...."Все, что несут нам сон и бденье
Лишь сновиденье в сновиденьи"
(Эдгар Аллан По)
Николай вернулся с работы в десять вечера. Он специально припозднился, зная, что сегодня его никто не ждет в добротном, построенном на купеческий манер доме.
Утром он опять поссорился с женой. Аннушка отказалась подать завтрак, требовала принять
срочные меры и пойти к докторам, грубила, спорила, пригрозила разводом! За что?
Вся его жизнь переменилась после возвращения жены с гастролей. Конечно, гастроли были не у Аннушки, она сопровождала известную эстрадную певицу Фариду в поездке. До сих пор Николай жалел, что согласился шесть лет назад подписать кабальный десятилетний контракт с эстрадной дивой. Но тогда… Аня так просила и уговаривала его. Неопытная деревенская девушка, только что окончившая курсы массажа, почитала за счастье договор с известной эстрадной певицей о работе личной массажисткой. Сам Николай в то время лишь начинал свой бизнес, потому согласился, и выступил гарантом исполнения всех пунктов договора его женой. А теперь и рад бы прервать докучливую для него Анину работу, но неустойка в случае досрочного разрыва контракта, больно ударит по семейному бюджету. Потому и приходилось терпеть вечное отсутствие жены.
Николай прошел в дом, разулся и с гордостью огляделся вокруг. В отличие от жены, ему нравился их дом, построенный в стиле старинной русской усадьбы торгового человека, украшенный в интерьере резьбой по дереву, гобеленами в старинных рамах. Николай гордился тем, что ни одна половица не скрипела, когда хозяин, уже грузный, проходил, не спеша, по отполированной ясеневой лестнице в свои покои. Но самое главное, дом его был «умным».
Вот и сейчас, не успел Николай войти, как дом с ним поздоровался, немедленно включилась мягкая напольная подсветка помещений, зазвучала его любимая «Маленькая ночная серенада» Моцарта. Постепенно успокаиваясь, хозяин прошел в «залу», сел в своё кресло у камина. Камин был газовый, включался от прикосновения Николая к одной из плиток изразца.
Слушая музыку, Николай думал: хорошо, скоро Аннушка придет, непременно помиримся ….
Он представил ее розовые по-детски нежные пятки, которые каждое утро смешно торчали из-под одеяла рядом с его носом. Почему? Николай не знал ответа, но точно знал, что завтра утром её пятки будут упираться ему в подбородок. Он засмеялся и все еще улыбался, когда раздался телефонный звонок.
Вынырнув из грез, сосредоточился на разговоре. Из телефонной трубки неслись рыдания и всхлипывания жены.
- Коленька-А-А…, я убила ее, убила-а-а! Приезжай скорей, спаси меня…,- опять рыдания.
- Где ты, Анна?- как можно спокойней произнес Николай. Оказалось, его жена еще находилась на вечеринке в особняке Фариды, там и произошло какое-то несчастье.
- Еду, жди,- только и сказал он.
От волнения и сознания того, что случилось непоправимое, у него что-то звонко лопнуло в голове, будто порвалась скрипичная струна. И музыка великого Амадея ворвалась в его сознание, оглушающе и резко зазвучала во всю силу гения импрессии. Забыв отключить свой умный дом, Николай помчался на выручку супруге.
Когда мужчина подъехал к особняку певицы, ему показалось, что он попал на представление уличного театра абсурда. Во дворе располагался огромный шатер золотистого цвета, устланный коврами , со всех сторон окруженный тепловыми пушками. Поэтому, несмотря на холодный сентябрь, гостям, судя по всему было жарко: женщины и мужчины были полуголыми, в экзотических нарядах. Гремела музыка и песни Фариды. Люди танцевали, смеялись, пили, забыв об этикете.
Незамеченный никем, Николай зашел в дом в поисках жены.
Огромный холл был пуст, из него открывалась анфилада комнат в трех длинных коридорах, ведущих в разные стороны.
Он пошел прямо, углубляясь в изысканно отделанное пространство по мягкому цветистому в пастельных тонах ковру.
Ощущение нереальности происходящего следовало за Николаем на мягких лапах: обилие зеркал, канделябров в брызгах мелких светящихся точек, которые зажигались по мере его приближения и медленно гасли, как только он проходил мимо.
Двери располагались по обе стороны коридора. Николай методично заглядывал в каждую комнату, рискуя репутацией честного человека. Он искал жену. В первых пяти комнатах располагались гардеробные. Каждая имела свой цвет и запах. Николай остро ощущал череду ароматов ириса, ночной фиалки, весеннего леса. Затем - ванные комнаты, оформленные так же в разных стилях.
Открывая и закрывая двери, он повторял как заклинание:
- Аня, Анечка…
Наконец, услышал слабые всхлипывания в самом конце коридора, вгляделся в полумрак и увидел белеющую фигурку, сжавшуюся в комок на полу. В два прыжка оказался рядом, присел, стал утешать, гладить вздрагивающие плечи жены:
- Анечка! Ну не надо, не плачь, родная, успокойся, я что-нибудь придумаю. А почему ты совсем голая здесь сидишь, тебя обидели? Кто?!- стараясь не завопить от накатившего липкого ужаса, продолжал терпеливо спрашивать. Потом не выдержал, слегка встряхнув, приказал:
- Говори! Прекрати истерику!.
- Я…я просто не знаю, не помню, как все произошло. Что-то случилось с Фаридой, может, таблеток каких-то наглоталась или еще чего, не знаю…. Но она накинулась на меня во время массажа, как будто злой бес в нее вселился. В общем,- опять зарыдала девушка,- потребовала, чтобы я разделась... Схватила какую-то плетку, стала избивать меня, потому что я не хотела…, не хотела…. Мне пришлось, Коля-а-а, мне было так больно, я вырывалась, толкнула ее, а она…, она упала и ударилась… Ударилась и умерла-а-а, спаси меня, Коля-я-я-я…
- Пойдем, покажешь, где это произошло,- стараясь быть спокойным, сказал муж, поднимая ее с пола, накидывая пиджак ей на плечи, и, придерживая, повел по коридору.
- Нет, я не пойду, иди один!- вырвалась Анна и ткнула пальцем в неприметную дверь.
Это был небольшой будуар в розовых тонах, приспособленный под массажный кабинет. Ничего необычного, если бы не лежащая на полу в неловкой позе певица рядом с массажной кушеткой. В руках у ней была зажата витая металлическая плеть. Одета она была в ажурные чулки с подвязками, в черный с заклепками и стразами корсет-боди. Дымчатый газовый шарф, закрепленный на волосах, прикрывал слишком пышную грудь актрисы. Черная маска довершала образ. От маски падали тени на лицо и казалось, что дива дышит.
Николай подумал, что представлял певицу несколько иначе: худой и не такой юной . Ему не доводилось слышать, что смерть красит. Он окинул взглядом помещение: всюду были видны следы борьбы, бурые пятна крови. Но мужчина уже твердо знал, что надо делать дальше, как вдруг «труп» повернул к нему голову и хрипло простонал:
- Помоги мне….
Если бы не этот безобразный голос, Николай, возможно, поступил иначе…. Но скрипка, поющая в его голове, опять взвилась резко и, стараясь заглушить все иные звуки, он кинулся к телу и принялся душить ожившую вдруг певицу. Она еще больше захрипела, задергалась, мужчина продолжал сжимать шею женщины, чувствуя, как поддается под его жесткими пальцами, наконец, что-то хрустнуло там, в глубине горла
- Все, кончено,- сказал вслух и вздрогнул.
Его голос прозвучал громко и неестественно в розовой тишине. Николай выскочил в коридор, схватил в охапку жену, затолкал ее в соседнюю ванную комнату, стал умывать всхлипывающую и такую жалкую, что у него опять лопнула какая-то струна, теперь уже в груди.
Долго, начисто отмывал ее окровавленные руки, прикладывал мокрое полотенце к израненным плетью плечам и спине. Наконец, одел в какой-то шутовской костюм, висевший тут же, на стене, надвинул колпак с бубенчиками почти на самый её маленький нос, прикрыв заплаканные и такие родные глаза. Поцеловал долго в разбитые губы, прощаясь, и, открыв окно ванной, велел вылезать и немедленно ехать домой. Сунул ключи от машины, подробно рассказал, что она припаркована на соседней улице, еще раз проинструктировал:
- Следователю скажешь - вернулась домой уже в 20:00, поняла?
- Какому следователю… Коля, а ты как же?
- А я подтвержу. Когда все начали танцевать, ты тихо ушла. Я – приревновал тебя и уехал из дома сюда, на вечеринку, на разборки. Я уехал в 22:00. Запомнила? Все, теперь иди.
