...в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.

И.Бродский

весна недосягаема почти,
хотя она уже идёт дворами.
точеные тела кариатид
открыты топлесс. жизнь в оконной раме
прожить - совсем не поле перейти...
шутя кивну давно знакомой даме,

спрошу - а вы не мёрзнете, мадам?
обманчива весенняя погода,
все Эсмеральды ищут Квазимодо,
но Фебы попадаются всегда...
и выбрать меж красавцем и уродом
непросто. кто бы дамам нагадал

весну в душе. задумчивый Париж
несложно обустроить под балконом.
моя кариатида, ты не спишь...
ещё прохладно, хрупко и бессонно
забвение, стекающее с крыш.
неяркий свет сочится из плафона

не в силах отыскать меня во тьме.
нести свой груз ни капельки не легче.
давно привыкли каменные плечи
к зиме, к суме... но только не к тюрьме...
к простой недосягаемости встречи,
во взглядах обернувшихся химер.

*****

весенняя цыганщина поёт,
метёт дворы слоями ярких юбок,
и столики, сколоченные грубо,
уже вовсю приветствуют её.
почуяв стук костяшек домино,
да посиделки с водкой и вином...
весна в пути. горячая погуба
доступных и продажных Эсмеральд,
ночных работниц площади Пигаль...
Париж ничем не лучше подмосковья,
а Фебы приезжают за любовью,
и ничего не жалко и не жаль.
зачем лепить горбатого к стене,
пусть даже он - влюблённый Квазимодо.
погода соответствует доходам,
он у стены почти окоченел,
ему не по карману даже водка
согреться чтоб... танцующей походкой
его любовь в изодранных колготках
нагуливает волчий аппетит.
да, жизнь прожить - не поле перейти...
у Квазимодо цыпки и чесотка,
и медяки, зажатые в горсти.
и среднеазиатская тоска.
глаза раскосы... пятнами на скулах
сквозит недосягаемость аула
в yлётном содержимом косяка...

*****

Москва почти что Франция. весна
сравняла непохожие столицы...
национальность выражена в лицах,
но в паспортах нисколько не видна.
желание любить и веселиться
привносит нe свобода, а война

весны и отступающeй зимы,
дворы не выпускающей из вида.
ну, как живёшь, моя кариатида...
хоть облик твой и несколько размыт,
но ранит азиатское либидо,
и рушит европейские умы.

тебе привычна тяжесть городов,
сливающихся в общий мегаполис...
а мы с тобой когда-то прокололись,
мешая вместе водку и бордо,.
и чувственность с претензией на совесть
будила в нас оскал голодных ртов,

бросающих на ангельское дно
какого-то вселенского бедлама...
ведь храм Христа не легче Нотр-дама,
с его недосягаемой виной...
Москва укрыта юбками цыганок,
и новой наступающей весной...