Ивашка замедлил шаг. Вспомнил вдруг про сеструху свою, - Варьку. Ей шестнадцать. Отец говорит, за ней сейчас нужен глаз, да глаз. Остановился. Спросил у мужичка с осуждением наблюдавшего за происходившим:
- Куда они ее тащат то?
- Знамо куда, - сплюнул в снег мужик, нахмурился и зашагал прочь.
- А что не поможет то никто, девка ить не хочет идти? – спросил его вдогонку Ивашка. Мужик приостановился, смерил Ивашку взглядом, - понял, - приезжий.
- Да ить кому охота связываться, тот вон длинный, - махнул он рукой на ватагу, - Ванька Кречет, - чистый разбойник и отпетый охальник, кому хошь голову свернет. Его уж не раз ловили, в Разбойном приказе пороли плетью, а толку нет. Ну и вся шайка при нем. Оне всю слободу в страхе держат.
Ивашка насупился, почувствовал, как кровь приливает к лицу. Шагнул навстречу ватаге, на ходу засовывая рукавицы за кушак. Те уже почти перешли площадь навстречу. Девка теперь не визжала, только упиралась, отбивалась руками и хлюпала носом. Мужик понял Ивашку, глядя на него с надеждой предупреждающе проговорил негромко в спину:
- Ты смотри, паря, того, - они ребяты ушлые. Те двое то, что помельче, – так, - тля, а остатные трое – крепкие.
И за то спасибо, дядя, – подумал Ивашка. Крикнул:
- Эй, Кречет, оставь девку то.
Сразу стало тихо. Зеваки замерли, не веря своим глазам. По пустой площади навстречу разбойной ватаге, не торопясь, шагал, сжимая кулаки, высокий крепкий малый.
- Кто такой? Чей это? – прошелестело в толпе. Но никто не ответил.
Ватага, услышав крик, тоже остановилась. Девка вырвалась и, путаясь в полах шубенки, кинулась прочь. Никто из парней на нее даже не оглянулся. Смотрели на Ивашку. А у того в голове пулей пролетало: вон тот высокий, чернявый, видно и есть Кречет, его и надо первым снять. А те двое, что отступили назад, – тля, ишь глазами то по сторонам зазыркали, - куда бежать. От них большого урону не будет, с ними можно и опосля. Еще двое – ничего себе, вишь насупились. Начинать надо первому, иначе не устоять. Господи, благослови…
Додумывать было некогда, уже двинулась навстречу фигура чернявого.
- Тю-ю, ты кто такой, лапотник? – Кречет, - высокий, плечистый, жилистый, похоже, ровесник Ивашке, с хрящеватым орлиным носом и пронизывающим взглядом, в распахнутом полушубке, высоком, заломленном набекрень колпаке и сапогах, вышел, нагло ухмыляясь, держа ладони за опояском. Он шел вразвалку, не торопясь, уверенный в том, что противник сейчас дрогнет и побежит. – Ну да куда он денется, - думал Кречет, - все одно догоним, отведем душеньку! За Кречетом по бокам двигались еще двое, на пару шагов поотстав, шелестела лаптями "тля".
Чтобы напугать противника еще больше, Кречет язвительно бросил:
- Ты куда встрел, сопля мороженая! Мы же тебе щас башку оторвем!
Ивашка почувствовал, как закипает в нем ярость. В Вологде с ним никто не посмел бы так разговаривать. Там он был общепризнанным кулачным бойцом, неизменно вызывавшим восхищение своих низовских сверстников и молодых мужиков, опаску и зависть верховских, - их вечных противников, с которыми по праздникам дрались они на мосту через Сухону.
От внимания Кречета не ускользнула загоревшаяся в ивашкиных глазах ярость. Он замедлил ход, потянул было ладони из-за опояска, но не успел. Ивашка резко шагнул навстречу и, вкладывая в удар всю свою силу, звезданул Кречета справа в его орлиный нос, почувствовал как хрустнуло под кулаком. Тот вскрикнул, схватился за лицо руками и повалился на снег, обливаясь кровью. Толпа дружно ахнула…
Ватага на мгновенье оцепенела, увидев, как был повержен их предводитель. Ивашка хотел было воспользоваться этим замешательством, - махнул левой в скулу того, что был ближе. Но тот, не в пример своему предводителю, был готов к удару, чуть пригнулся, и ивашкин кулак, зацепив лоб, только сбил колпак с головы противника. И все же удар был силен. Ватажник оскользнулся и пал на колено. В это мгновенье и сам Ивашка мотанул головой, - с другой стороны ему прилетел кулак, рассек губу. Колпак слетел с его головы, в голове загудело, почувствовал, как по подбородку побежала струйка крови. Только бы не осклизнуться, не упасть, - молил бога Ивашка, - а то ведь они впятером затопчут, запинают. Сзади его атаковала "тля", но по низкорослости своей до головы они не доставали, лупили по плечам, бокам, пояснице.
