Коней на воле, с белых яблонь дым,
дома окрест и облака линялые,
один конец запутанный другим -
дороги крест, на образок меняла я
(церковную икону под оклад
которой четвертной мой дед засовывал),
делила кино-блиц на рай и ад,
и на полёты в небо невесомое
до школы и обратно - снова в сны -
в сарайчик между свежими опилками,
наструганными дедом до весны
хранить Ранеты сочными посылками.
Над "кинозалом" властвовал покой
и люди где-то там, за киноплёнкою,
другою жизнью жили, не такой –
как мы, с моими дружками-девчонками -
мы день и ночь учили сопромат,
зазубривая кубы с биссектрисами
и нам хотелось звёзды доставать,
хотелось быть - известными актрисами.
Поспеют яблоки на Благовест -
щекасто-нарумяненные манкие,
завязанные книги крест на крест
по антресолям встанут рядом с банками,
хвостом помашет поезду вокзал.
В общаге - чай к вареникам с черешнею,
Ты. Многое сказал, что не сказал -
в записке на клеёнчатой столешнице.
Хрусталь с фарфором в стенку встанут, в ряд -
фигурка отштампованной танцовщицы:
- Видать, не сахар, - люди говорят,
характеры сличая с безотцовщиной.
Икона вновь заступницей была -
потупит взгляд и воланды расступятся,
но кони, как закусят удила,
несут по гравию в дорог распутицу
в открытый зал индийского кино,
где день и ночь под выхлопными газами
базар - акбар в ошмётках стульев - дно,
линялой жизнь к посуде одноразовой.