Кушать хочется
Перелеты, командировки. Вид городов сменяется постоянно. Но частенько вижу людей, которые просят милостыню или молча ждут, когда им перепадет монета – другая. Я всегда стараюсь посмотреть им в глаза, чтобы понять, что стоит за их поступком. В основном вижу равнодушие и злость. И все реже – безысходность. Но всегда, когда я её замечаю, я вспоминаю время, когда я была в такой же шкуре.
В детстве у меня были мама и отчим. Жили как многие, от зарплаты до зарплаты, но на жизнь не жаловались. Особой теплоты у нас с мамой не было, с отчимом – и подавно. Возможно, я была виноватой в том, что не хотела быть с ними мягкой, а они и не настаивали, заботясь обо мне по мере надобности. Но в один миг я лишилась всего: днем, когда я была в гостях у одноклассницы, наш дом загорелся. Мама и отчим сильно пострадали, пока спасали вещи и документы. Через неделю их не стало, как не стало и жилья. Не желая отправляться в детдом, я, забрав несколько вещей, сбежала в город, в надежде потеряться.
Мое желание потеряться сбылось быстро. Но безумный голод все время гнал меня к людям и магазинам, так что пару раз я убегала от милиционеров, пролезая в щелях заборов, благо, моя худоба здесь служила мне на руку.
Несколько дней я искала еду в помойках во дворах, так как от магазинов меня выгоняли другие голодные люди. Просить милостыню в открытую я боялась – детдом и по сей день мне казался худшим вариантом, чем постоянный голод и страх. Спала на чердаках, в углах нежилых помещений, благо, стояли теплые сентябрьские дни.
Но скоро начались дожди. К голоду прибавился холод и кашель. Детдом уже не казался мне адом, и с последними силами я отправилась в людное место, чтобы кто-нибудь да помог. «Универмаг» располагался через дорогу, а там и милиционеры ходили, оставалось лишь перейти по подземному переходу и да здравствует пища и крыша над головой. Но, стоило мне лишь спуститься на несколько ступенек, как закружилась голова и я, не ухватившись за перила, слетела кубарем вниз, врезавшись в мужчину, который просил милостыню. Последнее, что я помню, как, потирая щеку, которую саднило, я попросила покушать…
***
- Ну, славно, очнулась.
Передо мной был тот седовласый мужчина, на которого я налетела в переходе. Переведя взгляд в сторону, я увидела потолок. В теле было необычное ощущение. Тепло. Мне было тепло.
- Где я?
- У меня дома. Через полчаса будем кушать.
- А я сейчас хочу.
- Терпи. Хотя, погоди, когда ты в последний раз ела?
- Вчера, утром, когда нашла сухую горбушку.
- Понятно. Тогда вставай и иди на кухню. Будешь кушать сейчас.
Мужчина ушел, а я еще несколько минут разглядывала потолок – уж больно он был похож на наш – побеленный, местами в пятнах от протечек. Сев на кровати я ощутила головокружение и только тут заметила, что на мне чужая одежда: серая футболка. Замерев от страха, я взглянула вниз, но нет, трусы на мне были мои. Глянув по сторонам и не найдя вещей, я обмоталась покрывалом и вышла на кухню, где мужчина уже приготовил мне чай с хлебом с маслом.
- Садись. Только ешь очень медленно. Иначе вырвет.
От аромата, исходящей из сковородки у меня уже началась тошнота, но отказаться от хлеба я не могла. Выполнив наказ, я через несколько минут почувствовала себя лучше и уснула прямо за столом.
Проснулась вновь на той же кровати, что и в прошлый раз. Обмотавшись покрывалом, пошла на кухню, но там никого не оказалось. Обойдя дом, я поняла, что осталась одна. Вернувшись на кухню, я заглянула в сковородку и увидела там жареную картошку. На столе лежал лист, и я прочитала «Еда в сковородке для тебя. Ешь медленно. Твои вещи в ванной. Буду вечером.»
