Сегодня о высокой, ибо речь пойдёт не о какой-то самонаречённой Макатоше, а аж о Жуковском.
- Раз в крещенский вечерок девушки гадали: за ворота башмачок, сняв с ноги, бросали... Мам, а мам? - Маруська подняла глаза от «Светланы» Жуковского и, взяв меня измором, дождалась «угу» от Светланы-мамы.
- Что, Маня?
- Вы с папой тоже это учили?
- Папа - не знаю, я учила.
- Сорок восемь лет минус... Минус... А чего минус-то?
- Маня, скажи, что ты пытаешься высчитать, и я скажу, что минус.
- Ой, да ладно! Я только хотела сказать, что и вы, и слова уже постареть успели, а никто за столько лет ничего поинтереснее, видно, так и не написал.
- Маня, это программа. Тут и не должно быть интересно. Должно быть поучительно. Поэтому разглагольствовать не надо: надо учить и не отвлекаться.
- Легко сказать, не отвлекаться. Я тут половину слов не понимаю.
Маруська принимается шептать под нос строчки: сначала тихо, потом громче, ещё громче... На словах «яркий свет паникадил тускнет в фимиаме» Маня не выдерживает:
- Нет, этот Жуковский точно издевается! Или это не он велел шестиклассникам учить свои стихи?
- Маш, ну, конечно, не он.
- Слава Богу. Я уж думала, он себя гением возомнил. А кто тогда?
- Министерство образования.
- Вот! Теперь я точно знаю, кто над детьми издевается! Целое министерство! И не стыдно им?! Вот скажи, фимиам - это детям необходимо знать? Это вообще что? Вот ты знаешь?
- Конечно, знаю! - гордо отвечаю я и бойко зачитываю в открытой секунду назад Википедии. - Благовонный дым, образовано от древнегреческого... бла-бла-бла-мне-не-прочитать, дословно означает жгу, курю.
- Вот! И тут разочарование. Я думала, хоть монахи порядочные люди.
- В смысле? - не поняла я.
- Да в том, что и они курят!
- Маня, не курят! Дымом они окуривают.
- Нет, ну, вы подумайте! Ещё и других окуривают!
Полчаса с подсказками Википедии я разъясняла Мане, что такое фимиам, налое, плат. Труднее всего мне далось толкование «песенок подблюдных».
Если честно, к семи вечера Жуковский и меня достал окончательно .
И тогда я решила волевым решением покончить и с ним, и с нервной Светланой, дабы почитать что-нибудь, пусть, менее познавательное, но более увлекательное... в Контакте. Я уже открыла «Мои новости», но увидев там постер «Двадцатый век - секс, наркотики, ро-н-рол; двадцать первый - кровать, холодильник, интернет», решила, что, пожалуй, сначала надо выдворить из комнаты Маню.
- Итак, Маруська, последняя репетиция! Отрывок из поэмы «Светлана», - первомайским голосом диктора Светланы Жильцовой объявила я. - Автор Жуковский, читает Маня Корзун! Маня - быстро вставай на табуретку, читай и проваливай к телеку!
Маруська укоризненно покачала головой и огрызнулась:
- Не смешно! Кстати, хоть раз за вечер отвлекись от компьютера - полностью! - и послушай внимательно весь стих, чтобы от начала и до конца. Меня в финале что-то смущает. Этот Жуковский там явно намудрил, а в чём именно - не пойму.
И Маня, выпрямив спину и уставившись в стену, с выражением принялась декламировать перегруженное архаизмами наследие классика:
- ... в чашу с чистою водой клали перстень золотой...
Честно говоря, я не особо вслушивалась, уверенная, что добросовестная Маня всё выучила правильно. Но когда, дочитав и раскланявшись - как же без лицедейства?! - Маруська вышла из комнаты, я окликнула её.
- Маня, ты, похоже, права: Жуковский и в самом деле там - в конце - что-то не то написал. Прочти-ка ещё раз.
- На "тубаретку" можно не вставать? - поддела меня дочь.
- Можно. Читай с порога!
- Самый конец?
- Самый-самый!
И Маня прочла:
«Где, в какой ты стороне?
Где твоя обитель?
Я молюсь и слезы лью!
Утоли печаль мою,
Ангел-потрошитель».
Теги:
