Просто жизнь...



„Чтоб тебе жить в эпоху перемен!“
Китайское пожелание врагу.




- Машуль, действуем по обычной схеме, хорошо? - Красавчик на ходу обнял девушку за талию, нежно поцеловал и продолжал, - Мы с Длинным ездим водиле по ушам, рисуем небо в алмазах, а ты иногда между делом разные понтовые вопросы вставляешь. Ты блондинка, дура ряженая - поняла, мышка?..
- Так она и есть дура, даже прикидываться нечего, - вмешался Длинный, - Опять накосячит, как в прошлый раз. Чуть в минус не ушли!
- Мышонок, не слушай этого урода. Ты ведь сегодня не забыла, куда баксы положила? Умничка моя!
Красавчик снова склонился к ангельскому личику его умнички, одновременно поднося огромный кулак к веснушчатому носу Длинного за спиной девушки.
- А ты грабли там не распускай на заднем сидении! - продолжил Красавчик спустя секунду, - Последний раз предупреждаю!
Тысячу раз он объяснял этому барану тупому, что Маша его девушка, что у них всё серьёзно и что он, может быть, на Маше когда-нибудь даже женится. А Длинный всё не унимается никак. Стоит лишь ему с Машкой рядышком оказаться, так и тянет свои похотливые ручонки к её соблазнительным коленкам.
- Ещё раз замечу - вырву нахрен твои художественные пальцы и собаке своей скормлю. Таких айвазовских, как ты, пруд пруди, а Мышонок у меня один на всю вселенную! Она сегодня ничего не напутает - да, мышка?
- Хорошо, котик. - игриво пропела Маша, и вся троица замерла на обочине дороги, почти сливаясь с безлунной чернотой осенней уральской ночи…


Вован мчал по „пьяной“ дороге к своей собственной двухкомнатной квартире на своей собственной тонированной „девятке“ модного цвета „мокрый асфальт“. Вован не боялся ментов. Более того, Вован вообще не был пьян. Просто в его район эта извилистая и пустынная в поздний час объездная дорога была действительно самой удобной.
Вован был из тех бритых парней, чьим повседневным нарядом служил спортивный костюм „Адидас“ с накинутой поверх добротной кожаной курткой, а для особо торжественных случаев как нельзя лучше подходил малиновый пиджак с золочёными пуговицами.
Троих на тёмной обочине Вован заметил не сразу. Сбросив скорость, он пригляделся. Невысокая стройная девушка „голосовала“ с тротуара, а за её спиной нелепый долговязый верзила, отчаянно жестикулируя, что-то доказывал коренастому крепышу.
- Ты глянь, как клёво прикинуты! - присвистнул Вован, - Ну-ну, вечер обещает быть томным. Грех таких не отработать… Вот, падла, фраера непуганые. Похер дым сучке, что тачка без номеров… Эх, бля, третью ночь не высыпаюсь!
Он уверенно направил „девятку“ к обочине.
- Эк их, бедолаг, занесло в нашу тьму-таракань, - с мимолётной жалостью то ли к богато одетой троице, то ли к себе самому подумалось вдруг Вовану, - Ну чего вам, милые, дома не сидится в такой час!


Времена были неспокойные. Борискина шайка только-только приступила к грабежу и распродаже страны, и, увлечённая этим важным делом, мало обращала внимание на жизнь своего народа. Скажем так, что хаос и беспредел, царивший в некогда сильной и могучей державе, был им даже на руку. На беспорядок и разруху списывалось многое, если не всё.
Люди с воспитанной годами честной жизни моралью выживали в нищете как могли. Остальные, для кого договориться с собственной совестью не составляло особых проблем, напролом лезли по головам к богатому капиталистическому завтра. Умные и предприимчивые со связями или кой-какими накоплениями двинули в большую политику и большой бизнес. А быдло всех мастей потянулось на большую дорогу. Не их вина, что мозгов под бронированными теменными костями находилось гораздо меньше, чем звериного азарта, лихой наглости и неудержимой жадности в их, не успевших толком окрепнуть, молодых душах. Все сообща они делали одно большое неотложное дело - делили и отнимали. Всякая шушера без малейшей боязни объявляла себя бандитами и бороздила улицы на чёрных „девятках“ без номеров, сея панику среди и без того запуганных грядущей неизвестностью горожан. Менты, изрядно поредевшие числом и враз оскудевшие умением, ничего как бы не замечали. Ну да, остановишь такой „неопознанный объект“, а тебе в ответ пуля в живот из-за непроницаемого стекла. Ну его к лешему!
Нескоро ещё Главный Пахан погрозит этим крутолобым кожаным мальчикам изуродованной клешнёй и попросит вести себя потише, не бравируя пистолетами в заднем кармане и бейсбольными битами в мускулистых руках. Доить, мол, стадо доите, но без фанатизма, скажет он им, а то как бы народ за вилы не взялся. И, кто знает, вдруг и Самого народ тогда под горячую руку скинет. Потише, в общем, пацаны...


