Наша свобода.(S)
- Местом моего постоянного проживания оказался город Валуйки, Белгородской области. - продолжил свой рассказ Чиликов Сашка, после короткой паузы. - Само заключение мое проходило в лагере для несовершеннолетних строгого режима вокруг церковного храма, на территории которого размещалась зона. Лагерь состоял из двухэтажного административного здания, в котором находились все службы охраны и надзора за поведением заключенных.
Там же два двухэтажных зданий для заключенных, на первых этажах находились столовая прачечная, библиотека, красный уголок и небольшой актовый зал для просмотра кино. Вторые этажи были заселены зеками, отбывающими срок на зоне. Промышленная и хозяйственная часть лагеря были отгорожены отдельно колючей проволокой в два ряда, также как вся зона лагеря.
В промышленной зоне был маленький чугунолитейный завод и сборочный цех центробежных насосов для откачки жидких веществ. Хозяйственная часть лагеря была непосредственно в самом церковном храме. Там хранили овощи и продукты для питания заключенных. Вокруг храма находились курятник, свинарник, коровник и склад готовой продукции колонии. Пятиглавому храму было не меньше трехсот лет.
Сохранившие фрески и росписи под куполом храма, говорили о его прошлом величии и красоте, как культурной, так и религиозной ценности. Местные жители поговаривали, что до прихода советской власти на четырех малых куполах этого храма были серебряные кресты. Большой центральный купол украшал золотой крест. Все кресты были сняты и бесследно куда-то исчезли. Кто их похититель, так и не узнали. Говорили, что кресты где-то рядом закопали. Вот только где?
Все это вскоре подтвердилось, когда во время земляных работ вблизи нашего лагеря нашли большой серебряный крест. Нашли другие кресты или нет, это уже нам не было известно. Но в лагере ходили и другие слухи, что во время великой отечественной войны с фашистами, в этом храме находился немецкий штаб, под которым в подземелье был партизанский штаб.
Немцы этого не могли знать, так как еще в начале прихода к власти большевиков все входы и выходы этих подземных переходов были замурованы бетоном и кирпичами, а в самом храме открыли детскую коммуну, которая после войны с фашистами превратилась в лагерь для политзаключенных. Затем лагерь переименовали в детскую колонию строгого режима. Так и осталось.
Но во время войны был вскрыт подземельный проход со стороны рек Валуй и Оскол, в пойме которых находился священный храм. Через эти проходы партизаны проникали под храм и узнавали о всех секретах немцев, так как в подземелье отлично было слышно, о чем говорят немцы. Немцы были в бешенстве, когда все их военные тайны становились известны партизанам. Вскоре немцы оставили свой штаб в храме, так как отправились дальше.
Храм немцы не разорили. Они хотели только забрать огромный колокол, который еще во время грабежей большевиками оборвался с центрального купола и до половины своей величины пробил пол в центральном зале. Ни большевики, ни немцы не смогли вытащить этот огромный колокол из провала в полу. Колокол так и торчит до сих пор в каменном полу храма, который весь превратили в грязный свинарник.
Так вот, когда меня привезли в этот лагерь, то заключенные пацаны повели меня знакомится к "пахану" зоны по кличке Дьявол. Уже после я узнал, что "пахан" держал в страхе всю зону и боялись его даже охранники, которые работали внутри этой зоны. За свои неполные восемнадцать лет "пахан" имел три судимости и последнюю за убийство целой семьи своих родственников. Этот "пахан" отсиживал последний месяц до своего совершеннолетия. Затем его должны были перевести во взрослый лагерь для дальнейшего отбывания срока своего наказания. Амнистии и досрочного освобождения, за злостное убийство, ему не светило.
- Сейчас мы из него сделаем "петуха". - с ехидной улыбкой, сказал Дьявол. - Потом посмотрим, как он будет кукарекать, а также какой он на вкус...
