Русские хроники 10-го века. Продолжение.

Русские хроники 10-го века. Продолжение.

 

Глава 4

 

-  1  -

 

Утро червня двенадцатого дня выдалось ясным, безоблачным. Славутич-батюшка надел сверкающий коц.  Свежо зеленела листва на осокорях в теремном дворе. Не только усы, но и Перунова голова в рассветных лучах казалась золотой. Радость несло восходящее светило земному миру. Но боги сумрачно взирали на людий, собравшихся на требище. Всё ведали боги. Непотребное творили людие, лжу покрывали божьим именем. Кручинился Дажьбог. Тому ли учил внуков своих? Серчала Макошь-матушка. Гневался Перун-громовик, бог огнекудрый, милосердный, людскими ковами обращаемый в бога жестокосердого, кровавого.

В святилище, кроме волхвов, собрались бояре, старшая дружина, старци градские. Были тут и ближние бояре – Блуд, Путята, Волчий Хвост, Ждберн. Были и те, кто искал милости княжьей, вроде вотчинника Брячислава. Ищущие милости попроворней милостников волю княжью блюли. Но наиближайший воевода Добрыня отсутствовал. Странно то было. Почитал княжий уй и советчик Перуна более всех богов. Возвысил Перуна над Родом и Сварогом. Своевольных новгородцев к тому принудил. Сегодня же, в день, назначенный богами для отбора треб Громовику, кои приносили через седмицу в его Перунов день, в святилище не появился, уехал с князем в Вышгород. На луговине, рядом со святилищем, блеяли согнанные сюда с вечера ярки, мычали тёлки, бычки. Пора приступать к делу, отбирать тучных тельцов для треб.

Блуд поёжился. Ему вершить замышленное, так порешили на позавчерашнем пиру. Решали бояре да дружинники, волхвов на пир не звали. Ишь, Зворун как зыркает, вроде проведал обо всём. А ну как взъерепенятся божьи люди, гвалт подымут, Перуновым проклятьем пригрозят? Зворун и посохом огладить сподобится. На божьего человека руку не поднимешь. Боярин опасался не битья, что за удар у согбенного семидесяти пятилетнего старика? Опасался позора. Добрыня хитрый, завсегда напередки лезет, а тут на него указал, сам же из Киева умотал. Боярин не признавался самому себе, хотя в тайниках души знал о том, и та догадка жизнь отравляла, как стыдная болячка, о которой на миру не признаешься. Много крови пролил Добрыня, собственноручно пролил. Да проливал кровь в брани, когда супротивник и меч, и копьё в руках держал. Но на горе врагам, и мечом, и копьём Добрыня лучше владел. На безоружных, лежачих меч не поднимал. Он же, Блуд, пять лет тому обманом привёл своего тогдашнего князя Ярополка, брата нынешнего, на мечи служивших Владимиру варягов. И хотя оказал Владимиру хорошую услугу, был им обласкан, стал ближним боярином, князеву ую пришёлся не по нраву. Воротил от ближнего боярина воевода нос, словно смердело от того пропастиной. На пирах рядом не садился, во здравие чашу не поднимал. Если бы не выманил тогда князя из детинца, остался с ним в Родне, и сложил голову, может, и почитал бы его Добрыня за доблестного мужа. Да ему-то, Блуду, что с того, ежели б кости его в земле гнили. Хитёр Добрыня, ох, и хитёр. Сам марать рук не стал. Растолковал им с Мистишей, что от них требуется, ещё и роту страшную взял. Лучше им самим в Славутиче утопиться, на меч пасть, чем тайну кровавого жертвоприношения раскрыть. Чужими руками волю княжью исполняет.

Блуд повёл боязливый взгляд на богов, возвышавшихся во внутренней краде. Среброголовый Перун сурово вперил очи в боярина, Макошь, Дажьбог смотрели осуждающе, с укором. Стрибог и Хорс, стоявшие ошую от Перуна, глядели загадочно, не поймёшь, что на уме. Лишь крылатый пёс Семаргл, притулившийся под ногами Макоши, казался безразличным. Ну, так пёс, он и  есть пёс, хоть и крылатый. Не бог, а так, боженёнок.

- Чего тянешь? – пхнул плечом Ждберн.

Боярин собрал у подбородка бороду в горсть, пропустил сквозь кулак.

- Бояре, и вы, старци! Слушайте, что скажу! Перун-Громовик благоволит великому киевскому князю, дружине его. Ведомо вам, ходил ныне князь на ятвягов. Вернулся с победой, полон пригнал, много врагов побил. Из дружины же лишь малое число кметов смерть приняли. Потому желает князь со своею дружиною сотворить Перуну требу великую, небывалую. Пожелали князь и дружина его принести в жертву Перуну за великую милость его наикрасивейшего отрока или юницу, какие только есть в Киеве.

Брячислав первый разинул рот, за ним и Путята, и Волчий Хвост, и Ждберн завопили одной глоткой:

- Кинем жребий на наикрасивейших сынов и дщерей наших. Кому жребий выпадет, того зарежем богу нашему.

Знали сии бояре, минет жребий чад их.

Бояре, дружина, старци градские загалдели тут же согласно: «Быть по сему. Кому жребий выпадет, того зарежем богови нашему!» Волхвы заголосили, словно калёным железом ужаленные, закричали прежнее, супротивное, многажды рекомое. Зворун вздел руки, в деснице сжимал посох.

- Что речете, окаянные!

Брячислав, боров откормленный на двух ногах, иной конь под туловом приседает, напирал грудью на тщедушного волхва:

- Иди, иди, старче! Идите, ярок, да тёлок выбирайте. Се наша треба, без вас решим, без вас принесём.

Бояре, дружина крепкими плечами, а то и тычками вытеснили ярившихся волхвов за внешнюю краду. Блуд кивнул Мистише. Тот сунул руку в холстяной  мешок. Мешок перед тем потряс, чтоб без обмана было. Нашарив, вытянул вощёную дощечку. Показав дощечку боярам, прочитал скороговоркой одиннадцать имён. Кашлянув, прочитал двенадцатое: «Отрок Иван, сын варяга Буды».

Вчера, день-деньской, старци градские ходили с сотскими по Киеву, глаголили вполголоса со старшинами, заглядывали во дворы. К вечеру выбрали двенадцатью двенадцать отроков и юниц. Мистиша при свечах выписал имена на двенадцать одинаковых дощечек. Одинаковых постороннему глазу. На одной знак имелся, одному Мистише ведомый.

Из другого мешка Мистиша вынул двенадцать чистых дощечек. Изогнутым писалом начертал на каждом по одному имени. Скидал дощечки в мешок, потряс хорошенько. Бояре, дружинники, старци глядели, затаив дыхание. Вновь пошарила сноровистая рука в мешке. Прикусив губу, жеребьёвщик вынул меченую дощечку, громко прочёл: «Отрок Иван, сын варяга Буды».

- Быть по сему. Бери гридней, скачи к Буды, - велел Блуд, перевёл дух, отёр со лба выступивший пот.

 

-  2  - 

 

Двор Буды находился неподалёку, полверсты едва наберётся, да негоже княжим людям пеши волю княжью исполнять.

Не  слезая с коня, Мистиша раз-другой ударил рукояткой меча в тесаные воротца. Крепко ударил, аж гул пошёл. Во дворе лаем зашлась собака, но людских голосов не слышалось. Мистиша пнул ногой в другой раз, прислушался. Зашлёпали босые ноги, калитка приоткрылась на две пяди. В щели появилась голова с нечёсаными волосами. Серые глаза вопросительно смотрели на  гридней.

- Чего вылупился? – заорал Мистиша. – Ворота отворяй. Хозяин-то дома?

- Погодите, - независимо ответил обель. – Сейчас хозяина спрошу.

- У тебя что, бельма на глазах? – взъярился Мистиша. - Не видишь? Княжьи люди мы. Дело к твоему хозяину. Отворяй скорей, пока ворота в щепы не разнесли.

Голова скрылась. Прошуршал засов, ворота растворились. Вслед за Мистишей во двор въехали десяток сопровождавших его гридней. На улице толпились привлечённые шумом любопытствующие мужики, боярские челядинцы из соседних дворов. Из греков варяг вернулся с тугой мошной. Избу справил двухъярусную, с сенями на резных столбцах. По периметру двора располагались рубленные, крытые соломой одрины, клети. У крайней клети бесновался волкодав.

- Уйми собаку, да покличь хозяина, -  распоряжался Мистиша.

Хозяин в зелёной ферязи уже показался в сенях. Положив сильные руки на перильца, сурово смотрел на незваных гостей.

- Чего надобно от меня князю?

- Будь здрав, Буды! – насмешливо, глумливо, выкрикнул княжий прихвостень, представляя заранее униженные мольбы варяга о пощаде. Усладой бывали такие минуты. – Радость великую тебе привезли, Наши боги выбрали твоего сына. Давай его нам, мы укажем ему дорогу к богам.

Оторопь взяла варяга. Ладони сжали перила, аж суставы на пальцах побелели. Откинулся корпусом назад, смотрел расширившимися зрачками.

- Ай, не понял? Боги твоего сына требуют. Отдай его нам! – уже со злобой, распаляя себя перед кровью, выкрикнул княжий угодник.

К Буды вернулось самообладание. Понял варяг, для чего надобен сын нечестивцам. Смерть стояла во дворе, но старый воин не страшился её. Всемогий бог испытывал его, и он с радостью был готов принять муки ради него.

- Почто ж они сами не пришли, боги ваши бесовские? – презрительно спросил варяг. – Пускай придут и возьмут, а вам не отдам.

- Ты что речешь, богохульник? – ярился Мистиша. – Богам противиться возжелал? Гляди, раздерёт тя Перун родией.

- Ваши боги – истуканы деревянные. Сегодня они есть, а завтра их нету, сгниют деревяшки. Бог един, и верую я в него. Не отдам сына на бесовское требище.

- Добром не отдашь, сами возьмём. Тебе же хуже будет.

Мистиша словно не понимал собственных речей. Что может для родителя быть горше смерти единственного дитяти? Собственную жизнь с радостью обменяет на жизнь сына. Варяг скрылся в избе. Гости расслабились, считая того покорившимся злой участи. Буды появился в сенях вместе с сыном. Глянув на обоих, Мистиша с досады скривился. Варяг сжимал в руках сулицы, на поясе висел крыжатый меч, отрок держал наготове лук с наложенной на тетиву стрелой.

- Волоките сюда кутёнка, - процедил Мистиша сквозь зубы.

Трое гридней, соскочив с коней, стремглав кинулись к лестнице. С сеней метнулась тень, и прыткий Вышко, коий не мог видеть пред собой чьей-либо спины, и всегда лезший напередки, раскинув руки, повалился на поспешавших за ним товарищей. В шее кмета торчало копьё, кровь хлестала струёй, орошая лестницу, руки, подхватившие враз обмякшее тело. Самому Мистише в грудь ткнулась стрела. Выручила предусмотрительность – под кафтан надел бронь. Толпа ахнула и попятилась к одринам. Раздалась громкая брань, конское ржанье. Мужику в ляжку вцепилась собака. Обезумевший от боли раненый стрелой конь сбросил вершника. Мистиша велел спешиться, вывести коней со двора. Осатаневший пёс издыхал  с разрубленным хребтом.

Крепко выругался Мистиша. За убитого гридня перед князем ответ держать придётся, не в брани погиб. Ещё и другой охает, то ли зашибся, то ли ногу вывихнул. Не ожидал хитрец и проныра, что здесь, на Горе, в самом центре Киева, близ теремного двора, кто-нибудь поднимет руку на княжих людей. Предвкушал насладиться униженными мольбами, стенаниями, а оно, вона, как вышло.

