Жала копий, конский храп и треск дверей.
Белый снег. Холодный блеск замёрзших лат.
Повеленьем перерезать всех детей
величайший в Иудее из царей*
пробудил остервенение солдат.

Крик и плач, по всей деревне без конца.
Грабежам былым бы радоваться тут:
Там ребёнка отрывают от отца,
здесь у матери от горя нет лица,
снисхожденья от беды уже не ждут.

Загустели содрогнувшись небеса,
почернев стоят деревья у домов.
Лента всадников, стальная полоса
словно смертью обнажённая коса
над пригорками склонившихся голов.

Кровь пролита. Акт финальный наступил,
где для сильного бессильный виноват.
Безучастен мир, ему не станешь мил.
Как древесный свежесделанный распил
шея срезана, размер лишь маловат.

У безумья ни начала, ни границ.
Безнаказанность есть худшее из зол.
Страшен день, не слышно больше пенья птиц,
только слёзы окровавленных глазниц,
адской мельницы безжалостный помол... 

Вечереет. Заслужили топоры,
наработавшись с утра, себе покой.
Успокоятся напившись, до поры,
свежей крови беззащитной детворы,
что пролита ими полною рекой. 

Скоро ночь. Всего осталось может с час,
и опустится на всё, чернея, мрак.
Те, кто выживет, помолятся за нас:
их омоется слезой иконостас,
и сожмётся для отмщения кулак.



* На картине Великого фламандского художника Питера Брейгеля Старшего, действие евангельского сюжета (в котором по приказу царя Ирода I Великого делается попытка уничтожить недавно родившегося младенца Иисуса Христа), аллегорически перенесено в современные ему средневековые Нидерланды, страдающие от жестокого испанского нашествия.

Информацию предоставил: Владимир_Литвишко