Пусть сядут тихо те, кто просто будет слушать,
Мы создадим для вас домашний ваш уют.
Я лишь для вас свою открою настежь душу,
А пацаны мне в такт свободно подпоют.

Стареющему так быстро и столь явственно мне
февраль весь невзрачный и тускло-противно-унылый
тоску навевает и мысли о горьком вине
и сладостном мире за гробом земным, за могилой.

В Кремле отливы и приливы,

И очи пылью замело,

А я домой несу счастливый

Сосисок целое кило.

За рулём роскошного автомобиля девушка. У неё на правом плече сидит 

Привет тебе, мой край родной,
С твоими тёмными лесами,
С твоей великою рекой,
И неоглядными полями!

"Можно хоть мне одной
пройтись с плакатом: Я – ГОРЛОВКА?"

Нина Лёзер

Из собора Святой Софии*
Точно плач горький великоросса.
Апокалипсис гнева - Киев.
Не покроет Иуду епитрахилью
Худосочный иерей - в горле слезы.

– Он же гениален.
– Ты действительно так считаешь? А куда ты с ним пойдешь? Куда он всех зовет?
– Мне все равно. После того, что он сделал, я за ним вприпрыжку помчусь...

За окошком тьма, в сердце моем боль,
Давит камень, крест, жизнь моя, юдоль,
Я схожу с ума, тот ведь залп огня,
Как сразил дитя, так добил меня…

Громадное здание взметнулось, разрывая облака, поражая циклопичностью, ослепляя ярким блеском необъятных окон. Здание давило на человека, позволяя ему чувствовать себя песчинкой рядом с исполином, но, одновременно, вызывая у человека какой-то трепет восхищения.
Внутри разбегались таинственные коридоры, чередовались кабинеты, ждущие исследователя.
Все эти чувства испытывала Таня, подходя робкими шагами к зданию.