Вернувшись со срочной службы, Вован не узнал собственной страны. Впрочем, хоть и покинул он социализм на целых два армейских года позже своих сограждан, сориентировался Вован в ситуации гораздо быстрее многих.
Купив на чёрном рынке газовый пистолет и охотничий нож, Вован, долго не раздумывая, с тремя пэтэушными приятелями, такими же оболтусами, бросился на передел сданных без боя коммунистами лакомых кусков народного хозяйства. К двадцати одному году у Вована уже имелась новенькая престижная машина и небольшая, но своя двушка в новостройках. Не беда, что спал и обедал он пока на ящиках, а единственный „парадный“ костюм красовался на гвоздике в стене - не беда. Тогда многие „новые“ так жили. Снаружи, на людях, блеск, а за толстой бронированной дверью с семью замками - шаром покати. Дорогие понты в кабаках и саунах важнее. Ну а мебель и барахлишко домашнее дело наживное...
А вот как раз, похоже, его долгожданная мебель сейчас на обочине тёмной „пьяной“ дороги и стоит.
- Куда тебе, красивая? - спросил Вован у девушки через опущенное тонированное стекло.
- Нам в Орджоникидзевский, брателло, - мягко отстранив девушку, с лучезарной улыбкой произнёс крепыш с лицом раннего Алена Делона, - Добросишь, шеф? Только у нас баксы, а? Ты по какому курсу возьмёшь?
- Да без базара, мужик, договоримся, прыгайте. - обнадёжил парня Вован, также силясь изобразить на скуластом жёстком лице некое подобие улыбки и радушным жестом приветливого таксиста распахивая дверцу.