Я ни стал ждать, пока из меня сделают "петуха", а потом посмотрят еще, что делать дальше, поэтому тут же врезал со всей силы Дьяволу в морду. Пока он не очухался от моего удара в челюсть, я разбил ему голову табуреткой. Чтобы "шестерки" Дьявола не скрутили меня, я стал всех подряд бить обломком стула по морде и по чем попало. Вовремя своей зашиты против "шестерок" Дьявола. Он несколько раз пытался подняться с пола, но я каждый раз бил его по голове чем попало, еще в добавок ногами по зубам и по яйцам. Так что "пахан" зоны так и не поднялся при мне с пола, а его несколько "шестерок" получили различные увечья лица и тела. Только когда кто-то заложил меня охране зоны, то меня скрутили охранники и посадили в сырой карцер. Я просидел десять суток на хлебе и на воде за свою первую драку на зоне несовершеннолетних.
- Ты знаешь, что тебе за драку на зоне можно припаять еще пару лет срока заключения? - возмущенно кричал на меня начальник зоны, когда меня привели к нему на допрос после драки.
- Меня с детства учили бить первым, когда кто-то угрожает расправой, - не поднимая головы, пробубнил я в ответ. - После разберутся, кто прав, а кто виноват. Главное - остаться целым...
На допросе у начальника лагеря я все честно рассказал, как было, что десять человек под руководством "пахана" зоны пытались сделать меня "петухом" и в дальнейшем убить, если я буду им сопротивляться. У меня не было другого выхода, как оказать им сопротивление или быть убитым. Так как сделать себя "петухом" я все равно им не позволил бы. Я и впредь буду их бить, если они будут ко мне приближаться. Никому из них на этой зоне не позволю себя обидеть, так как я кавказец, а кавказцы никогда не дают себя в обиду.
- Ладно! Мы разберемся во всем, по справедливости. - серьезным голосом, спокойно сказал начальник зоны. - Но в карцере ты все равно отсидишь срок за драку на зоне, как урок для других.
Видимо, этот "пахан" сильно насолил со своими "шестерками" всей зоне. Мне не добавили срок за эту драку. Дьявол после драки со мной с разбитой головой и с переломами, до своего перевода во взрослую зону провалялся за решеткой в нашей больнице на территории лагеря. После выхода из карцера меня сразу отделили от "шестерок" Дьявола и поселили в отдельный жилой корпус от них. В корпусе жили пацаны с маленькими сроками.
За мою первую драку на зоне мне сразу пришили кличку "Чокнутый". Все сразу стали уважать меня за то, что я в первый же день побил Дьявола и его "шестерок". Кто был сторонником "пахана", те меня обходили, а когда Дьявола увезли из зоны, то его "шестерки" переметнулись ко мне и стали меня называть "пахан". Вскоре состоялась при первая сходки "верхушки" нашей зоны, где меня публично признали "паханом" зоны.
- Меня не надо ни за глаза и ни напрямую называть "паханом", - серьезным тоном, заявил я. - Мы все равны на этой зоне. Но если кто-то тронет слабого или откроет рот на меня, то я его тут же отправлю на освободившееся место в больнице после Дьявола. Меня с детства учили на Кавказе защищать слабых и никогда не давать в обиду себя. За весь свой срок никому ни дам себя в обиду. Всех буду на зоне бить в защиту слабых. Все должны уяснить это раз и навсегда.
После этой сходки на зоне прекратились драки и разборки. Многие пацаны стали уважать меня. Позже стали уважать и все остальные, когда я стал рисовать карандашом различные рисунки и виды храма на зоне. Вся зона стала делать татуировки на своем теле по моим рисункам и уже никто плохо не думал про меня. С первого дня я оградил себя от всяких гадостей, которые бывают на зоне у пацанов. Не курил, не пил спиртного. Кайф не ловил. Так мог стать на путь исправления.
- Ты парень здоровый, - сказал мне начальник производства. - Будешь работать на тяжелом производстве. Там можно проявить себя и получить ходатайство о досрочном освобождении.