Он проследил, как она, незамеченная никем, вышла через тайный ход в кованой ограде. Перед тем, как навсегда исчезнуть из его жизни, Анна оглянулась, помахала снятым колпаком и отбросила его подальше в кусты. Звон бубенчиков возвестил, что настал его час.
Николай ринулся обратно в будуар, где только что совершил убийство певицы. Сначала постарался уничтожить все следы присутствия жены, потом старательно порезал себе ладони подвернувшимися ножницами и начал оставлять свои кровавые отпечатки, где только можно: на стенах, на полу.
Ему казалось, что он рисует невиданные маки, которые упрямились и не хотели расцветать, так как кровь на руках быстро засыхала. И ему приходилось снова резать руки и продолжать пятнать и пятнать все вокруг. Он подошел к мертвой актрисе и заново повторил захват, окровавив ей шею. Наконец, довольный проделанной работой, старательно вытер о себя руки и пошел сдаваться…
В холле уже находился дворецкий в красном с золотой расшивкой камзоле. Не смущенный видом Николая и, видимо, приняв его за очередного ряженого гостя, седой и важный слуга сказал:
- Пожалуйте в кинозал, все гости уже там, ждут премьеру о последних гастролях хозяйки. Прошу, пройдите вот сюда,- и, крепко взяв Николая под руку, подвел уже не сопротивляющегося и ничему не удивляющегося бывшего бизнесмена вплотную к стене. Нажал потайную кнопку за колонной, открылась невидимая до сих пор дверь. Швейцар подтолкнул мужчину внутрь темного помещения, дверь за ним громко защелкнулась.
Николай оказался в кромешной темноте. Решив, во что бы то ни стало, помешать началу фильма, он вытянул вперед руки, стараясь поскорее выйти из темноты, сделал осторожный шаг, еще один, и тут неожиданный свет, резкий свист и шквал аплодисментов обрушились на него!
Со всех сторон неслись крики:
- Браво! Браво! Бис! Повтор, мы требуем повтор! Браво! Какое чудо, вот это зрелище! – орали окружившие его плотным кольцом люди.
Он, все еще растерянно щурился от яркого света, когда увидел ее: Фарида - живая и невредимая, грациозно подходила, скользила к нему сквозь расступившуюся толпу.
- Браво, Николай! Вы нас повеселили!- сказала певица.
Все, стоящие вокруг люди, отвернулись от них, как по команде, и, глядя на большой экран кинозала, кричали браво, аплодировали и смеялись, как на премьере. Николай с ужасом увидел на экране себя, и то, как он старательно рисует кровавые цветы на стенах розового будуара.
- Выпейте,- отвлекла его от глупого созерцания певица и протянула стакан виски со льдом. Он залпом выпил золотистую жидкость и, скинув колкие кусочки льда в ладони, всей пригоршней потер затылок. Лед растаял, упал за шиворот и, неприятно тая, потек по спине. Это давало Николаю право думать, что все происходящее не сон, и Фарида действительно жива.
Она протянула ему второй бокал и добавила:
- За здоровье господина главного управляющего банковской ассоциации «Фарида и Ко»! Виват! Преступление во имя любви должно быть вознаграждено по заслугам! Ура господину управляющему!
Николай проглотил обжигающий напиток вместе со льдом, громко хрустя ледяными кубиками, неловко ухмыльнулся, пытаясь сказать.... Но Фарида прижала руку к его губам, требовательно спросила:
- На брудершафт?
И, медленно выпив виски, грохнула бокал об пол, вцепилась в его рот сухими и жаркими губами, почти повисла на широких плечах. Оторвав ее от себя ватными, непослушными руками, Николай все-таки задал свой вопрос:
- А кого же тогда я убил, ведь ты жива, Фарида?
- Да никого! Девку! Продажную девку! Никудышную дрянь, к тому же больную, наркоманку, никому не нужную. Представляешь, а твоей жене она понравилась, и что бабам надо?
Прозрачная стена, бесшумно отделившая их от гостей, когда Фарида пила брудершафт, с другой стороны была зеркальной. Николай мог видеть, как юная девушка обернулась к стене-зеркалу и, глядя пристально Николаю в глаза, накрасила губы, поправила прическу, прихорашиваясь.
- Я сама не ожидала, что Нюрка окажется ужасной испорченной дрянью, и так вживется в роль жертвы. Договорились только чтобы разыграть тебя, проверить, выйдешь ли ты из дома для спасения жены. А ты…молодец! Не только вышел!
Не тревожься ни о чем, мой дорогой Николя, твоя бывшая, я правильно думаю – бывшая? - будет отменно наказана!