- У, как Вы здорово водите! - восхитилась девушка, едва Вован лихо, с визгом резины по асфальту, сорвался с места и не менее лихо и виртуозно вписался в крутой поворот.
- Милый, а ты, помнишь, говорил, что тебе водитель нужен хороший? - обратилась она уже к сидевшему на переднем сидении красавчику-крепышу.
- А правда, мужик, - воодушевился красавчик, - Машуля моя, прелесть моя, дело говорит... Ой ты, мыша моя любимая!.. Давай ко мне водителем. Работа не пыльная, всего-то делов - по точкам вечерком со мной прошвырнуться, выручку собрать. Два часа - и ты дома чай пьёшь. Или водку... Как фишка ляжет...
Все троица дружно заржала.
- Соглашайтесь! Он, знаете, какой начальник добрый! - настаивала девушка приятным контральто.
Вован млел от низких женских голосов. И ещё ему нравилось, когда от девушек вкусно пахло дорогими духами. Его дворовые приятельницы предпочитали дорогим французским духам жидкости попроще, особенно те, которые преимущественно употреблялись вовнутрь, а не наружно. Но от ангельского создания за его спиной исходил такой густой томный аромат, заполняющий, казалось, все уголки велюрового салона словно любимым бабушкиным малиновым вареньем с лёгкими оттенками ещё чего-то таинственного, что Вован чуть не потерял контроль над происходящим.
Между тем в машине происходило нечто странное, надо сказать. Странное и совсем непредвиденное.
«Вот, бля, нежданчик! Они меня что, самого на бабки хотят кинуть?»- мысленно хохотнул Вован, почуяв неладное в игриво струящемся, будто горный родник, монологе крепыша. Ещё пять минут назад он был уверен, что именно он, Вован, и есть охотник на трёх золотых тельцов. Неужто телятки сами возомнили себя беспощадными индейцами, загоняющими тупого молоденького бизона в прериях Оклахомы?!
«Парни явно не в себе, поляны не секут». - усмехался про себя Вован, - «Его, реального пацана, на такую туфту разводить!»
Красавчик старался вовсю. Чего зря говорить, агитатор из него получался превосходнейший. Доведись ему, он самого Сатану в полчаса обратил бы в христианство, такова была сила его красноречивого обаяния. Он расписывал Вовану в ярких красках прелести будущей работы. Райские кущи по сравнению с предстоящей Вовану службой - ничто. Плюнуть и растереть.
И всё бы хорошо: в конце концов, все работодатели грешат восхвалением „своего болота“. Только вот с обещанным Вовану жалованьем красавчик чересчур загнул.
Тут-то Вован и очнулся, наконец, от пьянящего дурмана дорогих французских духов, будоражившего самое сокровенное и возбуждающего эротические видения о неутолённых желаниях.
«Годовой оклад городского таксиста ежемесячно! За два часа беспокойства в день!»
То был известный трюк. „Клиенту“ сулили золотые горы, обещали безбедную красивую жизнь, о которой в безденежную и безработную годину обычный человек и мечтать не осмеливался. Он расслаблялся, погружался в сладкие грёзы по самую макушку и абсолютно плыл мозгами. Где уж теперь простофиле было посметь хоть слово поперёк сказать своему благодетелю! Под подобные сказки проходило многое. В самых безобидных случаях сказочник просто выходил из машины, обещав расплатиться в первую же зарплату свежепринятого работника, либо тут же, у машины, но... „надо лишь подняться домой за деньгами - ты подожди, братан, буквально минутку...“
Однако находились ловкачи, умудряющиеся не только проехать нахаляву, но даже заработать при этом. Сколько, зависело от мастерства и дерзости „гипнотизёра“. Поговаривали, что некоторые, особо впечатлительные, порой добровольно лишались своей машины.
«А эти гниды, интересно, что задумали?» - строил догадки Вован.
Вован много раз слышал о таком от братвы, но ни разу в жизни не доводилось Вовану этим изящным методом воспользоваться. Не обладал он подобным даром гипнотического влияния на доверчивых простачков. Его собственный „гипноз“ был гораздо примитивнее и доходчивее. Они с пацанами легко вводили человека в транс простейшими заклинаниями с холодным металлом в голосе, с поигрыванием желваками или, в самых запущенных случаях упорной невнушаемости пациента, бейсбольной битой и кастетом.
«А тут - здрасте посрамши - воспользовался! Только как бы с другой стороны, с обратной.»
«Ну, бля, гоблины, вы попали!» - продолжали течь мысли Вована своим чередом.
«Та-а-ак, этого, качка, сразу вырубаем... Минут на пять... Похоже, он у них за главного... С этими... Гмм, что с этими?.. Девка не в счёт, она не пикнет... Глиста на ходулях обшмонать и выкинуть, он на хер не нужен... Хотя... Хотя, пожалуй, соску тоже, а то заладит ещё сдуру выть и голосить - хлопот с ней не оберёшься... Надо уголок потемней найти... И что?.. А - колесо! Спустило колесо... Потом херня - этот соловей сладкоголосый и не въедет, мудила… Стоп!.. Какой же я сам мудак!.. Теперь я их могу не просто по беспределу опустить. Я ведь их теперь по понятиям на бабки выставлю... Счётчик включить... Точно! Эти в ментовку не сдадут… А то и на нас пахать будут... Так мол и так. Попутали вы, чепушилы, правильного пацана кидануть затеяли... А чё, предъява конкретная... Верняк!..»


- Останови, братишка, во-о-он там, у ларьков. Бухла надо взять. - покровительственным тоном уже состоявшегося начальника попросил Красавчик. - Мы буквально минутку. И сразу дальше поедем.
- Ко-о-отик, у тебя нет с собой но-о-ожичка… или отвёрточки? У меня ремешо-ок на сумочке отлете-е-ел.
- Мышонок, какие отвёрточки! Дома починим, потерпи. - ласково осадил Машу Красавчик. А про себя, зло:
«И вправду, блин, дура набитая! Самое ответственное начинается, а она со своей торбой грёбаной!»
- Ага, да, вот здесь, здесь тормозни... Серый, у тебя „дерево“ есть? Нисколько? Да нам бы только „Амаретты“ флакон да сигарет... Бли-и-ин... Слышь, парень... Ха, мы даже не познакомились ещё!.. Володя? Вов, братишка, давай так... Мы с тобой сейчас за поездку рассчитаемся... У тебя деревянные же есть? Наберёшь с сотки сдачи?
Рука Красавчика с дорогой печаткой на мизинце неторопливо скользнула во внутренний карман турецкой „пропитки“.
Красавчик мысленно напрягся.
За „разогрев“ клиента он никогда не переживал: язык у него без костей, импровизация всегда на пять с плюсом, недаром он в райкоме комсомола был на хорошем счету - на всяком мало-мальски ответственном мероприятии просили выступить именно его. Но кульминация, апогей спектакля, должна быть проведена безукоризненно, чтоб комар носа не подточил. Сценарий отшлифовывался месяцами тренировок, однако внутренняя дрожь в самый ответственный момент не оставляла его всякий раз.
«Ну-ка, давай-ка, сейчас этот лошара приблатнённый в палёном „Адидасе“ повертит моего хрустящего „франклина“ в руках, и вернёт с глубоким сожалением. Лошара! Конечно, откуда у бомбилы с собой такие бабосы! Ему и за неделю сотку бакинских не поднять... »
Однако водитель, мельком глянув купюру на просвет, принялся спокойно прилаживать её за солнцезащитным козырьком…
«Еп...понский бог! Где эта мышь дранная! Чего молчит? Сука, так и есть, ковыряет свой долбаный ремешок! Вот овца! Опять зря прокатились?! Ну уж херов вам как дров!»
- Погоди, Вов! Я вспомнил! У меня помельче есть…
- Да ничего, всё чики-чики, я наберу...
- Нет, братишка, не в том дело. Я же сотку отложил приятелю завтра долг вернуть. Забыл совсем!..
- Маш... Маша!.. Мышонок, посмотри там, пожалуйста, у тебя в сумочке двадцатка была... Да, спасибо. Люблю тебя, умничка моя... Вот, Володя, держи. Нам как раз сдачи хватит... Ха-ха, да нет, не ящик, что ты. Ну-у, закусить возьмём, „сникерсов“, икорки, хуё-моё…
Водитель так же невозмутимо вернул сто долларов и не спеша отсчитал сдачу с двадцатидолларовой купюры…
«Ну вот, всё как по писаному, и двадцатку скушал. Лох, он и в Африке лох... »
- Серый, посидишь? Маша, пошли…
- Ко-о-отик, ну ты видишь, у меня закрепка отвалилась. Как я с такой сумочкой пойду?! Воло-о-оденька, может у тебя что-нибудь остренькое найдётся? Ты же водитель!.. Ну чего ты смеё-о-ошься!
- Маша!!!
- Коть, иди сам. Серёгу возьми. Что всё я да я-а-а!
«Ну, стерва, я тебе сегодня починю сумочку. В жопу засуну! Вместе с отвёрткой! C самой большой, какую в доме найду!»
- Машуль, мышка моя, хорошо, мы скоренько-скоренько... Серый, давай бегом. Володь, мы мигом, ага?