Меня определили работать вначале в литейный цех. Забивать специальным песком формы и опоки под литье чугуна. Но после того, как я шлаком от литейной печи ожог себе спину, меня перевели в сборочный цех центробежных насосов. В цехе я проработал большую часть своего срока заключения на этой зоне. Когда начальник зоны узнал о моих способностях к рисованию, то меня сразу перевели в группу одаренных заключенных. Там занимались различным ремеслом. Мне пришлось многому научиться среди одаренных пацанов. Чеканку и резьбу по дереву освоил легко.
По той причине, что я дальтоник и не мог рисовать цветные картины, а также оформлять стенгазеты нашей зоны, то мне давали работы по рисункам для резьбы по дереву и для чеканки, которыми вскоре стал заниматься я сам. Так я быстро стал своим человеком для всех в нашей зоне. Уже через год моей отсидки в заключении мою кандидатуру выдвинули на досрочное освобождение за приличное поведение и отличный труд. Освободиться из мест заключения в Валуйках мне не удалось. На следующий год к осени в зоне подготовили мои документы на перевод в лагерь для взрослых, так как мне уже исполнилось восемнадцать лет. Я выпадал с детства. Но радости взросления у меня не было. Мне по-прежнему предстояло быть на зоне до конца своего срока.
В ноябре месяце 1964 года меня повезли этапом обратно в Орджоникидзе в лагерь строгого режима для взрослых под названием "Пилорама". Видимо, это такое название лагерь получил по той причине, что там был один станок, который распиливал бревна. Затем из этих досок делали различные строительные материалы. Для меня это было в самый раз. Тем более, что я почти закончил строительное училищеЉ5 в Беслане на столяра-краснодеревщика. Если бы ни эта детская шалость с ограблением ювелирного магазина, то был бы я специалист по дереву. Ведь мы классно мастерили столярные инструменты по дереву, табуретки, столы и стулья, оконные рамы и филенчатые двери. Наши изделия училище выставляло на продажу в магазине. Я с гордостью и горечью вспоминал свое детство, которое было испоганено сроком на зоне.
Самое интересное было на этой зоне ни то, что я сказал вам о работе. Там я встретил Дьявола, который уже пытался установить свои права на этой зоне. Однако, это у него не получилось. Здесь в большинстве сидели заключенные из местного населения, то есть, кавказцы, мои земляки. Среди которых я встретил много знакомых и друзей еще по свободе. Так что я сразу, в первый день прибытия в лагерь, свернул челюсть бывшему "пахану" детской зоны.
- Если б вы знали какой он дерьмо, - сказал я своим землякам, указывая на битого мной бывшего "пахана" детской зоны. - Он заливал вам, что сидит срок за воровство. В действительности получил срок за убийство целой семьи, своих собственных родственников, у которых украл курицу.
Естественно, это никому не понравилось, так как на Кавказе родство, самое святое место для горцев. Кто покушается на свое родство, тот не человек. За эту гадость, которую сделал бывший "пахан" в отношении собственных родственников, его в этот же день сделали "петухом" и прокатили через всю зону в две тысячи заключенных. На следующий день его нашли распиленным на той самой единственной пилораме. Сказали, что был несчастный случай. Бывший "пахан" детской зоны соскользнул. Его затянуло под полотна пилорамы. От него остались лишь куски. Никто толком не расследовал гибель Дьявола. Все списали на несчастный случай. Похоронили Дьявола, как бездомную собаку. Его останки закопали в производственной зоне возле мусорной свалки.
В этой зоне меня все уважали хотя бы за то, что я был по возрасту моложе всех заключенных. Но еще за то, что вся зона стала колоться моими рисунками на кавказскую тему. Однако, самое главное, за что меня уважали на взрослой зоне, так это за то, что мы с Лагутиным Толиком сделали. За кражу золотых изделий из ювелирного магазина. Еще за долго до моего появления на этой зоне, про нас с Толиком ходили легенды об этой краже, так как вся Северная Осетия знала об краже в ювелирном магазине. Ведь с того времени прошло немногим больше чем полтора года. Все еще было свежо в людской памяти. Поэтому, все свое свободное время я рассказывал заключенным о наших с Толиком похождениях в течении трех дней со времени кражи золотых изделий. Так заключенные с особым вниманием часами слушали про наши приключения после кражи.
