Лешка Муравьев, высокий, стройный парень, ничем особым среди студентов-горняков не отличался. Был как все, - жил в общежитии, кормился в студенческой столовой, по вечерам торчал допоздна в спортзале или институтской библиотеке; когда туго приходилось с деньгами, вместе с другими безденежными ходил на разгрузку вагонов, после чего не прочь был и выпить в теплой компании под коронную студенческую закуску – винегрет. Одним словом, был не лучше и не хуже других. Разве что отличался излишне мягким характером и душевной открытостью.

На пятом курсе Лешка, как и многие его сокурсники, женился. Молодую жену свою, красивую и немного, как мне показалось, надменную Ленку Лешка боготворил и любил до беспамятства, готов был ринуться за нее в огонь и воду.

По окончании института вместе со своей красавицей-женой ухал Лешка по распределению работать в Иртышский полиметаллический комбинат. Несколько лет я о них ничего не слышал. Доходили, правда, отрывочные слухи, что дела у него идут нормально, родилась у них дочка, Лешка быстро продвигается по службе, стал будто бы уже главным инженером на небольшом алтайском руднике.

Сам я в это время поступил в аспирантуру при родной нашей кафедре. Бывшие мои однокурсники, оказавшись в Свердловске, не упускали случая заглянуть в "альма матер", и я имел счастливую возможность знать о судьбе многих своих товарищей по учебе.

Кто-то из наших, побывавших на Алтае, привез слух, что у Лешки беда, - оставила его Ленка. Забрав дочку, уехала от него с каким-то заезжим москвичом. Лешка тяжело это переживал и, как это часто бывает на Руси в подобных случаях, запил "по черному". Понятное дело, полетел он вскоре с должности главного инженера сначала в участковые, а потом и вовсе – в горные мастера. Горные мастера в шахте – как лейтенанты в армии, - всегда на передовом рубеже, в забое, рядом со своими рабочими. С них в первую очередь и спрос за все.

Я искренне сочувствовал Алексею. Вспомнил надменное ленкино лицо, подумал, что где-то в глубине души я ожидал, что этим все кончится.
Вскоре мне представилась возможность побывать на Иртышском комбинате. В отделе кадров я навел справки об Алексее и в первый же свободный вечер поспешил автобусом в недалекую Белоусовку, чтобы его навестить.

Мне повезло. Лешка только что вернулся со смены. Его шевелюра была еще влажной после душа, вид уставший и какой то отрешенный. Впрочем, увидев меня, Лешка оживился. По всему видно было, что он рад встрече. Суетливо забегал по квартире, разыскивая хозяйственную авоську. Включил мне радиолу, попросил подождать пять минут и скрылся за дверью.

Двухкомнатная лешкина квартира показалась мне раем. Сам я в Свердловске занимал с женой и дочкой две небольшие комнаты в огромной пятикомнатной комуналке, где кроме нас проживали еще две семьи и одинокая старушка-учительница с манерами уездной барыни. Отдельная квартира, по которой можно было ходить по утрам босиком и в трусах, казалась мне несбыточным счастьем. Таким счастьем и располагал Лешка, - две большие комнаты, просторная кухня, отделанная голубой плиткой ванная и туалет. Был даже балкон, с которого открывался великолепный вид на залесенные сопки и вьющуюся у их подножия заросшую кустами речку Белоусовку. Квартира была заставлена новой, то ли польской, то ли югославской мебелью. Одним словом, было все так, как нам мечталось когда-то в студенческие годы.

Правда, на всем этом великолепии лежала какая-то незримая печать заброшенности. Я сначала даже не понял, чем вызвано такое ощущение, прошелся еще раз по квартире, пока не понял в чем дело. На кухне, хоть и помытая, но не убранная в шкаф посуда, за кухонным столом на полу – несколько порожних бутылок из-под водки. В спальне широченная красиво прибранная кровать, похоже, много недель стоит не тронутой, зато в зале, на диване – помятая подушка и скомканное одеяло; на комоде, серванте и книжном шкафу многонедельный слой пыли. На полу возле балкона - две тоже запыленные гантели. Пыль виднелась даже на полировке большого стола посреди комнаты. Все это как бы подчеркивало отсутствие в доме хозяйки и холостяцкий образ жизни проживающего здесь человека.

Лешка вернулся, счастливо улыбаясь, неся в руке тяжело нагруженную авоську, наполненную какими то свертками, баночками болгарских огурцов и томатов, дисками рыбных консервов. Поверх всего этого изобилия красовалась пышная нестандартных размеров буханка хлеба.
- Вот, помогли девчонки отовариться в шахтовой столовой, - проговорил Лешка, торопливо выгружая все на стол. Достал из внутреннего кар-мана куртки и поставил возле буханки бутылку водки.
– А хлеба такого, ты, Володя, уверяю тебя, никогда не ел. Вкуснятина! И все потому, что выпекают его в нашей пекарне на березовых дровах пьяные бабы, - Лешка немного неестественно рассмеялся.

Я посмотрел на него, и увидел в его глазах немыслимую тоску. Понял, что Лешка изо всех сил играет роль радушного гостеприимного хозяина, но на душе у него тошнехонько. Кинулся помогать ему собирать на стол. Алексей заметил вдруг пыль на столе, стушевался, быстро ушел на кухню, загремел там посудой, бутылками, - видно убирал все с глаз долой. Вернулся с влажной тряпкой в руках, быстро протер стол. Возвращаясь на кухню, прихватил одеяло и подушку с дивана. Слышно было, как в спальне хлопнула дверца шкафа. Позвал меня на кухню. Там было прибрано, чисто.

Хотели было еще отварить картошки, но ее не оказалось, нужно было снова идти в магазин. Посмотрели друг на друга, решили, - обойдемся холодными закусками. Стол был собран по мужски быстро, – в пять минут. Сели. Налили по первой.
- Ну что, Володя, за тех, кто в забое? – проговорил Лешка, внимательно разглядывая меня. Был у нас, однокурсников, такой ритуал, неписаный закон, родившийся еще в студенческие годы, - первую рюмку выпивали всегда за тех, кто трудится под землей.

