- Слыхала, новость-то, у Ганки мужик в студентку голенастую влюбился: седина в бороду, а бес в ребро - вот так!

На пыльном пустыре, где стоял сарай или какое-то подобие гаража, потный от жары мужчина средних лет возился с машиной. Он старался не обращать внимания на подошедшую жену, а она в раздражении бросала фразу за фразой:

- Дома полно дел, а он здесь прохлаждается… сколько можно? Целый день здесь под капотом! Далась тебе эта машина? Ты, что? Продавать её собрался?!

Пальцем, измазанным тавотом он покрутил и виска и нехотя сказал:

- Иди домой, всё равно не поймешь…

- Никуда я не пойду, поесть тебе принесла…, - смягчилась вдруг она. Смахнув мусор с рабочего стола, расстелила платок и поставила незатейливую еду: помидоры, хлеб, вареники со шкварками.

- Да…, где уж мне понять! У тебя дети – ей - ровня! Стыдно…люди невесть что болтают… -  думаешь, я  слепая…?

Он ветошью вытер руки и  стал, молча  есть, потом благодарно обнял её за плечи и сказал:

- Да не то, не то ты говоришь – другое это совсем… а, знаешь, какие у неё глаза?

- Какие? Обычные…  – серые…

- Говорю ж - не поймёшь…! У неё две кофточки всего: зелёная и синяя…

- Свихнулся совсем!

-Эээх…, послушай…  без сердца, послушай и всё: когда на ней зелёная кофта надета – глаза – зелёные, а когда синяя – синие глаза, понимаешь, тёмно-синие…- красиво очень! А на море – глаза как море - точь в точь…

Жена смотрела на него карими глазами и прошептала:

-Свихнулся, дурень, как есть - свихнулся…

Теперь он открыл какую-то зелёную пасту и стал полировать никель. Она устало смотрела, солнце уже близилось к закату, машина преображалась и ярко засверкала в последних лучах, а он всё продолжал полировать теперь уже черную краску каким–то составом с воском. Ну, вот и всё -готово! Теперь домой…

Аэропорт Мариуполя, да нет же, тогда это был город Жданов – город металлургов. Аэропорт города Жданов был залит летним солнцем, была объявлена посадка на рейс Жданов – Ленинград. Она провожала подругу, это была её закадычная школьная подруга – Маринка,  именно она позвала её к своим знакомым отдохнуть на Азовском море, Теперь Маринка улетала домой,  а она сама на следующий день должна была продолжить свое путешествие и ехать на Кавказ. Завтра с автовокзала её повезёт автобус в Минеральные Воды, а точнее в Ессентуки. Но это всё завтра, а теперь к борту самолёта ТУ-134 подкатили трап и толпа пассажиров с южным загаром и с южными угощениями: дынями, арбузами и проч. стала подниматься в самолёт. Особой грусти от расставания с подругой не было – они помахали друг другу, и вскоре, самолёт разбежался, оторвался от земли, набрал высоту и исчез. И пока она добиралась из аэропорта к домику на самом берегу Азовского моря, Маринка уже благополучно приземлилась в Пулково, ну да речь не о ней. А нашей героине, ещё три недели предстояло отдыхать и поправлять здоровье в санатории. Хоть и по курсовке, но всё же абсолютно бесплатно – забота профсоюза о здоровье студентов. Ха, на самом деле, об том позаботилась её вторая подруга – из института – профсоюзный деятель. Она хлопотала и о себе, и о близкой подруге своей, о Люлёчке, так она её называла. Спасибо ей! Курсовка, правда, пришлась на сентябрь, а с сентября, как известно, начинаются занятия, как в школах, так и в ВУЗах. Значит, по приезду с Кавказа её ожидали неприятности в институте – опоздать на месяц к занятиям – тоже не шутка! Ну, да это всё потом, потом, а сейчас надо вернуться и собрать небольшую дорожную сумку. По дороге к домику она решила купить бутылку шампанского и коробку конфет – это в благодарность хозяевам за гостеприимство. Когда она пришла, дома никого не было, собрать свой гардероб было не трудно, всего-то: две пары белья, две ситцевые кофточки, похожие на мужские рубашки, чёрный тонкий свитерок и красный вязаный кардиган с поясом. Джинсовые брюки а-ля клёш от бедра, футболка и вьетнамки были на ней. Оставалось положить только сине-красные замшевые туфли без каблука и на шнурках, похожие на кроссовки. И из одежды это всё. Она вышла к морю – бесконечное небо разрезал реактивный самолёт, оставляя после себя рыхлые белые полосы,  а бесконечное море бороздил  корабль. Песчаный пляж, небольшие домики – вдали грозный силуэт металлургического завода: домны, трубы и цеха, цеха, цеха… Она села на тёплый песок, запрокинула голову и всё смотрела и смотрела на тот, летящий высоко в небе самолет, размышляя о том, что какой-то лётчик находится так высоко-высоко над землёй. А тот  лётчик даже и не подозревал, что в эту минуту кто-то, на грани земли и воды, думает о нём. Заходящее солнце заливало море раскалённым железом, горизонт полыхал огнём, а небо над ней лазурно синело, ближе к горизонту переходило в зелень, затем в желтизну и, наконец, в пламенно красный. Красиво, как же красиво! Самолет скрылся, теперь она шла по щиколотку в воде, и волны пузырились как газировка и щекотали ноги. А цикады – от них трещало и в ушах, и во всей голове, потом мир снова преобразился – резко подступила темнота и только светлячки, да дальний свет от домов. Всё – прощание с морем закончилось. Дома опять - никого. Хозяева вернулись поздно. Когда она проснулась, все ещё спали. Тихонько, взяв свои вещи, она покинула домик. Ушла по-английски, на столике осталась записка, конфеты и шампанское…