Вскоре сами заключенные стали ходатайствовать перед начальством зоны об моем досрочном освобождении за отличное поведение и отличную работу. Поведение у меня действительно было отличное. Но вот насчет работы, это все врали, так как я в действительности не работал. Занимался только тем, что рисовал для заключенных рисунки на татуировки, а для администрации зоны делал чеканки на меди и вырезал из древесины липы разные красивые орнаменты на кухонных досках, хлебницах, шкатулках и стульчиках. Были у меня тут и заказы от начальника. Вскоре вся зона и сами заключенные были украшены моими рисунками.
Ровно через два года после нашего задержания милицией в Баку, меня досрочно освободили из мест заключения на четыре года раньше положенного срока. Прямо из лагеря я отправился к своим родственникам в Моздок. У меня было опасение и не напрасно, что ни так просто меня досрочно выпустили из мест заключения. Так как годами позже я узнал от мамы, что ее навещали несколько раз подозрительные типы. Видимо, это заключенные и служба лагеря считали, что мы с Толиком оставшиеся золотые изделия на тридцать тысяч рублей припрятали где-то в горах. Ведь никто не мог поверить в то, что это милиция Баку, фактически, обокрали нас во время пересчета золотых изделий из наших четырех чемоданов, с которыми нас взяли. Каждый заключенный и служба лагеря рассчитывали получить от меня награбленное золото.
Как только я вышел из лагеря, то сразу из Орджоникидзе позвонил к маме домой и сказал ей, что уезжаю далеко на север работать и жить. Когда устроюсь, то сообщу вам о своей жизни. Естественно, что мама плакала и просила вернуться домой, но я сказал, что не могу из-за прошлого. Возможно, что мама это все поняла и согласилась со мной. Когда я приехал к родственникам, то сказал им, чтобы они о моем присутствии у них никому не сообщали, даже моим родителям, до самой службы в армии.
В первый же день своего приезда в Моздок я прописался у родственников. На следующий день пошел в военкомат, встал на воинский учет. Стал проситься на службу в армию. Но мне сказали, что на службу не возьмут из-за моей судимости. Уж, слишком я "прославился" со своей кражей золотых изделий в ювелирном магазине, что при таких данных в анкете мне закрыты все дороги в военкомат и на обычную светскую жизнь.
- Меня досрочно освободили на четыре года раньше срока отбывания за отличное поведение, за отличную работу и отличную учебу. - стал доказывать я, что давно исправился в лучшую сторону. - Окончил среднюю школу в местах своего заключения. Получил несколько профессий.
Мне пришлось еще много чего говорить в военкомате о себе. Но все службы военкомата не хотели со мной разговаривать вообще. Считали, что такие люди как я вообще неисправимы.
- Хорошо! - перестраховался военком. - Если ты такой хороший, то докажи это на свободе. Поступи на работу. Покажи себя с лучшей стороны на работе и в общественном месте. Как увижу у тебя комсомольский билет, так сразу же оформлю призыв на службу в советскую армию. Прямо из военкомата я отправился устраиваться работать на стройку, куда никто не хотел идти работать. Зашел к секретарю комсомольской организации и сразу выложил свое пожелание на полное исправление, а также о своем желании служить в советской армии.
- Мы поможем тебе поступить в комсомол. - согласилась голубоглазая девчушка, секретарь комсомольской организации, которая после моей службы в армии стала мне женой. - При одном условии, что ты, как специалист столярного дела, возьмешь на себя одну бригаду столяров. Обучишь парней своему ремеслу. Будешь работать со знаком отлично. Таких мы принимаем в комсомол.
Конечно, я сразу согласился, это было вдвойне выгодно для меня. Таким образом, поднимался мой авторитет на стройке. К тому же у бригадира была зарплата значительно выше, чем у простого столяра на стройке. Так что я полностью погрузился в работу на стройке.