– Давай! - Чокнулись, выпили. Стали закусывать.
- Ну, как у тебя, - спросил я, наконец. Лешка, видно, ждал этого вопроса, устало склонил голову на грудь.
- Как? – посмотрел на меня исподлобья, - сам, небось, видишь, - ушла от меня Ленка. В общем-то банальная история, как в дешевом старом анекдоте. – Замолчал, задумавшись. Потом вдруг оживился, заговорил быстро, возбужденно. Чувствовалось, что накопившееся в душе тяготило его, ему нужно было высказаться.

- Не понимаю, Володя, что ей еще было нужно. Ведь у нас было все! Любил я ее до потери пульса, на работе все складывалось отлично, дочка родилась, - Настенька, получили вот квартиру, обставились. На работу я устроил ее неплохо,– в плановый отдел рудоуправления. Чувствовал, конечно, что тяготит ее жизнь в нашей глухомани. Так ведь не век же мы бу-дем жить здесь. Я уже и в аспирантуру заочную документы отправил. Да и посмотри вот в окно, красотища то кругом какая, - лес, речка, грибы, ягоды, кедрач. На всю жизнь добрая память. И при всем этом сам видишь, в каких условиях живем, - не хуже городских.

Работы, конечно, много было, поздно возвращался с работы. Иногда, при разных там ЧП, приходилось порой и по ночам торчать в шахте.Но все равно не настолько много было работы, чтобы не иметь возможности проявить любовь, сходить в клуб, встретиться с ребятами за праздничным столом.

Так ведь нет, не нравилось ей все это. А как появился здесь этот заезжий москвич, аспирант, глаз на нее положил, так она сразу и прилипла к нему. У него папаня - профессор в Московском горном. Один он у него сынок. Ну, квартира, конечно, и все такое. Они и знакомы то были всего пару недель. Я, при занятости своей, сначала-то ничего и не знал. Да ведь у нас, как в деревне, - ничего не спрячешь, не утаишь. Когда до меня слухи дошли, как я не пытался ее удержать, - ни в какую, уперлась и все, - чужой человек. Будто и не прожили вместе четыре года… Алексей помолчал, потом с обидой в голосе продолжил:

- Сбежала по воровски. Я тогда днями на шахте пропадал, у нас смертельный несчастный произошел, понаехало начальство, горгостехнадзор, прокуратура, а я главным инженером тогда был…, ну, да сам понимаешь. Пришел поздно вечером домой, - дома никого, шкаф в спальне полураскрыт, на полу, на кровати – тряпки, платья ее, что похуже. На столе – фо-тоальбом семейный нараспашку и записка лежит. А в ней: "Не вздумай меня искать, все равно обратно не вернусь. Я люблю Сережу". Стал смотреть альбом. Она все свои фотки и фотографии, где мы были вместе, повытащила и настенькины фотографии тоже забрала. Их и было то у нас только три. Ничего не оставила.

Я слушал Алексея, и у меня бегали по спине мурашки. Мысленно примерил ситуацию на себя. Что, если бы такое случилось со мной, - уехала бы с кем-то от меня моя Тоня, забрав с собой Наташку, не оставив даже ни одной фотографии. Жутко даже представить себе. Но у меня хоть родители недалеко, - на северном Урале отец, мать, брат с сестрой. Есть к кому прислониться, "поплакаться в жилетку", получить хоть какую-то моральную поддержку. А ведь у Лешки никого нет, он из детдомовских, родители погибли в войну. Для него создание семьи было, может быть, первой, по настоящему большой радостью в жизни. Произошедшее стало катастрофой, крушением всех его жизненных планов и надежд.

Лешка тяжело вздохнул:
- Надрался я в тот вечер до чертиков. Проспал, конечно. Утром явился в контору, как зубы ни чистил, от меня, все одно, перегаром, наверное, на версту разило. А там еще начальство не разъехалось. Конечно скандал, меня в тот же день и прокатили в участковые. Тоже, кстати, ненадолго, - через месяц перевели в горные мастера. На исходные, так сказать, позиции, как три с половиной года назад. Все труды - коту под хвост!…

- Ты прости меня, Алексей, бога ради, за примитивные мои советы, но с водкой ты бы полегче, знаешь, ведь: затянет, - потом не выберешься! Клин клином вышибают. Раз уж такое дело, завел бы какую ни есть подружку, - все полегче бы стало.
- Да чего уж там, - прости. Все правильно говоришь. Я и сам все это отлично понимаю. К водке у меня никогда, особой тяги не было. Только уж очень мне худо тогда было, не заметил, как расслабился, откуда и желание взялось. Впрочем, об этом уже можно и не говорить, поверь мне, Володя, - завязано!

Алексей на несколько мгновений задумался, потом продолжил:
- О подружке ты ведь тоже не первый мне говоришь, да и у самого такие мысли, конечно, были. Подопечные мои работяги на этот счет даже более откровенно высказываются. Но ты ведь знаешь, - для меня семья всегда было понятием святым, да и вообще – отношения с женщиной. Просто так я не могу, неволить себя не хочу, да и душа не лежит ни к кому. Видно, не перегорело еще во мне прошлое.

- Так ведь для того и нужна подружка, чтобы избавиться от воспоминаний о том, чего уже не вернешь. Или ты еще на что-то надеешься?
- Ну что ты, Володя, нет, конечно. Надеяться не на что. Да и дело не только в этом, - как бы я смог после этого с ней жить. Ведь это черное предательство. Нет, мы с нею разные люди, она и на жизнь то смотрела совсем по-другому. Чужие мы с ней люди, я только сейчас это в полной мере осознал.

Алексей замолчал. По выражению его лица понял, - хочет еще рассказать о чем то, но не решается. Я не торопил его. Тот, наконец, решился:
- Есть тут у нас девчушка одна, - в рудничной столовой работает. Все вокруг ее Валюшкой зовут. Она вот помогла мне сегодня отовариться, - Алексей кивнул на стол….

