Жил да был Куличок. Жил себе не тужил, да как положено, болото своё нахваливал. Только характер у Куличка был плохой, завистливый. Не жаловали его другие пернатые даже на родном болоте. Пиявки кровососные, и те Куличком брезговали. А лягушки местные, и вовсе на смех его поднимали. Обидно стало Куличку бедному от такого отношения, и повадился он летать к чужому болоту.
На чужом болоте, и своих куликов хватало. Но добровольному изгою так понравились красота и просторы болота чужого, что покоробила его душонку мелкую завистью жгучею. Разнотравье цветущее мест чужих с многоголосьем птиц певчих отравляло в Куличке завистливом всё внутри. Спрятался тогда Куличок маленький в кустиках плетистых с травою высокой, чтобы видно его не было. Устроился, поудобнее, и давай пищать–верезжать из зарослей: «Что за дрянь, болото ваше». Пропищит, и летит, бежит без оглядки в родные пенаты. Потом осмелел: видит, что погон
и за ним никто не устраивает, и снова к чужому болоту. Заберётся в новое убежище, и с новой силой чирикать о том, как распрекрасно его родное болото, да что за дрянь поганая, лужа ваша мелкая, да вонючая… Прочирикает, и снова в бега, а погони опять за ним нет.
Совсем осмелел Куличок на третий раз. Понравилась ему безнаказанность дерзкая. Устроил он тогда себе на чужом болоте, местечко уютное постоянное, для вещания. Уселся там, и с двойной, тройной силою, да на распев нахваливать болото своё, а чужое – охаивать. Прямо в птичий раж вошёл бедный птах.
А болота жители того, что приютило певуна незваного, возмущались сначала немножечко. Даже нервничали порой, когда голосок Куличка был противен особенно. Но привыкли потом к нему, как к чему-то неизбежному. Ведь поднимается иной раз и газ болотный… Пугает звуком внезапным, да запахом неприятным, но проходит всё. Дунет ветерок свежий, и нет запаха противного, а звук пугающий сменяется пением птичьим. Поднимется Солнце яркое, да в небо чистое, освещая всё разнообразие красок земли родной. Вновь болото становится уютным, тихим, цветущим. Лишь птичье многоголосие раскрашивает тишину лесную.
Никто больше не обращал внимания на пришельца самодовольного. Нет вреда от звука случайного. Даже голос его перестали слышать, среди певучего многообразия птиц других. Затерялся писк его, пропал попусту. Так и прожил жизнь свою, этот птах ненавистный, никому не нужный, ни в своём болоте, ни в чужом.
Август 2015 г.
Теги:
