Божий шут (глава 2)

ПЛЯСКИ СМЕРТИ
Глава 2

После похорон дочери и без того немощная Агафья слегла: ее бил озноб, мучили резкие боли в крестце , ломило конечности. Яшка укутал ее двумя старыми , лоскутными одеялами, а сверху еще полушубком накрыл ноги. Бабка все никак не могла согреться и трясущимися посиневшими губами шептала:
-Спасибо, тебе, Яшенька, что старуху доглядаешь. Дай Господь тебе здоровьюшка…Ты скотину – то - управил , родненький?!- по привычке беспокоилась она.
Получив утвердительное мычание, Агафья стонала и тяжело дыша, продолжала:
-Ох, за грехи наши страдания принимаем, ой сил нет, всю бочину изорвало, поясницу ломит, дергает, терпежа нет боле…
Вскоре по телу поползла красная сыпь, конечности тянуло судорогой , озноб сменился жаром.
Яшка подошел ближе, протянул какое-то питье в закопченной кружке…Агафья не раздумывая , с жадностью, громко глотая, выпила; ее мучила жажда. Яшка притащил с огорода капустных листьев , побурчал по - своему , обложил старуху ими , около двух часов, выделывая над ней безвестную, затейливую пляску.
По избе разнесся запах немытой плоти, соединяясь в зловонный букет с загаженным полом и помойным ведром.
Весь потный, добавляя в устоявшийся букет пахучести новые ноты, пышущего жаром тела, Яшка устало повалился навзничь, откинул голову и тяжело захрипел…
Через время он с трудом, помогая себе изодранными в кровь руками, поднялся.
Покачиваясь, подошел к старухе, вялые капустные листья сменил на свежие, приподнял ее голову и вновь дал питье. Агафья с трудом глотала, цепляясь слабыми руками за Яшку. Говорить она не могла, только отрешенно смотрела воспаленными, слезливыми глазами. Яшка уложил ее и вышел из избы.
Еще до этих страшных времен, как в деревне поселилась смерть, Яшка прослыл врачевателем людских недугов. Побормочет по своему над болящим, посмеется, поплачет в никуда, ниц упадет, полежит сколько нужно и выгонит немощный дух прочь . Откуда он появился в деревне никто точно не помнил, забрел случайно и полюбился люду своей добротой и безотказностью.
Постояв немного на дворе , Яшка побрел к небольшому домику на переулке. На этот раз ему повезло, Ксюша сидела на окне и ласково теребила за уши старую рыжую кошку. Прежде, чем она его заметила, он уже некоторое время , наблюдал за ее игрой, ничем не выдавая своего присутствия. Увидев его, девочка весело взвизгнула, радостно улыбнулась и прижалась вплотную к окну, неловко задев кошку ногой. Мурка испуганно фыркнула и бросилась прочь. Яшка тоже очень был рад встрече: доброжелательно мычал, широко улыбался, подпрыгивал на месте.
-Яся, Яся, гляди, гляди , - Ксюша показывала ему серый, засученный шерстяной клубок…
-Муйка, игала, Муйка…
-Яся, Яся,- постукивал белый, пухлый кулачок по стеклу, - у нас телок родился, Мишя…
Яшка счастливо улыбался, прижимался к стеклу и водил по нему своими разбитыми, заскорузлыми руками, стараясь погладить через него пальчики девчушки…
Шли дни, недели , а работа у Яшки все не убавлялась…
Как то на рассвете, крепко спящего Яшку разбудил звонкий лай Дымка, в который вплеталось редкое брехание старого Шарика ….Часто брякает железный засов, кто-то настойчиво дразнит собак, вызывая хозяев.
Яшка сполз с сеновала, наспех потирая глаза рукавом рубахи, и вприпрыжку побежал к калитке.
На улице, хоть глаз выколи – беспроглядная тьма, да осенняя стужа, жадно изъедающая оголенное, пригретое тело.
-Агафья, Агафья, просынайся, беда у нас, Яшку кликни.
За окном тускло мигнуло свечой; замелькали нечеткие очертания худого тела. Створки окна медленно аккуратно раскрылись , показалась Агафья ,замотанная в теплую шерстяную шаль. После перенесенной болезни она была еще слаба и боялась застудиться.
-Кто там?! Чего нужно?! - глухо, спросонья, буркнула она.
-Агафья, Агафья, - торопился прокуренный низкий старческий голос , - Яшку кликни, сноха померла сегодня, да Кузьма Игнатов прибрался.
Яшка, уже стоя возле калитки, тяжело дыша, отрывисто и громко мычал: « Калын, и-ма, ми-и та-а…», - махал быстро руками и подпрыгивал на месте.
Семидесятилетний Федор неожиданно отшатнулся, отступил шаг назад, пристально посмотрел на него, и под бременем своего горя, будто разбуженным Яшкой , дал волю слезам.
Не сдерживаясь более и не скрывая своего отчаянного положения, он громко вскрикивал, отчаянно хватая и тряся Яшку. Темнота молча ежилась , тщательно прикрывая непозволительную мужицкую слабость.
Изгнав слезами печаль души своей старик, громко высморкался на землю, утер кулаком глаза и суетливо , увлекая Яшку за собой , засеменил , растворяясь в дымчатой мгле.
В этот раз Яшке было проще : ямы помогали копать родные ,да и гробовщику немало подсобили , но к концу недели в Калиновке было еще три покойника и времени на отдых не было ни минуты.
Ведь он, этот полоумный деревенский дурачок был главный могильщик и все погребальные процессии происходили с его негласного руководства , и именно он , облюбовывал место для последнего пристанища… Деревенские боялись выходить на улицу, не говоря уже о погосте, но когда рядом появлялась эта высокая фигура в разодранной рубахе, со светящимися глазами и широкой улыбкой , становилось спокойнее, они твердо верили, что у Яшки договор со смертью. ….
На улице с каждым днем холодало, серое небо низко опустилось над прокаженной землей, мрачно гудело долгими, затяжными дождями . Стужа усиливалась, могучий ветер безжалостно рвал в клочья одежду и холодил кровь, услужливо поклоняясь загостившейся важной персоне. По селу праздно шествовала Смерть, держа высоко и победоносно кубок завоевателя, лениво потягивая из него печаль и горькие людские страдания. Ее длинная, просторная мантия ,сотканная из тяжких немощей и горечей, волочилась по земле черным шлейфом , легко и изящно накрывая обреченный люд…
Великий Покров несколько преобразил унылую, измученную землю своим белым пуховым одеялом.Началось зазимье, через пару месяцев перешедшее в суровую зиму.
Вечерело. Сгорбленный усталый Яшка бредет с кладбища - сегодня еще двоих схоронил… ступая босыми ногами по комьям замерзшей земли , припорошенной снегом , он вдруг резко остановился, присел…На его большой ладони покрытой язвами , заполненными смешанной с кровью землей лежит мертвая , махонькая пташка. Яшка старается согреть ее своим горячим дыханием, прикрывает руками, бережно касается щекой – ничего не получается, она мертва.
«А ты, калын, калын…», - горячо рыдает Яшка, кладя птаху за пазуху.
Вечерние сумерки быстро разрастаясь, окутывают Калиновку темнотой. Ветер завел волчью песню, с силой треплет Яшкины волосы, тот не обращая на это никакого внимания, плетется знакомой дорогой к домику Ксюши. Вот и знакомая низенькая крыша , вот и маленькое мутное оконце...
Пристально вглядевшись в него, Яшка теряется, мечется … тело мгновенно холодеет, трясется и немеет… Он видит в тускло освещенном окне избы отчетливые голубые огоньки…они играют с ним: то светятся ярко, то слабеют, то совсем пропадают.