Анька вообразила, что сможет вот так просто взять и прервать контракт! Со мной? Без моей санкции? Спешит она, Коленька, сейчас на самолет в Швейцарию, чтобы там, значит, ребеночка себе сделать, представляешь? Ну почему ты не хотел ребеночка? А жена твоя надумала! Не где-нибудь, а в Швейцарии ребеночка зачать, без твоей помощи. Ох, не могу, насмешили вы меня… Но при виде денег Аннушка забыла, что гонорара за сегодняшнее представление в пятьсот тысяч долларов ей не хватит на оплату и половины неустойки. В аэропорту ее уже ждут: мои адвокаты и начальник охраны…. Скоро ты ее увидишь, милый Николя! - Фарида звонко и искренне рассмеялась.
Николай внимательно смотрел на прозрачную стену. Девушек становилось все больше, они полностью облепили зеркало и стали давить на него руками, стараясь приблизиться.
- Они меня видят!- с ужасом подумал мужчина.
Девицы наподобие мотыльков с силой врезались в стекло-стену, их лица плющились, носы, и губы бесформенными масками прилипали к невидимой преграде. Николай испугался вида этих растянутых в уродливых гримасах лиц и попятился, запнулся, упал, а девушки все приближались, наваливались на него вместе с прозрачной стеной.
Наконец, стекло лопнуло, рассыпалось зеркальными осколками вокруг, а по сверкающей россыпи шла та, другая, в облаке дымчатого шарфа. Он почувствовал, как она уверенно и больно наступает ему на горло, и понял, что умирает…
Громко трезвонил телефон. Борис очнулся от дребезжащего звонка, все тело затекло от неудобной позы, в которой он заснул прямо за столом кабинета.
- Какая массажистка-Аннушка?- думал видный деятель искусств, антиквар и меценат Борис Андреевич, растирая затекшую шею и плечи. Все еще находясь во власти тягучего и неприятного сна, пытался вспомнить хоть одну знакомую эстрадную певицу, и не мог. Нет, не знает он эстрадной дивы, и умных домов не любит, у него все просто и со вкусом.
А телефон продолжать настойчиво звонить, вызывая раздражение и непонятное чувство тревоги в душе антиквара. Жена у него – топ- менеджер, умница, красавица, детей не хочет. Глупости, глупости снятся от того, что или ешь, или спишь неправильно,- успокаивал себя Борис Андреевич, медленно, наподобие корабля-призрака выплывая из тяжелых сонных вод. Также медленно пошел к телефону.
Нет, не доведут до добра его встречи с экстрасенсами… На ровном месте, посреди понедельника приснилась такая гадость.
- А Николай-то дурак, дурак и все тут,- начал думать о нем Борис Андреевич почему-то в настоящем времени. – Остался бы дома, ничего не случилось бы… А вот он сам как бы интересно знать поступил, смог бы ради своей умницы убить, даже и девушку легкого поведения, думал о себе Борис Андреевич. И не решался взглянуть правде в глаза. Скорее всего он бы вызвал скорую, когда обнаружилось, что «труп» жив, и все счастливо закончилось бы… Да, точно, скорую и все.
Дзинь….Дзинь…трезвонил телефон. Бом-м-м, бом-м-м- это часы начали громко бить полночь.
От неожиданности Борис Андреевич вздрогнул, удивляясь внезапному паническому страху, накрывшему его удушливой волной, осторожно поднял телефонную трубку.
- Дорогой,- сочно проговорила трубка голосом его жены,- приезжай скорее к нам, а то я от скуки подохну! Алле, ты слушаешь, милый? – ввинчивался громкий женский голос в ухо мецената.
- Алле, ты слышишь, Борис, почему молчишь? Веселье в самом разгаре, приезжай...! Борис? Слушаешь? Ну, слушай, слушай… Представляешь, что произошло …
Борис Андреевич опасливо отодвинул трубку и, осторожно положив её на старинную консоль, стараясь не шуметь, на цыпочках вернулся в кабинет, прикрыл дверь.
- Что со мной? – растерянно думал антиквар, озираясь по сторонам, пытаясь найти хоть что-нибудь, способное успокоить его мгновенно.
Взгляд Бориса Андреевича остановился на портрете красивой женщины, висевшем на почетном месте, над его рабочим столом.
Алоизия Вебер кисти неизвестного художника глядела на него и улыбалась, будто бы утешая. «Все от богинь у тебя…,- забормотал Борис Андреевич, снимая портрет со стены и любуясь в очередной раз юной Алоизией.