- Ну подождите ужотко, - бормотал Ивашка. Повернувшись к ударившему, он увидел вновь занесенный над ним кулак, но опередил, - уклонился, ударил со всей силы снизу в подбородок. Звякнули зубы, и этот - второй тоже полетел на землю, мыча и отплевываясь зубными осколками. Почти одновременно, уловив боковым зрением, как один из низкорослых, видимо, устав колотить его по спине, на миг повернулся к нему спиной, Ивашка с силой лягнул его лаптем в задницу. Тот плюхнулся плашмя наземь, носом в унавоженный снег, раскинув в стороны руки. Но тут же подобрался и резво пополз на карачках в сторону под свист и улюлюканье толпы.
Упавший на колено, между тем, успел подняться, вновь кинулся к Ивашке, но вместо того, чтобы ударить, вдруг схватил его за рукава, пытаясь повалить. Ивашка обрадовался такой удаче, - откачнулся, врезал противнику головой в нос. И этот тоже полетел в снег, стеная и хватаясь за окровавившееся лицо. Но в следующее мгновенье Ивашка и сам опрокинулся наземь от сильного и неожиданного удара под правый глаз. Это очухавшийся Кречет звезданул его своим кулачищем. В глазах засверкало, но Ивашка тут же вскочил, мотнул головой, почувствовал как под глазом наливается желвак.
В глазах еще плыли круги, но он уже подступал к Кречету, стервенея от боли и обиды. Вид Кречета был страшен, - почти черное, залепленное кровью и грязным снегом лицо со свороченным набок носом, глаза мечут молнии. Если не одолею, - убьет, - подумал Ивашка.
Кречет вдруг поскользнулся в своих сапогах, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Спаси, Господи! – мысленно воскликнул Ивашка и с ходу вьехал кулаком в то же самое место – в окровавленный кречетов нос. Тот взревел диким голосом, повалился лицом в снег и замер. Толпа взвыла от восторга.
Ивашка оглянулся, осматривая поле боя. К той стороне площади улепетывала "тля", малый с выбитыми зубами еще сидел на снегу, стонал и щупал зубы, - видимо прикидывал – велики ли потери; другой, - с разбитым носом уже очухался, поднялся, хотел было бежать на помощь Кречету, но увидев, как повернулось дело, застопорил, и сейчас растерянно глядел по сторонам. Когда Ивашка шагнул ему навстречу, он повернулся и кинулся бежать. За ним следом затрусил, прикрывая рот ладонью, и второй ватажник. На снегу остался лежать только Кречет.
А к Ивашке уже бежали люди из толпы, галдели возбужденно, дергали его за рукава, восклицали:
- Как ты его поддел!
- И по нове ему в клюв! Х-а-а!
- А тому то башкой в зубы!
Больше всех суетился тот давешний мужик, что рассказал про Кречета:
- Ну, паря, молодец! Ну, уважил! Таперя он долго помнить будет. – Протянул Ивашке его колпак. Пока тот напяливал его на голову, стряхнул рукавицей снег с полушубка, с восторгом заглядывая Ивашке в глаза.
Раздвинув толпу, к герою протиснулись четверо казаков с саблями на боку. Один из них шагнул к Ивашке, хлопнул его ладонью по плечу:
- Ну, утешил! Чистый казак! Тебе бы с нами податься, враз бы сотню дружков заимел. Давай знакомиться. Меня Гаврилкой кличут Ивановым. Назвались, улыбаясь, и его товарищи.
- А меня Ивашкой зовут, Бекетовым. А вы-то кто такие, откуда? - на всякий случай спросил Ивашка, но сердце радостно застучало, забилось, - он догадался уже, что это за люди.
- Мы то? Да мы казаки ермаковы, пришли из Сибири к государю с посольством Ивана Кольцо. А вопче то, сам я - с Холмогор.
- Тю-ю, земляк! - еще больше обрадовался Ивашка, - А мы вологодские!
- Да ну? – удивился в свою очередь Гаврилка, хлопнул его по спине, - пошли в кружало, там поговорим.
Толпа вдруг шарахнулась в сторону. Запричитали ни весть откуда взявшиеся здесь бабы. Шатаясь из стороны в сторону, с земли вставал Кречет. Его взгляд был обращен на Ивашку, стоявших возле него казаков. Он хотел что-то сказать, но слышно было только невнятное мычание. Земля качалась в его глазах, он снова припал на колено. В Ивашке вдруг шевельнулась жалость. Оглянувшись, он крикнул в толпу:
- Кто ни есть помогли бы ему до избы то добраться, замерзнет ведь!
Из толпы услужливо выскочили двое парней, подхватили Кречета, повели. Толпа провожала их молчанием, - тоже, видно, зажалела.
- Ну да ладно, пошли, - повторил Гаврилка, и они впятером двинулись к приземистой избе на краю площади, уже светившейся оконцами.