Дикая боль разорвала голову на куски, сердце бешено колотится, в безуспешной попытке выпрыгнуть наружу, тело отказывается подчиняться…Какая-то высшая сила завладев им не позволяет ему шевелиться , он даже не может вздохнуть, хватая открытым ртом поверхностный воздух. Ему разрешено только беззвучно созерцать страшную картину представленную его глазам…
Там Смерть….там Смерть….и она спокойно и легко бродит по дому. Он видит ее величественный силуэт : она то появляется, то пропадает в глубинах комнат… Вот она совсем рядом, ровно и спокойно, плывет на него, приближаясь к окну…. Тело наполняется тяжелым металлом, позвоночник натягивается струной, частая, не прекращающая дрожь усиливается , расползается повсюду и и колет его ледяным холодом. Ломит виски , мозг распадается на множество неровных , острых обломков и они кружатся вокруг, не в силах соединиться. Глаза наливаются кровью, давление в них растет, голову распирает изнутри неведомая сила ….. и ….вот …предстает видение…Это О-н-а… таинственная грань загробного мира , грань запредельная и необъяснимая – это черная пасть преисподней .Она скалится и щерится на него, стараясь поглотить. Он видит это через пустыми глазницы Смерти , в короткие промежутки возвращаясь в себя, но кто-то поистине Великий выхватывает его вновь и бросает на одр Смерти, а она , все еще здесь , напротив, и сверлит его, поблескивая голубыми огоньками….Опять взлет и падение, вновь вернулся в себя….приоткрыл веки….Их разделяет только тонкое закопченное стекло…она еще ближе прижалась к окну, насмешливо изучает его. Он чувствует ледяное и смердящее дыхание... Он с силой набрал воздуха в грудь, но выдох оборвался, резанув сердце болью… В этот самый момент стекло лопнуло и ОНА , эта ЧЕРНАЯ ТВАРЬ с множеством кривящихся личин, придавила его своими мерзкими , когтистыми лапами....Теперь она над ним, в нем, он в ней, и нет никакой преграды … Все смешалось, закружилось в неистовой чертопляске , и он погружаясь все глубже и глубже, растворился в ней…
Очнувшись, Яшка с трудом открыл мутные глаза, попытался подняться - не получилось. Собрав последние силы , заставил себя кое - как привстать , передвигая непослушные ноги. Ему необходимо было попасть к Ксюше, во что бы то ни стало; что с ней, ей нужна его помощь … Продвижение было мучительным : ноги мозжит, они не слушаются ;голова словно в тумане, виски продолжают пульсировать, тело ноет и ломит.
Придерживаясь за обшарпанные стены хаты руками, он приблизился к двери. Низкая дверь, обшитая когда-то давно старым войлоком, просела от ветхости и сырости и, приоткрывшись на небольшую щель , не пускает Яшку вовнутрь. Дергая обессиленными руками ее ржавую кривую ручку, он в отчаянии взревел и усилием воли, издавая воинственный клич «АААААААААА», продолжает наступление. Дверь держала оборону, отвечая противным лязгающим скрипом. Яшка упершись одной босой ступней о стену , изо - всех сил надрывая пупок, рванул ее на себя. Раз , еще раз… и вот, наконец-то, победа. Дверь громко скрипя, поддавшись напору настойчивых рук , противно шкрябая по полу ,острым кривым углом , приоткрылась.
Яшка пригнув голову, пролез в небольшой проем, и с порога при тусклом освещении увидел на полу пугающее зрелище. Неподвижное тело Нюры, лежало полубоком внизу , руки распластались по сторонам; заострившийся белый мраморный нос чудно выделялся на измученном оспой лице : редкие розовые пятна которого переходили в пузырьки медно-красного цвета. Обильная сыпь, рассыпалась по всему телу, включая и голову, особенно были страшны открытые веки : распухшие и отвисшие вниз, напоминающие жабьи. На полу пятна харканья кровью, поваленная скамья , опрокинутое ведро, скинутая одежонка. Видимо смерть нанесла последний удар , именно в тот момент, когда Нюра в безуспешной попытке старалась схватить свой последний вздох , рот был широко открыт и перекошен …
Выйдя из темноты на свет Яшка не сразу увидел, что на груди у Нюры, неподвижно свернувшись калачом, подобрав под себя тонкие ножки в старых штанишках, лежит Ксюша, крепко обхватив маленькими ручонками шею матери.
Подскочив к ней, он резко схватил и прижал ее к себе.
«ААА-ты калын, калын…», - мычит Яшка , выпуская изо рта облачка пара в нетопленной избе. Девочку мучили корчи, все тело тряслось мелкой , частой дрожью, опухшие глаза смотрели испугано и дико - слез уже не было. Сбивчивое неровное дыхание прерывалось громкой икотой…Оказавшись в Яшкиных руках Ксюша истерично, прерывисто вскрикивала , едва шевеля пересохшими и искусанными в кровь губами « Мам-ка, ма-а-монька-а…». После сильнейшего припадка перевозбуждения она провалилась в забытье.
Яшка завернул ее в шерстяное одеяло, сгреб в охапку и , торопясь, потащил к Агафье.
