Я люблю тебя, папуля

Беспредел

Тук-тук, ту-тук! Ту-тук…тах-тах!- поскользнувшись было на стрелке,
вагон тут же выпрямился и покатил дальше, сматывая с рельсов остаток
километров до Мегаполиса. Мысли Михаила, резко прервавшиеся, вновь
потекли размеренно и четко, подчиняясь этому обособленному ритму
колес…
В купе он был один. Ну в совершенном уединении от забитых до отказа
плацкартных вагонов, полузаполненных соседних отсеков и всего
остального мира, пейзажно мелькавшего сейчас за окном. Разбитая
колея проселочной дороги, параллельной эстафетностью телеграфных
столбов догонявшая состав, березовые и сосновые рощи, по
отдельности и вперемешку. И прочая багряно и желтолиственная
поросль, выклянчившая себе место под солнцем у своих более старших
собратьев… Проказница-осень уже вовсю хулиганила на подступах к
городу, раскрашивая потускневшую летнюю зелень своей
многоотеночной охряной палитрой. А порой и разбавляя её
драгоценно-искрящимся под солнечными лучами утренним инеем .
Этим периодом, скорее всего, объяснялось на данное время упорное
нежелание народа пользоваться услугами Российских железных дорог
Южного направления. Оно и понятно: летний и «бархатный» морские
сезоны закончились. И вся центральная Россия, вкупе с Севером,
рванула с югОв по домам до следующей весны - подкапливать заначки
на будущий полноценный пляжный отдых, манящий красивым загаром и
приятной адреналиновой непредсказуемостью…
Михаил порылся в одной из сумок, выудил на свет пластиковую
посудину-полторашку, полную домашнего виноградного вина, покрутил
ее в руках и со вздохом сожаления вновь отправил на место – даже
выпить не с кем в этих четырех фанерных стенах! Умащивая бутылку,
наткнулся на фотографию в рамке. Поставил ее на столик под окном и
подперев кулаками челюсти замер, любуясь снимком. А поглядеть было
на что: девушка лет семнадцати, с лицом необыкновенной красоты, в
котором, при внимательном рассмотрении, угадывались черты
Мишкиной физиономии, надкусывала ровными зубками огромное яблоко,
смешливо скосив глаза в объектив – прямо в душу отца. На обороте
фото была надпись – старательным каллиграфическим почерком: «Я
люблю тебя, папуля!»
Это была любимая дочурка Михаила, Анюта. И единственная – детей
ему жена Светлана больше так и не родила. Не успела – через год
после рождения Анюты Свету насмерть сбил на своем новеньком
«СААБе» сынок районного прокурора. Все произошло банально-
обыденно и житейски-просто. Отметив в центральном ресторане свое
двадцатитрехлетие, на которое папашка подарил ему этот самый
«СААБ» и впридачу к нему – водительское удостоверение со всеми
открытыми категориями, сынок решил под занавес прокатиться с
девочками в местную сауну. Естественно, почти что ночью, в состояние
средней невменяемости, ближе к полной, он пошел на обгон по
«встречке». А в лоб, по закону подлости, шел «КамАЗ», груженый
металлоломом... Альтернатива, конечно, была: либо попытаться сбить с
трассы двадцать пять тонн металла, либо резко уйти влево на тротуар.
Именно по нему шла в этот роковой поздний вечер жена Михаила, с
пластиковым пакетом, в котором лежали детские смеси для их
годовалой Анютки.
Сын прокурора выбрал второе…Светлану буквально разорвало на части
пятиметровой шведской торпедой, несущейся на запредельной
скорости.
Суд все же состоялся…водитель «КамАЗа», который по протоколу
ГИБДД: « с превышением разрешенной скорости движения совершал
обгонный маневр через две сплошные линии. Этим спровоцировал
дорожно-транспортное происшествие, повлекшее за собой смерть
пешехода и травмы средней степени тяжести водителя и пассажиров
встречной машины», отправился в места не столь отдаленные. С
внушительным сроком за плечами. Сына прокурора и двух девиц тоже
отправили… в Ниццу – залечивать ушибы и царапины от сработавших
подушек безопасности. Само же место происшествия «перенесли» на
двести метров дальше – в сторону написания протокола служакой
местного отдела ГИБДД.
Михаил попытался было дернуться в сторону справедливости. Вечером к
его дому подъехал бронированный «Кадиллак» прокурора Валерия
Дмитриевича Высятьева, с двумя автоматчиками в салоне.
- Видишь ли, Миша,- Валерий Дмитриевич, развалившись в кресле
хозяина дома, словно в своем собственном, неторопливо закурил
ароматную сигариллу. Затем дал знак ОМОНовцам выйти за дверь. – Я
тебе сейчас скажу одну вещь, а ты ее попытайся осмыслить и тут же
забыть, сделав для себя соответствующие выводы. Во-первых, рыпаться
тебе я никуда не советовал бы – у меня все схвачено, вплоть до…-
прокурор ткнул пальцем с дорогим перстнем на нем куда-то в
потолок.- А тебе ведь только двадцать два, ты ж одногодок и
одноклассник моего Славки. И потом, Светлану ведь не вернешь, а
дочку твою кто-то должен воспитать и вывести в люди. Я думаю ты не
настолько глуп, чтобы предположить, что это сделает наше любимое
государство. Кроме того, смертность ведь не только в детских домах,
но и по всей России в целом, бьет все мыслимые рекорды… Короче, я
предлагаю…
Михаила допустили на кладбище, когда Свету уже похоронили. Место с
большим запасом было огорожено шикарной кованой изгородью.
- Это для тебя и дочки, если что…- веско пояснил прокурор, поправляя
огромный венок на мраморном памятнике Светланы. – Ритуал я оплатил.
Сумма, необходимая для воспитания Анюты, положена в банк на твое
имя. Надеюсь, мы в расчете? Чего ты еще хотел бы?
- В глаза заглянуть однокласснику-козлу!- процедил Мишка с бессильной
ненавистью.- В душу прямо, до самого дна достать. Что у него там, под
тиной скрывается? В болоте и то родники есть…
- Славика моего не тронь, слышишь!- Валерий Дмитриевич даже слюной
брызнул – так зашелся.- Аньку лучше свою сбереги, понял?
- Понял,- Михаил плюнул ему под ноги и пошел от могилы, сутуля
мощную фигуру.
Через полгода Высятьева с повышением перевели в Мегаполис. Туда
же он забрал все семейство, продав принадлежащий ему особняк кому-
то из местной братвы. А в своем почтовом ящике Михаил нашел визитку
прокурора с номером мобильного телефона. На ее обороте было
написано: «Если что, звони. Я долги помню». Мишка хотел было ее
порвать, но хозяйственная жилка воспротивилась – сунул в ящик
кухонного стола. И тут же забыл о ней. До поры, однако, до времени…