Неожиданная смерть товарища взъярила гридней. Уже и без понуканий своего временного начальника жаждали поквитаться с варягом. Слепая ярость грозила обернуться новыми смертями. Не на брань отправлялись, ни копий, ни луков гридни с собой не взяли. Буды готовился метнуть следующее копьё, Иван держал наготове лук. Пока по неширокой лестнице взберутся на сени, варяги успеют ещё не одного кмета лишить жизни.

- Запалить их, что ли? – со злобой молвил Мистиша.

- Что ты, милай? – загалдели мужики. – Сушь стоит, а ну как огонь на другие дворы перекинется?

- За такие дела князь не похвалит, - заметил старший гридень.

- То верно, - согласился Мистиша.

Двор варяга стоял по соседству с боярскими хороминами. Запалишь, и князь не спасёт от боярского гнева. Перемолвившись с десятинником, Мистиша велел пятерым гридням посноровистей обойти избу, вломиться через окна, мужикам же сказал:

- Вот, что, милаи, слушай меня. Ежели эти бесы ещё хоть одного княжьего кмета завалят, велю палить варяговы хоромы. А ежели беда, какая выйдет, скажу боярам, ваши людишки потатчиками княжьему ослушнику были, потому и пожар случился. Вам же хуже будет. Помогайте нам. Тащите топоры, плахи, шкуры.

Несчастье, пришедшее во двор Буды, сочувствия не вызвало. Варяг для русича – серый хищник. Варяг служит не Земле, князю, и на службе той беспощаден и безжалостен. Трудно, сея зло и обиды, рассчитывать на людскую доброту. Если пришла пора поквитаться с одним из обидчиков, о том какой он веры, каким богам поклоняется, Перуну, Одину, Христу ли о том и думать никто не думает.

Дверь из избы в сени трещала. Под сени, прикрывшись от стрел плахами и шкурами, пробрались мужики, рубили топорами столбцы. Ещё одна Иванова стрела нашла себе жертву среди мужиков, но смертный час варягов приближался. Сени качались, готовые рухнуть. Прижавшись спиной к стене, поставив рядом с собой сына, Буды выкрикнул, что есть мочи:

- Принимаем муки за Господа нашего Иисуса Христа! Да святится Пресвятая Троица!

Восславив Христа, вместе с сыном запел псалом. Смерть не страшила старого воина, принимавшего муки за Спасителя. Сени рухнули. Мистиша и не пытался удержать от расправы распалившихся гридней и мужиков.

 

 

Глава 5 

 

-  1  - 

 

Отпировав с боярами и дружиной, Владимир с Добрыней уехали в Вышгород. Здесь веселие продолжалось. Любо было князю вышгородское застолье. Не докучали ненасытные, завидущие бояре.  Дружина – иное. С дружиной князь бывал щедр. Вернувшись из похода, делил добычу, и, получив награду, дружинники более не выманивали кун, земельки, леса для лов. Боевые соратники ков друг дружке не строили, совет держали прямой, без потаённых, корыстных задумок. До конца пира Владимир не досидел, ушёл в покои. Утром попарился в бане с духмяными травами, грушевым квасом, челядин опрокинул ведро колодезной воды на голову. На люди князь вышел свежий, весёлый, с румянцем на тугих щеках.

 

Солнце коснулось верхушек вязов, приплюснулось, раздробилось. В гриднице отставили чаши, затянули песню. Владимир в лёгком хмелю откинулся на спинку деревянного кресла, подпевал. Сзади тихой поступью, на носках приблизился служка, зашептал на ухо. Владимир лишь имя Мистиши разобрал, нахмурился. Сгоряча хотел отругать отрока, с каких пор князь должен выходить из-за стола к своим людишкам. Сдержался, дело у Мистиши скрытное, не зря не зашёл в гридницу. Дружинники примолкли, Владимир  рукой махнул, продолжайте у меня, мол, дело своё, особое, вас не касаемо.

Мистиша, запылённый, с виноватым лицом, мялся в проходе, при виде раздражённого князя, склонился до пола.

- Не гневись, княже, сам велел, сразу известить.

