среду, не утром, не к обеду, даже не в понедельник, а в самый
Сочельник. Промежду прочим, дело было совсем уж к ночи: звёзд на
небе – что крошек в хлебе, а месяц рогат, как ломоть пирога. А
погодка-то, погодка – безветренна и холОдка: снежком - морозцем
манит, парубкам да молодкам щёчки румянит. Кто по домам да дворам
суженых поджидает – валенки за ворота бросает, кто меж зеркал
гадает, а кто и средь ряженых шагает – станицу от нечисти всякой
блюдёт- оберегает. В общем, как на новоселье – до Крещенья всем
веселье, люди пляшут и поют – а на Руси иначе не живут!
Одначе ж, не всем, как хотелось, веселилось-пелось, из каждого
гулянья-приключения, как известно, всегда найдутся исключения.
По дороге станичной, припорошенной снежком приличным, шагал
паренёк – звать Санёк, по годам молодой, из себя – ну, сам не свой:
собой хорош, в плечах косячИна, а на лице печаль-кручина. И брёл-то
он вовсе не в станицу, как другие-прочие лица, не к родному крылечку,
а к замерзшей речке. В руках колун пудовый, взгляд мрачно-суровый,
сразу видать – не воды хочет напиться, а в мыслях держит - как бы
утопиться. Дошел до речки, ищет местечко – где бы прорубь
прорубить, чтоб себя жизни лишить?
Ан глядь: от берега невдалеке готова прорубь на реке. И вширь, и в узь
обозначена, да только ледком уж прихвачена. Под светом месяца
синеется, а посреди что-то виднеется: не то конец пастушьего кнута,
не то кисточка от хвоста. Подбежал Санёк туда – точно, хвост из-подо
льда!
Нужно выручать скотину, дюже жалко животину. Колуном по льду –
навскось, намотал на руку хвост, поднатужился упёрто и из речки
вырвал... чёрта!
Сел Санёк задком на лёд – обалдел, не разберёт: где здесь явь, и
сказка где – чёрта выловить в воде. Сам себя в уме ругает, только хвост
не отпускает. А нечистый просморкался, воду сплюнул, отдышался,
почесал свой пятак и Саньку молвил так:
- Спасибо, паря, что не дал сгинуть зря. Я же с вечера в воду – шасть,
чтобы месяца отраженье украсть. Стянул бы отраженье – не было б
свеченья. А без свеченья – какой же Сочельник? Да вмешался дед
Мороз, приморозил он мой хвост... Он меня совсем замучил,- тут
нечистый заканючил,- Сань, ты хвост-то – отмотай, да желанья загадай.
Я же не погиб едва, для тебя исполню... хочешь, два? Это ведь Бог тебя
мной решил наградить – чтоб от тёщи-напасти освободить. Знаю –
сюда пришел не своими веленьями – тёща довела наставленьями: с
друзьями не пей, не гуляй, а только семью соблюдай. В казино
станичное не ходи, девок на стороне не заводи, по улицам ночами не
шляйся, а дома с дочкой малой занимайся. Понимаю тебя: мы ж с тобой
не уроды, ох как хочется и после женитьбы прежней свободы.
Почесал нечистый рог:
- Загадывай, а то я уж продрог. Придёшь домой, а тёщи не видать – вот
какая благодать!
Хочешь – играй, можешь даже напиться – и не нужно будет больше
топиться.
Санёк чешет пятернёй в затылке:
- Дык ведь... не разберёшь без бутылки. Вроде складно чешешь,
свинтус, а вдруг потом опущусь ниже, чем плинтус? Кинешь – мы таких
видали, тоже сказочки читали!
- Вот те кр...,- осёкся чёрт,- тьфу ты, не туды попёр. Ладно, чтобы не
была затея пуста – держи вот мою кисточку с хвоста. Когда
понадоблюсь снова – мазнёшь ею по дверному засову, скажешь следом
заветное слово « Где б ты ни был – заявляйся!» - буду там, не
сумлевайся. Мне ж без кисточки – вобшЕ: ни в аду, ни на шабаше...
Пришел домой Санёк с ночки – в хате только жена с дочкой, много
стало простору, а про тёщу – никакого разговору. Будто её и не было.
- И пошло-поехало с тех пор строго: жена к дочке – Санька уж за
порогом. А там друзья-затейщики, алкаши-питейщики... Текут денежки
семейные в заведения питейные. И к «одноруким бандитам» дорожка
полностью открыта – тёщей не перекрыта.
Через месяц всё шито-крыто: осталась Санькина семья у разбитого
корыта. Он каждое утро опохмеляется, да с ног по новой валится, а
черт ему в глюках является и хитро скалится:
- Ну, как Санёк, тебе дарёная свобода от всяческого занудистого
народа?
А тут и последняя беда пришла: молодая жена с дочкой от Саньки
незнамо к кому ушла.
И понял он – пришло вновь то самое последнее осмысленное решение: в
последний раз напиться, затем пойти и утопиться. Взял колун из
последних сил и к речке замёрзшей вновь потрусил. Еле дополз к ней
парень, на лбу испарина. Отёр руку портком, полез в карман за
платком. А вытащил... чёртов хвост. Потёр им свой нос... и вдруг
произнёс:
- Где б ты ни был – заявляйся!
- Тут я, тут – не сумлевайся,- буркнул где-то сбоку чёрт.- Дык что –
нечет или чёт?
- Забирай свой огрызок тощий, и вертай мне назад мою тёщу,- Санька
чёртом на чёрта глядит.
- Ну, скажу, у тебя же и вид, – тот, смеясь, на сугробе сидит.- Что, не
хочешь свободу свою?
- Не хочу. Возвертай мне семью. Чтобы тёща следила за моими
сапогами, чтобы потчевала варениками и пирогами, чтобы в доме
всегда было чисто...
- А свобода?!- воскликнул нечистый.
- Да пошёл ты... считаю до ста,- Санька бросил ему кисточку от хвоста...
... И очнулся. Стоит на реке, с ледорубом в настылой руке, рядом с
прорубью... что-то не так вроде было... завела же нечистая сила! Эк,
какая лунявая ночка! Дома ждут его тёща и дочка, молодая жена без
него голОсит, а его чёрт по речке носит.
- Эй, пусть будет, как всё было ранее!
А в ответ:
- Это было второе-е-е желание-е-е-е-е-е...
ВСЁ!