Удобно расположившись в кресле Икаруса, Люлёчек закрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Первое, что поразило её у хозяев домика на морском берегу, это то, что во дворе стоял огромный ЗИМ – чёрная правительственная машина прежних времён.. Откуда она взялась у хозяина она не спрашивала, но очень хотела, просто мечтала прокатиться на ней, но не пришлось. Хозяин использовал её только по случаю поездки на базар, когда урожай редиски, а их было три, а то и четыре за лето, надо было везти на продажу. И вот этот ЗИМ нагружали редисом, и тяжёлая чёрная махина с неторопливым достоинством выезжала со двора. Редиска и ЗИМ не могли соединиться вместе у неё в голове! Огромное чёрное и величественное, и маленькое розовое и задорное со смешными хвостиками! Может так и должно быть? Второе – это был забияка-петух, он не давал Люлёчку прохода – мнил из себя коршуна и нападал, нападал, нападал… Как-то утром она добралась до туалета без препятствий. Это было странно и очень скучно – не надо было бежать, звать на помощь и судорожно захлопывать перед петухом хлипкую дверцу нужника. После завтрака хозяин внёс в хату общипанную курицу и велел девочкам приготовить обед. Обед они не готовили никогда прежде – это было для них настоящее мучение. Взяв большую кастрюлю, они запихали туда курицу, влили воду и поставили на огонь. Куриные ноги задорно торчали растопыренными пальцами с когтями. Люлёчек вышла на крыльцо и позвала: «Цып-цып-цып!» Но петух не прибежал, на дворе была противная тишина. Когда появился  хозяин, она спросила: « Где Петя? Где Петушок?» « У тебя в кастрюле!»- лениво бросил он. Заныло сердце, подкатила тошнота… Бульон получился горький – они не вытащили внутренности… никто не ел… , бросили собаке…,  хоть для кого-то праздник… Ещё был борщ – такого борща она не ела больше никогда, никогда в целой своей жизни. Как-то утром, старая гречанка,  мать хозяина, внесла им на кухню большую миску борща. Старуха была похожа на Бабу-Ягу, Люлёчек испугалась, даже. Но бабушка эта приветливо предложила позавтракать – борща похлебать. Суп по утрам – это не умещалось в сознании, и девчонки стали отказываться, но старая женщина дала им ложки, хлеб и ушла. Осторожно зачерпнув ложкой и попробовав, они с двух сторон метелили этот борщ, пока не съели всё до последней капли, да ещё ложки облизали - вот так смачно! Ещё они ели арбузы с белым ароматным хлебом, вареники с картошкой, политые растопленным салом со шкварками и луком, рвали сливы в саду и помидоры в огороде.

Жизнь здесь совсем не походила на их жизнь в Ленинграде. Витая в этих воспоминаниях, она полудремала в кресле, а автобус, пересекая Украину, направлялся в Краснодарский край, а там уже и Кавказ недалеко…

Автобус прибыл в Ессентуки в два часа ночи. Воображение рисовала ей страшные картины пребывания в ночном незнакомом городе: лиц кавказской национальности с кинжалами за поясом и кровожадными ухмылками, но ничего этого не было. На вокзале приветливо горели огни квартирного бюро, когда Люлёчек зашла туда, симпатичная женщина напоила её чаем и стала определять на квартиру. Они пришли в какой-то частный дом, поднялись на второй этаж, и в большой комнате, где спали уже несколько человек, ей определили койку и тумбочку. Только одна девушка не спала и наблюдала. Она была симпатичная на лицо, но речь оказалась грубоватой:

- Ну, что уставилась, ложись по-тихому и спи – прошипела она.