Летите, голуби

А через два года, на общем собрании колхозников, остро встал вопрос о
воспитании Анюты.
- Миш, чем тебе помочь, скажи?- прямо спросил председатель.-
Тракторист и комбайнер ты классный, рыбак заядлый и охотник
отменный к тому же – кабана с двухсот метров через оптику достаешь.
Но этого недостаточно для воспитания маленькой девочки, поверь. Ей
материнская любовь и ласка нужны. Ведь ты ж днями и ночами иногда
пропадаешь в поле, а дочка у тебя в круглосуточном детсадике
обитает. Это ж все-равно, что в детском доме…Ты жениться, случайно,
не надумал еще?
Мишка отрицательно крутнул головой, судорожно двинув кадыком при
этом – как-будто отраву проглотил.
- Помочь хотите? Единственное, о чем попрошу – просто не мешайте
мне растить дочь. Нет, не единственное: пусть Анюта никогда,
слышите, ни от одного из вас не узнает, кто убил ее мать! Не хочу даже
имени этого сученыша слышать…да и отца его заодно. Ну мало ли как
еще люди погибают. Самолеты вон, бьются один за другим…
- Значит, решено!- председатель хлопнул ладонью по красному сукну
стола. – Погибла Глушкова Света в авиакатастрофе…так тому и быть. И
если, не дай Боже, кто-нибудь распустит свой поганый язык без меры…-
он выразительно покачал в воздухе внушительным кулаком бывшего
молотобойца.- А насчет женитьбы, Миш? Парень ты у нас видный,
любая девка – только помани.
- Нет, Свету мне никто по душевной близости, наверное, не заменит…
одна любовь такая в жизни случается,- упрямо боднул воздух Мишка.
И его оставили в покое. Но только мужики. Девки же и бабы станичные
проходу не давали. От налитой Кубанским солнцем, силой и
нерастраченной энергией фигуры Мишкиной исходили такие флюиды,
от которых у местных молодок, вдовушек и, чего греха таить, даже
иных замужних баб, дрожали истомно колени. И ноги сами
разъезжались в стороны лишь при одном его близком присутствии. А
стоило ему выделить взглядом одну из них – та окончательно балдела,
как под гипнозом. И готова была запрыгнуть на Михаила тут же,
презрев все известные библейские заповеди.
Так что очередь к дому Глушковых стояла, как к Мавзолею ленинскому -
под предлогом помощи маленькой Анютке. Кто из женщин молочка
козьего свежесдоенного принесет, кто десятка яиц куриных не
пожалеет, сала, сметаны, кто мед с пасеки тащит. А кто и просто так
забежит – посидеть с Анюткой, пока комбайнер Глушков выдает
супернамолоты зерна...
Поначалу Мишка отказывался. И от дармовых харчей, и от бесплатных
телоподношений. Но когда после смерти Светланы прошел третий
год, его бастион сексвоздержания стал давать трещины по самому
фундаменту. А затем и вовсе развалился под многообещающими
взглядами, а также натиском горячих, упругих и жаждущих ласки
женских прелестей. И тогда Мишка как с цепи сорвался. Словно
энергетический вампир все, что недополучил от безвременно ушедшей
своей второй половины, он старался взять с процентами у местных
прелестниц… Кроме душевного тепла, конечно. Сначала пользовал
всех молодок, без разбора возраста и семейной принадлежности. Но
когда несколько раз попал в «темную», устроенную не в меру
ревнивыми мужьями и отцами, призадумался: мужики били крепко и
основательно, в целях нравственного воспитания. И хотя Мишка
отмахивался тоже не слабо, в меру своих недюжинных сил и
способностей к уличной драке, здоровье-то было все же не вечным…
Поразмыслив о превратностях судьбы-злодейки, он перешел на
«обслуживание» вдовушек и матерей-одиночек. И тут же, как по
мановению волшебной палочки, прекратились нападки на него со
стороны местного мужского населения. Михаила стали приглашать на
все вечеринки, свадьбы и юбилеи, так как тамада из него был
отменный, по причине всегда неунывающего характера. А если еще
приплюсовать сюда и то, что он волшебно, с переборами, шпарил на
семиструнной гитаре, исполняя песни под заказ, то желание заполучить
его к праздничному застолью становилось вполне объяснимым и
понятным:

Худшее, наверное, случилось…
В общем, нехорошее стряслось:
Где-то что-то чуточку сместилось,
И тепло, вдруг, холодом накрылось…
И у нас с тобою не срослось.

Только существуют параллели
На которых тает даже Зло…
В изумрудно-солнечном Апреле,
После всей распутицы-купели,
Что-то где-то вновь произошло.

Все в Природе будто встрепенулось:
Синевой умылся горизонт,
Солнце потеплевшее проснулось,
И надежды щедро мне плеснуло
В самую заветную из зон…
- Просто ты мне снова улыбнулась…

После таких вот слов, да под нежный перезвон с добавкой двух-пяти
рюмочек чистейшего первака-самогона, иная молодица манила
Михаила через праздничный стол уже откровенно-гарантированной
улыбкой. Выразительным взглядом предлагая всю себя, до последней
жаждущей молекулы горячего упругого тела… Короче, всё
заканчивалось в какой-нибудь пристройке - к обоюдному согласию и
удовольствию независимых… или порой частично зависимых, сторон.
Домой Мишка никого не водил, чтобы, даже намеком не обидеть свою
любимую разъединственную… и, конечно же, самую прекрасную на
свете Анютку. Которая росла, казалось, словно в сказке: не по дням, а
по часам. Ничем особо-детским не переболела, но… была, однако, у
нее странная аллергия – на телефоны. Как только Анюта
контактировала с аппаратом связи, лицо и шея ее тут же покрывались
мелкой красной сыпью. На телевизор и радио аллергия, почему-то, не
распространялась…Зато в шесть лет отец научил ее стрелять из
карабина. Правда, оружие покуда было зажато в станке… Но в десять
она, уже не боясь отдачи, даже не закрывая глаз при выстреле, лихо
лупила из карабина с оптикой по консервным банкам, развешанным на
дереве. В пятнадцать лет Анюта через его оптический прицел за пару
сотен метров ясно уже различала пятирублевик, пристроенный среди
наростов коры на стволе дерева. И вбивала его, к чертовой матери, в
ствол! А еще отжималась, лежа, до двадцати пяти раз – на спор.
Закончив успешно одиннадцатилетку, Аня подошла однажды к отцу,
когда он брился. Заглянула через плечо в зеркало – красивая,
стройная, большеглазая и, взъерошив его темную шевелюру со
снеговой присыпкой седины на висках, тихо проворковала в ухо:
- Я люблю тебя, папуля! Спасибо тебе, что ты есть. И спасибо, что в
нашем доме… нашей жизни, не было никого… после мамы.
Станок выпал из ослабевших враз пальцев Михаила. Он резко
обернулся, почти с мистическим ужасом вглядываясь в чуть
располневшую талию дочери.
- Анька-а-а…
Ее мягкая нежная ладошка легла на его губы, заставив замолчать.
- Не нужно, папуль! Тебе не идет лицедейство. Это просто отложения
жирка, накопленного в период сдачи выпускных экзаменов. Если б я
вдруг от кого забеременела, ты узнал бы об этом первым,- рассмеялась
она. – Да сейчас-то речь вовсе не об этом …рано еще заморачиваться.
Ну… ты ведь предвидел, что я не задержусь в станице после школы?
Знал, конечно. Поэтому боялся этого и как мог оттягивал. После
девяти классов загнал в десятилетку, затем в одиннадцатый…отпусти
меня, а? Не держи всю жизнь на привязи. Пойми, я и станица – мы
никогда не станем одним единым: как ты, как пред наш, колхозники
бывшие… Их держит, кормит и не пускает земля. А меня – что?!
- А как же я?- у Михаила что-то закололо в поддыхе, он выскочил в
кухню, прямо из-под крана напился воды, сел на стул и, сломав в
запарке одну за другой три сигареты, прикурил, наконец, четвертую.
Да знал он всё! И понимал тоже всё, и характер Анюты знал… свой
характер – сам воспитал! И принял уже умом, душой…а сердцем нет, не
принял. Не хотело понимать и принимать сердце РАЗЛУКУ!
- Я ж ведь в этом году, на уборке пшеницы, решил не слезать с
комбайна ни днем, ни ночью. И ведро с собой вместо горшка в кабину
взял бы… На иномарку заработал…джип японский. И покатили б мы с
тобой к морю, на весь бархатный сезон. Веришь, доча, жилы бы
порвал… обгадился бы, в конце-концов, если б это делу помогло, но
иномарка была б нашей… мечта всей жизни…- Михаил всё говорил,
говорил, куда-то мимо дочери, в сторону приоткрытого в жару
кухонного окна.
– На какое число хоть билет-то взяла?- упавшим голосом прервал сам
себя, отвернувшись и мазнув тыльной стороной кисти по щеке – будто
муху согнал. И всхлипнул тихо, осторожно.
- На завтра, папуль,- виновато ответила Анюта.- Из универа,
представляешь, приглашение пришло, на бесплатную вакансию, по
разнарядке. И почему мне, за полторы тыщи кэмэ… у нас родни в
Мегаполисе нет, случаем, «крышевой»?- лукаво скосилась на отца,
ввернув это словечко.
- Родни нет, а вот моральный должок, наверное, остался… ладно,
езжай,- неожиданно согласился отец. – Ты молодая, красивая, упорная
– своей цели добьешься, я знаю. Только вот как же без телефона-то,
а? Ведь мобильный нельзя…
- Я тебе письма писать буду, каждый день, папуля!- горячо заверила его
дочь, весело чмокнув в недобритую щеку.- А ты, пока я учусь там…
можешь жениться, вот!- выпалила вдруг, отчаянно покраснев при этом.
И уехала.

