Пусть ворчат вагонные колёса:
«Никогда ты больше, никогда
Не увидишь Енисея плёсы».
Пробежал уже сосновый бор,
Роща белоствольная промчалась,
По пути срывая нежный флёр
С голубой романтики начала.
Даль сжимая в розовом окне,
Степь волной широкой наплывает
И поёт о русском ямщике,
В прошлое тайгу отодвигая.
Прикоснулась к отчему порогу,
Но не долго он меня держал:
В дальнюю заморскую дрогу
Странный путь отчаянно позвал.
Красные песчаные тюльпаны,
Зной палящий, неба кисея,
И под бубен белые тюрбаны
Что-то пляшут весело смеясь.
Шампиньонов рыжие веснушки
У арыков выплели узор,
И каракуля живые мушки
Облепили всё подножье гор.
В горы! В горы! Выше и смелее.
Камни убегают из-под ног:
Вдоль реки по древнему ущелью
До снегов, где ледников порог.
Алыча цветёт на снежном склоне,
Дикобраз просеменил у скал.
Как прекрасна жизнь в любом изломе!
Странный путь себе кто не искал?!
А внизу жара невыносима.
Я на крыше. Пью туркменский чай.
Свой рассказ о праотцовой жизни
Ветхая плетёт апа Гюльча.
Это всё безумно интересно!
Как история страны иной,
Как пустынь таинственная песня,
Как костра языческий огонь…
Ноги ль мою я в Дарье прохладной,
Караванной ли тропой иду—
Всюду мучит душу беспрестанно
Магии познания недуг.
Но однажды мне приснился ночью
Наш родник у пандуса скалы.
Мне б к нему приблизиться воочью
И напиться ледяной воды.
Прочь пустыню, саксаул, верблюдов,
Зелень томную каспийских вод,
Телеграфом всем: «Я еду Люда».
………………………………………
Не могу я сразу налюбиться,
Надышаться, наглядеться вдруг,
Родниковой чистоты напиться,
Ощутить пожатье теплых рук.
Словно сердце мудростью прозрело,
Научилось видеть, осязать.
Ведь оно-то раньше не умело
Принимать земную благодать.
Чувство и неглавное как будто,
А выводит всех значений строй:
И в горах заносчивое утро
С облаками, что над головой,
Камешки прозрачной Хул-хулау,
И восход из-за вершины гор,
И в росе нетронутые травы,
И ночного эха поздний хор,
Черемши февральские раскопки
И осенний праздник мушмулы,
Потаённые грибные тропки
И родник у пандуса скалы.
Но судьба сыграла злую шутку:
Рухнул мир и перекрыт исток,
Одиноко, холодно и жутко,
Божий мир! Впервые ты жесток.
Тело не осталось без приюта,
Путь души же неисповедим.
Бродит по вселенной, почему-то
Юная, без грима и седин.
Шепчутся и кланяются низко
Над речною зыбью камыши.
И совсем у берега, так близко,
Стайки рыб в полуденной тиши.
И, пронзая марево, стрекозы
Чуть воды касаются крылом.
И внезапные степные грозы
Освежают новый Авалон.
Ясной ночью глубину пространства
Закрывает кимоно огней.
Неужели окончанье странствий
И покой моих закатных дней?
Но опять мне чудятся рассветы
На развилке старой Ханкалы,
И опять вопросы без ответов,
И родник…у пандуса скалы.
