В век компьютеров, компьютерных технологий и компьютерного дизайна они, лёжа в коробке, задвинутой в дальний угол ящика письменного стола, чувствовали себя ненужны-ми и незаслуженно забытыми вещами, к которым привыкли, потому до сих пор не выбрасывают. А они много лет служили своему хозяину и помнили его тёплые руки. И у каждой вещи был свой характер и своя история, которой хотелось с кем-нибудь поделиться.

КНОПКА
Она лежала рядом с другими канцелярскими кнопками, но отличалась от них, всё еще блестевших никелевым покрытием, но туповатых, остротой своего язычка, возрастом и слегка поржавевшей и оттого шероховатой поверхностью. Её язык был так остёр, что, как говорили, она могла не только «прикнопить», но и «пригвоздить».
Кнопка знала, что иногда без неё было не обойтись, и гордилась этим. Она помогла многим, до того никем не читаемым объявлениям и документам, приобрести известность, закрепив их для всеобщего обозрения на самом видном месте. Ради популярности эти документы, а особенно объявления, готовы были терпеть и небольшие раны, нанесённые её острым язычком.
Однажды хозяин вынес кнопку на улицу, чтобы та помогла закрепить объявление о пропаже его любимой собаки. Несколько дней она вместе с объявлением мокла под дождём и обдувалась ветром, а когда собака нашлась, хозяин «откнопил» её с доски объявлений и, благодарный, поржавевшую, но ещё острую на язык, принёс домой.
С тех пор прошло много времени. Кнопка надеется, что когда-нибудь пригодится, и тогда о ней вспомнят.

КАРАНДАШ
Карандаш помнил время, когда в компании с другими, острозаточенными и всегда готовыми к работе, красовался в деревянном стакане на самом видном месте письменного стола. Он считал себя профессионалом и нехотя соседствовал с несерьёзными, по его мнению, разноцветными карандашами.
На одной из его шести граней была надпись «конструктор». Он добросовестно трудился, оставляя чёткие линии на чертёжной бумаге – ватмане и старательно выписывая чертёжным шрифтом цифры и буквы, важные для разработчика. Если уставал, то отдыхал не на письменном столе, а в специальной «лодочке» под чертёжной доской. Ему приходилось участвовать в разработке чертежей самых разных изделий и весьма простых, и самых сложных.
Но пришло время, когда чертежи стали создавать на компьютерном экране, надписи и цифры набирать на клавиатуре, и карандаш стал не нужен.
Он, затачиваемый и перезатачиваемый, сохранивший лишь треть своей длины, теперь доживал свой век рядом с другими забытыми канцелярскими принадлежностями в дальнем углу нижнего ящика письменного стола, вспоминая славную историю своего карандашного рода.
Человек, всегда склонный к творчеству, сначала писал и рисовал на чём попало, даже на стенах пещер углем, оставшемся от погасшего костра или острой палочкой – стилом на невысохших глиняных дощечках. Когда появилась бумага, потребовался другой материал. Для этого подошло чернографитное вещество. Палочки из графита сначала были толстыми и пачкали руки мастеров – каллиграфов и художников. Тогда их догадались сделать тонкими, а чтобы не ломались и не пачкали рук, поместили в корпус из мягкой и легко строгаемой древесины. И с тех пор графитовый стержень стали затачивать тем же «перочинным» ножичком, которым затачивали птичьи перья, используемые для письма чернилами.
Карандаш гордился соседством с другим своим соплеменником – старым химическим карандашом, на круглом боку которого можно было прочитать полустёршуюся надпись бронзовой краской «ф-ка им. Сакко и Ванцетти». Короткий, небрежно заточенный химический карандаш зелёного цвета, который иногда обидно называли «огрызком», возможно, помнил огрубевшие и почерневшие от трудной воинской работы руки солдата, который в холодном окопе в перерыве между боями, предварительно послюнявив, писал им письмо на родину, положив листочек бумаги на железную поверхность сапёрной лопатки.
Так и лежали они рядышком и вспоминали, вспоминали…

РЕЗИНКА
Резинка была карандашной стирательной. Иногда её называли странным именем «ластик». В её обязанности входило удаление ошибочно нанесённых на бумагу карандашных линий и надписей. Она бы с удовольствием стёрла всё, что было изображено на бумаге, белизну которой любила, но ей это не разрешали.
Первые ластики делали из резины - каучука, который получали из сока бразильской гевеи. В последней четверти восемнадцатого века о них писали: «эта эластичная резина очень удобна для удаления текста, написанного чернографитовым карандашом».
Наша резинка была изготовлена не из каучуковой, а искусственной резины, была достаточно мягкой, но с твёрдым характером. Она беспощадно боролась с любыми карандашными ошибками, теряя при этом крошившиеся от раздражения частички своего тела, постепенно уменьшаясь в размерах. Частички резинки вместе с прилипшими к ним микро-кусочками графита безжалостно смахивались с очищенной поверхности бумаги, которая в этом месте становилась белоснежно чистой.
Резинка попала в компанию забытых вещей, когда уменьшилась настолько, что её стало трудно держать в руках.
Рядом с ней поселилась почти совсем стёршаяся резинка для удаления текста, написанного чернилами. Она была гораздо твёрже карандашной и содержала в себе абразивные добавки для бескомпромиссного удаления окрашенных чернилами бумажных ворсинок. Если чернильная резинка переусердствовала в работе, то могла протереть бумагу и насквозь.
И обе резинки вынуждены были теперь соседствовать с остро ненавидевшим их карандашом. А ему ненавидеть их было за что.

ЦИРКУЛЬ
Вообще-то циркулей было несколько. Самым простым был школьный, так называемый «козья ножка». Его стальная ножка с иголкой имела пружинящую петлю, в которую вставлялся обыкновенный карандаш. Козью ножку хранили как воспоминание о далёких школьных годах.
Профессиональные и всё еще сверкающие никелем циркули хранились когда-то в обитых бархатом углублениях большой готовальни, где они отдыхали после трудового рабочего дня.
Главным считал себя циркуль, который, стоя на одной ножке, снабженной острой иголкой, другой, с закреплённым в ней графитовым грифелем, мог чертить окружности разных диаметров, и маленьких, и больших. А когда в его вторую ножку вставляли специальный удлинитель, он мог начертить и очень большую окружность.
В его подчинении был циркуль – измеритель. Его можно было отрегулировать на определённый радиус и чертить множество окружностей одного диаметра.
Балеринка - циркуль никому не подчинялась. Она крепко стояла на ножке-игле, а второй могла крутить сколько угодно фуэте, вычерчивая маленькие окружности, недоступные другим циркулям.
Особняком держался измеритель, который двумя ножками – иголками мог отмерять любые кратные расстояния, подобно землемеру.
Циркули были работоспособны, ещё не стары, но на смену им пришла компьютерная чертёжная программа, и теперь они незаслуженно забыты в коробке – общежитии вместе с простыми канцелярскими товарами.