При основной правдоподобности хронологического последствия все имена, фамилии, а также места действий героев романа являются просто совпадением.
С уважением, Автор.

Часть первая. Л Е Т У Н Ы.

Вместо справки.

"Летун"- в бюрократических верхах постсовковой России презрительное название строителя, периодически меняющего очередное рабочее место на более заработное, в другом регионе бывшего Советского Союза. При тогдашней моде на рабочие династии и паническом неприятии кадровой "текучки" эта кличка была равносильна "волчьему билету", с соответствующим к ней отношением в очередном отделе кадров.
Однако именно в среде "летунов" зарождалась романтика передвижных механизированных колонн, из этих же кадров впоследствии сложились студенческие ударные отряды с комплексными методами работы на
стройке ( сдача объекта "под ключ" одной бригадой). И только человек, помотавшийся по многочисленным стройкам возрождающейся России и, как следствие, вписавший своим потом, а порой и кровью, не один
десяток строительных квалификаций в свою трудовую книжку, мог впоследствии гордо именоваться "мастером золотые руки".
"Летунов" проклинали, презирали и поносили по всей обширной площади "стройки века", в которую превратился Советский Союз 60-х и 70-х годов. И тем не менее... охотно принимали в любой
строительной конторе: система приписок и "мертвых душ", усиленно практикующаяся в то время непомерно раздутыми штатами ("на одного раба - десять прорабов"), позволяла "снимать навар" с очередной солидной новостройки без особого напряга и риска угодить на нары - в связи с непрерывно меняющимся составом рабочих.
К слову пришлось - если "за бугром", как принято сейчас говорить, строитель работает строго по графику за хорошие деньги, то наши работяги и поныне "пашут" за копейки на износ. Поэтому не секрет: строительный контингент России год от года оставляет желать лучшего - тридцать процентов его составляют люди с тюремным стажем. И степень износа на русской стройке почти всегда определяется количеством "принятого на грудь" спиртного, а не почетными бумажками и поощрительными подачками - как принято освещать в средствах массовой информации.
Каста отверженных, каста изгоев - каста трудяг...
P.S. В настоящий сумасшедший период - время развивающейся
рыночной экономики, "летуны" переквалифицировались в СЛОУН - строительные летучие отряды ударного назначения. Об одном из них и пойдет речь в данном повествовании.

Пролог

Это случилось уже в самом конце дня , по-майски ласкового, наполненного какой-то особо загородной свежестью и ароматами расцветающей флоры. Измочаленные долгой изнурительной зимой,
выползли на лавочки у подъездов вездесущие пенсионеры, с профессиональным любопытством разглядывая вылупившихся из кожаных и драповых коконов молоденьких женщин и девушек,
спешивших мимо с озабоченными лицами и не загорелыми еще ногами, или в колготках всех видов современной рекламы. Впрочем, трудяги-строители, возводившие очередную малоэтажку на окраине Мытищ, вряд ли замечали все эти красоты и подарки отряхивающейся после зимней спячки мадам Природы - им просто-напросто было плевать на все это с высоты пятого этажа - именно к этому уровню подошла кирпичная кладка. Они были ей просто благодарны за погоду - без дождя и сильного ветра. Хорошая погода делает хорошие деньги - работа была аккордной, коробку дома нужно было сдать через две недели и подрядчик данного строительного объекта вцепился в них, словно репей в собачий хвост, не давая передышки. А как же - от сроков сдачи зависела его собственная прогрессивка. Если бы можно
было, он оставлял бы строителей и на ночь, благо в прожекторах недостатка не наблюдалось. Но... проклятая техника безопасности дополнительного страхового контракта категорически запрещала
одним из своих пунктов работы на высоте в ночное время суток.