Поев, я решила заняться уборкой – надо же как-то отплатить за добро. Наведя приблизительный порядок, я услышала, как в замке поворачивается ключ и обрадовалась – одной скучно и страшно.
Седовласый мужчина кивнул, приветствуя, и отправился на кухню. Пойдя за ним, я увидела, как он достал еду из сумки.
- Очухалась? – спросил он меня.
- Да.
- Тебя как звать-то?
- Мария.
- Маруська, значит. А меня Миколой.
- Чудотворцем?
- Почему Чудотворцем?
- Ну, как же, Николай Чудотворец – икона такая есть, у мамы в комнате стояла. – Вспомнив про маму, мне стало грустно. Дядя Микола подошел ко мне и, присев на корточки, отчего стал ниже меня, произнес:
- Я не Чудотворец, Марусь, более того, я очень много совершил плохих поступков. Мне никогда не смыть своих грехов. Единственное, что я могу – не брать новые грехи на душу. А сейчас давай ужинать.
Дядя Микола встал, отвернувшись к плите, а я все никак не могла понять, почему он не святой – он же спас меня.
Поев в молчании, мы смотрели друг на друга. Мне было уютно. И мысли о детдоме вновь стали казаться адом. Но я понимала, что дядя Микола вряд ли меня оставит у себя, ведь в доме, кроме некоторой мебели, больше ничего не было.
- О чем задумалась, Марусь?
- Я не хочу в детдом.
- Где твои родители?
- Погибли после пожара.
- А родные еще есть?
- Тетка, но она злая. Она дядю Сережу всегда ругает.
- А кто это дядя Сережа?
- Её муж.
- Ну, может, она на него обижена, а тебя полюбит.
- Я её не люблю. Она маму мою тоже обижала.
- Дела.
Убрав со стола, дядя Микола положил меня на кровать, а сам лег на полу. Только теперь я поняла, что сплю на его месте. Предложила обменяться, но он лишь рукой махнул, показав жестом, чтоб мол, не мешала спать.
Утром я вновь оказалась одна в доме. И после и еще много раз. А потом пришла зима. Неожиданно, за ночь намело много снега, а окна покрылись узорами от мороза. Вновь оставшись одна, я дула на стекла, мечтая выйти на улицу. С момента появления в доме ни разу не выходила за пределы забора участка. Моя одежда была тонкой и я быстро замерзала. А дома было скучно, ведь, ни телевизора, даже радио – и того не было. Все мое развлечение сводились к вечерним разговорам да вышивкой крестиком – подарком от дяди Миколы.
В тот день дядя пришел рано – днем, держа в руках большие пакеты.
- Маруся, держи, это тебе.
- Что это?
- Смотри и мерь.
Открыв пакеты, я увидела теплые штаны и шубу. Все поношенные, но они мне очень понравились. Примерив, я обрадовалась – всё был очень удобно.
- Марусь, разговор к тебе есть
- Что, дядь?
- Завтра ты поедешь к мамке моей в деревню. Будешь у неё жить. Там, недалече, школа, будешь учиться. Я уже договорился.
- А ты как?
- А что я?
Мне стало грустно. Хоть тут и скучно, но я привыкла к тишине, к дяде Миколе с его говором.
- Марусь, ну что ты надулась? Я на лето приеду, будем с тобой на рыбалку ходить. И, главное, там тебя никто искать не будет. Будешь дочкой моей, а бумажки всякие тебе там сделают. А здесь ты взаперти, а это негоже. Да и одевать тебя в городе трудней, сама знаешь, как я деньги добываю.
- А, может, я тебе помогать буду, тоже буду милостыню просить?
- В детдом захотела?
- Нет.
- То-то же. Пошли есть.
На следующее утро мы проснулись рано. Впервые дядя Микола оказался дома. С грустью позавтракав, мы вышли из дома, и я впервые смотрелась вокруг – все было в снегу, красиво, по-царственному как-то. Я ничего не узнавала, несмотря на то, что переход, где я кубарем скатилась к дяде Миколе, находился в пятнадцати минутах ходьбы. Видать, сильно я тогда была поглощена собой.