«А вдруг они под кем-то уже ходят? Бля, стрелу забьют. Постановят: какой ты, к еб...ням, правильный пацан?! Не представился сразу чин по чину - сам виноват! Зря не высплюсь только и время потеряю!..
Гы-ы... Совсем страх потеряли. Фуфло откровенное толкают! Да я даже если б всех президентов в лицо не знал, их „двадцатку“ за версту различил. Сверкает, как новогодняя ёлка - никакого ультрафиолета не надо. Чёрного карандаша не нашли, простым рисовали. Вот и блестит графитом в тусклом уличном свете. Для умелых рук плёвое дело - лезвием подчистить, подрисовать где надо - и вот уже у тебя не доллар, а двадцать, не пятёрка, а весь полтинник! Класс! Осталось только буратину найти в стране дураков...
А ведь был соблазн сотку настоящую взять, да и выкинуть всех к херам. Спать охота... Да что сотка! Я их сегодня так уделаю! На всю штуку... А может больше… Мартышку свою оставили, козлы! Длинный хоть сбежать мог. Или какой там у них план?.. Отвлекать меня, если я вдруг „липу“ их повнимательнее рассмотреть захочу?.. Гы-ы-ы, а бабе ихней на всё насрать, маникюр знай ломает о свою пряжку фуфельную... Не-е, ну точно страха не знают. Оборзели!..
А если всё-таки крышу имеют? Не-е, ну вряд-ли...»
В лихие годы Великого Начала - начала передела собственности - совсем не обязательно было входить в какую-то большую банду. Всё это ещё непременно будет: маленькие и слабые попросят покровительства у больших и сильных, и наоборот, большие сами проглотят мелких, тех, что до сих пор не понимают всех прелестей коллективного криминального труда. А пока шайка из трёх-пяти накачанных лбов, а порой и вовсе тощих шкетов, вчерашних школьников, могла держать в страхе пару микрорайонов со всеми магазинчиками, обувными мастерскими, табачными ларьками и стихийными барахолками. Узнай мелкие лавочники с новоявленными бизнесменами, что за шелупонь с них дань снимает, придушили бы щенков. Но как тут знать?!
Вован со товарищи так и работал, меж двух огней, на свой страх и риск. Вот ещё, деньги в общак сдавать!
В их деле главное - понтов побольше. Перво-наперво, входя в помещение, жёстким тоном начальника требовать. С того уже по всей строгости спрашивать, есть ли „крыша“. Если есть, сразу не уходить, вести себя солидно и достойно. Спросить, что за братва, где обитают, как с главным перетереть. Все натурально чтоб. Иначе спалишься, и тебя либо эти задавят, либо те на счётчик поставят. Наука тонкая, не забалуешь.
Зато если „крыши“ нет - вот оно где, раздолье! Все уже так о рэкете наслышаны, что долго и уговаривать не приходится... Бывают, конечно, непонятки, не без этого. Но уж тут, как говорится, хочешь жить - не говори, что не дюж!
«Бля, а вот как и вправду на дядю работают?.. Да-а, Вовчик, не ошибиться бы тебе. Не попутать бы…»
- Володя, ты обещал что-то остренькое поискать…
- А?.. Ах, да... Что? - рассеянно отозвался Вован и оглянулся назад.
Он впервые смог разглядеть случайную попутчицу повнимательнее.
Вован вдруг улыбнулся и … завёл двигатель. В его голове, наконец, созрело решение.
- Что, уже мальчики идут? - не отрывая голову от „рукоделия“, поинтересовалась девушка.
- Нет, я просто мотор решил ... погреть, чтоб не остывал. Чтоб, как придут, времени не терять.
- А-а-а...- равнодушно откликнулась она.
«Баба, что с неё возьмёшь...»
Вован потихоньку надавил на кнопку центрального замка...