Подрядчик , а по нынешнему маклер, постарался компенсировать темп производства работ дневной сменой. О Господи, какими только посулами не соблазнял он бригаду Толика Понякова! Премия в пять
тысяч баксов была лишь слабым довеском к этому словесному поносу, которому, как считал сам бригадир комплексной бригады из восемнадцати человек, грош цена была в базарный день - после сдачи
объекта в эксплуатацию все обещания заказчиков забывались, словно короткая летняя гроза. Или очередной депутатский лепет на предвыборной гонке раз в четыре года - кому как больше нравится.
Поэтому бабки, как считал сам Толик и большинство членов его бригады, должны делаться в самое горячее время - перед самой концовкой работ, когда шефы становятся мягче разогретого воска, а
деньги за хорошую и своевременно сделанную работу из них можно дергать, как перья из окаченной кипятком куриной тушки. " И ето правильно",- как сказал бы один из наших недавних правителей,
сотворивший в бывших соединенных штатах России полнейшие Содом и Гоморру.
Но была еще одна, главная причина, по которой бригада вела работу бешеными темпами. Эта малоэтажка была пятой, юбилейной по счету, которую сдавали ребята одному и тому же заказчику. А значит,
по условиям внутреннего контракта каждый из них имел право на собственную жилую площадь, причем халявную , не менее пятидесяти восьми квадратных метров - по нынешним временам неплохая
двухкомнатная квартира. И Толик Поняков поэтому закрывал глаза на несколько откровенно-хамские обращения главного управляющего стройки Кирилла Алексеевича Софонова с некоторыми пунктами все
той же техники безопасности. Но святая вера в русское "авось" не однажды выручала подрядчика в таких вот стрессовых ситуациях, позволяя "загрузить" в собственный карман солидный сэкономленный
довесок, выраженный в баксовом эквиваленте. Понадеялся он на "авось" и сейчас. Забыв, однако, о русской пословице " Сколько веревочке не виться...", которой присущ один существенный недостаток - сбываться в самых непредвиденных ситуациях и в неподходящее для этого время. Это время пришлось на сегодняшний, самый безобидный, казалось бы, день...
Время, как уже говорилось выше, перевалило далеко за полдень, пора бы через пару часов и пошабашить. Осталось выработать последнюю бадью с раствором, выгруженным ребятами из только что подъехавшего
с АБЗ* самосвала. К ней уже прицеливалась "пауком"* крановщица Любаша из кабины башенного крана, расположенной где-то на двадцатиметровой высоте. Пока двое мужиков-подсобников внизу цепляли стропы "паука" к ручкам бадьи, бригадир Толян и еще один рабочий - Витек, стоя на сборных лесах, готовились принять ее на уровне пятого этажа строящейся многоэтажки, чтобы затем затолкать
в пустой оконный проем. Внутри еще четверо ждали посудину , чтобы разгрузить ее от жидкого раствора. Делалось это довольно бесхитростно: пока поддатая снаружи бадья совершала маятниковое движение, двое рабочих с двух сторон сбивали кувалдами задвижку на ее торце и раствор выплескивался по ходу в длинный узкий деревянный короб. Назад она уже возвращалась почти пустая.
Конечно, по инструкции бадью положено было опустить в монтажный проем, оставленный как раз для этих целей в полу одной из квартир пятого этажа. Но на то и составляются эти инструкции, чтобы их
нарушать время от времени - так рассуждал бригадир и бригада его поддерживала целиком и полностью. Пока еще практикантка Любашка попадет этой бадьей в монтажный проем, да потом так же осторожно
вытащит ее обратно - уходит драгоценное время, а вместе с ним и надежды на допоплату по высшей категории.
Вот уже бадья, плавно оторвавшись от земли, послушно поплыла вверх и вскоре остановилась в полуметре от них, на уровне груди. Пришло время действовать.
- Давай, бугор!- Витек Бугаек, отчаянный до бесшабашности малый, навалился на нее всем телом, рискуя сорваться вниз с пятнадцатиметровой высоты. Толян уперся в железный короб с другой стороны, помогая ему раскачивать его.