Сюрприз

За два прошедших года писем этих и открыток поздравительных у
Михаила накопилось – целое отделение в тумбочке прикроватной.
Каждое в тетрадочный листочек, но если все собрать, получился бы
личный дневник Анны Глушковой – до того подробно описывала дочка
всю свою студенческую жизнь. А может, не всю… Зато на каждом таком
листке, наискосок, прямо по жизнеописанию, шла надпись розовым
маркером: «Я люблю тебя, папуля!».
Михаил жил по-прежнему бобылём… Хотя не совсем. Наклевывалось у
него вроде бы чего-то уже с местной учительницей русского языка
Миленой Александровной – похожее на семейную связь. Однако по
имени-отчеству называть ее было бы явным кощунством - училке
начальных классов только-только исполнилось двадцать годочков. Вот
эта-то разница в возрасте, почти в полтора десятка лет, не давала
покоя Михаилу. Чтобы окончательно развеять все сомнения, он написал
письмо Анюте – единственному судье и адвокату в его семейных
проблемах.
И вдруг « в обратку» весной из Мегаполиса пришел этот перевод.
Взглянув на сумму, обозначенную в бланке цифрами, Михаил не поверил
своим глазам и снова пересчитал нули… затем прочел ее прописью. Нет,
ошибки не было – десять тысяч у.е., ну, долларов! Которых Мишка
отродясь в руках не держал! Он поднял растерянный взгляд на
почтальона, доставившего ему этот нежданный бонус.
- Слышь, Николаевна, это не лохотрон какой, случаем? Ну, типа «МММ»?
- Давай, расписывайся в получении извещения, мильёнер ты наш!-
расхохоталась смешливая не в меру почтальонша.- И прочти, там
внизу есть приписочка к переводу.
Мишка прочел:
« Никого не слушай, женись! Давно пора. Это вам на свадьбу. Я люблю
тебя, папуля. Твоя Анютка».
- Ну, как же это, а?- Мишка все мусолил и теребил в руке клочок
бумажки, не решаясь прикоснуться к нему шариковой ручкой. – Я ж
Анютке каждый месяц пять тыщ… на конфетки там…с получки…
- Маловато, видать, твоей Анютке одних конфеток,- загадочно как-то
ухмыльнулась Николаевна.- Мегаполис, он денежку сосет, как телок
мамкино вымя – ненасытно, до отрыжки. Не иначе, нашла твоя
студенточка подработку где-нить на обочине…ой, да что ж это я
застоялась тут с тобой!- завидя враз осунувшееся лицо Михаила с
заходившими на скулах желваками, почтальонша подхватила сумку и
рванула от его калитки наискось через дорогу, к следующему
адресату . Подальше от греха.
- Эй, извещение забыла!- через силу выдавил Михаил сквозь
подступивший к горлу ком.
- Я опосля, Мишенька, опосля как-нить заскочу,- Николаевна отчаянно
давила и давила кнопку вызова на калитке соседа.
Михаил получил все же деньги, рублями по курсу… в противодействие
мрачному предчувствию, навеянному неосторожным намеком
Николаевны – мало ли чего взбредет на ум вечно озабоченной
почтальонше!
И в тот же день засобирался в Мегаполис. Никому ничего не объяснив в
станице. Без предупредительного сообщения Анюте. Сюрпризом, в
общем.
Но перед самым отъездом Мишка отыскал-таки в кухонном столе
покрытую пятнами жира визитку и позвонил:
- Я знаю, кто помог Анютке устроиться в университет, кто помогает ей
спонсорскими переводами… Но предупреждаю: если у нее, не дай Бог,
возникнут проблемы по твоей вине, или ты ненароком проболтаешься о
причинах смерти ее матери – мне никогда не поздно подать апелляцию
на повторное расследование того ДТП. Тем более, новый прокурор, не в
пример прежнему, защищает, как ни удивительно, пострадавших и
карает преступников. По-честному, в общем.
- Ты все еще не можешь забыть той трагической случайности, Миш?-
пророкотал в мембране уверенный голос с барственными нотками в
нем.- Поверь, твоя Анюта мне стала как родная после всего
случившегося. Если и возникнут проблемы, то обещаю, не у нее…
- Брось трепаться, слышишь!- Михаил сжал мобильник так, что пластик
затрещал.- Я с тобой родниться не собираюсь. И помнить Светлану буду
всю жизнь. Смотри, я тебя предупредил. В ближайшее время приеду,
проверю.
- Ну что ж, благодарствую за предупреждение. Постараюсь
организовать достойную встречу. Может, все ж выкурим в процессе
встречи трубку мира?
- Никогда!- Михаил яростно придавил кнопку «сброс».
… Поезд прикатил в Мегаполис в 23. 15. Один из главных вокзалов
встретил Мишку поздним полутемным, но теплым перроном, ярко
освещенным зданием и сутолокой народа, спешащего избавиться от
монотонности дорожного ничегонеделанья. Иными словами, пассажиры
спешными ручейками дружно рванули подальше от надоевшего до
икотки, состава – в город, к семьям, в гости, на экскурсии… Отстающих
тут же перехватывали вездесущие лохотронщики с «выигрышными»
лотерейками, бабуси и дилеры с предложением съемной квартиры ( с
массажем и без оного), носильщики и бойкие таксисты, желающие
также слупить с приезжих свой «законный» ночной процент.
Последние бойко разбирали ночных пассажиров в салоны своих авто,
развозя их по заказанным маршрутам.
Михаилу достался паренек-мужичок, лет тридцати с хвостиком, в
светлой куртке нараспашку, серой кепке «а-ля Лушкофф» и карими
глазами со взглядом, излучавшим, казалось, все радушие и
доброжелательность Мегаполиса с примесью нагловатости - «до
самых, до окраин…»
- Привет, дядя!- парень улыбнулся Мишке так, вроде и взаправду
являлся его племянником – того и гляди лобзаться полезет! – Куда
едем? Что желаем?
Ну Мишке-то не впервой обламывать таких – опыт свадебного тамады
срабатывал всегда безотказно.
- Домой едем, тётя!- еще шире ухмыльнулся он.- У меня машина в
переулке припаркована.
- Да ладно пургу гнать, дядя,- даже не обиделся на «тетю» парень.-
Вас, приезжих, за версту различишь. Я даже могу угадать с двух раз: ты
или командировочный, или в гости к кому-то нагрянул – сюрпризом. Не
тушуйся, я не Нострадамус. Во-первых, тебя никто не встречает. Но ты и
не командировочный. Те первым делом бегут в подземку, чтоб без
толкотни успеть к закрытию метро доехать до гостиницы. Значит, ты
приехал к кому-то, чтоб сделать ему приятный сюрприз.
- Могли бы и встретить, да я отказался. А-а… почему приятный?-
ухмыляясь, спросил Мишка. Ему уже начинал нравиться этот таксёр.
- Счас вот до зеркала дойдем внутри вокзала – глянешь на свою рожу и
перестанешь задавать глупые вопросы. Меня Михаилом звать,- парень,
смеясь, протянул руку для знакомства. – Можно просто Мишей. Не боись,
не все таксисты Мегаполиса – кидалы и маньяки, попадаются
нормальные пацаны. Я из последних.
- Ты не поверишь – Миша!- Михаил крепко стиснул его кисть.
- Чему это я не поверю?- перестал улыбаться Мишка-таксист.
- Да это я знакомлюсь так. Тезки мы, не понял?
- Ну даешь! После всего этого ты, как честный человек…просто обязан
меня нанять,- вновь воссиял таксист. Сумку помочь донести?
- Да что здесь нести,- Мишка подхватил за ручки сумку и зашагал вслед
за таксистом через здание вокзала.- К дочери я приехал в гости, понял?
Учится она у меня здесь, в университете. А адрес квартиры почему-то в
письмах не пишет. На конверте просто штамп: «До востребования».
- А-а, это у всех студентов такие заморочки,- махнул таксист рукой.-
Квартиры постоянно меняют: то хозяева не подходят, то квартплата
зашкаливает... Найдут, где подешевле и сразу же переезжают. Да и
конверты с таким штампом самые дешевые в городе.
- Понял, - Мишка, выйдя на привокзальную площадь, вдруг поставил
сумку на парапет подземного перехода и полез в карман за сигаретами.
- Ты чего стал, поехали,- оглянулся на него таксист.
- Куда поехали на ночь глядя?- окрысился на него Мишка.- Я только
адрес универа знаю, а он, да будет тебе известно…
- Я тоже знаю график работы универа,- подошел к нему таксист.- Ты
хочешь сказать – тебе переночевать негде?
- Ну да,- прикурив, Мишка отчаянно зачесал в затылке.
- Да не проблема, тезка!- таксист хлопнул его по плечу.- Я тебя сейчас
отопру по одному адресочку – выспишься от души. И притом не один.
- С тобой, что ли?- волком зыркнул на него Михаил.
- Не-а,- ничуть не смутился таксист.- Там тебе достойнее кандидатурку
подберут. Ну и помоложе … вполовину почти.
- Понял,- подитожил Мишка.- Бордель предлагаешь. Видали мы такие по
телеку, видали…
- Да что ты видал?- загорячился Мишка-таксист. – То, что показывают –
коровники по сравнению с тем, что я предлагаю тебе. Вот слушай:
самый дешевый номер в гостинице стоит от полутора кусков
деревянными за сутки. Но ты его не достанешь – бронь
командировочных и гастрабайтеров на столетие вперед. Я же тебе
предлагаю хороший номер и классную телку всего за три тысячи. Даже
за две с половиной – моим друзьям там делают скидки… Ну соглашайся,
лимита!
- А что…без телки… никак?- осторожно спросил Мишка.
- Могу договориться и без нее. А тебе самому разве не хотелось
романтики хоть когда-нибудь, а? Не той подзаборной: в лесополосе
или каком-нибудь чужом сарае – с дояркой либо скотницей… А
настоящей: в полутемной интимной обстановке, под красивую музыку,
на чистых простынях, без боязни быть застигнутым врасплох кем-
нибудь из соседей. Только честно скажи,- наседал таксист.
Если честно – хотелось, ой как хотелось! Даже снилось Михаилу не раз,
после просмотра на ночь подходящего по теме фильма. Даже
присутствовал он, не единожды уже, там… виртуально. Во сне. В мыслях.
И мечтах…
- Держи визитку,- таксист решительно засунул в карман Мишкиной
рубахи кусочек тисненого картона.- Я тебя завтра к твоей дочке
бесплатно отвезу, только позвони.
Это решило все – крепость пала. Да собственно, она и не думала
обороняться – под таким-то соблазнительным натиском.
- Валяй!- решился Мишка, поудобнее притирая в кармане портмоне с
деньгами.- Но если везешь на грабеж – тебе шею сломаю первому… а
там как Бог даст.
…Интим был не полутемным, как обещал Мишка-таксист. Свет в комнате
не горел вовсе. Лишь отблески ночной рекламы бродили разноцветными
смазанными бликами по стенам и потолку. Но музыка красивая
присутствовала. И шикарная кровать, и чистые простыни… И она:
гибкая тонкая грациозная танцующая фигурка, будто выточенная из
темного материала великолепным токарем-Природой… Закутанная
вначале в индийское сари… Которое, по мере продолжения танца,
раскручиваясь, спадало с ее тела подобно легкой шелковистой пене
прибоя – волнами… спиралями… последним белоснежным знаком
капитуляции полностью обнаженного тела. Лица прелестницы не
разглядеть было в этих блуждающих неоновых отсветах. Но Мишка не
сомневался ни на йоту – оно достойно этого божественного тела!
- Господи, как же я благодарен Мишке-таксеру!- шепнул он, привлекая
к себе это животрепещущее Очарование.
И сам испугался своего шепота – до того неуместно тот прозвучал в
этой обители любви.
- Тс-с-с,- пахнущая чем-то, терпким и сладким одновременно, упругая
грудь коснулась его губ затвердевшим соском, заставив замолчать. Да и
к чему здесь были слова? И какие бы из них подошли к этой обстановке?
Мишка, не сдерживаясь более, впился губами в этот нежданно-
приятный презент, награжденный тут же, дополнительно,
возбуждающе-глубоким стоном наслаждения, вырвавшимся у ночной
танцовщицы. А когда он языком попытался слизать с окаменевшего от
напряжения соска этот приторно-сладкий аромат, желая постичь всю
глубину восприятия плоти, гибкая фигурка выгнулась в его руках,
извиваясь в экстазе, грозя переломиться красивой, но хрупкой
веточкой. Он не помнил, в какой отрезок Бесконечности успел сбросить
свою одежду…или ему помогли ее сбросить…но острые коготки впились
в его уже обнаженную спину, как бы умоляя поддержать вожделенное
тело, не дать угаснуть едва вспыхнувшей любовной страсти. Михаил
почувствовал боль, кровь… принял это, как сигнал к началу. Подхватив
танцовщицу на руки,он отнес ее к кровати, бережно уложив на
белоснежные сугробы скомканных им простыней. И, переведя дух,
ринулся в атаку на это беззащитное в своей обнаженности, хрупкое
тельце. Надеясь и желая добиться мгновенной и легкой победы, над
ослабевшим от страсти противником…соратником? Не тут-то было! Это
эфирное создание, только что безвольно обвисшее на его руках, вдруг
мгновенно превратилось в стальную пружину – упругую, упрямую,
неподатливую. Оно змейкой скользнуло в ворохе постельного белья и
Мишка… грохнулся на совершенно свободное от заветной цели место. А
сбоку, из-за кучи одеял, послышался тихий нежный смешок упрямицы.
Это, несомненно, было предложением любовной игры. По правилам
Мегаполиса. Но Мишка, привыкший к безотказной покорности
станичных молодок, которые ложились под него с будничной
конвейерной монотонностью, не признавал ничьих правил и канонов,
навязываемых его распаленному страстью сознанию. Он оголтело
бросился на этот издевательский, по его мнению, смех, выловил
наконец неподатливое тело из вороха белья и принялся мять его,
скручивать и выгибать, пытаясь подстроить эту прекрасную скрипку
под свой окостеневший от непомерного желания и напряжения смычок.
Готовый в любой момент взорваться фальшивой нотой от, казалось бы,
малейшего соприкосновения с горячей непокорной плотью. А его
пленница продолжала неистово биться. Извиваясь, царапаясь, кусаясь
даже – будто бы жизнь свою защищала… И вдруг затихла, обмякла на
простынях – открываясь вся без остатка, сдаваясь на милость
победителя, приглашая его войти в настежь разверстые ворота
главного бастиона своей крепости. И Мишка ухнул в эти ворота всем
своим естеством, напрочь забыв о времени и пространстве. Он успел
лишь спиной почувствовать, а затем увидел, как исчез вдруг потолок, а
сверху падает на него звездное небо, затем вся Галактика, накрывая
черным-пречерным вакуумом, с мириадами ярчайших вспышек. Которые,
кружась над их телами, слились, постепенно, в единый сверкающий
шар…затем взрыв…пустота смерти…пустота жизни, или пустота
великого наслаждения - неопределенностью в пространстве и
времени…И два торжествующих крика, мужской и женский, слились в
единый счастья унисон.
Мишка очнулся спустя…неизвестно сколько. И первое, что он
почувствовал, а не увидел – лежащую на его плече женскую головку с
разметавшимися по подушке волосами. И нежное ушко возле своих губ.
И ее руку, лежащую поперек его груди. И ее сонное размеренное
дыхание услышал рядом.
- Знаешь, мне кажется, я любил тебя всю жизнь,- прошептал Мишка еле
слышно.- Скажи хоть, как тебя зовут. Ну скажи, пожалуйста.
Сквозь сон девушка пробормотала что-то неразборчиво. Он придвинул
свое ухо ближе к ее губам.
- Что ты сказала? Повтори.
- Я люблю тебя, папуля…
И снова небо обрушилось на Мишку – только теперь уже размазывая
его человеческое эго по остаткам нравственного самосознания…

Мэ щен миквархар, мамико!

… - Ну что ж,- Генеральный прокурор одного из округов Мегаполиса,
Валерий Дмитриевич Высятьев, хлопнул крышкой мобильного телефона
и зло бросил аппарат на полировку кабинетного стола,- я сделал все,
что мог, для достижения мирного соглашения между воинствующими
сторонами. Нет, я сделал даже сверх того! Но этот говнюк… Хорошо, ты
сам напросился, землячок! Сынок, я готов выслушать тебя,- бросил он,
кому-то, в приоткрытую дверь домашнего кабинета.
- Ты это с кем сейчас собачился по телефону, пап?- в комнату вошел
Славик – мужчина уже в годах. Но породистая осанка, холеное
красивое лицо и изысканность костюма, с лихвой перекрывали этот
незначительный, по нынешним меркам, возрастной избыток. – Что,
снова текучка достает?
- Она самая, сынок,- генерал юстиции приобнял его и жестом указал на
кожаное кресло у стола.- Присаживайся и выкладывай свою очередную
проблему. Деньги нужны?
- Нет, отец, на этот раз кое-что посущественнее,- Славик, широко
улыбнувшись, позвал,- Анюта, можно тебя на минутку?
И в кабинет вошла… Анна Глушкова – собственной персоной. В
дорогущем фирменном платье, с декольте, в котором свободно
поместились бы взгляды всех мужчин-ухажеров, на каком-нибудь
светском рауте - выкатившиеся при виде ее обалденно-развитой груди.
С супермодной прической – в свои двадцать лет она выглядела просто
красавицей, с рекламы чего-либо изысканного и дорогого. Подойдя к
столу, Анюта, ничуть не смущаясь присутствия прокурора, обняла
Славика, из-за спины, и потерлась своей щечкой о его ухо.
- Ты уже сказал папе, дорогой?
- Да ладно тебе, Анюсь,- Валерий Дмитриевич поцеловал ее
надушенную кисть и, улыбаясь в свою очередь, продолжил,- можно
подумать, я не знаю о том, что вы со Славкой решили пожениться.
- Не пожениться, Валерий Дмитриевич, а обвенчаться,- поправила его
Анюта.- Интересно, если Славик не сказал вам об этом, откуда…
- Аня, ты забываешь, в каком заведении я работаю,- прервал ее
прокурор.- Кроме того, этот кабинет, для встреч на высшем уровне,
нашпигован, по самую завязку, аудио и видеотехникой. А вы, в мое
отсутствие, неосторожно использовали его совершенно по другому
назначению.
Славик после этих слов впал в ступор. А Анюта, густо покраснев,
открыла было рот для оправданий.
- Вы… нас… нам неправду говорите, на пушку берете, вот!- только и
смогла она выговорить.
Да ну?!- расхохотался Высятьев, с явным удовольствием наблюдая их
замешательство. – А хочешь, проверим? Вот сейчас мы со Славкой
устроим здесь гробовую тишину. А ты скажешь какую-нибудь фразу.
- И что?
- Услышишь потом. Знаешь, Анют, мне очень нравится грузинский язык.
Сколько мелодичности и простора в их песнях, а! Сможешь, по
бумажке, произнести фразу, которая там написана?
- У меня, говорят, исключительная способность к языкам. Думаю, смогу,-
утвердительно кивнула Анюта, заинтересовавшись новой игрой,
предложенной будущим свекром.
Валерий Дмитриевич черкнул «Паркером» на листе несколько слов и
протянул его Ане.
- Ну, попробуй! А мы помолчим пока.
- «Мэ щен миквархар, мамико»,- прочитала негромко она – А что
это?
- Потом, потом,- замахал руками Высятьев.- Ты произнеси слова громко и
отчетливо.
Аня прочитала снова.
- Теперь слушай,- прокурор щелкнул пальцами.
И кабинет отчетливо повторил фразу, которую только что произнесла
Анна. Именно кабинет – звук был идеальной чистоты, четкости и
доносился, казалось, отовсюду, изо всех стен.
- Я люблю тебя, папочка,- перевел вслед Высятьев. – Ну как, красиво
звучит?
- Нет, не так. Я люблю тебя, папуля! Очень…красиво!- откровенно
вырвалось у Анюты. Она вновь смутилась.- У меня к вам одна-
разъединственная просьба, Валерий Дмитриевич.
- Твой отец обязательно будет на свадьбе,- опередил ее Высятьев. – И
красивый джип, от твоего имени, получит всенепременно – я свои
обещания помню. А венчанье ваше я беру на себя. В самой Сергиевой
Лавре пройдет, по высшему разряду.
И тут же осекся, вроде как сник даже.
– Однако, есть два вопроса, которые для меня, на данный момент, как
никогда более актуальны. Первый из них: тебя, девочка, не смущает
разница возраста, Славкиного и твоего? Ну, для меня-то он, до
скончания моего, останется пацаном…
- А для меня любимым человеком,- прервала его решительно Анюта.- Мы
любим друг друга, а что до остального… Я всю жизнь буду благодарна
вам, Валерий Дмитриевич, за то, что вы познакомили нас.
- Папа!- умиленно поправил ее Высятьев.- Отныне можешь называть
меня папой. Мы ж давно уже, как родные.
- Извините – нет!- твердо отрезала Анюта враз похолодевшим тоном.-
Отцом я всю жизнь буду называть лишь одного человека.
- Нет проблем,- тут же ушел в сторону прокурор. – От этого я тебя
меньше любить не стану – ты для меня всегда будешь, как дочь. Но…
есть вторая проблема. Из мест заключения сбежал опасный рецидивист,
которого я туда законопатил пять лет назад – за убийства и
изнасилования. Маньяк конченный, одним словом. И вот теперь он
звонит мне…
- Это был он – по телефону?- спросил Славик.
- Ну да. Он требует от меня, в качестве компенсации, новенький
японский джип и пять миллионов евро, причем налом. После этого
обещает исчезнуть из моей жизни… и из Мегаполиса заодно, за
границу. В противном случае… короче, этому ублюдку терять нечего,
как вы понимаете.
- А у тебя что, есть эти самые… ну… пять лимонов?- осторожно спросил
Славик, приняв стойку легавой, на охоте за фазаном.
- Да, есть, - с видимой неохотой признался прокурор.- На разных
счетах… Но это ваше с Анютой БУДУЩЕЕ, если ты меня понял, сынок.
- Еще бы не понять!- отозвался тот, судорожно сглотнув ком в горле. –
И… что, есть выход из этой проблемы?
- Есть,- твердо ответил Высятьев.- Ты помнишь тот случай, когда Анюта
подстрелила снайпера, который охотился за мной?
- Но я ведь вашу жизнь защищала!- вмешалась Анюта. – И потом, этот
гад тогда ранил двоих школьниц, перед тем, как… Да и подставился по
дурацки, после...
- Подставился! Да ты стрелок от Бога!- воскликнул прокурор.- На этот
раз ты не только мою, но и ваши со Славкой жизни будешь защищать. И
детей ваших будущих. И еще многих, кого может искалечить и погубить
этот маньяк. Кстати, в тот раз ты смогла послать своему отцу неплохую
материальную подмогу, деточка. А в этот раз…
- Не нужно, Валерий Дмитриевич,- прервала его Анюта.- Я эту сволочь и
так сделаю. К тому, кто станет на пути нашего, со Славиком, счастья, я
буду беспощадна!
После ухода молодых Высятьев подхватил сотовый со стола и
быстренько натыкал номер своего заклятого приятеля – главного
редактора одной из ведущих газет Мегаполиса:
- Привет, Васек! Ну как, моторчик сердечный не барахлит еще? Ах, нет!
Значит, сауна тебе по-прежнему не противопоказана? Отлично,
отлично, в эту субботу и двинем. Сухой парок, коньячок, курочки… да
не курятина, а курочки. Я чего звоню: там у тебя отчет на седьмой
полосе - о чемпионате международном, по биатлону, вроде бы,
намечался? Уже есть, даже с фото? И сколько наших, россиян, на
пьедесталах? Четверо? Слушай, ты специально для меня не сможешь, в
одном экземпляре, сделать небольшой фотомонтаж и добавить к списку
победителей еще одну фамилию? Ну, да, одной из наших курочек
возжелалось славы, пусть даже в пределах местного масштаба –
дальше я этот экземпляр не пущу. Ну, ты меня понял. Все, до субботы,
Вась!
Дьявольский план, порожденный прокурорской мозговой серостью,
неуклонно набирал обороты в бытие.

Завуалированная деза

… Выйдя из ступора, вызванного произнесенной в ночи убийственной
фразой, Мишка, держась за грудную клетку в районе сердца и
расшвыривая постельное белье, отчаянно рванулся к выключателю,
сшибая все, что попадалось на траектории его «полета» к намеченной
цели.
- Господи, только не ЭТО!!! Смилуйся, пожалуйста, Боже!
И, лишь разглядев высветившуюся из вороха простыней и покрывал
симпатичную мордашку искусительницы, вздохнул, наконец, полной
грудью и обмяк, словно спущенная шина авто – эта девица была ему
незнакома. Если, конечно, не считать знакомством, вслепую, только что
закончившееся на этом сексодроме действо.
- Ты… это… кто?- только и смог спросить, едва переведя дух.
- Я-то? Человек, поскольку мыслю,- рыжеволосая красотка, фигурой
схожая с его Анютой, с насмешливым изумлением, почти в упор,
расстреливала взглядом его обмякшее мужское достоинство.- Гм-м, а в
темноте эта штука казалась мне намного величественнее и ощутимее,
чем на самом деле. Может быть, все же выключишь свет? А то мне, за
нарушение правил этого пристанища, штраф припаяют такой, что за
неделю потом не отработаю.
- К-какое правило?- не понял Мишка, поспешно выключив свет.
- «Интим не нарушать» - вот какое. То есть, соблюдать
светомаскировку. Видишь здание отеля напротив. Так вот, в одном из
его номеров иногда дежурят, с биноклями, сотрудники правопорядка,
на предмет нравственности нашей страны. И как только замечают у нас
клиентуру, тотчас являются содрать дань, то бишь, штраф за
нарушение этой самой нравственности. Которую, потом, хозяин-
прокурор перекладывает на наши плечи… или что там еще. Игра такая
– поймают, не поймают, понял?
Мишка прошел к кровати, присел на краешек.
- Послушай, как тебя?
- Вика.
- Вика, ты откуда фразу про папулю знаешь?
- А-а-а, ты вон о чем…Подруга у меня есть, Анюта, одну комнату на
двоих снимаем. Так она этой фразой так меня достала… и в письмах
пишет, каждую неделю, и во сне орет… что я сама, как попугай, начала
ее повторять. Но очень действует на клиентов, скажу тебе по секрету…
расслабляюще. Чаевые отваливают, за эти четыре словечка, как за
допуслуги.
- Постой!- Мишка в темноте судорожно ухватился за руку Вики, вновь
покрываясь холодным потом,- ты что, хочешь сказать - моя Анюта тоже
здесь?
- ТВОЯ АНЮТА?!- поразилась Вика. И тут же рассмеялась.- Так вон в чем
дело! Не-е, ей ТАКИЕ деньги не нужны. У нее жених суперский
объявился, ни в чем не отказывает. И потом, некогда ей: ходит на
какие-то курсы… по спортивной стрельбе на лыжах. Уже несколько раз
ездила на соревнования - медали, кубки привозила.
- А занятия как же? И у тебя… тоже,- не сразу нашелся Мишка.
- Ну, одно другому не мешает. Сейчас, кстати, каникулы, после
весенней сессии.
- А ну, давай адрес вашей квартиры!- потребовал Мишка, решительно
одеваясь.
- Пятьсот деревянных,- хихикнула Вика, выдав требуемое.
- Держи!- в полутьме Михаил тиснул в ее ладошку купюру.- Остальные –
в кассе. И пока!
- Чао, бамбино, сорри!- пропела, вослед, Вика…
Выйдя на освещенную улицу, Мишка, с визитки, тут же набрал номер
Михаила-таксиста. Тот отозвался сразу же, будто ожидал его вызова.
- Алле, Смольный на проводе!
- Слышь, шеф, извини за ночной звонок, но тут по одному адресочку
заскочить нужно, - попросил Мишка.
- А какой адресок?- поинтересовался таксист.
Михаил продиктовал.
- Нашел, значит, дочку,- уверенно констатировал таксист.- Без проблем,
братишка, я ведь бомблю круглосуточно,- заверил он Мишку. – Погоди
минут пяток, счас одного клиента по пути захвачу и мигом к тебе.
Приехал он действительно, быстро. Втискиваясь в салон, Михаил
разглядел в его полутьме еще одного пассажира.
- Нам по пути?- спросил просто так, для приличия.
- А нам всегда по пути,- хохотнул начальственный баритон, который
Мишка различил бы везде и всегда. – Пересаживайся, Миш, на заднее
сиденье, здесь удобнее говорить.
- Высятьев!- более утвердительно, чем вопросительно, проговорил
Мишка.- Не-е-ет, нам с тобой не о чем трали-вали разводить, господин
прокурор. Поехали,- тронул он за рукав Мишку-таксиста. Тот
вопросительно оглянулся на прокурора.
- Видишь ли, Глушков,- снова заговорил тот, - Михаил, если уж на то
пошло, мой личный водитель. А бомбить я ему разрешаю в свободное от
меня время. Усек?
