Май в этом году выдался теплым. Мы с отцом сидим в беседке, он сильно изменился за последний год, теперь все больше напоминает мне деда. Бабушка принесла графинчик домашнего вина, и постепенно наш разговор переходит на воспоминания.
Однажды я упал с забора, ногу расцарапал, штаны порвал. Сижу в сарае и реву. Обидно мне, да и нога болит. Дед нашел меня, сел рядом, помолчал и вдруг начал рассказывать.
— День Победы я встретил в Польше. Мы стояли в небольшом городишке на берегу Вислы. И тут сообщение из штаба: «Победа!» Что тут началось! Все обнимаются, пальба стоит, как будто дивизия в атаку пошла. Ну конечно выпили на радостях. Я к командиру. Так, мол, и так, в соседнем городке госпиталь наш, а там у меня невеста Мария служит. Ну, это бабка твоя. Отпустите, к утру как штык буду. Командир ради такого праздника и отпустил. Я быстренько собрался и бегом по дороге побежал. До городка километров десять, по дороге. Но я решил сократить и через лес махнуть. Не заметил как пролетел лес, и городок уже видно. Осталось поле перебежать. Проскочил половину поля и встал как вкопанный. Вспомнил, что когда проезжали мы здесь вчера, саперы таблички ставили: « Мины». Стою я на минном поле и не знаю, что делать.
И так мне обидно стало! Война закончилась, я живой, до Машеньки моей, любимой, метров триста осталось, а я шагнуть не могу. Всю войну прошел, столько друзей потерял, и ни разу слезинки не проронил. А тут стою и слезы ручьем. Реву и не могу остановиться. Рванул с плеча автомат и с криком: «Ура», поливая очередями небо, рванул вперед. Ну, возле госпиталя меня дозор перехватил, автомат отобрали, пару тумаков по шее отвесили. Тут и Мария прибежала с подругами, уговорили дежурного отпустить меня. Так что иногда поплакать можно. Ничего тут постыдного нет,— дед потрепал меня по голове.
Неожиданно отец встает и уходит в дом. Через несколько минут он возвращается и ставит на стол старый бобинный магнитофон. Тихо шуршит лента, моргает зеленый глазок индикатора, и наконец звучит известный на всю страну, хрипловатый голос.

От границы мы Землю вертели назад —
Было дело сначала,—
Но обратно ее закрутил наш комбат,
Оттолкнувшись ногой от Урала.

Мой дед, Егор Семенович, когда услышал первый раз Высоцкого уверенно заявил:
— Наш брат, фронтовик. Интересно где он воевал? На каком фронте?
Все мои попытки объяснить, что он во время войны был еще ребенком, отметались сразу.
— Ты пойми, человек, который сам не испытал, не напишет так, это надо самому пройти. На своей шкуре все попробовать. Вот только не пойму, в пехоте он был или летчиком? Сколько раз я видел падающий самолет, а вот не услышал. А он услышал.

Досадно, что сам я немного успел, —
Но пусть повезет другому!
Выходит, и я напоследок спел:
«Мир вашему дому!»

— Как ты не поймешь, почему первые песни появились через пятнадцать лет после войны? В то время за такие песни могли и к стенке поставить, а его посадили, и только когда он вышел- его услышали. Да и сейчас жизни не дают. Ты его по телеку видел? То-то.

Как-то в наш клуб привезли «Вертикаль». Дед ходил смотреть фильм четыре раза. Долго молчал, переживал, потом, атеист по жизни, выдал: "Этому человеку Бог при рождении искру подарил. Таких мало у нас, два-три человека на всю страну". Когда дед заболел, и уже почти не ходил, он как-то протянул мне деньги и попросил выполнить его просьбу:
— Я уже не смогу, будешь в Москве, выбери время и от меня на его могилу положи пару гвоздик. От фронтовика — фронтовику. Я думаю, он поймет.
На поминках деда выпили по-одной, по-второй, и начались уже разговоры за огороды, да за погоду. И я не выдержал. Может водка мне в голову ударила, молодой еще был, может обида за деда, но выставил магнитофон на окно и врубил на полную громкость.

На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,—
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.

Все замолчали, а два старика, с медалями на груди, встали и дослушали песню молча.

Недавно был проездом в Москве. С группой туристов я приехал на кладбище и положил цветы с ленточкой «От фронтовика — фронтовику». Гид заметил мне, что Высоцкий не был на фронте.
— Это для нас не был, а для них он всегда был и будет фронтовиком.