До поздней ночи просидели мы с Лешкой, вспоминая студенческие годы, наших ребят-однокурсников, делясь своими представлениями о жизни и семье. Шел уже второй час, когда Алексей вдруг встрепенулся, - ему завтра в утреннюю смену. Торопливо убрал со стола, себе приготовил постель на диване, меня, как гостя, уложил на кровать.

Когда я проснулся, - его уже не было. На столе лежала записка с наставлением о завтраке и о том, чтобы при уходе из квартиры захлопнул дверь до щелчка. Я наскоро умылся, прибрал кровать, попил чаю с приготовленным Лешкой бутербродом и, закрыв дверь в соответствии с его на-ставлениями, тоже заторопился к автобусной остановке, - мне в десять нужно было быть на техсовете в комбинате, а туда еще нужно было добраться.
Больше я с Алексеем не виделся. В последний день перед отъездом я позвонил ему домой, он собирался на смену и мы распрощались с ним по телефону, взаимно пожелав друг другу успехов и удачи.

*

По хлюпающим доскам пешеходного трапа Лешка шел по квершлагу* к околоствольному двору*. Только оттуда можно было позвонить на участок. Утренний разговор в кабинете начальника участка, если это можно было назвать разговором, не выходил у него из головы. Вчера его смена не дала плана. Этому были объективные причины, но Климков не желал ничего слушать и не стеснялся в выражениях. Орал матом так, что рабочие, проходившие по коридору, испуганно шарахались в сторону, оглядывались на дверь.

Климков знал, конечно, о причине срыва. Всему причиной - эта вечная спешка. Машинист электровоза, доставлявшего к стволу груженый состав, не снизил скорости на повороте. Одна из вагонеток "забурилась", - соскочила с рельсов, потянула за собой вторую, третью… Ладно еще, что в это время никто не проходил мимо состава, а то были бы еще иеще и "жмурики"*. Когда машинист хватился и остановил состав, на повороте уже громоздилась гора опрокинутых вагонеток и рассыпавшейся руды. До конца смены потом занимались ликвидацией последствий аварии, расчищали пути.

Выйдя утром из кабинета участкового инженера, Алексей мельком глянул на "Доску показателей выполнения плана". В графе прошлых суток против его фамилии стояли начертанные мелом позорные "32%". Зато в следующую смену – 162.Алексей остановился.
- Ну вот, Петренко и мою руду успел почти всю вывезти, - с благодарностью пробормотал он, - чего же было орать? План то по участку почти выполнен. - Сегодня поднажмем маленько, и будет все "о кей", - уже почти весело подумал он. На душе полегчало.

Сейчас Алексей шел к околоствольному двору и хмурился. Взрывники жаловались вчера, что не осталось электро-детонаторов*. Он в утреннем разговоре сказал об этом Климкову. Тот обещал принять меры. Не забыл бы, - озабоченно думал Алексей.

Вдалеке появились две светящиеся точки. Луч шахтерского фонаря выхватил из темноты двигавшиеся навстречу фигуры. По тяжело нагруженным сумкам Алексей понял, - взрывники. Те, поравнявшись и узнав горного мастера, остановились, опустили на трап сумки со взрывчаткой.
- Что, Николаич, будем делать? – уважительно обратился к нему старший из них, - уже не молодой крепкого сложения мужчина со скуластым лицом, выдававшим в нем аборигена здешних мест. – У меня нет ни одного злектро-детонатора. Он вопросительно посмотрел на Алексея. Молоденький помощник взрывника – сумконос молча стоял рядом.

- Черт бы его подрал, - мысленно выругал Лешка участкового, - забыл ведь! – Взрывнику ответил:
- Ты, Николай Петрович, начинай там готовить, а я сейчас позвоню на участок, - обещал ведь Климков дослать, - и за тобой – следом. Не задерживаясь больше, Алексей размашисто зашагал к стволу.
- Хоть пару зажигательных патрончиков* пусть пришлет, - просительно крикнул ему вдогонку взрывник, - а я к тому времени боевики изготовлю. Алексей только взмахнул рукой в знак того, что - понял.

Через несколько минут подошел к ярко освещенному околоствольному двору. Слышался звон металла, гул вентилятора главного проветривания, звонки электровозов, шум руды, ссыпавшейся в скиповые дозаторы*. Зашел в пустую в такое время камеру ожидания. Шагнув к висевшему на стене массивному в шахтном исполнении аппарату, снял увесистую трубку. Соединили быстро и, слава богу, Климков был на месте.

- Ну что с электро-детонаторами? - сразу начал Алексей.
- Нет, Алексей, детонаторов ни на складе, ни на других участках. Всех обзвонил!
- Ну, хоть пару патрончиков зажигательных?
- И патрончиков нет ни у кого!
- И что же прикажешь мне делать? Ты ведь, Климков, не хуже меня знаешь, что огневым способом* взрывать в восстающем правила категорически запрещают…. Тот не дал договорить, взъярился:
- Что ты мне, мастер, букварь читаешь. Ты у меня еще письменный приказ попроси, - что делать? Чай, не маленький, знаешь, что такого приказа не будет. А вот если снова плана не дашь, то…

Алексей не дослушал, в сердцах бросил трубку на крючок рычага.
- Ну что ты поделаешь, - все одно к одному! - бормотал он, выходя из камеры ожидания и направляясь в темень квершлага. – Что же делать? А ведь и правда, если еще раз-другой не дам плана, уволят меня к чертовой бабушке с Белоусовки, отправят куда-нибудь в "Тьму-таракань". Прощай тогда и квартира, и аспирантура, да и вообще…

Мысли толпились в голове, тесня друг друга. Взорвать огневым способом? Рискованно! Да на это и никогда не согласится Николай Петрович. Он взрывник от бога, но ЕПБ* чтит, и правильно делает. Значит, если взрывать, то самому. Причем нужно сделать так, чтобы Петрович этого даже и не заподозрил, иначе – не даст. Я хоть и сменный мастер, но у них, - у взрывников – особый статус. В такой ситуации он может послать и мастера и начальника участка куда подальше. За взрыв отвечает взрывник.