Отогревшись в жарко натопленной избе, обласканная теплыми старушечьими руками, Ксюша потихоньку приходила в себя. Поев лапши на курином бульоне, она перебирала бабкины ложки, играла сухожилием сырой куриной лапки: потянет за ниточку - лапка распустит острые коготки, отпустит - коготки сожмутся. Интересная и веселая забава.
Ранним утром, оставив под присмотром молодой соседки Ксюшу, Агафья, вместе с теткой Нюры, Сорочихой направилась в дом к покойнице. Натаскав и нагрев колодезной воды, бабы у самого порога в избу приступили к омовению тела Нюры. Разбередив вновь тоскующее сердце этим уже привычным ритуалом , Агафья тихо подвывая сокрушалась судьбой опустошенной деревни, вспоминала усопших родных, звучно воссылая упокоенные моления .Сорочиха , тут же , рядом , горько вторила ей….
Обрядив Нюру в кремовое платье, повязав голову платком, они вдвоем заволокли ее на скамью, застеленную соломой . Сверху ее покрыли узорницей, снятой с железной койки, ведь теперь она не пригодится.
Больше всего Агафью ужаснули открытые глаза покойницы.
- Да, что ж ты така -то ненасытная,- зло бурчала бабка, обращаясь незримо к смерти, - еще жертву высматриваешь?!!!
-Ой, Полина , гляди, гляди, - указывала она на Нюру ,обращаясь к Сорочихе, - помяни меня, еще покойник будя.
-Чуешь землей несет.., тьма голосит, покойников просит, - утвердительно кивала Сорочиха, испуганно озираясь и косясь на черные трупные пятна на теле Нюры.
-Видать , все ж я приберусь, призовет и меня Господь к ответу, нас ведь и осталось всех по пальцам перечесть. И навзрыд , напевно заводила причитания , отмахивалась от Сорочихиных утешительных объятий.
Яшка тем временем , как всегда , пропадал на погосте : готовил яму к погребению . Разбив землю тяжелой пешней на деревянной рукоятке, Яшка умело продолжает дробить ее заступом, выгребая промерзшие комья .Орудия быстро тупились , приходилось править их точилом, разбивая, снова и снова , в кровь, и без того изуродованные руки. После смерти гробовщика Михалыча, людей приходилось хоронить завернутых в любое полотно, чего у кого было под рукой. Яшка до позднего вечера пробыл на кладбище и явился не один , а с белой козой, придерживая ее за длинные, изогнутые рога.
-Эх, ты, горемыка,- ласково приговаривала Агафья , поглаживая козу по спине.
-И чего, чего вертишься?! Чего брыкаешь?! – будто ожидая ответа, продолжала уговоры старуха, - нет больше твоей хозяюшки, сиротинка ты моя…, щас я тебе сенца дам. Постой, постой не дергайся.
Яшка отпер козу в сарай, где стояли две коровы , шесть баранов, да старая лошаденка. Агафья принесла целый навильник с сеном. Привели Ксюшу, которая обрадовавшись своей Зинке, с удовольствием наблюдала, как та торопливо уплетает хрустящее сено.
Истопив баню, Агафья силком погнала туда Яшку, который сопротивлялся и отрицательно мотал головой, но со старухой было бесполезно спорить.
-Ишь чего выдумал, промерз весь насквозь. Руки хоть отмочи, отпарь, да кости прогрей, родимый, - приговаривала она , снимая с Яшки грязную рванину.
-И чего полушубок скидываешь, это Никифора моего покойного, Сынка любимого. Ох-хо-хох, царство ему небесное, тоже как и ты здо-о-ровенный, как бык был, да что толку не пощадила и его проклятая.
Яшка упирался, отталкивал вещи, но Агафья вталкивала его в предбанник, а в бане уже было приготовлено два таза с теплой водой для его помывки.
Агафья знала, что Яшкину рубаху, нужно успеть постирать к утру, иначе все равно нацепит ее и уйдет именно в ней и старых заплатанных штанах. Сначала старуха не могла никак понять, как же он бедолажный бродит в такую стужу по снегу , в лохмотьях и босой; сердце сжималось от жалости. Но поняв, что обрядить Яшку в теплую одежду бессмысленно, она все же сумела долгими уговорами , приправленными щедрыми слезами надеть на Яшкины ноги обрезанные войлочные сапоги сына. Хотя он их скидывал и забывал надевать, но она настаивала и следила, боясь, что он заколеет . Да еще нацепила на него мужеву телогрейку на овчине .А потому, как на большее он не соглашался , не смотря ни на какие увещевания , успокоилась и свыклась. Единственное, что она могла сделать - это время от времени простирывать его белье , тут же сушить над печкой, чтобы поутру он его надел.
