Поэзия для тех, кто от реальности бежит
В придуманный им мир иллюзий,
Где рифма бурно дребезжит
С поэтом в брачном том союзе.

В извечном поиске и в скромности смиренной
Я создавал гармонию внутри себя,
Но ведь решил, что жизнь презренна
Без чувств и восхищения, не любя.

Пока бродил по книжным лабиринтам,
Где сходство я искал с героем,
Потратил время и упустил земное.
Уж лучше бы доверился инстинктам.

И жизни формулу приняв бродяги,
Я истязал себя, не встретил истину,
Забыв о чистоте души и благе,
Картину мира я услышал половину.

Взволнована душа в объятьях отражений,
Зловещий слышу рок судьбы.
Мелькают лица призрачных сомнений:
Рисунок карих глаз и алый цвет губы.

В той сцене, где смешались чувства,
Бушует море и холод южных гор.
Порыв мой – обратиться в бегство,
Не выдержав лавины той напор.

И по наитию карабкаясь впотьмах,
Я устремляюсь вглубь фантазий.
В смешавшейся реальности и снах.
Хочу увидеть мир многообразий.

Там Муза в образе предстала поэтессы,
С которой диалог звучит в ушах,
И будто исполняем роли в пьесе
Без зрителей, ведь мы на небесах.

Смеется дерзко, что все вокруг звенит,
Перечисляя мне мои пороки,
В порыве откровений вежливо хамит,
Обвив слова в упреки.

Муза.
«С надменной маской на лице
Ты не ступил на праведника путь.
И не увидел свет на том конце,
Неверный сделал шаг, решив свернуть.

Познание доступно лишь тому,
Кто в созерцании раскроет красоту
И жалок тот, кто леностью страдает,
Невежество его же и съедает.

Сюжет переложить на лист бумаги
Доступно просвещенному уму,
Но только в результате магий
Картину всю увидишь наяву».

Поэт.
«И что особенного в солнечном закате
Чтоб краскам придавать значение,
Стоять на берегу и время тратить,
На столь сомнительное развлечение?»

Муза.
«Ты упускаешь важную деталь:
Умение чувствовать  природный дар,
Сама Любовь  святой грааль.
Без них искусство  грошовый товар.

Гонясь за безупречностью сюжета,
В мечтах витая, должен был бы знать,
Пока не озарит Божественная сила света, 
В потугах жалких будешь ты стонать.

В свои-то пятьдесят уже ты опоздал,
Поэтом ведь становятся в семнадцать.
Ты душу дьяволу продал,
Потерянное время будет вспоминаться.

Надеешься, коснешься тени Божества,
Когда Природа с Музой чудо сотворят,
Тогда споешь ты песню торжества!?
Увы, твои желания дырами пестрят».

Поэт.
«Ты образ, и не женщина ты вовсе.
Я сотворил тебя, Пигмалиону подражая,
Как вдохновения порыв, но в ужасе,
Как смеешь ты дерзить мне, возражая.

Еще не создал, а уже испорчена,
Совсем не понимая, ты для того явилась,
Чтоб слышать голос твой восторженный,
Но ты, как чумовая, разъярилась».

Ведь Муза – женщина, присуща ей черта
Зависеть от минутных настроений.
Открытая в тоске для откровений,
Вздыхая томно, способна трепетать.

Но вот, раскрыв глаза недоуменно,
И обнажая линии морщин,
Меняет облик свой смиренный,
Гнев направляя на мужчин.

Муза.
«Да, ты дикарь сентиментальный!
Раздавленный под бременем проблем,
Сюжет со мной придумал ты банальный,
Ведь сблизившись с тобой, я тут же надоем».

Поэт.
«Остынь же Муза, ты кипишь,
Грудь пятнами покрылась в возмущении,
Безостановочно ты языком трещишь,
И я теряю вдохновение.

И поразителен твой смехотворный тон,
От слов твоих осадок грустный,
Во рту лишь горечь, слог безвкусный,
И веет запах похорон».

Муза.
«Ах, рассмешил, какой нанес удар!
Повежливей, безумный ты мужчина.
Поэзия приносит гонорар,
А над тобой смеялась бы Афина».

