеку, только «смотрят» их все по-разному. Можно просто спать ночью, а можно… Что же можно делать ночью во сне ещё? Ответа на этот вопрос у меня пока не было. Но раз уж передо мной появилась заветная дверь, меня не надо было долго упрашивать открыть её.
С этого дня мой образ жизни совершенно переменился. Теперь, едва дождавшись вечера, я не просто ложился спать, а стал целенаправленно готовиться к определённому виду сна, каждый раз исполняя своеобразный ритуал «вхождения» в него, «нахождения» в нём и «выхода» из него. Я назначал себе цели и давал задания на каждый конкретный сон; научился конструировать сны и корректировать их по ходу, регулировать их длительность и насыщенность, читать и понимать их. Естественно, без посторонней помощи не обошлось, но кто и как руководил мной и направлял меня, я выяснять не спешил — слишком уж свежо было воспоминание о недавнем позорном фиаско в поисках «певца». Раз мне не открываются, значит, пока ещё рано.
Все мои сны в это время состояли исключительно из ощущений, похожих на одну бесконечную медитацию. В них совсем не было конкретных событий, картин из прошлого или настоящего, предсказаний грядущего. Нет, все видения представляли собой как бы яркие и разнообразные учебные пособия по неизвестной мне пока науке, в которых, заставляя работать все мои органы чувств, подробно и просто, как в детской азбуке, объяснялись новые понятия, явления или состояния: «Вот смотрите, дети, это буква «А» — «Арбуз», «Апельсин»; это буква «Д» — «Дом», «Дыня»; а вот это…» И так до конца этого необычного магического алфавита. В мои же обязанности входило быть прилежным учеником, не пропускать «занятия» и впитывать, впитывать в себя новые знания и умения.
Несмотря на то что почти всё своё свободное время я проводил в царстве Морфея (что мне удавалось без всяких «усыпительных» пилюль, так как это теперь был способ моего существования), моя реальная жизнь, разумеется, тоже продолжалась. Ведь мне по-прежнему надо было чем-то питаться и где-то жить! Поэтому я устроился на работу по своей основной, довольно востребованной специальности, которая позволяла мне неплохо зарабатывать при минимуме усилий. Но новое увлечение всё больше затягивало меня, я всё глубже впадал в добровольную летаргию, а бодрствование меня практически перестало интересовать. Я по необходимости возвращался в обычный мир людей, но делал то, что он от меня требовал, механически, часто даже не понимая, чем именно я в данный момент занимаюсь, как сомнамбула (а я им уже и был!) передвигаясь по офису, по городу, по Земле. Какое-то время мне удавалось маскироваться под нормального человека, но делать это становилось всё труднее и труднее. Реальная жизнь просто перестала меня занимать, меня ничто больше не держало в ней, не влекло обратно. И однажды я выпал из неё совсем.

Параллель вторая

«Этот шаг… Но задача была не из лёгких — выйти из тьмы сознания на свет подсознания, выжать своё “я” в неизведанное, как в чай — лимон, найти и открыть портал в таинство иной реальности. Как же это сделать, с чего начать? Какая из этих дверей к нам ближе, доступнее всего?
Оказалось, я видел такую дверь всегда, всю свою жизнь. Как и многие остальные. Но, как и все, даже не пытался понять, что это за таинственная “дверь в стене”, и что там за ней. А за ней бушевал настоящий океан желаний, в который можно было окунаться каждую ночь, смывая с себя все мерзости мира, всю эту грязь, налипшую на нас днём. Коварный разум кодировал символами и образами тайну этого океана, хранящуюся в нас самих испокон веков, и надо было только научиться их понимать. И однажды я прозрел и, окунаясь в вязкую, обволакивающую и тело и сознание пучину сна, внезапно почувствовал, что не только начал понимать эти священные знаки, но и имел в себе дар их творить, управлять ими по своему усмотрению.
С каждым разом я задерживался в новой для меня реальности всё дольше и дольше, безоглядно отплывая всё дальше от берега в открытый океан. Притяжение дня постепенно потеряло для меня значение, я стал ждать магии ночи. Вскоре для меня осталась одна только ночь, и я понял, что меня держит там. Это вечность. Я ясно осознал, что мы на самом деле проживаем не тот ограниченный привычный век, что нам отмерен явью, а неизмеримо большее время — оно растянуто, как электрические провода, в промежутках между вечностями, соединяя их в единую цепь. Утром цепь размыкается, и наше время скользит зримо и осязаемо, как песок сквозь пальцы. Затем голова коснётся подушки, и мы вновь во власти вечности.
Но игры с вечностью опасны. Можно спутать сон с явью. А себя со своим двойником. И тогда вернуться будет очень сложно. Потому что он только и ждёт твоей ошибки. Возможно, в этом и есть причина того, что люди всегда чувствовали непонятную власть снов над ними, боялись их, пытались понять, “разгадать”, иногда даже обмануть. Ведь сны — зеркальное отражение нашего подсознания, а в зеркале не всегда можно увидеть то, что хочется. Пропуск в вечность должен быть оплачен. И надо иметь мужество, чтобы однажды подойти к зеркалу и посмотреть в глаза своему двойнику, не на своё отражение, а на отражение себя в зеркале бытия. Ещё страшнее там себя не найти. Или увидеть себя совсем не таким, как представлялось. Потому что придётся с этим жить.
И мы совершенно справедливо опасаемся зеркал, догадываясь об их странной связи со снами, чувствуя, — хоть и не можем это чётко для себя сформулировать, — что там, по ту сторону, есть какая-то тайна, злая тайна, сила, которую не стоит дразнить. И единственная возможность избежать этого зла — отойти от зеркала, перестать в нём отражаться. Недаром, если умирает кто-то, в доме закрывают все зеркала, потому что двойник мертвеца оттуда, с той стороны, освобождённый от обязанности кому-то подражать, становится на какое-то время сильнее, и от него может прийти беда…»