*

Когда Алексей поднялся в забой, до конца смены оставалось часа полтора. Бурильщики свою работу закончили, смотали шланги и убрали "телескопы"*. Можно было заряжать.
Петрович, примостившись в уголке под забоем, готовил боевики*, - ловко орудуя алюминиевым штырем, прокалывал патроны скального аммонита, аккуратно вводил в канал детонатор зажигательной трубки*, обмотав патрон огнепроводным шнуром и затянув его особой, своей выдумки петлей, откладывал готовый боевик в сторону. Сумконоса в забое не было, - ушел на склад еще за одной сумкой взрывчатки.

Алексей осмотрел забой. По серому с голубоватым отливом скалистому породному полю широкой, почти метровой полосой проходила рудная жила*. Алексей колупнул ногтем искрящуюся металлическим блеском пещеристую поверхность жилы, подставил ладонь. На нее высыпалось несколько почти правильной формы кубиков галенита*.
– Руда то хорошая, - с удовлетворением отметил он. Посчитал устья шпуров*, - восемнадцать. В каждый, прикинул он, по 6-7 патронов. Это больше двадцати килограм-мов. Да 20 десятиметровых бухт бикфордова шнура*, да забойки глиняной килограммов 20. Действительно, в один прием вдвоем не упрешь, какие бы здоровые ребята ни были. Тоже не позавидуешь, - лошадиная, можно сказать, работа.

- Ну что? – Николай Петрович вопросительно посмотрел на Алексея. Алексей как можно спокойнее ответил:
- Сказал, что послал зажигательные патрончики, вот-вот принесут.
- Ну, так я тогда заряжаю, - взрывник вопросительно посмотрел на Алексея.
- Давай, - буднично ответил тот, - только концы пока не обрезай, - сам пошел осматривать забой "магазина"*.

Когда Алексей вернулся в забой восстающего*, шпуры были уже заряжены. Из их горловин-устьев свисали бикфордовы шнуры, извивались змеями на откинутом отбойном щите среди полуразмотанных кольцевидных бухт. Осталось только собрать их в пучки, обрезать лишнее, закрепить зажигатнльные патрончики, протянуть по восстающему проводники* и оттуда, снизу, из штрека* можно взрывать.

Петрович и молодой помощник его, - Василий в позах надоевшего ожидания сидели на отбойном щите, занимаясь всякой ерундой. Петрович забавлялся тем, что вертел в пальцах алюминиевый стержень. Вася подбрасывал на ладони кусочек руды, разглядывал блестевшие в нем кристаллики шеелита* и свинцового блеска*. Он только недавно отслужил срочную, вернулся в родной поселок и сразу же поступил на курсы взрывников. Здесь, в шахте у Петровича он как бы проходил практику. Парнишка неразговорчивый и застенчивый, Вася ничем особым не отличался. Застенчивый то застенчивый, а девчонку себе уже успел по-добрать, - Алексей вспомнил, как в один из вечеров видел его в компании симпатичной черноволосой девчушки на берегу Белоусовки.

- Ну что же это они не несут то? - Петрович вопросительно посмотрел на мастера. - А я то надеялся сегодня пораньше освободиться. Понимаешь, Алексей, тесть вчера ко мне приехал из Ташкента. В конторе договорился, - взял пару отгулов, Степановну на стволе упросил, чтобы до конца смены меня на гора* выдала. Думал пораньше освобожусь, и домой. Он там сейчас плов готовит. А я хотел его нашими алтайскими мантами* удивить. А тут видишь, как получается. - Алексей посмотрел на часы. До конца смены оставалось чуть больше часа.

- Ладно, Петрович, давай сделаем так: вы идите на выход…, - взрывник при этих словах обрадовано засуетился. Мастер продолжил, - а я тут дождусь патрончиков, смонтирую сеть и закончу дело. Ну, а уж если до конца смены не принесут, дождусь Петренко или… кто там у него взрывником?
- Суханов должно быть, - с готовностью подсказал Петрович.
- Вот, - Суханова, и передам им забой. А они уж пусть дальше смотрят, - как быть. Жаль, конечно, что тогда руда пойдет их сменой, а у нас опять, черт возьми, невыполнение будет. Ну, да что поделаешь, как говорится, против лома – нет приема!

- И то, – согласно закивал головой взрывник. Что мы втроем попусту здесь сидеть будем. – он сноровисто собирал сумки, складывал в них инструмент. – Да ты не печалься, Алексей, насчет плана, может еще поднесут патрончики то. Тут работы – на десять минут. А мне и в самом деле - во, как надо сегодня пораньше, - Петрович рубанул ребром ладони себе по горлу, просительно взглянул в глаза мастеру. Потом по деловому закончил: вот оставляю тебе взрывмашинку, проводники вот лежат, - показал на бухту изолированного тонкого провода в углу. - И это, сумку вот одну оставляю. Шнура много останется, - не в руках же нести. Может обрезать? Мы и унесем с Васей, - взрывник вопросительно посмотрел на Алексея.

- Да ладно, Петрович, шагайте уж, сам обрежу и донесу как-нибудь. Что-то долго ты собираешься, - хмыкнул Алексей.
- Ладно, ладно, пошли, Вася, - пропустил своего помощника вниз в темень ходового отделения. Потом снова обернулся к мастеру:
- Ты это, проводники то не забудь закоротить*.
Алексей посмотрел на него с укором.

- Все, все! – Петрович поднял руки, - знаю, что не в первой. Это я уж так, по привычке, - на всякий случай. Остатки шнура и машинку вместе с сумкой сдай на взрывсклад. – Петрович знал Алексея уже больше трех лет, уважал в нем специалиста и готов был на него положиться.

- Ты это, после смены заруливай ко мне, на плов то, - улыбнулся взрывник, уже ставя сапог на лестничную перекладину, осветил мастера лучом фонаря.
- Спасибо, Петрович. Там видно будет, - ответил вдогонку Алексей, посмотрел на часы, прислушиваясь к доносившимся из ходового отделения звукам. Звуки становились все менее и менее слышными, но Алексей знал, что в окружавшей его тишине они будут слышны, пока взрывники не выйдут на штрек, посматривал на часы. Наконец, все смолкло. Вновь посмотрел на циферблат, - пять с небольшим минут.