- Р-р-ра-аз!- упершись ногами в настил лесов, они вдвоем резко толкнули. Бадья на тросе поплыла от лесов, раскачиваясь наподобие маятника.
- Два-а-а!- амплитуда огромного маятника увеличилась на пару метров. В конце последнего, третьего размаха нужно было угадать момент и направить бадью в широкий оконный проем, где с кувалдами
наготове стояли уже Серега Швец и Юра Котлов - оба по пояс обнаженные, они молодецки играли бицепсами мощных загорелых тел.
И тут вдруг послышался этот предательский треск и помости под ногами Толяна и Витька качнулись, ускользая из-под ног. Серега, выронив кувалду из рук, подбежал к оконному проему, выглянул наружу и по его враз посеревшему лицу Толян понял - случилось что-то нехорошее.
- Атас, бугор!- заорал Серега, отчаянно размахивая руками.- Прыгайте, блин, сюда! Леса...
Поздно. Сборные трубчатые конструкци начали складываться наподобие карточного домика, все убыстряя темп разрушения. Послышался грохот и треск рвущихся в куски досчатых подмостей, отчаянные крики подсобников внизу. Толян еще успел заметить сорвавшегося вниз, вперед спиной, Витька и проплывающий мимо оконный проем, в который он опоздал запрыгнуть. Вот она, госпожа Смерть, над которой они столько раз насмехались и на которую плевали с большой высоты - заглядывает в лицо бездонными провалами глазниц и веет леденящим дыханием Вселенной. Сейчас оставалось только поцеловаться с костлявой старухой, принимая ее, как есть...
- Толян, бадья!- взвыл вдруг не своим голосом Юрка откуда-то уже сбоку.- Прыгай, бугор!
Бригадир обернулся - железный короб был метрах в полутора от него, в мертвой точке, готовясь откачнуться назад, унося с собой в пустоту последний шанс на жизнь. А доски деревянного настила уже рвались из-под ног, скручиваемые громадной разрушительной силой.
- Эх, мама, была не была!
Толян на последнем толчке оторвался от ненадежной опоры, пролетел, вытянув руки, сосущую пустоту, намертво вцепился немеющими ладонями в края бадьи и повис, всем телом прижимаясь к шершавому проржавевшему металлу, словно к материнской груди. И тут же словно оглох на время - прекратился треск и грохот падающих лесов, не слышно было криков рабочих, даже двигатель крана замолк, казалось - такая вокруг воцарилась напряженная тишина. Потом очнулся от временного шока Серега.
- Опускай, мать твою!- он вызверился на Любашку, которая побелевшими пальцами вцепилась в рукоятки управления, не зная, что ей делать дальше.- Майна, сучка, майна, или я тебя...
- Ой!- взглянув на его перекошенное яростью лицо, практикантка неловко потянула рычаг сброса и бадья дернулась вниз вместе с приросшим к ней Толяном. Юрка выглянул из-за спины Сереги и вмиг оценил ситуацию.
- Муфтой притормаживай, Любаша,- спокойным голосом проговорил он, глядя на девушку ласково, с какой-то даже отеческой любовью.- Переключи скорость и помалу стравливай сцеплением.
Кажется, дошло. Немного успокоившись, Любашка плавно затормозила спуск бадьи, со страхом глядя на тело бригадира - не сорвется ли вниз.
Рывок получился действительно внушительный, другого бы наверняка сбросило. Однако Толян уже сросся с этой железкой, как сиамский близнец, и никакая сила не смогла бы оторвать теперь его руки от нее.
Так и опустился вместе с ней - возле горы металлических труб вперемешку с обломками досок. Это было все, что осталось от сборно-металлической конструкции лесов для производства строительных работ - так, кажется, пишется в инструкции по ее применению.
