Когда мы смеемся

А.Дешабо
О моей жизни писать серьезно нельзя, не получится. Вот возьмем, к примеру, гражданина Гамлета. О нем можно. Он мучился, глубокомысленно мучился, проблемы разные решал - "быть или не быть".
А у меня зуб болел или этот, как его, карбункул вскочил, огромный, как Туманность Андромеды вблизи. Ни сидеть, ни стоять, ни пешком идти. Каждое движение сноп красных и фиолетовых искр из глаз выбивает.
Мне бы сейчас в невесомость попасть, а я иду, ковыляю. Навстречу экспедитор Сашка Заворыкин, по прозвищу О`Брагин.
- Ты чего? С русско-японской возвращаешься?
- Нет - говорю я - чирь у меня.
- Где? - оживляется он.
- Там - показываю я рукой.
Лицо его становится довольным, будто я ему поднес пачку "Кента" от имени губернатора штата Вирджиния.
- Ну, давай, давай, - смеется он счастливо. Ну, впрямь, я отрастил, что бы радость ему доставить.
- Выпьем, может быть, - говорит он - по этому случаю.
- Да нет уж - отказываюсь - меня жена корить будет.
Иду дальше, захожу в бухгалтерию, спрашиваю у Пал Никитыча:
- Ну, как погода, роза ветров и перепад давления?
А он говорит - А ты авансовый отчетик составил? А то мы в эту получку приходный ордерочик чик-чик.
- Так я, Пал Никитыч, с этим намерением и пришел, - и стал прилаживаться к столу, и так и этак верчусь. Вроде бы выбрал положение. Достаю чистый бланк, ручку. По карманам раз...раз...нет командировочного удостоверения, помню из кармана никуда не выкладывал. Нет нигде, все карманы проверил, а пошевельнулся, так плохо, что опять искры посыпались, на этот раз голубые и оранжевые. А Пал Никитыч смеется радостно так, будто я ему по поручению международного комитета вручил нобелевскую премию за бухгалтерский учет.
- Домой как пойдешь без получки, жена не поверит, - хихикает он.
- Боком - говорю - я завсегда хожу боком, когда у меня денег нет.
И тут я понял, что это и есть юмор, когда один плачет, а другой смеется. Делать нечего, пошел домой. Преодолеваю самый трудный участок. Строители прорыли траншею, простую такую, в каждом городе их сотни. Документально они засыпали ее, а фигурально наложили тонких дощечек. Прохожу я, вижу, старушка внизу бултыхается, милая такая старушка, чистенькая, но только до половины. На юбку встала двумя ногами и подняться пытается. Смотрю, как она копошится и смешно мне так стало.
Я вроде заулыбался вслух, она копошится, мило так. Я не могу сдержаться, громче улыбаюсь. Народ собрался. Девушка такая энергичная, коленастая, видать общественницей работает где-нибудь, подает ей руку и вылезти из ямы помогает.
- Вы бы, молодой человек, помогли, а вы ржете, как жеребец, - и понесла дальше, наверно у нее недержание речи.
- Я - говорю - не могу, хожу боком и к тому же стресс у меня.
- Нету у вас стресса - говорит она - просто вы хам натуральный.
Смотрю, публика на ее стороне, шикает на меня. А один рыжий такой верзила, в болотных сапогах, говорит:
- Чего с ним чикаться, дать ему коленкой в нужное место.
Ну, думаю, если это произойдет, конец мне. Боком, боком и пошел, от быстрого движения опять искры посыпались, а позади смеется публика
- хулиган, герой только с бабушкой.
Ушел я подальше, замедлил темп и начал философские осмысливания, исследования разные о юморе пишут, а здесь все просто, это когда один плачет, а другому гы...гы... смешно.

Сочи