Быстро расставшись с дядей (мы пришли аккурат к отправлению), я села в автобус, не зная, что меня ждет впереди. Страшно не было. Ведь, дядя Микола сказал, что на лето приедет, и я ему верила.
На конечной остановке меня встретила бабушка Аня (так звали маму дяди Миколы). Она была такая добрая и так смешно ругала дядю, что я всю дорогу улыбалась. Мы быстро подружились.
В деревне мне понравилось. Все поверили, что я внучка бабы Ани и уже с нового года я пошла в школу. Так как в классе нас было три ученицы, я быстро нагнала те полгода, которые пропустила. Своим новым подружкам рассказала вымышленную историю, которую мы с бабой Аней придумали, чтобы не было за спиной сплетен и угрозы детдома, и жизнь моя наладилась.
А летом, и правда, дядя Микола приехал в деревню и учил меня ловить рыбу да в грибах разбираться. Мы часто пропадали в лесах да на речке, а баба Аня только охала, да уловы наши засаливала, сушила. Хорошо было.
А осенью дяди Миколы не стало. Пришла телеграмма бабушке. Я впервые видела её плачущей. Оставив меня в доме за главную, она уехала в город. Мои просьбы поехать с ней она не слышала. Несколько дней я плакала, пока никто не видел.
Бабушка приехала поздно. Не поев, она легла спать. Я сильно боялась, что и она умрет, не выдержав горя. Но с утра пораньше, вновь загремев посудой, я увидела её на кухне, где она готовила блины.
- Проснулась, красавица. Скоро кушать будем.
- Ба, ты как?
- Да нормально. Переживу. Главное, что ты есть. Без тебя мне было бы тяжелее.
***
Лишь спустя несколько лет, когда бабушка слегла, она мне рассказала правду про дядю Миколу: оказывается, он из-за своей любви к водке пропил все вещи в доме, от него ушла жена с дочкой и вскоре они погибли в автокатастрофе. Он стал пить еще больше, узнав о случившемся. Баба Аня отказалась с ним поддерживать связь, и только звонок сына с просьбой приютить у себя Маруську обнадежило материнское сердце. Конечно, она согласилась, услышав в трубке трезвый и твердый голос Миколы. Приехав летом, он рассказал ей, что был на грани самоубийства, как вдруг ему в ноги упала со ступенек девчушка: такая худенькая, бледная, мокрая с дождя и просящая еду. В тот миг он понял, что он, если не богат, то уж точно в состоянии её покормить и спасти её. А когда я его назвала Чудотворцем, то он пообещал себе, что сделает все возможное, чтобы я больше никогда не просила кушать у незнакомых людей.
- Ты его тогда от погибели спасла, Марусь.
- Это он меня спас, ба.
- Вы нужны были друг другу. И пригодились. Спасибо, что сделала из моего сына человека.
- Ба, не говори так.
***
Вскоре бабушки не стало. Мне достался дом в деревне и квартира дяди Миколы. Продав дом, я оплатила себе учебу. Имея за плечами жизненные передряги, я с настойчивостью преодолевала преграды, строя карьеру. Помня всегда, кто я, я никогда не ступала по головам, зная, что лишь один миг может изменить всё. Единственное, я не хочу заводить семью. По той же самой причине – я боюсь, что в один миг мои дети могут потерять всё с ними не окажется дядя Микола с бабушкой Аней. Очень боюсь.
***
До поезда еще пять часов. Через двенадцать часов я буду на могилке бабушки Ани. А пока схожу в магазин, прикуплю подарков одноклассницам. Знакомый переход, с него всё началось… Что это, черт побери? Вниз по ступенькам скатилась девчушка лет десяти.
- Девочка, ты как?
Девчушка, потирая колени, заплакала:
- Кушать хочется…