Когда в детстве я спрашивал у бабушки, почему ставни дома номер двенадцать по улочке Крузо всегда остаются закрытыми, она отводила глаза в сторону и старалась сменить тему разговора. Тогда я проявлял несвойственное мне упорство, но бабушка отвечала уклончиво, с явной неохотой вдаваться в подробности и что-либо разъяснять. Единственное что мне удалось узнать от  родни – однажды в том доме произошло что-то «очень нехорошее», несчастный случай или вроде того. Вот и вся информация, которой я обладал на тот момент. Через пару лет, когда я заметно возмужал, и соседские девчонки начали оказывать мне всевозможные знаки внимания, неприкрыто выражая свою симпатию, дом номер двенадцать по улочке Крузо перестал, как прежде будоражить мое сознание и фантазию – я потерял к нему всякий интерес. А вскоре, позабыл о нем вовсе. И кто бы мог подумать, что спустя столько времени, я, уже сам, будучи главой семейства, проживая на другом конце света, в нескольких тысячах километрах от тех мест, где проходило мое детство, юность и отрочество, вдруг вспомню про этот дом.

   Он привиделся мне в жутком кошмаре, где я, полностью обнаженный, спасался от кого-то бегством на полусогнутых от ужаса ногах, которые никак не хотели мне подчиняться. Улицы, по которым я бежал в своем кошмаре, сменяли одна другую, и в какой-то момент я начал узнавать эти места: справа от меня проплывала аптека, куда мама ходила, когда кому-то нездоровилось, сразу же за ней – табачная лавка, где обычно покупал сигары отец. Разносивший корреспонденцию почтальон, как ни в чем не бывало, приветливо помахал мне рукой.  Вот-вот должен был показаться и мой дом – он находился в самом конце улицы, но я, охваченный ужасом, свернул направо в узкую аллею, которая минутой позже, вывела меня на улицу Крузо. И тут передо мной выросла эта черная гудящая громадина, с облупившейся краской на стенах, перекошенным крыльцом и ввалившейся внутрь крышей. Окна дома, как и прежде, были наглухо закрыты ставнями, но вот входная дверь больше не была заколочена досками – она свободно гуляла в проеме, поскрипывая ржавыми петлями, приглашала войти. Я понял, что не в силах сдвинуться с места – ноги, будто по колено окаменели и вросли в асфальт. Я закрыл глаза и приготовился к встрече с неизбежностью.

Первое что увидел, когда открыл их вновь – было перепуганное лицо жены. Она трясла меня, пытаясь разбудить. «Дурной сон» - не вдаваясь в подробности, сообщил я, сбросил с себя влажное от пота одеяло и направился в душ. Весь день сон не шел у меня из головы. Я вспоминал наш скромный, но уютный домик, бабушку, маму, возившуюся в палисаднике, наконец, отца, читающего газету в кресле-качалке на крыльце. Незаметно пролетела неделя, затем – еще одна, но тяжелый осадок на душе сохранялся. Дом номер двенадцать основательно засел у меня в голове. Я чувствовал, что если в ближайшее время ничего не предприму, то превращусь в параноика. И поэтому, через пару дней сообщил жене, что свой июньский отпуск собираюсь провести в гостях у матери. «Мы же собирались на острова!» - жена была явно разочарована таким поворотом событий, но, тем не менее, выразила желание составить компанию. Мне это было только в радость. Кроме того, она тратила столько сил и времени на детей, что небольшая передышка была ей необходима как глоток свежего воздуха. Я пообещал, что она обязательно увидит океан в конце декабря.

   В скором времени, мы отвезли детей в деревню к старикам жены, упаковали чемоданы и заказали такси до аэропорта. «Боже мой! Он великолепен!» - прошептала Мила при виде «Синей Птицы». Авиалайнер, и в самом деле, выглядел впечатляюще, прежде всего, из-за своих гигантских размеров. Не смотря на то, что перелеты в наше время стали делом обыденным, глядя на эту громадину, с трудом верилось, что она с легкостью может подняться в небо, игнорируя известные законы гравитации, и тем более, благополучно доставить нас в любую точку мира. «Добро пожаловать на борт! Надеемся, что полет пройдет для вас с комфортом!» - спародировал я речь пилота, чем вызвал у жены улыбку. Мы поднялись по трапу.

   Перелет длился почти десять часов и порядком нас вымотал.  Я не привык к таким длительным воздушным путешествиям, и моя жена – тоже. Мы вообще летали не так часто, по возможности, отдавая предпочтение наземному транспорту. Твердая опора под ногами придавала мне уверенности в том, что завтрашний день наступит.  Мила не любила перелеты из-за того, что все время приходится сидеть в кресле, практически в одном и том же положении – она каждый раз с трудом выдерживала эту пытку.

   Когда мы приземлились в Лу, уже совсем стемнело. Дорога от аэропорта должна была отнять еще  часа полтора, кроме того, нужно было найти свободное такси, что в поздний час, здесь представлялось делом весьма проблематичным. Я предложил жене заночевать в отеле, и уже на утро, свежими и отдохнувшими, продолжить маршрут. Мила целиком меня поддержала, к тому же, ей хотелось посмотреть сильно ли изменился Лу с того момента, когда она была здесь в последний раз, а сделать это представлялось возможным только при свете дня.

