Кузя приковылял в троллейбусный парк на трёх лапах, худой и облезлый, едва живой. Стали кормить заморыша и выхаживать. А месяцев через шесть, по весне, объявилась Лизка - юркая, лохматая и очень смышлёная. Кузьма, ставший к тому времени вальяжным красавцем, обнюхал незнакомку, вздохнул, почесал задумчиво за ухом и… удалился. Через пару минут, однако, вернулся, неся в зубах подарок, косточку из своего НЗ. И дама, как это обычно и бывает, перед галантным кавалером не устояла…

Щенилась Лизка в смотровой траншее. Место тихое, там стоит троллейбус-ветеран, выпускаемый в город лишь по большим праздникам. На украшенном разноцветными шариками и искусственными цветами музейном экспонате катают по Невскому проспекту детишек и ветеранов войны. Один единственный щенок как две капли воды оказался похож на своего блохастого папашу. Назвали кутёнка, как водится, в честь родителя - Кузьмичом.

Первым от проявления Лизкиного материнского инстинкта пострадал главный инженер. Он имел неосторожность заглянуть в полутёмную траншею. Работа у «главного» такая - всюду нос совать! Лизка, обежав сзади, со сладостным стоном вцепилась зубами в аппетитно выступающую филейную часть руководителя… Но если бы только это! В тот злополучный день разъярённая мамаша порвала брюки старшего мастера ремонтной зоны и шикарную плиссированную юбку начальника АХО. Рабочих собачонка не трогала: от слесарей привычно пахло водкой, керосином и табаком. Они первыми здоровались с Лизкой, и сразу же после лапопожатия доставали из карманов спецовок аппетитные бутерброды с «Докторской» колбасой.

- Усыпить! – приказал рассерженный директор, мужик не злой, но замотанный ответственностью.
Кузьмича забрала кондукторша Валя: немолодая и незамужняя. Лизку, скинувшись по полтинничку, стерилизовали. А потом, дождавшись хорошего настроения директора, послали к нему делегацию во главе с Татьяной Ивановной, начальником отдела Материально-Технического снабжения, и, по совместительству, защитницей всего живого. Хозяин даровал собаке жизнь, а нам радость…

Летом Кузя и его подруга день и ночь бегали по территории парка и спали там, где усталость свалит.
Как только настали холода, в коридоре склада - у батареи отопления - специально для собак постелили старый ватник. Кузя сразу оккупировал теплое место. Выросшая на воле Лизка в помещение заходить побаивалась – ночевала под кустом, вырыв в снегу ямку. Как только Кузя отлучался на минутку по своим собачьим делам, Лизка тащила ватник со склада и заботливо расстилала его рядом с норой: «Мне без тебя не уснуть, любимый!». Но сибарит Кузьма всякий раз возвращал ватник в помещение, к батарее. И так – ежедневно. Ну, чем не люди?

А вчера Кузя отмочил очередной номер!

Выставили на улице, как и всегда, две миски: одна для Лизки, поменьше, другая большущая - Кузина. Он у нас парень крупный.

Свою посудину Кузьма сразу же утащил к себе, подальше от входа. Поскрёб кафельный пол, зарыл, значит. А сердце собачье меж тем волнуется: доносится до чуткого слуха аппетитное чавканье с улицы. Чем больше убывала каша в плошке подруги, тем сильнее беспокоился Кузя. В конце концов, бесцеремонно оттолкнув Лизку задом, схватил, лязгнув клыками по железу, полупустую миску и утащил в помещение. То ли пожадничал, то ли выразил таким экстравагантным способом неудовольствие начинающей полнеть любимой.

Пришлось пол-литра молока, выдаваемого мне за вредность, отдать Лизке. А этого жадину лишить «сладкого»…

Выйдешь из ремзоны, собаки бегут к тебе наперегонки, радуются. Хвосты по бокам стучат, уши прижаты, друг друга отталкивают, просят: «Погладь меня!» Наклонишься, окатят переполняющей карие глаза бескорыстной любовью и на мгновение замрут, к ногам прижавшись. И тут же тянут лапы, здороваются.

И обрушивается на тебя счастье: горячие влажные и шершавые, как тёрки, языки, преданные глаза, приплясывающие на месте лапы, метущие землю хвосты...

И как это можно жить на земле и не любить собак?!