Обернулся к забою, осветил его лучом фонаря. Опустил световое пятно ниже, - на бухточки свернутых огнепроводных шнуров. Прикинул: шнуры по десять метров, с той стороны Петрович, наверняка, по полметра разлохмаченных концов отрезал, с этой стороны я отрежу тоже с полметра. Значит, - девять. Горит - сантиметр в секунду, т.е. девятьсот секунд, - пятнадцать минут. На поджигание уйдет минута, ну пусть, - полторы. Закрыть за собой отбойный щит – полминуты, ну пусть – две. Нужно только подчистить все вокруг, чтобы ничто не помешало, не заклинило бы. И поставить его торчком, чтобы не корячится потом с подъемом. Спуск, - пять минут, ну, пусть – семь. Итого – десять с половиной минут. Остается еще четыре с половиной минуты на уход по штреку. Впрочем, при выходе на штрек уже можно считать себя в безопасности. Правда, по ушам ударной волной, конечно, хлестанет крепко, - ведь всего 40 метров, а там больше двадцати килограммов скального аммонита. Ну, да это переживем, не в первый раз! Так что эти четыре с половиной минуты можно положить на всякое непредвиденное. Нормально!

Алексей уложил в сумку ненужную ему взрывную машинку, туда же бросил смотанные в кольцо проводники, предварительно отрезав перочинным ножом два куска проволоки, поставил сумку возле лестничного проема. Распустил бухточки огнепроводных шнуров, собрал в пучок все восемнадцать концов и, отступив от края сантиметров сорок, аккуратно перевязал пучок двумя недалеко расположенными друг от друга проволочными скрутками.

Спустившись по пояс в ходовое отделение и стоя на перекладинах лестницы, снова достал из кармана перочинный нож, положил неуклюжий пучок на плаху отбойного щита и медленными плавными движениями разрезал его наискось между проволочными скрутками. Стал разглядывать обнажившиеся эллипсы пороховой начинки. Все они, за исключением двух с краю, были целыми, плотными, искрились крупинками пороха. Сердцевины двух крайних шнуров были нарушены, рыхловаты, окружавшая порох хлопчатобумажная оплетка потрепана и смята.

- Плохо, - прошептал Алексей, - нужно было подальше отступить, когда делал скрутки.
Лучом света проследил, куда ведут эти два злополучных шнура. Один из них тянулся в центральную часть забоя к одному из врубовых* зарядов, другой – к оконтуривающему, - на самом краю. Если произойдет задержка по времени, - подумал Алексей, - эти заряды могут не сдетонировать, а не сработавшая взрывчатка будет выброшена основным взрывом в руду. Да и если останутся "отказы"*, "стаканы"*, - тоже потом хлопот не оберешься. Посмотрел на часы. Времени оставалось в обрез, до конца смены - пятьдесят минут. Нужно еще успеть загрузить состав, а ведь там будет тонн тридцать.

Алексей вновь внимательно осмотрел срезы поврежденных шнуров. Они, хоть и выглядели рыхловато, но порох в них был.
- Зажгутся, куда они денутся, - решил Алексей. Осторожно уложил пучок на породную россыпь косым срезом кверху, прижал его куском породы. Рядом положил отрезанный и тоже скрученный проволокой отрезанный пучок огнепроводных шнуров, похожий на конский хвост. Проверил, есть ли в кармане спички. Выбрался из ходового отделения, взялся за скобу отбойного щита, сколоченного из толстых, тяжелых деревянных плах. С неимоверным трудом, чувствуя, как вздуваются вены на руке, лбу, шее, приподнял щит, привел его в вертикальное положение. За щитом разверзлось зевло сорокаметрового рудоспуска. За щитом Алексей не видел его, но слышал, как посыпалась в него породная мелочь.

Рудоспуск представлял собой круто наклонный колодец, дно которого выходило на откаточный штрек и было оборудовано выпускным люком. Три стенки рудоспуска были представлены скальной породой, а с четвертой стороны, граничащей с ходовым отделением восстающего, рудоспуск был отшит толстыми досками, набитыми на распорные бревенчатые стойки. Когда после взрыва по рудоспуску летела руда, эти доски и распорные стойки подвергались немалой ударной нагрузке. Куски руды и породы ударяли иногда с такой силой, что ломали доски, бывало, что и выбивали со своих мест распорные стойки. Время от времени крепильщики производили осмотр крепления ходового отделения восстающего и при необходимости выполняли ремонт, - замену проломанных досок, забивку а иногда и полную замену распорных стоек.

Алексей растерянно огляделся по сторонам, - вертикальное положение отбойного щита было неустойчивым. Он, то тянул мастера за собой, норовя вновь перекрыть рудоспуск, то заваливался на Алексея, давил на пле-чо, опрокидываясь на другую сторону. Хорошо бы поставить какую-нибудь распорку, но под руками ничего не было. Придется опустить его в рабочее положение. Удерживая щит плечом, спиной, беспрестанно поправляя шнуры, чтобы их не зацепило и не оборвало опускающимся щитом, Алексей, напрягаясь, вновь спустился на пол корпуса в ходовое отделение. Щит, наконец, уперся краем в породную стенку, образовав над его головой наклонный скат. Пространство над лестницей стало тесным.

- Ничего, - подумал Алексей, - подожгу, зато не нужно будет тратить время на установку щита, - уже сделано. - Достал из кармана спички, взял в руки "хвост" отрезанных шнуров. На секунду замер, - все ли сделано? Отложил "хвост", взял стоявшую перед грудью сумку со взрывмашинкой и проводниками, надел ее через плечо, забросил за спину.
- Ну, теперь, кажется, все, - прошептал Алексей. - С богом! - Взял в левую руку "хвост" отрезанных шнуров, подсвечивая себе головным фонариком, приложил спичечную головку к одному из пороховых эллипсов на срезе, чиркнул по ней коробком. Шнур загорелся сразу. Посмотрел на часы, - минутная стрелка упиралась в цифру 4. Сунув спички в карман, Алексей перехватил "хвост" в правую руку, в левую взял пучок шнуров, ведущих к зарядам.