- Усек, а как же,- Мишка полез из салона обратно на свежий воздух.-
Воняет у тебя в машине, брат Михаил.
- Не торопись,- придержал его прокурор.- Разговор пойдет об Анюте.
Ведь ты к ней собрался ехать, не так ли?
- Уже стукнул?- волком глянул Мишка на таксиста.- Когда только успел?
- Ты что, ничего еще не понял?- Высятьев затрясся в хохоте так, что
машина качнулась с боку на бок.- Тебя в мой бордель привез мой
водитель, одна из моих девочек тебя обслужила – так мне ли не знать
твоих дальнейших планов на жизнь! Кстати, Анюты нет, в данный
момент, на съемной квартире. Да и вряд ли она там уже появится, в
обозримом будущем, по крайней мере.
- А-а-а… где она?- Мишка вновь впадал в прострацию, переставая
понимать происходящее.
- Ладно, раз гора не идет к Магомету…,- прокурор вылез из салона и
стал рядом с Мишкой.- В … короче, на чемпионате мира по биатлону
твоя дочь,- многозначительно поднял он указательный палец.
- Брешешь!- не сдержался Мишка.- Опять какую-нибудь гадость затеял?
- Так и знал, не поверишь, поэтому запасся вот этим,- Высятьев дернул
из-за спинки сиденья газету и подал ее Михаилу.- На, любуйся,
пятидневной давности номер, всего-то. Седьмая страница…
Мишка подошел к ярко освещенному витражу ближайшего
супермаркета, развернул газету на указанной странице и обомлел. Но
теперь уже от радости: его Анюта, в группе из еще четверых девушек-
биатлонисток, красовалась, в полной спортивной форме, с ружьем
наперевес, на какой-то лыжне с мишенями на заднем плане. У каждой
девушки, на груди, красовалась медаль на ленточке.
- Золото, понял?- хлопнул его по плечу прокурор. И Мишка, от гордости
и радости за дочь, простил ему эту фамильярность. Он сейчас многое
простил бы этой личности. Кроме одного…
- Так что, они сейчас еще там?- спросил Мишка.
- Нет, после чемпионата мира все поехали отдыхать в Грузию, на озеро
Рица. Снова не веришь,- вздохнул Высятьев. Он вытащил мобильный,
набрал номер.
- Это их тренер. Эй, Васо, прости за столь поздний звонок, но не
подскажешь ли ты, где сейчас находятся наши девушки? В бассейне?
Анюту можешь позвать, на пару слов?
Мишка открыл было рот, но тут же вновь захлопнул его.
- Анюта, всего пару слов отцу, больше тебе, пока, нельзя,- Высятьев
передал трубку Мишке.
- Мэ щен миквархар, мамико!- послышался в ней звонкий голосок
Анюты.- Я люблю тебя, папуля,- в трубке зазвучали гудки отбоя.
- Мишка торжествующе глянул на Высятьева.
- Я же знал, что ты врешь, прокурорская морда! Анюте нельзя говорить
по сотовому, у нее страшная аллергия на него!
- Да ладно тебе пениться, Глушков!- тот забрал телефон из его руки.-
Любая аллергия лечится за большие деньги… или очень большие. У
Анюты они имеются.
- Жених богатый попался?- саркастично ухмыльнулся Мишка, начиная
верить.
- Точно! Настолько богатый, что я скоро перестану спонсировать ее.
Кроме того, она очень хорошо зарабатывает на чемпионатах… Кстати,
можешь забрать свой подарок, который Анюта купила тебе на свадьбу.
- Какой еще подарок?- переспросил Мишка.- Она мне деньги прислала.
- Ну, деньги деньгами, а от такого подарка и я бы не отказался,-
засмеялся Высятьев.- Садись в машину, поехали.
И Мишка, впервые, покорно полез, вслед за ним, в нутро автомобиля,
снедаемый уже презренным любопытством.
- Одного я не пойму, Высятьев,- сказал он уже по пути.- С какого боку
ты-то здесь приклеился?
- Не поверишь, после того…случая, я дал себе клятву вывести твоего
ребенка в люди, чего бы мне это ни стоило,- ответил, подумав,
прокурор.
… Увидев под навесом охраняемой стоянки японский джип черного
цвета, Мишка чуть не завизжал от радости – это была мечта всей его
жизни, в натуральную величину. Вместо номера на заднем бампере
красовалась табличка с надписью «Я люблю тебя, папуля!»
- Все необходимые документы, включая водительское удостоверение на
твое имя, лежат в «бардачке»,- хихикнул Высятьев. – Может, хоть
теперь пожмем друг другу руки?
Михаил, словно не расслышав, нырнул в салон, повернул ключ в замке
зажигания, опустил боковое переднее стекло…
- Так я поехал?
- Удачи!- Высятьев насмешливо помахал ему ручкой.- Она тебе, в это
раннее утро, ох как может пригодиться…
Но Мишка его уже, точно, не слышал – он бережно и осторожно
выводил ПОДАРОК ДОЧЕРИ, с платной стоянки – домой!