* * *
— Придётся тебе навестить Старца, — тихо сказала Джу младшему, вихрастому, передвинув свой портрет на столе во второй комнате немного ближе к окну.
Тот поднял на неё круглые мальчишеские глаза и неуверенно возразил:
— Я боюсь его, Джу, нельзя ли нам вдвоём…
— Вдвоём нельзя. И опытному нельзя. Ты же знаешь, он этого не любит! И… — Она задумчиво посмотрела в окно. — Надо придумать какой-нибудь повод, хотя бы пустячный…
— Старца на мякине не проведёшь, — подал голос старший, сидевший рядом на диване и забавлявшийся брелоком в виде обезьянки с тремя ликами, той, что ничего не видит, ничего не слышит и всегда держит рот на замке.
— Вот ты, — тут же повернулась к нему Джу, — над этим и поработаешь — чтобы всё было правдоподобно, убедительно... В общем, в его вкусе.
Молодой, с копной беспорядочно торчащих русых волос, помолчал, мельком глянул на своего старшего товарища, понял, что спихнуть на того своё задание не удастся, и, всё больше скисая, тихо спросил:
— А если Старец догадается?
— Старец обязательно догадается! — «успокоила» его Джу. — Но это неважно, и ты особо не старайся ничего скрывать. Будь естественным, отвечай, если спросит, но инициативы не проявляй. Да, только в любом случае, — добавила она уже более твёрдым тоном, — сразу не говори ему, что от меня, он и так сам всё поймёт. Разыграй для него небольшое представление, мол, сбился с пути, и далее в том же духе… Понял? Ну, чего ты?
Молодой тяжело вздохнул. Он дотронулся до руки Джу и сделал попытку улыбнуться.
— Джу, а если я не справлюсь?
Джу лучезарно улыбнулась ему в ответ и сжала его пальцы своими.
— Не волнуйся, тебе ничего не придётся делать. Старец свято верит в предопределённость всего, что происходит, принимаешь ты правила игры или нет. Так что пусть всё идёт своим чередом, как начертано в его книгах. Но расслабляться всё же не стоит, просто так, на всякий случай… Если попросит остаться, останешься, но не больше чем на одну ночь. Всё понятно?
Последние слова ещё больше напугали молодого, и он напряжённо уставился в незримую точку за спиной Джу.
— Эй, — окликнула она его и щёлкнула пальцами перед его носом. — А зачем я тебя посылаю, тебе неинтересно?
— Да-да, на одну ночь… — рассеянно ответил он и вновь беззащитно, по-мальчишески улыбнулся Джу.
Она тоже улыбнулась и легко вздохнула.
— Скажешь ему… В общем, он сам всё поймёт и объяснит, что надо делать. Тебе всё ясно?
— Ну, Джу, я что, совсем уже ни на что не гожусь?..
Младший отправился по своим делам, расстроенный и почти несчастный. Что ж, пусть побудет один, соберётся с мыслями, решила Джу и, как только за ним закрылась дверь, повернулась к более опытному, похожему статью на военного.
— Тебе надо будет подготовить всё к встрече с ним, — сказала она тихим, но твёрдым голосом, полным и веры, и участия к своему преданному помощнику.
Тот вдруг как-то тревожно сжался и в один миг превратился из мужественного воина в напуганного стрельбой за окном обывателя.
— Ты думаешь, настало время? — спросил он нерешительно.
— Я чувствую — оно приближается. И каждого из нас ждёт испытание, к которому, возможно, мы шли всю свою жизнь! — несколько патетически, высоко подняв голову и сверкнув чёрными угольками глаз, ответила Джу и тут же поспешила успокоить растерявшегося товарища: — Да не переживай ты, цепь событий запущена, и изменить уже всё равно ничего нельзя. И ещё, знаешь, волноваться надо наоборот тогда, когда ничего не происходит!
— Я знаю, я понимаю это… — Он неспешно расправил плечи, возвращая себе бравый вид, что заставило Джу улыбнуться, и показал глазами на соседнюю комнату, где теперь на тахте тихо лежал… тот, третий. — И он так говорил: «Что бы ты ни предпринял, перед тобой всегда только одна дорога и надо просто по ней идти. Направление неважно, главное не стоять на месте, потому что дорога эта бесконечна, и шаг в любую сторону всегда означает движение вперёд».
Старший из её двух помощников почтительно замолчал, словно проверяя про себя, всё ли он правильно сказал.
— Ну вот и хорошо, — удовлетворённо кивнула головой Джу и поднялась, — в конце концов, все дороги ведут… В общем, думаю, тебе пора. Да и у меня сегодня масса дел… Смотри, не расслабляйся, — она шутливо погрозила ему пальцем и улыбнулась, — и ничего не бойся!

Оставить комментарий

avatar

Литературный портал для писателей и читателей. Делимся информацией о новинках на книжном рынке, интервью с писателями, рецензии, критические статьи, а также предлагаем авторам площадку для размещения своего творчества!

Архивы

Интересно



Соцсети