Круговыми движениями стал водить срез против среза. Шнуры воспламенялись один за другим. Пропитанная гидроизолирующим составом оболочка шнуров пузырилась, вспенивалась. Видно бы-ло, как подвигается по шнурам граница горения. Пространство под щитом наполнилось удушливым дымом. Алексей, щурясь от дыма, глянул на срез основного пучка, - дымились все шнуры, кроме двух крайних - поврежденных. Несмотря на все старания мастера, они не поджигались.

Алексей отбросил в сторону бесполезный теперь "хвост", торопливо достал спички, зажег одну и сразу же сунул ее в сердцевину. Шнур воспламенился, но поток газов сбил пламя со спички. Нервными движениями, ломая спички, зажег вторую, и ею поджег последний. Горение основной группы уже ушло за край отбойного щита, дыма под щитом стало меньше. Бросил взгляд на циферблат часов, - минутная стрелка миновала цифру 5.
- Черт, больше пяти минут провозился, - выругался Алексей, почувствовал, как на лице, спине выступает холодный пот. Торопливо стал спускаться по лестнице.

*

Климков нервничал. Он, конечно, не мог не понимать, что своим поведением, словами поневоле толкал мастера на нарушение правил безопасности. Правда, такого рода нарушения время от времени случались на шахте и раньше, до сих пор обходилось. Ну, а вдруг? На душе было не спокойно. На склад детонаторы и патрончики обещали завести только завтра-послезавтра. Как тут план выполнишь? Не в силах побороть тревогу участковый вышел в коридор, остановился у доски показателей, стал смотреть, как с планом на других участках. Услышав голоса, обернулся. По коридору в окружении других рабочих шел уже в рабочей одежде Федор Суханов – взрывник следующей смены.

- Суханов, подожди, - остановил его Климков. - У тебя зажигательные патрончики есть?
- На подземном складе в заначке десятка полтора найдется, - ответил взрывник, останавливаясь.
- Там в пятом блоке Муравьев с Петровичем восстающий зарядили, а взрывать нечем. Не в службу, а в дружбу спустись пораньше, дай им пару патрончиков, а то опять сегодня плана у них не будет.
- Меня же Семеновна не спустит, у нее сейчас самая запарка, - конец смены.
- Спустит, вниз клеть все одно порожняком идет. Это на гора сейчас выехать – проблема. Я ей сейчас позвоню.
- Ну, хорошо, - Суханов двинулся к стволу.

Федор встретил Петровича на околоствольном дворе, передал ему патрончики. Тот обрадовался:
- Ну, брат, спасибо. За мной должок не пропадет! - Потом, уже обращаясь к своему помощнику:
- Давай, Вася, - она нога здесь, другая там. Отдашь Алексею Николаевичу и назад. Да не задерживайся там, Алексей и без тебя справится. Ты понял? А я здесь тебя дождусь. Вася, сунув патрончики за пазуху, зарысил по квершлагу. Минут через пять он уже был на месте, лез по ходовому отделению наверх. Услышал вдруг, что сверху кто-то торопливо спускался. Вася остановился на переходном полке между лестницами, достал из-за пазухи патрончики, распустил и поправил концы проводников, снял с каски фонарь, посветил им наверх.

*

Алексей успел спуститься на пять или шесть четырехметровых лестничных пролетов, когда по световым отблескам снизу понял, что кто-то поднимается по ходовому отделению.
- Назад! Быстро назад! – закричал Алексей. Ему никто не ответил. Спустившись с очередной лестницы, он вдруг столкнулся с Васей. Тот, испуганно глядя на мастера, протягивал ему зажигательные патрончики.
- Я вот, патрончики принес.

- Назад! Быстро вниз! - Рванул его за отворот рабочей куртки, разворачивая к лестничному проему. Сам поскользнулся на влажных досках, падая, резко ударил плечом в обшивку рудоспуска. Доски отшивки вместе с распорной стойкой вдруг со скрипом отшатнулись в сторону, открыв черную пустоту рудоспуска. Алексей взмахнул руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но ухватиться было не за что. Скользнув по распорной стойке, рука напоролась на торчащий из доски гвоздь. С криком боли Алексей стал проваливаться в пустоту.
- Алексей Николаич! - закричал Вася, обеими руками хватая мастера за рукав. Рывок был настолько сильным и неожиданным, что он не удержался, - полетел, распоров куртку о гвозди, вслед за мастером.

Скользя по скалистой наклонной стенке рудоспуска, кувыркаясь в темноте, отскакивая и вновь ударяясь о камень, как куклы, они пролетели метров пятнадцать-двадцать. На породную насыпь над люком Алексей упал первым. На него со стоном обрушился Василий. С минуту он приходил в себя, потом приподнялся на колени, стал в темноте ощупывать Алексея, взяв его за плечи, встряхивал.
- Алексей Николаич… Алексей Николаич. - Тот не отвечал, видимо, был без сознания.

Василий нащупал болтавшийся сбоку кабель поясного аккумулятора, взял в руки потухший фонарь, повернул выключатель. Луч света скользнул по лежавшему навзничь мастеру, осветил тесное пространство вокруг. Василий со стоном поднялся на ноги, прислонился к каменной стене в углу рудоспуска, направил луч света вверх. Он скользнул по стенкам и растворился в темноте. Мощности фонаря не хватало, чтобы осветить забой. Вдруг резко с пронизывающей болью стегануло по ушам. Вася закричал что-то диким, срывающимся голосом, но этот живой звук утонул в грохоте взрывов. Последнее, что успел увидеть сумконос, это летящий на него с бешеной скоростью, окутанный дымом камнепад.

