Желтый кружок света от карманного фонарика выхватывал из темноты кучи осыпавшейся штукатурки и превратившиеся в труху обломки вырванных с мясом дверей, валявшихся порой прямо посреди дороги. На обочинах стояли автомобили – немного помятые, но совсем не ржавые.

Таким стал квартал Вароша. Он застыл в моде 74-го года, потихоньку зарастая травой. Кое-где кустарники уже рушили изгородь, но Ласло все равно узнавал родные места. Дом священника, рыбный ресторанчик, продуктовая лавка маминого дяди... Он чувствовал, что мог бы проводить здесь экскурсии, если бы от вида этой безнадежной ненужности не холодело внутри.

Да даже если и так, из Димы получился бы очень плохой турист. С детства воспитанный в лучших традициях «Сталкера», парень крался мимо домов, ежесекундно ожидая увидеть в пустых оконных проемах голубоватый отсвет «ведьминого студня». А еще почему-то вспоминались жутковатые легенды Припяти, но Дима и сам знал, что в Вароше никогда не было радиации. Не из-за нее люди покинули свои дома.

Они шли долго, порой оскальзываясь на обочине потрескавшейся дороги. Черные громады отелей остались позади, приглушив шум моря. Ватная тишина давила на уши. Даже дыхание казалось теперь слишком громким, а пульс в висках и вовсе был подобен набату.

В ночной мгле таяли черные коробки разграбленных домов. Что там, внутри, Дима представлял только по фотографиям. Развороченные шкафы, осколки посуды на полу, истлевшие простыни. И непременно пустой оконный проем. Мародеры вынесли все. Даже рамы и стекла.

Они двигались очень быстро. Так быстро, словно этой дорогой они добирались до цели сотни и сотни раз. Но что за цель была у этого безумца-грека? Или все-таки не безумца?

- Пришли, - прошептал Ласло, останавливаясь у маленького домика, за которым в призрачном свете выглянувшей из-за туч луны Дима увидел одичавший виноградник.

Дима перевел дух и прислонился к оштукатуренной стене. Этот дом мародеры пощадили – в нем все оказалось цело: стекла и рамы, дверь и черепица. За распахнутой форточкой серебрилась занавеска.

Ласло осторожно засунул руку за дверной косяк и, подсвечивая себе фонариком, принялся там что-то искать. Через долгих три минуты в его руке блестел ключ.

В эти три минуты Диме посчастливилось видеть, как Ласло улыбается. Не ухмыляется, не насмешливо-презрительно кривит губы – улыбается, собирая морщинки в уголках глаз.

Ласло потушил фонарик, и видение исчезло. Ключ скрипнул в замке. Дверь распахнулась.

В лицо ударила волна пыльного, затхлого воздуха. От возникшего впервые за тридцать восемь лет сквозняка шевельнулись белые занавески. Ласло метнулся к лестнице и тяжело затопал наверх.

Лунный свет пронизывал комнату, разбрасывая по углам причудливые тени. Дима осторожно вступил в белый квадрат на полу и коснулся рукой занавески. Мириады пылинок вздрогнули и искрящимся ливнем сорвались с насиженных мест.

- Бег – твой век, грек, - сорвалось с губ матроса помимо его воли.

- Грек ...рек ...ек – трижды успело повторить эхо его последнее слово, прежде чем на чердаке, куда, вероятно, и помчался Ласло, раздался крик ужаса и удивления.