17 Мар 2013
Судный день
Игорь Краснов
СУДНЫЙ ДЕНЬ
"Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце
сынов человеческих делать зло..." (Книга Екклесиаста, гл. 8, стих 11)
В кабинете уже никого не было. А он ещё продолжал сидеть за своим небольшим столом, откинувшись на спинку полумягкого кресла. Что-то он забыл. Что-то должен был сделать, куда-то пойти после работы — он решил это ещё с утра, — но куда, никак не мог вспомнить. В последнее время такое бывало с ним довольно часто. Собираясь уходить с работы, он вдруг ощущал, что чего-то ему не хватало, и тогда, припомнив всё по порядку, обнаруживал, что опять умудрился что-то позабыть.
Он постарался вспомнить, что делал утром, с кем встречался, что произошло в течение дня. Он обшарил карманы, ещё раз выдвинул все ящики стола, в надежде, что какой-нибудь предмет вдруг натолкнёт его на догадку. Обычно это помогало, но сегодня все его усилия оказались безуспешными.
Наконец, он понял, что всё равно ничего не вспомнит, только зря себя терзает, и потому решил отправиться домой. Закрыв кабинет, он вышел на улицу.
Было тепло. Чувствовалось, что снега больше не будет, весна полновластно вступила в свои законные права. Ему вдруг захотелось зайти в кафе и выпить чашечку крепкого кофе. Даже ясно представилось, как вкусно пахнущая жидкость приятно разливается по всем его внутренностям, взбудораживая кровь и поднимая настроение. Но тут к нему вернулось прежнее состояние озабоченности.
— Нет, определённо надо что-то вспомнить, — невольно вырвалось у него вслух.
Он медленно пошёл по неровному тротуару. В кафе уже не хотелось. Он упорно напрягал свою память. Но память, казалось, была глуха, не выдавала нужной информации. Почему? Может быть, это что-то по сути своей мелочное, ненужное? Может быть, и вспоминать-то особо нечего?! Ведь что такое память? Что обыкновенное сито: ненужное всегда отсеивается. А коли так, то значит, и думать об этом действительно не стоит!
Сделав ещё несколько шагов, он поймал себя на том, что его взгляд упорно ищет кого-то среди прохожих. Вновь на поверхность всплыло беспокойство, сознание того, что он что-то забыл.
Неожиданно взгляд остановился на старухе, которая сидела на ящике с протянутой рукой. Он подошёл к ней. Пошарил у себя в карманах и сунул в сухую руку горсть мелочи. В ответ старуха что-то прошамкала. Кожа у неё была сморщенная, дряблая, веки припухшие.
Его потрясли белки мутных глаз нищенки: нездоровые, желтоватые. Он отвёл взгляд, но не удержался и снова посмотрел на неё. Она вызвала в его памяти какое-то смутное воспоминание. Кого же именно эта нищенка ему вдруг напомнила? Он стал внимательно приглядываться, надеясь уловить, что же всё-таки в её чертах показалось знакомым. Мысли перенеслись в прошлое...
Кто, кто ему нужен? Нет, распутать эти чётки невозможно; воспоминания нахлынули, жужжа и роясь, как пчёлы, заслоняя и вытесняя друг друга. Сейчас уже немыслимо было различить отдельные лица. Да и зачем они — крошечные мазки, составляющие одну большую картину? Наверное, лучше всего отказаться от напрасных усилий и не думать более ни о чём, всё равно всё безвозвратно кануло в прошлое.
— Ошибся, — буркнул он, отходя.
Когда он уже подходил к своему подъезду, перед ним вдруг мелькнула тень.
— Кто будешь? — машинально спросил Якубович.
— Виктор…
— Чего надо?
— Вы будете Якубович Андрей Петрович?
— Ну.
— Майор милиции?
— Да.
— Так умри, шакал...
Блеснул ствол пистолета. «Опасность», — яркая вспышка в сознании Якубовича. Ни мыслей, ни чувств. Только хладнокровие, быстрая реакция и сильный удар. Всё произошло мгновенно, в считанные доли секунд. Парень ничего не ожидал. Резким движением пистолет был выбит у него из рук и отброшен в сторону.
Происшедшее, однако, нисколько не ошеломило парня, он даже не пред-принял попытку убежать, стоял на месте и смотрел в глаза человека, которого хотел убить. Якубовичу это пришлось не по душе, он ожидал, что парень обязательно запаникует, побежит... Это хоть как-то встряхнуло бы его. Привычное дело: кто-то бежит — он ловит. Будто охота какая. А тут ничего... Полное разочарование.
— Фамилия? — сурово спросил Якубович, прижав локтем парня к дереву.
— Лосев! Виктор Лосев, — спокойно ответил тот.
«Знакомая фамилия», — промелькнуло в голове Якубовича.
— И что?
— Игрушка откуда?
— На толкучке взял.
— У кого?
— Не скажу.
— Скажешь, никуда не денешься...
— Нет.
— Для какой хоть цели?
— Чтоб шакала убить... Тебя!
Якубовича поразило собственное спокойствие. Казалось бы, он должен был быть на полном взводе: заломить руку, раза два больно ударить куда надо — и воля была бы сломана. Но вместо всего этого с его стороны никаких активных действий. Странно всё.
Раньше ничего подобного с ним не происходило. Он был хладнокровен, уверенно делал своё дело. За годы службы в нём выработался механизм. Много-то он не рассуждал, главное — дело: во что бы то ни стало преступника поймать или ликвидировать. За это хорошо платили, даже награды давали и присваивали внеочередные звания. К наградам да званиям он относился равнодушно. У коллег пользовался уважением, кое-кто прислушивался к его мнению. Преступников же он не считал за людей, они не вызывали в нём ни чувства жалости, ни желания понять, войти в их положение. Это у него от отца, который тоже много лет прослужил в органах МВД и который часто любил повторять: «Конечный результат — превыше всего».
— За что собирался убить? — Якубович сильнее нажал локтем.
— Кто бы спрашивал...
— Ты давай не груби, а то живо...
— Это-то умеете, — парень криво усмехнулся.
— Точно, кое-какой опыт имеется... Так что выкладывай.
— Что, слабость памяти? — лицо парня изменилось, оно стало серьёзным, злым. — Ну, конечно, столько всего... Разве всё упомнить.
— Не тяни, говори, — Якубович сжал кулак, он почувствовал, что начинает терять самообладание.
— Дело за номером 666.
«Вот откуда знакомая фамилия», — подумал Якубович. Он вдруг вспомнил всё. Произошло это лет десять тому назад. Тогда в их отделе скопилось много незавершённых дел. Это портило все показатели по области. А тут это дело за номером 666. Он удивился: почему такое странное число, ведь все уголовные дела были за семизначными числами... А тут трёхзначное число, да ещё дьявольское! Прямо мистика какая-то...
При поверхностном ознакомлении стало ясно, что подозреваемый использовал своё служебное положение в корыстных целях, брал взятки, вёл аморальный образ жизни, был агентом иностранной разведки... Ничего особенного. Обычное дело.
На первый взгляд всё казалось простым: преступник известен, улики налицо, есть свидетели. Настораживало только то, что преступником был капитан милиции. Но он отбросил все сомнения, расследование не заняло много времени: опросил двух-трёх свидетелей, сверил все записи. Дело можно было закрывать. И вдруг один из свидетелей отказался от своих слов. Выяснилось, что его подговорили дать ложные показания. А начальство торопило, требовало результаты. Тогда ему пришлось применить силу в отношении этого свидетеля, чтобы тот подтвердил первоначальные показания.
— Твой что ли отец?
— Да.
— Он был преступником...
— И в это можно поверить?
— Я верю фактам, документам...
— Написать можно хоть что.
— Не так.
— Да всё так! Прекрасно известно, что отец не был преступником. Трагедия его в том, что он был честным человеком и не мог пройти мимо несправедливости. Будто секрет, что на самом деле творилось у вас в органах... Отец в одиночку боролся, чтоб только справедливость восторжествовала. А его потом сумасшедшим объявили. Суда даже не провели, сразу в психушку упрятали. Там он и умер через месяц от больших доз уколов...
— Откуда всё знаешь?
— Из надёжно спрятанных бумаг, которые с таким упорством искали ваши люди, и от одного человека, что лежал с отцом в одной палате.
— Сумасшедший, как и твой отец...
— Верно, и никаких проблем! — возбуждённо сказал парень, начав горячиться и жестикулировать. — А каково нам было все эти годы? Мать не выдержала, умерла от разрыва сердца. И четверо детей остались сиротами. Ладно, бабка выходила, вырастила всех. Помнится хоть, как она ползала в ногах, со слезами умоляла, чтоб сына пожалели...
Якубович молчал, он не знал, что сказать. В душе что-то надломилось. Он почувствовал, как уверенность покидает его. Вместо этого появляются сомнения, неприятное ощущение. Да, он помнит это. Вдруг вспомнилось и то, кого именно напомнила нищенка на ящике. Она была похожа на мать отца парня. К горлу поднялся удушливый ком, дышать становилось труднее.
Неужели парень прав? Нет, только не это. Правда на его, Якубовича, стороне, он действовал по закону. Отец парня преступник. И этим всё сказано, ни о какой жалости не может идти речи. Но тогда почему в последнее время он плохо спит, его преследуют какие-то странные тени... А если он, Якубович, всё-таки не прав и все эти годы ошибался?
Нет-нет! Что он должен был сделать, куда пойти? Вспомнил. Он должен был пойти в архив и просмотреть все дела, которые расследовал его отец. Месяца полтора назад у него с отцом состоялся странный разговор. Старик тогда сильно болел, и, видать, предчувствовал свою кончину. Это было своего рода покаяние. Отец рассказал, как лично участвовал в карательных операциях против тех, кто не хотел идти в колхозы...
В большинстве случаев это, конечно, были безвинные жертвы. Особенно старик каялся в одном грехе — в казни своего друга детства — видного военачальника, Героя Советского Союза, — вина которого якобы заключалась лишь в том, что допустил прорыв противника. Потом выяснилось, что друг не был виновен, что дивизия его тогда вся осталась на поле боя, в живых остались только он сам и десять бойцов, которые благодаря собственному мужеству и отваге прорвались к своим, избежав тем самым плена. Но отец всё-таки подписал смертный приговор. И всё потому, что так и не смог перебороть в себе чувства зависти к чужим успехам, славе. Как всё глупо… дико.
Но имел ли он право осуждать отца? Внутренний голос отвечал, что нет. Это был отец, его родной отец. Человек, который дал ему, Якубовичу, жизнь, возможность смотреть на этот мир, дышать, чего-то желать... Если бы не отец — не было бы всего этого. В голове не укладывается... Как можно осуждать родного отца? Подумаешь, он в чём-то заблуждался, пусть даже ошибался... Что тут такого? В этой жизни от ошибок никто не застрахован, человек на то и человек, чтобы ошибаться. Не будет ошибок — не прийти к верному решению. Ведь так? Да и старик очень раскаивался...
Якубович отпустил парня, даже не оглянулся, чтобы убедиться в том, что тот ничего плохого против него не замышляет. Этот великодушный поступок никак не отразился в душе, по-прежнему было тошно. Вдруг захотелось, чтобы парень резко нагнулся, схватил валяющийся на земле пистолет и выстрелил в него, потом ещё, ещё... Почему появилось такое странное желание? Он не мог объяснить. Но выстрела не прозвучало. От этого, наверное, душа продолжала ныть, рождать отвращение ко всему окружающему. Он подобрал пистолет и сунул его себе в карман брюк.
Якубович поднялся на четвёртый этаж, вошёл в свою квартиру. Его встретила жена.
— Ты только глянь, что удумала, что удумала, — заговорила она, вскинув руки и голову, которая была обвязана махровым полотенцем. — И это наша дочь...
— Чего опять? — недовольно перебил Якубович, настроение которого испортилось ещё больше.
— Говорит, меняться не собирается! Как кололась да шлялась везде — так и дальше оно будет... И мы должны ей ещё денег давать!
— Я же в долг беру, отдам ведь, — послышалось из кухни.
— Отдашь... Кого?! Ты же не хочешь нигде работать, — голос жены повысился.
Якубович сморщился. Подумалось: «Всё, сейчас опять до истерики орать начнёт»... Как всё до отвращения очертело. Он отмахнулся от жены, вошёл на кухню.
