«Увидеть Париж и умереть!» - когда-то в юности я услышала эти слова, и с тех пор в душе поселилось страстное желание побывать во Франции. Тем более, что однажды я увидела документальный фильм о средневековых замках, до сих пор сохранившихся в этой стране в прекрасном состоянии. Огромное впечатление произвёл на меня замок Мон Сен- Мишель. Ведь ему почти 1000 лет! Мой любимый французский писатель Виктор Гюго был так сильно впечатлен Мон Сен-Мишелем, что прозвал его “Пирамидой в океане” ! Я решила во что бы то ни стало там побывать и начала копить деньги. Но когда нужная сумма была собрана, я заболела. Грипп обрушился на меня с такой сокрушительной силой, что трое суток я не понимала, где нахожусь и что со мной. Дико болела голова, выворачивало суставы. Я то страшно мёрзла, сжимаясь в комок и наваливая на себя груду одеял, то плавилась, как свеча, от сильного внутреннего жара. Моё сознание находилось на грани полусна-полуяви. Воспалённый мозг рисовал мне картинки одну чуднее другой.

Вот я лежу на берегу океана. Моя одежда изодрана и промокла насквозь, волосы спутаны, нет сил пошевелить ни рукой, ни ногой. В пульсирующем от боли мозгу возникли вопросы: я стала жертвой кораблекрушения? Но где же корабль? Вокруг ни души. Океанские волны чуть слышно плещутся, набегая на песок. Белое солнце безжалостно опаляет меня своими лучами. Мои губы потрескались от жажды, очень хочется пить. Я пытаюсь подняться, упираясь дрожащими руками в песок, наконец, встаю, покачиваясь от слабости, поднимаю голову и вдруг вижу чудесный замок посреди океана. Что это? Мираж? Щурясь от яркого солнца, я вглядываюсь в необычное и прекрасное видение. Замок потрясает своими размерами: шпиль центральной башни упирается прямо в небо, а от высоких неприступных стен веет мистической силой и мощью. Но как он там очутился? Вскоре я получаю ответ на свой вопрос - начинается отлив, и постепенно из волн выступают бетонные плиты дороги. Я бреду по ней к вожделенному замку, мне очень хочется попасть туда: наверняка там есть вода и люди, на помощь которых я рассчитываю. Обитые кованым железом ворота кажутся мне совершенно неприступными, и вдруг с ужасным скрежетом они начинают отворяться. Но по-прежнему никого вокруг. Голос, негромкий и заунывный, велит мне подняться на башню. Страх охватывает меня, но я повинуюсь, словно под гипнозом, и долго иду по длинным тёмным коридорам вперёд и вверх. Надо мною шуршат крылья не видимых во мраке летучих мышей. С содроганием я думаю о том, что в любую минуту эти мерзкие кровососы могут наброситься на меня, и ускоряю шаг, стремясь как можно скорее выбраться на свет, едва мерцающий где-то далеко впереди.

Но вот, наконец, коридор заканчивается просторным залом с круглыми стенами и маленькими окнами под самой крышей, и я понимаю, что нахожусь в башне. Я вижу в стене дверь, толкаю её и выхожу на балкон. Морской ветер веет мне в лицо. Оказывается, уже наступила ночь! Огромная луна льёт свой мертвенный свет на океанские волны, и они светятся, глухо шлёпаясь о стены замка где-то далеко внизу. Боже, опять я одна, одна во всём мире! Я кричу в пространство: «Ну, где же вы, люди?!» - и не слышу своего голоса. Мне кажется, я сойду сума от бесконечного одиночества. И вдруг кто-то сзади сильно толкает меня в спину, и я, с замирающим от ужаса сердцем, лечу вниз, в морскую пучину. Но у самой воды огромная птица, появившаяся невесть откуда, вонзает мне в спину когти и несёт прочь от замка. Мне больно, я чувствую, как когти рвут мне мышцы, я плачу и сквозь слёзы, обильно струящиеся по моему лицу, вижу, что внизу уже не вода, а лес. И тут появляется ещё одна огромная птица. Она начинает драться с моей похитительницей, видя во мне добычу. Моя птица разжимает когти, и я падаю вниз, в лесные заросли, обдирая в кровь лицо о сучья деревьев, стукаясь о ветки. Острый сук вонзается мне в грудь. О, как мне больно! Я теряю сознание… и просыпаюсь у себя на постели.
Лоб мой пылает от жара – без градусника ясно, что температура высокая. С трудом я дотягиваюсь до тумбочки за таблеткой и стаканом с водой, жадно пью пересохшим ртом и снова проваливаюсь в мучительный морок сна.

