На узком операционном столе лежала, раскинувшись, обезьянка Чича. Из ее рта
торчала интубационная трубка, наркозный аппарат периодически вздыхал, мониторы
ярко светились разноцветными цифрами и ритмично пикали, на черном экране плыла
изумрудного цвета кардиограмма. Живот обезьянки был выбрит наголо, обложен
стерильными салфетками и оранжево блестел от бетадина.
Комната вмещала еще один операционный стол, возле которого
медсестра Валя облачала в стерильные одежды и перчатки Викторию Викторовну,
стоящую с поднятыми вверх руками. Профессор говорила взволнованно:
- Валя, самый важный момент - когда я войду в малый таз.
Мгновенно, умоляю вас, подайте яйца и тут же шить. Если там у меня начнет
кровоточить, потеряем время и придатки потеряем. Впрочем, для этого случая будем
использовать сакшн. Будьте наготове с кохерами.
Она помолчала, прищурилась, заглянула в как бы насмешливо полуприкрытый глаз
макаки и пробормотала: - А знаете, жалко ее. Представьте, я привыкла к ней. Черт
его знает, будет ли она после этой кастрации сальсу нам еще танцевать?
- Ну, оживилась Виктория Викторовна, везите, Вася, нашу бразильскую
нимфоманку, а я пока железы у Чичи изыму аккуратненько. И они вместе с Валей
склонились над рыжим беззащитным тельцем.
Через минуту Василий Францевич, кряхтя, ввез в операционную
каталку с непрерывно болтающей миллионершей. Действовала введенная от страха
премедикация.
- Клянусь Девой Марией, профессор, у вас так хорошо! Что мне ваш анестезиолог
уколол? Такого прихода у меня не было при пластических операциях, даже кокаин
хуже. Уважаемая Траектория Викторовна, а точно Антонио меня потом не узнает?
Видите ли, я теперь боюсь, а как же мои бизнеспартнеры? Через месяц у меня
подписание контракта. Впрочем…
- И не узнает, и актрисок своих забудет, - пробормотала Вэ-Вэ, не поворачиваясь от
операционного стола, где уже зашивала маленький разрез на животе Чичи. Придатки
двумя розовыми гроздьями плавали в прозрачной баночке. Потом полушепотом
пропела Василию Францевичу:
- Голубчик, эпидуралка не пойдет, - вводите ее в наркоз, да побыстрее, а то она
будучи в сознании нам весь мозг пропилит… Валя, мигом перемываться, мне всю
новую одежду и перчатки.
Электроды мониторов приклеены к морщинистой груди. Белая жидкость, похожая
на разбавленное молоко потекла по капельнице в вену, и мадам, отвратительно
всхлипнув, захрапела, выпуская пузыри. Вася, торопясь, ввел шприцем релаксант и
склонился над старушечьей головой . Ярко сверкнула лампочка ларингоскопа и через
пять секунд аппарат уже дышал за миллионершу и пошел наркоз.
- Готово, профессор, - через минуту доложил анестезиолог, все пока стабильно,
немного скакнуло давление, но в пределах… вот дьявол, в анкете мадам не указала на
зубные протезы, пришлось извлекать срочно. Если бы сломал клинком при
интубации - приплатился.
- Ну, Господи, благослови. Скальпель.
Валя из сверкающей груды на столике вынула маленький брюхатый ножик и подала
его жрице.
Инструмент мелькнул в руках у профессора, как у фокусницы. Виктория
Викторовна через пять минут вошла в глубину малого таза и в несколько поворотов
извлекла из тела мадам ее обвисшие половые железы с какими-то обрывками.
Валя, совершенно мокрая от усердия и волнения, бросилась к стеклянной банке и
выхватила из нее другие, обезьяньи, малюсенькие и упругие. В руках у профессора
запрыгали, завились короткие влажные струны.
- Оптику на голову! - крикнула Виктория Викторовна.
- Не имеет равных в Европе... Ей-богу! - подумал Василий Францевич, одевая
профессору на макушку операционный микроскоп с висящими окулярами.
Один раз ударил тонкий фонтан крови, чуть не попал в глаз Виктории Викторовне, и
окропил ее колпак. Валя быстро подала профессору зажим, и та, как львица,
бросилась зажимать и зажала. Дробно защелкали кривые иглы в зажимах, обезьяньи
яичники были имплантированы на место старушечьих.
В это время Василий Францевич начал бледнеть. Одной рукой он стал щелкать
по сенсорам кардиомонитора, а другой набирать в шприц лекарство. Потом
хрипловато сказал:
- Трепетание предсердий, давление снижается. Начну кордарон?!..
Виктория Викторовна зверски оглянулась на него.
- Что вы еще спрашиваете? - злобно заревела профессор, - нам не все равно, что эта
старлетка прямо у нас здесь предстанет перед своей Девой Марией! Колите! Разве
мыслимо? – Лицо у нее при этом стало, как у вдохновенного разбойника.
Анестезиолог ввел лекарство, и ритм постепенно стал синусовым.
- Сейчас подниму давление, Виктория Викторовна, уже все под контролем.
Извините, профессор, заволновался Василий, вытирая салфеткой бледный мокрый
лоб, - наверное, бабушка кокаин давно нюхает. Вот за что я не люблю эти срочные
операции - всегда нарвешься на «подарок».
Он незаметно добавил Чиче в вену молочно-белой жидкости для наркоза.
Жрица отстранилась от раны, обработала ее салфеткой на зажиме и скомандовала:
- Шить мгновенно кожу, косметический шов. Валя, давай викрил - затем
оглянулась на мерцающий алыми цифрами таймер.
- Двадцать две минуты делали, - сквозь стиснутые зубы пропустила Вэ-Вэ, и кривой
иголкой впилась в дряблую кожу.
Скоро Виктория Викторовна отвалилась окончательно, как сытая вампирша, сорвала
одну перчатку, выбросив из нее облако потной пудры, другую разорвала, швырнула на
пол. Она сняла меловыми руками окровавленный куколь и крикнула:
- Сигару мне сейчас же, Валя. Все свежее белье и ванну.
Профессор подбородком легла на край стола, двумя пальцами раздвинула левое веко
обезьянки, заглянула в мутный спящий глаз и молвила:
- Вот, черт возьми. Глубоко спит. Ну, все равно к утру проснется. Эх, Вася, жаль
макаку, вдруг танцевать перестанет.
Яичники старой бразильской миллионерши плавали в новой банке на столике.