Наверху, в кабине крана, Любашка оторвала ладони от рукояток, и облегченно переведя дух, изящным комочком скатилась по вертикальной лесенке вниз, едва успевая перебирать ногами металлические сварные ступеньки. Подсобники также бросились к бригадиру... и остановились, словно вкопанные, с откровенным ужасом глядя на него.
- Вы чего, а, братва?- с нервным смешком глянул на них Толян.- Помогите лучше руки отклеить от этой железки - закурить не могу. Это шоковое состояние, да?
- Т-ты поседел, Т-толян,- выговорил, наконец, заикаясь, Вася Шкаф - могучий детина, ворочавший запросто в одиночку железобетонные оконные перемычки.- Весь поседел, нахрен.
- Как это?- недоумевающе вопросил Толян и понял, как, когда подбежавшая Любашка поднесла к его глазам маленькое карманное зеркальце - его темно-русая шевелюра сейчас была словно пеплом
посыпана. Всплошняк причем, до самого затылка и бакенбард.
- Ни фига себе?- тихо произнес он. - А...как же тогда Витек, парни?
И только сейчас все вспомнили о его напарнике. А вспомнив, бросились ожесточенно разбирать завал из досок и труб, расшвыривая их как попало в разные стороны.
И наткнулись на Витька почти сразу же - он лежал под неким подобием шалаша, образованного упавшими лесами - ни одна щепка не задела его тела, ни одна стойка не коснулась лица. Но это было уже потом - Бугаек упал на осколки битого кирпича, остатки гравия и куски мелкого бетона. С виду его тело не претерпело никаких изменений, лишь тонкая струйка крови оставила свой след в уголке рта. Но когда Шкаф попробовал приподнять его, чтобы вытащить из-под завала, оно заколыхалось в его руках наподобие
студня. Это была лишь оболочка Витька, обыкновенный мешок из шкуры, набитый желе с перемешанными в нем как попало костями. И Шкаф, всегда до этого стоически переносивший любое самое жестокое
похмелье, сейчас не выдержал - метнулся за угол подсобки, зажимая рот обеими руками. Любашку же как ветром сдуло с места трагедии еще пять минут назад - она первой поняла, во что превратился любимец
бригады Бугаек - всегда загруженный свежими анекдотами по самое некуда, вечный остряк-самоучка, неунывающий и неувядающий, несмотря на свои сорок два года. И теперь изнутри подсобки доносились безудержные рыдания взахлеб, выдавая ее местонахождение.
Толян, наконец, с усилием оторвал дрожащие ладони от края бадьи и первым делом сунул в рот сигарету, отчаянной затяжкой стараясь загнать подальше в желудок застрявший в горле тугой неподатливый ком, одновременно грязным кулаком загоняя влажную пелену с глаз в самые их уголки. Затем подошел к неподвижному телу напарника и яростно уставился на обнажившийся фасад дома с поэтажной фигурной
отделкой - строение было элитным.
- За что ты Витька угробил? Он ведь за прошедшую зиму в каждый твой кирпичик вложил тепло своих рук и души, замерзая там, на подмостях. Мы ведь почти полюбили тебя, считая уже вроде как своим...
Дом промолчал, затаенно пялясь на него огромными оконными и балконными проемами.
- Отвечай, сволочь, за что ты его, за что всех нас?- Толик подхватил лежащий неподалеку "карандаш" - пудовый лом, и вдруг принялся яростно крушить ближайший к нему угол кирпичной кладки.
Подоспевшие рабочие еле оттащили его от стенки, отобрав лом. После этого бригадир как-то враз увял и, закурив новую сигарету, уселся на край бадьи. бросив на нее предварительно обрезок доски.
- А ведь вы знаете, мужики, что жизнь полосатая, как правильно пел небезызвестный вам Укупник. Так вот, с сегодняшнего дня, по моим наблюдениям, пошла ее черная полоса. И не просто полоса - на обещанные нам в этой коробке квартиры надвигается, сдается мне, огромный звиздец... если не выразиться круче.