Вот я бреду по мрачному непроходимому лесу. Корявые сучья деревьев, словно живые, хватают меня за распущенные волосы, под ногами чавкает болотистая земля, по которой снуёт множество змей, и я с замиранием сердца иду вперёд, стараясь не наступить на какую-нибудь из них. Из зарослей мерцают красные и жёлтые глаза неведомых мне лесных жителей, раздаются шорохи и тяжёлые вздохи, будто какое-то огромное чудовище пытается выбраться ко мне из непроходимой чащи. Я в ужасе стараюсь бежать изо всех сил, но ватные ноги почти не подчиняются мне и едва ступают. Огромным напряжением воли я, наконец, выбираюсь на лесную поляну и вижу старый деревенский дом . Вокруг него клубится туман. Свет в окнах не горит, входная дверь распахнута настежь. Ни звука не раздаётся кругом. Сердце трепещет от страшного предчувствия. Внезапно поднимается сильный ветер, который подхватывает меня и, как безвольный осенний лист, с завыванием несёт к дому. Я не хочу туда идти, но меня буквально затягивает в открытую дверь. Внутри всё оплетено паутиной, по которой снуют огромные пауки. Сквозь неё в "красном углу" тлеет огонёк лампадки перед тёмной иконой. Хочу поднять руку, чтобы перекреститься, и не могу. Она словно налита свинцом. Дрожа от страха, я делаю несколько шагов вперёд, и тут в противоположном углу что – то зашевелилось. Я взглянула туда и увидела длинноволосого парня с перекошенным пьяным лицом. Нож сверкнул у него в руке. «Ну, вот ты и попалась! - радостно загоготал он.- Теперь не убежишь, как тогда!» Я шарахнулась в сторону выхода, но вдруг у меня под ногами открылась крышка подпола, а там, в глубине, - кипящая лава. Такой жар пыхнул мне в лицо, что я сразу вся взмокла. И из этой лавы ко мне потянулись огненные руки с крючковатыми пальцами и когтями, они дотянулись почти до самого моего горла, а я не могу даже отшатнуться. И тогда я закричала: «Господи, помоги мне!»,- и проснулась от звука собственного голоса.

В квартире очень тихо, и стук часов кажется мне неожиданно громким. Я подумала: "Словно стук шагов уходящей из меня жизни". Огромная луна беззастенчиво заглядывает ко мне в окно сквозь тюлевые занавески, заливая комнату мертвенно-бледным светом. Рубашка моя намокла от пота, ощущение такое, что лежу в луже крови. Трясясь от озноба, я сменила рубашку на сухую и снова легла под одеяло, накрывшись с головой. Сон не заставил себя ждать, он навалился на меня, как диверсант, берущий в плен «языка», связав по ногам и рукам.

Мне снится, будто бы я в горах и ищу какую-то заповедную дверь. Мрачные скалы нависают надо мною, солнца нет, низкое небо покрыто серыми клубящимися облаками, словно в преддверии грозы. Сумеречно, вокруг ни души, ни звука. И вдруг я вижу в скале дверной проём, низкий и узкий. Я протиснулась в него, хотя мужчина с тёмным пятном вместо лица, пытался преградить мне дорогу. Войдя внутрь, я увидела огромное светлое помещение, с белыми, как в операционной, стенами, разделённое как бы на небольшие секции, в каждой из которых на кроватях неподвижно лежали тела людей, запелёнутые с ног до головы в белую ткань. На одной из кроватей в атласном конверте из одеяла, перевязанного голубой лентой, я увидела малыша с открытым лицом. Я подошла ближе и засмотрелась на его прелестное личико. И вдруг малыш широко открыл аквамариновые глаза и позвал меня: «Мама!» Сердце моё больно сжалось, а внутренний голос услужливо подсказал: «Это твой нерождённый ребёнок. Помнишь?» На далёкой противоположной стене длинного коридора начала медленно, бесшумно открываться металлическая дверь, и помещение стало наполняться плотным белым туманом, из которого сначала сформировалось большое облако, а затем фигура гигантского Ангела. Я едва доставала ему до щиколотки. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть лик посланца. Но рассмотреть мне ничего не удалось – Ангел заметил меня. Взгляд его был подобен молнии, которая ослепила меня и отбросила к маленькой входной двери. Через неё я выбралась наружу, в тёмный мир. Теперь меня никто не удерживал, и я побрела, спотыкаясь о серые камни, сама не зная куда. И тут земля с грохотом разверзлась у меня под ногами, и я полетела в бездонную пропасть, наполненную чернотой и космическим холодом. Сердце оторвалось и застряло в горле, не давая мне кричать. Я застонала и проснулась.