Он гордился своим недавним приобретением редкого портрета первой и роковой любви великого Моцарта. Портрет считался утерянным и вдруг, такая удача, он нашел и сумел выкупить его по удобной цене, хотя реальная стоимость картины была не меньше четырех миллионов долларов.
Но не цена и не возможность удачной сделки привлекала антиквара в портрете. А сам предмет: юная Алоизия, изображенная художником в лучах утреннего солнца. Среди цветов и нотных записей, устилающих все вокруг, светящихся в воздухе и окружающих, как музыка, ангела сопрано. Так называл её юный Вольфганг Амадей Моцарт.
-Моя Алоизия,- шептал ей украдкой Борис Андреевич, понимая что не имеет на это право. Или имеет, мог бы он ради Алоизии совершить то, что не задумываясь сделал Николай?
- Да тьфу, тьфу, что же это такое, какой Николай? Нет никакого Николая, это всего лишь сон, и Аннушки нет, и Фариды-злодейки нет… Здесь, в этой комнате только он и Алоизия…. Но ведь точно мог бы что-нибудь и совершить. Например, начать все сначала, как советовал ему экстрасенс, спасти себя и Алоизию. Будет ли это подвигом, зачтется ли ему где-то там, на небесах, обмен обустроенной жизни преуспевающего мецената на безвестную жизнь с любимой…?
Все эти вопросы Борис Андреевич задавал себе находясь, видимо, еще не в себе от пережитого сна. Затем, увлеченный какой-то неожиданной мыслью, сверкавшей в его разгоряченном взгляде, видный деятель искусств, как был в домашних тапочках и теплом халате, с портретом в руках, осторожно минуя громко говорящую телефонную трубку, выскочил из дома.
Он знал, что больше не вернется и уходит навсегда.
Вслед ему прозвучало из телефонного аппарата : «…а она мне говорит…»
Машина с Борисом Андреевичем медленно выехала из гаража. Поставив бесценный портрет рядом с собой, не соседнее сиденье, где обычно находилась его супруга, Борис Андреевич переключил скорость, миновал автоматические ворота и развернулся в сторону, противоположную городу. Ну не мог он знать, что снайпер уже прицелился и, плавно нажав на курок, выстрелил в голову торопливо убывающего антиквара. Тот упал на руль, машина вильнула и съехала на обочину, мягко стукнувшись об ограждение, остановилась. Алоизия от брызнувшей во все стороны крови, казалось, зарумянилась и заулыбалась еще нежнее.
Снайперы, их было двое, подошли к машине, проверили, чисто ли выполнена работа. Один заметил картину и вытащил ее, пытаясь рассмотреть в свете фар.
-Как думаешь, чего-нибудь она стоит?
- Да ерунда, вряд ли он повез её так просто в машине, если бы была ценная. Долларов сто-двести, не больше, и то, если отнесешь её к моему дядьке. Но только завтра! Сейчас поедем к хозяйке, будем объяснять, почему выполнили заказ на час раньше, но цену я ей снижать не дам…
И куда его понесло на ночь глядя, раньше оговоренного срока? Не иначе за смертью,- хохотнул веселый убийца. Хорошо, что мы с тобой по неопытности пришли на работу пораньше. А то бы профукали свой первый заказ. Ну, все, уходим по-быстрому ….
Оглядывая машину в последний раз на всякий случай, убийца усмехнулся и включил в машине магнитолу, засмеялся:
- Чтобы не скучал…
- Для тех, кто не спит, звучит «Маленькая ночная серенада» Вольфганга Амадея Моцарта,- возвестила дикторша.
Снайпер не стал закрывать дверь автомобиля убитого антиквара.
Двое удалялись неспешно вдоль дороги, один нес подмышкой портрет неизвестной девушки. Она выглядывала из-под руки мужчины и, казалось, прощалась с Борисом Андреевичем и его гостеприимным домом. Улыбка и глаза её были полны светлой печали. Сколько таких домов она видела, но этот ей нравился почему-то больше всех… жаль….Впереди её ждала вечная жизнь и вечная ночь….
А музыка, кружась вихрем звуков скрипки, последовала было за ней, Алоизией, но потом, подхваченная ветром, вознеслась в черный бархат ночи, навстречу ярким звездам. И казалось, что она зажигает в бесконечном пространстве вселенной новые и новые сияющие цветы.
Когда расцветают сны. Новелла