*

В первых числах июня вместе со своим бывшим студентом, а теперь, - ассистентом кафедры Валентином Вотинцевым я вновь оказался на Иртышском полиметаллическом комбинате.
Еще по дороге, коротая время в поезде, я рассказал ему печальную историю лешкиной семейной жизни и мы поразмышляли о том, легко ли будет ему выбраться из этой жизненной катастрофы. Предложил Валентину при первой же возможности побывать у Лешки в гостях.
В первый же день пребывания в комбинате я позвонил Алексею, чтобы обрадовать его своим приездом и договориться о встрече.

Квартирный телефон не отвечал. Позвонил в табельную шахты в надежде узнать, - не на смене ли он. От табельщицы и узнал эту страшную новость. Сама чуть не плача, молодая женщина рассказала мне, что только неделя, как схоронили его с Васей на поселковом кладбище, что на развилке дорог перед Белоусовкой.

Весь день стоял перед моими глазами Лешка. Ну как же так, - думал я, такой парень, - ему бы жить, да жить. Ведь ему было всего то двадцать шесть лет. Я был на год младше Алексея. Уже не первая гибель моих однокурсников в шахте, совершенно выбивала меня из колеи. С этим трудно было примириться.

Валентин помалкивал, с сочувствием поглядывая на меня. Вечером в гостинице я не удержался, сказал ему:
- Поехали! – он молча стал одеваться, не спрашивая, - куда? Видимо, понял.
Уложили в портфель припасенную для встречи с Алексеем бутылку коньяка, с оглядкой на прибиравшуюся в номере уборщицу – три стакана, стоявшие на гостиничном столе возле наполненного водой графина. По пути к автобусной остановке заглянули в комбинатовский буфет, взяли кусок колбасы, пару яблок и пирожков с печенью. Больше там ничего и не было.

Ехали молча, думая каждый о своем. Перед развилкой дорог попросили водителя остановиться, вышли, провожаемые любопытными взглядами пассажиров, в основном – местных жителей. Автобус запылил дальше, а мы, не торопясь, пошли к небольшому кладбищу, пустынному и печальному с редкими, стоявшими между могил деревьями.

Свежие захоронения нашли быстро, - среди серых могил они бросались в глаза обилием венков и яркостью красок. Над двумя рядом расположенными холмиками, среди венков и уже увядших полевых цветов лежали две фибровые шахтерские каски с закрепленными над козырьком светильниками, возвышались одинаковые металлические, окрашенные голубой краской пирамидки с красными звездочками наверху. Мы остановились, вглядываясь в молодые лица на застекленных фотографиях.

Кладбище было пустынным, только недалеко от нас какой-то седоголовый дедок прибирался возле уже старого захоронения, - что-то там поправлял, убирал с могилы опавшие листья. Увидев нас, замерших у могилы погибших горняков, дедок оставил свою работу, с минуту постоял, глядя в сторону пришельцев, потом направился к нам.
Услышав шаги, мы обернулись.

- Знакомые, или как? – спросил дедок, оглаживая ладонью седые волосы на своей голове, вопросительно посмотрел на меня, как на старшего.
- Да, учились вместе с ним в институте, - ответил я, показав рукой на лешкину могилу, сдерживая вдруг вспыхнувшее чувство неприязни к деду за праздное его любопытство.
- С Алексей Николаичем?
- С ним, с Лешкой. – Я посмотрел на дедка с удивлением и надеждой, что услышу от него о событиях, предшествовавших гибели Алексея. – Вы что, его знали?

- Да мы тут все друг друга знаем, - поселок же небольшой. Сын мой, - Федор на том же участке взрывником работает, только – в другую смену. А сейчас так как раз - в его смену. Николая то, – взрывника, с которым в тот день Алексей Николаевич работал, отстранили от работы. В Глубокое вызвали, в прокуратуру, - допрашивают там, что да как было. Вот уж неделю не видать его.

Мы пожали друг другу руки, познакомились. Раскрыв портфель, я достал оттуда бутылку, растерянно посмотрел по сторонам:
- Хотели вот помянуть…
Дедок, назвавшийся Иваном Семеновичем Сухановым, засуетился:
- Пойдемте-ка вот сюда. – Он прошел к оградке, внутри которой только что наводил порядок. Там, чуть в стороне от могильного холмика с крестом, стоял небольшой, врытый в землю столик с двумя такими же скамейками.

- А я вот пришел старуху свою навестить, - говорил Иван Семенович, рукавом смахивая со стола невидимую пыль. Достал из травы припрятанный там граненый стакан. Увидев, что мы вслед за бутылкой, колбасой и пирожками выгрузили на стол еще и три стакана, предложил:
- Плесни ка в мой Алексей Николаичу, а я потом стакан заберу. – Я налил, взяв стакан и прихватив пирожок, прошел к могиле Алексея, поставил его у подножия пирамидки, накрыл пирожком. Иван Семенович в это время, достав из кармана куртки перочинный нож на це-почке, напластал колбасы, порезал на четвертушки яблоки, разложил все это на газетном листке. Я налил понемногу в стаканы коньяку. Иван Се-меныч, бережно взяв стакан, нюхнул напиток, повернулся к лешкиной могиле. Мы с Валентином тоже смотрели туда. Молча, не чокаясь, выпили. Сели на скамейки, закусывая.

- Как же все это случилось? – спросил я. И Иван Семенович, не торопясь, подробно и обстоятельно стал рассказывать нам о событиях того трагического дня. Об установленной из расспросов рабочих, начальника участка и осмотра места происшествия последовательности действий погибших, о том, как потом выпустили их тела вместе с потоком руды через погрузочный люк. Что Лешка, хоть и был весь изломан и искалечен, но был еще в тот момент жив, и умер, когда его поднимали из шахты "на гора". О том, что у Васи-сумконоса и переломов то никаких не было, - умер от удушья, прижатый к стене массой руды…
Мы слушали молча, поглядывая на свежие могилы. Наконец, Семеныч закончил свой печальный рассказ.