- А? Куда мы? Зачем? А-а-а-а! - истошно завизжала Маша, едва машина сорвалась с места.
- Сиди тихо, овца, не рыпайся. Порежу! Водитель, не оглядываясь, помахал огромным гранёным клинком перед лицом Маши. Она отшатнулась и на минуту притихла.
- Володенька!.. Пожалуйста!.. Миленький!.. Не надо!.. Володенька!.. Можно я выйду? Володечка!.. Отпусти меня... Ну, пожалуйста!.. - тихонько скулила она потом всю дорогу. Стриженый водитель молчал и вглядывался в черноту. Лишь изредка колючие глаза впивались в Машу из зеркала заднего вида.
Свет фар впереди растворялся в пустоте. Они мчались за город по прямому, как стрела, шоссе...
Маша мечтала стать актрисой. Она уже почти уговорила маму с папой и готовилась ехать в Москву, поступать в театральное. А там фестивали, известность, поклонники, мировая слава - у-у-ух! Голова шла кругом от перспектив. Но Союз рассыпался и всё пошло прахом. Мама тихонько плакала ночами. Их с папой сбережения за всю трудовую жизнь вдруг превратились в стопку резаной бумаги. Они оба, ведущие инженеры, в одночасье стали никому не нужны. Деньги в стране неожиданно перевелись, испарились в никуда и, если бы не крохотный клочок земли за городом, полученный ещё дедушкой в хрущёвскую оттепель, есть было бы совсем нечего.
- Ну, дочурка, устраивать теперь тебе свою судьбу самой. - горестно вздыхала мама и опять плакала.
Они с папой никак не могли свыкнуться с мыслью, что поезд ушёл, надо что-то менять, встраиваться в новый, такой неведомый и пугающий современный ритм. Они всё надеялись, что за ними вдруг придут и позовут обратно, в тот мир где они нужны, где их любят и уважают.
Отец выражался более прямо:
- Мужика тебе надо, Машка. Проворного. Из новых, из русских. На нас с матерью надежды больше нет.
Отец не плакал. После безнадёжной смены на заводе он шёл разгружать коробки с водкой к ближайшим ларькам. На водку у народа средства находились в любое трудное время, а потому кое-как семья выживала...
И вот Маша встретила Костю. Милый, конечно, и такой балабол! С ним всегда весело. Костя легко встроился в новую жизнь и у Кости водились деньги. Через полгода она переехала к нему. Думала ли она о замужестве? Нет, скорее, это был подсознательный шаг, особая природная женская расчётливость, способ пересидеть трудные времена за сильной спиной, в объятиях властных, но нежных рук. И, кто знает, может она его когда-нибудь полюбит…
- Ты ведь у меня артистка, Мышонок? - спросил как-то Костя, - Можешь мне подыграть?
- Где, на свадьбе? Давай. - согласилась Маша.
Она до поры думала, что её Котик подрабатывает на свадьбах и банкетах тамадой, и от этого в их гражданской семье всегда имелись неплохие деньги. Поначалу она впала в истерику, сильно ругалась и кричала, рыдала и дулась на Костика целую неделю, узнав в каком именно „жанре“ она ему подыгрывает. Даже хотела сбежать от него обратно в отчий дом. Но потом ничего - втянулась…
- Володенька, не надо, отпусти! - взвыла она в голос, увидев, что машина свернула на лесную тропинку.
- Цыц, шалава! Сказал, не верещи!
Парень заглушил двигатель, поменял закончившуюся кассету в магнитоле и, на всякий случай, чтобы убедиться, повторно нажал кнопку блокировки дверей…
«Чёрт! Когда же он догадался?.. Мне сразу не понравилась его бандитская рожа!.. Блин, Костя - предатель! Из-за него всё!.. Ну почему я с ним не вышла?! Дура!.. Мамочки мои!.. И этот длинный ещё! Рисовать не умеешь - не суйся!.. Мамочки-мамочки!.. Но почему я?!.. Я-то что ему сделала?.. Боже мой, за двадцать долларов разве убивают?!.. Или не догадался?.. Тогда за что?.. Отвёртку попросила?.. Бред!.. Почему?! Мне нельзя умирать! Я жить хочу!.. Ой-ой-ой, мамочка!»
Она сжалась на сидении.
Парень аккуратно снял кожанку, положил на переднее кресло и, с трудом протискивая мощный торс между спинками, перелез назад.
- Двинься, корова, разлеглась тут!
Затем, устроившись поудобнее и глубоко вздохнув, парень постарался придать голосу игривое выражение:
- Ну чё, красивая, побалуемся? Гы-гы-гы, мне как раз есть чем с тобой расплатиться, крошка. На все двадцать гульнём, детка, не сомневайся... - дурашливо закончил он.
«Значит, догадался…»
Маша почувствовала грубую ладонь между ног. Другая рука рванула пуговицы на куртке…
- А-а-а, ма-а-ам...
Потная ладонь зажала ей рот.
- Молчи, дурёха... Ой, бля, сука! Зубы выбью!..
«Правильно, чего это я?! Терпи, терпи... Жива ведь пока... Может, не убьёт, а? Ну зачем ему моя жизнь?.. Да! Да! Молчи! Надо не позволить ему убить меня!.. Я не хочу!..»
От спеленавшего жаркими путами необъятного ужаса пересохло не только во рту.
«Сейчас будет больно!.. Мамочки!.. Очень больно...»
- Презервативы в сумочке... Пожалуйста…
«Пожалуйста!!! Очень прошу! Они хорошие, дорогие, они помогут...»
Действительно, хорошие. Добротно пропитанные качественной импортной смазкой и - никому сейчас не нужными, бесполезными - сладкими фруктовыми благовониями...


