Изба дышала ароматом сушеных трав.
Морщинились углы и печка остывая,
Там что-то колдовала, как дряхлый костоправ.
Её молчанье – не проклятие печали.
Все проклято уже, замолено дождём
и зерна боли куры исклевали,
заморено печным обеденным теплом.
Все остальное – маята, как в блудовом болоте.
Затуплен взгляд, как топоры в натруженных руках.
И клюквой пахнут деревенские сироты,
Да блики солнца со слезами на глазах...