Владимир унял раздражение, и вправду, давал такой наказ.

- Говори, всё изладил, никто поперёк не пошёл?

- В святилище всё ладом сделали. Волхвов, чтоб не перечили, за краду вытолкали. Потом наперекосяк пошло. Не отдал Буды сына, на твоих людей, княже, руку поднял.

- Ну? – нетерпеливо воскликнул Владимир. – Неужто отступились?

- Приступом варяга взяли. Избу по брёвнышку раскатали. Самого Буды и кутёнка его до смерти пришибли.

Выслушав рассказ Мистиши, Владимир рукой махнул. Так или иначе, с обидчиком рассчитался.

- Ладно, умойся с дороги, заходи в гридницу.

Мистиша облегчённо вздохнул, повеселел. Коли князь на пир зовёт, значит, не гневается.

 

-  2  - 

 

Дружинники ожидали князя с наполненными чашами. Выпив мёд, Владимир обернулся к Добрыне.

- Помнишь ли, как печенеги Киев обложили, когда князь Святослав в Переяславце был?

Добрыня отёр мягким убрусом жир с пальцев, глянул на князя трезвым взглядом. Не пропали его слова втуне.

- Как не помнить! Княгиня Ольга, с вами, детьми малыми, едва животы спасла тогда.

- Печенеги-то пришли, откуда и не ждали, не со степи вовсе. И валы обошли, и Рось. Путь им теперь знакомый. Крепости надобно на том пути ставить, городки с городницами, вежами. Человека бы бывалого сыскать, чтоб места те знал. Валы, что, только заминка, не обойдут, так перелезут где.

- Есть такой человек. С Роси родом, но и по Стугне, и по Ирпеню хаживал.

Владимир в который раз подивился прозорливости уя. Добрыня же подозвал дружинника, сидевшего у другого конца стола.

- Огнеяр! Подь-ка сюда.

К князю приблизился кмет, годами немногим моложе Добрыни. С бритой головы до мочки уха свешивался пук седоватых волос, длиннющие усы опускались ниже подбородка. Рыжина основательно вылиняла, подходила время, когда имя Огнеяр можно сменить на Белояр Кожа лица была высушена солнцем, выдублена ветром и стужей. Левая щека хранила след вражьего железа. Некоторое время Владимир смотрел в глаза кмета. Тот взгляд не опускал, не отводил. Ему ли, сотни раз готовившемуся перейти из Яви в Навь, страшиться разговора, хотя бы и с самим всесильным киевским князем. Князь смигнул, невольно опустил взгляд, усмешкой прикрыв слабинку, спросил:

- Давно ли в дружине?

- Ещё с отцом твоим, князем Святославом, Белую Вежу брал, ромеев рубил, печенегов, всех не упомнишь.

- Доволен ли ты службой киевским князьям?

Огнеяр шевельнул плечом.

- Князю Святославу и злато, и каменья, и паволоки всё мусор было. Оружье князю было любо. Оружьем я доволен.

- Ты и князю Ярополку служил?

Старый рубака пожал плечами, хмыкнул, не поймёшь, насмешничал над князем, виноватился ли.

- Меня князь Святослав в дружину взял Землю боронить, вот я и бороню.

Владимир мысленно продолжил за гордеца: «Князья меняются, а Земля остаётся». Святославовы рубаки держались гордо и независимо – под началом самого князя Святослава на брань ходили, а молодой князь в ратном деле пока особых успехов не достиг. Раздражало то и сотников, и тысяцких, но всякий ветеран стоил десятка молодых кметов, потому стоило с ними считаться, и не замечать гордыни.

- При князе Святославе был, когда того, Куря  подстерёг? – Владимир смотрел прищурясь, злобно выжидательно. Задела князя спокойная уверенность, даже снисходительность, сквозившая в речах и самом облике бывалого бойца, захотелось самому куснуть.

- Нет, в Киеве оставался. Недужил после ран, не взял меня князь в тот раз, дома оставил.

- Ведомо ли тебе, зачем мне надобен?