- Ну, а бывает кто на могиле-то? - спросил я его, подумав вдруг о сиротстве Алексея, его детдомовском прошлом.
- А как же, – отвечал мне на это Семеныч, - когда хоронили здесь, почитай, весь поселок был, кроме разве тех, кто был на смене. А на другой день и те пришли сюда, помянули. Все как след! К Васе, считай, кажин день мать приходит, - горюет. Он ведь один с матерью жил. А сегодня, когда я пришел сюда к старухе своей, увидел, - сидит возле алексеевой могилы Валюха, - девка молодая из нашей шахтовой столовой. Сидит и плачет навзрыд. Меня увидела, - вскочила, слезы утерла и ходом – в поселок. Чего это, она-тко? Одна. Не пойму.

Я вспомнил слова Алексея о Валюшке из столовой, которая помогла ему "отовариться" в день нашей последней встречи. Но ничего не сказал, только почувствовал, как защемило сердце. Смеркалось. Выпили по последней, помолчали. Семеныч, посмотрев на часы, предупредил нас, что скоро пройдет автобус с Белоусовки в Глубокое. Мы стали собираться в обратный путь. Засобирался и дедок. Попрощались. Он пошел напрямки к поселку пешком, мы двинулись к дороге. В сумерках пролетела над нами ворона, держа в клюве какой-то овальный предмет. - У Алексея, наверное, пирожок стащила, - подумал я.

Когда вышли к трассе, вдалеке со стороны Белоусовки появились два мерцающих огонька – шел автобус. На фоне отгорающего закатом неба четко вырисовывались поселковые строения, среди них - высокий конус породного террикона и ажурная вышка шахтного копра. Над копром ярко сияла красная звезда – шахта вновь была с планом*.

Словарь малознакомых слов и технических терминов.

Квершлаг (горно-технич. термин) – горизонтальная горная выработка, ведущая от шахтного ствола (шахты) к рудному телу.

Околоствольный двор (горно-технич. термин) – комплекс горных выработок хозяйственного назначения, расположенных возле шахтного ствола, - водосборники, насосная камера, камера ожидания, склад взрывчатых веществ и т.п.

"Жмурики" (жарг.) - так называли иногда мертвецов. Нужно сказать, что этот термин, применявшийся горняками в абстрактном разговоре о погибших, никогда не использовался при рассказе о событиях, связанных с близкими людьми, товарищами по смене и т.п.

Электро-детонаторы (горно-техн. термин) – устройства, предназначенные для подрыва зарядов взрывчатых веществ на расстоянии с помощью электрических проводов и взрывной машинки.

Зажигательный патрончик (горно-технич. термин) – устройство, предназначенное для воспламенения группы огнепроводных шнуров огневым, или электрическим способом.

Скиповой дозатор (горно-технич. термин) - емкость, предназначенная для разгрузки вагонеток с породой или рудой, оборудованная специальным устройством для дозированной загрузки скипов - транспортных сосудов, осуществляющих подъем руды или породы по шахтному стволу на поверхность.

Опрокид (жарг.), т.е. опрокидыватель – устройство, предназначенное для разгрузки шахтных вагонеток путем переворачивания их вокруг оси соединительных сцепок.

Огневой способ взрывания – взрывание с помощью капсюля-детонатора и огнепроводного шнура.

ЕПБ – единые правила безопасности.

"Телескопы" – телескопные перфораторы, - пневматические машины, предназначенные для бурения шпуров снизу вверх.

Патроны-боевики – патроны взрывчатки, оснащенные зажигательной трубкой.

Зажигательная трубка – капсюль-детонатор с введенным в него отрезком огнепроводного шнура.

Жила – форма рудного тела, образовавшегося в результате заполнения трещин в породном массиве какими-либо рудообразующими минералами.

Галенит – рудообразующий минерал, химическое соединение свинца и серы.

Шпур – цилиндрическая полость диаметром около 4 сантиметров и глубиной – полтора-два, иногда – больше метров, выдалбливаемая в породном массиве с помощью перфораторов, предназначенная для размещения в ней взрывчатки. Тупиковый конец шпура называют забоем; конец, выходящий на открытую поверхность, – устьем.

Бикфордов шнур – то же, что и зажигательный шнур (по имени изобретателя Бик-форда).

Магазин (горно-технич. термин) – рукотворное технологическое пространство в породном массиве, где временно аккомулируется отбирая руда. Существует такой способ, или, как говорят горняки – система разработки с магазинированием руды.

Восстающий (горно-технич. термин) – вертикальная или наклонная подземная горная выработка, проводимая снизу вверх. Обычно имеет два отделения, - ходовое, оборудованное лестницами с промежуточными междулестничными полками, и рудоспускное.

Проводники – тонкие изолированные электрические провода, используемые для монтажа элетровзрывной сети.

Штрек – горизонтальная подземная горная выработка, проводимая параллельно или по рудному телу, обычно предназначенная для откатки руды.

Свинцовый блеск – то же, что и галенит, т.е. рудообразующий минерал.
"На гора" – бытовой термин подземных рабочих. Поднять на гора, - значит поднять на поверхность.

Манты – алтайское, казахское национальное блюдо, особым образом приготовленное мясо в тесте. Готовится на пару.

Закоротить проводники. При монтаже электровзрывной сети свободные концы проводников соединяют между собой, чтобы исключить случайный подрыв зарядов так называемыми блуждающими электротоками. Такие токи возникают в породном массиве вследствие насыщенности шахты различного рода электрическими машинами и устройствами.

Врубовые заряды – заряды, взрываемые первыми.

Оконтуривающие заряды – заряды в шпурах, расположенных по контуру выработки, взрываемые последними.

"Отказы" – невзорвавшиеся заряды.

"Стаканы" – нижняя часть шпуров, в которой может остаться не взорвавшаяся взрывчатка.

Копер – надшахтное сооружение, обычно - из металлических балок, в верхней части которого закреплялись шкивы со стальными канатами для подъема через шахтный ствол грузов. Иногда там же находилась и подъемная машина. В этом случае копер возводился из кирпича или бетона.

В горнодобывающей промышленности в советское время долгое время существовала такая традиция, - если шахта выполняла план, то над шахтным копром зажигалась красная звезда. При невыполнении плана - лампа в звезде не включалась.