Люлёчек так и сделала.

Когда она проснулась, в комнате уже никого не было, кроме той грубоватой девушки. Сейчас она стояла у своей кровати и одевалась. Хорошо, что наша юная героиня лежала в постели, то, что она увидела, повергло её в шоковое состояние: перед ней стоял скелет обтянутой кожей - зловещая худоба - это просто ужасало, невозможно было поверить, что это живой человек - молодая девушка…! Из оцепенения Люлёчек снова вышла под фразу:

- Что уставилась? Одевайся! Я тебе всё покажу и провожу!

Сама Люлёчек тоже пышными формами не отличалась и даже пила пивные дрожжи, чтобы хоть как-то поправится, но сейчас она сама себе показалась богиней с идеальными пропорциями что, на самом деле, было недалеко от истины! Девушка, больная анорексией, провела её в санаторий, показала поликлинику и столовую, и ушла по своим делам. А Люлёчек думала и думала о том, как бы накормить её и вывести из этого состояния. Она совсем не подозревала, что несчастная уже прошла точку невозврата и ни работа психиатров, ни гипноз, ни  собственное желание вернуться к нормальному питанию и жизни, девушке уже не помогут.

В столовой санатория ей определили место за столиком, и завтракала она уже в компании почтенной публики: это были две шикарно одетые дамы и мужчина – военный, может быть, полковник в отставке. Её ситцевая кофточка, брюки и вьетнамки заставили их насмешливо переглянуться. Это ей было нипочём, Люлёчек была весёлым и интересным собеседником, что особенно нравилось полковнику, поскольку он считал, что еда за приятной беседой всегда вкуснее кажется, и был абсолютно прав, конечно.

В поликлинике она получила массу назначений на различные процедуры: ванны, души, массажи, воды и, конечно, ингаляции – их назначали абсолютно всем ленинградцам без исключения. Считалось, что у них, у всех поголовно очень всё плохо с горлоносом. Вообще везде и всегда к жителям города на Неве относились с любовью и нежностью. Курортная жизнь налажено потекла своим чередом: люди степенно прохаживались с поильниками по аллее, где были источники минеральной воды, и выполняли назначение врача. Люлёчку вода на вкус не нравилась – пить тёплую воду маленькими глоточками она не могла, не пить совсем – не могла тоже, ведь тогда пропадал смысл её пребывания в санатории! Настроение было подавленным. Компромисс родился сам по себе – она увидела источник, к которому не было никакой очереди, подошла и поняла, что это холодная лечебная вода. Она набрала целый поильник и как из кружки залпом выпила воду, даже не почувствовав её вкуса. Теперь она три раза в день выпивала кружку холодной воды и была очень довольна собой. Такой пустяк сделал её счастливой, здоровье начало укрепляться и даже весы показали не пятьдесят килограмм ровно, а ещё к ним двести грамм! Единственное, что было, не совсем хорошо, так это скудный гардероб. Изысканные дамы выходили к столу каждый раз в новом туалете, а она только меняла одну ситцевую кофточку на другую. Среди студентов – это было нормально, но молодёжь почти вся разъехалась на учёбу, и бархатным сезоном наслаждалась публика посолиднее. Однажды прохладным утром она явилась в столовую, надев весь свой гардероб сразу. Одну кофточку она одела на голое тело, сверху натянула чёрный бадлон, поверх бадлона надела другую ситцевую подергушку и всю эту красоту завершил красный кардиган. На ногах красовались сине-красные замшевые импортные туфли. Полковник подскочил от восторга, увидев на ней весь гардероб сразу, и не постеснялся сказать об этом вслух. Но она даже бровью не повела, а только тряхнула гривой своих светло-русых волос, звонко рассмеялась и искренне подтвердила его догадку:

- Холодно сегодня – вот и пришлось сразу всё надеть, а вам не холодно? – Обратилась она к декольтированным дамам, хорошо напомаженным к первой трапезе. Но они только переглянулись и поджали накрашенные губы. После завтрака зарядил, такой ей родной и привычный, мелкий нескончаемый дождь. Целый день она бегала по процедурам и успела основательно вымокнуть. Когда после обеда она вернулась домой, вся её одежда за исключением нижней кофточки была мокрой, насквозь мокрыми оказались и ее прекрасные, но единственные туфли. К вечеру дождь прекратился, стало вдруг тепло: как-то молочно-туманно, и, по яичному, желто от фонарей. Она вышла на улицу и побрела наугад. Темнота и синяя блузка сделали её серые глаза тёмно-синими, босые ноги во вьетнамках шлёпали по лужам, волосы лёгкой овсяной волной обрамляли загорелое лицо. На неё оборачивались мужчины, пытаясь привлечь внимание к себе, но она как будто куда-то плыла в тумане, не замечая никого…

Он получал багаж в аэропорту Минеральные Воды. Путёвка в санаторий – это было впервые за всю его службу в ВВС. Ему 40 лет, лётчик – испытатель, здоровье не подводило никогда, а тут – путёвка в санаторий для поправки здоровья – nonsence! Это всё Вьетнам…

Тогда он обучал вьетнамских лётчиков управлять современными МИГами и вдруг – катастрофа - гибнет экипаж и самолёт. Была создана комиссия по расследованию случившегося. Выяснили, что вьетнамцы в какой-то момент перегрузки теряют сознание. Стали докапываться до причины и не могли её найти. А причина лежала на поверхности! Как-то Альберт, так его звали, увидел, как питаются в столовой вьетнамские лётчики, и понял, что они реально не доедают, доложил начальству. Проблема была решена очень просто – лётчиков стали кормить. Кормить по-русски – и всё наладилось! Но нервотрёпка с погибшим самолётом и экипажем не прошла даром – открылась язва, отсюда и санаторий.

Зачем он сейчас в этой военной форме? Глупо, хотя… в штатском он выглядел мешковато, невысокий ростом, лысоватый – внешне совсем не герой-любовник, он, на самом деле, пользовался неизменным успехом у женщин и отлично знал это. Да, женщин было много, но, как ему казалось, не было той единственной – мечты! Какая она должна быть он и сам не знал. Скорее всего, уже была такая рядом и может быть даже не одна, но он смотрел и не увидел, слушал и не услышал, а поэтому больше мечтал, чем искал.

Военный санаторий в Ессентуках - основательный, солидный - в духе того времени. Для Альберта это было скучновато. Для него, действующего полковника ВВС, был приготовлен отдельный номер, но он небрежно бросил вещи и, не переодеваясь, вышел на улицу. Было уже темно и, похоже, что весь день шёл дождь: все деревья и кусты были переполнены водой, и при малейшем движении с них снова капала и капала излишняя влага. Воздух был напоён южными запахами, пением цикад и мягким туманом. Он пошёл наугад. Где-то недалеко слышались нестройные звуки оркестра, и снова заморосил дождь. Двери большого танцевального зала какого-то спец санатория были гостеприимно распахнуты. Альберт вошёл и поразился публике, которая находилась внутри. Это были, похоже, чиновники высокого ранга, одетые, как-то по-домашнему - в светлые костюмы, и их дамы в вечерних платьях. Неподдельные камни украшали декольте и сверкали на холёных пальцах. Эти шикарные женщины с интересом разглядывали Альберта, и он готов уже был ретироваться, как вдруг…

Люлёчек шла по мокрой дорожке, где-то недалеко послышались звуки музыки, нет, оркестр не играл ещё, а просто настраивался - как в Мариинке - подумала она тогда. Ей очень нравились эти звуки: нестройные, робкие, а иногда резкие и непонятные, но после них всегда начиналась чарующая музыка и волшебное действие. Стал снова накрапывать дождь и она, шлёпая по лужам, побежала к белому нарядному зданию, отворила дверь и …от неожиданности приостановилась у порога.

Большой помпезный зал был заполнен людьми, таких людей она не видела никогда в своей жизни: сытые невнятного вида мужчины и грудастые женщины. Ей казалось, что это не грудь, а совсем другая часть тела, и на этой части лежали украшения, нет не чешская бижутерия, которую носили студентки на своих свитерках - это были настоящие, тонко обработанные, драгоценные камни. Всё общество взирало на неё, если не с презрением, так с нескрываемым любопытством. Она готова была провалиться куда-нибудь, и уже готова была уйти, но оркестр заиграл первые робкие такты хорошо знакомого ей вальса: Штраус, « Венский вальс» - вспомнила она, а с другого конца огромного зала, чеканя шаг, шёл по направлению к ней какой-то военный! Как он здесь оказался?- Пронеслось у неё в голове.