Всё так же светила луна. В комнате было светло, но очертания знакомых предметов были искажены, причудливые тени дрожали на стенах, и всё пространство напоминало лунный пейзаж. Одеяло лежало на полу. Там же валялись черепки от керамического кувшина с морсом, стоявшего на столике у кровати. Чёрная поверхность лужицы поблёскивала в лунном свете, напоминая пятно крови. С трудом я втащила одеяло на кровать, укрылась им до подбородка. Успела подумать: «А ведь это я побывала в пункте распределения душ». И опять сонный морок окутал мой мозг.

И вот я стою в чистом поле босиком на снегу, в одной ночной рубашке. Мне очень холодно. Вдруг послышался звон бубенцов, и с двух сторон ко мне подлетели две русские тройки. В одну запряжены кони вороные. Ямщик в чёрном тулупе с красным кушаком, лицо смуглое, борода смоляная, глаза жёлтые, разбойничьи. Он скалит белые зубы в усмешке, рукой меня к себе манит. Другая тройка из белых коней. Ямщик, что царевич, в голубом кафтане, в шапке с павлиньим пером, а лицо ангельское, глаза добрые, синие, кудри пшеничные. Вгляделась я попристальнее в это лицо и вдруг узнала свою первую любовь – пропавшего без вести в афганской войне Серёженьку. Кинулась я к нему. Подхватил он меня на руки, стал целовать нежными прохладными губами, и такая истома разлилась по всему моему телу! Прижалась я к нему, стала просить: «Забери меня, Серёженька, отсюда! Тяжко мне здесь, одиноко, холодно!» А он говорит так ласково: «Не могу я тебя забрать, в тебе ещё слишком много жизни! Вон губы какие горячие, и сердце стучит так громко!» Поцеловал он меня ещё раз, поставил на ноги, а сам вскочил на облучок, взял в руки вожжи, и белая тройка рванула с места вверх, помчалась по звёздному небу и быстро исчезла из виду. Плача навзрыд, добрела я до чёрной тройки, ткнулась лицом в тёплую шершавую морду вороного коня и…очнулась. Смотрю - на груди у меня лежит мой любимый длинношёрстый, чёрный, как смоль, котик Куся и лижет мне залитые слезами щёки своим тёплым шершавым языком, а его жёлтые разбойничьи глаза мерцают в полумраке комнаты.

У меня не было сил пошевелиться, но мозг снова работал в реале, вытаскивая из подсознания воспоминания о первой любви, заставляя страдать и плакать! И эти душевные страдания были сильнее физических. Мои губы беззвучно шептали:
«О, милый мой мальчик Серёженька! Сколько пролито слёз о тебе, сколько ночей проведено без сна из-за тоски по тебе! Как благодарна я Морфею за то, что хотя бы во сне я снова встретилась с тобой и ощутила сладость твоего поцелуя, силу и страстность твоих объятий! Ну, почему, почему так: ты - там, за гранью ощущений, я – здесь, в жестоком и равнодушном мире одиноких людей?! Я тоскую по тебе, Серёженька! Ты не прав: я готова умереть прямо сейчас, лишь бы снова встретиться с тобой, ощутить твою любовь, твою нежность. Но, увы мне, увы…!» В голове сами собой сложились строчки:
Судьба у каждого своя:
Свой крест, свой путь, своя дорога!
Прости, любимый! Плачу я,
Переживя тебя намного!
Из глаз моих хлынул такой поток слёз, словно в глубине души открылись шлюзы. Я не могла остановиться и успокоилась только, когда совсем обессилела. Тогда ко мне пришёл сон без сновидений, глубокий, целительный сон. С этой ночи здоровье моё пошло на поправку, и сны мне стали сниться совсем другие, а замок Мон Сен-Мишель снова занял первую строчку в рейтинге моих туристических пристрастий.