Глава третья

 

Благотворительный детский дом имени Джерома Хопкинса. Семилетний мальчик с темными коротко стрижеными волосами.

- Дядя Клайд! – просиял он и бросился со всех ног на встречу. Кинг нагнулся, позволяя ему повиснуть на своей шее.

- Ну, здравствуй, Томас. Здравствуй. – Кинг поднял его на вытянутых руках. – Ох, а ты потяжелел! – Поставил на ноги. – И подрос!

- Тебя не было лишь месяц. Я не мог вырасти за это время.

- Еще как мог! Дети в твоем возрасте растут очень быстро!

- Правда?

- Ну, конечно.

- Как думаешь, моей маме понравилось бы?

- Конечно, понравилось. Дети должны расти. Это нормально.

- Мэтт сказал, что если я буду расти, то когда моя мама поправится, она не узнает меня и не захочет забирать отсюда.

- Кто такой Мэтт?

- Мой друг.

- Скажи ему, что это неправда. Скажи ему, что твоя мама никогда не забывает о тебе, потому что у нее есть все твои фотографии…

- А еще Мэтт говорит, что она никогда не поправится. А если и поправится, то не сможет меня забрать.

- Это еще почему?

- Потому что тогда ее посадят в тюрьму.

- Это тоже Мэтт сказал?

- У него есть газета… – мальчик опустил голову. – Дядя Клайд, а это правда, что мама убивала людей?

Кинг не ответил.

- Она поправится, Томас, и вы снова будете вместе.

- Обещаешь?

- Обещаю. – Кинг взял его на руки. – А этот твой друг… Мэтт, да? – Он огляделся, желая убедиться, что их никто не слышит. – Дай ему по яйцам, чтобы не болтал лишнего.

 

***

 

Друзья. Рой любил друзей, особенно когда они были рядом, особенно когда их было много. Улыбки, шутки, воспоминания – зачем нужна радость, если ей не с кем поделиться?

- Ведь так?! – Рой обнял Кристин за плечи и поцеловал. – Теперь все будет по-другому, – пообещал он. – Совершенно все! – Борясь с заплетающимся языком, Рой начал строить картины светлого будущего. Слишком оптимистичные. Слишком надуманные.

- Болтун, – подметила Кристин.

- Я сделаю тебя королевой.

- Всего лишь болтун – Она высвободилась из его объятий.

- Мы теперь больше чем любовники! – Рой поднял бутылку пива. – Не забывай об этом, моя прелесть!

Кристин не ответила. Ладонь, в которой был зажат мобильный телефон, вспотела. Сколько прошло времени? Пять минут? Десять? Полчаса? Маккейн не нужен ей как мужчина. Может звонить сколько угодно, это ничего не изменит. Но вот сестра… Кристин прикусила губу, жалея, что рассказала Рою о ночном похождении Тэмми. Если он зацепится за эту историю, если использует ее в своих грязных журналистских целях, то она никогда не простит себя за это. Никогда… Кристин проталкивалась сквозь толпы людей. Конец недели. Новая работа Роя. Чей-то день рождения. Чья-то депрессия… Мужчины, женщины. Мужчины, женщины… Кристин вышла на автостоянку. Машина Маккейна выглядела неприлично дорогой на фоне остальных автомобилей.

- Я думал, ты не придешь, – сказал он.

- У меня есть вопросы. – Кристин закрыла дверку.

- О картинах?

- О тебе.

- Вот как? – Маккейн напрягся.

- Ты знаешь, почему Смит убил Джесс?

- Нет.

- Ты знаешь, что в ее теле нашли твою сперму?

Маккейн не ответил.

- Какое отношение ко всему этому имеет моя сестра?

Он включил зажигание.

- Ответь мне!

- Позже.

- Что значит позже?!

- Не здесь.

- Здесь и сейчас!

- Глупая дура! – вспылил Маккейн. – Думаешь, это так просто?! Думаешь, я щелкну пальцами и все? Вот они  - ответы?

- А разве нет?

- Нет, – Маккейн отвернулся. – Я и сам много не понимаю.

- Я тебе не верю.

- Тогда вылезай.

- Нет.

- Значит, звони своему парню и говори, что проведешь эту ночь со мной.

 

***

 

Серое небо. Серое-серое… Анта поднялась по мокрым ступеням и постучала в дверь. Жо-Жо потянулась и встала с кровати. Бледная, со слипшимися ото сна глазами… Анта смотрела на Жо-Жо, а холодный ветер, продираясь мимо ее спины, трепал рыжие волосы Жо-жо. Пара улыбок. Пара нежных приветствий. Поцелуй. Теплое дыхание. Дверь на замок. Одежду на пол. Простыни к телу.

- Что-то не так? – Жо-Жо остановилась, заглянула в темные глаза любовницы.

- Мне страшно, – прошептала Анта. Она закрыла глаза, но от воспоминаний было уже невозможно избавиться…

Тени. Нет. Они обретают плоть. Она слышит их голос. Боа. Они приказывают ему. Да. Он всего лишь тряпка. Слуга. Раб. Но они…

Анта вздрогнула…

Кровать. Пыль. Пол. Половица скрипит. Ноги Боа возле ее лица. Голос. Его голос. Он будит Ероси. Она спит. Нет. Она притворяется, что спит. Анта все еще чувствует на своих губах вкус ее поцелуев.

