посвящается Устинье Ивановне Яниной.
Конец 1970-х годов.
Бабка Устинья в огороде с утра пораньше окучивала картошку. Устала шибко. Спину пересекло, кое-как выпрямилась. Солнце припекало.
- Батюшки мои, восемь рядков окучила и расписалась... Вот чё делается-то — года своё берут! Мыслимо ли - девятый десяток разменяла, даже подумать страшно, не то что сказать. Прокопалась, а обед-то варить кто будет? Пойти хоть, похлёбку мало-мальскую по быстрому сготовить. Не ровен час, робята мои прибегут, исть захотят, а я, квашня старая, грешным делом совсем забыла. Да как тут не забыть? Травы-то сколь, берёзка-то всё как есть затянула, никакого сладу с ней нет... Ближе к вечеру жар спадёт, так Бог даст, ещё покопаюсь сколь смогу, а то ведь перед людьми стыдобища - всё как есть заросло... У меня раньше-то отродясь в огороде такого срама не бывало! До чё дожила...
В избе Устинья почистила луковицу, морковку, штук пяток картофелин, порезала их скоро-наскоро в кастрюлю с водой, поставила кастрюлю на электроплитку. Пока вода закипала, пережарила лук с тёртой морковкой на нутряном свином сале в чугунной сковородке. Разбила куриное яйцо в миску, взбила его вилкой, добавила немножко муки, всё перемешала, тщательно разминая комочки. Жидкое тесто понемножку ложкой опускала в кипящую похлёбку...
- Робята-то мои похлёбку с колобками шибко любят! Особливо младшенький мой Ванюшка... Батюшки, а укроп-то, укроп я забыла положить, совсем памяти не стало... Да хоть малёхо молочком забелить, всё ж таки повкуснее будет, да посытнее. Жалко коровушки-то своёй боле нет, да и какая уж теперь мне корова? Два шага прошла и расписалась. Заплюхалась я совсем. Сердце-то того и гляди выпрыгнет, ничё не робит.
Устинья попробовала похлёбку, сказала в слух.
- Ни чё, похлёбка-то славная и соли в аккурат. Робята мои с удовольствием съедят.
Кукушка в ходиках прокуковала два раза.
- Ой, время-то сколь! Ну надо же, два часа прокуковала - обедать давно пора, а робята-то мои где-кась? Вот сорванцы — забегались и про еду совсем забыли. Ну, да чё поделаешь, знамо дело — дело молодое! Сама давно ли девкой была!? Ой, а года бегут, бегут... Пойти скликать, ли чё ли, на улку, поди услышат, придут не ровен час.
Устинья вышла на крыльцо и закричала.
- Васька, Петька, Ванюшка-а! Вы где запропастились? Вот окаянные ребятёшки...Обедать бегите!
На её крики никто не отзывался.
- Ладно, пойду поищу сама. Голодные ребятёшки-то бегают, жалко до чё. Ванечка-то мой совсем исхудал — одна кожа да кости. Взглянешь - почти насквозь светится. Да и в кого шибко-то полным быть? Я отродясь худющая была. Свекровь, помню всё по молодости меня донимала, чуть что говаривала: «Девка-а и как тебя только ноги носят? Того и гляди переломишься!» Сколь воды утекло с тех пор...
Бабка Устинья вышла на улицу. Посмотрела по сторонам.
- Ну, куда их нелёгкая унесла? Батюшки мои, словно корова языком слизала.
У дома напротив сосед Сашка Каманцев чинил трактор. Старушка подошла к нему поближе.
- Здорово, Ляксандр!
- Здравствуй, бабушка Устинья!
- Опять под трактором лежишь, сердешный! Ой, а увазюкался-то как, батюшки мои.
- Лежу, а куда деваться-то? Старьё, ломается, будь он неладен. Ни дела ни работы.
- Бяда... А ты ребят-то моих не видал?
- Нет, не видал...
- Вот где бегают, а? Старшие, поди, на озеро купаться убежали и малой, наверно, за ними увязался... Жара-то какая стоит! А Ванюшка-то плавать ладом не умеет, как бы до греха дело не дошло, вот ведь чё! Пойду на озеро, гляну, а то похлёбку сварила — простынет похлёбка-то! Пока похлёбку-то варила, сколь раз в окошко глядела - всё возле избы вертелись. Пошла звать, а их и след простыл, и когда только убежать успели? Ох, бедовые робята...
- Да не переживай ты, бабка Устинья! Куда твои ребятишки денутся? В деревне нашей тишь да благодать. Набегаются и всю твою похлёбку слупят за милую душу.
- И то правда, Ляксандр! Утешил старуху...
Пошла бабка Устинья проулком к озеру. В огороде соседи Зубановы всей семьёй дружно окучивали картошку. Устинья подошла поближе к плетню и крикнула.
- Бог в помощь, милы люди! День добрый!
- Ой, здравствуй, бабка Устинья! - первым поздоровался отец семейства Иван Петрович, а следом за ним и остальные члены семьи.
- А, вы робят-то моих не видали?
- Нет, что ты, что ты... Головушку поднять некогда, работы столь.
- Ну, всей-то артелью моментально управитесь. А я думаю, дай-ка спрошу, может мимо проходили?... Ну, нет так нет... Пойду на озеро сама гляну. Купаются поди сорванцы на Крутояре, а похлёбка-то моя стынет.
- Вон, Идка Бетенева с озера идёт, ты, бабка Устинья, её спроси.
- И то правда ... Постою, подожду, хоть дух переведу немного, а то задохла совсем. Жара, духота, как бы грозы не было! Эвон тучки засобирались...
Идка Бетенева с озера несла на коромысле воду в вёдрах. Подойдя поближе к бабке Устинье, поздоровалась.
- Здрасте!
- Здорова, девонька!
- Устала поди шибко? Вон вёдра-то полнёхоньки несёшь, передохни малёхо.
- Ой, да и не спрашивай... Отдыхать зимой будем... А ты куда это собралась? Купаться, что ли надумала на старости-то лет!?
- С чего глядя? Я уж своё откупалась. Робят я своих ищу. Убежали, а у меня похлёбка стынет. Ты их на озере-то не видала часом?
- Вот те раз... Да, ты чё городишь-то, бабка Устинья? Нет у тебя никаких ребятишек... Ходишь каждый день туда-сюда, деревню дивишь. Ты, хоть ноги свои пожалей!... Домой ступай, отдохни.
Идка помолчала чуток, а потом добавила.
- На войне они все у тебя погибли...
- Это для вас их нет... А для меня они — были, есть и будут!
Устинья заплакала, то и дело вытирая слёзы уголком платка, а после побрела дальше искать своих ребятишек.
4 марта 2014 г.
картинка http://i033.radikal.ru/1109/5d/4b04515bc126.jpg
А, вы робят моих не видали? ( Деревенские посиделки)