- Ведомо, князь. Места на Стугне показать.

- А ведомы ли тебе те места?

- Ведомы, княже. Знаю я и Стугну, и бор великий, и топи. Отроком с отцом на ловы ходил. Всё помню. В коих бранях бывал, кого рубил, кто меня рубил, и не припомню, всё смешалось. Как отроком с отцом по лесам ходил, всё помню. Верно, княже, мыслишь. Надобно на Стугне заслон степнякам строить.

Владимир щёлкнул пальцами, отрок наполнил чашу. Князь чашу подал кмету.

- Вот, испей. Будь при мне, из теремного двора не отлучайся. Хорошо сослужишь, награжу. Что ж ты, ещё с князем Святославом ходил в походы, а всё простой кмет?

Огнеяр, не отрываясь, выпил мёд, поставил пустую чашу на стол, вытер рукавом усы.

- Бывал я и десятинником, и сотником. Повыбило и десяток, и сотню мою, - с простотой добавил: - При Ярополке в простые кметы перевели, а с тобой твои люди из Новгорода пришли, - развёл руками. – Так и остался кметом. Благодарствую за честь, княже, из твоих рук чашу принял.

Владимиру опять послышалась насмешка, но в этот раз сдержался, виду не подал, может, почудилось. Мог бы поведать кмет о себе, глядишь, по-иному бы князь на него смотрел, промолчал, посчитал пустым. Прозвали кмета Огнеяром не только за огненные кудри. Как-то на пиру, уже при Ярополке, когда медов выпили довольно, спросил горячий сотник у хитроумного воеводы, почто князя не уберёг. Слово за слово, из-за стола выскочили, чаши опрокинули. За отца сын Лют вступился. Не вмешайся Ярополк, спор мечами бы решили. С того дня житья  не стало сотнику от воеводы. У князя правды искать, пустое дело, Свенельд – правая рука. Ушёл Огнеяр в Чернигов, в Киев вернулся, когда столец Владимир занял, а Свенельд с сыном в Навь переселились. Во Владимирову дружину взяли простым кметом. Годы пометили сединой, добавили мудрости.

Князю прискучила беседа с неразговорчивым дружинником.

- Ладно, ступай, Перунов день отметим, пойдём на Стугну.

За столом уже спорили.

- Городки поставить, надёжнее валов заслон будет, спору нет. Дак в городках дружину держать надобно. А кто её поить, кормить станет? Леший с медведем? Из Киева припасов не навозишься, а там людий – на десять вёрст полтора человека.

Всяк считал своё мнение самым верным, торопился донести до князя.

 

Поход на Стугну едва не сорвался. Владимир готовился ехать в Киев, отмечать Перунов день, а из Киева примчался вестник. Сам в поту и пыли, конь в пене. Отрок принял поводившего боками гнедка, повёл по двору, гонец склонился перед князем.

- Беда, княже! Радимичи бунтуют. Воеводу прогнали, едва ноги унёс. Сказывали, не посылал бы ты, княже, бояр на полюдье. Ничего не дадут, и от Киева они отпадают, власти киевского князя не признают. Своего  князя поставят.

В сердцах Владимир едва не ударил вестника, но тот был не при чём. Не он бунтовал. Что велели, то и передал. Добрыня был уже тут.

- Вот те и Стугна, - зыркнул на воеводу князь. – Собирай дружину, выступаем.

- Погоди, княже. Ай, мало у тебя бояр-воевод? Путята, Волчий Хвост, Блуд посылай любого. Князю ли лапотников усмирять? Ай, дел поважней нету?

Владимир успокоился. И вправду, чего горячку пороть? Ему рубежи Земли крепить надобно, а лапотников, вон, хотя бы Волчий Хвост усмирит.

 

 


Оставить комментарий

avatar

Литературный портал для писателей и читателей. Делимся информацией о новинках на книжном рынке, интервью с писателями, рецензии, критические статьи, а также предлагаем авторам площадку для размещения своего творчества!

Архивы

Интересно



Соцсети