- Оденься, – говорит Боа.

Анта видит голые ноги Ероси. Черная кожа сливается с темнотой. Тени. Они заполняют углы. Прячутся в темноте. Боа называет адрес.

- Возьмешь такси, – говорит он.

Они уходят. Анта выбирается из-под кровати. Она одна. Одна в темной комнате. Выглядывает в коридор. Тени. Они ползут вдоль стен, огибают тумбочки, колонны, заворачивают за углы… Голова идет кругом… Ступени. Тени стелются по ним, как дорогой ковер… Улица. Деревья. Такси… Старик-водитель не очень-то жалует Анту, но она платит вдвойне… Тишина. Воздух пахнет солью. Финиковая пальма. Белое бунгало. Окно…

Ероси снимает одежду. Ложится на кровать.

- Закрой глаза, – говорит голос из темноты.

Она подчиняется… Смерть подходит к ней, сдавливает холодными руками горло… Ероси выгибает спину, извивается на кровати, затем стихает. Мертвая. Покорная… Кровь из прокушенных губ заполняет рот Анты. Страх сдавливает горло, и она не может дышать. Крик. Он сваливается в желудок, бренчит по его стенкам, вызывая тошноту…

- Это ужасно, – прошептала Жо-Жо.

- Каждую ночь… – Анта облизала сухие губы. – Каждый час… Я жду, что Боа войдет в мою комнату, и я стану следующей.

- Ты обязательно должна кому-нибудь рассказать об этом.

- Мне никто не поверит.

- Я тебе верю.

- Ты всего лишь глупая белая женщина, которой нравится жалеть таких, как я.

- Не говори так. – Жо-Жо поцеловала ее в губы. – Не смей говорить так.

 

***

 

Картины. Кристин смотрела на них, и были они для нее всего лишь рисунками, набором мазков на стенах, созданных воспаленным воображением безумного разума. Выразительность не имела значения, лишь содержание – уродливая действительность, немой крик о помощи, запечатленный кистью отчаявшегося человека. Боль, страх, беспомощность – они окружали Кристин, вгрызаясь в тело своими плотоядными взглядами. Мужчины, женщины, дети, животные – замкнутый хоровод страданий и боли, рваная череда событий, где даже трава, казалось, имеет свою собственную душу. Истории. Кристин слушала их, снова и снова спрашивая себя, неужели Маккейн во все это верит? Искусство, художник, писатель… Звезды высыпали на небо, мелькая в лохмотьях плывущих по небу туч… Тайны. Казалось, что их никогда не бывает слишком много. Люди любят их. Поклоняются им. А когда этот  кладезь начинает истощаться, то его пополняют легендами, мифами. И это никогда не закончится – воображение не имеет границ. Искусство рождает искусство. Страхи рождают страхи. Ступень за ступенью лестница тайн тянется к небу, рушится и возводится вновь, чтобы никогда не узнать, что же там, в конце этого пути. Бог создал землю. Люди создали Бога. Отдали ему право на землю. И снова заявили о своих правах… День сменит ночь. Старые тайны уступят место новым. И до тех пор, пока вертится этот мир, ничто не изменится. Жизнь…

- Ты действительно в это веришь? – спросила Кристин.

Маккейн кивнул. Ночь была теплой и тихой. Дождь стих, словно набираясь сил для новой вакханалии. Молчание. Маккейн взял Кристин за руку.

- Несовершенный мир. Ненадежный. Хрупкий… – он смотрел вдаль, в темноту.

- Что там?

- Где?

- Впереди.

- Я не знаю.

Порыв ветра растрепал его волосы, качнул деревья, сбивая с листьев нависшие капли дождя. И снова тишина.

- Почему именно ты, Кристин?

- Что, почему именно я?

- Почему ты ничего не видишь в этих картинах? Почему они не властны над тобой?

- А ты?

- Я - это другое. Я родился здесь. Этот дом принадлежит мне так же, как я принадлежу ему.

- Это глупо.

- Может быть. – Он повернулся к ней, пытаясь встретиться взглядом.

- Уже поздно.

- Можешь остаться здесь. В этом доме много свободных комнат.

- Говоришь так, словно боишься меня.

- Я не знаю. – Он отпустил ее руку, запрокинул голову и посмотрел на небо.

- Эй! Я самая обыкновенная.

- Нет.

Кристин улыбнулась. Дом ждал ее. Мрачный, пропахший безумием дом. Ночь. Тишина. Большие часы размеренно тикают. Старый ковер съедает звуки шагов. Мягкая кровать слишком большая, чтобы спать на ней в одиночестве.

- Маккейн?

- Да?

- Можешь остаться, если хочешь.

Глаза. Взгляд. Порог. Он разделяет их.

- Дверь все еще открыта.

Ладонь. Тепло. Губы.

- Мы здесь одни.

- Тебя это смущает?

- Для меня это впервые.

Поцелуй. Рот. Язык. Складки одежды.

- Всего лишь секс.