Меньше чем через год я уже был передовиком производства. Моя бригада считалась лучшей на стройке, среди столяров и плотников. Меня выбрали в комсомол и сразу включили в комитет комсомола, как лучшего бригадира стройки. Но для меня это не было главным. У меня была цель, это как можно быстрее попасть на службу в армии. Так как я не хотел считать себя бывшим преступником и не хотел, чтобы меня считали больным за то, что я не служу в армии. Поэтому, я решил обратно пойти прямо к военкому проситься в армию.
Наследующий день, как только я получил комсомольский билет, а также рекомендации от комсомольской организации и от строительного управления, с многочисленными почетными грамотами и похвальными листами за время свое работы на стройке города. Я явился в военкомат на прием к военкому по личному вопросу. С волнением отстоял двухчасовую очередь. Желающих пойти в армию в этот день было много. Все считали за честь служить в советской армии.
- Превосходно! - радостно, воскликнул военком, когда увидел мои поощрения за работу и новенький комсомольский билет. - Первым призывом отправлю тебя на службу в армию.
Этот первый призыв в армию оказался только в ноябре месяце 1966 года. Когда мне уже было двадцать лет. Я пошел служить с салагами, которые были на два года младше меня. Все равно я был рад, что меня призвали служить в советскую армию. Был шанс исправиться полностью...
- Так, получается, что мы ни только в одной части служили, - напомнил я, Чиликову Сашке, - но и призвались в одно и тоже время со мной. Я тоже призвался в ноябре месяце 1966 года. Меня забрали служить позже по той причине, что я заканчивал еще одно училище и поэтому попал в армию на два года позже положенного срока. Куда это ты делся из воинской части после нашей последней встречи? Я после отпуска домой тебя повсюду искал. Думал, что ты сбежал из армии.
- Я попросился служить на китайскую границу. - ответил Сашка. - Но туда не попал. Когда мы прилетели в Ташкент, откуда нас должны были отправить на китайскую границу, то там, началось сильное землетрясение, которое разрушило весь древний город. Вот нас там и оставили на восстановление разрушенного Ташкента. Солдаты нашей части, которые попали на службу на китайскую границу, почти все погибли во время столкновений с китайскими нарушителями нашей границы. Двоим из них, дали Героя Советского Союза, посмертно. После окончание службы в армии я вернулся в Моздок и там женился. На этом закончилась моя эпопея после ловли летучих мышей и кражи золота. Я стал равноправным гражданином Советского Союза.
- Ну, а что у тебя было в эти годы забвения? - спросил я, Лагутина Толика. - Где ты пропадал все это время? Рассказывай. Не стесняйся. Мы все же друзья. Поймем тебя таким, какой ты есть.
- Пропадал все шесть лет звонком не лесоповале в тайге. - грустно, ответил Толик. - Валил лес.
Мы ничего больше ни стали у него спрашивать. Нам и так все было ясно, что у нашего друга ничего хорошего не было в тайге за шесть лет пребывания на лесоповале, кроме потерянных от цинги зубов и множество плохих воспоминаний. За время отсидки в течении шести лет Лагутин Толик сильно изменился в худшую сторону как внешне, так и внутренне. Из молчаливого, но очень дружелюбного парня, он превратился в замкнутого и жестокого на вид человека. У него и лицо сильно извинилось, стало худым и вытянутым. Лишь большая черная родинка на правой щеке напоминала нам о том, что рядом с нами сидит наш друг Лагутин Толик. Хороший и доброжелательный друг нашего далекого детства, затерянного где-то нами. Чего уже нам никогда не вернуть обратно, как и годы нашего детства, растворившиеся во времени.
- Ты мне сказал, что всем плохим и хорошим, ты обязан мне. - обратился я, к Чиликову Сашке. - Как мне тебя правильно понимать на это изречение и откуда у тебя весь этот шик с машиной, а также с золотом? Ты что опять обокрал кого-то?
- Ну, насчет плохих дел, мы можем все разделить поровну, как мы с Толиком это сделали шесть лет тому назад. - ответил Сашка. - Но вот насчет моего богатства, так это уже точно, на все сто процентов, я обязан тебе. Благодаря той газете "Труд", которую ты сунул мне силком в руки во время нашей последней встречи в армии, я стал таким богатым и известным. Я газету едва не выкинул в мусорный бак, когда ты от меня отошел. Но затем внимательно прочитал объявленный конкурс в газете "Труд" на дружеские политические шаржи и послал несколько своих работ на конкурс. Конечно же я ничему не верил и ни на что не надеялся.
Однако, стал следить за рисунками в газете "Труд". Как я обрадовался! Когда у видел первую свою работу в этой газете. Я даже не думал о гонораре и славе. Мне было достаточно того, что в газете "Труд" появился мой рисунок и моя фамилия. Я тут же послал массу различных дружеских шаржей на многих известных политиков. Вскоре мои рисунки стали печатать ни только в газете "Труд", но и в различных других издательства, в том числе и в зарубежных. Мою никчемную фамилию предложили заменить звучным псевдонимом. Когда мои гонорары перевалили далеко за мою заплату инженером, тогда я понял, что дружеский шарж - это не только мое хобби, но и мое призвание в жизни. К этому времени я уже имел высшее образование. На заочное отделение в институт я поступил в том же году, как только вышел из заключения. Свою учебу не прерывал и во время службы в армии. Закончил в этом году. Так что считайте, что мы с вами сейчас обмываем мой новенький диплом. Но все эти годы после нашей последней встречи в армии меня грызла совесть, что я так плохо с тобой тогда обошелся. Ведь это ты меня сделал таким известным. Мне стоило дать по морде за мой паршивый поступок...
- Чтобы тебя больше совесть не мучила. - прервал я, речь Сашки. - Получи, чего хотелось тебе.
Я со всей силы врезал ему по челюсти, что аж кровь из его разбитого лица брызнула на соседний столик. Все по вскакивали со своих мест, ожидая крупную драку между нами. Тут же двое милиционеров побежали с наручниками в нашу сторону, чтобы задержать нас за драку. Опять мы влипли в историю с ментами. Теперь нас троих могли посадить за решетку на пятнадцать суток.
- Все нормально! Все нормально! - сказал Чиликов, ментам, вытирая салфеткой кровь со своего лица. - Так встречаются хорошие друзья детства, через много лет разлуки. Сам попросил друга врезать мне по морде. Давно заслужил. Вот только костюм белый жалко. Я купил костюм к защите дипломной работы. Ну и ладно. Шут с ним с этим костюмом. Главное встретились. Это должно было когда-нибудь случиться с нами. Спасибо милиции за то, что она нас бережет.
Милиционеры и присутствующие рядом люди, удивленно посмотрели на такой манер друзей детства встречаться через долгие годы разлуки. Чтобы не смущать окружающих, мы с Сашкой по-дружески пожали друг другу руки и пошли к своей белой машине, которая теперь отличалась своей белизной от Сашкиного костюма. На автомобиле не было ярких пятен крови, что хорошо вырисовывалось на белом костюме нашего друга.
Но что поделаешь, так получилось! Не мог я уговаривать Сашку раздеться до плавок, чтобы врезать ему по морде, чего он сам хотел. Ведь в другом случае у нас не было бы такого кайфа от нашей встречи за долгие годы разлуки после детства. Теперь Чиликов Сашка сам всю свою жизнь будет вспоминать, как напросился у друга получить по морде. Что же касается Сашкиного белого костюма, так он сам сейчас только что заявил, что он костюм покупал специально к защите дипломной работы. Диплом Сашка защитил. Мы диплом сегодня обмыли, а костюм, дело, нажитое. При таких деньгах, как у Чиликова, еще много будет шикарных костюмов и при чем, самых разных расцветок. Так что нечего ему переживать об костюме.[i][u]