Вован торжествовал. Вован кайфовал. Вован был не на седьмом - на тысячном небе блаженства!
Кто раньше ему „давал“? Проститутки на бандитских субботниках. Да дворовые мочалки, алкоголички с шестнадцати лет, которых „драли“ все кому не лень, которые затем беременели неизвестно от кого и у которых дальше было лишь два пути. Сделать подпольный аборт тайком от мам и пап, таких же пропойц, тем самым сохранив призрачный шанс на будущее замужество. Либо „забить“ на всё, родить и остаться на всю жизнь матерью-одиночкой, выращивая такого же несчастного, как она сама. Были варианты сдать ребёнка в детдом, или самой в петлю, но Вован по молодости лет не задумывался о совсем уж мрачных исходах.
Но, как бы там ни было, все его скучнейшие животные совокупления всегда были делом добровольным. Здесь, в машине в лесной тьме ему предстояло совершить нечто иное.
Каждый мужчина, возможно, хоть раз в жизни в эротических мечтах видел себя в роли насильника. Да, но пускай попробует кто-то из них осуществить заманчивую картинку из грёз наяву. Надо обладать особой психикой, чтобы совершить подобное. Зачастую только больная психика маньяка способна „оживить“ мужскую „силушку“ в такой привлекательной в снах, но гадкой и мерзкой наяву сцене боли, страха и отчаянного сопротивления.
Вован не был искушён в таких делах, лишь жажда мести двигала им, подогреваемая к тому же похотливым задором самца, почуявшего привлекательную самку. Он был уверен, что этакая термоядерная смесь обязательно приведёт его к успеху. Каково же было его удивление и отчаяние, когда он ощутил, что его всегда верное ему „оружие“ отказывается подчиняться, не слушается его мысленных угроз, призывов и мольбы! Он был обескуражен и смят, и одновременно в гневной обиде на весь мир вообще и на предмет его яростного вожделения - в особенности.
Именно в этот момент совершается немало незапланированных, спонтанных убийств...
Но она...
«Она чудо!»
В тот самый миг, когда Вован переживал апофеоз своего фиаско, она сама - сама! - пришла ему на помощь. Когда Вован сорвал с неё последние одежды и настал момент самых решительных действий, когда разгорячённый мозг Вована обречённо вопил - Это крах! Что дальше? Дальше как?! - когда он приготовился к своему позору, судорожно размышляя, как из всего этого дерьма теперь выпутываться, она ...
Она вдруг прекратила биться, извиваться и кусаться.
Тело её обмякло, расслабилось. Она обняла его. Нежно-нежно гладила по голове. Помогла ему раздеться. Сама, ласковыми движениями „вооружила“ его, восхищаясь размерами, и облачила в чудно пахнущее защитное одеяние. Она подарила ему такие эмпиреи наслаждения, доселе ему неведомые, что он на минутку поверил в сказочно-далёкий остров Баунти и в Эдем. Он вдруг понял, что секс это не просто „кончить“ где-нибудь на лежанке в сауне. Она проделывала такое, о чём его знакомые проститутки не читали даже в книжках, наводнивших „свободную“ ныне Россию.
А он был её героем. Её рыцарем... Потом принцем... А потом ещё и ещё…
«Гггы-ы, я всегда говорил, что с этими сучками лучше построже! Так и надо, спуску не давать. Видишь, работает... Почувствовала в нём настоящего мужика, альфа-самца и - мигом ножки раздвинула... А то!.. И как же его не хотеть - он ведь мачо! В натуре, блин, супермен!.. Ха! А эти-то сикалявки институтские, студенточки, мать их! Мы девушки, мы ранимые, мы принцессы, за нами ухаживать, нам цветочки, нам серенады под Луной. Тьфу! Вертел я вас! Член вам крепкий - вот и всё. И ты наша. Ха! Гляди-ка, какая фифа мне дала! Гладкая, холёная, ухоженная... Ну теперь-то я знаю как... Теперь все девки мои... А то!.. Ишь!.. Сучки…»
- Ма-а-ашенька... Ма-а-аленькая моя... А я, правда, тебе понравился?


- Вовка-а-а. Да я только в машину села, сразу в тебя влюбилась... Бли-и-ин, почему ж мы раньше не встретились!
«А в нём что-то есть... Такой угловатый, правда, колючий, неотесанный... Мужлан... Но не зверь, нет. Это маска. Так сейчас надо в этой жизни... Или сожрут... Боже, какой же он ещё ребёнок! Дурашка...»
- Володь, ты меня только до дома довези, ага? Ты ведь у меня такой страстный, ураган прям - всю одежду разорвал. Как мне теперь идти?!
«А куда теперь? К Косте? К предкам?..»
- Да не бери в голову, Машка. На вот тебе, завтра что-нибудь купишь. Не дрейфь, вашу „липу“ не подсуну. Я теперь эту двадцатку в рамочку повешу. Напишу снизу: Дети, так я встретил вашу маму…
- Хи-хи, дурачок ты мой…
Они увлечённо прощебетали всю обратную дорогу, потом она записала его телефон...
«Свой дать? А какой он теперь - свой?»
- Мой? Вовчик, нам ещё не подключили, вот-вот только очередь подойдёт. Я позвоню…
У подъезда они долго, чуть дыша, целовались в машине…


Вована хоронили в закрытом гробу. Те, кто его убил, изуродовали ему лицо до неузнаваемости, основательно потрудившись также над его молодым, ещё не до конца оформившимся телом. Те, кто его убил, не искали поживы, ими двигали иные мотивы. Но непонятно почему те, кто его убил, оставили себе новенькую „девятку“ Вована. Покататься…


Их так и нашли. Два обугленных трупа в сгоревшей дотла машине. Невысокий здоровяк на водительском кресле и нескладный худенький дрищ - на пассажирском…


Маша прожила ещё долго... Три долгих года.
В одном из ночных клубов в неё влюбился влиятельный городской авторитет и поселил в своём трёхэтажном доме. Отныне Маша не опасалась шпаны, пристававшей к ней на улице, и безбоязненно садилась в крутые навороченные тачки. Ведь стоило ей наклониться к уху зарвавшегося нахала и негромко прошептать известное всему городу имя её „папика“, обидчик мамой клялся, что больше никогда так не будет, и улепётывал со всех ног.
Маша жила в сказке... Впрочем, нет. В сказках принцессы сразу рожают королевичей. А Маша, к её несчастью, сначала забеременела.
Несмотря на запрет Короля, авторитета-„законника“, Маша твёрдо решила родить ему наследника. Она сбежала из дворца, отказываясь делать аборт и веря, что её суженый вот-вот одумается.
Машу нашли и закатали в асфальт. Вместе с неродившимся наследником.
Король был безутешен: он повелел назвать улицу в новых кварталах в её честь. По горькой иронии это оказалась та самая улица, где Маша упокоилась навеки.


Где упокоился сам Король, отлично известно из газет. Но в его честь никаких улиц не называли. Пришли другие времена…


Не стоит, право, вздыхать с облегчением. Умерли не все. Те, помните, кто поумнее? Те, что полезли сразу туда - на Олимп, к небесам? Они до сих пор живы. Почти все.
А глупых бычков непутёвые мамаши им ещё нарожают…


Друг мой! Дружище… Мой хороший, мой лучший, мой всё понимающий друг! Проезжая тёмными вечерами по кочкам, рытвинам и ухабам наших окраин, прошу тебя, умоляю, не поминай недобрым словом Машу - она ни в чём не виновата!..