Мир не прост, совсем не прост

В это раннее весеннее утро природа явно решила преподнести одну из
заначенных подлянок ушедшей зимы местным водителям: с утра
затянуло тучами начавшее наливаться розовым небо на востоке, а с
небес заморосило какой-то мерзостью – мелким дождем пополам с
мокрым снегом. Эта небесная «благодать», с противной
настойчивостью, оседала и на лес, подступающий в этом месте почти
вплотную к трассе, и на саму междугородную трассу. Покрывая ее
грязно-блестким панцирем. Также липла на серебристого цвета
автомобиль Лада «Калина», припаркованный у обочины, за пятьсот
метров от очередного виража дороги, уходящей дальше по прямой…
Анюта сидела в салоне «Калины», и от волнения уничтожала уже
третий бутерброд с колбасой, запивая их кофе из термоса. В машине
было включено почти все: бесшумно работал двигатель, нагоняя
приятное тепло в салон, включены были лампы ближнего света, а также
тихонько шипел и потрескивал DVD-плеер, настроенный на
ультракороткие волны. Из него должно было поступить сообщение о
приближающейся машине, с маньяком в ней – так сказал Высятьев.
Передние сиденья авто были сдвинуты в крайнее заднее положение. На
одной из спинок покоился приклад снайперской винтовки М40А1, фирмы
«Ремингтон», со стволом «Арткинсен», из нержавеющей стали, и
прицелом «Редфилд», с кратностью увеличения 10Х. На соседнем
сиденье лежали брелок с дистанционным управлением задней крышки
багажника, и телефон сотовой связи, с высвеченным на табло номером.
- Я знаю, Анюсь, что у тебя аллергия на трубки,- сказал Валерий
Дмитриевич, сунув ей этот телефон. – Но вовсе необязательно
подносить его к уху. Просто, когда все закончится, нажми на кнопку
вызова, а я уж по звонку догадаюсь, что эта проблема тобой улажена.
Затем, как можно скорее, возвращайся домой – здесь тебя ждут,
поверь, две любящие души. А в субботу едем, на венчанье, в Лавру.
Славик сейчас мечется между Мегаполисом и епархией, утрясая все
необходимые проблемы с обрядом и документами.Не волнуйся, все у нас
всегда будет в полном порядке…
Легко сказать – не волнуйся! Анюте всего второй раз в жизни придется
смотреть, сквозь прицел боевого оружия, на живого человека. В тот,
первый раз, когда она выступила в роли ликвидатора снайпера,
грозившего смертью ее потенциальному свекру, она стреляла не на
поражение. Стрельба в биатлоне приучила ее попадать в маленький
кружочек с безошибочной точностью. И она не преминула
воспользоваться этим опытом в серьезном деле. Пуля, выпущенная из ее
снайперки, попала в затвор автоматической винтовки того киллера.
Остальное было делом ОМОНа – без потерь взять, контуженного ударом
своего же оружия, убийцу…
Сейчас было все гораздо сложнее – ей предстояло УБИТЬ человека.
Маньяка, извращенца, убийцу, грозившего ее личному семейному
счастью и их, со Славиком, будущему. И все же… Женщина,
предназначенная самой природой рожать, а значит, давать жизнь
всему разумному человечеству на земле, становилась убийцей этой
самой жизни. Нонсенс, парадокс, дилемма номер раз! Только сейчас
Анюта осознала, в какую авантюрную жизненную мешанину она
позволила себя загнать прокурору Высятьеву. С искренней любовью и
обожанием к ней, сотворившему из нее обыкновенного платного
киллера. А его Славик… также произнося слова признания, ни разу не
запротестовал против вовлечения своей Аннушки в эту, вовсе
неженскую, работу. Как-будто не было у Высятьева – старшего ни
отлично вооруженного собственного отряда бойцов на содержании, ни
отдельных безработных спецназовцев, готовых, за «приличное
вознаграждение», почти на все… Уже одно это настораживало.
Анюта потянулась, было, рукой к трубке мобильного телефона с
заветным номером на дисплее… как вдруг, голосом Высятьева, ожили
динамики автомагнитолы.
- Анюта, он уже за поворотом. Больше на дороге - никого и ничего!
Маячок показывает расстояние в семьсот метров между вами. Как
только покажется из-за поворота – стреляй, девочка! В лобовое – на
поражение. Затем жми кнопку телефона и уезжай оттуда. Ни пуха
тебе, дочка!
- Да пошел ты…- Анюта, уже не сдерживаясь, выдала такой адрес, что
будь приемник еще и передатчиком… И тут же успокоилась. Дала слово
– нужно держать его. Но это, поклялась она самой себе, последняя
авантюра, подобного рода, с ее участием!
И она придавила кнопку дистанционки. Крышка багажника « Калины»
плавно поехала вверх, открывая задний сектор обстрела. Тут же из-за
поворота вынырнула и машина маньяка – японский джип черного
цвета.
- Красавец!- восхищенно констатировала Анюта, механически досылая
патрон в патронник – как на соревнованиях. – Непременно, точно
такой же, подарю папуле, – и она прильнула щекой к пластику
приклада, вглядываясь в оптический прицел.
- Стреляй! Что ты медлишь?- ожил вновь динамик. – Между вами всего
двести метров.
… Анюта тряхнула головой, освобождаясь от профессионального
дурмана. Там, за лобовым стеклом, мелькнул не кружочек мишени –
живое человеческое лицо, всего на миг, высветилось из-под льдистого
месива, тут же сметаемого высококлассными «дворниками». Очень-
очень знакомое лицо!
- Стреляй, сука!- взорвался вдруг динамик отборным прокурорским
матом.- Стреляй, тварь, или ты пожалеешь, что вообще родилась на
свет!
Поздно! Джип, рявкнув движком и ляпнув месивом из-под новеньких
колес на лобовое стекло «Калины», обошел ее и радостно прибавил
скорость. Будто почуял, что только что обошел саму госпожу Смерть.
- Б…дь! – вдруг отчетливо донесся голос из динамика.- Шлюха
использованная!
И голос этот принадлежал Славику… ее, доселе обожаемому, Славику!
Анюта оттолкнула приклад винтовки, схватила сотовый телефон и, не
думая об аллергии, надавила кнопку вызова. Сейчас она выскажет этим
слюнявым «повелителям мира», привыкшим везде и во всем загребать
жар лишь чужими руками, все, что она о них думает! Сейчас…
Ярко-оранжевый цветок мощного взрыва вырос на пустынной трассе,
метров за пятьдесят впереди «Калины» - на том месте, где только что
находился японский джип, милостиво отпущенный Анютой, по
состоянию мгновенной душевной амнистии. Прокурор Высятьев,
оказывается, продублировал исполнение заказа – на всякий случай.
Ударная волна, докатившись до машины Анюты, качнула ее, а саму
Анюту швырнула в ледяное дорожное крошево - лицом вниз, в самую
грязь. Тотчас же, рядом с ее головой, что-то звякнуло. Она подняла
глаза – прямо перед лицом лежал покореженный кусок металла, на
котором еле проглядывался, сквозь копоть, обрывок фразы:
- …лю тебя, папуля!
Намеки и недомолвки насчет гибели матери иногда просачивались, по
крошкам, сквозь окружавшую Анюту завесу тайны. Раньше она
приписывала эти сплетни нехорошему чувству обыкновенной
человеческой зависти. Теперь же все встало на свои места.
Она поднялась, не ощущая уже ни боли от падения, ни другой боли…
внутри, в сердце… ни, образовавшейся вдруг, пустоты душевной. Пока
еще ничего не ощущая – все это придет потом, со временем, с
осознанием потерь…
- Будьте вы прокляты, убийцы! Что ж, не я изменила этот мир, а в нем –
истинное предназначение женщины.
Анюта щелкнула предохранителем снайперской винтовки, складывая
приклад, заталкивая ее поглубже в салон – куда-то под заднее
сиденье…
<i></i>