   Мы переночевали в «Черном медведе», сытно позавтракали, после чего отправились дальше. По Лу нас вез энергичный старикан с грустными щенячьими глазами, который всю дорогу болтал без умолку. Он с радостью отвечал на вопросы жены, пересказывал нам сплетни и городские легенды, у которых уже давно отросла борода – я слышал их еще мальчишкой, иногда притормаживал и тыкал пальцем в одну из жалких местных достопримечательностей – какой-нибудь пыльный валун или прогнившую хибару, где жил когда-то местный чиновник.

- Скажите, а вы знаете что-нибудь про заброшенный дом на Крузо? - не выдержал я и задал старику волновавший меня вопрос. Мила с удивлением посмотрела в мою сторону.

- Как же не знаю! Там, когда-то давно, жили одни немцы – Блоссы – счастливая молодая семья. Но в один прекрасный день произошла трагедия – малыш Блосс, которому недавно исполнился годик, по недосмотру матери захлебнулся в ванной во время купания. Не справившись с горем, Анна Блосс, в скором времени, покончила с собой. Такая вот грустная история, сюжет для книги или киносценария.

- Ну а что же господин Блосс? - полюбопытствовала жена, заинтригованная рассказом старика.

- Владимир Блосс? Заколотил злополучный дом и уехал подальше. Наверное, решил попробовать начать жить заново. Кто бы не поступил на его месте так же?

   Тем временем, мимо проплывали знакомые мне с детства пейзажи. Мало что изменилось здесь с тех пор, как я покинул родительское гнездо – разве что открылось больше лавчонок, да приземистые домики, выстроившиеся вряд вдоль центральной улицы, поменяли окрас фасадов. Словом, малолюдный городок, нагоняющий тоску.

   Такси остановилось напротив двухэтажного коттеджа с выбеленными стенами, небольшого, с ухоженной лужайкой перед входом, и низеньким, почти что игрушечным заборчиком, через который можно было без труда переступить. Мы расплатились и вылезли из автомобиля. Стояла великолепная солнечная погода, какая бывает здесь в разгар сезона. Я поднялся по ступенькам на крыльцо и постучал в дверь.

   Мама вступала в ту пору жизни, которую было принято деликатно называть «золотой осенью». Это была тихая застенчивая женщина, с мечтательным взглядом, которая после смерти мужа, большую часть времени проводила на заднем дворе в палисаднике, ухаживая за цветами. Иногда, в выходные дни, она приглашала к себе гостей на чай, или же, с одной из подруг, выбиралась в центр города за покупками.  Поэтому, когда приоткрыв дверь и осторожно выглянув наружу, мама увидела нас, ее радости не было предела. Я с нежностью обнял ее и поцеловал в щеку. После того, как моему примеру последовала Мила, мы зашли вовнутрь.

   Я быстро скинул дорожные башмаки возле входной двери, как обычно проделывал это в детстве, и прошел в гостиную. Громоздкий диван, обтянутый кожей, с деревянными резными подлокотниками, небольшой круглый столик напротив, в дальнем левом углу комнаты – бюро отца, скорбящее под балдахином по своему хозяину, фарфоровая фигурка балерины, застывшей в attitudeefface на нижней полке книжного шкафа – от всех этих предметов, которые когда-то очень давно были верными спутниками моего взросления, теперь веяло тоской и унынием. Они перестали дышать в тот же миг, как кончилось мое детство. Я вернулся в прихожую, где мама пыталась помочь Миле справиться с молнией на чемодане.

   Большую часть дня мы провели за просмотром пожелтевших семейных фотоальбомов и светской болтовней. Близился вечер.

- Куда это ты собрался? - с подозрением поинтересовалась жена, застав меня после ужина в прихожей, влезающим в башмаки.

- Хочу прогуляться, - ответил я.

 Мила подошла ближе и положила руки мне на плечи:

- Без меня ты никуда не пойдешь! - бескомпромиссным тоном заявила она.

   Примерно с час бродили мы, держась за руки, словно парочка влюбленных подростков, по безлюдным улочкам засыпающего городка, прежде чем я решился повернуть в сторону Крузо. «Так это и есть то самое место?» - спросила жена, всматриваясь в очертания дома номер двенадцать, который медленно тонул в подступающих сумерках. Я кивнул.

   Странно, но теперь он не казался мне таким уж зловещим как раньше – в детстве или ночных кошмарах. «Просто мрачный заброшенный дом» - сказал я себе, наблюдая за тем, как по ту сторону улицы, на одну их торчащих балок развалившегося крыльца села ворона. Было слышно, как поскрипывают на ветру старые заплесневелые стены, которые, казалось, вот-вот сложатся, будто карточный домик.

-Хочешь войти внутрь? - Мила внимательно посмотрела на меня.

-Нет, лучше пойдем – здесь неподалеку есть одно местечко, где подают отличный заварной кофе, - ответил я. И вновь взявшись за руки, мы побрели дальше.