Альберт шёл через весь зал, недоуменно смотрели на него дамы, он торопился: вдруг уйдёт, растворится в темноте, исчезнет:

- Разрешите пригласить Вас на вальс? – отчеканил он по-военному.

- Я не умею…, никогда не…, шлёпанцы…, вьетнамки ...- она лепетала что-то невнятное, но он уже взял её руку и уверенно обхватил за талию. Она покорно положила другую руку на его плечо и непонятно как, но она оказалась не плохим танцором и ноги ей совсем не мешали, наоборот, она делала шажки вперёд и назад, кружилась и снова оказывалась в уверенных руках партнёра . В этом огромном зале они вальсировали вдвоём, остальные с интересом смотрели на них. Они были примерно одного роста, а поэтому танцевали лицом к лицу, и ему интересно было наблюдать, как неуверенная настороженность сменялась одухотворённостью, затем появилась весёлость в глазах, появилась улыбка и, наконец, весёлый смех зазвенел как колокольчик. Её глаза, из тёмно-синих, превращались в голубые, отражая небесный цвет полосок его погон, а загорелое лицо, без косметики, оживлялось естественным румянцем. Она получала несказанное удовольствие, танцуя с ним, отлично понимая, что это он так хорошо танцует, а она, она просто полностью доверилась и ни на секунду в нём не усомнилась.

Вот так легко поверила, с ним такое было впервые, он хорошо танцевал, особенно вальс – танцевал, как летал: непринуждённо, легко, виртуозно, полностью отдаваясь танцу как полёту в воздухе, но ни с кем и никогда ему не было так свободно и весело танцевать. Оркестранты тоже подхватили настроение и, следуя дирижёрской палочке, повторили вальс ещё раз. На паркет так больше никто и не осмелился выйти, звуки музыки затихли, а они стояли, обнявшись в центре зала, и слушали биение сердца – сейчас это было одно сердце на двоих. Удивительно, но публика встала и начала аплодировать, все улыбались и смотрели, если не с восхищением, то с полным пониманием происходящего. На улицу они вышли вдвоём, оркестр в зале заиграл фокстрот, а они уже шли по мокрому тротуару, по жёлтым лужам, сквозь кружево тумана, навстречу…

Через несколько дней лайнер ТУ–154 Минеральные Воды - Ленинград приземлился в Пулково. Никто не встречал её. Дома она позвонила Маринке и та сказала, что пришло письмо из Жданова. Хозяйка домика на самом берегу моря, Гана, писала, что муж её был очень расстроен, когда утром уже не застал Люлёчка дома. Оказалось, что он подготовил свой роскошный ЗИМ, для того только, чтобы отвезти её на автобусный вокзал – исполнить заветную мечту её - прокатится на ретро автомобиле. Записка, бутылка шампанского и конфеты его сильно расстроили. Он запил горькую -  была, просто, беда с ним, но сейчас уже всё хорошо и, даже, они вдвоём катались на своём ЗИМе по городу – так  просто – безо всякой цели… такого в её жизни с ним никогда не было…

- Чем объясните полное отсутствие своего присутствия в течение месяца? - Гневно обрушился на неё декан факультета на следующий день, когда она пришла в институт. Набравшись откуда-то смелости, она уверенно произнесла:

- Так это же Вы направили меня в санаторий для поправки здоровья!

- Я…? – Декан аж подскочил со своего кресла.

- Да… Вы… и профсоюз! – Добавила она многозначительно.

- Вот как…тогда ладно… приступайте к занятиям и больше не болейте…

Она вышла из кабинета, толпа студентов шумела около аудитории, кто-то позвал её, но она  открыла тяжёлую дубовую дверь и оказалась на улице – а там – осень, манящая куда-то своей рыжей красотой. Дребезжащий трамвай довёз её до Старой Деревни. Тишину окраины нарушил звук реактивного самолёта, стоя на деревянном мосту через Невку, она запрокинула голову: высоко в небе летел самолёт, оставляя шлейфы белых полос. Она прикрыла ладонью глаза от солнца и наблюдала за ним, пока тот не исчез из виду, потом и белое кружево полос стало рассыпаться и исчезать. До сумерек она бродила по, любимому с детства, парку на  Елагином острове, утопая ногами в опавшей листве. А с деревьев всё падали и падали  листья…, граб, клён, ясень, рябина… щедро осыпали её золотом своего убранства, и счастлива она была совершенно…