Дочь стояла у кухонного стола и пила из стакана чифирь. Взъерошенные жидкие волосы спадали на острые плечи. Тело узкое, костлявое. Руки, ноги в ссадинах, синяках... «Неизвестно, в кого уродилась», — среагировало сознание. Халат распахнут, под ним ничего, видна большая отвислая грудь. Дочь нисколько не стеснялась отца, на её лице было какое-то отрешение от реальности, полное безразличие ко всему. Живая, бесчувственная кукла. И это продолжение его рода! Да кого она может произвести на белый свет? Какого-нибудь себе подобного урода, монстра... Дикость. Откуда всё?
Конечно, в этом была и его вина. Он совсем не уделял дочери внимания, был холоден, когда в детстве она не раз хотела залезть к нему на колени и поделиться чем-то сокровенным. Так что удивляться не приходится. Ничего уже не изменишь, всё неудержимо катится по своей колее. С этим пора уж смириться. Да и что он мог сказать родной дочери?
Якубович повернулся спиной, прошёл в кабинет и там закрылся. Никого не хотелось видеть. Одного только душа просит… Остаться одному, осмыслить всё. Ему вдруг ясно показалось, что в кабинете он не один, ещё кто-то присутствует. Воображение заработало сильнее. Да, сзади на диване кто-то сидит... Это тот самый парень, который каких-то несколько минут назад пытался его убить. Якубович резко обернулся. Никого не было. Он пальцами потёр себе виски, лоб. Взгляд упёрся в одну точку. В ту же минуту перед мысленным взором, будто в каком-то кинофильме или калейдоскопе, прошла вся его жизнь: детство, учёба в институте, выгодная женитьба... И что хорошего, настоящего было? В чём тогда заключается смысл жизни, человеческого существования? Если взять да разбить всю прожитую жизнь на какие-нибудь отдельные периоды и обстоятельно рассмотреть, то выходит, что им не сделано ничего существенного, и жизнь в целом складывается не так, как того надо было бы. В семье нелады, постоянно ссоры, скандалы. Дочь, ставшая в шестнадцать лет «живым трупом». Работа, которая перестала приносить душевное удовлетворение...
Вдруг родилось чувство паники, бессмыслия во всём. Он не видел выхода, впереди только тупик да зловещая темнота. Это испугало. Он попытался было подавить страх, определить смысл и вновь обрести былую, привычную уверенность... Но что-то мешало. Что именно? Ответа не было. Он понял, что ему не вырваться из власти угнетающего состояния.
Рука машинально полезла в карман брюк. Вот этот самый пистолет, из которого пытались лишить его жизни. Он магнетически притягивал взгляд. Не было сил оторваться, перевести внимание на что-то другое. Какая сила, какая власть! Сколько судеб он решил... Действительно, перед ним все равны, ничтожны. А что если... Это же выход! Верное решение всех проблем. Тогда, конечно, и голова больше не будет болеть, душа перестанет ныть, успокоится навсегда. Всё равно всё кончено, впереди никакого просвета...
Но... не торопится ли он? Что ждёт его в недалёком будущем? Проводы на пенсию, старость и последние дни в каком-нибудь доме престарелых... Если окончательно не лишится рассудка, то будет возможность наблюдать, как физически разлагается личность, гниёт заживо. И ведь ничего не поделать, таковы законы этого мира. Его передёрнуло. Для этого стоит продолжать жить? Бред какой-то. Где, в чём смысл? Нет, этого нельзя допускать...
И тут нахлынуло ощущение, будто он оторвался от реальности, всё вокруг опустилось и затуманилось.
Находясь во власти необычного состояния, будто им кто-то руководил, Якубович медленно взял со стола пистолет. Холодный металл подействовал отрезвляюще. Но было слишком поздно, невидимая грань уже позади. Рука автоматически поднесла к виску ствол пистолета...
— Простите, люди, — шепнули губы...
Палец нажал на спусковой курок. Невыносимо резкая боль, — и темнота, темнота...
 Рассказы /
 666 /
 ИК@Р
|
| Всего комментариев: 2 | |
|
| |
[Юрий Терещенко]
То,