Поэт.
«Ну, все сдаюсь, меня ты одолела точно,
И признаю, что в веренице поражений
Жизнь превратилась в круг порочный
Со сводом аморальных положений.

Как Данте, я не встретил Беатриче,
Связал себя непрошеным союзом,
Обузою свалилась мне на плечи
То бремя жизни щемящих сердце музык.

И пусть ко мне слепой была Фортуна
Но все же выход по наитию искал,
Во мраке видел свет я лунный,
И книгу, как спасение, писал.

Хочу, чтоб миновала участь бедолаги,
К прыжку готовясь, разбегаюсь,
Но вижу лишь в одном я шаге
От бездны той, что убивает».

Я загрустил, прервав свой монолог,
И будто лег на сердце груз,
Я осознал, что слишком строг,
И чувствую, трещит по швам союз.

Поэт.
«Прости мне Муза, не сердись,
Мне кажется, застрял я в паутине,
И сжалься надо мной, ко мне вернись,
Ведь без тебя не справиться с рутиной.

Но сколько повторять: «Прости!»
Прости мне за невежество и слог.
Я совершенства не достиг, и нрав строптив,
Но написал бы лучше, если б смог.

Ведь с Байроном я не могу сравниться,
И долго не было тебя со мной,
Мне с этой мыслью придется примириться,
И что другая женщина была женой.

И лучше мне скажи, что видишь ты внизу
Ведь я с тобою в мире виртуальном,
Хотел бы знать, кто проронил слезу
В том лицедействе театральном?»

Муза.
«Если ты слышишь гармонию сфер,
И говоришь, откровенно, с Богом,
Значит, уже приближается смерть,
Перед Его ты стоишь порогом.

Будет скатерть залита вином,
Бряцанье вилок, хруст челюстей,
Скорбь лицемерная в доме родном
Может сплотить незваных гостей.

Я вижу, пришлись не по сердцу слова.
Но рано еще, все позже случится,
Не дописана радости жизни глава,
И еще предстоит учиться.

На удачу надеюсь, придется рискнуть,
Ведь любопытен опыт новый,
Меня нельзя во вкусах упрекнуть,
И не один ты мной очарован.

Мой образ – знаю, сладкозвучный,
Вокруг – искусства жалкие рабы,
Я вдохновляю, и без меня вам скучно,
И отдаю себя во власть судьбы.

Поверь, перед тобою не кривляюсь,
Возможно, будем мы встречаться!?
Я по бездарностям не шляюсь,
И с победителем лишь буду сочетаться!

Но если будешь ты грубить,
Не выдержу такого экзерсиса,
Поэзия не терпит, что «с плеча рубить»
Тебя отправлю на вершину Сиса.

Слеза скатилась, боль в груди,
Хочу немного воздуха глотнуть,
Что за напасть, попробуй угоди,
И восторгаться, и перед нею спину гнуть.

Но голос шепчет мне: «Терпи!
И надо показать, что не ревнив,
Ты можешь соблазнить ее, устроив пир,
С самодовольного лица гордыню смыв!?»

Поэт.
«Но Муза, помню, был с тобою честен,
В твоих словах услышал я шантаж,
И твой сарказм совсем уж неуместен,
Похоже – ты фальшивый персонаж.

И пусть ты источаешь запах розы,
И обещаешь сладостную близость,
Но я не впал в ту стадию склероза,
Чтоб мог терпеть твои капризы».

Она сбежала, прервался диалог,
И в одиночестве я потерял покой.
Жаль грустный получился эпилог,
Мне Музу вечно ждать в тиши ночной.

Передо мной дневник, раздел воспоминаний:
Была любовь, восторги, вздохи,
Теперь слова без восклицаний,
От нежных чувств остались крохи.

Там мы близки, соприкоснувшись лбами.
И теплое дыхание души
Мир красоты, открывший перед нами,
Способен был судьбы удары сокрушить.

И где-то там сливались наши взоры,
Я помню все, я не забыл,
Как вместе с Музой покоряли горы,
Она ушла, и свет мне стал не мил.