Отправив Яшку спать, уложила и Ксюшу. Ей нужно было успеть сварить кутью и яйца , да заправить борщ для завтрашних поминок. И самое важное сменить Сорочиху , которая вела ночное бдение над усопшей.
Покончив с хозяйственными делами, Агафья вооружившись вилами отправилась на край села к маленькой хатке. Ночью и даже днем в деревне стало находиться небезопасно. Повсюду шастали голодные своры одичавших собак, да и молва о лихоимцах, рассказанная ей матерью еще в детстве навсегда осела в ее памяти.
-Так надежнее, - сжав натруженными руками черешок вил, - заключила старуха и ,подсвечивая себе керосинкой, отправилась в путь…
Погоревав на лавке возле покойницы до рассвета , старухи заканчивали последние приготовления Нюры в загробную жизнь. В руки вложили деревянный крест, прочли еще раз «За упокой», поголосили , как полагается , попеременно обнимая заплаканную Ксюшу, приведенную утром Яшкой.
Ровно в полдень заботливые руки баб завернули тело усопшей в простыни, оставив открытым лишь лицо. Яшка, как всегда, осторожно погрузил его на сани, запряженные старой худой кобылой, выступал впереди, придерживая вожжи руками , прокладывал нелегкий путь; траурная процессия понуро, тихим ходом плелась сзади.
На улице собачий холод, вьюга заводит , взвизгивая, свою заунывную песню ,кружит затейливые хороводы, путает ноги , забрасывает глаза хлопьями снега. Старухи тяжело перебирая ногами часто спотыкаются, охают, на время прекращая и движения и причитания. Тогда где-то внутри шального многоголосья вьюги слышатся тихие жалобные аккорды детского голоска. Сильный порыв ветра , перехватывая дыхание, пытается пробраться под черное ветхое пальтишко Ксении , перевязанное крест накрест шерстяной Агафьиной шалью , треплет закатавшиеся шерстинки . Пимы с чужой ноги до колен, мешают ходьбе , увязая в снегу. Яшкины заботливые руки спасительно выдергивают ее из сугробов , попутно вызволяя оттуда же еще и обессиленных старух.
Наконец-то погост. Седая от изморози лошаденка, дыша белым паром, покорно остановилась возле могильной ямы. Яшка, прихрамывая , суетится возле саней: достал лопату, замотанную в мешковину, спрыгнул в яму, выкинул из нее налетевший снег . Сорочиха тяжело крякая, схватившись за поясницу, подает ему туда два мешка соломы. Застелив ею дно могилы , он растянул по ее краям ситцевое полотно и придавил его концы земельными комьями. Злобный вихрь прытко налетев на остатки соломы, подкинул их высоко вверх и тут же, мгновенно , лихо скинув вниз на людей,засыпая круговертью шелупни. Приходилось прищуриваться и протирать глаза руками.
Страшная опочивальня готова и ждет свою хозяйку – приспел прощальный час.
Яшка выбравшись из ямы, встал рядом с санями, старухи вновь завели причитку, утирая краями платков красные отмороженные лица. Ксюша стояла рядом , дрожала от пронизывающего ветра и постукивая друг о друга пимишками. Она пыталась немного согреться, топчась на месте: дула в обледенелые рукавицы, силясь хоть немного заставить шевелиться онемевшие пальцы. Лицо горело огнем, коленки посинели ,а тело закостенело от холода; сил плакать уже не было. А безжалостная стихия угрожающе продолжала реветь и бушевать над беспомощным людом , дополняя тайную оргию смерти , и без того черными красками. Нагнувшись над лицом матери, приподнятая все теми же заботливыми руками Яшки, Ксюша слабыми губами прикоснулась к ледяному лбу, натужно проронила несколько слезинок, превратившихся в округлые стекляшки. И вымученным , надорванным голоском, совсем тихо прошептала: « Ма-моч-ка.…Ма-а-мочка ….»
Сорочиха обняв ее за плечи, громко рыдая , указала Яшке кивком головы - пора…